Текст книги "Русалка (СИ)"

Автор книги: Алина Политова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

– В смысле?

– В смысле, что у Кита есть поблизости более удачная линия жизни, с которой он сошел. Но что касается тебя – то ты уже в своей лучшей жизни.

– Да ладно! Вы хоть знаете, о чем вы говорите?! В лучшей?!

– Знаю. Я все знаю. И... Катерина, поверь, в других линиях все намного, намного хуже. И, к примеру, там, куда хочет вернуться Никита, ты не будешь с ним вместе. Тебе нет никакого смысла жить той жизнью. Ты будешь несчастна, всегда несчастна в той жизни. И ты не будешь там с ним.

– Ну... и что? Зачем вы говорите мне это?

– Просто предупредил. Только у Никиты есть настоящий выбор. Потому что это он перебросил себя в эту жизнь. Скажу тебе честно – он совершил ошибку. Достаточно ли ты осознаешь свое предназначение рядом с ним? Понимаешь ли, зачем судьба свела вас?

– Предназначение? О чем вы говорите?

– Ты рядом с ним лишь затем, чтобы в тот момент, когда он вернется на перепутье, он сделал правильный выбор и остался там. Там, где он обречен быть счастливым. Ему нельзя сюда! Здесь у него все плохо. И у него, и у многих других людей. Своим поступком он изменил жизнь и другим людям тоже, поверь. Те, с кем он в жизни сталкивался, тоже попали в это пространство. Его блажь, непозволительная блажь, повлияла на судьбы очень многих. И особенно его собственную. Ты не знаешь через что он прошел в этой линии жизни, ты ничего о нем не знаешь. Я рассказал ему, как получить второй шанс исправить ошибку, а ты должна помочь ему использовать этот шанс.

– Ну типа, он останется там, а я вернусь сюда и буду жить без него, да? Или здесь он тоже будет?

– Нет, все не так. Ты тоже останешься там, ведь этой линии жизни, в который ты сейчас – ее не будет. Будет только та, хорошая для Никиты. Но плохая для тебя. Если он выберет ее, вы оба там останетесь.

– Простите, но эти ваши истории не логичны. Вот вы говорите, а я противоречия вижу постоянно. То рассказываете, что душа в лучшей из возможных жизней воплощается, то я должна быть в той, где мне плохо, а Киту хорошо, хотя лучшая – это та, в которой я сейчас. И типа, одновременно две жизни не могут существовать. Где смысл??

– Не логично. – Согласился Игнат. – Но эта система не под нашу логику создавалась. И потом – душа порой выбирает страдания зачем-то. Просто улови суть. А суть в жертве, которую ты должна принести, чтобы он был счастлив. Способна ли ты на это?

– Нет, – честно ответила я. – Я не способна. Никаких жертв не будет. По одной простой причине – нам и так хорошо. Здесь и сейчас. Мы нашли друг друга.

– Сейчас, сегодня. А завтра? Завтра он умрет, потому что ты уснешь, потому что не сможешь следить за ним вечно, вытаскивая из петли, привязывая к кровати. Это его плохая жизнь, повторяю тебе! И в ней он не будет счастлив. А ты? Что будет с тобой, когда он погибнет?

Я вздрогнула. Какой же страшный человек! Откуда он знает эти подробности про кровать?! Мы не рассказывали этого даже Лене!

– Знаете, вы мне тоже не нравитесь. – Твердо сказала я. – Сейчас мы уйдем и забудем весь этот разговор. Вы не думайте, что Кит такой дурак, что повелся на ваши дешевые фокусы. Вы все-таки плохо его знаете.

Игнат вздохнул и покрутил свою пустую чашку. Я поняла, что он едва сдерживает раздражение.

– Катерина, ты марионетка, разменная монета в его судьбе. Только он один принимает решения. Только он. А ты... просто молись на него.

Поезд тащился среди каких-то солончаков. Я даже представить не могла, что в сутках езды от моего города, есть такие места. Безлюдные серые равнины, кое-где прорезаемые зеркалом воды. Я сидела на своей полке, поджав ноги и положив подбородок на колени. Смотрела в окно, на бесконечную эту серую землю, на очертания гор вдали. Прошло три дня с тех пор, как мы вышли из дома колдуна. Прошло три ночи – и я не спала ни одной. Поцелуи и его ласки давали мне силы, а потом мне давал силы страх. И так до самого утра, каждый день. Я могла уснуть лишь на рассвете. Кит говорил мне – не бойся, все прошло, я хочу жить. Он говорил мне – спи, спи, спи. Но этот жуткий Игнат посеял в моем сердце зерна страха. Я помнила его слова о том, что однажды я усну – и тогда Кит погибнет. Казалось, зло притаилось у меня за спиной, дышит мне в затылок и ждет чтобы я оступилась. Уснула. А потом...

Я спала с рассвета часов до трех, каждый день. В это время Кит не тревожил меня. Думаю, он был благодарен мне за то, что я охраняю его сон. Думаю, он и сам не верил в то, что все позади. Но об этом мы никогда не говорили. Так же, как и не говорили мы о разговоре с Игнатом. В первый день мы полушутливо перекинулись парой фраз насчет того, что все это было забавно, но бредово. Заверили друг друга, что не относимся серьезно к пророчествам Игната. И успокоились. А на следующий день Кит купил билеты на поезд тех мест, где жила его мать.

– Надо же проведать мать, как считаешь?

– Конечно! Отличная идея!

Сутки в пути. Еще половина – и будем на месте. Мы обманывали себя – насчет того, что все по-прежнему, ничего не изменилось. Мы закрылись каждый в своей раковине и в гнетущем напряжении замерли, ожидая чего-то. Было страшно признаться другому в этом ожидании. Будто пока мы молчим – все не правда, все обманка, иллюзия, легкий испуг. Но стоит облечь свои сомнения в слова, стоить раскрыться навстречу – и все это станет реальностью. Мы мало говорили в эти дни – именно потому, что боялись сказать лишнего. В основном шутили или подначивали друг друга, как раньше, до того, как стали близки. И я снова перестала смотреть Киту в глаза. Потому что меня перемалывала в фарш та боль, которую он не мог спрятать. И я не давала ему смотреть в мои – чтобы он не понял, что я все понимаю.

О чем я сейчас веду речь? Что именно пугало и терзало нас? Сложно сказать. В словах Игната, в том, что он нам поведал, было тайное послание между строк. О том, что с нашим миром что-то не правильно. И все временно для меня и для Кита. Мы в тупике. По ночам, глядя в потолок и прислушиваясь каждую секунду к дыханию Кита, я долго размышляла над тем, почему Игнат так сильно изменил нашу жизнь. Мне стало казаться, что нас загипнотизировали. Замылили глаза, так сказать. И мы перестали видеть жизнь такой, какая она была, а стали все воспринимать через призму его рассказов. Это было разумное объяснение. Однако оно ничуть не помогало сорвать с глаз мрачную пелену.

Кит был несчастен. Я чувствовала это. Игнат раскрыл мне глаза. Я пересмотрела многое из прошлого предположив, что он и правда все время был несчастен. И да – это было так. Что терзало его, откуда взялась эта боль? Что он пережил в прошлом? Это его вечная мрачность и грубость, о которых я помнила – все лишь следствие постоянного внутреннего напряжения. Отголосок какого-то отчаяния... почему? Почему?! Моя жизнь тоже была не сахар, в моей жизни случались поистине чудовищные вещи, но я не чувствовала, что они давят на меня. Что же с ним?

Лишь в те минуты, когда он прижимал меня к себе, я ощущала, как он расслабляется. И что-то темное покидает его. Он становится по-настоящему счастлив, когда целовал меня. И от этого мне хотелось плакать... Потому что – это не справедливо. Не справедливо! Почему я должна потерять его, если мы только и живем, когда рядом?! Почему...

"Так или иначе – ты потеряешь его" – Нашептывал у меня внутри голос деда Игната.

– Нет... – Прошептала я солончакам. – Нет, нет...

Кит зашевелился на соседней полке. Открыл глаза. Протянул руку. Я пересела к нему, а потом легла рядом, спрятав лицо у него на груди. Он зарылся пальцами в моих волосах, сильнее прижимая меня к себе. Мы так мало говорили в эти дни... словами. Но прикосновениям, жестами, глазами – мы говорили постоянно. О том, как нам страшно. О том, как нам хорошо. И о том, что нужно быть вместе, всегда.

– Тебе бы поспать, косуля. – Прошептал он.

– Ты же тоже уснешь.

– Нет, обещаю. Я выспался.

– Не хочу. Какой-то автопилот... давай лучше кофе попьем? Я ждала, когда ты проснешься, мне скучно одной.

– Ладно. Полежи тут, я пойду проводницу озадачу.

Я свернулась калачиком на нагретых его телом простынях и зажмурилась от удовольствия. Проснулась примерно в полдень. Осторожно открыла глаза. Кит сидел на моем прежнем месте и смотрел в окно. Какой напряженный тяжелый взгляд... О чем он думает?! Я пошевелилась и сделала вид, что только проснулась. Он сразу стал веселым.

– У тебя время завтрака или обеда? Потому что я заказал обед, если что. Давай, вставай уже, в ресторан пошли...

Я быстро переоделась, сходила почистить зубы, и мы отправились в вагон-ресторан. У меня не было аппетита, но я, чтобы сделать приятно Киту, ела с наигранным удовольствием. У Кита аппетит был всегда. Наблюдая за ним украдкой, я улыбалась. Как обычно, он управился с первым, вторым и третьим когда я едва осилила полтарелки супа.

– Если не съешь, я вылью его тебе на голову. – Сказал он. – Я не шучу!

– Все съем, не ругайся. А если я стану есть как ты и буду толстая? Вон как та тетка? Ты доволен будешь?

Кит бросил взгляд на объемную немолодую дамочку, которая уплетала взбитые сливки и нахмурился.

– Нет... ты такой не будешь. Как начнешь много есть, я тебе заклею рот скотчем.

Я отодвинула тарелку. Он уставился невидящим взглядом на солончаки за окном и будто забыл про меня. Он часто вот так вот "уходил" посреди разговора. И у меня не находилось слов, чтобы возвращать его. Но в этот раз я не удержалась и накрыла его руку своей. Он вздрогнул.

– Поговори со мной. – Прошептала я. – Мне страшно...

Это были нужные слова. Но я осознала это лишь после того, как они сорвались с губ! Как я раньше не догадалась?! Чтобы он был сильным, я должна показать, что я слабая.

Он повернулся ко мне.

– Кать, да брось, ты чего?! Все же хорошо. – Он потянул меня за руку, предлагая сесть рядом с ним. Я пересела. Он обнял меня за плечи.

– Бояться нечего, Кать. Я вылечился, точно тебе говорю. Все поменялось с тех пор, как ты со мной. Все по-другому. Я не могу тебя оставить, сама понимаешь.

– Ты не говоришь со мной. Тебе плохо. Я это чувствую, но ты не рассказываешь ничего мне...

Он поднял мою голову за подбородок. Осторожно поцеловал в губы.

– Я люблю тебя.

– Да, я знаю...

– И сделаю все, что ты захочешь.

– Тогда не молчи.

– Ладно. Ладно, расскажу все, что захочешь.

– О чем ты думал сейчас? Когда смотрел в окно?

– О... не знаю, я не думал. Просто на душе как-то неспокойно. Из-за матери.

– Из-за матери?! Ты не хочешь к ней ехать?

– Как будто... не хочу. Понимаешь, вроде хочу головой. А внутри что-то держит. Внутри что-то не хочет. Нифига на родину не тянет, Кать. Разве бывает такое?

– Не тянет туда, где родился и вырос? – Я усмехнулась. – Да, бывает.

– Ну вот видишь, ты меня понимаешь. А ведь как-то легче стало. Я тебе сказал, ты меня поняла – и стало легче. Ты умница, знаешь что просить! У тебя волосы пахнут клевером, ты знала? Я все собирался тебе сказать, но не тот момент всегда был... – Он уткнулся носом мне в макушку и шумно вдохнул.

– Расскажи мне про мать, Кит. Почему ты попал в детский дом? Почему не рос с ней? Почему ни разу не навестил ее?

– Она мне письма писала. Ну и я ей пару раз. Некогда было.

– Расскажи мне все!

– Я могу рассказать... да только не знаю почти ничего. Ты много помнишь, когда маленькая была? Я как в тумане. Какие-то короткие картинки, обрывки фраз. Я жил с матерью до семи лет. Помню, у нее гостиница, кажется, была. На обрыве, внизу всегда шумело море. И как-то пасмурно, ветрено было, даже летом. Серый двор, ни деревца. Надо было надевать куртку и ботинки. В доме было холодно. На верхних этажах нормально, а внизу жуткая холодина. Я зачем-то туда постоянно ходил, мерз... там работники что ли жили, не помню. Я к кому-то ходил. Квартиранты редко приезжали, в основном летом. А зимой, когда ветра вовсю бушевали, мы сами с матерью жили. Еще был какой-то работник, хороший мужик, мы дружили. Ну и приходящие кухарки там или горничные, как они назывались, не помню. А, еще ученые приезжали иногда, тоже селились в нашем доме. Что-то изучали там поблизости. Я... я с ними ходил тоже, припоминаю. Они рассказывали мне про развалины, давали шоколад и бананы, которые из города привозили. Вот все, наверное. Все, что в голове осталось от тех годков. Не густо, да?

– Она отдала тебя в детский дом? Твоя мать?

–Мать? Нет, нет... это не она. Я помню, что вышел на вокзале, в чужом городе. Поболтался там немного, и меня забрали в милицию. А оттуда уже в детский дом.

– Ты сбежал от матери? В семь лет? Почему она не забрала тебя потом, когда тебя нашли?

– Я им не сказал, откуда я. Сказал, что зовут Никита. А фамилию не назвал. Адрес не назвал. Да я и не знал ни своей фамилии, ни адреса. Я же в школу еще не ходил. Точно помню – я в детдоме только пошел в школу впервые. В общем, я ментам ничего про себя не сказал. Даже не рассказал, откуда приехал. Говорю – просто в поезде каком-то ехал, каком не знаю. Я не соврал на самом деле – я и правда ничего не знал. Хотя... я помнил слово Мингон. Ты знаешь, что это такое? Развалины так назывались, которые рядом с материной гостиницей были. Если бы я сказал "Мингон", они бы сразу нашли, откуда я. Я догадался об этом, потому не сказал.

– Ты не хотел, чтобы мать нашла тебя?

– Не знаю. Я не помню! Но, видимо, не хотел, раз не сказал.

– Как же она нашла тебя? Она же тебе писала?

– Я не знаю. Это было сто лет назад, Кать. Она мне писала несколько раз, да. О всяких делах в гостинице, о постояльцах, о том как там все... Я посылал ей деньги, когда стал зарабатывать.

– Какая странная история. – Пробормотала я, сжимая руку Кита. Я представила этого маленького испуганного мальчика. Мне захотелось обнять его, прижать к себе, утешить, согреть. Скоро у меня будет такая возможность. Но лучше бы ее не было...

– Кит?

– Да?

– Возможно, Игнат прав. Может там, у матери – с тобой что-то случилось, что ты забыл. А потом гипнотизер случайно задел эту скрытую память и поэтому ты...

– Ну да. Может и так. Хорошо бы просто вспомнить, чтобы не тащиться туда. Уныло эти равнины видеть снова.

– Тебе не хочется возвращаться?

– Типа того. Вообще не хочется.

– Послушай, я тут немного училась в институте на психолога...

– Ты умная девочка

– На одной лекции нам рассказывали, что человек может не помнить события, но помнить чувства.

Вспомни, что ты чувствовал в те дни, когда тебя нашли на вокзале? Когда ты попал в детский дом? Ну... какое у тебя было настроение? Что ты ощущал?

Кит покрутил головой, будто раскачивая мысли. Помычал, глядя в потолок. Я не удержалась от улыбки – он так серьезно отнесся к моему заданию. Вот что делает с людьми упоминание о высшем образовании!

– Ощущал... я... ну интересно было. Столько людей вокруг. Было интересно, я не видел никогда до этого столько шумного народа. У нас там только шум моря, да тихие разговоры.

– Ты не скучал по дому? Тебе не хотелось вернуться?

– Это точно нет! – Уверенно сказал он. А потом повторил изменившимся тоном: – Точно нет. Думаешь, это плохо? Думаешь, в этом секрет? Я был не против остаться в детдоме. Мне даже как-то легче стало, когда я понял, что меня оттуда никто не заберет, не вернет к матери в дом.

– Ты не хотел к матери? Ты... не любил ее?

– Нет. – Спокойно сказал Кит. – Меня нянечка одна в детдоме подкармливала конфетами и водила за руку гулять. К себе домой брала на выходные. Вот я ее любил, как мать, наверное, любят. Ее и сейчас помню. Все бы для нее сделал. Но она померла рано – от болезни какой-то наследственной. У нее сердце слабое было. Может из-за меня померла – я все время хулиганил, а она переживала. Я ей был как родной, сильно она за меня волновалась. Вот и сейчас ее люблю, хоть ее нет больше на свете... А мать не люблю никак... Мне плохо с ней было. Холодно. И на улице холодно, ветра с моря, и так, чисто по-людски – тоже холодно. В детдоме топили хорошо, и нянечка Таня хорошая была, теплая. Там было тепло, понимаешь? Там мне было лучше...

– Может, зря мы к ней едем? Если она тебе чужая... – пробормотала я.

– Нет, не зря. – С уверенностью и даже какой-то горячностью возразил Кит. – Это как компьютерная игра. Можно просто бестолково шариться туда-сюда, а можно выполнить задание, которое даст перейти на другой уровень. Так вот задание, квест – там, куда мы едем. Надо пройти его. Потому что как нам жить дальше, если всю жизнь придется спать по очереди?

– Ты поверил Игнату, а что если он простой шарлатан, фокусник!

–Да, да, я не дурак. Понимаю. Но какая-то чуйка у меня есть, она мне жизнь не раз спасала. И правильную дорогу показывала. Вот она мне сейчас и говорит, что я на правильной дороге. Знаешь, я ведь когда от жены ушел, собирался сразу мобильник выбросить. Но чуйка меня эта остановила. Вдруг показалось, что нужно на час, всего на час телефон у себя придержать. Это было НЕОБХОДИМО. Просто чувство такое – без причины. И что же? Ты позвонила мне как раз в этот час! А ведь, не послушайся я тогда своей интуиции, мы бы больше никогда не встретитилсь, понимаешь? Я избавился от телефонного номера, который был у меня много лет. Который ты знала! Последняя нитка, что могла меня с тобой связать. Ты позвонила за несколько минут до того, как я эту нитку оборвал окончательно. Так что, Кать, я своим порывам верю. Тут ты меня не переубедишь. И Игнаты тут всякие ни при чем.

– Ладно, Никит. Я с тобой. Куда угодно. – Я теснее прижалась к нему.

– Ты же меня тоже любишь, да?

Я подняла голову и посмотрела на него.

– Ну... конечно. Наверное.

Он наклонился к моим губам, я прикрыла глаза, подчиняясь. А сама все думала: "Как же это понять?"

Через пару часов мы прибыли на станцию, в небольшой городок с названием Пушкин. Здесь нам предстояло пересесть на автобус до Дежневки. Он ходил всего два раза в день и, к счастью, как раз отправлялся после прибытия нашего поезда.

– Дежневка – конечная станция, – сказал мне Кит, когда мы заняли свои места. – Настоящая жопа мира, я смотрел на карте. А мать живет еще дальше. У нее должна быть машина, пешком там не добраться.

– Что же это за гостиница, до которой никак не доехать?

– Не знаю. Я сейчас не понимаю, почему она владела гостиницей. Когда я мелкий был, еще ж советские времена были. Тогда вроде нельзя было такой бизнес мутить. Может она была просто администратором. Там все так странно, сама увидишь. Я когда приехал в город, как в другой мир попал.

Минут сорок мы ехали по грунтовой дороге. Степь сменилась редколесьем, потом снова степь.

– Как будто мы в другой стране. – Вырвалось у меня. – Все так необычно!

Кит промолчал. Он становился все более угрюмым, и теперь даже не скрывал этого. Я задремала у него на плече, пообещав себе, что буду защищать моего рыцаря от его странной мамаши. Он может не беспокоиться, он просто еще не знает, на что я способна.

Я проснулась в ту же секунду, когда автобус затормозил. Мы с Китом были одни, остальные пассажиры, видимо, сошли на предыдущих остановках. Я выглянула в окно. Одноэтажное обшарпанное здание с надписью "Автостанция поселка Дежневка". На лавке у входа в здание сидит очень старая бабка с козой. Неужели это его мать?

Кит берет сумку с нашими вещами, и выходит первым. Я следом. Он даже забывает подать мне руку. Смотрит куда-то в сторону, не на бабку с козой. Там куда он смотрит, стоит женщина лет пятидесяти с тонким каким-то острым лицом. Кит находит мою руку, сжимает ее и произносит упавшим голосом:

– Мама...

Женщина уверенным шагом подходит к нам, улыбается тонкими губами, жадно разглядывает Кита, а потом порывисто его обнимает.

– Никитушка, родной. Вырос-то как! Я б и не узнала. Только глаза твои.

Кит не отпускает мою руку.

– Уж не чаяла тебя увидеть, думала, обиделся на мать. Не приехал ни разу! Эх ты... Ну, как доехали? – Она отпускает его. – Это жена твоя?

– Моя девушка, – бормочет Кит рассеянно. – Катя.

– Здравствуй, Катюша! А я Клара Павловна, можете просто Кларой называть. – Радушно улыбнулась женщина и так, как и Кита, обняла меня. Какая неприятная женщина! Что-то в ней было фальшивое, искусственное. Я иначе представляла себе встречу матери с сыном, которого она не видела столько лет.

Мы обменялись какими-то дежурными фразами. Автобус позади нас закрыл двери и отъехал. Я почувствовала острое сожаление от того, что мы не запрыгнули в него в последний момент. Прочь, прочь от этой женщины, от этого серого унылого мира!

– Ладно, пойдёмте, пойдёмте, дождик обещали сегодня ближе к ночи. Видите, ветер поднимается уже. – Заторопилась женщина. – Машина тут, за станцией.

Она обняла Кита за талию своей тонкой длинной рукой, потащила нас за собой. Кит не раз говорил, что ему нравятся пышные женщины, а не тростиночки типа меня. Я думала, он просто старается меня задеть этими дурацкими шутками, но теперь, увидев его костлявую мать, я стала понимать, почему ему не нравятся худые женщины. Ему просто до отвращения противна его мать. Я чувствовала это в каждом его жесте, в каждом взгляде. И в том, с каким отчаянием он, такой сильный и большой, цеплялся за мою руку. Я пообещала себе с сегодняшнего дня есть побольше. Чтобы стать толстой и пышной, как ему нравится. А еще я пообещала себе, что как только мы останемся наедине, я обниму его так крепко, как смогу. И буду целовать бесконечно, пока он не успокоится. Не ради секса, а просто, ну... чтобы ему не было страшно. Какой бы гадкой ни была эта ведьма, я не позволю его обидеть снова.

Машина была очень-очень старой, но чисто вымытой. Я так и не смогла понять что это за машина, никаких эмблем сзади, по которым я обычно узнавала марку – не было. Не было даже номеров! За рулем сидел пожилой мужчина, смуглый или загоревший, или национальность у него такая. Жилистый, весь будто высушенный солнцем и ветрами. Увидев меня, он улыбнулся белоснежной, почти голливудской улыбкой. Надо же! Какие изумительные зубы в его возрасте! Я не удержалась и улыбнулась в ответ. Мы сели в машину. Мать Кита впереди, а мы сзади. Я бросила взгляд на пустую станцию. Ну и странное место! Просто окраина мира! Как жутко... Кит, будто почувствовав мое смятение, слегка пожал мне руку. Наши с ним руки как провода. По ним мы обмениваемся мыслями.

Клара Павловна представила нам водителя. Его звали Марк. Он числился работником в гостинице Клары, насколько я поняла из дальнейшего разговора. Кит помнил его, даже немного повеселел и расслабился, когда они друг другу пожали руки. Клара ехала молча, а Кит со стариком перебрасывались шуточками и какими-то им одним знакомыми прибаутками. Мы ехали какое-то время по узкой грунтовой дороге, тянущейся сквозь невысокий редкий лес. Клара принялась жаловаться на то, что клиентов стало совсем мало, и ей едва удается сводить концы с концами. Кит посоветовал ей дать рекламу в интернете, с фотографиями и какой-нибудь хорошей историей, но Клара отмахнулась, сказав: – "Какой еще интернет, ты что!"

Дорога серпантином потянулась в гору. Кит говорил мне, что мать держит гостиницу на берегу моря, но забыл упомянуть, что это гора! Я с изумлением смотрела, как дорога все ползет, и ползет вверх. И нет ей конца. За каждым поворотом новый виток. Клара сказала, что на этой дороге ее всегда укачивает, открыла окно и стала шумно дышать, выставив голову наружу.

Наконец дорога стала более пологой, и мы выехали на плато. Огромная равнина, до самого горизонта! Если бы не эта дорога вверх, я бы не поверила, что мы на горе. От огромного пустого пространства, покрытого серовато-зеленым ковром ковыля, у меня захватило дух. Машина разогналась и понеслась по этому покрывалу, безо всякой дороги!

– Давай передохнем, Марк, мне нехорошо что-то после подъема. Останови-ка у обрыва. – Попросила Клара.

Машина остановилась. Мы вышли и поднялись на небольшое возвышение. И здесь... я едва не завизжала от изумления! Под нами простиралось бесконечное пространство воды, до самого горизонта! Я зажмурилась, не в силах поверить своим глазам. Море! Свинцовое, немного тревожное, будто застывшее в ожидании, когда с небес прольется ливень, оно все равно было прекрасным! И опасным. И таким... таким нереальным!

Под обрывом внизу виднелось еще одно небольшое плато, типа террасы. На нижнем плато я увидела какие-то белые развалины у самого обрыва. Сразу было сложно понять, что это. Просто два больших широких столба, которые могли бы быть домами, если бы в них были окна или двери. Возможно, это полуразрушенные маяки? Между ними кое-где просматривались осыпавшиеся стены.

– Я никогда такого не видела! – Вырвалось у меня.

– И не увидишь. – Оборвала меня Клара. – В смысле – не увидишь это нашим. – Поправилась она и, повернувшись к Киту, добавила: – Ник, я вынуждена была это продать, это уже не наше.

– Я помню. – Сказал Кит, обращаясь ко мне. – Это развалины Мингона. Что-то древнее, здесь рылись археологи, когда я был маленький. – Он повернулся к матери. – Разве можно это продать? Это же, наверное, какой-то исторический памятник? Они не в частной собственности.

– Да сто лет никому это не нужно было. – Отмахнулась она. – Я думала, что это развалины нашего старого дома, от деда моего. Это ж все его участок был. А потом приехал профессор какой-то особо умный и сказал, что это древности. И что им тыщи лет. Ну и выкупили у меня эту землицу по-быстрому. Хорошо хоть гостиницу с участком позволили оставить. Ну и что? Выкупили и выкупили. Приезжали несколько раз, а потом забросили. Видать не интересно им тут стало. Может поняли, что это не древности никакие, да и забросили это все. Тот профессор, он раньше часто у меня останавливался со студентами своими, фамилия его Парфенов, может, слышали? А потом он помер, когда кризисы все эти грянули. Ну и как-то все заглохло, не до Мингона видать стало. Раз приезжал один его студент бывший, с семьей. Просто отдохнуть тут. Всего три дня просидели, а потом уехали. Скучно им стало. До пляжа далеко, до города далеко. Ветра. Так вот он мне и сказал, что Парфенов помер. И финансы перестали давать на изучение Мингона. Вроде как ничего там интересного не нашли, смысл деньгами вкладываться. А ведь я предупреждала, что это просто развалины дома, где дед мой жил. Тоже мне, ученые! Отличить не могут! В общем, земля тут теперь государственная, и Мингон государственный. Но я не в накладе, я хорошо денег взяла с них за эту землю.

– Разве прибрежная зона может быть в собственности у частных лиц? – Удивилась я.

– Когда дед мой строил, можно было. Он погоду изучал, аппаратуру всякую специальную выдумывал, уважаемый был человек. А потом пришлось пропетлять немного с юристами, когда приватизация пошла. У меня тут экологический туризм, все правила соблюдены, комар не подточит носа. Туристов только маловато. Не хотят в наши дебри ехать. А ты юрист что ли, деточка? Выражаешься так, по-конторски.

– Да. – Серьезно сказала я. – Работаю в милиции, следователем.

Даже не знаю, зачем я соврала. Но ложь эта придала мне уверенности. Кит ничем не высказал своего изумления, только пальцы его слегка дрогнули. Наверное, пальцы его передали мне его "охренеть!"

– А-а, – с уважением протянула Клара Павловна. – Я увидела сразу, что вы серьезная девушка.

Сзади к нам подошел Марк. Завороженная зрелищем развалин и моря, я вздрогнула, когда у меня за спиной раздался его веселый голос:

– Мингоном залюбовались? Ну что, вспомнил ты, Никит, родовое поместье?

– Я там играл пацаном. – Отозвался Кит.

– Никогда бы не подумала, что это мог быть дом. Ни окон, ничего не видно. – Заметила я. – Не удивительно, что его приняли за древние развалины. Я бы вообще решила, что это маяк.

– А может и маяк, – неожиданно согласился Марк. – Кто ж его знает.

– Да какой маяк, – огрызнулась Клара Павловна. – Вечно ты с выдумками! Известное дело, дедов дом.

– Тут в старину племена жили, – Марк пропустил реплику Клары мимо ушей и продолжал гнуть свою линию: – Местности тут недружелюбные, полей не насадишь. А кушать надо. Так вот они промышляли тем, что заманивали суда ложными маяками. В темноте корабли натыкались на скалы и терпели крушение. А местные жители добро все себе забирали с кораблей. Если же кто-то выживал, они приносили в жертву богам прям под маяками. Чтобы, типа, маяки эти богами были обласканы и еще больше жертв приманивали. Вот такая нехитрая логика. Но это еще полбеды. Хуже, что в голодные годы пленников даже поедали. Ну а что, мясную же пищу надо употреблять. Без нее как прожить? А тут – мясо хорошее, качественное. Нежнее свинки. Чего пропадать добру?

– Господи! – Воскликнула я и отшатнулась от обрыва. Кит машинально шагнул за мной, не выпуская моей руки. Клара засмеялась.

– Марк, перестань пугать девочку! Смотри, как она побледнела! Ах, Катенька, эту историю Марк рассказывает всем туристам! Только так сюда и можно кого-то заманить. Выдумал Марк нам такую достопримечательность, вот и пугает приезжих байками.

– Серьезно? – Я все еще не могла отойти от шока. – Я поверила... так серьезно говорил!

– Он тот еще артист! Больше его слушайте, не то еще расскажет! Не был бы выдумщиком таким, давно бы на пенсию гусей разводить отправила!

Я робко улыбнулась Киту и прошептала:

– Ничего себе, да?

И только тут заметила, что он какой-то отрешенный. Не отрываясь, смотрит вниз, с обрыва. Взгляд его долгий, тревожный и даже страдающий. Клара и Марк пошли вдоль обрыва. Когда мы оказались у них за спиной, я прижалась к Никите и прошептала:

– Что с тобой?

Он перевел на меня свой странный взгляд. Встрепенулся, будто очнулся от наваждения. И снова стал прежним.

– Что там Марк про людоедов наплел? – Спросил он довольно громко. – Эй! Я помню твои сказки!

– Ты, Никитос, фома неверующий. – Отозвался Марк. – Ладно, иди покажи девушке имение свое, хватит камнями любоваться! Катенька, вы направо гляньте!

Я повернулась и на нижнем плато, в полукилометре может от Мингона, увидела красивый двухэтажный дом. В том месте из плато вырастал кусок скалы, и дом прижимался к этой скале, будто являясь ее частью. Отсюда был виден небольшой дворик и деревья – единственные деревья на плато. А Кит говорил, что деревьев не было... может, посадили недавно.

– Очень красиво! – Сказала я.

– Да. – С гордостью согласилась Клара. – Наше родовое гнездо. Я его держу в порядке.

– Кит был прав, – с воодушевлением сказала я. – Если сделать хорошую рекламу в интернете, с фотографиями – сюда очереди выстроятся! Это же удивительно – гостиница на обрыве горы, над самым морем! Да еще на такой высоте! Впервые вижу что-то подобное!

Клара ничего не ответила, только кивала, с удовольствием глядя на свой дом.

– Ладно, поехали! – Поторопил Марк. – Я уже проголодался!

– Как мы туда попадем? На машине? – Удивилась я.