Текст книги "Сказка о Снежной Королеве"
Автор книги: Алина Дворецкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Алина Дворецкая
Сказка о Снежной Королеве
Роман [1]1
журнальный вариант
[Закрыть]
Угасал за огромными, чисто вымытыми окнами фиолетовый день, сгущались, расплываясь, теряя контуры, призрачные тени; маленькие блестящие рыбки плавали в зеленых аквариумах по раз и навсегда заведенному кругу; пахло стейком и картошкой фри. Анжелика сидела в «Барракуде» на Московском и любопытно рассматривала своего спутника, невысокого коренастого мужчину, что стоял сейчас у стойки в очереди за едой. Спутник был плечист, серьезен, основателен и лицом до невероятности напоминал американского актера Мэла Гибсона, только в более молодом варианте. Черные брюки аккуратно облегали крепкий зад, светло-серая толстовка с коротеньким рядом из трех пуговиц была расстегнута, демонстрируя широкую золотую цепь на загорелой шее. Анжелика расслабленно зевнула и откинулась на спинку стула. Ну вот, опять все так же по-идиотски, ну сколько можно, в конце концов? «Жизнь катится под откос», – сказала Анжелика самой себе и поерзала на стуле. Это была чистая правда. С тех пор, как два месяца назад она рассталась с Сашей, мужем своим беспроблемным, – действительно под откос. Безобразие, раз за разом нелепые какие-то встречи, сколько их уже за эти два месяца было? Явно больше десяти. Очередной клиент ее бани, пара дежурных фраз, инструкция типа «как регулировать температуру в сауне», просьба «а как насчет девочек?» – «девочек сегодня нет, отдыхают» – «а может, вы со мной посидите, скучно ведь одному»… Еще ни один из них не обращался с ней так просто и нагло, и Анжелика в первый момент широко раскрыла глаза и рот, готовясь дать достойную отповедь, но почему-то слова завязли где-то в горле. Почему бы и нет? По крайней мере, он не играл в эти никому не нужные игры, с комплиментами и робкими объяснениями вначале; он смотрел на нее восторженно и прямо, и он хотел ее. Не скрывая своих желаний. «Все равно бы этим кончилось», – успокаивала себя Анжелика, опускаясь на мягкие подушки, на белый мех идиотского покрывала, отражаясь в потолочных зеркалах своей комнаты отдыха. Пусть так. Желтая лампа-полумесяц коварно улыбалась со стены единственным глазом, красные шелковые цветы обивки плыли и переливались, партнер оказался загорелым и мускулистым. Система едва заметных морщинок на его лице напомнила Анжелике кого-то давно знакомого – ах, да, Мэла Гибсона. Конечно. С наглой улыбочкой она взяла у него деньги – ну вот, моя первая зарплата в качестве шлюхи, знал бы ты, как ничтожно мала для меня та сумма, которую ты дал!
Приняла его приглашение поужинать – и только тут заметила, что партнер по-прежнему смотрит на нее с нескрываемым восхищением.
«Как вас зовут?» – чисто для приличия. – «Роман». – «Ну да, Рома, вы же представлялись по телефону».
В толпе этот Роман ничем не выделялся, скорее, наоборот, сливался с толпой, вот этот худой с длинноватыми волосами в очереди сразу за ним – явно симпатичнее. И автомобиль у него простенький – «Опель кадетт», последний в серии, беленький, с разноцветными наклеечками – полосками и квадратиками. Мещанский такой автомобиль.
«Надо меняться, – сказала Анжелика самой себе. – Завязывать с этими авантюрами».
Дежурно улыбаясь, она встретила поднос с едой, принесенный Ромой, по-хозяйски придвинула к себе «латвийскую» свинину.
– Почему ты для себя не взял горячего?
– Я не ем по ночам, – объяснил Рома.
– Я очень плотно ем утром и в обед. Анжелика согласно кивнула, поддевая вилкой кусок мяса.
– А я, видишь ли, наоборот, обязательно плотно ем после девяти вечера. Если не поем вечером, все равно проснусь ночью и, как лунатик, к холодильнику. Она удовлетворенно отметила отстраненность своего голоса – официальная такая беседа за столом. Тебе больше не на что рассчитывать, мальчик, ну подумаешь, короткая сексуальная сцена, взаимный порыв страсти; это все, пожалуй. Больше у нас ничего общего.
– А как насчет диет? – спросил Рома.
– Ох, это все фигня, извини, – ответила Анжелика. – Я до того, как родила, была жутко толстая. Моника Левински, в натуре. На каких только диетах не сидела – бесполезно. А когда дочка родилась, я сразу резко похудела. Сейчас могу двухкилограммовый торт съесть – и ничего.
– У тебя очень красивая фигура, – сказал, восторженно улыбаясь, Рома. Эта детская улыбочка как-то абсолютно не вязалась с героическим складом его лица.
– Я знаю, – сказала Анжелика.
Свинина по-латвийски методично убывала в тарелке; картошечка, капустка под уксусом – все донельзя уместно. Рома, улыбаясь, потихоньку отхлебывал кофе, смотрел, как она ест.
– А у тебя есть дети? – спросила Анжелика. – Да, мальчик. Сашка зовут. Пять лет.
– Моей тоже пять, – сказала Анжелика, отправляя в рот очередной, политый соусом, кусочек.
– Ребенок для меня – это все, – воодушевленно сказал Рома. – Пожалуй, все, что я делаю – это ради него. Я надеюсь, все, чего я в жизни не сделал – он сможет. У меня не было никакой основы, когда я начинал. Приехал из деревни под Саратовом, потом Можайка, потом вот начал зарабатывать. Я хочу, чтобы у моего сына все было. Самое главное, чтобы была база, с чего начинать. Я знаю, что сам уже многого не добьюсь, но вот Сашка… Я хочу, чтобы у него к совершеннолетию была своя квартира, джип, начальный капитал…
«Во размечтался, – подумала она.
– А ведь, глядишь, и будет это все у твоего сына. Вы, приезжие, пробивные, бетон зубами прогрызете. Это мы тут сидим – работа какая-то есть, место переночевать есть, родители под боком, накормят, если что, и ладно».
– А я даже не знаю, чего я хочу для дочери, – сказала Анжелика. – Она у меня сейчас занимается модельным бизнесом, фотографируется кое-где…
– В пять лет? – Ну да. Для рекламы. Она сама захотела. Я не знаю, откуда в ней это – от отца, что ли. Какие-то разговоры про деньги, представляешь? Про машины. Говорит, что, как только заработает, купит мне «Мерседес». Она почти все марки машин знает. Опять же бывший научил.
За окнами стемнело; блики от лампы отражались в сине-зеркальных стеклах; Анжелика, сыто щурясь, придвинула к себе десерт.
– А ты давно развелась? – спросил Рома.
– Ну, у меня как бы штамп в паспорте стоит, – объяснила Анжелика. – О замужестве. Мы всего-то два месяца как не живем вместе.
– Ты сейчас вдвоем с дочкой живешь?
Закидывает удочки, решила Анжелика. Можно ли будет когда-то в будущем трахнуть меня на моей территории. Чтобы денег за баню не платить. Обломись, дорогой.
– С дочкой и с мамой, – выразительно сказала она.
– А я очень давно развелся, – сообщил Рома. – Сашке еще года не было. Не потому развелся, что с женой все плохо было, а чтобы из армии уйти. Меня в Сибирь распределили после Можайки. Представляешь: лес, снега, командный пункт в глухом лесу. Я и еще девять человек у меня в подчинении. Мне казалось, я с ума сойду. Если бы захотел просто так уволиться, это было бы практически невозможно. А так нужно было всего два документа. Свидетельство о расторжении брака и нотариально заверенная справка, что моя жена отказывается от ребенка. Проблемы, конечно, были, начальство просто в шоке пребывало. Ну что они могли сделать? Подобная ситуация уставом не предусмотрена, но любой суд доказал бы мою правоту. Шеф мой кричал, что ни за что меня не отпустит. А в итоге я оказался в Питере. Как отец-одиночка с ребенком до года. Кормящий отец, даже забавно.
– Твоя жена, наверно, очень тебя любит, если пошла на такое, – заметила Анжелика.
– Не знаю, – покачал головой Рома. – Как-то все сейчас не так. Но тогда – да, я ей был очень благодарен. Она ведь фактически отказалась от своего ребенка. Ради меня. Мне и сейчас достаточно просто собрать вещи и уйти вместе с Сашкой. Ничего меня не связывает.
Анжелика внимательно слушала, согласно кивала, проникаясь чужими проблемами – психологическое образование сказывалось.
– Я так думаю, что это даже лучше. Наши отношения с бывшим, мне кажется, начали разваливаться в тот момент, когда мы зарегистрировали свой брак. Главное ведь не штамп в паспорте, правда?
– Конечно, – взгляд фаната в направлении поп-звезды. – Может быть, прокатимся?
Они вышли в темно-фиолетовую тьму, густую, сладкую, под августовское небо, усыпанное крупными звездами. Анжелика поежилась, торопливо забираясь во вспыхнувшее желтым светом нутро «Опелька» – ее зеленый летний костюмчик, короткорукавый, с бриджами, не закрывающими загорелые коленки, был слишком легок для этого вечера. Автомобиль, круто стартанув с места, рванулся вдоль Московского проспекта; желтые огни окон, мятущиеся тени прохожих конвейером потекли мимо. Это было почти блаженством – ощущение скорости, предельной, пожалуй, для милой маленькой машинки, хлещущий в лицо поток ветра из приоткрытого окна, монотонный изобразительный ряд домов слева и справа. Приятное чувство расслабленности, подкрепляемое сытой тяжестью в желудке.
«А он, пожалуй, ничего, – снисходительно подумала Анжелика, изучив своего спутника в профиль, – не в моем вкусе, правда».
* * *
Катин разум болтался где-то между сном и явью, когда она услышала скрип ключа в замочной скважине. Катя моментально проснулась, села в постели – и задрожала от предвкушения какой-то неприятности.
– Это ты? – спросила негромко в приоткрытую дверь спальни.
– Нет, не я, – ответил Ромка невыносимо веселым голосом. – Попить чего-нибудь есть?
Катя слышала, как он скинул обувь и протопал на кухню.
– А почему ты кефир не купила?
– Забыла.
Ромка вернулся в коридор – снимал куртку.
– Ты все забываешь, что меня касается. Тебе вообще на меня наплевать!
Кате хотелось поскорее закончить этот разговор – тогда она смогла бы, наконец, спросить, где он был.
– Почему ты сразу обобщаешь? – спросила она как можно мягче. – Я просто забыла.
– Чем ты целый день занимаешься, что забываешь? – он уже вновь открывал холодильник на кухне. – У тебя дел так много?
– Мы с Шурой сегодня… – начала Катя. – А что за вонь в холодильнике?
– Не знаю.
– А я знаю, – он повысил голос. – Протухло что-то.
– Ничего там не могло протухнуть, – защищалась Катя.
– А чем тогда воняет?
Она очень хорошо знала эту его методику – нападать, не дав ей произнести ни слова. Нападение – лучшая защита.
– Слушай, не шуми так, – сказала Катя. – Шура проснется.
– Ага! – в голосе мужа появились ликующие нотки. – А это что? Это что я спрашиваю? – он возник на пороге спальни с розовым картонным пакетом в руках.
– Сметана.
– Вижу, что сметана! – Ромкин голос сорвался почти на крик. – Вот она и воняет!
– Я из нее завтра блины испеку, – поговорить о позднем возвращении мужа уже не представлялось возможным.
– Блины? – Ромка брезгливо принюхался. – Да она уже абсолютно тухлая! Ты хочешь меня отравить или ребенка?
Слезы, душившие Катю, внезапно перелились через край и закапали на щеки; она выскочила из постели и, накинув халат, рванулась в сторону ванной.
– Ответь мне! – перехватил ее Ромка. – Куда ты удираешь?
– Не кричи, пожалуйста, – тихо сказала Катя, высвобождаясь из его рук. – Ну, забыла я про нее. Собиралась сделать блины и забыла.
– А что ты еще забыла? Ты вообще занимаешься домом?
– Да, конечно, – она старалась не смотреть ему в глаза. – Рома…
Он шагнул к шкафу, приподнялся на цыпочки, провел рукой по пыльному верху.
– А это что?
– Я вытру завтра.
– Это ты тоже забыла?
– Не кричи, пожалуйста.
– На тебя не только кричать – тебя бить надо!
Краска ударила Кате в лицо. Ее муж всегда умел повернуть все так, как ему нужно.
– Почему я должен приходить в грязную квартиру? – грохотал Ромка. – К женщине, которой на меня наплевать?
Это уже была полная неправда.
– Почему ты говоришь, что мне на тебя наплевать?
– Потому что в холодильнике нет кефира, а вместо этого стоит ужасная вонь! Я не буду есть вообще ничего из того, что стоит в этом холодильнике, потому что от этой сметаны там все провоняло! Катя прекрасно знала, что Ромке надо оправдать свое позднее появление, что он привязался бы к любой мелочи, что лучше всего было бы просто замолчать и выслушать… Но проклятая гордость не позволяла ей просто подойти и коснуться руки мужа.
– Ты, как всегда, преувеличиваешь, – сказала она как можно спокойнее. – Что там могло провонять?
– Что? – заорал Ромка, и голос у него сорвался. – На, нюхай!
Боковым зрением она уловила взмах его руки – и по спине потекло ледяное, мерзкое, липкое.
– Дура! – кричал Ромка.
Несколько секунд Катя ошалело смотрела на ковер, заливаемый дурно пахнущими всплесками сметаны – потом завизжала и выскочила в ванную. Махровый халат прилип к спине, вонючая сметанная жижа затекла даже в трусики.
– Идиот! – воскликнула Катя, не в силах больше сдерживать слезы. – Какой же ты идиот!
Резко распахнулась дверь ванной – Ромка стоял на пороге, возмущенный, красный от гнева. Катя инстинктивно закрылась руками, как будто он был чужим – такой некрасивой и жалкой она себя чувствовала сейчас.
– Да, я идиот! Тебе не нравится? – он уперся руками в косяки, не давая ей закрыть дверь. – Я могу уйти в любой момент, меня здесь ничто не держит!
Когда дверь закрылась, Катя отвернула до предела оба крана и засунула голову под душ – ее худенькие плечи сотрясались от рыданий.
* * *
В ожидании Аниного звонка Роман провел четыре долгих дня; на пятый он наконец решился позвонить сам. Ее рабочий телефон был забит у него в трубке под именем Андрей; Роман набирал номер не без некоторого внутреннего трепета.
– Але. Можно Аню?
– Это я, – уверенный, официально-офисный голос.
– Это Рома. Здравствуй.
– А, привет, – ответили небрежно на том конце провода; Роман попытался воскресить в памяти ее необычное лицо, узкое, с великолепными черными бровями вразлет; только бы она согласилась встретиться!
– Ты меня еще помнишь?
– Ну да, конечно, – судя по интонации, улыбнулась.
– А почему не звонишь?
– Я как раз собиралась тебе звонить. Чуть попозже.
– Вообще-то ты мне еще позавчера обещала позвонить, – напомнил Роман.
– Да, знаю, – потрясающая властность интонирования. – Я была очень занята. С ребенком. И вообще.
– Понятно. Чем в выходные занималась? – В выходные? – удивилась Аня. – Да у меня в выходные работы было по горло.
– Понятно. А сегодня что делаешь? – затаился, напрягся, до боли вжал ногти в ладонь.
– Да вроде пока ничего.
– Я вообще-то хотел тебя в кино пригласить, – сказал Роман. – На «Звездные войны». Это продолжение той старой трилогии двадцатилетней давности, если ты смотрела. Говорят, очень круто. Если ты не против.
– В кино? – короткая пауза. – Нет, не против. Слушай, это так неожиданно. Я в кино не была лет пять. Все на видике смотрю.
– Ну, так что? – возликовал Роман. – Я заеду за тобой на работу часиков в десять?
* * *
Матово переливался молочный коктейль в высоком бокале, зеркально отблескивала черная мраморность круглого стола, блестели золотисто часы на руке у бармена, протиравшего длинные стеклянные тубусы. Анжелика, облокотясь на поддельный мрамор, улыбалась загадочно – улыбалась вроде бы Роме, но получалось так, что улыбалась всем присутствовавшим в баре кинотеатра «Кристалл» мужчинам. Такое было хорошее настроение, и причин было предостаточно. Глупая проститутка Настя, ненатуральная блондинка двадцати девяти лет от роду, вбежала в помещение «спорткомплекса» с широко открытыми, напуганными глазами. «Анжелика, вы уходить собираетесь? Там у входа какой-то „Мерседес“ припаркован, но явно не к нам, какой-то тип здоровенный стоит, звонит с мобильника, и в машине еще минимум два человека. Вы осторожнее». Настя была единственной из девочек, кто звал Анжелику на «вы», и это было тем смешнее, что она была самой старшей из всех. «Буду осторожней, – пообещала Анжелика, – это, наверное, как раз за мной и заехали». Действительно, у новенького «мерса»-купе темно-зеленого цвета красовался мускулистый Рома, в узком пиджаке, с мобильником – и внутри, на кожаных сиденьях салона, еще двое – один водитель, другой вылез наружу, чтобы Анжелика с Ромой могли разместиться сзади. «Сергей, Илья, – представил Рома своих друзей, – а это Аня». Минутой позже они уже неслись на бешеной скорости по направлению к центру, лишь на красных сигналах светофора притормаживая чуть, и хозяин «мерседеса», симпатичный, кажется, парень, выкрикнул нечто нечленораздельное от восторга скорости, а Рома орал ему прямо на ухо неожиданно высоким, курсантским голосом: «Налево! Направо! Направо, черт! Поворачивай!» – и попутно объяснял Анжелике, что автомобиль этот куплен всего два дня назад, а счастливый владелец обкатывает его таким вот образом. Потом был бег по Невскому, под проливным дождем, потому что безумный этот владелец высадил их где-то не там, а в глубине души Анжелике было жаль намокших бежевых замшевых туфель ценой в двести сорок баксов. Сейчас эти туфли сохли нелепыми разводами прямо у нее на ногах, но Анжелике было уже скорее смешно, чем жалко.
– Может, выпьешь чего-нибудь? – спросил Рома, перегибаясь к ней через высокий стол.
– Да вот еще один молочный коктейль и выпью, – сообщила Анжелика. – Ну, я имею в виду, может, вина там или еще чего? – уточнил Рома.
– Нет, вина точно не буду. Я вообще как бы особенно не пью.
– Я, кстати, тоже, – поспешил солидаризоваться с Анжеликой Рома и, уже возвращаясь от стойки со вторым коктейлем, добавил:
– Но даже если я пью, по мне это незаметно.
Анжелика критически осмотрела второй бокал – у нее и первый-то был опустошен в лучшем случае на треть. Ну ладно, как раз хватит до начала сеанса.
– Серьезно? То есть ты не буйствуешь, не лезешь в драки и не ложишься быстренько спать, когда напиваешься?
– Я никогда не напиваюсь, – сказал Рома гордо, – а дерусь очень редко. По особым случаям. Видишь вот этот шрам на подбородке? Это еще в школе. Я дрался в школе всего три раза, но меня очень боялись. Когда я дерусь, у меня крышу сносит.
Шрам на подбородке был кривым и глубоким, и Анжелика почувствовала нечто вроде легкого приступа отвращения. Бойцы (а всем своим видом Рома напоминал именно бойца, интеллигентного, но бойца) никогда не были в ее вкусе. Смазливые узкоплечие мальчики – другое дело, а если таковых не было в наличии, то тогда уже полнеющие бизнесмены – такие, как ее бывший.
– Это я дрался в десятом классе из-за девушки, – продолжал Рома. – Против меня было пятеро. И один из них кастетом пробил мне подбородок. Потом оказалось, что челюсть сломана, но тогда я этого не чувствовал. Отломал от забора штакетину и пошел на всех них. Они как-то сразу начали пятиться. Одному я, правда, штакетиной здорово распорол руку. Там из этой деревяхи гвозди какие-то торчали.
Анжелика поморщилась от обилия физиологических подробностей.
– Девушка, наверное, была очень красивой, – подошла она к истории с другой стороны.
– Наверно, – пожал плечами. – Это была моя первая любовь. Потом она вышла замуж за моего друга.
– А почему не за тебя? Такие вещи не спрашивают, конечно…
– Не знаю, – ответил Рома. – У нас с ней было все, кроме… ну ты понимаешь.
– Не понимаю, – сказала Анжелика.
– Она стала женщиной с моим другом, – пояснил Рома со вздохом. – И вышла за него замуж.
На Анжелику дохнуло провинциальностью, деревней, домостроем. Она постаралась спрятать удивленно-снисходительную улыбку – ну что ж, такое тоже бывает, вот такой человек этот парень, ты с такими не общалась, а он вот такой.
– А ты и она? – спросила Анжелика. – У вас ничего такого не было?
– Ну почему? Мы целовались, – ответил Рома, еще больше утверждая Анжелику во мнении о его непроходимой провинциальности. – Знаешь, я был очень наивный мальчик. Меня так воспитали. Я не мог перейти эту грань.
– А у меня впервые все это было еще в девятом, – сообщила с чувством превосходства Анжелика. – Знаешь, девочки раньше взрослеют. Мой мужчина был старше меня лет на десять.
– Наверно, меня мама так воспитала, – повторил Рома. – Иногда я злюсь на нее за это воспитание. Я хочу воспитать своего сына так, чтобы он знал: можно иметь женщин, и иметь, и иметь, и не обязательно жениться на первой своей женщине.
Анжелика придвинула поближе второй коктейль, осмотрелась по сторонам: кто еще слышит их разговор?
– Естественно, – сказала она, мусоля соломинку. – Нужно же, чтобы было с чем сравнивать.
Рома смотрел на нее с нескрываемым интересом, с восторгом, как на некое подобие совершенства.
– А ты не обиделась, когда твой первый мужчина тебя бросил? – спросил он. – Или ты его бросила?
– Да я уже не помню, – Анжелика поковырялась в осколках памяти; розовые, синие, золотые блестящие стекла; свет солнца отражался в них, разноцветных, ликующих. – Мы оба как-то с самого начала знали, что это ненадолго. Мне было важно, чтобы он научил меня всяким вещам. А ему было хорошо со мной. Так, наверно. Любви там особой не было, это точно.
– Вот видишь! – воскликнул Рома. – А меня мама воспитывала так, что если я с кем пересплю, то должен жениться.
– С ума сойти! – сказала Анжелика. Это было так замшело и темно, и от этого пахло какой-то стариной – сундуками, и пылью, и пожелтевшими книгами.
– Так и случилось, – сказал Рома. – Я женился на своей первой женщине.
– Что, серьезно? – ахнула Анжелика.
– Я со своей женой стал мужчиной, а она со мной – женщиной. Наверно, я был неправ, я сейчас понимаю. Я уже на свадьбе чувствовал, что делаю что-то не то. Но я не мог по-другому.
– Понимаю, – кивнула Анжелика; на самом деле она не понимала ничего, но инстинкт психолога подсказывал: соглашайся, кивай, улыбайся.
– Наверно, не совсем понимаешь, – почувствовал Роман. – Я такой провинциальный мальчик; знаешь, я вырос в деревне, с шестого класса водил трактор… Там все по-другому. Девушки стараются скорее выскочить замуж. В двадцать ты уже считаешься старой девой.
– Ужасно, – ввернула Анжелика. Ее двадцать почили в бозе десятилетие назад; впрочем, она по-прежнему следовала молодежной моде, и никто не давал ей больше двадцати четырех; как в старом фильме с Мерилин Монро: двадцать пять – это уже ужасно; в ее темных, естественного окраса кудрях не было ни единого седого волоска, и Анжелика вполне обоснованно считала, что манера говорить «детским» голосом (когда не произносишь эпохальных фраз) делает ее еще моложе.
– Да нет, просто там все так живут, – сказал Роман. – Если ты встречаешься с девушкой, ходят слухи, что у вас что-то есть, все уже об этом говорят. А если, допустим, твоя девушка забеременеет, а ты на ней не женишься – ты вообще считаешься подлецом. Тебе буквально вслед плюются. А девушку считают шлюхой.
– Не знаю, – сказала Анжелика с сомнением. – Я со своим расписалась, когда ребенку был уже годик.
– А ты не боялась, когда рожала, что он тебя бросит? – осведомился Рома. Он спрашивал очень осторожно, но по каким-то интонациям Анжелика уловила в его голосе чуть ли не осуждение; она немедленно повысила тон.
– Конечно, нет! При чем тут женитьба? Это свадьба, что ли, белое платье? Ха. Ерунда. Я знала, что он меня любит – и все. Вернее, не то чтобы любит, – тут же поправилась она. – Он, наверно, вообще не способен любить. Такой, знаешь, серьезный человек, для него главное – это работа. Я для него… ну очень удобная, что ли. Опять же в свет со мной приятно выйти. Я – то, что нужно крутому бизнесмену, понимаешь? Внешне и вообще.
Отрепетированным жестом Анжелика откинула назад волосы, распрямила плечи – вот мы какие, сидим тут на высоком барном стуле, коктейльчик потягиваем, джинсики на нас «Loft», расклешенные, из тонкого хлопка, и маечка с лайкрой, желтенькая, подчеркивает высокую грудь, маечка тоже, кстати, не на рынке куплена.
– Так это ты его бросила? – спросил Рома.
– Ты такой категоричный, – нахмурилась Анжелика. – Никто никого не бросал. Это все очень долго тянулось… Знаешь, есть такое выражение «не сошлись характерами», оно дурацкое, но очень точное. Мы больше не могли быть вместе. Он уехал сейчас в другой город, у него там бизнес… – А когда он вернется, – перебил Рома, – что тогда будет?
Анжелика удивилась.
– Не знаю, – сказала она. – Ничего.
– Наверное, вы опять вместе жить начнете? – предположил Рома.
– Нет, ты что, – испугалась Анжелика. – С ума сошел? Я никогда не возвращусь назад. Я собрала вещи и ушла. Вернулась к маме. И сразу же нашла эту работу. Я теперь самостоятельный человек. Все кончено.
Она сама искренне верила в свои слова, иначе и быть не могло, долгие вечера ожидания и мучительные беседы с выяснением отношений – все это теперь позади. Сашины носки в количестве двадцати восьми пар, вывешенные на просушку в ванной, и скромная бутылочка испанского винца года так пятьдесят второго в субботу на десерт перед сном – все позади. И его равнодушное сидение перед компьютером, спиной к ней, и «совместный» просмотр телепрограмм – новости для Сашки в кабинете, мелодрама для Анжелики – в спальне.
– А та квартира, в которой вы жили? – спросил Рома.
Он слишком любопытен, отметила Анжелика.
– Что «та квартира»? Она сейчас пустая. Вот у меня от нее ключи в сумочке, я не успела отдать. Вернется – отдам.
– Так это же твоя квартира, – сказал Рома.
– Почему моя?
– Твоя и ребенка.
– С чего ты взял? – удивилась Анжелика. – Она у него была до того, как мы поженились.
– Он тебя выгнал? – спросил Рома.
Ход его мыслей был просто недоступен Анжелике. Какие-то нелепые выводы, слишком простые и логичные. У них в деревне под Саратовом, наверно, все так рассуждают.
– Я же тебе объясняю, он уехал в другой город, а квартиру оставил мне. Он, наверно, даже не знает, что я там не живу.
– А почему ты там не живешь?
Анжелика отодвинула второй бокал, тоже пустой. Похоже, этот ее новый знакомый на полном серьезе собирался составить на нее досье.
– Мне чужого не надо, – сказала Анжелика.
Он не понимал элементарных вещей; ему все надо было втолковывать, объяснять, разжевывать; но пока что Анжелике нравилось выступать в роли «умной тети».
– Почему чужого? – настойчиво выяснял Рома. – Это же твоя квартира, любой суд это признает. Ребенок имеет право на имущество отца, да даже если б не было ребенка…
– Ты такой странный! – воскликнула Анжелика. – Какой суд? Мне ничего от него не надо. Я даже одежду ему оставила, которую он покупал. Ну, ту, что подороже. Шубки там, золото. Взяла только минимум. Мне ничего от него не надо. Я себе заработаю.
Роман рассматривал ее так, как, наверно, коллекционер рассматривает диковинный цветок. Тут вот у нас пестики-тычинки, лепестки разные, а вот тут – не поранься! – шипы.
– Наверно, ты не права, – сказал он наконец. – Если я когда-нибудь буду уходить от жены, я оставлю ей все: квартиру, и машину, и все остальное. Даже компьютер. Я считаю, что если я ухожу, то должен уйти ни в чем. Начать жизнь заново.
– Ну вот я и начала жизнь заново, – сказала Анжелика. – Я же ушла, а не он. Ты пойми: я там ничего не заработала, в этом доме. Моих там ни копейки нет. Знаешь, я насмотрелась на эти разводы, на то, как мужики клянут своих бывших, которые с ними судятся. Я же вообще не работала, когда мы жили, жила за его счет. Иждивенка, – обругала она сама себя.
– Ты ребенка воспитывала, – вступился за нее Рома.
– Ну и что? Он тоже воспитывал.
Разговор складывался совершенно идиотский; Анжелика решила раскрыть карты.
– И потом, знаешь, это, в принципе, не его ребенок. Мы познакомились, когда я на третьем месяце была. От другого.
Глаза у Ромы расширились.
– Это правда?
– Конечно. Я как раз тогда поссорилась со своим любовником. То есть рассталась совсем. И собиралась делать аборт.
– Боже мой, какие мужики идиоты! – воскликнул, хватаясь за голову, Рома. – Я бы никогда тебя не бросил, тем более беременную. Я бы тебя на руках носил.
Анжелика снисходительно улыбнулась; с ее точки зрения, такая неприкрытая лесть была не совсем уместна после свершившегося уже, причем совершенно случайного, совместного сексуального акта. Если, конечно, мы не влюблены. Но ведь мы не влюблены, правда?
– Да нет, – сказала она. – Мы просто расстались, просто не могли больше общаться (дежавю!). Он такой был нудный, он пытался меня во всем контролировать. Куда я пошла, где я была… Я ненавижу это. Мы расстались, а потом я узнала, что беременна. Я как раз собиралась делать аборт, и тут познакомилась со своим будущим мужем. Он тогда еще был женат.
– Что? – опешил Рома.
– Ну, мы так разговаривали… – Анжелика наморщила лоб, пытаясь вспомнить детали, – он сказал, что вот собирается, наверно, разводиться. А я сказала, что вот собираюсь аборт сделать. То есть взаимно поделились планами на будущее. И он сказал, что не надо аборт.
– Очень похоже на сказку какую-то. Он, наверно, сразу влюбился в тебя? – предположил Рома.
Это было очень мало похоже на влюбленность… По крайней мере, внешне. Тот разговор с Сашей, разговор, определивший последующие пять с лишним лет жизни… Он все раскладывал по полочкам, как будто брачный контракт составлял. Это и было их брачным контрактом… На словах, правда.
– Да нет, я же говорю, при чем здесь любовь, – возразила Анжелика. – Я, может быть, его и любила. Хотя нет, знаешь… Это было нечто вроде благодарности… Так все было красиво, действительно, как в сказке. Это был двусторонний расчет, наверно. Вернее, мне хотелось, чтобы вот так было, как в кино. Забавно. Я ему очень благодарна, конечно.
– Он из-за тебя развелся с женой? – спросил Рома.
– Да не из-за меня, нет, – отмахнулась Анжелика. – У них и так все было плохо. Знаешь, даже его родители не были против меня… Хотя, ты знаешь, отец его бывшей жены – генеральный директор очень крупного банка. Свекровь ко мне относится как к дочери… Мне обиднее всего, что вот это заканчивается. Я не знаю, как и что объяснять ей теперь.
– Наверно, у вас еще все будет хорошо, – грустно предположил Рома.
– Уже не будет, – сказала Анжелика убежденно. – Понимаешь, если кончено – значит, все кончено.
Она по-мужски рубанула воздух ладонью и вопросительно посмотрела на Рому – пора было двигаться в сторону зрительного зала.
– Так все-таки кто виноват? – вкрадчиво поинтересовался Рома, беря ее под руку. – В том, что вы поссорились?
– Никто, – ответила Анжелика твердо. – Никто, понимаешь? Это все давно. Неважно.
В кинозале пахло попкорном, сладковато, удушающе; вцепившись в подлокотники кресла, Анжелика восторженно наблюдала за «Звездными войнами», новым шедевром Лукаса. Рома в темноте нашел ее руку, гладил, перебирая пальцы… Детство какое-то. Анжелика и здесь, в полутьме, озаряемой вспышками экранных молний, чувствовала себя одинокой и самостоятельной. Кто-то там рядом… Сегодня один, завтра другой. «Теперь я всегда буду одна, – подумала Анжелика. – Даже рядом с кем-то. Даже рука в руке».
* * *
Этим вечером Катя поклялась себе, что не будет ругаться с мужем. Что бы он ни говорил, что бы он ни делал, она будет ласковой и нежной. Она будет смотреть ему в глаза и постарается предвидеть его реакцию. Она…
