Текст книги "Золотые рыбки"
Автор книги: Алена Судакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
Глава 24. Предел страха
Они давно выехали за МКАД.
Алена справилась с волнением, но едва сдерживала злость. Но что она сделает против мужика? Не сказать сильного – на силача бледный спутник не походил.
Он молчал, смотрел на нее, оценивал, изучал мимику ее лица, пытался угадать мысли.
– Ты хочешь узнать, почему я это делаю?
– Мои желания не имеют к тебе никакого отношения!
– Хочешь… Я расскажу. У нас впереди много времени, пока тебя найдут. Да-да, найдут, я знаю. Он уже рыщет, как шакал…
– А мне больше нравится – как гончая, идущая по следу! – возразила Алена и едва не схлопотала очередную пощечину.
Она до сих пор не верила, что за этим почти ангельским лицом скрывается зверь. Светлые волосы, чуть пухлые губы, круглый с ямочкой подбородок, голубые глаза… А в них – пустота.
Впервые в жизни Алена поняла значение слова «бездонный». Бездонная пустота. Чернота. Именно так, не темнота, которую может разрушить свет, а чернота, которая сжирает все подряд. Сколько жизней он уже отнял!
– Ты убивал?
Он смотрел мимо нее, на проносящиеся фонари и машины.
– Это нестрашно. Даже интересно. Человек покоряет природу, а смерть покорить не может. Она сильнее.
– А ты сам боишься смерти?
Он помолчал, потом сказал спокойным голосом:
– Сначала я боялся… Потом умерла мама и оказалось, что это не так страшно. Теперь я не боюсь. Я готов.
– Так иди! – взорвалась она. – Чего тянуть-то?
Он оскалился в улыбке. Что смешного она сказала?
– Я уйду… Но мне будет грустно там одному. Не хочешь составить компанию?
Алена хотела ответить, но застыла: шеи коснулось что-то холодное. Нож… Это нож!
Усилием воли она заставила себя следить за дорогой.
– Не бойся. Сейчас я тебе ничего не сделаю. Хочу, чтобы приехал твой дружок. А потом я решу, кто из вас был плохим.
Нож он убрал, а ощущение холодного металла осталось. Алена подняла руку, потерла горло и прохрипела.
– Кто ты такой, чтобы решать, жить людям или нет?
– Я – избранный.
– Понятно.
Псих. Чем дальше, тем хуже. А если сегодня еще и полнолуние…
Алене то хотелось, чтобы Семен нашел ее поскорее, то она боялась за него и собиралась справиться с возникшей проблемой сама. Раз уж хватило глупости вляпаться, то должно хватить ума выпутаться.
– Ты ждешь его?
– А ты как думаешь? Жду. И думаю, мою машину уже объявили в розыск. А она приметная…
Она не сдержалась и подпустила в голос язвительные нотки.
– Да, это я не учел, – неожиданно признался он. – Но понадеемся опять на мою удачу.
– Теперь моя очередь надеяться на удачу.
– Хм… мне нравится это предложение! Давай устроим забег по времени. Если твоему донжуану хватит ума найти тебя в течение часа, я тебе ничего не сделаю. А если нет…
– То что?
Мужская рука коснулась затылка, схватила пригоршню волос и дернула. Алена зашипела от боли.
– Мне нравятся твои волосы. Я заберу их.
– Парик себе сделаешь?
Он не ответил, чуть съехал с сиденья, словно ему было плохо.
– Эй, ты живой…
Блондин выпрямился, засмеялся.
– Веди машину. Сворачивай на проселочную дорогу. На ней нас никто не остановит.
– Но там дорога плохая! – забеспокоилась Алена, вглядываясь в кочки и рытвины впереди. – Я плохо вожу! Мы попадем в аварию.
– Кажется, еще недавно ты хотела сама направить машину в столб…
Черт с ним! Алена резко свернула на проселочную дорогу и погнала, изредка сверяясь с картой. До дома Кудинова еще далеко. Ищет ли ее Семен?
* * *
В больнице им велели надеть халаты и бахилы. Врач, сопровождавший до палаты пациентки, был хмур и немногословен.
– У вас минут пять-десять. Больше она не выдержит. Там не только физические травмы, но и психическое состояние подвинулось. Короче говоря, прогноз неблагоприятный.
– Что-нибудь про родственников узнали?
– У нее никого нет. Близкого, я имею в виду. Но с этим вы сами разберетесь. Могу пока назвать ее данные: Артамонова Екатерина Сергеевна, москвичка, разведена, детей нет, сорок три года. Работает… тут я немного не понял. Технологом или кем-то еще.
– Доктор, а она говорила, почему упала? Сама или ей помогли?
Он обернулся, окинул их тяжелым, усталым взглядом:
– Это тоже я должен выяснять?
Обижаться нечего: он прав. У каждого из них своя работа.
Артамонову поместили отдельно. Она лежала, опутанная проводами и датчиками. Голова забинтована почти до бровей. Глаза как два черных круга. Семен такие уже видел и знал, что это от черепно-мозговой травмы.
Когда они вошли, Артамонова была в забытьи. Под неплотно прикрытыми веками виднелись зрачки.
Врач подошел, проверил пульс, приподнял веко.
– Я бы, конечно, вообще вас к ней не подпускал еще сутки-двое. Но учитывая случай… Екатерина Сергеевна, вы меня слышите? – позвал он ее. Подождал ответа и снова тронул: – Больная, вы меня слышите?
Дрогнули тяжелые веки, с трудом приоткрылись. Зрачки бегали из стороны в сторону, не в силах сфокусироваться на чем-то. Разлепились запекшиеся разбитые губы.
На всякий случай возле кровати застыла реанимационная медсестра со шприцем.
– Вы слышите меня? Я ваш врач… Я вас оперировал. Вы помните, что с вами произошло?
Ее неровное дыхание напоминало свист через выбитые зубы.
– Где… я?
Это были первые слова, которые услышали Семен и Влад из ее уст.
– Вы в больнице. Вас нашли в парке. Вы упали?
Она застонала, разнервничалась, и врачу пришлось успокаивать ее. Семен уже думал, что сейчас им укажут на дверь. Наверное, это было бы правильно, если бы не ускользающее время. Чем быстрее они узнают про преступника, тем больше шансов, что он не уйдет от наказания.
– Что с вами произошло? Вы упали? Или вас толкнули? – мягко спрашивал врач.
– Он… Он… Мальчик… Я его любила… За что? Что…
Она снова стала терять сознание, но после укола немного ожила.
– С вами в парке был кто-то еще? – врача сменил Влад. – Я из уголовного розыска. Мы хотим найти и наказать человека, который причинил вам боль. Вы помните, кто он? Как его имя?
– Мой мальчик… Я называла его «мой мальчик».
Из глаз женщины сочились слезы.
– Хорошо. Но как его настоящее имя? Вы его знаете?
– Вадим… Он хотел, чтобы я никому не рассказывала… Тайна. Я любила его…
Запищал один из датчиков. Вадима и Семена вывели из палаты вон и посоветовали не ждать ничего хорошего.
– Тяжелый случай. Иногда медицина бывает бессильна.
В коридоре крутился Шебеко. У него появилась новая информация.
– Ребята решили еще раз проверить место, где она упала и в кустах нашли сотовый. В яму под корни завалился. Он сильно поврежден, но парни из технического творят чудеса! Обещали к утру вытащить всю информацию!
– Хорошо. Только до утра далеко. А от потерпевшей мы, скорее всего, больше ничего не услышим.
Через полчаса к ним вышел врач и хмуро сообщил, что Артамонова впала в кому.
– Резко повысилось внутричерепное давление. Возможно, потребуется еще одна операция. Но перенесет ли она ее?..
Семен с Владом ушли, оставив на посту Витю Шебеко.
Дождь к середине ночи закончился.
Никакой информации об Алене у Семена не было.
– Неужели в Москве так трудно засечь красную ауди? – возмущался он.
– А если они уже не в Москве? Пока получим разрешение на официальные поиски, пройдет куча времени!
– Может быть…
Сивцев с подключенными оперативниками из другой группы проводил опрос соседей Артамоновой. Но никто из них ничего интересного вспомнить не смог.
– Жила она замкнуто. Недавно приезжали родственники с Урала. Больше никого у нее нет. Молодых людей рядом с Артамоновой никто из соседей не видел. Ни писем, ни записочек, ни открыточек, ни подарков в квартире мы не нашли. Были вещи разбросаны, словно она куда-то собиралась и спешила…
– К нему на свидание шла, – вставил Влад. – Одинокие женщины часто ловятся на смазливых молодчиков. Такова природа.
– Или женская глупость! – буркнул Семен. – Ведь предупреждал же ее: не выходи из дома!
Он не мог думать ни о чем другом, кроме Алены. Что этому типу от нее надо? Получается, похищение преднамеренное, если они уже были знакомы. Но Алена ни о каком знакомстве не говорила.
Из больницы ребята поехали в управление, а Семен завернул к художнику по адресу, который дала Мимочка.
Кудинов жил неплохо по меркам художника. Семен без стеснения разглядывал квартиру, потолки с лепниной, картины, картинки, картиночки… Пахло красками, растворителем, и вообще атмосфера дышала тем, чем дышит творец кисти.
– Вам кого? – спросил хмурый хозяин дома.
Он, видимо, только что вылез из постели, был помятый и сонный.
– Вас.
Семен окинул его внимательным взглядом. Нет, на такого Алена его не променяет, это точно. С души спал камень.
– Моя фамилия Краснов. Я друг Алены… Когда вы видели ее последний раз?
Заспанность на лице художника мгновенно сменилась испугом.
– Алену? Два дня назад… – он теребил пряжку ремня на джинсах – рубашку надеть не успел. – А что с ней?
– Она пропала, – не стал скрывать Семен. – Возможно, ее похитили.
– Алену?..
Кудинов побледнел, словно из него разом выкачали кровь.
– Господи, Аленушка…
– Мне нужен адрес вашего дома в деревне. Есть шанс, что она будет там.
– Адрес?.. Да-да, сейчас…
Через минуту Семен держал бумажку с адресом. Кудинов все еще пребывал в столбняке. Очнулся он только тоща, когда Семен выходил из квартиры.
– Сообщите мне, если найдете ее!
– Когда найдем, – поправил Семен. – Найдем. Всего хорошего.
В кармане зазвонил сотовый.
– Что, Влад?
– Слушай, Сема, нам тут пробили телефончик Артамоновой. Мы приехали, а тут…
– Что?
– Лучше приезжай сам. Интересно-то как все… Запоминай адрес…
Семен запомнил и нажал отбой. Ехать искать Алену или к Владу? Просто так Гуральник не позвонит. Значит, что-то важное.
Но Алена – важнее всего.
И все же он поймал машину и назвал адрес, продиктованный Владом.
Панельный дом в четырнадцать этажей. Двор чистенький, недавно заасфальтированные дорожки, а на них большие лужи, в которых отражаются фонари. Картину портила машина опергруппы с мигалками и полицейские, стоящие на посту.
Семен раскрыл удостоверение, прошел в подъезд.
– Пятый этаж! – подсказал вслед один из полицейских.
На этаже стоял кинолог с собакой. Семен однажды с ним уже работал.
– Здорово, Петя. Как Агат?
– Да нормально, – курносый Петя погладил овчарку, дал команду «сидеть». – Следов не так много. Агат прошел до автобусной остановки. Скорее всего, кроме хозяина, здесь никто не бывал.
– Понятно.
Семен шагнул в квартиру и встал как вкопанный. Ощущение, что попал в дезинфекционную камеру: кругом стерильная чистота. Длинная прихожая, две комнаты по одну сторону, туалет с ванной, кухня – по другую. Возле входной двери старая вешалка – одни крючки. Без одежды. Ни зонтика, ни тапочек, ни чего-то еще. И пахнет так, словно вместо освежителя воздуха хозяин пользовался хлоркой.
Из зала выглянул Влад.
– Вот-вот, мы тоже вошли и долго решали, переобуваться в тапочки или нет. В комнатах того хуже: как будто он здесь не жил, а приходил только убираться. Ни пылинки, ни соринки. Вещи в шкафу в идеальном порядке, выстираны, выглажены, пуговицы на месте. И на всех вещах метка с именем, как в детском садике. Холодильник почти пустой, идеальный ряд пластинок – ни одна не выбивается. Но слушал он явно диски. Классика. Знаешь, что он любил больше всего? Бетховена. Как, я тебя еще не заинтересовал? Это что…
Он поманил Семена за собой.
В зале работали криминалисты. Следы с пола они сняли и теперь обрабатывали поверхность мебели, которой почти не было. Все старое, видавшее виды, но бережно сохраненное, укрытое от пыли и сора. Диван, стол, кресло-качалка. Рядом на столике-треноге музыкальный центр и ровная топка дисков. Классика, как и сказал Влад. Кантаты, орган, Бах и Бетховен.
Семен хотел коснуться дисков, но вдруг показалось, что со стены на него сердито уставилась с портрета дама с начесом. Если бы она сейчас могла наказать его, то сделала бы это.
– Кто это?
– Мать. Они похожи.
Рядом встал Влад, протянул распечатку.
– Знакомься: Долгов Вадим Антонович.
Семен долго разглядывал плохую принтерную фотографию, потом заметил:
– Рожа знакомая…
– Тебе тоже так показалось? – Влад почесал в затылке. – У меня возникло ощущение, что я его уже где-то видел. Но где – не вспомнил.
А вот Семен вспомнил.
– Этот тип видел нас. Следил за нами в торговом центре. Я на него налетел, а он так взглянул на меня – мороз по коже. Теперь понятно почему.
– Тебя ждет еще один сюрприз. Пошли.
Они переместились на кухню. Чистую, как и зал, и прихожая. Стол без клеенки с новехонькой столешницей. Шкафчики, тщательно протертые. Надраенные до блеска ручки. Плита… Готовил ли он на ней когда-нибудь? Все словно только что распакованное. И всюду – портреты, портреты…
– Он так обожал свою мать?
– Психологи разберутся, – Владу не терпелось что-то показать. – Смотри, Женька стал осматривать кухню, залез в морозилку, а там…
Семен смотрел на кусок льда в распахнутой морозилке и ничего не видел: лед сверху покрылся тонкой снежной пленкой. Он стер ее ладонью, которая тут же замерзла. Стер и уставился внутрь.
– Ничего себе… Ледяной аквариум.
Влад осторожно достал из морозилки лед с замерзшими в нем рыбками. Они застыли в разных позах, словно танцующие балерины на фотографии. Но они никогда не отомрут. Их последний танец закончился.
– Золотые рыбки…
Мозаика в голове сложилась в картинку, от которой стало жутко. Золотые рыбки. Рыбки…
– Влад, Алена у него.
– Я тоже так решил. Но не хотел тебе говорить сразу.
Опершись о стол ладонями, они смотрели на лед, от которого шли волны холода. Видеть вмерзших рыбок было мерзко. Внутри поднималась тошнота.
С распечатки на Семена смотрел вроде бы обычный человек, молодой, симпатичный, ухоженный… Жаль, что здесь не видно его руки и крови, в которой они запачканы. Анна Козлова, Вера Ивлева, Вероника Соснина – его Золотые Рыбки. Екатерина Артамонова на грани жизни и смерти. И Алена…
– Зачем ему Алена? Зачем?
* * *
Алена устала вести машину и почти засыпала за рулем.
– Если мы не остановимся, то врежемся куда-нибудь.
Спутник чуть повернул голову.
– Ну и что? Ты же хотела…
– Расхотела.
– Понимаю, – кивнул он. – С жизнью расстаться трудно. Страшно. А что там? И есть ли оно, это там?
Алена прикусила язык, чтобы не отвечать. Пусть говорит. Она где-то читала, что таким людям нужно выговориться. Она переступит через ненависть и выслушает его.
И Вадим продолжал говорить, пока Алена боролась со сном и с неровной дорогой.
– Представь, что больше не увидишь солнце, небо, не вдохнешь воздух… Тебя нет, а это все есть и будет!
То ли от страха, то ли от восхищения голос его замирал.
– Врут люди, когда говорят, что не боятся смерти. Все боятся, никто не хочет умирать. Я видел и знаю, что говорю. Вот и ты не хочешь…
Конечно не хочет! Особенно от рук мерзавца. Если уж ее жизни суждено прерваться, то не без боя. Она будет драться, пока есть силы, врать, если будет нужно, молчать, если потребуется. Короче, он еще не знает, что она – твердый орешек, об который он сломает зубы.
Дорога шла по краю большого оврага. Из-под колес машины выбивались комья грязи, летели в овраг и шлепались в протекающую внизу речку. Подвести бы соседа по поездке к оврагу, стукнуть под коленки…
Она не успела отвести взгляд – Вадим перехватил его, нехорошо усмехнулся.
– Придумываешь, как можно от меня избавиться? Хочешь, помогу? У каждого человека должен быть шанс. Тормози.
Она послушно остановила машину. Что за игру он затеял?
Вадим наклонился вперед, попросил зажечь свет в салоне.
– Предупреждаю, если ты меня тронешь…
– Тебе не кажется, что ты сейчас не в том положении, чтобы угрожать или диктовать условия?
Увы, он прав. Алена вжалась в сиденье, оценивая ситуацию.
Вадим достал нож, вложил в ее дрожащую влажную ладонь. Сжал и показал себе на шею:
– Бей сюда… Сильно, чтобы достать до артерии. Кровь потечет быстро. Ты знаешь, чем отличается венозная кровь от артериальной? Видела когда-нибудь, как одна из них течет ровно, а вторая бьет толчками? Я буду жить еще пару минут, а потом… ты свободна. Ну?
Нет, он не придурок. Он… Алена не придумала подходящего сравнения. Нож в руке казался невыносимо тяжелым. Будь она смелее, сделала бы, как он предлагал.
– Возможно, другого шанса у тебя больше не будет, – подначивал Вадим. – Это только первый раз бывает страшно, а потом понравится…
Алена отшатнулась.
– Что в этом может понравиться?! Чувствовать, как прорезается кожа и мышцы, как сочится кровь? Я же не ты!
Она швырнула нож на пол. Вадим поднял его, защелкнул и убрал в карман.
– Словами ощущений не передать. Это нужно видеть. Ты когда-нибудь видела, как умирает человек, как из него по капле уходит жизнь, стекленеют глаза, восковеет кожа? Она становится желтоватой или серой, пергаментной…
В желудке возник комок, обрастающий кислотой. Не выдержав, Алена толкнула дверцу, выпала наружу и отползла к кустам.
Вадим стоял рядом и смеялся.
Когда ее перестало тошнить, оборвался и его смех.
– У тебя был шанс!
Он поднял ее с земли, протащил и впихнул за руль, обошел машину, сел рядом. Хлопок двери – как лязг засова в клетке.
– Поехали.
– Я не могу, – Алена тяжело дышала. – Сам веди.
– Трагедия в том, что я не умею водить.
Признание Вадима развеселило. Алена расхохоталась.
– Тебе смешно?
– Да!
– Почему? Мне запрещала мама…
Алена отыскала в сумочке влажные салфетки, протерла лицо и губы. Какой во рту отвратительный привкус!
– Разве ты не взрослый человек, чтобы принимать решения самому?
– Я слишком любил свою мать… Поехали! – неожиданно рявкнул он и стукнул Алену по ноге. – Поехала!
Послушно заводя машину, Алена кусала в раздумье губы. И что же ей делать?
Глава 25. Мамин сын
Перепуганные соседи застыли у стены – их подняли чуть ли не из постели. Оперативники уже перевернули квартиру Долгова, но Семену казалось, что еще можно что-то отыскать, и он с остервенением просматривал вещи, книги, прощупывал полки. Но никаких записей, дневников, вырезок не находил.
– Неужели ему не хотелось рассказать про свои «подвиги»? – недоумевал он, вспоминая беседу с профессором. – А как же известность, след в истории?
Влад копался рядом, аккуратно разглядывая фотографии на стене. Снимал их, прощупывал рамы, вешал обратно.
Семен с неприязнью вглядывался в стеклянные глаза женщины на снимках.
– Давно его мать умерла?
– Пару лет назад, – ответил Влад. – Рак.
– Понятно. Инфантильное дитятко, не сумевшее вовремя упорхнуть из когтей родительницы и проживающее жизнь как в силках! А тут вдруг воля, с которой не знаешь что делать.
Влад возразил:
– Может, ему это нравилось.
– Так, что он свихнулся и стал убийцей? Маленький мальчик нашел пулемет – больше в деревне никто не живет, – зло пошутил Семен и стукнул кулаком по одному из снимков. Треснуло стекло, прорывая фотографию. На пол упали несколько осколков.
– Сема, поосторожнее…
Нужно было идти на доклад к Кошкину. Информации теперь хоть отбавляй. Начальник будет доволен. А уж когда они поймают Долгова – а это произойдет обязательно! – ребята получат премии, а кто-то и повышение. Скорее всего, тот же Кошкин.
Алена… Жива ли она еще? Что делает с ней этот придурок? Если она заложница, почему он до сих пор не вышел на связь, не продиктовал свои условия? Что он вообще хочет? Во что играет? Почему оставил Артамонову в живых? Зачем была нужна детская выходка с манекеном?
В голове – круговерть мыслей. Семен чувствовал себя гончей, напавшей на след зверя – человеком Долгова назвать можно было лишь условно. Плохо, если его признают невменяемым: кто оплатит счета за смерти женщин?
– Шебеко не звонил – как там Артамонова?
– Без изменений. Глубокая кома.
– Оттуда чаще не возвращаются… А мне бы хотелось расспросить ее о нем. Почему-то же он оставил ее в живых. Что соседи говорят?
Влад кинул взгляд в коридор, где соседка Долгова, полная женщина лет сорока, запахивала домашний халат и с любопытством косилась на оперативников.
– Да что говорят? Почти не видели его. Здравствуй – до свидания. Он никого не приводил. Вежливый, аккуратный: даже рекламки из почтового ящика выкидывал только в мусорку. То, что они живут рядом с убийцей, оказалось для них шоком.
На стене над головой щелкнули часы. Семен вздрогнул. Время идет, а Алену он пока не нашел…
* * *
Дом Кудинова стоял в стороне от поселка. К нему не доходила дорога. Ауди то и дело зарывалась носом в кочки. Алена злилась, но, сжав зубы, жала на газ.
В полутьме салона лицо Вадима напоминало мутное пятно.
– А ты мне нравишься все больше…
– Зато ты – все меньше…
Разговор напоминал игру в теннис, и каждому хотелось, чтобы мяч остался на стороне противника.
– Я расскажу тебе про себя.
– Зачем? Мемуары я все равно писать не буду. Даже если очень попросишь.
– Может, детям обо мне расскажешь.
Скорее она вообще не заведет их, чтобы этого не случилось!
Машина тяжело перевалилась через глубокую колею. Алену подбросило на сиденье. Подлетел и спутник, качнул головой.
– Дальше пойдем пешком. Жалко, если машину разобьем.
Алена вытаращила глаза.
– Машину жалко? Железку! – фыркнула она, крепче сжимая руль. – А людей?
Вадим процедил сквозь сжатые зубы:
– Мама всегда ругала меня, если я ломал вещи…
– Понятно.
Остановив машину, Алена вылезла и с силой хлопнула дверцей. Если все закончится нормально, за руль она долго не сядет. Пусть ее возит Семен…
Как-то она заранее решила, что нужна ему. А если нет?
Вадим вышел на дорогу, поманил Алену:
– Пошли. Или будешь убегать? Хочешь?
Она оглянулась: вокруг темнота, далеко не убежишь. Дорогу она не знает, никогда тут не была. Виднеется лес. Но там он найдет ее и точно прикончит. Только этого и ждет. Ему хочется поиграть с ней в кошки-мышки.
Алена запахнула куртку, пошла вперед, размалывая грязь туфлями. Скоро грязь затекла и в сами туфли. Хлюпало, было холодно и противно. Моросящий дождь склеил волосы, которых она может лишиться, если блондин вспомнит про свое обещание. Час-то уже прошел…
– А он тебя не нашел.
Алена поскользнулась, упала, выставив руки. Пальцы утонули в противном месиве из грязи, старой травы, мелких камней.
– Ты что, телепат?
Она поднялась сначала на колени, потом встала на ноги. Отряхивать грязь с куртки и джинсов смысла не было. Лучше подождать, пока она подсохнет.
– Я много читал про психологию людей. Чаще всего в одинаковых ситуациях они и думают похоже. Все подконтрольно страху. Я держу в руках твой страх, значит – и тебя.
Начитанный, гад… Так иногда бывает, что много читать – мозги сломаешь!
– Зачем ты мне все рассказываешь? Все равно же убьешь…
Скоро она научится говорить о смерти не вздрагивая.
– Я еще не решил. Ты мне нравишься. На мою маму похожа… Больше, чем Катя.
Алена встрепенулась. Имя. Она должна запомнить его – Семену пригодится.
– Кто такая Катя? Ты ее тоже убил?
– Не знаю. Честно, не знаю. Она упала… Я видел кровь, но она дышала…
Алена с трудом переборола желание вцепиться ему в лицо. И как говорит: без малейшего раскаяния! Но почему изо всех людей на планете судьба выбрала в спутники этому уроду ее? Чем она провинилась?
– Почему ты не кричишь, что я убийца? – спросил он остановившись.
Алена тоже замедлила шаг, прочистила горло и хрипло проговорила:
– Если тебе нужно – скажу.
– Ты будешь делать то, что я захочу? А что ты хочешь?
– Сейчас у меня только одно желание… Я хочу пить!
Что, не ожидал? Выпучил глаза, удивлен. Да, она такая… Такая она… Хочет не спастись, а мечтает об обыкновенной воде.
– И ты не будешь уговаривать меня сдаться? – неслось в спину.
– Не буду. Смысла не вижу. Скольких ты убил? Прощения за это не будет. Даже если ты встанешь перед всем миром на колени, тебя не простят.
Пока что он стоял посреди дороги, подняв лицо навстречу дождю. Ему нравилось промокать, нравилось быть не таким, как она. Алена долго смотрела на него, думала, но ни капли жалости к нему не почувствовала.
До дома Гриши они добрались глубокой ночью. Промокли, перепачкались, замерзли. Алена выбилась из сил, но не сдавалась, упрямо передвигала ноги.
– Это то, что нам нужно.
Вадим обошел дом, прислушался, осмотрелся и остался доволен. Соседние дома далеко. С одной стороны к дому близко подходит лес. Забор со скрипучей калиткой, заросший фруктовый сад. Алена попала в кусты смородины, перемазалась в соке раздавленных ягод.
Во дворе нашелся колодец. Хоть напьется…
Вадим помогать на стал. Сложил руки и наблюдал, как она с трудом вертит ручку.
Алена вытащила ведро, поставила на край колодца и стала пить. Вода холодная, но не ледяная, зубы не ломит. Кажется, что никогда не напьешься.
– Все, напилась? Тогда пошли в дом. Ключ дай.
Вадим дернул ее за руку.
Ключи она отдала. Какой смысл сопротивляться, если даже сбежать некуда?
На крыльцо поднимались по прогибающимся ступеням. Кудинов слишком большой художник, чтобы заниматься мелким ремонтом дома.
Вадим открыл дверь, задвигал носом.
– Чем здесь пахнет?
Алена оттолкнула его, прошла вперед.
– Мой приятель художник. Это запах красок, всяких художественных прибамбасов… Если не нравится, зажми нос.
Лично она устала и не собирается искать другой дом.
Из чистеньких сеней они прошли в комнату. Алена зажгла свет. Узнается Гришина рука – деревенский стиль вперемешку с городской атрибутикой вроде тостера, кофеварки, музыкального центра. А вот студии нет. Здесь к его услугам поля, леса, домики со старой церковью, живописные овраги и ручьи. Это ли не лепота? Алена взяла со стола оставленные наброски: коровы, ферма, доярки… Кудинов действительно рисовал коров! Может, у нее еще будет шанс сказать, что рисунки замечательные.
Вадим, успевший проверить комнаты и кухню, заглянул через плечо:
– У твоего друга есть талант. Он известный художник?
– В богемной тусовке – да, вполне. Но тебе-то что до этого? Ах, понимаю, твоя мама любила живопись…
Он не уловил в ее словах иронии.
– Любила. И даже какое-то время водила меня в студию, но талант во мне так и не проснулся. Я все больше мазался, портил рубашки и очень жалел, что не смог угодить ей.
Алена отложила наброски, прошла и села на диван. Тикали ходики над ухом. В соседней комнате виднелась застеленная верблюжьим одеялом постель. Лечь, вытянуться, закрыть глаза и забыть обо всем на свете…
– Я бы что-нибудь перекусил. С утра не ел.
Вадим развесил мокрую куртку на спинке стула.
Он намекает, чтобы она пошла готовить для него?
– Я тебе не скатерть-самобранка!
Алена тоже сняла куртку, сбросила грязные туфли. Ноги от долгой прогулки ныли, тянули в икрах, зудела от грязи кожа. Алена еле встала, пошатнулась.
– Ты куда? – Вадим бросился наперерез.
– Вымыть лицо и руки! Или, по-твоему, я недостаточно перемазалась?
Он не сводил с нее напряженного взгляда, наблюдая, как она засовывает ноги обратно в туфли и при этом морщится.
– Я в туалет хочу. Будешь проверять?
Алена издевательски предложила ему пройти вперед. Но он покраснел и отступил.
– У тебя пять минут.
В туалете Алена задержалась дольше, чем было нужно. Не лучшее место для размышлений, но здесь она не видит глаза Вадима, не чувствует его дыхания… Свобода в замкнутом пространстве.
– Если ты сейчас не выйдешь, я выбью дверь!
Ну вот, недолго длилось счастье.
Открыть не успела – дверь почти слетела с петель. Вадим вцепился Алене в волосы и поволок в дом.
– Я же предупредил, что у тебя только пять минут! Мне очень не нравятся непослушные девочки! И маме – тоже…
От боли из глаз брызнули слезы.
Алена отбивалась, царапалась, пыталась дотянуться и лягнуть Вадима по лодыжке. Он выворачивал ей руки и пихал к дивану. Щелкнувший нож убедил, что силы неравны. В руках Вадима остался клок ее волос. Потом еще и еще один.
– Скотина! – прошипела Алена.
– У нас был уговор. Час прошел. Не очень мент спешит спасать тебя. Может, ты ему не нужна? Своя жизнь дороже… А ведь ты могла спокойно уйти, я давал тебе шанс. Но ты его упустила…
Алена изо всех сил сдерживала подступившие к глазам слезы. Волосы что, отрастут. Обидно, что она почти поверила его словам. Почему Семен до сих пор не нашел ее? Или и не ищет? До сих пор не знает, что она в руках шизофреника? Должен же кто-то спохватиться, что она пропала.
– Если он не появится здесь через два часа, я отрежу тебе пальцы.
Алена непроизвольно сжала руки в кулаки. От холодного, равнодушного голоса блондина по коже растекался жидкий холод. Нет, он не посмеет! Пустые угрозы… А кто ему запретит?
– Ты же обещал не трогать меня! – напомнила она.
– Я передумал.
Может, и ей стоит передумать? Нельзя ждать, пока приедет Семен. Она хочет спасти его, а получается, заманивает в западню?..
Ей понадобятся силы. Положив под голову кулак, Алена свернулась на диване калачиком. От усталости тянуло спать. Опасность спать не давала.
Алена таращилась на Вадима. А он походил, потрогал стоящие возле стены холсты, присел у окна – чтобы видеть двор. Но там было темно и спокойно. Только собаки лаяли где-то вдалеке.
Он шевельнулся, и Алена вскочила.
– Не беспокойся: у тебя есть два часа.
– А потом ты опять передумаешь…
– Чтобы этого не произошло, веди себя правильно.
Он достал нож, положил его так, чтобы Алена видела.
Веди она себя с самого начала правильно, слушай Семена, думай головой, а не… то не попала бы в эту самую…
Алена скрипнула зубами. Страх, если и был, трансформировался в осторожность и желание выбраться отсюда живой.
Она начала перебирать все то, что видела и знала про маньяков. Слабое подспорье, но собирает мысли воедино, заставляет сосредоточиться. Хорошо бы что-то найти для самообороны. Алена медленно обводила взглядом горницу, но ничего не находила. Разве пепельница годится – каменная, тяжелая. Такой стукнешь по голове – сотрясение обеспечено. Но до нее еще дотянуться надо, спрятать. А этот гад словно и не устал. Не пьет, не ест, моргает и то редко.
Алена пошарила вокруг рукой. Что-то ткнулось в ладонь. Карандаш. Острый, подходящий… Жалко, не маникюрные ножницы – лучшее женское оружие! Нужно было догадаться захватить сумочку из машины.
Вадим на долю секунды отвернулся к окну, и карандаш перекочевал поближе.
– Хочешь узнать, почему я все это делаю? – услышала Алена.
– Давай.
Лучше пусть говорит, чтобы она не сделала очередную глупость и не заснула в тишине.
* * *
Почему ему хочется рассказать о себе ментовской сучке? Вадим смотрел на нее и пытался ощутить злость, что обычно возникала к женщине, когда они становились близки. Но злости не было. Возможно, как раз потому, что близости не случилось. Он не трогал ее тело, не чувствовал запаха кожи, не возбуждался и не разочаровывался, не получив желаемого. В этом его ошибка…
Но получить Алену будет непросто. Она знает, кто он, и легко не сдастся. А силой не хочется, силой – не то. У нее красивое тело, бархатная кожа, по которой нож будет скользить плавно, нежно…
Засвербело внизу живота, вспотели руки. Алена приподнялась, ожидая, что он нападет. Нет, не сейчас.
