Текст книги "Сказка о Снежной Королеве"
Автор книги: Алина Дворецкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
К сожалению, в этом году ей уже стукнуло тридцать, «четвертый десяток, кошмар какой», сказала она самой себе, а в ее юности все было по-другому. Не было секса в машине. Дискотеки какие-то были… брейк-данс и бездарная попса…
– …Понимаешь, я сам приучил ее к этому, – оправдывался Рома. – В этом нет ничего плохого, что она звонит. Она просто волнуется, не случилось ли чего.
– Что может случиться? – удивилась Анжелика.
– Ну, я ее приучил, что она всегда знает, где я, – объяснил Рома.
– Знаешь, это все хорошо, если бы она так не вопила в трубку.
Рома моментально залился краской: смугло-бронзовые щеки стали пунцовыми, малиновыми. Анжелика даже не предполагала, что он может так быстро краснеть.
– А что, слышно? – спросил он тихо.
– Конечно, – жестоко сказала Анжелика. – «Где ты находишься?! Ты же обещал!!!» – визгливо передразнила она.
– Я ей вставлю утром, – сказал Рома сквозь зубы. – Ты права. Она не должна была звонить.
– Да нет, все нормально, – улыбнулась Анжелика.
– Я понимаю, что ничего нормального, – сказал Рома.
Анжелика решила расширить тему.
– Со мной – все это нормально, – назидательно сказала она. – Но представь, что ты, допустим, на деловой встрече, и тут звонит жена.
– Про деловую встречу я бы объяснил ей, – с готовностью ответил Рома. – Я просто не знал, что сказать про нас. Ненавижу врать.
– Да не бери в голову, – Анжелика доела последнюю конфету и с сожалением заглянула в пустую коробку. – Для тебя, может быть, это еще неважно. Я помню, вначале, когда я только начинала жить со своим, у меня был момент, когда я начала ему звонить каждый день на трубу. По несколько раз в день. Ну, знаешь, там, беременная женщина, нервы… Я не помню уже точно, как он мне это объяснял… Он сказал что-то типа «ребята смеются». И принес мне журнал, там была статья про Хакамаду, она тогда только-только начинала быть известной. И вот она там говорила, что никогда не звонит на работу мужу. Что это святое. Что если она позвонит, это будет значить, что что-то совсем такое случилось. Знаешь фразу – «случилось страшное». Потому что муж у нее – деловой человек, и если он не дома, значит, занят делом, и ему не нужно забивать свою голову чем-то еще. Не знаю, мне тогда почему-то стало очень стыдно. Я с тех пор не звонила ему на работу. Никогда.
– Боже мой, как ты права! – воскликнул Рома. – Ты говоришь какие-то такие истины, которые я, в принципе, знаю, но или не принимаю во внимание, или забываю, а это на самом деле очень важно. Ты так знаешь это… знаешь то, что должен знать я… у меня от этого мурашки по коже. Кто ты вообще?
Она посмотрела ему в глаза, чуть затуманенные вином, посмотрела прямо, нагло, уверенно:
– Я – совершенная женщина.
Саша так долго внушал ей это, что она поверила сама, невольно начала соответствовать, сознавать свою власть. Подолгу вертелась перед зеркалом, рисуя единственно возможный изгиб бровей, надменный, верный, тонкой линией подводила ярко-зеленые глаза, кошачьи, узкие, рисовала рот, приподнимала при помощи румян скулы… «Я – совершенная женщина», – шептал Анжеликин двойник в зеркале, и этому верилось легко, и это было правдой.
– Уверен, – сказал Рома.
– Меня послали… – она стрельнула глазами вверх, – оттуда.
– С другой планеты? – Да. Она чувствовала, знала, как у него мурашки мелкие побежали по спине, тонкие волоски встали дыбом – нужно было только сделать ТАКОЙ голос. Она умела.
– А зачем? – спросил Рома. – И почему ты такая красивая?
– О, я могу быть любой, – коварно улыбнулась Анжелика. – А вообще я маленькая и зеленая. Я принимаю любую форму. Я воплощаю мечту.
– Мою?
– Сейчас твою.
Он так легко поддавался на все ее уловки… Похоже, ему по жизни не попадалось Женщин. Девочки. Анжелике было проще – она качала грудь в тренажерном зале, она механически переставляла ноги на шаговом тренажере, она мерила широкими взмахами рук хлорированную воду бассейна – чтобы быть Совершенной Женщиной.
– Самое смешное, что это действительно так, – пробормотал Рома.
– Вот видишь, – победительно улыбнулась Анжелика.
– За что же мне такая честь? – тихо спросил он.
Анжелика пожала плечами. Вот и все. Сейчас она могла делать с ним все, что угодно. Так легко.
Легко, легко оторваться от земли, упасть на белые простыни, не чувствуя их под собой – как в облака. Она впервые увидела Рому при полном освещении – он скинул джемпер – очень рельефные мышцы, очень крепкое тело. Широкие плечи, узкая талия. Анжелика никогда не была поклонницей атлетических фигур, и пришлось представить для полного удовольствия именно вот такого бойфрендика, бойцовую рыбку, драчуна с улицы. Вот привез он ее в загородный мотель, и сейчас все будет в первый раз, ну ладно, пусть во второй, первый раз было в его автомобиле, а завтра с утра ему снова в бой… то есть на улицу, драться с себе подобными. «Вот ведь маразматические мысли на старости лет», – успела подумать Анжелика, лежа навзничь на постели, наблюдая, как герой ее фильма поплотнее задергивает шелковые желтые занавески, прежде чем рухнуть на нее сверху. Действительно, он любил ее так по-детски, так неумело и страстно, что вполне мог сойти за восемнадцатилетнего подростка… и Анжелика намеренно забыла все, что знала, чтобы побыть Почти-Ребенком, чтобы поиграть в это Нечто, в эту постельную историю двух школьников, где две тени исступленно метались по стене, сливаясь в одну, и обязательно надо было помнить о какой-то опасности, о том, что сюда они убежали от всех, чтобы побыть вдвоем совсем недолго, а завтра…Нормальное кино.
* * *
В этот раз Катя прождала Ромку до четырех утра. Чтобы не уснуть, сидела за компьютером, пыталась играть в «Quake» – тупую игрушку, почему-то обожаемую мужем. Но сквозь экранные взрывы и ругательства в ушах ее звенел нежный кошачий голос, который она услышала в GSMовской трубке мужа, когда набрала номер. Сладкое, протяжное «Але», потом «Але» удивленно-капризное (потому что Катя молчала), и потом настойчивое, насмешливое: «Слушаю вас очень внимательно!» Почему-то Катя была уверена, кто эта девушка. Существо женского пола с таким голосом просто не могло не заинтриговать ее мужа. Ромка был весело-взволнован, он даже не рассердился, когда увидел Катю за компьютером.
– Ну, и почему ты не спишь? – он остановился за ее спиной, но Катя по голосу чувствовала, что он улыбается. Улыбается чему-то своему.
– Тебя жду, – сказала Катя.
– Быстро давай иди спать, – Ромка потянулся к мыши, щелкнул по значку «QUIT». – Что, совсем делать нечего?
– Кому ты отдал телефон? – решила сменить тему Катя. – Я убиралась и увидела, что его нет в коробке.
– А какого черта ты лазила в коробку? – возмутился он.
– Один из этих телефонов – мой, разве ты забыл? Кому ты его отдал?
– Знакомым. Разве тебе нужна трубка? Она у тебя болталась в сумке, и ты никогда не слышала моих звонков. Я звонил, как дурак, а ты не слушала! – в его голосе было что-то вроде обиды.
– Ты отдал телефон знакомой? – спросила Катя с нажимом на последнее слово.
– Что? – оторопел Ромка.
– Рома, понимаешь, я не совсем дурочка…
Его взгляд стал холодным и чужим.
– Ты шпионишь, что ли, за мной? С каких это пор?
Катя поняла, что не должна была говорить этого.
– Пойми меня правильно, – пыталась оправдаться она. – Я увидела, что телефона нет, и решила, что теперь ты будешь разговаривать по нему. Я позвонила…
– Кто тебе позволил? – в голосе мужа прозвучала угроза.
– Я подумала, что ответишь ты!
– И что?
– А ответил приятный женский голос.
– Вот как? – усмехнулся он. – Приятный?
– Да. Это и есть твоя знакомая?
– Да, это и есть тот человек, которому я отдал телефон, как ты понимаешь.
– Я не это имела в виду, – сказала Катя. – Что значит «знакомая»? Какие у вас отношения?
– Я же тебе говорю: она моя знакомая! У нее высшее психологическое образование, если тебя это интересует.
– Она не замужем?
– Замужем, – ответил Ромка, и голос его потеплел. – У нее ребенок. Дочка. Ровесница нашему Сашке.
– А как ты с ней познакомился?
– Я консультировался у нее.
– Зачем? – удивилась Катя.
Ромка повернулся к ней, брови у него были подняты домиком.
– Я тебе должен отчитываться, зачем? Мне было нужно.
– А телефон?
– Она взяла у меня трубку в аренду, понятно? Я просто спросил, не могу ли я позвонить ей домой, если мне будет нужно, а она сказала, что у нее сейчас нет дома телефона, но она собирается покупать трубку. Ну, я предложил ей свою.
В интонациях Ромки не было ничего личного. «Может быть, я не права? – подумала Катя. – Может быть, у них действительно лишь деловые отношения?»
– Извини, я подумала… у нее такой приятный голос…
– Ага, – согласился Ромка.
– Как ее зовут? – спросила Катя примиряющим тоном.
– Аня. Ее зовут Аня.
* * *
Анжелику раздражала эта Ромина манера – встречаться на короткое время, на час, на полтора, ехать куда-то на машине долго, чтобы пересечь парк наискось – и обратно. Она привыкла если уж встречаться с мужчинами, то на весь вечер (желательно с включением ночи). Рома раздражал этой своей привязанностью к дому, к незнакомой Анжелике жене Кате, к каким-то мнимым, как казалось Анжелике, ценностям. Если он так дорожит своей семьей – то зачем ему нужна красивая, капризная, непредсказуемая принцесса? «Послать бы тебя, да подальше», – зло думала Анжелика. Однако послать все как-то не получалось, а потом – Рома все равно никогда не попадал домой во сколько намечал. Анжелике нравилось красть время у его жены – часы, минуты. Зачем ей это было нужно – она не знала. Нечто вроде вида спорта для женщины, потерпевшей кораблекрушение в личной жизни.
– Давай куда-нибудь заедем, поедим, – предложил Рома.
– Тебя же дома ужин ждет, – сказала Анжелика язвительно.
– Ну, ты поешь, а я кофе попью.
– Вот тебе удовольствие смотреть, как я ем.
– Мне нравится смотреть, как ты ешь, – сказал Рома. – Мне все нравится, что ты делаешь.
Ну да, если бы не это его подхалимство, если бы не собачья покорность в глазах…
– Я себя немного неудобно чувствую, когда я ем, а ты нет, – заявила Анжелика. – Ты меня таскаешь по ресторанам, и я постоянно ем больше, чем ты.
– Ну что же делать, если наши с тобой распорядки дня так различаются, – развел руками Рома. – Я же говорил, что много не ем по вечерам. Сейчас, если честно, я бы поел, но жена обидится. Она устроила нечто вроде примирения. Такой ужин. Я еще должен мартини купить. Она очень любит мартини, просто сама не своя.
Все время, пока «Опель» Ромы ехал от Царского Села по направлению к центру, Анжелика думала об этой чертовой бутылке мартини. Да, конечно, Рома таскает ее по кафе, по ресторанам, но это означает, что она нравится ему, что он влюблен в нее. А что означает эта бутылка мартини по отношению к Роминой жене? Что это за знак внимания?
Анжелика посмотрела на Ромин профиль, на его мужественные скулы, твердый подбородок, боксерский нос. Господи, какое чужое лицо! Ничего, мальчик, мы тебя заставим, ты еще не так будешь прыгать вокруг нас. Ты разве не видишь, с кем ты связался? Ты хотя бы в зеркале сравни: себя – и нас, распрекрасных. Да ты наших туфелек не достоин целовать… Мы же с тобой общаемся лишь потому, что ты нас по казино-ресторанам таскаешь, возвращаешь нам положенное, отдаешь ставшее нам привычным. И мы со снисходительностью благосклонно принимаем твои знаки внимания. А вообще…
– Ты сейчас на работу? – спросил Рома.
– Да, – опустив стекло, оценила свое отражение в боковом зеркальце.
– Ну, давай заедем, поедим, и я тебя отвезу.
– Ладно, подкинь меня до какого-нибудь кафе на Московском и поезжай домой, – небрежно предложила Анжелика.
– Нет, я посижу с тобой, – упрямо сказал Рома. – Можно?
Анжелика с трудом сдержала улыбку.
– Да ради Бога. Хотя это смешно.
Она опять добилась своего.
– Тебя не ужасает, как много я ем? – спросила Анжелика, поедая тушеное мясо с огромной тарелки в «Ориенте» (доехали-таки до центра).
– Нет, – улыбнулся Рома.
– Знаешь, я такая обжора… Однажды был такой случай. У меня был один знакомый, Максим. Мы тогда только познакомились. Ну, поехали в ресторан. Макс себе рыбу заказал, а я мясо. Мне мясо минут через десять принесли, а Максову рыбу дольше надо было готовить. Я уже все свое съела, а ему все никак не несут. Наконец принесли, а он в туалет собрался. Сейчас, говорит, приду. Я говорю: «Макс, можно я твою рыбу попробую?» Он говорит: «Да, конечно». А пока он ходил, ему там на трубу позвонил кто-то, и пока он разговаривал, я всю его рыбу съела. Она очень вкусная была. Макс возвращается – рыбы нет. Он расстроился, конечно, ну заказал себе что-то такое, что быстро готовится, шашлык, что ли. Приносят – такой запах. Я прошу: «Можно, я совсем чуть-чуть попробую?» Макс говорит: «Ты что, жрать сюда пришла?» Я отвечаю: «Конечно». А он так обиделся. Ну, до меня как-то не дошло сразу, я же люблю поесть.
– Он тебя не бросил после этого? – поинтересовался Рома.
– Нет, – удивлено ответила Анжелика. – Мы до сих пор общаемся иногда.
* * *
Когда Катя услышала, что муж собирается в Москву на какую-то там автомобильную выставку, на мгновение ей показалось, что он может взять ее с собой. Это был такой чудесный вечер. Бутылка ее любимого мартини на столе, бараньи ребрышки, на приготовление которых Катя затратила два с половиной часа. Ей так хотелось сделать Ромке приятное, и даже то, что он заявился гораздо позже обычного, не смогло испортить ей настроение. Да, она металась и злилась, поминутно взглядывая на часы в ожидании мужа, но как только он возник на пороге, улыбающийся, с пресловутым этим мартини – она растаяла.
Это был их вечер. Их вечер на двоих. И тут эти его слова о том, что он должен ехать в Москву. Она смотрела, как Ромка моет руки под краном – медленно, аккуратно. Она так много ждала от этого вечера. И вот…
– Ты едешь один? – спросила она, прикидывая, как бы поудобнее ей напроситься в попутчицы. Ведь эта поездка могла бы стать чудом. Примирением. Катя могла бы наконец побыть наедине с мужем, оставить Шурку маме и побыть только вдвоем. Москва… Катя была там когда-то в детстве, а сейчас они могли бы просто пошляться по улицам вместе с Ромкой, и это было бы…
– Я еду с Серегой, – сказал Рома, обгрызая ребрышко. – На его машине.
– Понятно… – протянула Катя, осмысливая ответ. – Ты никогда не берешь меня в свои командировки. Взял бы хоть однажды…
– Зачем? – удивился Ромка.
– Просто я могла бы лишний раз побыть с тобой.
– Ты и так видишь меня каждый день, – отмахнулся Ромка. – Знаешь, что считают психологи?
На слове «психологи» Катя вздрогнула. Единственный психолог, о котором она знала, была эта загадочная Аня. Ромкина знакомая. Просто знакомая. Ей нужно было свыкнуться с мыслью, что теперь ее муж может иметь «просто знакомых».
– Супругам необходимо хотя бы изредка жить порознь, – изложил Ромка точку зрения психологов. – Отпуск, например, проводить раздельно. Невозможно все время находиться рядом. Нужно иногда отдыхать порознь. Иначе брак очень быстро распадется.
– Это тебе твоя знакомая сказала? – ощетинилась Катя.
– При чем тут моя знакомая? – опасливо спросил муж. – Да хотя бы если и она это сказала, что дальше?
– То есть она это сказала, – Катя еще не знала, как ей реагировать. Кто-то там где-то, похоже, очень активно вторгался в ее жизнь. Может быть… да, может быть, Ромка еще не спит с этой Аней… Катя надеялась, что сейчас это так… но госпожа психолог говорит такие вещи, которые…
– Она права! – воскликнул Ромка с жаром. – Я устаю все время видеть тебя! Мне неинтересно с тобой, скучно, понимаешь? Если бы мы чаще бывали порознь, может быть, у тебя был бы какой-то стимул… развиваться, читать… Мне с тобой говорить не о чем, понимаешь?
Катя чувствовала, как лицо ее медленно заливается краской.
– Что-то мне не нравится, что ты общаешься с этой… с этим психологом, – произнесла она медленно. – Почему она говорит тебе такие вещи?
– Потому что она права! – Ромка развел руками. – Потому что если раньше я не знал, откуда у меня к тебе такое раздражение, то теперь знаю.
Катя сидела, как оплеванная. В последнее время она успела привыкнуть к таким выходкам мужа, она даже не знала толком, насколько они серьезны. Но теперь у Ромки был союзник… союзница… Эта неизвестная девица, которая наверняка хотела…
– Она на тебя явно имеет виды, эта психолог, – сказала Катя.
– Что-о? – нахмурился Ромка.
– А с ней тебе интересно общаться, да? Как часто ты с ней видишься?
– Какая тебе разница? – он подлил ей еще мартини. – Выпей.
– Интересно… – сказала Катя. Что-то уходило от нее. Она теряла что-то в их с Ромкой отношениях – вот прямо сейчас. И она не знала, как исправить это. Ромка отвернулся. Он смотрел в окно и не смотрел ей в глаза.
– Я должен пройти с ней… как это называется… – проговорил он, – курс… Короче, я должен обсудить с ней многие проблемы. Мне нужно понять себя. Я запутался сам в себе.
– И она тебе помогает? – поинтересовалась Катя.
– Да, – ответил Ромка уверенно.
– И ты с ней обсуждаешь наши отношения?
– Обсуждаю, и что дальше? – взвился Ромка. – Я был бы рад, если бы и ты тоже пообщалась со знающим человеком. Ты живешь – ты посмотри, как ты живешь! Что ты делаешь, чтобы мне было хорошо, чтобы мне было интересно с тобой? А?
Катя боялась посмотреть ему в глаза. Она еще никогда не видела мужа таким.
– Ну, ничего, – продолжил Ромка, отодвинув тарелку, – пойдешь с первого сентября учиться, появятся у тебя какие-то интересы, надеюсь. Просто так нельзя больше. Я не могу обсуждать с тобой лишь проблемы воспитания ребенка. Сидишь дома с утра до вечера, телевизор и женские журналы – вот и все.
– Я же рассказываю тебе о своей работе, – сказала Катя осторожно.
– Думаешь, мне интересно слушать, у кого там какой жуткий пульпит начался? – усмехнулся Ромка.
Это действительно было чем-то новеньким в Катиной жизни. Он никогда не говорил ей о подобных вещах. Даже когда муж изменял ей, она знала, что это лишь физическое влечение. Просто какая-то дрянь умела делать в постели нечто, чего не умела она, Катя. А сейчас… О чем-то там он говорил с этой девушкой-психологом. О чем-то, интересном им двоим. О чем-то, что могло напрочь разрушить Катину семью. О чем-то, что могло разрушить весь Катин мир.
* * *
Вечера без мужа казались Кате безнадежно пустыми. И мысль о том, что сейчас он не в Питере, а в Москве, даже приносила ей облегчение. Можно было не ждать его, можно было расслабиться хотя бы на пару вечеров. Не прислушиваться к шагам на лестнице, не ловить себя на том, что вот уже полчаса стоишь у окна и смотришь на асфальтовую дорожку перед домом. Можно было…
Катя еле дождалась, когда уснет Шурка – ведь сегодня у нее было очень важное дело. Почему-то она оттягивала и оттягивала его, ведь когда-то она обещала себе больше не делать так. Сейчас, когда Ромки не было, наступил самый подходящий момент заняться тем, за что муж мог возненавидеть ее раз и навсегда. «Заняться шпионажем», как она это называла.
В дальнем углу на антресолях у Кати хранился маленький блестящий ключик – копия того ключика, который ее муж всегда носил в своем портфеле. Ключик от его «сейфа» – от ящика его стола. Копию Катя сделала очень давно, выжидая день, когда муж забудет этот ключ дома… Дождалась.
Тогда он еще не изменял ей, просто Кате хотелось знать все его тайны… но еще никаких тайн не было. Они появились позднее, мерзкие липкие тайны, и тогда-то Катя как следует оценила свое давнее приобретение.
Она постояла возле стола, боязливо оглядываясь на Шуркину комнату – как будто он мог проснуться среди ночи. Скрип выдвигаемого ящика. Катя до мелочей знала все, что там лежало. Ромкины документы, бумажки, доверенности… и среди прочего фотографии его любовниц – маленькой проститутки Наташи, голубоглазой Дюймовочки, наркоманки с соломенными волосами – и Ольги. Ольги, которая была беременна от Ромки, крутобедрой красавицы Ольги… впрочем, все это было давно прошедшее, ушедшее, это было то, над чем Катя давно уже одержала победу, и фотографии эти просто валялись в ящике стола у мужа – наверно, Катя смотрела их чаще, чем Ромка.
Катя аккуратно сложила фотографии стопкой – точь-в-точь так же, как они лежали, и начала просматривать документы в поисках чего-нибудь новенького. Ее любопытство было удовлетворено почти сразу же: свежий глянцевитый лист бумаги, сложенный вчетверо. Катя развернула его – ровные строчки, красивый круглый почерк. «Я, Гальченкова Анжелика Владимировна, 1969 года рождения, номер паспорта… беру у Потехина Романа Владимировича, 1972 года рождения, номер паспорта… во временное пользование мобильный телефон…» Бумага была написана официальным языком, и абсолютно ничего не говорило в пользу интимных отношений Ромки и этой Анжелики… Ани… С именем «Анжелика» у Кати ассоциировалась та вульгарноватая французская кокотка из старомодных фильмов типа «Анжелика и король», и она живо представила себе нечто пышногрудо-блондинистое, с густо подведенными черным глазами… Вероятно, эта психологиня очень нравится мужу, но если бы их отношения носили сугубо личный характер, вряд ли бы Ромка стал брать у своей знакомой такую расписку. Катя немножко успокоилась, дрожь в руках прошла. Она аккуратненько переписала паспортные данные и адрес незнакомки в свою записную книжку, на последнюю страничку. В отличие от Кати, Рома никогда не копался в ее вещах.
* * *
Звонок телефона заставил Катю вздрогнуть. Междугородний. Каких усилий ей стоило не броситься к аппарату! Она знала, что это звонит Ромка, звонит из Москвы. Катя прикрыла дверь в комнату, где спал Шурка. «Меня нет дома, меня нет дома», – повторяла шепотом, щеки покрылись краской, дыхание участилось. «Пусть думает, что хочет, пусть только не считает меня самой преданной дурой, что с утра до вечера только и делает, что ждет его». Уезжая, Ромка запретил ей звонить на трубку. Сказал: «Если будет нужно, я сам позвоню». Это был абсолютно идиотский разговор, и еще никогда Катя не чувствовала себя такой униженной. «Оставь эту привычку, – сказал Ромка. – Забудь, что у меня есть труба». «Почему?» – удивилась она. «Потому что! – отрезал Ромка. – Потому что ребята уже смеются. Все, что нужно, ты мне дома успеешь сказать. Если ты позвонишь мне, я буду знать, что случилось нечто из ряда вон выходящее». Катя попыталась промямлить нечто дежурное про то, как ей важно слышать голос мужа, как она иногда скучает по нему, но лицо Ромки неожиданно приняло самое жесткое выражение: «Я запрещаю тебе звонить мне на трубку, ты поняла? Она нужна мне для работы, а не для того, чтобы мне названивали всякие истеричные идиотки». «Всякие истеричные идиотки», – повторяла про себя Катя, сжимаясь от стыда. Ромка разговаривал с ней, как с назойливой любовницей: «Я запрещаю тебе». «Может быть, ты запретишь мне любить тебя?» – эта фраза пришла ей на ум позже, а жаль, она была бы так к месту!
Все менялось в Катиной жизни, менялось неотвратимо и нежеланно. Теперь ей заранее нужно было обдумывать темы разговоров, выстраивать фразы, заготовленные для общения с мужем. Она терялась в его присутствии, она (о ужас!) не знала, о чем говорить. Иногда это становилось просто невыносимым, тем более невыносимым, чем чаще она вспоминала свое с Ромкой прошлое – одно на двоих. То, каким он был – нежным и неуклюжим, до беспамятства влюбленным в нее, Катю. О, она очень хорошо помнила этого стриженого курсантика, такого основательного, такого хозяйственного… хотя и до ужаса провинциального. Она принимала его ухаживания с видимым снисхождением, эти бесконечные цветы, конфеты, безумные взгляды, ей было приятно и немного неловко за него, за его заметную деревенскость, за окающий волжский говорок… Но что поделать, питерские мальчики не очень-то обращали на нее внимание. Она была маленькой и невзрачной на фоне своих крупногабаритных подруг, и все ее два с половиной романа закончились, фактически не успев начаться. А Ромка… Он был единственным, кто полюбил ее. Катя могла делать с ним все, что угодно, говорить ему все, что хочется, прогонять и вновь звать назад, как уличную собачонку, и все он принимал с неподдельным восторгом. Катя упивалась своей властью над Ромкой, она с наслаждением демонстрировала свое преимущество всем подругам, и те, поначалу с юмором относящиеся к «саратовскому парнишке», мало-помалу сошлись во мнении, что это то, что Кате нужно.
Почему она вышла за него замуж? Да потому что он сделал ей предложение, почти сразу же после их первого совместного секса, дрожащим голосом, боясь, что она скажет «нет». Ей не то что предложений никто раньше не делал – ее оставляли быстро и без сожалений, как вещь какую-то, потеряв к ней интерес, и тут же у нее на глазах начинали строить отношения с ее же подругами. А Ромка… Он был такой безопасный. «Уж этот-то точно никуда не денется», – сказала мама, у мамы был точный расчет: да, иногородний мальчик, прописка нужна, Катя для него – столичная шикарная девочка, изломанная, капризная, интересная. Она сказала «да». Она была уверена, что это навечно – вот эти взгляды обожающие, цветы, подобострастное отношение к ней. А Ромка вдруг начал меняться. Расти. Постепенно пропало волжское произношение, манеры стали уверенно-мужскими, какой-то там новый имидж стал складываться. Вдруг оказалось, что у ее мужа хороший вкус – к вещам, к одежде: то, что он покупал себе, шло ему безоговорочно. Катя и радовалась (оказалось вдруг, что Ромка красивый и интересный, стильный такой), и боялась (чужие женщины на улицах стали смотреть на него с интересом). Дальше – больше. Появилась некая сдержанность в повадках, восторженность исчезла, взгляд стал жестким. Теперь он больше не зависел от Кати, от ее настроений. Он стал самостоятельным. Наверно, она слишком поздно это почувствовала. Подумала однажды: «Почему он больше не смотрит на меня с прежним восхищением, ведь я все та же?!» – и вдруг поняла, что да, она все та же, но Ромка изменился – до неузнаваемости. Пока она лелеяла в себе образ его любимой девочки, он вырос и ушел вперед – куда-то прочь от нее. И теперь уже Катя не знала, как изменить хоть что-то, как заставить его вновь полюбить себя. Самым ужасным во всем этом были его деньги. Они придавали Ромке вес и значительность, с ними он чувствовал себя всесильным, на них он мог купить все, что угодно. И женщин в том числе. Тех женщин, которых интересуют деньги – сильных, красивых, надменных, и других – жадных, смешных и алчных. И Ромка начал покупать их. Ведь Катя у него уже была.
Она ненавидела его деньги. Она мечтала, чтобы он вновь стал бедным. Чтобы он просто преподавал где-нибудь на военной кафедре или работал инженером на военном заводе, как многие из его старых друзей. Тогда бы она знала хотя бы, что он не может купить себе нечто желанное. Она раз за разом повторяла мужу, что никто не полюбит его так, как она, что всем этим шлюхам – дорогим и дешевым – нужны только его деньги, а не он сам, но, кажется, ему приятно было иногда покупать себе что-то. Чтобы чувствовать себя всесильным – хоть на минутку….С утра по телику в который раз крутили «Снежную Королеву», мультик, старинный, еще из Катиного детства. Сказку про Кая и Герду.
Теперь-то Катя очень точно знала, про что этот мультик, потому что она сама была Гердой, а муж ее был Каем. Заблудшим Каем, в сердце которого маленькая льдинка заморозила все живое. И отправился он на поиски Снежной Королевы, той самой, белой и недоступной, холодной и безнравственной. А она, Катя, забытая Каем Герда, должна была найти своего любимого и вернуть, напомнить ему о Вечной Любви, растопить лед в его застывшем сердце.
* * *
Катя готовила Шурке кашу, когда появился Ромка. Шумно покидал вещи в коридоре, крикнул: «Катя!» Катя сдержанно поцеловала мужа: «Тише, Шурка спит». Муж приперся вслед за ней на кухню, что-то рассказывал радостно, возбужденно, размахивая руками, но Катя ничего не слышала: в ушах стоял странный какой-то звон. Она понимала, понимала горько и отчетливо: мысли его заняты совсем другим. Никогда еще он не был таким чужим. Он был Кай. Катя пыталась сфокусироваться на его глазах, найти хоть что-то родное, знакомое на смуглом лице, но напрасно: перед ней был абсолютно чужой человек. Замерзший в своей неведомой Кате радости, чужой улыбающийся путник. И голос его, прорывающийся сквозь гул, был чужим и незнакомым.
– Ты бы хоть привез что-нибудь из Москвы ребенку, – сказала Катя, голосом изобразив укор. – Он тебя так ждал!
– Ну, Катерина! – воскликнул Ромка. – Если так тратиться – никаких денег не хватит. Вот будет праздник – будут подарки.
Шурка проснулся, выбежал на кухню, обнял отца руками за шею – подарки ему на самом деле были не важны, сам отец важнее, неизбалован был ребенок подарками. Катя смотрела, еле сдерживая слезы. Когда Шурка обнимал Ромку, он тоже казался ей чужим. Как будто муж в порыве какого-то мужского единства мог увести ребенка с собой в странные свои походы за счастьем. За своим собственным счастьем, которое ее, Катю, делало несчастной.
* * *
В этот день Анжелика с самого утра каталась с Романом в его «Опеле». Бассейн, «Макдональдс», потом станция техобслуживания, потом магазин на Охте (важные дела для Романа)… К вечеру наконец они оказались на Обводном, в магазине, где работал Роман. Он обещал ей на ночь номер в «Матисовом домике», вернее, не то чтобы обещал, но говорил об этом, и Анжелика ответила: «С удовольствием». Сейчас было самое время ехать в гостиницу, но неожиданно для самого себя Роман вдруг начал тянуть кота за хвост. А стоит ли вообще ехать в «Домик»? Пятьдесят долларов все-таки. Они и так провели весь день вместе, не хватает короткого такого завершения, сексуальной связи, грубо говоря… Имеет ли смысл? Анжелика сидела в кресле Романа, за его рабочим компьютером, красивая и немножко недоступная… «Уже и так около двадцати баксов сегодня, „Макдональдс“ плюс кафе и пирожные вечером, – думал Роман, – а еще нужно будет купить что-нибудь в гостиницу…»
– Слушай, наверно, ничего сегодня не получится с гостиницей, – сказал Роман. – Ты не расстроишься?
– Нет, – по ее лицу скользнула легкая усмешка, неприятная такая. – Я-то почему должна расстроиться?
С этого мгновения между ними сама собой воздвиглась некая стена. Анжелика, улыбаясь подчеркнуто холодно, заняла свое место на переднем сиденье, вытянула красивые длинные ноги, расслабленно откинулась назад. Расслабленно – так только казалось, она даже спинку сиденья не стала опускать, хотя, может быть, Роман и утрировал для себя ее внутреннее напряжение. Спинку сиденья она, наверно, опустила еще утром. «Кто у тебя в такой позе ездит?!» – взвизгивала всякий раз жена, раздраженно выкручивая ручку в привычное для себя положение.
