Текст книги "Поведение — двойка"

Автор книги: Альфред Бётхер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

– Тогда, в марте, мы говорили, что Андреас совершает проступки не со зла, – сказала она. – Мне придется привести случай, который произошел сегодня на уроке физкультуры. Из него я вынуждена заключить, что Андреас может поступить плохо именно со зла. И что класс от него отвернулся.

Фрау Линден рассказала о случившемся. Затем она перешла к этим безобразным каракулям в дневнике Андреаса – все учителя просто возмущены! Описав поведение Андреаса в классе, фрау Линден заключила:

– У него беспорядок не только в дневнике. Он и выглядит всегда неряшливо. Ботинки расшнурованы, в школу является без пособий…

Учительница долго жаловалась на Андреаса.

Ребята, следившие за их разговором из класса, заметили, что победа осталась за фрау Линден. Учительница говорила и говорила, а отец Андреаса молчал. То один, то другой ученик выбегал из класса в коридор и проходил мимо них. Постоянное хождение взад и вперед – ребята из других классов тоже то и дело бегали туда и обратно, – шум, выкрики, хлопанье дверей, беготня… Некоторые слова и фразы фрау Линден было даже трудно расслышать.

Отцу Андреаса было жалко учительницу – ей приходилось стоять в коридоре и в таком шуме вести разговор о его невоспитанном сыне. Вид у нее был усталый, она изо всех сил старалась не раздражаться и быть приветливой, когда ребята перебивали их разговор вопросами… Какие все милые, воспитанные дети, как скромно они поднимают руку и как вежливо спрашивают:

– Фрау Линден, можно выйти?

Отец Андреаса всё ждал подходящего случая, чтобы задать вопрос, который казался ему таким важным: «Почему Андреас не может вести себя как все?» Но подходящего случая не представлялось. Фрау Линден говорила о нечищеных ботинках.

– Дисциплина начинается с мелочей, – говорила она. – Если мы добьемся, чтобы Андреас ежедневно чистил ботинки, то тем самым положим фундамент и для дальнейших успехов.

Отец Андреаса не видел прямой связи между нечищеными ботинками и всеми бедами и промахами Андреаса, и все-таки он кивнул головой в знак согласия.

В заключение своей речи фрау Линден сказала:

– Мне не остается ничего другого, как вынести Андреасу общественное порицание. Надеюсь, это послужит к его исправлению.

– Я тоже надеюсь, – сказал отец Андреаса и вытер лоб рукой. Он пообещал повлиять на Андреаса и как следует намылить ему шею. Пожав руку учительнице, он пошел домой.

XI. На сцене

На небе была всего одна тучка. Она дошла до самого зенита и стала разворачиваться и разворачиваться, пока не превратилась в огромного белого льва. Но гроза так и не разразилась.

Ребята постарше, у которых еще не кончились уроки, стояли на школьном дворе и, изнывая от жары, обменивались впечатлениями.

– А неплохо бы сейчас лимонаду!

– Ишь чего захотел! Небось в магазине ни одной бутылки не осталось!

Андреас, хромая, добрался до ворот и вышел на Обезьянью лужайку. В портфеле его лежал дневник, а в дневнике красовалась такая запись, какой еще никогда не было ни у кого во всем классе. И еще две четверки – одна по арифметике, а другая за контрольную по грамматике. Пятерка по чтению так и осталась незанесенной, потому что он забыл дома тот листочек, на котором фрау Линден ее записала, когда он забыл дневник. Этот листочек он оставил в «Сказках братьев Гримм» вместо закладки. В сказке «Братец и сестрица».

У ворот стоял Детлев Тан.

– Хочешь со мной дружить? Тогда поедем вместе купаться, – сказал он.

– Я и так с тобой давно дружу. С тех пор, как сижу за тобой на парте, – ответил Андреас. – Хоть я тебе этого и не говорил. А где Гано?

– Пошел спросить мамочку, можно ли теперь с тобой водиться.

– Он тебе так сказал? – спросил Андреас.

– Он сказал, что, когда ты плюнул в Карин, это было очень противно.

Они пошли вдоль шоссе под отцветающими акациями, в гору, в сторону Вайнахтсберга, вдыхая душистый влажный воздух. Рой пчел, жужжа, облетал ветки акаций. Казалось, это работает пылесос…

– Велосипед у тебя в порядке? – спросил Детлев Тан.

– Да нет. Цепь ослабла. Я тут на днях ездил с отцом на Ромерберг, так она раза три соскочила. Может, все равно поедем?

– Ясное дело. Только сперва заедем в автоинспекцию. Попросим укоротить цепь. Скажем, а то, мол, опасность для уличного движения. Тогда они сделают. Как ты думаешь, дома тебе здоровую трепку зададут?

– Трепку? За что?

– Ну, за эту запись в дневнике.

– Мой меня не бьет.

Детлев Тан был так огорошен, что стал посреди дороги.

– Теперь понятно, отчего ты так плохо растешь!.. Ох, и жара!

– А еще, – сказал Андреас, – мой придет домой в половине шестого. Тут он, конечно, мне выдаст. Но влепить он может, только если я совру. А зачем мне врать, если он меня не лупит? Сам посуди.

Детлев Тан опять остановился на дороге. Он оглядел своего хромающего друга – растрепанного, измазанного чернилами, и сказал:

– Поехали туда, где Карин всегда купается… Ну, чего смеешься! Я знаю, что ты думаешь. И ничего подобного!

Андреасу стало стыдно, что Детлев Тан так разволновался.

– Все так думают, – сказал он тихо. – Клавдия даже мелом на тротуаре написала: «Д. любит К.».

Детлев Тан заорал на весь поселок:

– Это каждый может написать! Хочешь, я плюну в Карин, как ты утром плюнул? Спорим, плюну!

– Вот еще, спорить. Чушь какая! Поехали. Главное – к полшестому вернуться. Мне надо быть дома, когда отец с работы придет.

– А что тебе будет, если не вернешься?

– Скажу, что велосипед забарахлил. Он мне поверит.

– Так ты и скажешь? – спросил отец Андреаса, сидевший в саду под кустом: здесь, в тени, он ждал Андреаса. – В самом деле так скажешь?

Андреас испугался, услышав голос отца. Откуда он тут взялся?

– Я думал, ты на заводе, – проговорил он запинаясь. Отец открыл калитку и впустил ребят в сад.

– Я из-за тебя остался дома, – сказал он.

Отец Андреаса был сильно обеспокоен. Разговор с учительницей не дал того результата, на который он надеялся. И теперь он не знал, как быть с Андреасом. Он думал еще раз поговорить с фрау Линден, но в более спокойной обстановке, не на ходу.

Отец Андреаса опасался за сына. Он боялся, что такое количество замечаний в школе сделает его равнодушным. Он попросту привыкнет получать замечания. Или еще того хуже… А вдруг Андреас в один прекрасный день начнет гордиться своим плохим поведением?

Вот этого-то отец Андреаса и не хотел допустить. Чтобы не съехать окончательно, Андреас должен знать, что он, его отец, в него верит. Поэтому он не поехал на завод после разговора с учительницей, а пошел домой ждать Андреаса.

Детлев Тан поглядел на отца Андреаса повнимательней и нашел, что тот нисколько не важничает. В шортах, а ноги совсем не загорелые – скорее, он смешной, чем важный. Детлев Тан поздоровался с отцом Андреаса и вежливо спросил:

– Вы его выдерете, Андреаса?

– Ты считаешь, что он этого заслуживает? – спросил отец Андреаса.

– Я только спрашиваю, – бойко ответил Детлев Тан. – Потому что Андреас всегда говорит, что вы его не бьете.

– Это он тебе правду говорит.

– Законно, – кивнул Детлев Тан. – Тогда, значит, он может пойти со мной купаться, да?

– Сперва расскажи-ка мне, как этот снаряд – «копь», что ли? – попал Андреасу на ногу.

– Этого я сказать не могу, потому что я не видал – я ведь впереди шел. Но вообще-то Пампуша мог бросить. Знаете, сколько он уже ниппелей у других ребят из камер повытащил! А те потом, как дураки, стоят на дороге… Но про это фрау Линден и слышать не хочет. Она говорит: что происходит за стенами школы, меня не касается. И вообще Пампуша во всем виноват. Он у Андреаса из руки камень вышиб. Он это в один момент делает, никто и моргнуть не успеет. А потом разыгрывает из себя паиньку… Если Андреас поедет, укоротите ему, пожалуйста, цепь. Или, может, мне его на раму посадить?

– Да нет, в такую жару тяжело. Цепь… Да, я знаю. Хорошо, что-нибудь придумаем. Приходи за ним в четыре.

Андреас прошел вслед за отцом на кухню.

Пока он мыл руки, отец читал в его дневнике запись о событиях, которые ему были уже известны со слов фрау Линден. Черным по белому здесь было написано, что Андреас грубо обращается со своими товарищами и дерзит учителям и что ему придется вынести общественное порицание на общем собрании всей школы, которое состоится в конце учебного года. Отец потер себе лоб – видно было, что ему тут что-то не совсем понятно.

– Скажи-ка, Андреас, а в кого ты еще плевал, кроме Карин?

– Только в Карин.

– Фрау Линден здесь пишет: «Его грубость выражается в том, что он во время урока физкультуры плюет в своих товарищей». – Отец посмотрел на Андреаса. – Значит, ты еще в кого-то плевал?

– Нет. Только в Карин, – настаивал Андреас. В это время он снимал ботинок и носок с больной ноги.

– Только в Карин… Ну, что я должен еще подписать?

– За контрольную по арифметике и по грамматике – две четверки.

Отец раскрыл одну за другой обе тетради и подписал контрольные работы. Он обнял сына за плечи и сказал:

– Ладно, Андреас. Надо тебе побольше есть, тощий ты, как вобла. Что у вас в школе на завтрак-то сегодня было?

– Не знаю. Мне и есть не хотелось.

– Ну и зря. И талон на горячий завтрак пропал, и спасибо тебе никто не скажет. Ну-ка, покажи свою травму… Ого! Здорово тебе досталось. Все пальцы в крови. А ноги-то какие грязные. Бр-р! У учителя небось темно в глазах стало, когда он глянул!

Андреас стыдливо поджал пальцы и спрятал ногу за ножку стула.

– А он и не глядел.

– Не говори ерунды. Ему ведь надо было узнать, что с тобой случилось.

– Да нет, он не глядел.

– Это плохо… Но есть учителя, которые еще только учатся быть хорошими учителями. Может, ты и сам когда-нибудь станешь учителем. Тогда ты будешь знать, как это больно, и поможешь ученику. – Отец вытер лоб. – Жарко. Но делать нечего. Поедем на рентген. Вымой ноги и надень чистую рубашку.

Когда Андреас с отцом ехали в город, они увидели в облаках четырехмоторный самолет. Самолет летел низко и, видно, собирался приземлиться в Западном Берлине. Андреас сначала подумал, что это советский, «ИЛ-18». Но, судя по трассе, это был, наверно, английский или американский.

Заговорив про этот самолет, Андреас с отцом перешли и на другие темы. Они говорили про разные страны и города, про войну и про мирную жизнь.

Отец Андреаса с радостью отметил, что в голове у его сына никакой путаницы. И как живо он чувствует, что хорошо, а что плохо, и как болеет за все хорошее! Мировой парень этот Андреас. И какой он надежный товарищ в пути! Отец незаметно поглядывал на Андреаса – нет, с ним все в порядке. Но вот фрау Линден не сказала о нем ни одного хорошего слова. В чем же тут дело?

– Ну как, ты все еще на втором месте? – спросил отец.

– По физкультуре – да.

– А по всему остальному?

– По грамматике тоже. А по велосипеду нет. Мне нужна новая цепь и новая задняя втулка «Ракета».

– Такой не бывает.

– Нет, папа, бывает. Могу тебе доказать…

Да, в этом весь Андреас. Он тебе все докажет, на это у него хватит и самоуверенности и дерзости. За ним всегда должно остаться последнее слово. Он чересчур верит в себя. Чересчур?.. И он неутомим… Но ведь как раз эти-то качества и ценил в Андреасе отец.

– Ты мне нравишься. Такого сына мне всегда хотелось иметь. Ну, входи вот в эту дверь, мы приехали.

Врач-рентгенолог, посмотрев на рентгене ногу Андреаса, установил, что перелома нет. Андреас с отцом отправились домой. Они снова пошли по улице с такими высокими домами, что тут не было даже ветра. Асфальт мягкий от жары, с отпечатками шин, бесконечный поток автомобилей, выхлопные газы, горячий воздух…

Андреас достал из кармана свой камень, показал его отцу и сказал:

– Дядя Гано Блумгольда даст мне за него десять марок. Купишь мне тогда новую цепь для велосипеда?

– Нет.

– Почему?

– Потому что твой камень ничего не стоит. Вернее, он, конечно, представляет собой большую ценность. Это редкая и чудесная находка. Но денег ты за него не получишь.

– Нет, получу. Вот увидишь! Я? Получу! От дяди Гано – десять марок!

– Значит, этот дядя просто чудак. Если бы я был этим дядей, я дал бы тебе одну марку, не больше.

– Почему это так мало?

– Потому что вещь только тогда стоит денег, когда в нее вложен человеческий труд. Понял?

– Ясное дело. В этот камень вложен человеческий труд.

– Этого не может быть.

– Нет, может. Я его отполировал. Особенно вот этого ежа.

– Очень мило.

– Дядя Гано мне даст…

– Десять марок. Это я уже слышал.

– Ну, а предположим, он даст, тогда ты мне купишь цепь?..

– Андреас, прекрати, ты начинаешь все сначала!

Андреас был очень обижен таким отношением отца. Он низко опустил голову, чтобы сдержать слезы.

– Когда я что-нибудь предлагаю, ты только смеешься. А сам небось не говоришь, как мне заработать деньги, чтобы отдать Клавдии!

– Об этом мы с тобой еще поговорим. Ну, входи.

С этими словами отец открыл дверь в промтоварный магазин, где на полу стояли самокаты, детские коляски, швейные машины и велосипеды. Когда они снова очутились на улице, Андреас вел рядом с собой новый велосипед марки «Диамант». К багажнику его была прикреплена картонная коробка, в которой лежало зеркало.

На улице было так много народу, что Андреасу стоило большого труда вести свой велосипед так, чтобы все его видели. Это был настоящий мужской велосипед. В нем не было ничего подросткового! Седло, педали, фары, металлические обода, спицы – все было не подростковое, а взрослое. Особенно спицы. Лучи в них играли, как в пропеллере! И этот велосипед, какого ни у кого на свете никогда еще не было – просто мечта! – был точно такой же, как у Детлева Тана и у Райнера Шнека. Даже красным лаком покрыт.

– Папа, а ты знал, что ты мне его купишь?

– Да.

– А ты ведь хотел купить, когда мне исполнится десять.

– Но ведь ты сам капитан своей жизни. Вся ответственность на тебе. Так пусть уж у тебя и велосипед будет взрослый…

В это мгновение где-то наверху послышался такой звук, словно крыши заскрежетали железом. И тут же загромыхал гром.

– Наконец-то! – сказал отец.

Над железнодорожными путями товарной станции возникла вдруг косая завеса. Она двигалась вперед с наклоном, словно падающее дерево. Она приближалась… Град!..

Ветер неистовствовал. Он гнал перед собой пыль и бумагу и крутил их в своем вихре, вздымая до третьего этажа.

Это было невиданное зрелище… Улицы опустели… Отец взял велосипед под мышку и побежал вместе с Андреасом к зданию вокзала. Здесь, в вестибюле, стояло уже много людей – все пережидали грозу.

Сначала оба молчали – смотрели, как падает град. Потом, когда полил дождь, отец сказал Андреасу:

– Ваше купание провалилось.

Андреас и сам это понял. Ну и пусть. Настроение у него было до того прекрасное, что гроза казалась ему чудом. Андреас любил, когда что-нибудь вдруг случалось. И еще он любил стоять вместе с отцом вот так, в укрытии, и беседовать на всякие темы. Разве отец еще когда-нибудь найдет на это время?

Андреас сказал:

– Знаешь, папа, какой ты!.. Ну, а как этот твой аппарат, «дворец»? Работает?

– Да, он хорошо работает.

– Как так? Ты ведь говорил, фирма отказалась прислать…

– Мы обошлись старым, который раньше все ломался.

– А теперь он уже не ломается?

– Нет.

– Почему?

Отец таинственно улыбнулся, как великий фокусник, к которому подошел маленький мальчик и спросил: «Не можете ли вы мне разъяснить, как вы делаете фокусы?»

– Охотно верю, что тебя это интересует, – сказал отец. – Есть еще и другие люди, которых это очень интересует. Они даже, возможно, согласились бы дать мне целый слиток золота, если бы я открыл им эту тайну.

– Но мне ты можешь ее открыть, папа.

– Почему же именно тебе?

– Ну, потому что… чтобы, когда я стану инженером-химиком, я знал, как делать все правильно. Ну, как ты это сделал?

– Я пробовал и так и эдак. Каждое из двух веществ я очистил, вымыл, высушил и посадил в отдельную колбу. Они стали такие белые, такие красивые, ну прямо сахар! Их громадная сила проявлялась только тогда, когда они должны были соединиться и стать одним веществом. Эта сила была так велика, что смогла одолеть даже синие молнии, как мы все тогда это видели. И я понял, что насильно нам их не соединить. Они должны пойти на это добровольно. Вот какой у меня был план! И мы сумели этого достигнуть.

– Понятно, папа. Я бы тоже так сделал.

– Как бы ты сделал? – спросил отец. Ему хотелось немного осадить Андреаса. Смешно быть таким всезнайкой.

– Точно так же, как ты, папа. А что же мне, если вот я, например, пойду в «стеклянный дворец», – ждать, чтобы меня молния ударила? Ну, рассказывай дальше.

– Ну ладно, так. Я присмотрелся к ним обоим и решил их немножко видоизменить. Я долго с ними возился, делал всякие опыты, пока они не превратились из злых и строптивых в добрых и милых. При этом одно из веществ приобрело весенне-зеленую окраску, а другое с тех пор вокруг него крутится. Вот как у нас в химии делается. А тот участок «железной дороги» мы перестроили заново, и теперь у нас перед самым «дворцом» вмонтирована стеклянная «комната превращений». И с тех пор, как мы все это перестроили, у нас воцарился мир, и я могу наконец подумать о чем-нибудь другом.

Андреас с увлечением следил за этим рассказом – все ему тут казалось таким удивительным и интересным. Наверное, и его велосипед как-то связан с этим наступившим миром. И он сказал:

– Я люблю, когда на улице дождь и я могу говорить с тобой про такое… Я тоже буду инженером-химиком.

– Конечно, будешь. Тогда ты начнешь ставить всякие опыты и, словно волшебник, создавать разные вещи, каких еще не было на свете.

Когда дождь перестал, они снова двинулись в путь. По дороге домой отец быстро шагал рядом с Андреасом, а Андреас ехал на велосипеде и объяснял ему все, что он сейчас делает: как нажимает на педали, как на тормоз, как сигналит.

В последний день учебного года на школьном дворе проходила торжественная линейка. Пионеры выстроились по отрядам большим четырехугольником вокруг мачты с флагом. Когда флаг был поднят, директор школы, старший пионервожатый и председатель совета дружины выступили с краткими речами. Из их речей можно было заключить, что с успеваемостью и дисциплиной учащихся все обстоит хорошо, но надо еще повысить успеваемость и дисциплину. Потом третьему классу «А» был вручен пионерский вымпел за лучшие показатели в пионерской работе. Особенно по обследованию окрестностей Ромерберга, который скоро уйдет в прошлое из-за постройки автострады.

Клавдия Геренклевер вышла вперед и приняла вымпел из рук старшего пионервожатого. После этого пионеры с песней, отряд за отрядом, стали подниматься по лестнице.

Когда фрау Линден вошла в класс, Клавдия Геренклевер и Гано Блумгольд преподнесли ей букет цветов. Фрау Линден поблагодарила ребят и сказала:

– Я рада, что наш класс отметили. Нам удалось добиться хороших результатов, потому что мы работали вместе с родительским активом и у нас был дружный коллектив. О хорошем уровне нашего класса говорят и отметки по успеваемости. Все ребята перешли в следующий класс, включая и Ульриха Кронлоха, который сегодня прощается с нами, потому что переходит в другую школу.

Фрау Линден раздала табели с годовыми отметками и пионерские значки за первую ступень. Покончив с этим, она спросила:

– Все получили значки?

– Я не получил, – поднял руку Андреас.

Фрау Линден, глядя поверх его головы, сказала:

– Значит, твоего нам не дали. После каникул мы пойдем к пионервожатому и спросим, в чем дело. Может быть, он ошибся в счете. Стройтесь, ребята! Сейчас мы пойдем в большой зал на общешкольное собрание.

Ребята были взволнованы. Они рассматривали свои годовые отметки и обсуждали их друг с другом. Они уже вышли из-за парт и теперь толпились у двери.

Андреас кинул быстрый взгляд на колонку цифр в табеле. Так вот, значит, какие у него отметки за год… Андреаса слегка знобило. Болела голова. Отчего это?..

Он стоял в проходе между партами и ждал, когда же это начнется?.. Детлев Тан, подойдя к нему сзади, обхватил его за шею и заскулил:

– Ах, у меня коленки трясутся! Сколько у тебя двоек?

– Поведение, прилежание, ведение дневника, рисование и рукоделие.

– Почти как у меня. А остальные?

– По всем предметам четверки.

– И по физкультуре?

– Да.

Тогда Детлев Тан крикнул через головы ребят:

– Фрау Линден, а почему у Андреаса четыре по физкультуре? У него показатели, как у меня, а у меня пятерка!

– Твои показатели мне известны, – с улыбкой ответила фрау Линден. – Особенно по защите от нападения. Чтобы справедливость торжествовала, придется тебе в следующий раз тоже поставить четверку.

Фрау Линден открыла дверь в коридор и повела свой класс в большой зал.

Когда ребята усаживались в ряду на стулья, фрау Линден следила за Андреасом. Он должен был стоять в стороне, пока все не сядут, А потом занять крайнее место в ряду – у самого прохода.

Директор вышел на сцену и сел за стол. Он держал в руке пачку грамот и стал вызывать к себе из зала ребят, которых педсовет постановил наградить.

Потом он взял другую пачку листочков, потоньше.

Сначала директор вызвал мальчика из первого класса. Тот поднялся по ступенькам на сцену и протянул руку за листочком, который держал директор. Пока директор читал ему выговор, мальчик стоял, растерянно скривив губы.

В зале раздался смех. Мальчик тоже рассмеялся и весело сбежал по ступенькам со сцены.

Потом вызвали девочку из второго класса. Учительница подвела ее за руку к сцене. Девочка послушно шла за ней, но, дойдя до ступенек, не захотела идти дальше. Она плакала и упиралась, и директор школы кивком головы велел увести ее обратно.

Еще через одного ученика вызвали Андреаса.

Он испугался, услыхав свою фамилию, и опомнился только тогда, когда заметил, что уже бежит по проходу к сцене. Теперь он вспомнил, что сказал ему отец про этот путь к сцене: «Оставайся спокойным и серьезным. Я иду рядом с тобой и держу тебя за руку». Андреас поднял голову и пошел шагом. Он чувствовал, что отец идет рядом с ним, хотя отца в зале не было. Они шли вместе, вместе поднялись на сцену и стали так, что каждый мог посмотреть им в лицо.

Директор заглянул в листок и прочел:

– «Ученик третьего класса «А» Андреас Гопе за крайне недисциплинированное поведение в школе получает выговор на общешкольном собрании». Сложив листок вчетверо, директор добавил: – Если ты в будущем году исправишь свое поведение, этот выговор может быть снят.

Андреас напряженно смотрел на директора. Он ждал, что тот скажет ему еще какие-нибудь слова. Может быть, он спросит: «Ну, что ты думаешь делать дальше?» А Андреас ему ответит: «Я думаю заработать деньги и отдать долг за книгу. Тогда все, наверное, пойдет по-другому».

Фрау Линден тоже ждала. Может быть, Андреас заплачет? Или хотя бы огорчится? Произошла ли в нем хоть какая-нибудь перемена? Почувствовал ли он раскаяние? Распрощался ли со своим прошлым?

Никаких признаков этого не было заметно.

Директор уже взял в руки другой листок и вызвал следующего. А Андреасу сказал:

– Иди садись на свое место.

– Хорошо, – ответил Андреас. Он был немного обескуражен, что все так быстро кончилось. – Спасибо.

Он оглянулся, ища ступеньки.

Когда он спускался в зал, ребята смеялись. Им показалось забавным, что Андреас сказав «спасибо» и что он опять шагает с гордо поднятой головой. Глядя на него, можно было подумать, что он только что пробежал шестидесятиметровку за девять секунд. Он был в отличной форме. И фрау Линден решила, что даже эта последняя мера не произвела на Андреаса ни малейшего впечатления.

А ребята уже снова смеялись: Андреас проскочил свой ряд, а потом, заметив ошибку, обернулся и постучал себя пальцем по лбу.

Фрау Линден услышала, как Клавдия Геренклевер сказала Антье Шонинг:

– Ах, он, видите ли, забыл, где сидит. Все только выставляется…

Наконец Андреас сел на свое место и почесал щеку.

Нет, ну никакого впечатления!

Фрау Линден повела третий «А» из большого зала в класс.

Когда ребята снова сели за парты, фрау Линден открыла шкаф и раздала им шариковые ручки, игрушки и разные другие вещи – что у кого отбирала за последнее время. Потом она собрала учебники. А потом попрощалась с классом, пожелав всем встретиться вновь в начале учебного года хорошо отдохнувшими и загоревшими. Выходя из класса, все ребята говорили ей: «До свидания! Счастливых каникул!»

– Задержись немного, – сказала фрау Линден Андреасу. – Я хочу с тобой поговорить.

Когда они остались вдвоем, фрау Линден, заперев шкаф, обернулась к Андреасу.

– Не забывай, что говорил тебе директор, – сказала она. – Выговор может быть снят, если ты исправишься. Надеюсь, в будущем году мы все увидим, что ты стал серьезнее. Тебе ведь будет уже десять.

– Да, – ответил Андреас.

– Ты записан в городской летний лагерь?

– Да. Мама меня записала.

– Одну неделю я там дежурю. Посмотрим, как бы нам сделать так, чтобы я узнала тебя получше. Как ты считаешь?

– Да, – ответил Андреас.

– Может быть, у тебя есть совсем другое лицо – не такое, как я знаю. Бывает, ребята в школе ведут себя преглупо, а дома и в работе они настоящие капитаны.

– Да, – сказал Андреас и чуть-чуть улыбнулся.

Вот и отец что-то говорил про капитана. Странно, что и она про это.

– Ну ладно. Теперь можешь идти. Ты отдал мне свой дневник?

– Нет. А разве их надо сдавать?

– Твой я хотела бы оставить у себя. Достань-ка его и дай мне.

Андреас не очень удивился, что ему единственному из всего класса пришлось сдать дневник. Он был рад от него отделаться. Вытащив его из портфеля, он протянул его учительнице, и та спрятала его в свой тяжелый портфель.

– Ну, всего тебе хорошего, – сказала она, положив руку на плечо Андреаса. А потом быстро вышла из класса.

Андреас застегнул свой ранец-портфель, надел его на спину и тоже быстро пошел к двери. Когда он бежал по пустому коридору, у него было такое чувство, словно он вот-вот оторвется от земли и взлетит. Может быть, оттого, что в эту минуту начались каникулы?