Текст книги "Сказка о Снежной Королеве"
Автор книги: Алина Дворецкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
– Ну, ла-адно, – протянула Анжелика немного обиженно. Роман тут же пожалел, что сказал так.
– Будешь подъезжать к Петербургу, позвони мне на трубку, – напомнил он давно договоренное. – Я сразу поеду тебя встречать.
– Мама, мама, а вон смотри, «Мерседес» какой крутой! – закричала Анжеликина девочка, повиснув на поручнях автобуса. – «Шестисотый», наверно!
* * *
Финляндия была чудесной страной. Каких-то шесть часов езды на автобусе – и другой, чистый, умытый, холодный мир, скалы из красного камня слева и справа от шоссе, увитые плющом, напоминающие по структуре ореховый шербет. Пили кофе на автозаправке, туалет, не на туалет похожий, а на гостиную в доме нового русского; мягкие булки с джемом, вкусные до ненастоящести, густое, как сливки, молоко. Катенька была в восторге от всего, всему радовалась – и огромным белым полотенцам в гостиничном номере, теплым, пушистым, и удобным постелям, застеленным хрустящим бельем, и уютному креслу. «Мама, а мы здесь жить останемся?» Из окна – вид на железную дорогу и город вдали, странно волнующее ощущение нового, все те же красные скалы. Понеслись экскурсии по городу, храм в скале, море свечей, музыка, гладкие скамьи, потом центральная площадь, провинциальная до удивительности, простенький храмик, клумба с памятником в центре площади. Повсюду – осенние цветы, будто и не конец сентября, будто и не север. Ресторан в гостинице, куда Анжелика притащила Катеньку обедать, витиеватые мраморные колонны, алая роза на столе, пицца с ананасами, мороженое. Вечером – поездка в аквапарк, вот уж где Катенька визжала от счастья: горки, аэротрубы (в одной из них Анжелика испытала и себя, летела в полной темноте, под музыку, отвесно вниз, потом по спирали, вместе с потоками воды, какие-то светящиеся круги и полосы пролетали мимо), подземная река, бассейны с теплой и холодной водой, «море» с волнами и надувными плотами, пальмы, цветы…Наутро поехали в огромный универмаг покупать подарки. Роме Анжелика купила крохотный сувенир, магнитик в виде медвежонка для холодильника, а Катенька нашла мечту свою – игрушечных львят из мультфильма про Короля Льва, давно хотела. Анжелика купила себе кожаное платье, маме – шикарные бокалы под шампанское, еще ерунды всякой… Деньги не считала, все купленное так сильно отличалось от питерских товаров… или Анжелике так казалось. По крайней мере, чувствовала себя ужасно крутой, с сотовым в сумочке, в дорогих сапогах и длинном пальто. Когда вечером поехали уже без экскурсионного автобуса гулять по городу вдвоем с Катенькой, на нее все оглядывались. Даже здесь, в равнодушной Финляндии – с восхищением. Фотографировались на фоне смешных небольших особнячков, блестящих универмагов, непонятных памятников – и неизменно в объектив попадали аккуратные клумбы, неяркие цветы, щедро усыпанные сверху пожелтевшей листвой. Перед сном посетили гостиничную сауну, бассейн, все чистое, вкусно пахнущее. Катенька восторгалась «звездным небом» из маленьких лампочек в сауне, разноцветной подсветкой в бассейне, ярко выкрашенными скамейками, розовомраморной душевой. В последнее утро успели погулять только в парке за гостиницей, забрались на эти скалы – красные, чужие, – посмотрели сверху на город… Вот и все, собственно, деревья на прощание осыпали светло-желтые листья… И снова автобус. По пути рыбная ферма, где еще живую, оранжевую, трепещущую вмиг разделали для них, приправами присыпали и в бумагу завернули. Потом магазин при кондитерском заводе, огромные пластиковые пакеты с разноцветными мармеладками, шоколадом, пастилой, бесконечные полки сладостей, детская мечта. Еще пара кафе, еще магазин на выезде из Финляндии, и вот уже они с Катенькой стоят с набитыми сумками у гостиницы «Октябрьская», там, откуда началось их путешествие, и высматривают Ромин «Опель» среди припаркованных машин. Вновь реальность, поездка эта заграничная будто привиделась, приснилась, растаяла воспоминанием, терпким малиновым привкусом мороженого на губах. Вот они с Ромой идут по Анжеликиной улице, Катенька уже спит, наверно, с новенькими львятами в обнимку, дома, а здесь – промозг-лая реальность. Фонари оранжевые, тяжелая дымка ночного тумана, зябкий осенний воздух. Анжелика, поддерживая незатейливую беседу, мучилась, как бы поестественнее подарить Роме сувенир, этого фарфорового медведика с магнитиком. Медведик приятно оттягивал карман, Анжелика тискала его ставшей уже влажной от напряжения рукой. Подарок казался маленьким и смешным. Наконец, решившись, демонстративно порылась в недрах кармана, вытащила на свет божий. – Держи. Это тебе. Рома внимательно рассмотрел фарфорового зверька, улыбнулся, понял сразу – Это я? – Ну, наверно, – смутилась Анжелика. – Спасибо. Была еще какая-то секундная неловкость, и Анжелика поспешила перевести разговор на другое – Так ты совсем не скучал по мне? – Я все эти дни сидел над программой, – сообщил Рома. – Некогда было. Я с пятницы вечера вот только первый раз из дома вышел. Практически не вставал из-за компьютера. Анжелика улыбнулась натянуто, кивнула. Черные деревья одно за другим выступали из тумана, пугая неожиданной суровостью, протягивая к запоздалым прохожим мрачно нависшие ветки. «Вот она, реальная жизнь, – подумала Анжелика. – А аквапарки с сиреневой водой – это сон. Сон». – Мне жена напомнила одну фразу, – сказал Рома, вглядываясь внимательно в Анжеликино лицо (с тем же выражением, с каким только что изучал заграничный подарок). – «Мы все в ответе за тех, кого приручили». – По отношению к тебе? – поинтересовалась Анжелика. – По отношению к тебе, – веско сказал Рома. Анжелика поежилась, глубже засунула руки в карманы – но там больше не было ничего. Ничего из того, что могло бы согреть сердце. – Что-то ее вдруг заволновала твоя судьба, – продолжал Рома. – Она сказала, что это нечестно с моей стороны – приручать тебя. – Ой, меня фактически невозможно приручить, – отмахнулась Анжелика. – Так уж невозможно? Бледная луна выплыла внезапно из-за туч, ломкая, дрожащая. «Все это точно уже было когда-то, – подумалось Анжелике, – вот только с кем и когда?» Были однажды разборки с Сашкой, вот в этом сквере у дома, но была ли тогда луна?.. Бог ее знает. Приручить… ее приручить… – Не знаю, – сказала Анжелика. – Попробуй. – Я наверно, уже пробую, – невесело усмехнулся Рома. – Ну и как, получается? – Не знаю. Я очень плохо понимаю тебя. Но я очень боюсь, что ты приручишься. – Принц, чтобы приручить Лиса, каждый день садился чуть ближе, – сказала Анжелика. – А ты то становишься ближе, то отдаляешься. Приручения не получится. – А если вдруг получится? – Я очень боюсь зависеть от кого-то, – призналась Анжелика. – Если я почувствую, что это случилось… тогда, наверно, я вернусь к себе. – Куда? – удивленно переспросил Рома. – Туда, – Анжелика подняла глаза, указывая на дрожащую луну. И восхитительные мурашки поползли по спине, когда она увидела испуганное лицо Ромы. Испуганное, непонятно-бледное, похожее на луну в небе.
* * *
Чем дальше, тем больше. Роман чувствовал, что не может жить без Анжелики. Сколько раз он принимал решения, что позвонит ей не раньше, чем через неделю… через пять дней… вообще не позвонит, а будет ждать ее звонка… Напрасно. Иногда, борясь с собой, он понимал, что чуть ли не жизнь готов отдать, чтобы услышать ее нежное, с придыханием «Алё». И звонил…Он вновь и вновь задавал себе вопрос: чем же Анжелика взяла его, чем привязала к себе? Что было в ней такого, чего не было в Кате, чего не было в других женщинах? То, что она все еще играла с ним и не давала узнать ничего о себе… ничего существенного? Была ли любовь Романа к Анжелике только жаждой познания, желанием открыть красивый ларчик? Иногда что-то подсказывало ему, что там, внутри, пустота, пустота, прикрываемая красивыми фразами и броскими одеждами, царскими манерами и выверенными жестами. Но как тогда эта пустота могла ЗНАТЬ что-то о Романе? Как могла она чувствовать то, что его влюбленная нежная жена не сумела почувствовать за столько лет брака? Да, Катя тоже теперь училась на психологическом, но умения в общении и обхождении ей это не прибавляло. Иногда она обращалась к Роману с просьбой заполнить очередной дебильный лист, из которого Роман выходил то отчаянным храбрецом-сорвиголовой, человеком «без башни», то скучным моралистом, любителем нравоучений и жизни по плану. Все это было не более чем забавно. Все Катины изыски, вся ее лесть, все ее попытки получше накраситься и по-другому причесаться по-прежнему были шиты белыми нитками. Смешная, глупая Катя! Ее неестественно красный оттенок волос в последнее время все больше раздражал Романа. Однажды он спросил Анжелику, красила ли та когда-нибудь волосы. «Зачем? – удивилась Анжелика. – Мне кажется, у меня и так хороший цвет. Была мысль осветлиться, еще в вузе, но, кажется, лень стало. А сейчас вообще… У меня вон на работе все проститутки крашеные, да еще в какие-то нелепые красные тона. С них, что ли, мне пример брать?» Роман однажды, поджидая Анжелику в машине у бани, видел ее с тремя проститутками. Только у одной из них волосы были рыже-красные, медные, две других оказались блондинками. Но после Анжеликиных слов Роман с какой-то опаской посматривал на оперение своей жены. Смешная, нелепая Катя! Она, правда, так старалась соответствовать Роману, так из кожи вон лезла в последнее время, что ее можно было только пожалеть. Анжелика – совсем другое дело. Роман сам боялся, достаточно ли он соответствует Анжелике, ее голливудскому просто-таки шику, ее манере сидеть, двигаться, одеваться. Иногда она делала ему замечания: «не позвонишь, а позвонишь»; «не мешай ложечкой в чашке по кругу, это некрасиво, мешай к себе»; хотя вполне могла сама иногда вывернуть слово… сказать «образ мыслей», например… или, на взгляд Романа, излишне резко жестикулировать во время разговора в общественных местах. Но Анжелика, Анжелика… Что бы она ни делала, все было уместно. Она никогда не смущалась своим ошибкам, а предпочитала усугублять их. Она была слишком странной – и это больше, чем что-либо, притягивало к ней Романа. Она внезапно раздражалась и так же внезапно проникалась добрым расположением духа… Она начинала зевать («ой, извини!»), когда Роман брался рассказывать самые сокровенные свои мысли… а потом небрежненько так высказывала вслух другие его сокровенности, о которых он сам себе-то боялся сказать. Все это было так смешно и неважно, когда Роман пытался думать об этом с собой наедине, но что-то ведь заставляло его, вопреки данному самому себе обещанию, набирать ее номер и произносить в трубку нежным, взволнованным и почему-то виноватым голосом:
– Я очень хочу тебя увидеть. Я соскучился.
* * *
Осень потихоньку вступала в свои права. День ото дня становилось холоднее, и заниматься любовью в машине было уже не так уютно. Пока еще помогал климат-контроль, но его подержанных силенок уже не хватало. Иногда Рома снимал номер в какой-нибудь гостиничке – раз от раза они были все менее уютными. Анжелика уже не замечала этого, и матрасы, брошенные на пол в гостинице «Нева» (номер был одноместный, кровать одна, узкая, зато матрасов – два), были ей милее теплой родной постели. Она сидела на матрасе, скрестив ноги, довольная своим положением, и аппетитно ела полуостывший «Биг-Мак». Только что они разлепились с Ромой после скоротечного секса (еле успели войти в номер, раздевались торопливо, матрасы эти на пол кидали), и, утолив голод сексуальный, Анжелика торопливо жевала, забивая желудок, лениво думая о том, что надо бы предохраняться. От презервативов они давно отказались, а вот сегодня Рома – она так и не поняла – успел или не успел выйти из игры.
Анжелика не видела ни пыльной паутины по углам дешевого номера, ни полупроваленного пола… даже грязноватый кафель в ванной комнате и желтые пятна в раковине показались ей весьма сносными.
– Я люблю тебя, – сказал Рома. – Анжелика, я люблю тебя.
И это было для нее важнее всего.
– Что? – переспросила Анжелика будто бы удивленно.
– Я люблю тебя, – повторил Рома, и она подумала о том, что надо сказать что-нибудь хорошее в ответ. Что-нибудь, от чего наворачиваются слезы на глаза, как в хэппи-энде американской мелодрамки, и от чего хочется лететь, лететь взаправду, расправив настоящие, жесткие, мускули-стые крылья. Но ничего такого не приходило на ум – летящего, нежного.
– Я так мало знаю о тебе. Но я хочу знать о тебе все. Ты дашь мне узнать тебя?
Анжелика скомкала бумажку от «Биг-Мака», прицелилась в сторону яркого, красного с желтым, макдональдовского пакета.
– Зачем? Это скучно. Если ты узнаешь меня совсем, я стану не нужна тебе. Я постараюсь, чтобы ты не узнал меня… – она помедлила, не зная, как смягчить свой ответ, – до конца.
Рома еле заметно нахмурился.
– Это игра? – спросил он после паузы.
– Нет.
– Ты любишь игры.
– Нет. Я ненавижу игры. Это затягивает. «Сначала мы играем в эти игры, потом уже они играют в нас». Я не хочу, чтобы игры начали играть в меня.
Из-за того, что они сидели на полу, вся мебель казалась неправдоподобно высокой – кровать, стол, стулья и особенно облупленный шаткий шкаф с полуотвалившейся скрипящей дверцей. Мебель была великанской. Или это они вновь стали детьми. Вот так, наверно, видит мир Катенька.
– Я не знаю, где правда, а где ложь, – сказал Рома. – Я не знаю ничего о тебе.
– Ну, если ты очень хочешь узнать что-то, ты можешь задавать вопросы, – предложила Анжелика. – Когда меня спрашивают прямо, я не вру.
Рома осмысливал что-то или не решался что-то сказать. Поперек лба пролегли глубокие морщины, уголки губ напряглись.
– Я задам тебе два вопроса, – сказал он наконец.
– Да, – согласилась Анжелика.
– Я не знаю, живешь ты сейчас со своим мужем или нет, – сообщил Рома. Это был не совсем вопрос. Анжелика шумно потянула через трубочку гудронового вкуса колу.
– Нет. Он опять уехал в свой Северожопинск. Он теперь будет жить так: неделю там, неделю здесь. Но я не буду жить с ним.
Она так и не поняла, удовлетворил ли Рому ее ответ. У него было такое лицо… Не то чтобы непроницаемое, но очень мало разновидностей эмоций, отражаемых этим лицом, Анжелика могла вычленить. То ли дело Макс, например: миллионы эмоций, полуэмоций, страстей, полустрастей, полутонов… Выражение лица менялось с малейшим изгибом бровей. Нежный, чувствительный. Мышцы отражали все, что творилось внутри… А Рома был весь такой мужчина. Как Стивен Сигал – и ярость, и нежность в одном взгляде. То ли ударит, то ли поцелует.
– И второе, – сказал Рома. – Я вообще ничего не знаю о твоей личной жизни.
– О какой моей личной жизни? – удивилась Анжелика: разве здесь, на пыльных матрасах, не протекала ее личная жизнь?
– Что ты делаешь, когда ты не со мной, – пояснил Рома.
– Когда ты спишь со своей женой? – язвительно уточнила Анжелика. Она не собиралась рассказывать про Макса, это было слишком частное, слишком личное, слишком близкое к сердцу… «Слишком привычное и неважное», – успокоила Анжелика копошащуюся совесть.
– Именно сплю, – зацепился за слово Рома. – Я не занимаюсь любовью с ней. Это все очень тяжело, пойми ты. Бывают дни, когда мы с тобой не занимаемся любовью какое-то время… в течение недели, например. Встречаемся, но не занимаемся любовью.
– Меня это удивляет, – призналась Анжелика. – Я почти всегда хочу тебя. «Чисто физически», – могла бы она добавить. Рома раздражал ее день ото дня все больше, бесили тупые разговоры про его семью и работу. Но тем больше хотелось трахаться с ним. Макса, нежного, белокожего Макса она просто хотела увидеть, поговорить с ним, дотронуться до него… Секс там не был главным. А в общении с Ромой Анжелику съедала жгучая страсть. Злая страсть, страсть, больше похожая на ненависть, чем на любовь. Ей хотелось подчинить Рому, подмять его под себя…
– Я знаю, – сказал Рома. – Я тоже. Особенно после того, когда я бываю со своей женой. Физически. Я не могу совмещать тебя и ее в постели.
Повисло молчание. Анжелика мучительно осмысливала услышанное.
– Ты всегда готова заняться сексом, – сказал Рома. – Ты никогда не говоришь, как это у тебя. В твоей жизни.
Анжелика смотрела, сощурясь. Самое большее, что она готова была рассказать ему, это про сексуальные отношения на работе, с клиентами бани. По счастью, кажется, именно это Рому и волновало больше всего.
– Я задал вопрос, – нетерпеливо сказал он.
– Ты задал вопрос? То, о чем мы говорили… У меня были другие мужчины после того, как мы познакомились. Раза три. До того, как мы вместе ездили в Москву. После Москвы я была только с тобой.
Она лгала. Она имела в виду только клиентов бани. Она не собиралась раскрывать Роме трепетного, стильного Макса, его манеру целовать ее глубоко и долго, так, что они становились одним. Она даже себе не собиралась признаваться, что в постели Макс удовлетворял ее намного больше, чем Рома. Он был изыскан и нежен, а Ромины топорные ласки лишь порождали в ней ярость и желание вновь и вновь пытаться достичь вершины.
– Это правда? – спросил Рома с видимым облегчением.
– Да, – сказала Анжелика.
* * *
С недавнего времени у Кати появилось новое развлечение – звонить Ане-Анжелике и молчать в трубку. Теперь она делала это ежедневно. Специально бегала на улицу к телефону-автомату, чтобы позвонить. Мягкое сладкое «Алё» в трубке полностью соответствовало тому образу женщины-вампа, который рисовала себе Катя. Порой она еле удерживалась от искушения, чтобы не позвонить сопернице второй раз на дню, и третий, и четвертый. Мелодичный голосок на том конце провода действовал подобно наркотику. Катя стоически молчала, слушая распевные кошачьи интонации («Говорите! Слушаю вас очень внимательно!»), молчала, пока ее собеседница, бросив напоследок нечто вроде «перезвоните, вас не слышно», не вешала трубку. Но сегодня…
Сегодня утром, проснувшись минут на пятнадцать раньше мужа, Катя разглядывала его лицо. Такое родное когда-то – и почти незнакомое теперь. Она упустила что-то в его жизни. Она не помнила этих морщин на лбу и этих складок в уголках рта… и этого жесткого выражения всей его физиономии… жесткого даже во сне. Ромка спал, закинув левую руку за голову (вспухшая мышца плеча, сила и мощь), и вдруг Катя увидела какой-то розовый рисунок у него на запястье. Какие-то едва заметные буквы, полустертые. Не дыша, она приблизила лицо и прочитала: «Казино Морган». Вот, значит, где он был вчера, вот почему вернулся так далеко за полночь… Вчера… Вернее, сегодня, всего несколько часов назад.
Вот почему сегодня она решилась заговорить.
– Алё? – привычно мурлыкнула трубка.
– Анжелика? – Катя назвала соперницу ее настоящим именем.
– Да, – голос был немного удивленным.
– Здравствуйте, Анжелика.
– Здравствуйте. А кто это? – невинно поинтересовалась Анжелика.
– Неважно, – ответила Катя после секундной растерянности. – Я звоню, чтобы сказать вам… Вы не должны больше встречаться с Романом.
– Что? – искреннее удивление в голосе, даже интонация стала чуть более презрительной.
– Вам нужны его деньги, не так ли? – спросила Катя и почувствовала, что краснеет.
– Нет, не так, – мягко ответила трубка.
– Девушка, вы поступаете очень нечестно, – сказала Катя. – Рома женат, у него есть ребенок…
Где-то в глубине души она надеялась: ее соперница не знает этого. Все, что говорит Ромка, про психологию, про серьезные разговоры – придумано. Сейчас эта фотомодель будет шокирована и…
– Я знаю, – ответил кошачий голос.
– Знаете – и хотите увести его от жены?
– Простите, с кем я разговариваю? – в голосе собеседница появились железные нотки.
– Это неважно, – Катя распалялась от дерзости соперницы. – Вы отменная стерва, моя дорогая. Вам нравятся чужие мужчины?
– С кем я разговариваю? – от мурлыкающих интонаций не осталось и следа.
– Я хочу сказать, что у вас ничего не получится, – торопливо продолжала Катя. – А то, что он таскается с вами по всяким злачным местам… Вы отбираете эти деньги на ваши развлечения у его ребенка, вы это понимаете?
– Извините, но я не люблю беседовать с анонимами, – сказала Снежная Королева, и голос у нее был таким, каким он и должен быть у Снежной Королевы – ледяным. – Представьтесь, пожалуйста.
Катя с честью выдержала эту атаку, только дух перевела.
– Я хочу сказать вам, – продолжала она, чтобы вы оставили эту затею. Рому вы все равно не получите, а то, что вы делаете – очень грязно.
И повесила трубку.
* * *
И настал тот – самый страшный – день. Когда Катя увидела Анжелику. Нечто рыжее в рыжей куртке. Тот навязчивый, странный образ, который преследовал ее потом… долго, долго, долго.
Она только что вернулась с занятий и отправилась в универсам – за продуктами. В холодильнике было почти пусто. Нужно было что-то приготовить Ромке на вечер… и себе с Шуркой тоже. У нее еще было какое-то предчувствие. Она очень тщательно надевала новую замшевую шапочку перед зеркалом и зачем-то накрасила губы (в магазин-то!). Она вышла из подъезда, помахивая сумочкой, дошла до угла и повернула направо, прошла еще квартал и остановилась у перекрестка, чтобы перейти дорогу…
Прямо навстречу ей ехал беленький «Кадетт» мужа, она узнала бы его из тысячи машин, с этими полосочками, ромбиками, цветными кружочками аппликаций на корпусе… И прежде, чем разглядеть за рулем Ромку, Катя увидела то, что бросалось в глаза в свете заходящего солнца – облако темно-золотых, рыжих, красных, освещенных солнечными бликами волос на переднем сиденье. Это была ОНА.
Те мгновения, пока «Опель» мужа приближался к перекрестку, замедляя скорость перед выбоиной у светофора, показались Кате вечностью. Она успела разглядеть прищуренные на солнце глаза соперницы – глаза победительницы, глаза хищницы. Наглые высокие скулы, темно-малиновый надменный рот, узкие черные брови – крылья улетающих птиц. Она успела увидеть, почувствовать этот взгляд, живой и холодный, нервный и счастливый; ей казалось, она слышит этот счастливый смех – Снежная Королева на переднем сиденье была так довольна чем-то…
Не успев ничего сообразить, осознать, поняв лишь, что Ромка не увидел, не заметил ее, Катя метнулась в сторону «Опеля», на дорогу, взмахнула рукой… Прибавив скорости, белый «Кадетт» пронесся мимо, безжалостно забрызгав грязью ее сапоги и дубленку. Катя так и осталась стоять на дороге. Она была раздавлена, смята, она…
Худшего произойти не могло.
Позднее она вновь и вновь прокручивала в памяти этот эпизод, воссоздавала перед глазами видеофильм своего унижения, упивалась острой болью в груди. Чужая, великолепная женщина сидела рядом с Ромкой на ее, Катином, месте, сидела на правах хозяйки, сидела привычно, так, как будто…
А она, Катя, была всего лишь столбиком на дороге, не препятствием даже – так, чем-то мелькнувшим и незамеченным в пути.
* * *
– Это была моя жена, – сказал Роман. Оглянуться было свыше сил его – там, на дороге, осталась маленькая Катя в маленькой своей дубленочке, в купленной недавно шапочке… и ужас, казалось, навеки застыл в глазах ее.
– Та, что бросилась под колеса? – спросила Анжелика. Она даже не оглянулась назад. Роман не оглянулся тоже.
– Господи, ну почему все так глупо? – воскликнул Роман. – Сейчас, наверно, она будет звонить.
– Я подумала, что это кто-то так странно голосует, – сказала Анжелика. – Она так размахивала руками…
Эти нелепые взмахи тоненьких рук в широких рукавах дубленки, это бледное испуганное лицо так и стояли перед внутренним взором Романа.
– Конечно, я могу сказать, что я просто ее не заметил… – рассуждал Роман.
– И что ты просто подвозил пассажирку. То есть меня, – саркастически продолжила Анжелика. – Что мы даже не знакомы.
– Одно простейшее правило, – мучился Роман, – не ездить мимо собственного дома… И куда только ее черт понес?
– И что ты так переживаешь? – спросила Анжелика высокомерно. – Ты что, не имеешь права никого подвезти?
– Нет, я не могу сказать, что я ее не заметил. Она просто-таки под колеса бросилась.
– Да уж, – голос Анжелики стал издевательски резким. – Я думала, мы ее раздавим, – она развернулась к Роману и смотрела на него пристально, с улыбочкой… с мерзкой такой улыбочкой. – Влип ты, Ромочка, – сладко сказала она.
«Нужно взять себя в руки, – подумал Роман, – я мужик или не мужик? Сейчас она начнет смеяться надо мной».
– Я имею право поступать так, как хочу, – сказал он. – Неудобно, конечно, получилось. Как будто я нарочно вез тебя мимо своего дома… Ее просто наглость моя удивит.
– Да я не об этом. Ну, я слышала голос твоей жены, видела фотографии… Но была какая-то надежда… Знаешь, бывают просто люди нефотогеничные, на фотографиях плохо получаются. Мне показалось…
– Что? – дернулся Роман.
– Я бы ни за что не подумала, что это твоя жена, – Анжеликины глаза вдруг резко сузились. – Кстати, если бы ты уважал мои чувства, то мог бы не говорить мне об этом. Что это она.
Роман почувствовал угрызения совести. Действительно, при чем здесь Анжелика? Это он повез ее этой дорогой… Получалось так, что он уже причинил боль Кате и пытался сейчас причинить боль Анжелике… Замкнутый круг.
– Извини, – сказал Роман. – Я так и хотел сделать, но в последний момент… Ты бы все равно заметила, что я нервничаю.
– Да, но я бы не знала почему. Мне бы в голову не пришло, что это – твоя жена.
Она так нажала на слово «это», что у Романа побежали мурашки по коже.
– Почему? – спросил он.
– Мне показалось, что это какая-то пожилая женщина. Почти старушка. Безумная голосующая старушка. Сгорбленная, голову в плечи, нелепые жесты рук, дебильная шапка…
– Ну, насчет шапочки ты зря, – возразил Роман. – Ей очень идет. Это я покупал.
– Ты испортил мне все настроение, – сказала Анжелика мрачно.
– Извини, я не хотел.
Затрезвонил мобильник Романа. Конечно же, это была Катя:
– Ты можешь заехать домой?
– Не могу, – Рома бросил беглый взгляд на Анжелику. Та делала вид, что происходящее ее совершенно не касается.
– И чем ты таким занят? На работе сидишь?
– Нет, не на работе.
– Рома, я видела тебя! – сорвалась на крик Катя. – С этой сукой!
Холод какой-то сковал Романа. Если бы Катя не произнесла эту фразу, все было бы иначе. Она была бы маленькой несчастной девочкой, которую он бросил посреди дороги. Но теперь… Какое она имеет право? Черт возьми!
– Я занят сейчас, – холодно сказал Роман.
– Кто был с тобой в машине? – допытывалась жена. – Это и есть Аня?
– Какая разница? Я не обязан перед тобой отчитываться.
Анжелика по-прежнему смотрела вбок, в окно; ее как будто не было здесь. «Боже, – подумал Роман, – мы же собирались в кино, погулять, что я вообще делаю? О чем я говорю, с кем?»
– Рома, ты же здесь, недалеко. Пожалуйста, заедь на пять минут хотя бы, мне надо с тобой поговорить.
– Говори, – сказал Роман равнодушно.
– Я не могу по телефону. Пожалуйста, заедь! На пять минут!
Она была близка к истерике, Роман чувствовал. Анжелика, напротив, казалась спокойной и сдержанной, сонной даже. Ее спокойствие непостижимым образом передалось Роману.
– Я не могу. У меня человек в машине.
– Значит, пусть человек едет к себе домой!
– Это невозможно. У нас дела.
– Рома! – закричала Катя.
– Я приеду вечером, и мы поговорим.
– Рома!
– Все, – отрезал Роман, нажимая красную кнопку.
Практически сразу же телефон зазвонил вновь, и Роман отключил трубку. Только тогда Анжелика повернулась и посмотрела на него. Как будто вернулась откуда-то. Два разных желания боролись в душе Романа. Нужно было заехать домой и успокоить Катю, на каких-то пять минут заехать, остановить эту истерику, эти слезы, эту ненависть… Но тут, рядом, была Анжелика, критически улыбающаяся, великолепная, стоящая над Катей, над ним, Романом, над всем…
– Ты очень обидишься, если я попрошу тебя посидеть в кафе? – спросил Роман.
– Что? – она удивленно подняла брови. – Мы же только что поели!
– Ну, я возьму тебе кофе, мороженое, и ты меня подождешь, – предложил Роман.
– Хочешь домой съездить? – усмехнулась Анжелика.
– Я ненадолго. Тут недалеко хорошее кафе, посидишь минут пятнадцать…
– Останови машину.
– Ну, чего ты…
– Останови машину, пожалуйста, – повторила Анжелика спокойно.
– Ну, подожди, – остановив «Опель», Роман попытался взять руку Анжелики в свою, но она отдернула ее. – Я тебя очень прошу: подожди. Я понимаю, это все капризы маленькой зарвавшейся девчонки, но ты не понимаешь, как она страдает! Ты ведь не такая, как она, ты умная.
Он попытался придать своему лицу как можно более умоляющее, покорное выражение. Поссориться с ними обоими одновременно – это уж слишком.
– И что?
– Мне нужно буквально пять минут с ней поговорить. Я ее успокою, и мы поедем в кино.
– Ради Бога, – Анжелика развела руками. – Только ни в какое кино мы не поедем.
– Но почему?
Лицо ее было непреклонным. Она ждала – что он решит. Роман с размаху саданул кулаком по рулю, прямо по сигналу гудка.
– Хорошо, я никуда не поеду. Все, я сглупил. Извини.
Анжелика помолчала пару минут, потом улыбнулась сдержанно – улыбкой победительницы.
– Ты! – сказала она повелительно, но глаза смеялись. – Ты испортил мне настроение! Окончательно.
– Я предупреждал тебя, что я ужасный, мерзкий тип. Ну, прости.
Роман завел мотор и развернулся в направлении центра. Все это время, после неожиданного столкновения с Катей, его «Опель» просто бессмысленно колесил по улицам.
– У меня такое чувство, что мы раздавили ее, – сказал Роман тихо. Он никак не мог вытравить из памяти образ Кати, оставшейся на дороге… поистине раздавленной его колесами. Бледное, без кровинки, лицо зеленоватого, слегка лягушачьего оттенка, огромные глаза… да, скорее полные ненависти, чем испуга. И ее слова – «с этой сукой»… Сколько же злости в его маленькой жене! Она вся просто переполнена ненавистью! Холодной, мерзкой ненавистью – ненавистью не только к блистательной Анжелике, но и к его, Романа, счастью с Анжеликой. Жаба… Роман вдруг поймал себя на том, что это самое точное сравнение. Холодная, липкая, переполненная злом… с широко разъехавшимися тазовыми костями и тоненькими ножками, коленки так резко выдаются… Роман хотел бы забыть. Забыть эту дорогу и брызги грязи… Только Анжелика рядом. Она-то ни в чем не виновата. Ни в чем.
* * *
Рома повел ее на «Матрицу». Анжелика слышала, читала что-то в прессе, видела даже фотку – два человека, как бы подвешенные в воздухе, сцепившиеся руками в непонятном поединке… Кажется, этот фильм называли эпохальным, разрушающим все барьеры… Интересно было посмотреть. Они опоздали, опоздали из-за этих дурацких препирательств в машине, и когда вошли в зал, на экране висел огромный черный паук, железный, и тянулся щупальцами к человеку, погруженному в какую-то липкую жидкость. Рома, видевший уже фильм на кассете, тут же наклонился к Анжелике и начал что-то объяснять, пересказывать начало фильма, он говорил жарко, громко, зрители в зале уже стали оглядываться на них недовольно… Впрочем, Анжелика почти ничего не слышала, другое занимало ее. Голый человек на экране, без волос, без бровей и без ресниц, показался ей удивительно знакомым. Она мучительно напрягала мозг, пытаясь понять, вспомнить… И только когда того же человека показали лежащим в свитере, с бровями, с ресницами и слегка отросшим ежиком волос, Анжелику как током прошибло: экранный герой был копией Макса. Да, чуть другая линия волос, может быть, более жесткий подбородок, но общее впечатление…
