Текст книги "Пятая Сила (СИ)"

Автор книги: Алина Чинючина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Солнце садилось, закатные лучи чертили по стенам шатра. Лагерь снаружи гудел от голосов, но здесь было тихо. Никто не смел начинать речь без позволения князя.

– Говорите, – сказал, наконец, Реут, хмурясь.

Некоторое время в шатре еще стояла тишина, нарушаемая покряхтыванием Тарра – уже немолодой, он не мог долго сидеть, ныла спина. Наконец, откашлялся Арс; дернув головой по обыкновению, сказал:

– Милостью повелителя, мы бы хотели прежде услышать, что скажет нам господин маг.

Семь голов дружно повернулись в сторону Саадана, семь пар глаз уставились на него.

Маг помедлил.

– Предположительно в городе имеются два мага, – сказал он наконец. – Маг Земли и маг Огня. Я блокирую их.

Тарр громко крякнул.

– Ворота города и стены укреплены защитными заклятиями. Заклятия сложные, поэтому вам вряд ли удастся пробить стены осадными орудиями, а я не смогу отвлекаться на всю их протяженность. Однако ослабить ворота мне будет под силу. И наш таран тоже будет усилен чарами, так что, думаю, вы справитесь. Маги не смогут помешать вам, их буду держать я, так что все, что вам нужно – действовать, как обычно.

Реут кивнул, соглашаясь, залпом выпил свою чашу. Мальчишка-слуга бесшумно возник за правым плечом князя и наполнил чашу вновь.

Некоторое время в шатре снова было тихо. Жужжала, билась о стенки невесть откуда взявшаяся муха. Пахло травами и потом от немытых тел. Мельком Саадан подумал почему-то, как же хорошо, что совсем скоро пути его и князя разойдутся. «Бедные их женщины, – пожалел он, – всю жизнь жить с таким запахом. А впрочем, они, наверное, и сами пахнут не лучше».

– С разрешения повелителя, – сказал Тарр, – вернулись разведчики. Река подходит к самому городу, значит, долгая осада невыгодна. Нам не удастся уморить их от жажды.

– У них есть вторые ворота у реки, – хмуро сказал один из сотников, Саадан не смог вспомнить, кто это. – Ворота у реки – это плохо.

– Выманить их в поле, – азартно предложил Кулс.

– Князь не дурак, – хмуро возразил Арс, – он не выйдет, зачем ему.

Все взгляды обратились на Саадана.

– Не выйдет, – спокойно сказал Саадан. – Но это моя забота.

– Вести бой будет наверняка не сам маг. Есть же у него воевода или кто там…

– Лоскутный князь, – насмешливо проговорил Кулс, – зачем ему воевода, у него, поди, в войске два солдата на трех генералов.

– Молчать, – медленно и тяжело проговорил Саадан.

Все на мгновение умолкли – точно по команде. Реут улыбнулся – то ли насмешливо, то ли одобрительно.

– Придержите языки, – посоветовал он. – Кулс, ты и твои люди берете на себя вторые ворота. Чтобы ни одна мышь не проскочила. Сегодня отправь разведчиков за реку, проверь укрепления. Упустите кого, а особенно князя – повешу десяток из сотни.

– Слушаю, повелитель, – наклонил голову Кулс.

– Йорхен, лучники готовы?

– Да, повелитель.

– Хорошо. Вы будете впереди. Тарр, на тебе главные ворота и мост. Надеюсь, господин Холейн, ваши заклинания не подведут. Лер, ты и твои люди должны рассредоточить часть сил по стенам. Следите за подкопами, за боковыми выходами. Дальше. Часть лучников остается в засаде – на случай вылазки противника. Ведет их… ну, сам разберешься, кто, Йорхен.

Он внимательно посмотрел на всех присутствующих по очереди.

– Еще раз говорю – всем: князя и княгиню брать живыми. По возможности целыми и невредимыми. Живыми, – повторил он с нажимом. – Тому, кто их убьет, лично голову с плеч. Это понятно?

– Да, повелитель, – нестройный хор голосов.

– Хорошо. Тем, кто будет обыскивать замок: все украшения, безделушки, даже самые необычные, должны быть принесены мне или господину Холейну. Все, что найдете! Особенно кулоны, подвески, ну и прочую дребедень… ну там кольца. Утаит кто – повесить.

Реут еще раз обвел всех взглядом. Головы остальных были опущены – никто не осмелился встретиться глазами с повелителем.

Вечером, едва сгустились сумерки, хлынул дождь. Саадан ушел в степь, долго бродил там, поглядывая в небо. Стихия дружелюбно улыбалась, ласково щекотала ладонь. Он мог бы остановить дождь. Он мог бы вызвать сейчас снег – посреди лета. Он мог напустить на город суховей. Саадан промок до нитки и улыбался, смахивая с лица мокрые пряди волос.

Он почти не думал о князе как о друге, пусть и бывшем. Та встреча полтора года назад, когда Тирайн отказался от его предложения, убила в нем образ прежнего Тира, стоявшего рядом с ним у Последних Холмов. Теперь это был чужой, совершенно посторонний человек, на которого не было ни обиды, ни злости, к которому не чувствовалось ненависти или презрения – ничего. Он думал о князе Тирайне как о противнике. Достойном противнике. Заслуживающем уважения и полной отдачи сил. Противнике, которого нужно было перехитрить, перебороть, переиграть… не больше. Только так.

Княгиня Таэлла – Тала – тоже оставалась лишь абстрактным образом. Женой противника. Все. В конце концов, они все равно не увидятся – не полный же идиот князь, он наверняка отправил и ее, и сына на север, в Инатту. Уцелеет. Потом Саадан подумал, что та Тала, которую он помнил, вряд ли захочет уехать. Она останется и встанет в битве рядом с мужем. И усмехнулся – да, ему будет непросто, Тала – боевой маг и будет биться до последнего. Ему придется сражаться сразу с двумя, но это все равно…

И уж меньше всего он ожидал такой вот встречи – лицом к лицу. А ведь мог бы ожидать – помня отчаянную девочку, прежнего друга…

* * *

– …Ладно, – проговорил, наконец, Саадан, – что мы все о прошлом. Давай поговорим о настоящем. Тала, ответь мне, зачем ты приехала сюда?

Он налил вина ей и себе, сел удобнее. Испытующе глянул на женщину.

Тала помедлила.

– Только не нужно говорить о том, что ты готова пожертвовать собой ради жизни твоего народа, – усмехнулся Саадан, отпивая из бокала. – Это банально и пошло… и, кроме того, неправда. Ну, пожертвовать собой ты все-таки готова, насколько я вижу… только скорее ради мужа и сына. Так?

– Да.

– Рад, что ты признаешь это. Ну, так зачем ты пришла? – повторил он.

– Я… – она незаметно сжала пальцами край скатерти. – Я хотела просить тебя… уведи войска, Саадан!

– Я уже ответил тебе отказом. Это все?

Тала молчала, поглаживая черенок вилки. В самом деле, зачем она пришла? Просить его отступиться – после того, какой путь они проделали и какой решимости полны? После того, как князь Реут положил к своим ногам едва ли не половину земель? Смешно было бы и думать. Рассчитывать, что, увидев ее, Саадан сразу же все бросит и кинется к ней в объятия? Ну, конечно, очень умно. Просить его не убивать ее мужа? Но он это и так сделает… вернее, сделает, если Тирайн отдаст ему Камень. Но ведь добровольно Тир не отдаст.

– Я не стану убивать твоего мужа, княгиня, – проговорил Саадан, словно прочитав ее мысли. – Тала, если бы ты и могла что-то предложить мне, это ничего бы не изменило. Мне нужно только одно.

– А князь…

– Князь! – Саадан усмехнулся, встал. – Князь Реут, конечно, полководец, воин, правитель. Но против твоего мужа он не стоит ничего. Ничего, – повторил он, разворачиваясь. – Поэтому он не решался нападать на вас… до тех пор, пока у него не появился я. У нас с ним соглашение. Он получает княжество, а я – то, что должно стать моим. Не больше, но и не меньше.

Тала долго молчала. Молчал и Саадан, глядя на нее. Лицо его было замкнутым и очень усталым.

Снаружи донеслись тяжелые шаги. Кто-то остановился у входа снаружи, негромко покашлял.

– Господин, – послышался почтительный голос, – вас повелитель ищет. Послал сказать, что…

– Подождет, – громко сказал Саадан. – Скоро буду.

– Хорошо, господин…

Шлепанье чьих-то сапог по грязи. Ругательство под нос.

Женщина провела руками по лицу, не решаясь заговорить. Как же глупо, как нелепо все у нас получилось. Саа, я столько лет ждала этой встречи, а вышло… Силы Великие, что же мы наделали с тобой, Саадан, что же мы наделали!

Завтра… – сказала она, наконец, – я должна быть там. Я буду там. Там – мой дом, и я должна защищать его.

Не сомневаюсь. Не волнуйся, утром тебе вернут коня, ты сможешь уехать. Советую только сделать это пораньше, до начала штурма, чтобы успеть добраться до города. Кстати, почему ты осталась здесь? Почему не уехала с сыном в Инатту?

Мы не успели, ваши перекрыли дорогу. А теперь в городе безопаснее – там хотя бы стены крепкие. И… я, конечно, уже почти ничего не могу, но с какой стороны держать лук, пока еще помню! – зло добавила она.

Саадан снова сел. Задумчиво побарабанил пальцами по столу.

– Успокойся, – сказал, наконец, очень мягко. – Уедешь, если захочешь. Ты свободна и вольна вернуться. И поешь хоть немного. Тебе нужны будут силы.

– Саа, – женщина умоляюще посмотрела на него. – Объясни, Саа – зачем тебе это?

– Что – это? – спокойно спросил маг.

– Зачем тебе Камень? Почему ты… почему ради него, ради этого обязательно убивать других?

– Для этого совершенно не обязательно убивать, Тала. Поверь мне, не обязательно и даже не нужно. Но есть вещи, от которых я не могу отказаться даже ради того, чтобы не совершить убийство.

– И что же это?

– Стихия, Тала. Работа. Та, которая больше жизни.

– Это так много значит для тебя?

Он удивленно взглянул на нее.

– А как же иначе? Разве это было не так для нас всех?

– Порой мне хочется разбить эти Камни, – с бессильной злостью сказала Тала. – Совсем, ко всем Стихиям! Чтобы их никогда не было на свете!

– Ты же знаешь, что это невозможно, – спокойно ответил Саадан.

– О да! Что-что, а это я знаю… к сожалению. Будь проклят тот день, когда возникла у вас эта дурацкая идея!

– Но она возникла. И ты тоже работала с нами.

– Я никогда этого не хотела! Никогда! И это было… да, для меня – только игра…

– Для нас, как выяснилось, нет.

– Саа, зачем, зачем? Ты посмотри на себя – ты же умер, он сожрал тебя, этот Камень, он…

– Как и твоего мужа, княгиня Таэлла.

– Нет! Для Тирайна Камень никогда не был великой целью!

– Ты так думаешь? Если бы это было так, завтрашнего сражения можно было бы избежать.

– Будь он проклят! – Тала в отчаянии ударила кулаком по столу.

Саадан молчал.

– Саа… – глаза ее странно блестели. – А если уничтожить Камень – что будет тогда?

– Это невозможно, – снова сказал он.

– И все-таки? Чисто теоретически…

– Ну, если теоретически… – Саадан усмехнулся. – Мир не рухнет в бездну, это точно. Но с большой вероятностью… да что там – почти наверняка – владелец его погибнет. – Он подумал. – Если это буду я – точно. Если Тир… ну, он спасется, я думаю, хотя точно сказать не могу. Кервину, как ты понимаешь, уже все равно. Ты… ты точно выживешь.

– Почему?

Саадан задумчиво потер щеку ладонью.

– Твой Камень, как я понимаю, пока пуст. А остальные… Слишком много вложено. Силы, я имею в виду. Один шанс из тысячи, что тот, кто владеет Камнем, останется жив. Тебе так не терпится от меня избавиться?

Тала опустила голову.

– И потом, с уничтожением даже одного Камня обессмыслится вся наша затея. Ведь только имея на руках все четыре…

– Я свой даже не… не трогала с тех пор, как…. – Тала умолкла.

– Это ничего не значит – главное, что он теоретически существует. Даже если ты не согласишься продолжить работу, все равно – ты не единственный Огненный маг на свете.

– Всех четырех у тебя никогда не будет.

– Будет, – улыбнулся Саадан. – Завтра.

Они молчали, глядя друг на друга: одна – дерзко и насмешливо, второй – спокойно и устало.

Наконец женщина нарушила молчание.

– Саадан… Если я отдам тебе свой… если – ты уйдешь от города?

– Нет, – качнул головой маг. – Мне нужен Камень Земли. Мне нужны все четыре.

– Зачем? – Она требовательно смотрела ему в глаза. – Вот только не надо этой чепухи о служении человечеству и рождении новой жизни. Будь это так, эта цель не стоит крови и стольких жизней. Тебе нужно что-то другое. Что? Власть?

– Тебе не понять этого.

– Где уж нам, – горько усмехнулась женщина. – Где нам понять вас, великих… Саа, остановись, – она умоляюще коснулась его руки. – Ты же не был таким! Вспомни, как вы мечтали о том, что станете исцелять. Вспомни о том, ради чего была вся наша работа. Вспомни, Саа!

– Я помню, – сухо сказал он. – В конце концов, именно ради того, чтобы наша работа получила завершение, я сегодня – здесь. Именно ради этого.

– Ради того, чтобы помочь одним людям, ты способен убить других?

– А иначе нельзя. В мире – нашем, вещном, несовершенном – не бывает иначе.

– Это не оправдание.

– А я и не ищу оправданий, Тала. Вот уж чего я никогда не искал, так это оправданий кого бы то ни было. И себя в первую очередь.

Тала помолчала.

– Ты получишь этот Камень. Что дальше?

– Дальше… это слишком долго рассказывать.

Повисла пауза.

– Ладно, пусть, – вымолвила Тала, наконец. – А как ты намерен поступить с нами? С Тирайном, со мной?

Саадан пожал плечами.

– Если на то будет ваша воля, вы уедете на север, в Инатту. Насколько я помню, у тебя был в Ледене дом. Он есть сейчас?

– Да…

– Тем более. Уедете, если захотите. Хотя, сказать честно, я был бы… я бы просил Тирайна остаться со мной.

– Зачем?

– Чтобы работать.

– Работать?

– Камни потребуют от меня еще очень многого. Я просил бы и тебя, Тала… если бы ты согласилась…

Она подняла на него угасший взгляд.

– Я пустая, Саадан. Совсем.

В глазах его мелькнуло… сочувствие? Жалость? Или это только показалось в неверном свете свечи?

– Вот как…

– Да. Ты же помнишь – женщины после родов… – Тала не договорила.

Саадан помолчал, вертя в руках ломоть лепешки.

– Жаль. Хотя нет, не жаль – это существенно облегчит мне жизнь завтра при штурме. Что ж, тогда я дам вам охрану и ты уедешь с сыном. Если захочешь.

Если захочешь…

Тала вскинула голову, и он не отвел взгляда. Сказал спокойно:

– Но я был бы рад, если бы ты осталась и помогла нам хотя бы советом. Ты ведь много знаешь о природе Огня, Тала, твой опыт…

– Я пустая уже три года.

– Все равно. Не многое забудется за такой короткий срок.

Тала неожиданно засмеялась. Встала, прошла от стены до стены, остановилась напротив.

– Вы делите шкуру неубитого медведя, господин завоеватель. Ты не забыл о том, что город еще не взят?

– Он будет взят, – спокойно сказал Саадан.

– Ты так уверен в этом? В прежние времена вы с Тирайном были равны по силе.

– Это было раньше.

– Что изменилось? – Тала пристально посмотрела на него. – Или ты стал столь велик?

– Я не хитрю с тобой и не скрываю. Да.

Тала сглотнула. И – рассмеялась ему в лицо.

– Не надейся на легкий успех, господин маг! Тирайн будет как минимум равен тебе.

Саадан взглянул непонимающе – и маска непроницаемого спокойствия слетела с его лица. Вскочил, дернулся к ней, желая – схватить за плечи? спросить? ударить? – но остановился. Прошептал едва слышно:

– Значит, Тир сумел… Он все-таки подчинил Камень.

– Ты этого не ждал? – насмешливо и зло поддела она.

– Нет, отчего же, – снова очень спокойно ответил маг. – Я предвидел это. Мы будем равны силами – вот и все. Кто знает, как повернутся события.

– Устоит тот, кто прав, – тихо и отчетливо сказала она.

– Посмотрим.

Тала сжала кулаки.

И… остановилась, тряхнула головой. Злость неожиданно ушла – осталось отчаяние. И усталость, огромная, как это небо, как разделившие их десять лет. Как глупо. Как нелепо и смешно, как больно… Силы Великие, как больно.

– Еще не поздно все исправить, – прошептала она.

– Нет. Уже поздно.

– Саа… – она помедлила. – Я обещаю тебе. Я не стану… – голос ее сорвался, – завтра я не стану стрелять в тебя, обещаю.

Пауза.

Свой главный выстрел ты уже сделала, – негромко ответил Саадан, отворачиваясь. И Тала вскинула ладони, защищаясь, как от удара – таким усталым и замкнутым стало вдруг его лицо.

Зачем ты так? – прошептала она.

Оставим этот разговор.

Чужие.

… Они смотрели друг на друга, разделенные несколькими шагами. Так тихо было – словно во всем мире исчез весь шум, все, что могло помешать им… и все, что могло помешать, сейчас стояло между ними, разделяя невидимой, но прочной стеной. Стеной толще, чем крепостные. Стеной десяти лет одиночества.

Они смотрели, смотрели друг на друга.

Еще миг – а потом развернуться и уйти. И оставить все, как есть. И остаться теми, кем были, – не то врагами, не то случайными знакомыми, совсем чужими людьми. А на пальце у него – кольцо, тонкое серебряное кольцо, так похожее на то, что она надела ему когда-то...

И глаза – точно это серебро… потемневшее от времени серебро… и ее глаза – как два изумруда, и нет больше ничего, они как два омута, в которых падаешь и тонешь…

Рожок снаружи пропел сигнал отбоя. Что-то грохнуло (ведро упало? щит покатился?), так что они вздрогнули, снаружи кто-то выругался…

… и их – мгновенно! – бросила друг к другу слепая, нерассуждающая сила!

Так просто и так страшно сделать этот единственный шаг, вскрик, вздох – преодолеть разделявшее их пространство, время, расстояние. Преодолеть отчуждение, вставшее глухой стеной, преодолеть все эти десять лет, сделавшие их врагами. Сойтись вплотную, положить ладони на худые плечи, обтянутые серым шелком рубашки. Коснуться волос, висков… прижаться, вдохнуть дурманящий, родной запах.

– Не уходи, – прошептал он едва слышно, не открывая глаз, не шевелясь. – Только не уходи…

Вздрагивающие ладони прижались к его губам.

– Никогда…

Огни светильников он задул, не трогаясь с места, одним движением пальцев.

Силы Великие, думала Тала, как же много мы с тобой не успели. Как многого не было у нас, но могло бы быть, могло – если бы. Мы не валялись в зелени и цветах летнего луга, я не сдувала капли росы с твоих загорелых плеч. Мы не играли в снежки на Старой площади при свете фонаря, под кружащимися в воздухе снежинками. Ты не любил меня в осеннем лесу на ворохе золотых листьев. И не тебе я протянула на руках сына, маленький теплый комочек, он мог бы принадлежать больше тебе, чем мне, а вышло не так, не так, и кого винить теперь в этом?

Как же я жила без тебя все эти годы… Но жила. Потому что надо. Потому что уйти – самой – было бы еще хуже; это было бы слабостью, а ты ведь любил меня сильную. И не сказать, что я гордилась своей силой… раньше – да, но только время это минуло безвозвратно, не до гордости мне теперь, Саа, не до гордости, мне теперь все равно. И если бы была хоть маленькая надежда, что ТАМ я встречу тебя, я шагнула бы за грань, не раздумывая. Держала надежда – а если ты все-таки жив?

Я не знала раньше, что такое счастье. Теперь – знаю. Чувствовать твои ладони на обнаженной коже, ловить встречный порыв тела, губ… мы – единое целое… знать, что ты – мой на всю жизнь, до конца, видеть рядом твои глаза… как давно это было в последний раз! Жаль только, что счастья этого нам досталось так мало – огонь, зажженный тобой во мне, очень скоро задует холодный ветер. Прости меня. Я люблю тебя.

– Я люблю тебя, – Саадан не открывал глаз. – Я люблю тебя больше жизни, больше всего на свете. Тала… счастье мое… не уходи.

Тихо стучали дождевые капли за пологом шатра, отмеряя ночные минуты; время утекало. Безжалостное, беспощадное время, не ведающее усталости. Повремени, прошу тебя, не отпускай, дай наглядеться на него, спящего, дай надышаться одним с ним воздухом… не разрывай кольцо рук – еще немного, и мы сами разойдемся, но пока пусть эти минуты будут – наши. Наши. Навсегда.

Тала прижалась к нему, дрожащими пальцами провела по его губам, волосам.

– Люблю…

Не уходи, – повторил он. – Останься со мной, останься… навсегда, насовсем! К Стихиям все, я увезу тебя с собой, мне ничего больше не нужно, кроме тебя!

Если бы это было возможно… – прошептала она. – Я бы все отдала за то, чтобы остаться с тобой. Но я не могу…

– Тала… любимая моя. Если бы ты знала, как долго я ждал… только ты помогала мне выжить эти годы. Как я мог жить без тебя?

– Как я могла жить без тебя? – эхом повторила она. – Я ждала тебя…

– Я знаю… верю.

– Я люблю тебя.

Ладонь к ладони, одно тепло на двоих, губы скользят по коже – словно по сердцу, и никакая сила в мире не сможет развести наши руки. Что же ты делаешь со мной, как же ты так умеешь – никогда, никогда в жизни не было такого счастья. Быть может, мы созданы только друг для друга в этой жизни? Наверное, мы – две половинки одного целого, оттого с другим я не могла испытывать такой радости и такой боли? Не отпускать бы, никогда не отпускать, ни на минуту, ни на секунду – разве можно расстаться, как можно расцепить переплетенные пальцы, уйти – точно с золотого берега броситься в омут головой.

Ушло «вчера» и никогда не наступит «завтра», осталось только «сейчас» – яркое, невыразимо прекрасное. Огонь внутри, давно забытый или никогда не изведанный. Мир – прозрачный, светло-серебристый, ясный, как никогда раньше. И нежность, и страсть, и счастье – тот от века неведомый сплав, который, наверное, люди зовут Любовью… У нас с тобой должна была быть постель из роз, и свадьба, и белое вино в высоком бокале, и кольца, и смех, и свой дом – а достался лишь походный шатер и ночь, украденная у жизни.

Он коснулся ее губ кончиками пальцев.

– Не уходи! Останься со мной… прошу, останься!

Тала едва слышно вздохнула, кладя голову на его плечо.

– Не могу… Пойми, не могу. У меня сын… и муж. Я должна уехать.

Саадан приподнялся на локте, взял ее руки в свои.

– Останься, прошу! Возьми сына и возвращайся ко мне. Мы вырастим его, я дам ему свое имя, мы…

– Нет, – Тала помотала головой – и отстранилась. – Я не могу. Это… будет подло.

… Словно напряженная струна лопнула – так резко и звонко прозвучало это.

– Подло? – он отодвинулся тоже. – А это – не подло?

– Что?

– То, что ты делаешь сейчас… Это – не подло?

Невыносимо долгую минуту они смотрели друг на друга.

Дождь снаружи перестал. Задул ветер, разгоняя тучи.

Потом Тала встала и потянулась за одеждой.

– Да, – голос ее прозвучал безжизненно-ровно, хотя пальцы дрожали. – Это подло, я знаю. По отношению ко всем – к тебе, к моему мужу. Утром я уеду.

– Тала…

Шелест одежды. Прерывистое, точно со слезами, дыхание…

Заколов волосы, женщина накинула плащ и, не оборачиваясь, вышла. Сделала несколько шагов, остановилась. И долго-долго стояла по щиколотку в грязи, вдыхая мокрый, холодный воздух.

* * *

Летнее утро – утро перед боем – занималось хмурое, серое, словно невыспавшееся. Покрывало тяжелых, низких облаков громоздились над горизонтом, давило к земле. Ночью дождь перестал, но мокрая земля под ногами хлюпала, как раскисшая каша. Будет нынче работы и лошадям, и людям – пробираться по этой грязи.

Конское ржание, людская ругань, торопливые сборы, отрывистые команды, звук боевых рогов. Лучники натягивали тетивы на луки, конники проверяли копыта лошадей, пехота гремела оружием и хмуро, без удовольствия, материлась. Пахло дымом костров, лепешками и почему-то свежим луком. Утро перед битвой. Последнее – для многих из них.

Тала не спала всю ночь. Легла, не раздеваясь, думая, что заснет тут же – да так и пролежала до рассвета. Молчала, глядя в темноту. Вспоминала. Иногда на губах ее появлялась слабая улыбка – или усмешка? – но некому было разглядывать ее в полной темноте. Иногда по стенам шатра скользил неяркий свет факелов, снаружи слышались шаги.

Утром. На рассвете она уедет. Ей дадут лошадь, и она уедет. А к тому моменту, как она доедет до города, там… Нет, армия идет уж наверное медленнее одинокого всадника. Она успеет. Она вернется. Тирайн, наверное, с ума сходит… А Лит? Накормила ли его нянька?

Утром она уедет. Больше они не увидятся. Силы Великие, о чем она думает! Как она могла… И все-таки – то, что случилось между ними… не было и не будет у нее больше счастья – такогосчастья. Такого сильного, невыносимо яркого счастья. Словно одну только эту ночь она жила, а теперь – снова лишь существует.

Несколько раз Тала поднималась, подходила к выходу, долго стояла, откинув занавесь, вдыхая свежий после дождя воздух. Выходить наружу ей не позволили – вежливо, но твердо попросили вернуться, и сам тон и голос охранявших ее исключал возможность спора. Она отходила, ложилась на кровать, но спустя уже несколько минут вскакивала и то кружила, кружила по комнате, то садилась, сжав и переплетя пальцы, и невидящими глазами смотрела в пространство.

Когда ночная тьма стала мало-помалу рассеиваться, Тала поднялась. Поеживаясь, натянула сапоги, заново переплела косы; расчесать волосы было нечем, пришлось пальцами разделять и приглаживать перепутанные пряди. Шпильки то и дело выпадали из рук. Высокие сапоги были по щиколотку в засохшей грязи. Солдат, охранявший ее, принес воды – умыться, и завтрак – несколько вчерашних лепешек. Тала покачала головой – комок стоял в горле.

За ночь все очистилось и ушло, все стало неважным. Теперь ей нужно уехать. Все будет хорошо. Они выстоят. Она будет там.

Еще не совсем рассвело, когда в шатер ее вошел Саадан. Бледный, но спокойный, как обычно, в полном боевом облачении, в руках – шлем и моток мягкой веревки.

– Саадан… – женщина шагнула ему навстречу. – Еще минуту, и я буду готова.

– Нет, – жестко сказал он, не глядя на нее. – Сегодня ты никуда не поедешь.

– Что? – ошеломленно проговорила она, отступая.

– Там будет слишком опасно.

Не обращая внимания на ее удивление, Саадан положил шлем на стол и, ухватив ее за плечо, толкнул к кровати.

– Тала, прости, но мне очень нужно, чтобы ты осталась жива. Поэтому сегодня ты останешься здесь… пока все не закончится. Прости.

Ловко и быстро он свел впереди ее запястья и опутал их веревкой, не обращая внимания на отчаянные попытки вырваться. Повторил:

– Прости. Я постараюсь связать тебя не сильно… просто чтобы не сбежала.

Тала сопротивлялась отчаянно и, гибкая и сильная, смогла бы вырваться, если б не подоспели дружинники. Потом поняла, что ничего не добьется, и молча смотрела, как двое спутывают веревками ее ноги.

Ее связали действительно крепко, но без жестокости, а ноги затянули веревочными петлями так, что крошечными шажками она все-таки могла передвигаться. Один из солдат поставил на стол поднос, уставленный едой, другой обвел глазами шатер и быстро убрал все, чем можно было бы воспользоваться, чтобы распутать или разрезать веревки.

– Прости, – еще раз повторил Саадан. – Так надо.

Он посмотрел на нее – и, резко развернувшись на каблуках, вышел.

Тала закусила губу – до боли.

Она не слышала, как, выйдя и опустив занавесь, Саадан задержался возле стоящего у входа стражника. Подошел к нему вплотную, негромко и холодно спросил:

– Имя?

– Ретан, господин, – вытянулся стражник.

– Какой сотни?

– Первой, господин. Личная княжеская сотня.

– Слушай меня, Ретан, – еще тише проговорил маг и вложил в его ладонь золотую монету. – За эту женщину ты отвечаешь головой. Если хоть волос с нее упадет, если хоть пылинка опустится… сам сдохни, но ее сбереги, понял? Хоть землетрясение, хоть под расстрел, но она должна выжить. Иначе – под землей найду!

– Так точно! – в струнку вытянулся солдат. – Не посрамлю, господин, не сомневайтесь!

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Саадан.

Всего-то пути было – один полет стрелы и несколько минут до города. Армия на марше делала за полчаса намного больше. Но теперь Саадану показались невыносимо долгими эти несколько минут. Казалось, время застыло. Казалось, сама земля замерла в настороженном молчании, пристально наблюдая за пришельцами из тысяч укрытий.

Вот они впереди, городские стены и ворота – запертые, настороженные, неприступные. Армия остановилась.

Тысячи птиц кружились над городом, закрытым, мрачным, ощетинившемся, готовом к обороне. Десятки мелких степных лисиц, наверное, крутились поодаль, сотни хорьков и сусликов наблюдали за людьми из своих норок. Десятки и сотни воинов держали нападавших сквозь бойницы на прицеле луков. Напряженное молчание давило на плечи.

Переговоры были не нужны, Реут и не собирался этого делать. Трубач и знаменосец выехали вперед войска.

Князь резко выдохнул – и посмотрел на Саадана.

Саадан поднял голову, посмотрел в небо. Низкие, серые облака постепенно расходились, открывая клочки чистого, бледно-голубого неба. Ничего… сейчас облака будут послушны – они после дождя, сытые, сонные. Что бы тебе не ответить мне согласием, князь Леа-Танна, подумал маг.

Реут скомандовал:

– Труби!

Запели трубы.

– Вперед, – тихо сказал Саадан.

И, подняв голову, шагнул вперед – туда, навстречу степному ветру, рвущему из глаз слезы, навстречу всей силе этой настороженной, чужой земли, сейчас сосредоточенной в одном-единственном человеке.

* * *

Это было единственно правильно – то, что правитель княжества Таннада был магом Земли. Его земля, его родина стояла за ним, и он знал это – и вложил в этот единственный день все упрямство, отчаяние и решимость. Князю Реуту нипочем не взять бы город, если бы у него не было мага.

Это было очень трудно – удержаться и не ударить в ответ. Не ударить, потому что даже сейчас Саадан не хотел Тирайну беды. Отвести, удержать, зацепить – но не ударить, не обрушить в ответ Силу, которой так много и которая рвется, наливаясь твоей яростью и тоской – тоской по тому прежнему, что сегодня уходит безвозвратно.

Да, Тирайн сумел овладеть Камнем Земли – теперь Саадан это знал точно. Иначе чем и как объяснить, что весь этот невероятно длинный день он ни на минуту не ослаблял напора. Это его Сила поднимала в воздух тучи песка и пепла, обрушивая их на нападающих. Это его Сила отводила от стен летящие стрелы. Это его Сила поднимала в бой уставших солдат, уводила почву из-под ног вражеских конников, заставляла испуганно пятиться и вставать на дыбы лошадей. Ни один маг не смог бы вынести столько – за день, это Саадан знал. То и дело вставала в памяти та битва у Последних Холмов – только тогда они были рядом, они сражались плечом к плечу. Да, за десять лет Тирайн много чему научился… ах, как бы они работали вместе, рядом, сколько смогли бы они сделать, если бы он понял, пошел бы с ним рядом. Но этого не случилось, и пока – уводить, кружить, путать, ни на миг не давая передышки, но не ввязываясь в открытое противостояние.

…Еще до рассвета нападавшие выслали в город посланника – с требованием сдаться и выдать князю Реуту магический предмет, именуемый «Камень Земли». Князь Тирайн ответил отказом.

– Жаль, – с легкой досадой ответил Реут, – они сохранили бы много жизней.

Руту полукольцом окружала река, и основной натиск врага достался главным воротам. Были в городе еще одни ворота, выходившие на пристань, ниже и хуже укрепленные – но у нападавших было слишком мало лодок, чтобы атаковать их большими силами. Разумеется, все паромы заранее отвели к городу.

Первый вал нападавших должен был растянуть защитников по стенам и проверить крепость обороны. Войско Реута превосходило дружину Тирайна в несколько раз; лучники на стенах стреляли метко, но их было слишком мало, чтобы сдержать натиск. Со стен потоками лилась горячая смола и кипяток, одни лестницы отбрасывали и крючья обрубали, но на их место тут же вставали и цеплялись другие. Яростно ругаясь на разных языках, лезли наверх смуглые, узкоглазые южане, крючконосые жители восточных равнин, встречались даже северяне, более светлокожие и светлоглазые, чем коренные жители Юга. Все они, в своих серых туниках и кольчугах, у кого кожаных, у кого более прочных, стальных, походили на пауков, оплетающих своей паутиной стены обреченного города.