Текст книги "Русалка (СИ)"

Автор книги: Алина Политова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Кит...

– Не надо, я же не спрашиваю, видишь? Я просто пытаюсь разобраться с этими русалками всякими. С этими колдунскими ребусами. Я не хочу от тебя услышать неправду. Лучше молчи.

– Кит, я же не знаю, как это. Как я могу сказать тебе о том, чего не знаю?

– В смысле?

– Ну... если честно... я боюсь, что все дело только в сексе. Что я привязалась к тебе из-за этого. Физиология. У меня никогда так ни с кем не было, не было настоящего желания. А теперь оно есть. И возможно, дело лишь в этом. А когда это желание станет ослабевать, такое же случается рано или поздно – что останется? Я не знаю, что останется. Должна остаться любовь. Но какая она? Как она ощущается? Я не знаю! Может, я ее чувствую, а, может, нет. Раньше я думала, что мне нравится секс, что я получаю от него удовольствие. Пока не пришел ты. И тогда я поняла, все что до тебя – не было удовольствием. Может и тут так? Может, нет любви, а есть просто животное притяжение. Как мне разобраться?

– Я не знаю. Мне нормально было спать и с другими. Но любил я только тебя. Это другое. Не секс. Но как словами сказать – я не знаю.

– Не секс? А может, это когда хочешь спать только с одним человеком и ни с кем больше?

– Нет. – С сомнением протянул Кит. – Нет, не обязательно .Я мог бы с кем-то еще переспать. Но все равно любил бы только тебя.

– Спасибо, конечно, за честность... – сконфузилась я.

– Ну ты тоже не особо приятные вещи говоришь. Я говорю – мог бы, но не буду не потому что не хотел бы при случае, а потому что тебе это будет неприятно.

– А я бы не могла. Забавно, да? При этом ты мог бы и любишь меня, а я не могла бы, но не знаю, люблю ли тебя.

– Да, у вас, баб, как-то все иначе.

Я усмехнулась и тоже откинулась на подушку. Мы оба лежали и смотрели в потолок.

– Знаешь что самое забавное? – Спросила я.

– Что?

– Я ведь уже разок говорила, что тебя люблю. Только не тебе.

– А кому?

– Своему бывшему. Роману. Помнишь, когда он пошел в кухню за мной? Я сказала ему, что люблю тебя, чтобы он отцепился.

– Тогда-то ты еще врала.

– Не знаю. В голову все приходит позже, чем в сердце. Знаешь, я какая-то... не правильная. Не умею говорить хороших слов. Ты меня прости за это.

– Ладно. – Усмехнулся он и нашел мою руку. Поцеловал ее. – Ладно, Косуля. Фигня все это. Ты не парься.

Потом будто спохватился:

– Слушай, я тебе рассказывал, что мне приснилось сегодня?

– Ну вообще-то я вставала ночью, когда ты у окна стоял.

– Да-да, это я помню. А сам сон рассказывал? Я весь день про него думаю. Может, это знак, что надо идти в Мингон? Пойдешь со мной?

– Искать метро? – Насмешливо спросила я, и услышала, как дрогнул мой голос.

– Метро-не метро, но туда надо сходить по-любому. Я там, кажется, играл в детстве, наверняка что-нибудь вспомню. Там какой-то подвал был вроде...

– Что?! – Подскочила я.

– Что... – Растерялся Кит, удивленно повернувшись ко мне. Я не знала, что сказать ему. Как объяснить мой страх, не рассказывая о своем сне?! Не нашла ничего лучшего, как раздраженно рявкнуть:

– Меня пугают всякие подвалы и подземелья! Я же тебе рассказывала про отца. Этот задний двор...

– Косуль, это же другое. Ничего страшного! Просто развалины. – Примирительно произнес Кит. – Мне приснилось, что я там маленький сижу в подвале. Играю, рисую на камне. А потом рядом появился свет в полу, я смотрю – а там внизу метро. Странно, конечно, но не страшно совсем. – Он снова посмотрел в потолок, будто там видел картинки из своего сна. – Меня будто бы зовут – "Никита! Никита!" – Сверху зовут. И мне туда надо пойти, отозваться, меня ищут. Но я, как завороженный, уставился на это метро, на людей внизу, которые идут и идут мимо ямы. И не могу оторваться...

Мне крупно повезло, что он увлекся своим рассказом, что не смотрел на меня. Что творилось от его слов со мной – это невозможно передать! Услышать свой собственный сон из уст другого человека! Это уму не постижимо! Я была оглушена! И что теперь делать?! Как сказать ему... он только уверится, что эта мистика Игната работает. Мне нужна пауза, обдумать все. Возможно, дело в Игнате, он внушил нам двоим что-то одинаковое, отсюда этот сон!

– Кто же тебя звал? – Равнодушно спросила я только за тем, чтобы он продолжал рассказывать, не смотрел на меня.

– Не знаю... наверное мать. Да, точно, мать! Поэтому надо было отозваться. Я потерялся, раз она меня разыскивала. Забрался в этот подвал, я так думаю. Но я не мог ей отозваться, потому что залип на яме с метро...

– Интересный сон. – Сказала я. Бежать, срочно бежать из этой комнаты, пока я не наговорила лишнего, пока не проговорилась! – Я пойду что-нибудь поесть поищу.

– Кать, ну ты пойдешь со мной в Мингон?

– Да, сходим как-нибудь. – Я уже судорожно засовывала ноги в тапки, стараясь не показывать ему лицо, на котором наверняка написаны все мои эмоции.

– Там Ева наверное ужин уже сделала. Если готово, тогда меня позови. Или, хочешь, сюда принеси, поедим тут.

– Да, ладно. – Буркнула я, выскакивая из комнаты. Только захлопнув дверь, я дала себе отдышаться. Мысли роились в голове как безумные пчелы. Игнат замылил нам мозги? Или с Китом правда случилось что-то в Мингоне? Но это не объясняет мой сон. Мой такой же как у него сон! И где куртка? Что если я ночью туда ходила? И видела мальчика? Мальчик до сих пор там? Все бред, нет, все не так... что-то не так, не сходится. Все во мне протестовало против загадки! Я хотела уничтожить, разорвать тайну! Дать одно объяснение, которое объяснит все! Объяснит пошло и банально! Так, чтобы можно было посмеяться над своим смятением и страхом! Иначе я не выдержу! Если не найду это тупое простое объяснение, я не выдержу! Нужно... нужно хватать Кита и бежать отсюда! Пусть пешком, как угодно – бежать! Пока мы оба не свихнулись окончательно!

Я на ватных ногах пошла к лестнице. Какой, к черту, ужин?! Меня тошнило от страха. Я вспомнила этот дом в своем сне. Тревожное чувство, которое он внушал, сейчас стало реальным. Ненавижу тайны, как же я их ненавижу! Они всегда прячут что-то страшное, чудовищное! Как тайны моего отца...

То, что произошло дальше, я могу объяснить только моим диким, безутешным желанием избавиться от тайны. Ни капли обдуманного не было в том, что я сделала.

Клара, мать Кита, поднималась по лестнице с подносом. Я замерла на секунду, просверлив ее взглядом. Она остановилась. Вымученно улыбнулась, видимо, напрягшись от моего взгляда.

– Новый жилец приехал. В поезде просквозило, лежит. – Произнесла она, как-то воровато всматриваясь в мое лицо. – Несу ему поесть вот.

Я спустилась на пару ступенек и оказалась с ней лицом к лицу. Она слегка попятилась, делая шаг назад, покачнулась, но я успела схватить ее за локоть, и она не упала. Но поднос перевернулся. Ковровая дорожка лестницы заглушила звук падения, но чашка с чаем перевернулась, бутерброды рассыпались по лестнице всеми своими ингредиентами.

Клара ахнула и принялась собирать все это добро обратно на поднос. Я выхватила у нее поднос, отбросила в сторону.

– Ты что... – Растерялась женщина.

– Я все знаю. – Громко прошептала я ей в лицо. – Знаю про подземелье в Мингоне. Знаю про мальчика в этом подземелье!

Клара порывисто встала. Несколько секунд просто смотрела на меня, бесшумно втягивая воздух. Смотрела так, будто я отвесила ей звонкую пощечину. А я видела в ее испуганных глазах лишь одно – конец тайны! Она знает объяснение! Мне и в голову не пришло, что она боится призраков Мингона или еще какой мистики. Нет-нет! Она боялась другого, так смотрит, быть может, воришка, пойманный за руку! Так смотрят преступники... откуда я знала это? Ума не приложу... но я знала.

А Клара... вместо того, чтобы сказать мне отгадку тайны, вдруг развернулась и быстро пошла вниз по ступенькам. Я бросилась за ней, схватила за плечо, она вывернулась, оттолкнула меня и рванула в гостиную, закричав:

– Ева! Я опрокинула поднос! Приберись на лестнице!

Я растерянно остановилась. Ева прибежала с кухни и, охая, принялась бегать туда-сюда с веником, тряпкой, ведром. Клара куда-то пропала. Наверное, спряталась и затаилась.

– Я спрошу у Евы! – Крикнула я. – Если ты не поговоришь со мной, я спрошу у Евы! И у Марка!

Волшебные слова. Клара тут же появилась из-за двери кухни.

– Перестань! – Прошипела она. – Прекрати орать!

– Поговори со мной. – Упрямо повторила я.

Клара махнула головой, приглашая меня за собой. Я радостно кинулась к ней. Она грубо схватила меня за плечо, затолкала в кухню и захлопнула дверь.

– Ты дурная пигалица! – Громко зашептала она мне в лицо. – Что ты тут шумишь, люди наверху!

Я молчала. Ждала.

– Что ты хочешь услышать?

– Ты сама знаешь.

– Ты-то откуда знаешь? Никитка вспомнил?

– Да! – С вызовом сказала я. – Он все помнит!

– И что теперь?! За этим что ли приехали?

– Просто скажи мне правду. Или ты хочешь, чтобы он сам тебя спросил?! Лучше этого не надо, поверь. У него тяжелая жизнь была и тяжелый характер.

– Это все быльем поросло, чего ворошить? Дело прошлое, менты ваши уже ничего не сделают мне. Так что... ну что он помнит, а? Помнит, про подвал? Играл он там, когда мелкий был.

Я чуть не спросила: "Потерялся там?" Если бы я успела это сказать, я бы все испортила, дав понять Кларе куда врать. Но я не успела, потому что она тараторила как заведенная.

– Ты не мать еще, не понять тебе. Пигалица молодая. Матерью станешь, тогда до тебя дойдет, каково это, когда ребеночка собственного отнять хотят. Такие же как ты!

– Зачем отнять?

– Зачем-зачем... за тем! Решили, что у меня тут условий нет для ребенка. Что тут ни сада, ни школы. Хотели забрать его и в детдом в городе отдать, чтобы я только на выходные его забрать к себе могла. Раз приехали с комиссией какой-то, а я Никитку спрятала в Мингоне, в подвале том. Чтобы не нашли. А сама сказала, что он у матери моей в другом городе, у бабушки то бишь. Они покрутились-покрутились, увидели, что в доме нет пацаненка, и уехали. С тех пор в покое оставили меня. Он и посидел-то там пару часов, я ему игрушек дала, фонарик. А ты бы как сделала, если бы твое дитя у тебя отнять хотели?!

Я растерялась.

– Ну... я же ничего и не говорю. Наверное я бы тоже не отдала.

– Вот видишь! – Воодушевилась Клара. – Что он вспомнил-то?

– Вспомнил, что сидел в подземелье. – Ответила я.

– И все?

– А что еще?

– Ну мало ли. Может комиссию эту вспомнил. Что его забрать хотели. Это ж ребенку расстройство. От матери-то родной...

– Извините, что я так на вас набросилась. – Пробормотала я. – Просто подумала невесть что. Что вы ребенка запирали под землей и все такое...

– Как видишь, был повод. Можешь ему так и сказать. И пусть он не думает ничего такого... а то он приехал неласковый такой, будто обиду какую на меня держит.

– Да нет, он всегда такой.

– Ну ладно, ладно. Вспоминать это даже все неохота. Тяжелые времена были. Нанервничались все. Марк с Евой тоже... Ева плакала постоянно, она ж любила его как родного, своих деток не дал бог. Так что ты это перестань, не надо прошлое ворошить. Боялась она сильно, что его у нас заберут.

– А почему он потом сам уехал?

– Вот это ты у него спроси, этого я не знаю. Скучно ему тут было, поиграть не с кем. Дети к нам редко приезжали. Наверное, потому и сбежал в город, к людям поближе. Но это и правильно, учиться пора было.

– Может, вы с ним поговорите? Про это подземелье объясните, чтобы он успокоился?

– Нет, Катюш, не надо этого. Ты ему скажи – да и все. Мне тяжело это все. Пойми меня как женщина женщину. Легко ли малое дитя в подвал закрывать... я себе, может, и сама не прощу этого никогда.

– Хорошо. Тогда я сама скажу.

– Вот так лучше будет. Он, видать, сильно тебя любит, это видно. Лучше от тебя пускай узнает. Я-то не особо его любви заслужила... Ладно, пойду я сделаю заново еду новенькому. Профессор какой-то! Может, в Мингоне опять копаться начнут. Надо накормить, а то от нашего гостеприимства сбежит раньше времени, скажет, голодом морили.

– Давайте помогу. – Предложила я.

– Ты давай к Никитке иди. Вы у меня тоже гости, нечего на кухне ошиваться.

Я вышла, оставив Клару одну. Внутри у меня все ликовало. Как чудесно все разъяснилось! Никакой тайны не было! Психология победила мистику и на этот раз! Детская травма Кита – два часа в подземелье, в темноте и холоде. Это вполне может оказать влияние на психику, тем более, что собственная мать заперла его там.

Еще лучший сюрприз меня ждал в гостиной! Кит помогал Еве чистить ковровую дорожку. Когда я вышла из кухни, одновременно со мной в гостиной появился Марк. Он держал куртку Кита!

– Где вы ее нашли?! – Удивилась я, решив, что он принес ее с берега, где мы с Китом сидели накануне.

– Ева ее почистила, Никитка коньячиной, видать, облил. – Марк весело подмигнул мне. – Во дворе на веревке висела. А мы с Никиткой обыскались. Что за воришка, подумали, в наши дебри забрался, куртку утащил.

Я едва не завизжала от облегчения и радости.

– Да, пролил чутка. – Отозвался Кит. – Но это благородный запах. Так что можно было не чистить.

– Ева у нас аккуратистка. – Засмеялся Марк. – Давай, Никитыч, иди к своей красе, я тут сам.

Марк забрал у него тряпку и флакон с моющим средством.

– Сейчас ужинать уже будем, вы прогуляйтесь минут двадцать. – Сказала Ева, довольная комплиментом Марка. – Я сейчас быстренько накрою, пока Марк домоет. Где-то там еще гости наши загулялись, увидите, позовите их.

Кит накинул мне на плечи плащ, взял куртку, и мы вышли.

– Ты чего там делала с мамашей? – Спросил он на улице. – Ворковали за рецепты?

– Ага, ворковали. – Усмехнулась я. – Я узнала кое-что про тебя. Только ты об этом ни с кем не говори, ладно? Ни с Марком, ни с Евой. Они расстроятся.

Я рассказала ему то, что узнала от Клары. Он спокойно выслушал.

– Значит, это правда. – Сказал он, когда мы дошли до обрыва и побрели по знакомой тропинке. – В Мингоне есть подземелье. Значит, это не сон, а воспоминание. Все на самом деле было.

– Да, но метро там точно нет. Про это Клара не говорила. Думаю, тебе приснился сон – смесь воспоминаний и фантазий. Так часто бывает.

– Клара не знала про метро, это же я там был, а не она. – Заупрямился Кит.

– Ну пожалуйста, перестань. Это бред. Ты меня прости, но про метро это бред! Может тебе привиделось что. Если человека погрузить в полную темноту и тишину – у него бывают видения. Тем более ты был маленьким, испуганным.

– Мне не было страшно.

– Конечно, было! Ребенок в подземелье! – Воскликнула я, но перед глазами всплыл мальчик из сна. Ему не было страшно. Страшно было мне. Он казался вполне спокойным! Глаза мои от этого воспоминания предательски заслезились. Маленький Кит... ему не было страшно, потому что страшно было мне. Даже во сне это был все тот же Кит! Я постоянно вспоминала тот момент, когда подняла его на руки. Я посмотрела на Кита. Большого и сильного. Милый, знал ли ты, что я держала тебя на руках...

– Да нет, мне не было страшно. – Настаивал Кит. – Это было другое ощущение. Как сказать... я не понимал, что творится. Что-то такое творилось, что не должно было. Как будто у людей, которых я знал всегда, поменялись лица. Все перепуталось у меня в голове. Чтобы все наладить, надо было стать спокойным. И я старался. По полочкам все в голове раскладывал. Как то слово... умное слово, черт. – Он на секунду замешкался, а потом нашелся и с расстановкой произнес: – Дезориентация! Вот!

– Ну конечно дезориентация! Ты же оказался в подземелье, в темноте! Один жалкий фонарь, толку с него...

Он остановился.

– Да, фонарь был. Но я только сейчас вспомнил про него. Откуда ты знаешь?!

Я тут же нашлась:

– Клара сказала мне. – В общем-то это была правда.

– А, ну ясно. – Тут же расслабился он.

Я вдруг поняла, что скрывать свой сон уже нет смысла.

– Кит... ты там был один? В подвале?

– Да.

– Уверен?

– Ну потом появились эти люди в метро.

– Я просто подумала – может мы увидели одинаковый сон?

– Одинаковый сон?

– Я тоже видела этот сон. После того, как ты мне рассказал. Мы легли и, видимо, я увидела такой же сон, потому что ты мне рассказал его до этого. Представляешь, как удивительно?!

– Ничего себе! – Обрадовался он. – Такое бывает?! Ты видела подвал? Видела метро?

– Метро... я не видела. – Незачем позволять ему зацикливаться на этом явно случайном образе. – Но я видела маленького мальчика в подземелье. Наверное, это был ты. Я дала ему твою куртку, чтобы он согрелся, а потом... – Тут был эпизод с метро, и его надо было обойти. – Потом стало слишком холодно, я его взяла на руки и прижала к себе.

– Ты держала меня на руках? – Засмеялся он, обнял меня, поцеловал в уголок губ. – Моя косуля... моя косуля держала меня на руках. Я был не очень тяжелый?

– Нет, совсем не тяжелый. – Прошептала я, пряча лицо у него на груди. Эта секунда была такая теплая, такая сладкая, что губы мои едва не прошептали "Я тебя люблю". Я сказала это про себя. А потом сказал про себя – это всего лишь порыв. Потому что он меня обнимает, потому что у него такой нежный голос . Скорее всего просто я хочу секса с ним, в этом все дело.

– Слушай, это так здорово, что мы видим одинаковые сны, да, Катьк? Это круче чем одновременно кон..

Я прижала палец к его губам. Он взял мою руку, поцеловал ладонь.

– Кисуля, ты моя кисуля.

– Уже не косуля?

– Косуля все время убегает, а кисуля ласковая и всегда рядом.

– Боже, Кит, – скривилась я. – Откуда в тебе столько этого...

– Может я в другой жизни каким-нибудь поэтом был, как думаешь? Или писакой. Писал всякую любовную прозу, а? Или картинки малевал? Ну, типа, романтик и все такое?

Воспоминание вспышкой промелькнуло в голове и я, не успев подумать, выпалила:

– А что ты писал на камне?

– В смысле?

– В этом моем сне... ты... то есть мальчик – что-то писал на камне. Может, рисовал. Но, кажется, писал. Я видела буквы, но не смогла почесть, слишком темно.

Он отпустил меня.

– Кать, разве могу сны быть такими одинаковыми?

– Мне приснилось, что ты мне сам сказал! Ты говорил ночью, что что-то писал на камне, мне это и приснилось.

– Разве я это говорил?

– Конечно! Откуда бы я еще узнала?

– Да, я что-то писал. Вернее... рисовал. Не помню что. Или писал... рисовал буквы! Такое может быть?

– Рисовал буквы. Зачем?

–Я этого не помню. Давай посмотрим! Сходим и посмотрим, что я написал! И все узнаем.

– Это был сон, не обязательно ты писал что-то на самом деле, ты был еще слишком маленький. – Испуганно произнесла я. Да, все более-менее разъяснилось, но пойти в Мингон?! Нет, к этому я еще не была готова.

– Мы же за этим здесь. Все узнаем и уедем, хочешь?

– Да... уехать отсюда я была бы не против. – Согласилась я. – Давай пойдем туда завтра, а? Утром.

Стоило ли откладывать неизбежное? Я не знала, но отвоевала еще один спокойный вечер.

Ужин был точной копией вчерашнего, правда, я была поспокойней на этот раз. А Кит повеселей. Теперь он развлекал гостей своими грубыми шуточками. Даже разговорился с матерью – до этого я не видела, чтобы они общались. Обсуждали они ремонт и всякие новшества, которое стоит тут ввести. Такое чувство, что он собирался здесь остаться. Но нет, я была уверена, что он хочет убраться отсюда не меньше чем я.

Девушка Алена была совершенно очарована Китом. Когда ее парень пытался влезть в разговор, она тут же одергивала его и тот сконфуженно замолкал. Мне было немного не по себе от того, как она улыбается Киту и откровенно кокетничает. Дело было не в ревности, а в том, что она делала это у меня на глазах, совершенно не стесняясь. Я вспомнила племянницу Игната, Лену. Чего они все так льнут к нему?! Я что, пустое место?!

– Никита, вы мне покажете Мингон? – Спросила Алена. – Мама с Сашей завтра едут в город, а я сама боюсь туда идти. Эти мрачные развалины.... Марк говорил, там жили людоеды! Мне нужен гид!

Ну это уж совсем наглость. Надо было вмешаться, как-то обрезать наглую девицу, но ведь тогда все решат, что я ревную. Какая гадкая ситуация... Кит тоже растерялся. Такие этически сложные ситуации были ему не по плечу.

– Вам Марк покажет. – Спасла положение Клара. – Кит там и не знает ничего, он там маленьким был. – Она многозначительно посмотрела на Кита, потом на меня и добавила: – Он туда не любит ходить.

– Да, Марк там шарит в этих древностях нормально. – Обрадовался Кит. – А нам с Катькой надо завтра тут по хозяйству кое-что поделать, матери помочь.

Наглая девица сникла.

– Пошли, Катьк, книжки читать. – Лукаво подмигнул он мне. Все конечно же поняли, на что он намекает и смущенно заулыбались.

– Да-да, идите, зайцы мои. – Сказала Клара. – Завтра я вас запрягу с раненького утречка!

Когда мы поднялись к себе, я сказала:

–Твоя мать не такая уж и ехидна.

– Она просто не хочет, чтобы я в Мингон шел. – Нехотя произнес Кит. – Я прям кожей чувствую, что не хочет. Почему, как думаешь?

– Как думаешь, что это за шоу было, что эта Алена устроила? – Парировала я.

– Да я сам в шоке. – Рассмеялся Кит. – Не, ну я нравился бабам, не спорю, всегда нравился. Но чтобы вот так вот кидались... ты вспомни Ленку Игната? Я думал, она на меня залезет прям при Петьке. Ты ушла, Петрос захмелел и уснул рожей в салате. А Ленка на меня карабкаться стала... я подумал – ну присуну ей по-быстрому и пойду. Но понял, что не потяну сразу двух баб. Тебе себя оставил.

– С ума сойти... про любовь еще мне пел.

– Да шучу я, косуля. Конечно, шучу. Ты представь – я столько тебя ждал. И стал бы с посторонней девкой возиться, когда ты меня ждешь?

– Может, они считают, что я недостаточно хороша для тебя? И меня можно легко подвинуть? – Угрюмо пробормотала я, забираясь под одеяло. Кит рассмеялся и прыгнул за мной следом. Обнял.

– Ты такая милая, Катька.

Я обиженно замычала.

– Такая разная. – Добавил он. – То строишь из себя профессоршу психологии, то ревнуешь, как первоклашка. Ты вся моя жизнь.

Я заплакала. Вот так вот, неожиданно для себя, заплакала. Беззвучно, но он понял, ощутив влагу у себя на плече.

– Катюш? Эй! Ты расстроилась из-за этой девки?! Катенька!

–Мне страшно.

– Это все глупости, прекрати! Никого нет, никаких девок. Никогда не будет.

– Мне страшно... скоро все закончится. – Прошептала я, сквозь слезы. – Все закончится, Кит.

– Почему?!

– Я не знаю. Просто чувствую...

Он долго утешал меня, гладил по голове. Но острое чувство потери, кольнувшее меня в самое сердце, никак не хотело уходить. Иррациональное, как предчувствие. И от этого страшное. Страшное, потому что я все хотела и могла объяснить. А это чувство – нет.

Я почти уже заснула, когда он прошептал мне в ухо.

– Скоро все закончится. И все станет хорошо.

– Ты счастлив, Никит? – Сонно пробормотала я.

– Да. – Ответил он. Ни на секунду не задумался. Игнат все врал, подумала я. Врал, когда сказал, что Кит не будет счастлив в этой жизни. Я уснула, успокоенная.

Этой ночью Кит не просыпался, а у меня не было снов. Первая спокойная ночь за все время, что мы вместе. Почему я позволила себе просто спать, как нормальный человек, глубоким бесчувственным сном? Не знаю. Может, я слишком устала, а может, подсознательная часть меня знала, что ничего с Китом больше не случится. Мы слишком увлеклись игрой в загадки, в обреченность и не заметили, что Кит ни разу больше не пытался покончить с собой с тех пор, как мы стали близки. Почему мы пропустили это?! Почему не убежали из этого странного тревожащего места в мир нормальных людей, в мою уютную квартирку?! Нас ничего больше здесь не держало! И нам не нужно было в Мингон, не нужно...

Почему...

– Косуля, проснись. – Прошептал он мне в самое ухо. Я открыла глаза. Солнышко приветливо заглядывало в окно, а мое солнышко целовало меня в ушко.

– Посмотри, что я принес! Марта намонстрячила с утра пораньше.

На журнальном столике стояла тарелка с красивыми румяными булочками в форме розочек, кофейник и чашки. Я почувствовала аромат свежей сдобы, который сплелся с ароматом кофе.

– Боже, почему не делают таких духов... – Пробормотала я, втягивая в себя этот запах.

– Так от женщины утром должно пахнуть. – Согласился Кит. – Но только без духов. Проснулась пораньше, булок напекла, кофе наварила, принесла. Вот тебе и духи.

Я хотела по модной привычке возмутиться – чего это женщина должна вставать ни свет ни заря, чтобы булки печь?! Но перед внутренним взором моим расцвела картинка – я тихонечко поднимаюсь на рассвете, иду на кухню и пеку ароматные румяные булочки для своего любимого и детей. Из открытого окна доносится щебет птиц, а мой дом еще спит... Только аромат ванили и кофе бродит из комнаты в комнату, щекочет ноздри моим деткам, навевая сладкие утренние сны. В этом есть какое-то особенное наслаждение. Быть может, уже забытое многими женщинами. Какая-то магия. Я вспомнила своих подружек, которые рассказывали, что просыпаются пораньше, чтобы сделать макияж и прическу для мужа. Я буду просыпаться, чтобы делать булочки. От этих мыслей я растаяла и прошептала:

– Почему бы и нет.

Мы стали пить кофе и уничтожать булочки. Раньше я не представляла как это – есть, не успев проснуться, но оказывается, все дело в компании. Так приятно валяться в постели, жевать и болтать о всяких пустяках. Так спокойно.

– Почему ты отсюда сбежал, когда был маленький? – Спросила я, когда мы заговорили о его матери.

– Я не знаю. – Он пожал плечами.

– Как это не знаешь? Забыл?

– Ну и забыл тоже. Не помню, чтобы я хотел сбежать. Тут было скучно, но я ж и не знал другого. Думал, так нормально. Я бы сам не сбежал. Я тут как-то тупел от того, что одно и то же каждый день. Ждал только, когда приедут студенты, чтобы таскаться повсюду за ними. Больше развлечений никаких не было. Ну любил с Марком съездить в город за продуктами или гостей встретить. Я как овощ был, мне щас так кажется.

– Но ведь ты сбежал в конце концов.

– Это все Марк. Он заставил меня.

– Заставил?!

– Да. Я смутно помню это все. Он мне был всегда товарищ. Наверное, он хотел, как лучше сделать. Знаешь, он всегда любил мать. Ну как женщину любил. Я это даже тогда понимал. Сейчас тоже любит. Не знаю, было у них что. Вряд ли. Любил ее безответно. Уважал сильно. Может потому и жил при ней всегда. Я ему как сын был.

– Может он твой отец?!

– Нет, это точно нет. Он бы проговорился.

– Кстати, ты никогда не говорил про отца...

– Я его не знал. Он погиб до моего рождения. Работал в милиции в городе, приезжал домой только на выходные. Во время дежурства на станции какие-то приезжие убили его, мне не рассказывали, что там случилось точно. Короче, погиб на боевом посту . Мать как раз была беременна, так что он не успел меня увидеть. У матери вся комната заставлена его фотками. Ну для меня он просто лицо на фотографии, и все. Марк говорил, что с тех пор, как его не стало, мать слегка помешалась от горя. Раньше была другая. Ласковая, веселая, улыбчивая. А как отца не стала – странности у нее появились. Опять же – я знал мать только такой, какая она сейчас. Помню, в детстве побаивался ее. Она холодная была, кажется, поколачивала меня за проделки. Марк защищал. И я к Марку больше был привязан, чем к матери. Ну и Марту тоже любил, она добрая очень, но как серая тень всегда жила. Тоже тетка странная. Она обо мне заботилась всегда хорошо, угощала сладостями, вещи мои стирала и гладила, в постель укладывала. Так мы и жили. В тот день что вышло? Мать приболела накануне. Вечером Марк отвез ее в больницу. Она не хотела, но там что-то серьезное было, живот сильно болел, может аппендицит, не знаю. Надо было вести в больницу, как она ни сопротивлялась. Марк отвез. Когда вернулся, сказал, что ничего страшного, маленькую операцию ей сделают и скоро вернется. Мне даже легче как-то было, что матери не будет несколько дней дома. С Марком и Мартой хорошо было, они ласковые, не ругали меня никогда. Мы бы по вечерам в шашки играли и в домино, чай с пирогами пили. В общем, я настроился на спокойную жизнь, но не тут-то было. Марк и Марта стали судорожно собирать мне сумку с вещами. Марк меня посадил за стол и заставил выучить, как доехать до большого города. Как вести себя в поезде, что говорить. Что потом делать, когда приеду. Я не понимал, зачем мне уезжать, но Марк стал таким дерганным, напряженным, что мне не захотелось с ним спорить. Марта тихо плакала, сидя в уголке. Подходила меня обнимала, потом отходила и плакала дальше. Я все запомнил, что Марк мне рассказал. Марта дала мне сумку со сменной одеждой. Там еще, помню, пакет с пирожками был и бутылка с лимонадом. Пирожки с рисом и яйцом, точно помню. Теперь, если ем такие, всегда вспоминается чувство страха и ожидания чего-то нового, волнительного. Это потому что я их в поезде потом ел, пока ехал. Короче, Марк с утра меня отвез на станцию в город, посадил в поезд. Дал в руку мне бумажку и сказал, что на станции нужно найти милицию и дать им эту бумажку. Он сказал, что меня ждет новая жизнь, очень хорошая. В принципе он соврал. Но что он мог знать о жизни в большом городе? О жизни в интернате? Ничего. А может, жизнь там и правда была лучше, чем здесь. Я бы просто превратился в идиота, если б видел из года в год эти скалы и ничего больше.

– Что было на этой бумажке?! – Спросила я. – Ты отдал ее в милиции?!

– Нет. Я ее выбросил.

– Но ты хоть прочитал?!!

– Ты знаешь, я не особо еще мог читать. Так, по слогам, и печатные буквы. А почерк у Марка был корявый очень. Я открыл, посмотрел, ничего не понял. Там было написано много, с полстраницы, да еще и мелким почерком. Я какие-то слова понял, но мало. Было какое-то чужое имя написано, я его запомнил. Помню, гадал – фамилия это или просто какое-то слово незнакомое. Имя, отчество и слово тоже с большой буквы. Вот забавно, а? Я всех этих подробностей не помнил буквально недавно! А теперь все всплывает потихоньку. Может, еще что вспомнится вот так вот, само!

– А что за имя, ты не помнишь? – Мне не до его лирики было, я чувствовала себя гончей, напавшей на след! – Ну же, Кит, напряги мозги!

– Кать, ну не помню я! Сколько лет прошло, я еще шкет совсем был. Фамилию помнил какое-то время, сама как-то в память врезалась, но потом забыл. Не вспомню, уже, нет, это вряд ли... такие мелочи не запоминаются.

– Господи, но зачем же ты выкинул эту бумажку?! Ведь это, наверное, важно было!!!

– Зачем выкинул... – Кит задумался. – Вот странно... я и помню это, и не помню. Эта записулька какое-то ощущение странное у меня вызывала. Очень-очень странное! Я его помню, точно помню! Но словами не передать... нет этому слов. Вроде как одновременно и опасность и... спасение что ли.

– Не понимаю...

– Кать, ну как тебе объяснить-то... говорю же, нет слов!

– А ты с чем-нибудь сравни, у тебя же хорошо получается.

– Сравнениями... м-м... ну вот как будто идешь по черному мокрому тоннелю. Гадкий тоннель такой. Воняет там и крысы. Идешь. И думаешь – ну не может же он вечно длиться, чета хорошее будет на другом конце. Не помнишь, зачем зарулил в это злачное место. Но какбэ доверяешь себе – раз зарулил, значит, важно было так сделать. Просто забыл. Идешь. И вдруг видишь, ответвление. И там свет и солнце, и все веселые. Хочется туда пойти. Но вспоминаешь – не зря же в тоннель зашел. Нужно пройти путь до конца, иначе это важное, куда шел, не увидишь. Ведь уже столько прошел! Зря что ли мучился?! Как все бросить и уйти в ответвление?! В пройденном пути тогда не будет смысла. В трудах твоих не будет смысла. Ты же и так с улицы вошел. Что же, теперь тупо выйти обратно на улицу? Ты меня понимаешь?...