Текст книги "Я пел прошлой ночью для монстра"
Автор книги: Алире Саэнс Бенджамин
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)
– Откуда ты знаешь?
– Когда мама не могла с ней говорить, тетя расспрашивала о ней меня. Говорила со мной. Она сказала, что отец должен вышвырнуть Сантьяго из дома. Я ответил на это, что брат тогда может заявиться жить к ней. Помню, она засмеялась и спросила: «Откуда это у тебя чувство юмора, молодой человек?» Это всё, что я знаю о своей тете. – Я взглянул на Адама. – Это она меня сюда отправила?
– Да.
– И заплатила за лечение?
– В каком-то роде. На самом деле она разобралась в финансовых делах твоей матери. И она была исполнительницей завещания твоих родителей. У них были сбережения.
– Большие?
– Нет, не большие. Но были.
– Их хватило на то, чтобы оплатить здесь лечение?
– Вероятно. Твоя тетя обо всем договорилась.
– Она сама привезла меня сюда?
– Да, Зак. Она сама привезла тебя сюда.
– Откуда она знала об этом месте?
– Она здесь была.
– В качестве клиента?
– Да.
– Когда?
– Не знаю. Годы назад.
– Ты здесь был тогда?
– Нет. Я не знаком с твоей тетей.
– Мне нужно ее поблагодарить. Она спасла мне жизнь.
– Она помогла тебе, да.
– И что теперь, Адам?
– Вопрос на миллион долларов.
– Я знаю, что тетя Эмма не возьмет меня к себе.
– Она ясно дала это понять.
Я криво улыбнулся.
– У нее свои пределы возможного. Здесь мы зовем их личными границами.
Адам пытался сдержать улыбку.
– Да, я это понимаю.
– Я из рода довольно большого числа психически нестабильных людей.
– Это так, Зак. Но позволь задать тебе вопрос: ты считаешь себя психически нестабильным?
– Не знаю. Может быть, я закончу как брат, или мама, или тетя.
– Не думаю. Я не считаю, что ты психически болен, Зак.
– Правда?
– Правда. Но я думаю, что ты закончишь как твой отец, если снова начнешь пить.
– Похоже на то.
– Ты хочешь закончить как твой отец?
– Нет.
– Это хорошо. – Он улыбнулся и протянул мне папку. – Домашнее задание.
Я взял папку у него из рук.
– Что это?
– План действий по предотвращению срыва.
– Это как?
– Ты должен придумать план, чтобы больше не пить.
– Хорошо.
Он указал на папку.
– Там все понятно и без объяснений. Просто прочитай и честно ответь на все вопросы. Честно. А потом придумай план.
– Ладно. Но… – я просто смотрел на него.
– Ты хочешь о чем-то спросить, Зак?
– Я знаю, что мне восемнадцать. Знаю, что я уже взрослый. Но я не чувствую себя взрослым. Где я буду жить?
– Очень хороший вопрос.
– У тебя такое выражение лица, словно ты можешь мне что-то предложить.
Адам улыбнулся.
– Могу. Есть одно место в Калифорнии.
– Какое?
– Социальная гостиница. Знаешь, что это такое?
– Да. А в Эль-Пасо таких нет?
– Ты хочешь вернуться домой?
– Наверное.
– А если снова начнешь кутить со своими друзьями?
– Я понял тебя.
– Послушай, Зак. Мне кажется, тебе стоит поехать в это место. Мне кажется, оно подходит тебе.
– Да?
– Да. Если тебе там не понравится, я помогу найти место поближе к дому. Ты подумаешь над этим?
– Хорошо. Подумаю. – Я пытался отлепить взгляд от пола. Как же трудно побороть эту зависимость. Я открыл дневник на странице, которую заполнил сегодня, и передал его Адаму.
Он не спеша все прочитал, широко-прешироко улыбнулся и поднял на меня глаза.
– Ты веришь в чудеса, Зак?
– Не знаю, Адам.
– А я верю.
– Правда?
– В эту самую секунду, Зак, я смотрю на одно из них.
5.
Прошлой ночью я гулял.
Стояла полная луна, было прохладно, но не холодно. Я дошел до дерева с именем Зак и написал на земле свое имя. Потом написал имя Рафаэля, и имя Эмита, и имя Шарки, и имя Лиззи. Я написал имена всех. Имена всех тех, с кем попрощался. Всех тех, кто когда-либо был в нашей Группе. Имена всех, кого мог вспомнить, всех тех, кого встречал здесь.
В этом месте.
В этом прекрасном месте.
Я достал из кармана свою прощальную медаль и вгляделся в ангела на ней. Я дам этому ангелу имя. Сантьяго. Имя брата. Человека, оставившего меня в живых. Я решил, что он позволил мне жить, потому что любил меня. Может быть, это ложь, но это прекрасная ложь.
Я уставился на написанные на земле имена.
На земле хватит места для всех-всех имен на свете.
Быть может «земля» – это лишь одно из имен Бога.
6.
Эмит проводил меня до выхода, где я должен был подождать машину.
Я летел в Лос-Анджелес. Там меня встретят и отвезут в социальную гостиницу. Мне вспомнились слова Адама: « Не усложняй себе задачу».
Я понял, что он имел в виду.
Живи одним днем.
Одним трезвым днем.
Адам дал мне телефонный номер мужчины, которого зовут Брайан. Он будет моим попечителем. Мне нужно встретиться с ним, когда я устроюсь в гостинице.
Эмит обнял меня на прощание, я обнял его в ответ. Я учился избавляться от неловкости, которую ощущал при подобном выражении чувств.
– Я буду скучать по тебе, – сказал он.
– Я тоже буду скучать по тебе, Эмит. – Я чуть насмешливо улыбнулся. – Сделай то, зачем сюда пришел.
– Да-да, поработай над собой.
Он махнул мне рукой и пошел назад.
Я провожал его взглядом.
Эмиту тяжело было прощаться. В этом мы с ним похожи. Мы все тут похожи. Мы все одинаковы.
– Я буду скучать по тебе! – закричал я. Мне хотелось, чтобы он знал, что это правда, что я говорю это от души.
Эмит, обернувшись, улыбнулся. Люди такие красивые, когда улыбаются.
Вчера у меня был последний сеанс терапии с Адамом. Он сказал, чтобы я позвонил ему по приезде в Лос-Анджелес и дал мне номер своего мобильного. Мы обсудили мой план по предотвращению алкогольного рецидива, хотя я совершенно не собирался срываться.
– Все клянутся, что никогда больше не будут этого делать, никогда больше не будут пить, Зак. Хочешь услышать статистику? – Ох уж этот Адам и его любимые цифры.
Я вырвал из блокнота листок и написал на нем слово «изменения».
– Кто-то написал это слово на моем сердце, – сказал я.
– И ты понял, кто?
– Все.
– Все?
– Да, все. Ты, Рафаэль, Шарки и все в Группе. Все.
– Как насчет высших сил?
– Бог? Он тоже его написал. Думаю, он помог мне.
– Твои отношения с Богом все еще не так просты?
– Ну… он ведь создал тебя и Рафаэля.
– Да, это так.
– Поэтому я нормально к нему отношусь.
– Всего лишь нормально?
– Это начало.
Это и правда только начало.
Я попрощался с Адамом. Во мне остались невысказанные слова, но никогда нельзя сказать всего, что хочется. Я это знаю. Прежде чем выйти из его кабинета в последний раз, я посмотрел на Адама и сказал:
– Мне хочется, чтобы ты меня обнял. Можно?
Я почувствовал, как его руки обняли меня, и в это мгновение в мире остались только мы – я и Адам. Только я и Адам.
И вот что меня убивало: я должен был его отпустить.
Сев в машину, я глубоко вздохнул и пощупал карман, чтобы убедиться, что моя прощальная медаль со мной.
Прощай, лабиринт.
Прощай, дерево по имени Зак.
Прощай, группа «Лето».
Прощай, Адам.
Адам, который меня видит.
Адам, в глазах которого синева небес.
7.
В аэропорту я вел воображаемый телефонный разговор с Адамом.
Я позвонил ему со своего мобильного. Услышал его голос.
– Это Зак, – сказал я.
– Что-то случилось, Зак?
– Нет. Я просто кое-что забыл.
– Что?
– Я никогда тебе об этом не говорил. Я хранил секрет.
– Какой?
– Я люблю тебя. Я подумал, что ты должен это знать.
– Думаю, я это уже знаю, Зак.
– О, хорошо. Просто хотелось услышать, как я скажу это тебе. Это ничего?
– Ты ощущаешь неловкость, Зак?
– Да.
– Что ж, ты должен поработать над этим, да?
– Да, наверное, должен.
Воображаемые разговоры. Иногда я расклеиваюсь от них.
8.
Почти весь путь до Лос-Анджелеса я спал.
Было странно больше не находиться в том месте. Я ощущал себя свободным от него и в то же время не хотел освобождаться – ни за что и никогда.
Мне хотелось, чтобы это место продолжало жить у меня в голове.
Я подумал о монстре и о том, что он может навсегда остаться со мной. Но это ничего, он меня больше не пугает.
Адам сказал, что будут дни, когда монстр будет мучить меня, и что я должен быть настороже. Рафаэль всегда настороже, и я должен стать таким же, как он. Я думал о нем. Живет ли он еще в Лос-Анджелесе? Я получил от него открытку. Он прислал ее из Италии. Наверное, он решил попутешествовать.
Я знал, что увижу его. Я увижусь с тобой, потому что хочу увидеть тебя.
Я знал, что он придет навестить меня, когда узнает, что я остановился в Лос-Анджелесе.
Но что, если он не придет?
Что, если он был моим другом только там? Что, если он хочет забыть обо всем, что там было, и двигаться дальше? Так поступают все люди – продолжают двигаться дальше. Я занервничал, думая об этом. Накручивал себя и терял душевное равновесие. Нехорошо это. Дыши, Зак, дыши.
Я точно знал свои действия при прилете в Лос-Анджелес. Кто-то будет встречать меня у выдачи багажа с табличкой с моим именем. Адам сказал, что этот человек должен довезти меня до социальной гостиницы и что я должен ему доверять.
Все хорошо.
Он все продумал.
Все хорошо.
У меня с собой все нужные бумаги. Название гостиницы. Адрес. Брошюра. Номер телефона. Имя директора.
Все хорошо.
Паника вернулась, когда я сошел с самолета. Я не мог дышать. Мысли бешено метались в голове, и мне это было ненавистно. Я принял неправильное решение. Мне не нужно было оставлять то место – мое время еще не пришло. Я ошибался, считая, что готов жить в мире нормальных, в мире землян. Что я буду делать? Что?
Мне нужно сесть на следующий же самолет и полететь обратно. Вернуться. Нужно позвонить Адаму и сказать, что если я не вернусь, то не справлюсь с собой.
9.
Я не чувствовал себя в безопасности.
Я опять потерялся.
Я сидел, качаясь из стороны в сторону и пытаясь дышать. Пытаясь расслабиться. Я вспоминал Сюзан, ее голос, как она называла меня храбрым мальчиком. Я вспомнил, что у меня есть номер мобильного Адама и чуть-чуть успокоился. Если что-то пойдет не так, я могу просто позвонить ему.
Все хорошо. Со мной все хорошо.
Я медленно дошел до выдачи багажа, ощущая, как бьется мое сердце. На нем было написано слово «страх», я знаю это. Дыши, Зак, дыши.
Взяв свои сумки, я огляделся, ища человека, который должен меня встречать. В воздухе раскачивалась табличка с именем ЗАКАРИЯ.
Я увидел лицо человека, державшего эту табличку, и мои ноги сами понесли меня к нему. Я бежал и бежал, но не убегал. Я бежал вперед. Бежал к нему. Протянув руки, я крепко обхватил его, прижимая к себе. У меня было самое счастливое сердце во всей божьей вселенной.
– Рафаэль! Рафаэль! Это правда ты? Это ты?
Ощущая обнимающие меня руки, я услышал его шепот:
– Да, Зак. Это я.
Воспоминания
Первое, что я сделал, приехав в дом Рафаэля – позвонил Адаму. Не помню всех подробностей разговора. Помню только, как он спросил меня, действительно ли мне нравится мысль, что я буду жить с Рафаэлем. И что-то было в его голосе такое…
– Думаешь, это плохая идея? – спросил я.
– Не знаю, – ответил он. Это было честное «не знаю». Я растерялся.
Позже я спросил об этом Рафаэля.
– Послушай, Зак, – сказал он, – Адам не несет ответственности за то, что случится с нами после того, как мы оставили центр. Он должен «отпустить» нас. Он это знает. Думаю, он понимал, что так или иначе, но я тебя найду. И думаю, он так же понимает и то, что сам по себе, в одиночку, ты можешь не справиться. Адам высокоморальный человек. И он знает, что в жизни нет никаких гарантий. Он знает процент вероятности срыва и знает, что тот не в нашу пользу. Может быть, наша совместная жизнь не приведет ни к чему хорошему. Поживем – увидим.
Это было полгода назад.
У меня был выбор – жить в социальной гостинице или жить с Рафаэлем. Решение должен был принять я сам.
В нашем доме есть правила. Не много, но есть.
Я должен возвращаться домой до одиннадцати, и задерживаться мне можно только с разрешения Рафаэля.
Каждый убирает сам за собой.
Никто не пьет.
Никто не курит в доме.
На заднем дворе у меня своя собственная курительная яма. Временами куря там, я думаю о Шарки. Об Эмите. О Лиззи. Иногда веду с ними воображаемые разговоры. Это моя зависимость. Я еще не решил, относится ли она к здоровому или нездоровому поведению.
Рафаэль помогает мне ясно выражать свои мысли. В разговорах. В общении. Помогает выражать мои чувства. Порой и в шутку, и всерьез Рафаэль за завтраком смотрит на меня через стол и говорит:
– Разбор.
Мы оба смеемся, а затем я говорю что-то в этом духе:
– Я Зак. Я алкоголик. Никаких кошмаров. И я сделаю все, чтобы этот день был хорошим днем.
И Рафаэль, глядя на меня, отвечает:
– Я Рафаэль. Я алкоголик. Я влюблен в собственную трезвость.
Мы улыбаемся. Мы смеемся.
Мы много чего обсуждаем. Это еще одно правило: все обсуждать. Например, школу. Мы обсудили то, что я нахожусь в затруднительном положении. Обсудили план моего поступления в университет. После обсуждения Рафаэль задал мне один простой вопрос:
– Когда ты собираешься вернуться в школу?
– Как насчет сейчас?
Я должен был сам все устроить. Я же, как говорится, сам ответственен-за-свою-жизнь. И я все еще зациклен на получении отличных оценок. Не все меняется.
Университет. Ничего себе! У меня при мысли об этом захватывает дух. И мне хочется плакать. Наверное, во мне всегда будет много слез. Рафаэль хочет знать, почему я считаю это чем-то плохим. Однажды перед уходом в школу я нашел на кухонном столе записку Рафаэля. На ней было написано: Слезы для девчонок. И эта надпись была перечеркнута. Затем было написано: Слезы для мальчишек.
Университет. Кто знает, в какой я поступлю. Я составил список из двадцати пяти, куда решил подавать заявление. Рафаэль взглянул на меня с насмешливой улыбкой – такой улыбался Адам. Может, он ему прислал ее по беспроводной связи?
– Ладно, – сказал я. – Подам в десять.
Рафаэль ответил, что десять – звучит разумно.
Иногда, когда я гляжу на этот список, у меня появляется то давнее ощущение, которое означает: они тебя не захотят. После этого я веду воображаемые разговоры с мистером Гарсией, и он мне говорит: «Да им чертовски повезет, если ты поступишь к ним, Зак».Я лучше буду слушать мистера Гарсию.
В нашем доме полно книг и картин, и кухня, которая меня потрясает до сих пор. У Рафаэля есть все. Он настоящий фанат разных кухонных гаджетов. Он обожает готовить, и это здорово, потому что я очень люблю поесть.
Я люблю смотреть, как он готовит.
– Смотри и учись, – говорит он.
Я так и делаю.
Рафаэль ходит на встречи для людей с проблемами. Рисует. Я люблю его картины – они вызывают у меня желание чувствовать. Он пишет роман и работает над каким-то сценарием, который прислал ему его агент. Когда он получает подобный сценарий, то называет себя врачом, потому что сценарий приходит к нему с проблемами, а он их решает. Он превращает плохой сценарий в хороший. Иногда его имя даже не упоминается при этом, но Рафаэлю все равно.
– Мне платят за это, Зак. Мне не нужно видеть свое имя на экране.
Я тоже хожу на встречи. Есть такие для молодежи. Мне они нравятся. Но некоторые парни на них злы как черти. Думаю, у некоторых из них так ничего и не выйдет. Но мы все живем одним днем. Я вспоминаю, как Рафаэль сказал в нашей кабинке: «Если ты продержишься один день, то сможешь продержаться всю жизнь». Знаете, порой мне приходит мысль, что если бы в жизни этих парней были Адам, Рафаэль и мистер Гарсия, то они бы не были так злы. Так я думаю.
Рафаэль в эти дни очень спокоен и умиротворен. Он слушает джаз. Напевает мелодии, много смеется. Поет.
Я тоже. Тоже спокоен. Но не пою.
Мы с Рафаэлем оба до безумия любим кофе и кино. Серьезное кино.
В школе я всегда распознаю парней, увлекающихся наркотиками. Однажды мне очень захотелось подойти к группе таких ребят и… присоединиться к ним. Но я этого не сделал. Зачем искать неприятности?
Временами я думаю о своих старых друзьях и чувствую печаль. У меня есть в мобильном номера их телефонов, но я им никогда не звоню. Меня печалит то, что я должен их «отпустить», но я должен это сделать. В душе я всегда буду любить их. Это можно – любить их.
У меня есть несколько непьющих друзей. Признаюсь, с ними скучновато. Но не со всеми. Для меня все это пока в новинку.
Я все еще работаю над собой. И, наверное, буду работать всю свою жизнь. Да, наверное, это так.
Сегодня у меня потрясающий день.
Бывают тяжелые дни. Дни, когда мне ужасно хочется выпить бурбона, когда я еле сдерживаюсь, чтобы не побежать к магазину со спиртными напитками и найти там кого-нибудь, кто бы купил мне бутылку.
Я говорю со своим попечителем. Говорю с Рафаэлем. Рафаэль говорит, что Бог помогает ему оставаться трезвым. Может быть, Бог написал на его сердце «трезвость». Может быть, он написал это слово и на моем сердце тоже.
Но сегодня! Сегодня не тяжелый день. Начать хотя бы с того, какой чудесный сон мне приснился. Мягко падал снег. Я шел по лабиринту совершенно обнаженный, но мне не было холодно. Я чувствовал себя совершенным. Никогда еще во мне не было этого слова. Я ощущал в душе лето, хотя вокруг была зима. В моем сердце больше не было бумажных клочков – в нем были листья. Тысячи летних листьев. По пути к центру лабиринта снег сменился листопадом из зеленой листвы – прямо как в дневнике Рафаэля. Синева небес была чиста и потрясающе красива. Когда я дошел до центра лабиринта, то увидел там всех: Марка и Лиззи, Анни и Шейлу, Джоди и Мэгги, Рафаэля и Шарки, Эмита и Адама. Даже своих родителей и брата. Они все стояли там. И все были совершенными и цельными. Они больше не были сломленными. Они все походили на ангелов.
Я проснулся в слезах.
И это были не печальные слезы. Это были счастливые слезы.
Записав свой сон, я внимательно вгляделся в картину, которую рисовал. На ней я шел по дороге. Я держал в руке свое сердце, и дорога вела в небеса. Мне вспомнилось, как Адам сказал мне, что любой может подойти и стереть тот нарисованный мной карандашный рисунок. Но в этот раз никто не сможет стереть меня. Никто.
Я сегодня пораньше уйду из школы, сразу после ланча. За мной заедет Рафаэль, и мы поедем с ним в суд. Рафаэль собирается меня усыновить. Думаю, он решил это, когда я спросил его, могу ли звать его отцом. Мне всем сердцем хотелось иметь отца, а Рафаэлю всем сердцем хотелось иметь сына. Да, мне исполнилось девятнадцать, да, я знаю это. Но, наверное, в душе я все еще мальчишка. Раньше меня это пугало, я думал, что не должен ощущать себя так. Но я так себя ощущаю. И я принял это в себе.
Я помню тот день, когда спросил Рафаэля, могу ли называть его отцом. Он ничего не сказал. У него просто не было слов. Но слезы в его глазах означали: «Да, ты можешь называть меня отцом». Мой отец… он мертв. Я любил его и всегда буду любить. Он делал все, что мог.
Но теперь у меня есть Рафаэль, и теперь он мой отец.
У Бога вот что хорошо – он дает вторые шансы.
Так что днем я получу новое имя. Я больше не буду Закарией Джонсоном Гонзалесом. Я буду Закарией де ла Тиерра.
Я влюблен в свое новое имя.
Я вспоминаю старого Зака, глядя в зеркало на нового. У меня ореховые глаза. Сегодня они зеленые.
Я взял мобильный, решив позвонить Адаму. Я не говорил с ним уже несколько месяцев. Я набрал его номер и подождал. Мне ответил автоответчик. Я улыбался, слушая голос Адама. Оставлю ему сообщение.
– Привет, Адам. Это Зак. Помнишь нашу шкалу счастья? Сегодня я достиг десятки. Представляешь?! Десятки! Я проснулся этим утром и обнаружил, что Бог написал на моем сердце «счастье». Адам, у меня сегодня просто потрясающий день.
Примечания
Эсхатология – религиозное учение о конечных судьбах мира и человека. Различается индивидуальная эсхатология, т. е. учение о загробной жизни единичной человеческой души, и всемирная эсхатология, т. е. учение о цели космоса и истории и их конце.
Luchar – по-испански: бороться, сражаться.
Soledad – по-испански: одиночество, тоска.
Агорафобия – патологическая боязнь открытых пространств.
Au pair – девушка-иностранка, живущая в семье с целью изучения языка, гувернантка и помощница по хозяйству.
Sharkey – хастлер (в бильярде), катала, мошенник-бильярдист.
Молитва о спокойствии/терпении:
Боже, возьми и прими мою свободу,
Мою память, мое понимание и волю,
Все, что я есть и что есть у меня, дал мне Он.
Господи, дай мне терпение принять то, что я не в силах изменить,
Дай мне силы изменить то, что возможно,
И дай мне мудрость научиться отличать первое от второго.
Жить каждым днем,
Наслаждаясь каждым мгновением,
Принимая трудности как путь к миру,
Смотря, как Он, на этот грешный мир как он есть,
А не как я хотел бы его видеть.
Доверять, что Он все устроит к лучшему,
Если я приму Его волю,
Чтобы я мог быть достаточно счастлив в этой жизни
И невообразимо счастлив с Ним в жизни грядущей.
«И вот, извольте, я – пуп всего прекрасного! Пишу эти стихи!»* – поэма Фрэнка О’Хары «Autobiographia Literaria», пер. Терджимана Кырымлы.
Песня Джорджа Гершвина «Летний день»:
Летний день, и жизнь – счастлива,
Хлопок – как никогда, рыба – чуть ли не вскачь.
Папа твой – богат и мама – красива,
Так что тише, детка, детка, не плачь.
Как-то утром захочешь ты воли,
И крылом разрежешь простор голубой.
До тех пор же не узнаешь ты боли,
Ведь и папа, и мама – рядом с тобой.
Перевод: Владимир Кнырь
ПТСР – посттравматическое стрессовое расстройство.