355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алина Чинючина » Пятая Сила (СИ) » Текст книги (страница 15)
Пятая Сила (СИ)
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 15:30

Текст книги "Пятая Сила (СИ)"


Автор книги: Алина Чинючина



сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Зеленые глаза и ясная улыбка, тепло ладоней – это неправда? Или это всего лишь приснилось?

– Учитель… – Саадан запнулся, – но почему… я ведь отдал любовь в обмен на… а почему же вчера…

Он остановился. Нет, даже Нетару, самому близкому человеку в этом мире не мог бы рассказать Саадан о том, что случилось вчера ночью. Их радость была только для них двоих – для него и для нее, и никто третий, какой угодно близкий, не должен быть причастен к этому. Саадан не вправе был отдать это – даже учителю.

Но тот понял.

– Это всего лишь голос природы, – с улыбкой ответил Нетар. – Ты еще из плоти и крови – пока. Так чему же удивляться?

– А Тир? – тихо спросил Саадан.

– А что Тир? Он просто человек. Маг, да – но посмотри, куда и зачем он направляет свою силу? На землю. Кому он отдает ее? Людям. Он не может стать проводником – он слишком слаб.

– А я?

– Ты – сможешь. Ты уже стал им. В тебе есть хладнокровие, расчетливость, ум. И нет этих дурацких людских сомнений – ах, это же мой друг, как же я могу… И поэтому завтра ты победишь. Потерпи, осталось немного. Мы с тобой сможем сделать модель живого мира. Я понимаю, что ты чувствуешь сейчас. Но скоро все изменится, и человеческое не будет властно над тобой. И это замечательно, что бы там ни говорили о нас люди. Они – только люди, их век краток, а мы… мы будем жить вечно. Ты на пороге могущества, и нужно сделать еще несколько шагов, чтобы стать им. Разве это не прекрасно? Не обмани моей надежды, Саадан, не обмани себя сам. Сделай правильный выбор.

Темнота шатра, неяркое пламя свечи – все исчезло. Черная, перевитая серебряными нитями бездна распахнулась перед ним. Черная? Полноте, разве можно назвать черным это невероятно глубокое пространство? Лиловым оно было, и синим, как небо, и серебряным, и ярко-алым, и все цвета радуги, даже те, что недоступны человеческому глазу, распахнулись на миг перед ним. Распахнулись – поманили за собой, в мерцающую глубину, туда, где возможно все, недоступное ранее, где есть только свобода и воля – и нет земных, сковывавших по рукам и ногам запретов, только радость и счастье полета, только…

Только нет ничего земного. Нет тепла, нет солнца, нет…

Ярко-медный луч рассыпался и зазвенел сотней колокольчиков. Зеленый, ромашковый луг летним полднем закружил, завертел, пахнул ароматом скошенной травы. Изумруд в кольце засиял, как ярко-зеленые глаза… изумруд в кольце, которого у него никогда не было…

Погасло! Вспыхнуло и погасло звездное видение, вокруг снова была ночь, наполненная звуками походного лагеря, свежесть после дождя, запах свечи на столе.

При чем здесь Нетар?

Это было только твое искушение. И только твой выбор.

И все шептал на грани слуха чей-то голос:

– Не обмани моей надежды, мальчик…

* * *

Весь вечер Тала не отходила от сына, не отпускала его от себя. Никогда не покидавшая малыша больше, чем на пару часов, она и не предполагала, что может так сильно соскучиться по нему всего за сутки. Тала накормила возбужденного, перепуганного Лита ужином и долго выслушивала рассказы о том, как было страшно в городе; как няня не пускала его из комнаты, говоря, что там идут враги; как отец – уже под вечер – пришел к нему в детскую и, прежде редко снисходивший до нежностей, крепко поцеловал и долго держал на руках. «Ты будешь храбрым, ты станешь князем», – только и сказал, а няня почему-то заплакала.

Для своих трех лет Лит на удивление хорошо и чисто разговаривал и обычно болтал без умолку все время, когда не спал. Сегодня он, против обыкновения, говорил мало, но много хохотал – громко, шумно, не так, как обычно; глаза его блестели, несколько раз он порывался заплакать. И Тала понимала: мальчик напуган. Напуган до смерти всем, что с ним случилось. Чужие люди, грубые руки, громкие голоса, мамы нет – все это вторглось в уютный маленький мирок и разрушило его почти до основания. И снова пронзило ее чувство вины перед сыном. Он пережил крушение мира, а ее не было рядом, и некому было защитить.

Тала долго-долго лежала рядом с ним, рассказывала любимые его сказки – то про кота и зайца, то про дедушку профессора («а он ведь был смелый, правда, мама?»), то о том, как завтра к ним придет папа и они все вместе поедут домой. Лит не отпускал ее от себя ни на минуту. Уже засыпая, не выпускал из крошечных лапок край ее одежды («Мама, а зачем ты папой оделась?»), сонно таращил глазки. Тала тихонько пела ему колыбельную, поглаживала мягкие волосы, стараясь сглотнуть подступавшие к горлу слезы.

Когда взбудораженный, уставший малыш уснул, наконец, Тала долго лежала с ним рядом. Вдыхала родной запах детской кожи и мягких волос, прижималась щекой к прохладной щечке, гладила маленькие руки, сжимавшие игрушечного варана – даже во сне Лит не выпустил любимую игрушку. И незаметно задремала сама, не раздеваясь, на краю, едва держась, чтобы не упасть. Проспала, наверное, всего пару часов, а когда проснулась, было уже совсем темно.

Тихо дышал на постели Лит, снаружи метался свет, слышались голоса. Тала встала, подошла к выходу, долго стояла, вслушиваясь в обрывки слов, долетавшие снаружи. Потом, когда шаги и разговор стихли, попыталась расспросить солдата, сторожившего ее. Часовой – не тот, который был днем, другой – сперва молчал каменно, потом сжалился и шепотом отвечал на ее осторожные, тихие вопросы. От него Тала узнала, что город взяли уже ближе к закату, что князь Тирайн был ранен и теперь находится здесь, в лагере. Больше о судьбе его солдат ничего не знал. Город горит, но не так сильно, как могло бы быть. Погибло много мирных людей и почти вся дружина Таннады. Замок князя Реут запретил трогать; все комнаты обыскали с ног до головы, а что искали – ему, часовому, неведомо. Сейчас Реут здесь, в лагере, а в Руту войдет утром, с передовым отрядом. Он, солдат личной княжеской сотни, тоже будет с ним.

Сунув стражнику в руку серебряную монету, неведомо как завалявшуюся в кармане, Тала вернулась, легла рядом с сыном и задумалась.

Тирайн жив. Это самое главное. Впрочем, Саадан ведь и не хотел его убивать. Что с ним будет дальше? Камень Саадан наверняка нашел; но ведь Тирайн не отдаст просто так, а это значит – поединок. Или убийство, подлое, убийство пленного и безоружного, но на это Саадан – при всем – не пойдет. Увидеть бы мужа, хоть взглядом обменяться, хоть словом перемолвиться перед тем как…

Что будет с малышом? Убьют его как возможного будущего князя или все-таки нет?

Судьба ее самой Талу почти не волновала. Как уберечь сына? Упросить Саадана? В ноги кинуться, пообещать отдать свой Камень, Камень Огня, в обмен на жизнь уже не мужа, но сына?

Сон пришел – тяжелый, без видений, глухой и черный, как колодец, в который никогда не проникает солнце.

* * *

Тала очнулась рывком, точно выдергивая себя из тяжелой дремотной одури. Не понимая, где находится, вскинулась на постели, торопливо огляделась. Где она? Что с ней? Рядом тихо дышал Лит; он раскидал руки и ноги по всей кровати, оставив матери лишь чуть-чуть свободного места с края, намотав себе на живот одеяло. Тала поежилась от утреннего озноба, поплотнее укрыла сына. Маленькие сапожки валялись, брошенные, под ногами, Тала подняла их, аккуратно поставила у края кровати, огляделась.

Уже совсем светло, но солнце еще не встало, кажется. Снаружи довольно тихо – или большая часть солдат уже покинула лагерь, или просто все еще спят. На столе стоит поднос с едой на двоих (Тала улыбнулась – есть даже молоко и свежие фрукты для малыша), кувшин с водой для умывания. Кто же это такой заботливый?

Она умылась, пожевала что-то, не глядя, просто чтобы поддержать силы, ведь уже сутки во рту не было ни крошки. Мысли стали четкими и точными, все вчерашнее вспомнилось с необыкновенной яркостью. Тело ломило от усталости, но голова была ясной. Ей нужно увидеть мужа.

Тала погладила Лита по волосам и тихо вышла из шатра. Стражу от входа убрали.

Лагерь действительно поредел – видно, часть солдат уже отправили в город. Шатер князя Реута – Тала заметила его позапрошлым вечером – еще стоял, движения в нем заметно не было. Спит? В воздух кое-где поднимались дымки костров, откуда-то уже тянуло запахом жареного мяса (Талу замутило). Тихо как. Вчера и позавчера здесь совсем не было так тихо. Слышны даже птицы – высоко над головой уже завел свою песню жаворонок. Вот кому все нипочем, усмехнулась Тала. Свежо, но день будет жаркий. Макушка лета. Мимоходом она с горечью подумала, что сейчас бы в городе вовсю шли праздники. Она такой костюм приготовила для карнавала – красное, яркое платье с длинным шлейфом и широкой юбкой и черную маску, а в прическу – черные перья. С рыжими ее волосами было бы очень красиво. А на бал последним вечером можно было бы надеть то, любимое, – белое с вишневым поясом и вишневым же кружевом по подолу. И волосы подобрать высоко…

Платье… А выпал ей на праздник только мужской костюм и седло. И – кровь бросилась в лицо – и счастье. И уж за него ей точно на судьбу обижаться нечего.

Она шла по лагерю, оглядываясь, вертя головой по сторонам. Где же держат пленника? И где, кстати, Саадан? Нечастые встречные смотрели на нее удивленно, но спросить о чем-то или остановить почему-то не решались.

– Госпожа? – окликнули ее сзади. Голос удивленный, чуть знакомый.

Она обернулась. Да, солдат, стороживший ее весь вчерашний день… Ретан, кажется… Тала почти не помнила его лица, но запомнила голос – и руки, связывавшие ее заново, сильные, мозолистые руки.

– Госпожа, почему вы одна? – спросил Ретан, подходя. – Вы кого-то ищете?

– Да, – сквозь зубы проговорила Тала, по-прежнему обводя взглядом лагерь. – Господина мага я ищу. Где он?

– Так это… – солдат на мгновение растерялся. – Нет его…

– Так уж и нет? – ей отчего-то стало смешно.

– Ушел же он, – откашлялся солдат и посмотрел на нее отчего-то виноватым взглядом. – Ушел… с час как. И этот с ним… ну, который князь-то пленный.

Тала покачнулась.

– Как ушел? – проговорила с трудом. – Куда?

– Да я разве ж знаю? Я их уже издали видел… пошли они, вдвоем и без охраны. Вооон туда, – солдат махнул рукой в сторону холмов.

– Зачем?!

– Так а я откуда ж знаю? – повторил солдат. – Господин сотник хотел им охрану дать, а господин маг запретил… Но они без оружия ушли, это точно. Госпожа… – он взял ее за руку. – Вы бы вернулись к себе да подождали его… нельзя это…

Сильным рывком Тала выдернула ладонь, оттолкнула его с дороги и бросилась бежать к выходу из лагеря.

На нее оглядывались. Кто-то что-то неразборчиво крикнул. Кто-то, удивленный, попытался заступить дорогу – точным и метким ударом в лицо Тала отшвырнула его в сторону.

Несколькими сильными прыжками Ретан догнал ее, схватил за плечо.

– Госпожа!

– Прочь! – крикнула Тала, вырвавшись.

– Госпожа, возьмите коня, – быстро, лихорадочно проговорил Ретан. – Мой Орлик смирный и под седлом, так будет быстрее!

Тала на миг остановилась, взглянула на него – и бросила сквозь зубы:

– Спасибо.

Конек и вправду оказался смирным, но ей уже не было до этого никакого дела. Вскочив в седло, она пролетела по лагерю (кажется, кого-то сшибла с ног), едва не смела наружное охранение и вихрем помчалась к холмам – туда, куда, по словам солдата, ушли эти двое, запретив следовать за ними.

Ах, проклятые дураки!

Тала летела по мокрой траве, не замечая неровностей земли под конскими копытами. А земля ощутимо вздрагивала. И дрожь эту женщина чувствовала всем своим существом, она отзывалась в мышцах, коже, каждой клеточке тела.

…Как болит сердце. Любимый, единственный, тот, кто зовется моей жизнью. Если б знать еще, кто из двоих мне дорог больше, кого страшусь я увидеть сейчас лежащим в мокрой траве. Голос сына звенел в ушах, а перед глазами – другое лицо, родное и такое чужое одновременно.

Воздух свистел у висков, ветер выжимал из глаз слезы. Скорее, скорее!

Вот они!

Обогнув высокий холм, Тала резко осадила коня, и тот завертелся, загарцевал, беспокойно прядая ушами. Конь тоже тревожился – лошади лучше всех чуют возмущение Сил, особенно Силы Земли. Взгляд Талы метнулся по степи. Вот они!

Двое стояли друг напротив друга на широкой, ровной поляне. Две тонкие фигуры, две Силы, две стороны…

Это только со стороны могло показаться, что они почти неподвижны. Потоки Сил то стекали с опущенных пальцев, то рвались со вскинутых ладоней, то, подчиняясь резким движениям губ, вихрем взмывали вокруг. Издали казалось, что сражающихся окружают красные, синие, золотые сполохи света; порой фигуры вовсе пропадали, размывались, становясь невидимыми, утекая клочьями тумана – чтобы спустя секунду воплотиться вновь.

Земля под ногами мелко дрожала, воздух загустел и, казалось, накалился. Еще бы. Не каждый день встретишь такое возмущение Сил. Стихии, призванные магами, подступили вплотную к тоненькой пленочке жизни, грозя выплеснуться и уничтожить все живое. Пространство скрутилось в кокон, еще немного – и прорвется он, и тогда… страшно представить, что будет тогда.

Они убьют один другого, подумала Тала. Поединок этот – из тех, что ясны с самого начала. Им не выжить – ни Саадану, ни Тирайну, и вовсе не потому, что один превосходит силами другого. Они бьются за то, что составляет их жизнь, и если отнять у них это – умрут от тоски.

Предметы спора лежали рядом, на кочке, на расстеленной бархатной тряпице, посылая в пространство острые искры, росчерки своих граней. Один… два… три… это не только Камни, поняла Тала… вот он, четвертый Камень – живая женщина, застывшая на вороном коне возле холма. Старый спор не окончен.

Ну уж нет! Тала спрыгнула с коня и бросилась к сражающимся.

Земля и Воздух сошлись рядом и грозили уничтожить друг друга. Противостояние это может длиться вечно… или, по крайней мере, до тех пор, пока сражающихся не оставят силы, и они не рухнут замертво рядом друг с другом. А силы были равны… пока.

Как медленно тянутся секунды... Тала телом расталкивала воздух. Как тяжело двигаться – точно в страшном сне, когда бежишь – а сил нет, и только вязкая, обморочная слабость…

Вдруг еще сильнее задрожала под ногами земля, воздух накалился, стал густым и тягучим, обжигал легкие. Невидимые глазу водовороты закружились вокруг двоих на поляне, связали им руки и ноги прочными нитями… кто-то – Тирайн? – глухо застонал, не сдержавшись… Саадан медленно, словно незаметная глазу, но жестокая и властная сила прижала его к земле, опустился на колени. С этим не совладать и ему…

Клятва! Старая клятва, данная когда-то наивными мальчишками, они забыли о ней… клятва не поднимать оружие друг на друга – она загнала их в ловушку. Вызов на поединок, сделанный Силой, нельзя отменить. И нельзя преступить Клятву.

Все крепче, крепче сжималось кольцо вокруг них – уже не сражающихся, уже пытающихся только выжить… не нужно шутить со Стихиями, они этого не любят, и с клятвами шутить не следовало тоже, и в назидание всем остальным вы умрете…

Нет!

Отчаянно закричав, забыв, что она не маг, женщина метнулась вперед, поднимая над головой сложенные ладони. Отчаяние или любовь разбудили спавшую после родов Силу? Все, до капельки, силы вложила она в этот отчаянный рывок; ноги свело судорогой, в животе стало пусто, сердце пронзила острая, как игла, боль. Я отдам все, только пусть они будут живы!Вспоров воздух, сорвался с ее ладоней алый луч, пронзил разделявшее их расстояние, устремляясь к сияющим на бархате драгоценным камням…

… огненный бич, ударивший по камням, был такой силы, что вмиг вспыхнули и эта кочка, и Камни, и трава, и земля рядом. Взметнулся в небо пылающий смерч, и жаркая воронка встала над землей, превращая в пепел равнину, покачивая черенком, всасывая, затягивая не успевших убраться с дороги букашек, истоптанные цветы, корни, кротовьи норки… людей, не сумевших…

Сумевших! Лопнули связывавшие их невидимые нити, и вмиг слаженно и четко развернулись двое магов, выставив щиты; у одного – сияющий небесной синевой, у другого – песчано-черный, как плитка драгоценного камня. Небо над их головами взорвалось потоками дождя, ураганный ветер пригнул траву к земле. Земляной вихрь бросил в глаза тучи песка и пыли. Сколько это длилось? Наверное, недолго, потому что долго такое не выдержать никому. Воронка хищно качнулась в их сторону – еще немного, и…

… но Тала уронила руки, и резко, на выдохе, выкрикнула что-то. И повалилась на выжженную землю, потеряв сознание.

Маги обернулись к ней, опуская ладони…

– Тала-а-а! – закричал Саадан.

«Не надо, – горькой вспышкой пробился изнутри знакомый голос, – не надо, уходи со мной, мальчик, это единственный шанс! Ты сможешь, ты сумеешь, уходи. Прошу тебя!»

Саадан молча отмахнулся. Где-то далеко-далеко пронесся, угасая, яростный, полный горького отчаяния вопль. Но это было уже неважно. Совсем неважно.

Оба мага, не сговариваясь, бросились к распростертой в огненном кольце фигурке...

И в то же мгновение все кончилось – только тихо догорала трава вокруг нее, словно очертил кто-то на земле круг черным циркулем. На кочке, тлевшей посреди поляны, лежали три обугленных черных камешка, похожие на прогоревшие угли.

* * *

Лопнула тонкая, звенящая от напряжения нить, и один ее конец скрутился спиралью, и угасла, так и не родившись, новая вселенная. Вселенная, которая должна была стать живой, едва только все четыре Стихии хлынут в высокого человека со светлыми волосами и сольются, перемешаются в нем. Вселенная, которая могла бы стать живой, но не знала одного: человек этот должен был, обязан был вспыхнуть факелом нового мира.

Можно подчинить две Стихии. Можно даже три – если ты силен настолько, что сможешь выдержать это напряжение. Но четыре – не дано никому. Смертная плоть не в силах пропустить через себя Огонь, Воду, Землю и Воздух, человеку не дано стать сосудом для всех Сил сразу. Новый мир, родившись, неминуемо сжигает своего создателя; детская сказка про глиняный горшок – не просто сказка, но предостережение безумцам, пожелавшим посягнуть на то, что под силу лишь Стихиям – на создание новой Вселенной. Впрочем, тот, кто испытал счастье подчинения Сил, отступит ли, зная до конца то, что ему уготовано?

Но Саадан не знал. Не знал до конца и Нетар, ибо кому дано постичь замыслы Стихий? Магу-Проводнику нужна была модель Вселенной – маленькая, но дышащая, как живая, модель, с которой можно работать. Ему – но не Силам.

Силы жаждали иного: создать целый мир – с ветром, снегом, солнцем и цветами, мир, в котором будут жить совсем другие люди. И право же, жизнь одного мага – не слишком большая за него цена; что Силам одна жизнь? И так могло бы быть, могло бы стать. Полетели бы по ветру новые облака, совсем другую землю согрело бы другое солнце, и другие люди стали бы смеяться и петь в другом мире. Если бы не детская клятва, наивная клятва, данная четырьмя романтиками, посмевшими шутить с Создателями. Не случилось.

Наверное, это было и к лучшему – то, что Саадан ничего не узнал. Обман не прощают – даже наставникам, даже любимым. Даже Стихиям.

Лопнула нить. Вселенная, которая не родилась – на одном ее конце. Человек – на другом. И никто не скажет теперь, кто из них будет (был бы!) нужнее, потому что так НЕ случилось. Человека удержала на краю Сила, имени которой он не знал; Сила, тень которой проходила по краю древних легенд и держала в своих руках этот, ныне живущий, такой несовершенный, но такой настоящий и горький мир.

Эпилог

Дождь лил с утра, превращая глинистую землю в размокшее месиво. В месиве этом вязли копыта лошадей, и кони вытягивали их с влажным, чмокающим «хлюп». Маленький отряд, пробиравшийся по разоренной, разрушенной земле, хранил холодное молчание – такое же холодное, как эти капли, падавшие за шиворот. Налетающий порывами ветер доносил с юга запах гари.

Разоренная земля встречала победителей серым небом, угрюмыми взглядами исподлобья, выцеженными сквозь зубы проклятьями и холодным, совсем не летним дождем. Воины князя Реута неторопливо заняли город. В каменных домах расположились теперь победители, устанавливая свои порядки; жителей выгнали за крепостную стену с разрешением селиться по деревням – кто где сможет. С самого утра тракт заполнили беженцы. Матери, прижимавшие к груди детей, тихо плакали, но в глазах немногих выживших мужчин – большей частью стариков и почти мальчишек – слез не было, одна лишь ненависть. Долго придется им теперь привыкать к новому укладу, и сколько из тех, кто шли теперь по дороге, прячут за пазухой кинжалы, чтобы всадить их в спину чужеземцев?

Маленький отряд придержал коней, пропуская перед собой колонну. Трое горбились в седлах, кутались в плащи, скрывая лица, но четвертый сидел прямо, откинув капюшон.

На какой-то миг один из всадников подался вперед, застонав, точно от боли. Рука второго железным обручем перехватила поводья его лошади.

Стоять! Им не станет лучше, если они узнают тебя.

Но первый уже справился с мгновением слабости и выпрямился в седле. Беженцы равнодушно скользили по ним угрюмыми взглядами.

У придорожного камня, означавшего северную границу княжества, всадники остановились. Дождь ненадолго перестал; тяжелые облака нес над головой западный ветер. Передний всадник развернул коня, откинул с головы капюшон мокрого плаща. Под серым небом тускло блеснули медно-рыжие с сильной проседью волосы, уложенные в косы.

Трое других тоже остановились. Ехавший в середине старый слуга снял с седла маленького мальчика и передал его матери. Мальчик испуганно прижался к ней, вцепившись в мокрый плащ.

Что же… – голос женщины был хриплым, сорванным. – Нам пора.

Всадники съехались кругом, обменялись взглядами.

Ты решила? – спросил один – высокий, светловолосый, с сильно обожженным лицом.

Да. Я должна, Саа. Мне надо вырастить сына.

Тогда прощай. Уезжайте в Инатту, там вы найдете защиту. И простите меня – это все, что я могу сейчас сделать.

Прощай, Саадан, – негромко сказал второй, с рукой на перевязи, с длинными, мокрыми русыми волосами

Светловолосый наклонил голову, потом вновь повернулся к женщине.

Прости меня, – тихо сказала она. – Так было нужно.

Он качнул головой.

Если берешься спорить со Стихиями, не удивляйся, что потом сгорит дом. Хотя… в первый момент я действительно готов был убить тебя.

Так было нужно, – повторила женщина. – Я заплатила свою цену – и за себя, и за тебя… но я не знала, что так будет.

Светловолосый махнул рукой:

Ладно. В конце концов, – усмешка скользнула по его лицу, – быть магом тоже когда-то надоедает. Попробую жить просто человеком…

Взгляд его был усталым, и фигура, прежде прямая и гордая, клонилась в седле, точно срубленное дерево. Сила, окутывавшая его прежде ярким ореолом, зажигавшая искры в светлых волосах, ушла – пролилась в землю, выплеснулась вся, без остатка, на той поляне у почерневшей кочки. Нельзя безнаказанно бросать вызов Стихиям; кому сказать спасибо, что жив остался?

Он порылся в поясном кошеле, достал что-то маленькое, блеснувшее ярким рубином, протянул женщине на открытой ладони.

– Возьми… это твой.

– Зачем он мне? – голос женщины был тусклым и усталым.

Светловолосый улыбнулся краешком губ:

– Сыну отдашь, когда вырастет.

Женщина пристально посмотрела на него – и, уже не споря, взяла Камень, сунула его за пазуху.

Русоголовый здоровой рукой тронул поводья коня.

– Тала, нам пора.

Женщина прижала к себе сына, плотнее укутала его своим плащом. Они развернули лошадей и молча, шагом поехали по раскисшей дороге.

Светловолосый долго смотрел им вслед.

Что ж, все случается так, как должно было случиться. И разве он не знал, нарушая Клятву, чем должен будет за это заплатить? Разве не ему сказано было: до тех пор, пока ты держишь слово, я подчиняюсь тебе. В ночь перед битвой он отказался от сделки. Он сделал выбор между могуществом и любовью. Чего же еще? А смерть – наверное, это было бы слишком просто; ты попробуй жить, зная, что другая заплатила за тебя цену, платить которую ты должен был сам. Попробуй жить, когда жить незачем; когда ушло то, что ты считал смыслом своей жизни. Что ему осталось? Это не его сын. Это не его любимая.

Впрочем… крошечная искорка шевельнулась под пеплом и остывшими углями. Сыновья рано или поздно вырастают. Нужно только подождать… а уж это он умеет. В конце концов, двадцать лет – это всего два раза по десять, а десять он уже пережил.

Саадан едва заметно усмехнулся и тронул коня. День клонился к вечеру, конские копыта глухо стучали по мокрой песчаной дороге. Снова пошел дождь.

Август 2009 – февраль 2011.

Огромную благодарность автор выражает Владиславу Чинючину и Анне Узденской – за редакторскую правку, ценные советы, критические замечания и моральную поддержку во время написания этого текста.



[1] Стихи Л.Смеркович


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю