Текст книги "Пятая Сила (СИ)"

Автор книги: Алина Чинючина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Сверху летели бревна, камни; мальчишки постарше, против строго приказа князя оставшиеся на стенах, помогали отцам, стреляя из рогаток и пращей. То и дело где-нибудь на настенной галерее вспыхивала яростная короткая схватка, когда кому-нибудь из нападавших удавалось залезть на стену и оттянуть на себя часть сил горожан.

Медленно, но неотвратимо двигался, приближаясь к воротам, таран, окованный железом и исчерченный руническими знаками. Ворота города, хоть и хорошо укрепленные, все-таки не могли долго выдерживать его ударов. Сил единственного мага – князя – не хватало на все и на всех. Хватило и нескольких десятков неторопливых ударов, чтобы высокие, окованные железом створы затрещали. Спустя еще час главные ворота рухнули, и таран неторопливо пополз к внутренней решетке, преграждающей путь нападавшим.

Ближе к полудню тучи стали уходить, небо расчистилось; потоки жаркого солнца обрушились на землю во всей ярости середины южного лета. Солдаты обливались потом в кольчугах и шлемах, лошади храпели и мотали головами – тучи слепней и мух налетали со всех сторон без всякой магии, повинуясь лишь силам природы.

Все меньше лестниц успевали отбрасывать от стен горожане, все более отчаянными усилиями удерживали они верхние галереи. Мальчишки и те из женщин, кто помоложе и посмелее, поднимали брошенные отцами и мужьями мечи. Когда рухнули ворота, защитники – те, кто остался в живых, – стали отступать к центру, к княжескому замку. Еще до начала боя в нем укрылись бабы и ребятишки – сословные различия будут потом, если доживем. В замке князя тоже были ворота, правда, поменьше, и их еще тоже нужно было взять. Паники почти не было; несмотря на прошедшие мирные десять лет, каждый знал едва ли не назубок, что делать и чего не делать в случае осады или штурма. Прошлая жизнь научила.

В общем-то, Рута была обречена, и все это понимали. Бой мальчишки с деревянным луком против рыцаря – вот что это было такое. Крики, стоны, проклятия, скрип тетив, звуки рогов, треск огня, хруст ломающегося дерева и человеческих костей, тяжелое дыхание и звон стали о сталь – вся эта какофония разносилась далеко окрест.

…День клонился к вечеру, устали и люди, и кони. Песчаные вихри все чаще рассыпались на мелкие песчинки и бессильно падали на землю. Это так просто – использовать Силу другого мага, только не все умеют. Глыбы глины превращались в лужицы и высыхали мгновенно. Мимоходом Саадан подумал, что если бы рядом с мужем стояла Тала, ему бы, пожалуй, не выстоять. В прежние времена она была сильнее каждого из них.

Тала… весь этот день она незримо стояла рядом с ним. В круговерти битвы то и дело мелькали искрами зеленые глаза, в языках пламени чудились пряди медных волос, в лязге оружия слышались ноты ее высокого голоса. Но стоило ему хотя бы на одно мгновение обернуться и поверить ей, как Сила уходила, ускользала из рук, каплями сочилась сквозь пальцы. И защитники могли воспрять духом, и Сила Земли, охранявшая эту страну, становилась тверже и крепче.

И Саадан запретил себе думать о ней.

Было, было несколько мгновений, когда маг нападавших, пробив защиту, мог ударить в ответ – ударить наверняка, зная, что тем самым сомнет, сокрушит мага Земли. Не ударил. Но, в свою очередь, и у Тирайна была возможность открытой атаки – и плохо пришлось бы Саадану, потому что те ошибки, которые он допускал, объяснялись усталостью и горечью прошедшей ночи… чуть сильнее – и исход битвы был бы переломлен. Не случилось – словно в последний миг Тирайн, испугавшись, отводил взгляд.

Топтались, кружили друг против друга Воздух и Земля, и ни один не нанес решающего удара.

А на земле меж тем все происходило так, и должно было бы происходить – по логике вещей. Потому что войско князя Реута было больше, оно должно было выиграть это сражение, и оно это делало.

Но для двоих, незримо круживших друг напротив друга, битвы не было. Было ожидание. И ни один из них не ударил другого.еРеут

еРеут

* * *

Минуты тянулись часами, часы превратились в столетия. Позже, оглядываясь назад, Тала скажет, что день штурма был самым длинным днем в ее жизни. Из всех чувств на свете осталось одно: тягучее, как патока, ожидание и неизвестность. Она могла лишь догадываться о том, что происходит сейчас там, за пределами лагеря. Там, у стен ее города, в поле, где так часто танцевали они весной, теперь гуляет Смерть. И люди подчиняются ей. Скольких заберет она сегодня? Что станет с землей, которую Тала привыкла считать своей? Что станет с ее сыном? Что станет с ее мужем?

Если бы не были связаны руки! Ее место – там, на поле битвы. Но как бежать, если руки связаны? Напрасно искала она глазами что-нибудь, годное для того, чтобы перепилить веревку. Напрасно теребила тугие узлы на запястьях зубами – они затянулись сильнее, и руки, и без того онемевшие, свела судорога. Напрасно пыталась перетереть веревку о край кровати – добилась лишь того, что содрала о дерево кожу на запястьях. Внутри было пусто и тихо, и ни капли не осталось сил. Пустышка, пустышка, никчемная! Впервые за несколько лет Тала снова так остро и с такой злостью ощутила себя убогой.

Как ненавистен стал ей и этот шатер – большой, хорошо обставленный; за день женщина изучила его взглядом до малейшей черточки. И стол ненавистен – узорный, из черного дерева, и даже скатерть на нем, и поднос с едой. И кровать – в меру мягкая и в меру жесткая, с удобной подушкой и теплым, наверное, мягким одеялом. И большой кованый сундук, стоящий в углу… вот интересно, чьим должно было стать это обиталище, если бы не она? Груши на подносе сияли и поддразнивали ее своими круглыми боками, а свежий запах мяса и хлеба вызывал тошноту.

Сколько-то часов прошло – сколько? – когда занавесь откинули снаружи. Тала вскинулась было – но это оказался лишь солдат, стороживший ее у входа. Пригнувшись, он вошел в шатер и остановился на середине, обводя внимательным взглядом внутреннее убранство (все ли на месте?), стол (поднос с едой стоит нетронутый), смятую постель, пленницу, приподнявшую было голову, но потом снова упавшую лицом в подушку. Подошел, сильной рукой перевернул ее на спину, проверяя, жива ли, все ли в порядке. Проверил крепость пут на ее ногах, руках… и с досадой выругался.

– Ну, и дура же, – сказал он, вынимая нож. – Чего дергаешься? Сказано – сиди, вот и сиди себе. Жить надоело, что ли?

Быстро и аккуратно Ретан разрезал полуперегрызенную веревку, перехватил ее ножом на две части и, не дав женщине опомниться и вырваться, свел ее запястья за спиной и снова перемотал уцелевшим куском.

– Так надежнее будет…

Молча и быстро Тала ударила его ногой… метила в пах, но промахнулась – вся сила удара пришлась по бедру.

Ретан охнул от неожиданности и боли, но не выпустил ее.

– Дура! Для тебя же стараюсь! – он замахнулся было, но не ударил. Несильно толкнул ее в спину – Тала полетела носом в подушку – и быстро завязал узел. – Сидела бы смирно… вот и лежи теперь, если такая умная.

Вот уж правда дура, подумала Тала. Ретан постоял над ней, хмыкнул и вышел, ступая почти неслышно. Тала перевернулась на бок, лицом к стене – и закрыла глаза.

Ветер изредка колыхал занавесь у входа, по стенам ползли солнечные пятна, снаружи иногда слышались шаги. Тишина, какая тишина – она давит на сердце. Что – там? Тревога за сына мучила все сильнее; сейчас Тала уже раскаивалась в том, что приехала сюда, вместо того, чтобы схватить малыша и бежать, бежать с ним, бежать куда угодно – лишь бы он выжил. Что с ним теперь? Где он? В сумасшествии и лихорадке битвы случиться с Литом может все, что угодно. Тала застонала и уткнулась головой в подушку. Слез не было.

Перед глазами ее то и дело вставала высокая фигура с непокрытыми светлыми волосами. Он будет там… и шальная стрела, которая не выбирает себе цели, может зацепить его. Если б она сама знала, чьей победы она больше желает. Если б можно было никогда, никогда не вставать перед таким выбором.

Потом яркий солнечный свет, проникавший сквозь стенки шатра, померк. Снова зазвучал рог – почти на пределе слышимости. Тала вскинула голову. Конец. Это конец. Чем бы ни завершилась битва, все кончилось. Что узнает она сейчас?

Долго-долго снаружи было тихо. Потом послышались голоса – возбужденные, точно пьяные, хриплые. Они возвращаются. Напряжение навалилось так, что перед глазами поплыло. Тала упала на подушку и закрыла глаза. Сейчас. Вот сейчас.

Наверное, она или заснула, или потеряла сознание. Потому что увидела себя посреди цветущего луга. Небо раскинулось в вышине – огромное, безоблачное. Рядом стоял Саадан. Им было по двадцать лет, и ничего не было. Тала засмеялась, чувствуя, как отпускает глухая тоска. Это все сон, поняла она. Это был страшный сон, а теперь я проснулась. И все будет хорошо.

– … и плевать мне, что ты не знал! – заорал кто-то совсем рядом.

Тала вздрогнула, подняла голову. Почти темно, снаружи в неверном свете факелов мечутся тени. Слышен звон и лязг оружия, сорванные голоса и ругань.

Вход откинулся, пропуская высокую фигуру.

… оставь, после, – сказал Саадан кому-то невидимому, входя.

Поставив на стол светильник, он оглядел палатку. Увидел и стоящий нетронутым поднос с едой, и сброшенный на пол кубок, и измочаленный обрывок веревки на полу, и сухие ее глаза с набрякшими веками. Маг был уже без кольчуги, но в той же одежде, что утром, только изрядно перепачканной и прожженной по подолу. Интересно, мельком подумала Тала, кто его так. Не малыш ведь Лит кинул в него огненных ящериц.

– Кто? – вырвалось у нее. – Кто победил?

– Мы победили, – буднично ответил маг. – Город взят.

Тала дернулась, чтобы встать, и – не смогла. Сил не хватило.

Ты не больна? – спросил он… и Тала явственно ощутила в его голосе тревогу.

И обида и горечь так и не сорвались с ее губ. Женщина только молча покачала головой.

Саадан устало провел рукой по лицу. Подошел, попросил «Повернись…» и принялся распутывать веревку на ее руках. От него пахло дымом и железом. Веревочные петли поверх сапог он, не долго думая, перехватил ножом. Потом сел рядом, взял ее руки в свои и принялся осторожно растирать сине-красные борозды на ее запястьях. Тала молчала, кусая губы.

Где мой муж? – спросила она, наконец. – Он жив?

Да… – не поднимая головы, ответил маг.

Я хочу его видеть.

Не сегодня.

А сын? Мой сын… жив?

Да. Его приведут к тебе.

Тала устало выдохнула и, чуть расслабившись, откинулась на подушку. Онемевшие руки мало-помалу обретали чувствительность.

Город разрушен? – голос ее звучал спокойно и холодно.

Не так чтобы очень. Но пожаров было много.

Ты нашел то, что искал? – она приподнялась на локтях и насмешливо взглянула на мага.

Саадан выдержал ее взгляд.

Да.

Тала усмехнулась.

Ты помнишь, надеюсь, что его нельзя взять силой? Только по доброй воле?

Не волнуйся, – так же спокойно ответил Саадан, выпуская ее ладони. – Я помню. И кстати, твой Камень тоже у меня. И если ты захочешь…

Я хочу видеть мужа.

Нет, – снова повторил он. – Не сегодня.

Снова раскрылся вход, и высокий воин в кольчуге, но с непокрытой головой внес в шатер мальчика лет трех, русоволосого и крепкого. Мальчишка отчаянно вырывался и пытался укусить своего стража, а потом, яростно взвизгнув, рассыпал в воздухе синие искры.

Ого! – Саадан вскочил, перехватил малыша и поставил на ноги. – Кто научил тебя так ругаться?

Пусти! Мама! – мальчишка вырвался и кинулся к Тале. – Мамочка! Где ты была?

Крепко обняв малыша, женщина спрятала лицо в его растрепанных волосах, чтобы скрыть прорвавшиеся, наконец, слезы.

* * *

Длинный, очень жаркий и душный день уступил место такому же раскаленному вечеру. Степь гудела от возбужденных голосов – войско Реута, поредевшее, хмельное без вина, возвращалось в лагерь. Не все – многие остались в городе; Реут всегда отдавал своим солдатам захваченные города, если только они не были нужны ему нетронутыми. Матерились про себя солдаты из личной десятки князя, обязанные сопровождать князя, куда бы ни шел он. Не повезло – им достанутся объедки более удачливых товарищей. Сегодняшнюю ночь надолго запомнит город. Нынче можно все. С хохотом и радостными воплями они, победители, будут выталкивать жителей из уцелевших домов, занимая их для себя. Сегодня можно. Сегодня платит князь. Сегодня – их ночь и их время.

Город уцелел едва ли наполовину. Улицы, прилегающие к воротам, были почти полностью выжжены. Замок князя остался стоять, почти нетронутым было убранство комнат, и конюшни, и кладовые – Реут запретил солдатам грабить его, желая сохранить все для себя. Слуг не убивали, если те не оказывали сопротивления. Судьба самого князя осталась неизвестной; говорили – убит в поединке с самим Реутом, говорили – схвачен и теперь в плену. Кто теперь разберет и какая разница?

Впрочем, двое выживших и бежавших в степь слуг, бывших в тот день в замке, рассказали, что князь Тирайн жив. Реут, ворвавшийся в княжеские покои во главе своей личной сотни, сам предложил ему сдаться.

– Вы проиграли, – сказал он. – Если вы сложите оружие, бой будет остановлен.

Тирайн, иссиня-бледный от усталости, едва стоящий на ногах, усмехнулся непослушными губами.

– Я не ваш пленник, – проговорил он. – Меня одолел маг, только ему я и могу сдаться. Если хотите взять меня силой – попробуйте.

– Ваше упрямство будет стоить нескольких сотен жизней жителям города, – сказал Реут снисходительно. – Мы обещаем с почетом проводить вас в лагерь и содержать там как гостя – если вы согласитесь. Мое слово.

Тирайн помотал головой – и взял в руки меч…

Никто не знал, что сталось с княгиней; шептались выжившие горожане, что в ночь перед битвой она исчезла из города… куда, зачем? А маленький княжич был захвачен – его видели плачущим и зовущим мать на руках одного из сотников. Убьют, говорили люди. Убьют, не помилуют. Зачем им возможный противник?

Как сумели одолеть князя, удивлялись люди. Как смогли, ведь он маг… а неужто нашлась в войске Реута другая сила? Нашлась, говорили одни. Кто знает, возражали другие. Не до князя теперь – выжить бы. Похоронить убитых да найти тихое место, накормить детей. Говорят, захватчики женщинами не брезгуют, схоронись-ка ты, соседка, покуда не заметили, в подвал. Где зиму зимовать будем? Не до зимы еще, пережить бы ночь эту, завтра князь Реут в город войдет, глядишь, полегче станет.

Спустившиеся сумерки разгоняло пламя пожаров, удушливый запах гари летел над улицами к воротам города. Гарь – и тяжелая усталость, вот и все, что было главным в тот вечер. Устали все – и победители, и побежденные.

Когда закончилась схватка, когда отпустило напряжение и исчезло незримое присутствие чужой Силы, Саадан еще не чувствовал утомления. Битва продолжалась, на городских улицах еще кипели бои; горели дома, крики и лязг оружия заглушали стоны раненых. Но его работа была уже закончена, а присутствие в городе – необязательно. Перерывать весь замок сверху донизу не хотелось, к тому же Саадан не сомневался – Камень будет у Тирайна.

Саадан поднял голову, посмотрел в безоблачное вечернее небо. Тихо сказал ему:

– Спасибо…

И пошел прочь, к лагерю.

И тут накатила слабость. Задрожали руки, ноги стали ватными, закружилась голова. Не пройдя и сотни шагов, он зашатался и едва не упал. Подумал даже: может, ранен, но не заметил в пылу боя? Но прислушавшись к себе, понял – нет, просто устал, страшно устал.

Шатаясь, как пьяный, Саадан свернул в сторону, побрел вдоль реки в степь. На обрыве у самой воды остановился, оглянулся. И рухнул со стоном лицом в траву, приминая мягкие метелочки ковыля.

Сколько он лежал так – не помнил. Когда сознание прояснилось, Саадан перевернулся на спину и стал смотреть в небо. Небо было высоким и очень уставшим. День угасал. Оранжевые, малиновые, алые и фиолетовые полосы расчертили горизонт от края до края. Алой была кровь. Фиолетовой – усталость. Камень Воздуха судорожно, рывками пульсировал на груди, и Саадан мысленно попросил его: помоги. Еще немного помоги…

Сила пришла сразу – точно холодной водой умылся. Саадан знал, конечно, что это облегчение временное, что все равно нужно поесть, сбросить кольчугу и сапоги и хоть чуть-чуть полежать. Но главное сделано – теперь он сможет сам дойти до лагеря и не рухнуть где-нибудь по дороге всем на потеху.

Неужели Тирайн устал так же?

Лагерь радостно гомонил, крики разносились далеко в степи. У внешнего ограждения лицом к лицу с ним столкнулся сотник Арс и весьма почтительно поклонился.

– Вас повелитель ищет, господин маг, – сказал он. – К себе зовет.

– Где он? – коротко спросил Саадан.

– У себя, отдыхать изволит.

В шатре у Реута было – о, счастье! – на удивление прохладно. Реут, свежий и бодрый, словно весь день не сходил с места, сидел на подушках, прихлебывая по обыкновению травяной отвар. Увидел Саадан, заулыбался, похлопал коричневой ладонью по ковру рядом:

– Проходите, господин Холейн, садитесь, выпьем вместе – за победу.

Когда Саадан опустился на пол и вытянул длинные ноги (не до этикета уже), князь хитро взглянул на него. Сунул руку куда-то в угол, за ковры, вытащил сверток, развернул.

– Это?

Два Камня лежали на чистой тряпице, поблескивая гранями и серебристой паутиной оплетки. Угольно-черный Земной – и алый, как языки пламени, Огненный. Живой, как сердце, пульсирующий в такт дыханию – и мертвый, спокойный, просто кусок породы. Саадан медленно взял их, погладил, сжал в пальцах.

– Да, – сказал негромко.

Реут погасил улыбку.

– Князь Таннады… точнее, бывший князь, – он с удовольствием выделил это слово, – жив и ожидает вас под стражей. Ранен, правда, но довольно легко. Мой лекарь к вашим услугам.

– Благодарю.

– Мы в расчете? – сухо осведомился Реут. – Вы взяли для меня город, я добыл вам ваши сокровища. Кстати, в замке были захвачены и другие драгоценности… вон, лежат, – он мотнул головой куда-то в сторону стоящего у двери сундука. – Возьмете их?

– Нет, – сказал Саадан, – эти можете оставить себе.

…Вернувшись в свой шатер, он развернул сверток и долго-долго смотрел на два маленьких многогранника, дрожащие на ладонях.

Затем поднялся, аккуратно завернул свои сокровища, спрятал за пазуху. Нужно умыться. Узнать, что с Талой. Нужно увидеть Тирайна.

Бывшего князя Таннады доставили к нему, когда совсем стемнело, и от свечей протянулись по стенам длинные тени. Двое стражников довольно почтительно ввели в палатку связанного пленника, но развязывать не стали. Побежденный князь выглядел так, как и полагается побежденным – в перепачканной своей и чужой кровью одежде, разорванной на рукаве и по подолу, лицо закопченное – так, что едва проступают черты, лишь глаза, обведенные темными кругами усталости, блестят лихорадочным блеском, длинные светло-русые волосы слиплись космами. На рукаве выше локтя расплывается огромное темное пятно.

– Здравствуй… – слова эти прозвучали почти дружелюбно, но Тирайн вскинул голову и ответил со злостью:

– Тебе я здравствовать не желаю… великий убийца.

– Зачем ты так? – пожал плечами Саадан. – Я предлагал тебе решить дело миром, ты не захотел. Кто тебе виноват? Смерть твоих людей – на твоей совести, князь Тирайн.

Он подошел ближе.

– Но я не о том… я хотел тебя видеть не за тем. Ты ранен?

Пленник промолчал.

Саадан взял со стола кинжал.

– Только без глупостей, ладно? Повернись…

Одним движением он рассек веревки на руках пленного и, отодвинув вход, крикнул:

– Лекаря сюда, и пусть возьмет все для перевязки!

И обернулся к Тирайну:

– Снимай… давай помогу, а то сам из кольчуги не вылезешь. И сядь, а то упадешь.

Кривясь от боли, Тирайн выпутался из разодранной рубашки, процедил сквозь зубы:

– Зачем тебе возиться со мной?

– Не твое дело. Сядь, говорю. Чем ранен? Мечом, стрелой?

– Мечом…

– Хорошо, а то на стрелах мог быть яд. Так… теперь помолчи.

Прикрыв глаза, Саадан несколько минут водил ладонью над раной.

– Нет… ничего страшного. Кость цела… связки не задеты… только промыть хорошо, чтобы не… уффф, – он пошатнулся, опустил руки. – Силой лечить не буду, уж извини. Здесь и простой лекарь справится, а я и так устал сегодня… Да где он там, уснул что ли?

– Иду, господин, – раздалось от входа, и коренастый низенький человечек с огромным коробом протиснулся внутрь.

– Вон, – маг небрежно мотнул головой в сторону пленника, – займись-ка…

Некоторое время в шатре царила тишина, нарушаемая лишь редкими стонами сквозь зубы и сдавленными проклятиями. Саадан, откинувшись на спинку стула, прикрыл глаза и задремал.

Наконец лекарь встал и почтительно поклонился.

– Все, господин. Теперь раненому нужен покой и…

– Без тебя знаю. Свободен. Спасибо.

– Послушай, – спросил Тирайн, когда лекарь, оглядываясь, вылетел из шатра, – зачем ты это делаешь? Мне все равно недолго осталось.

Они молча смотрели друг на друга. Тирайн первым отвел взгляд, потянулся за рубашкой.

– Тир… – Саадан вздохнул. – Мне твоя смерть не нужна. Наоборот. Я очень хотел, чтобы ты выжил.

– Зачем? Ты ведь знаешь, что я не отдам тебе то, что ты просишь.

– Я надеялся на здравый смысл. Тир… отдай мне Камень. Ну не хочу я тебя убивать, Тир, отдай!

Пленник едва заметно качнул головой.

– Нет, Саа. Разве ты не понимаешь? Ведь это мое творение. Ты смог бы разве отдать кому-то свой?

– Тир… Я имею на него такое же право, как и ты, и даже больше, это была моя идея. Я больше знаю, я смогу сделать так, что… Тир… Тир, пойдем со мной! Мы многое сможем вместе, я расскажу… я объясню тебе все, ты поймешь!

– Нет, Саа. Теперь-то уж точно нет. Слишком много смертей было из-за него. Я не могу… иначе все они, – Тирайн мотнул головой куда-то в сторону, – иначе все они погибли зря.

– Как глупо… – устало сказал Саадан.

– Ты находишь это глупым?

– Так сказала твоя жена… и, кажется, она права.

– Тала?! – Тирайн вскочил. – Ты ее видел? Где она? Что с ней?!

– Тише… сядь, успокойся. Она жива и здорова, с ней все в порядке. Она у меня.

– Ты… – Тирайн сжал кулаки и застонал от боли. – Если хоть что-нибудь… если с ней хоть что-нибудь случится…

– Да успокойся ты! Она сама пришла ко мне вчера вечером.

– Зачем? – после паузы спросил Тирайн.

– Просить… чтобы я увел войска.

Тирайн едва слышно вздохнул.

Значит, вот как… – процедил сквозь зубы.

– Я не причиню ей вреда, – очень тихо, едва слышно проговорил Саадан. – И ты это знаешь.

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга.

Я мог бы, конечно, предложить тебе обмен, – проговорил Саадан негромко. – Ты отдаешь мне Камень, а я отпускаю Талу…

Тирайн опустил голову.

Но я не стану этого делать.

И ты… – с издевкой сказал Тирайн, – ты согласен будешь отступить? Оставить Камень? Если я отпущу жену с тобой?

Настала очередь Саадана отвести взгляд.

Не будем делать этого, это было бы… бесчестно.

Согласен.

Тир… прошу тебя, отдай.

Нет.

Что ж…

Все было решено, и отступать больше некуда. Саадан помолчал, затем поднялся резко, выпрямился. Поднял руку ладонью вверх.

Именем Стихий я, Саадан ар-Холейн, маг Воздуха, вызываю тебя, Тирайн Леа-Танна, маг Земли, на Поединок – до полного поражения. – Он глубоко вздохнул. – Проигравший отдает то, что имеет – Камень Силы. Именем Стихий клянусь, что не причиню тебе иного вреда, кроме как на Поединке, и не позволю никому и не отдам приказ это сделать. Да будет Воздух свидетелем моим слов.

В ладони его завертелся крошечный вихорек – и пропал.

Я не хочу твоей смерти, Тир… – тихо признался Саадан, взглянув на друга.

Ладно, – Тирайн рывком поднялся на ноги, поморщился. Вскинул раскрытую ладонь. – Именем Стихии я, Тирайн Леа-Танна, принимаю твой вызов. Победивший получает все.

Закрутился песчаный смерч на его ладони, рассыпался крошечными песчинками. Тирайн покачнулся, уронил руки, снова тяжело опустился на стул.

Отдыхай, – сказал ему Саадан. – Тебе нужно поесть и выспаться. Я прикажу, чтобы завтра к тебе снова прислали лекаря.

Тала… Где она?

За нее не тревожься.

Я хочу ее видеть.

Нет. Пока – нет. Потом, когда все кончится, я отпущу ее.

Но почему?!

Я сказал! – крикнул вдруг Саадан. И сразу остыл. – Прости. Нет.

Он шагнул было к выходу, но обернулся.

Да, вот еще что. Мы можем отложить поединок – до той поры, пока ты не поправишься.

А что скажет князь Реут? – морщась от боли, усмехнулся Тирайн.

Это не твое дело. Скажет то, что я хочу.

Нет, – Тирайн качнул головой. – Нет нужды. Я могу драться. Завтра утром.

Как скажешь...

Я хочу видеть жену.

Нет. После. Эй, там! Увести пленного. За жизнь отвечаете головой.

* * *

Что-то давило, тянуло его к земле. Что-то, не выразимое словами, но очень тяжелое, что-то из прежней жизни, забытой уже, прошедшей…

Почему так тяжело? Что так болит внутри? Там уже все давным-давно омертвело, чему теперь болеть… Разве ты не знал, идя сюда, что этим все и закончится? Знал. Так к чему теперь эти сомнения? Поединок – тебе ли бояться?

Саадан лежал на кровати, закинув руки за голову, не раздевшись, в сапогах на походном покрывале. В шатре было темно, свеча догорела, а вставать, чтобы зажечь новую, не хотелось. Вторая ночь без сна, но усталости уже не чувствовалось… впрочем, он мог не спать и по трое-четверо суток – Стихия всегда щедро расплачивалась с ним.

Все идет так, как должно. Завтра – последняя драка, завтра поединок, и уже совсем скоро он приблизится, еще на шаг приблизится к заветной цели. В исходе схватки Саадан был уверен. Тир силен, но он сильнее.

Камень. Уже завтра Камень будет принадлежать ему. И еще одна грань раскроется перед ним, еще один кусочек тайны станет явным… еще один шаг к могуществу.

А Тирайн, наивный, так и не смог понять, что такое для него эти Камни. Вот Тала – поняла…

Саадан улыбался. Где-то глубоко внутри теплилась искорка нежности. У нежности были зеленые глаза. Не эта ли сила помогла ему сегодня выстоять и победить?

Он усмехнулся. Да, странно повернулась жизнь. Скажи ему кто-нибудь, что он разрушит дом лучшего друга и любимой… бывшей любимой, поправил он себя. «Бывшей?» – спросил кто-то внутри него, но Саадан отмахнулся: неважно. Бывшей или настоящей, сейчас не суть. Скажи ему кто-нибудь об этом – ударил бы или рассмеялся в лицо. А вот теперь спокойно прикидывает, что из заклинаний можно и нужно будет использовать завтра, чтобы победить. Нет, он по-прежнему не хотел Тирайну смерти, но ведь по доброй воле он не отдаст…

Эх, если бы Тала согласилась работать с ним вместе! Но она не захочет оставить мужа.

Боль внутри стала сильнее. Если бы можно было все исправить! Если бы можно было вернуть тот день и никогда не видеть в Видящем камне девушку в свадебной фате… если бы все повернулось иначе, стал бы он тем, кем был? Смог бы отказаться от такогосчастья?

Ах, Учитель, искуситель, какую же бездну вы передо мной открыли, какие тайны показали – как отказаться теперь от этого? От этого счастья, счастья власти над миром. Если бы я знал, на какую дорогу вступаю – тогда, шесть лет назад, – если бы я знал, пошел бы я с вами?

Саадан поднялся, прошелся взад-вперед, с силой растирая лицо ладонями. Снаружи небо очистилось, взошла луна, неяркий свет ее высветил узор на занавеси.

Снаружи было тихо – лагерь угомонился. Даже самые стойкие, праздновавшие победу, уже затихли и разбрелись по своим палаткам. Наверное, бОльшая часть воинов сейчас в городе – грабит. Реут всегда отдавал своим войскам захваченные города. Хорошо, что Тала и Тирайн здесь. По крайней мере, здесь они в безопасности.

Он устал. Очень устал. Это усталость так давит на плечи? Нужно зажечь свечу.

– Что, мальчик, тяжело? – услышал он вдруг.

Сначала Саадан подумал, что ему померещилось. Что он засыпает и во сне слышит этот знакомый, почти родной голос. Рывком сел, потряс головой. Приснилось?

– Да ты что, – в голосе пробилась ласковая насмешка, – неужели не узнаешь?

– Учитель?! – не веря себе, прошептал Саадан.

Да, это был он. Из ночной темноты соткалось лицо с резкими чертами, линии силуэта. Маг неслышно, точно плывя по воздуху, подошел, присел на край кровати.

– Ну, – спросил он тихо, – как ты? Ты молодец. Я не сомневался в том, что ты сможешь.

– Это что, – глупо, совсем по-детски спросил Саадан, – это, значит, вот так – потом? Или вы не умерли? – в нем неожиданно вспыхнула надежда.

– Сложно сказать, умер я или нет, – пожал невидимыми плечами Нетар. – По земным меркам – наверное, да. А по обычным – точно нет. – Он засмеялся. – И ты сможешь так же, когда закончишь работу. Но тебе до смерти еще много, много лет, ты не погибнешь завтра и победишь, я знаю.

– Но почему, – Саадан отмахнулся от слова «победишь», не это важно, – почему вы – так? Вас не взял к себе Воздух?

– Ты до сих пор ничего не понял? – Нетар улыбнулся. – Я же проводник. Орудие Стихии, ее слуга и суть. Неужели ты так и не увидел этого?

Так тихо стало. Почему так тихо? Потому что не бывает реальной такая тишина, потому что то, что говорит ему сейчас учитель, – неправда.

– Нет, – ошарашенно проговорил Саадан. – Учитель… вы же человек…

– Был, – согласился Нетар. – Был когда-то. Долго был. Я родился человеком. А потом… ты знаешь, сколько мне лет? Столько не живут даже маги. И я ушел сам, потому что исполнил то, что должен бы сделать, потому что срок моей жизни здесь истек. Нельзя слишком долго играть со Стихиями и ничем не заплатить за это. И ты станешь таким же, мой ученик, когда закончишь работу. А ты закончишь ее, в этом я уверен.

– Но почему? Зачем я вам?

– Мне нужен был ученик – тот, кто останется здесь вместо меня. Я долго искал того, кто мне нужен; то, что мы встретились – не случайность. Конечно, если бы ты не согласился на мое предложение – еще тогда, в первый раз, я не стал бы тебя удерживать. Ты станешь мной. Ты уже стал – когда подчинил себе первый Камень. И ты пойдешь дальше. Я смог стать проводником Воздуха, а ты – ты заключишь в себе все четыре Силы, и ваша работа – та, которую вы начинали – не пропадет втуне. Нужно лишь будет найти или сделать четвертый Камень. Это тяжелая и опасная работа, но ты сможешь. Ты талантливый и сильный. А я тебе помогу. Ты станешь проводником. Ты хороший ученик и послушный маг. Высшее счастье мага – служить Силам ТАК. Мало кто удостаивается чести стать Проводником. Мы отбрасываем свое, внешнее, наносное, становясь чистой Силой, служа тому, от кого пришли в мир. Стихии требуют от каждого по его силам – не больше, но и не меньше. Ты сможешь. Ты выдержишь. Станешь Проводником.

– Это неправда, – прошептал Саадан. – Я не этого хотел.

– Это правда. У тебя уже был выбор, и ты сделал его. Когда согласился отдать любовь в обмен на власть Воздуха, помнишь? И еще раз – когда согласился с завещанием. Это был последний выбор для тебя, простенький такой экзамен, устроенный мною – и ты его выдержал. Мне нужна была добрая воля, а не принуждение. Ты согласился закончить работу, а дальше все стало легко. Ты утратил право быть человеком, мальчик, как и я когда-то…