Текст книги "Золотые рыбки"

Автор книги: Алена Судакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Глава 18. Ты мне нужна

Семен шел с работы, морально готовясь к выяснению отношений с Аленой. Но возле дома понял: скандала не будет. Свет в ее окнах не горел. Ультиматум?

Поднявшись на этаж, Семен постоял у ее квартиры, почесал в затылке, а потом пошел к себе. Понадобится – придет сама. Только оправдываться он не собирается.

На всякий случай хлопнул дверью посильнее: если Алена дома, то услышит. В прошлый раз едва стукнул, а она уже прилетела, словно спала с прижатым к стене ухом. Но на этот раз ожидание оказалось напрасным. Прошло пять, десять, пятнадцать минут, но в квартире за стенкой словно все вымерли.

Убеждая себя, что ничуть не расстроился, Семен переоделся в тренировочный костюм, зашел на кухню и бросил в рот холодную котлету. Жевал и давился: Алена отучила его есть на ходу. Да и все равно без нее еда была невкусной, пресной. Не хватало нежного взгляда, шутки, прикосновения пальцев, дерзкого словца, чтобы после оказаться вместе в постели.

Запив скудный ужин молоком из пакета, Семен отправился в спальню. Включил диск любимой группы, лег на кровать, закинув руки за голову. Закрыл глаза и понял, что расхотел спать. Вот тебе и нервотрепка, беготня. Журналисты сегодня ездили по нему, словно он один ловит преступников, а остальные ни при чем. Если бы знать, как вычислить гада! Не будешь каждого подозревать! В глаза не заглянешь, душу не вывернешь наизнанку. Влад прав: он должен проявиться, особенно если видел встречу с журналистами. А если проявится, что это означает? Новый труп?

Плюнув на сон, Семен вышел на кухню, закурил. Смотрел в распахнутое окно и представлял, что тот гад сейчас тоже не спит и, возможно, так же смотрит на небо и мечтает о женщине… Только мечты у него грязные и убогие, как он сам!

Сколько раз они с Владом перечитывали дела серийных маньяков, всматривались в фотографии, пытаясь понять, отличает ли что-то этих зверей от нормальных людей. Получалось, что нет. У многих из них были семьи, жены и дети, которых они оберегали от своих делишек. Странно, но женщины их любили так же преданно и верно, как любого другого мужчину. Жалели и – какое кощунство! – оправдывали! Последнего он понять и принять не мог.

Завтра он собирался встретиться с профессором судебной психиатрии. Должна же быть ниточка, чтобы ухватиться и добраться до урода! Надо копать, чтобы вытащить на свет его подноготную.

Семен затушил сигарету. Он выкурил уже целую пачку: пепельница была полна окурков, а на кухне дым стоял коромыслом. Не помогало даже раскрытое окно: ночь была душная, безветренная.

Скребущие на душе кошки расшалились. Можно сто раз соврать, что ему наплевать на отсутствие Алены, только он каждый раз кидается к двери на шум лифта и пялится в глазок, ожидая увидеть знакомую фигуру. Сколько может продолжаться пытка неизвестностью? Он должен выяснить: она прячется от него или ее нет дома?

Семен вышел на лестницу, подошел к соседней квартире и вдавил кнопку звонка. Он готов признать, что виноват и даже попросит прощения за то, в чем не виноват. Как говорят французы, если женщина не права – извинись.

На звонок никто не ответил. Семен стукнул пару раз кулаком по закрытой двери, повертелся из стороны в сторону и уныло признал, что Алена его кинула.

Последнее средство – сотовый – тоже ничем не помог. Видимо, Алена отключилась от сети. Семен швырнул бесполезный телефон на кровать.

На ум пришел Шекспир. Толковый был мужик, раз понял: «О женщины, вам имя – вероломство!» У Алены крутой нрав, она непременно захочет отомстить. Самое простое – изменит ему. Женись на такой – совсем сон потеряешь. Как же мать с отцом столько лет вместе прожили и не развелись? В их жизни все было: ссоры, обиды, непонимание. Но раздели их – и они перестанут существовать, потому что могут быть только вместе! Не брак – мечта. У него так не получится, потому что уступать не научился. Все время тянет доказать свою правоту. И с Галиной тянуло, и с Аленой происходит то же самое.

Часы отстукивали час за часом. Глубокая ночь за окном сменилась чахлым рассветом, а Семен продолжал нервно мерить шагами спальню. Иногда он ложился на кровать и пробовал заснуть, но раздавался звук подъехавшей машины, и сон как рукой снимало.

Ауди Алены он определил сразу. Выглянул в окно и убедился, что на этот раз не ошибся. Вроде бы надо успокоиться – вот она, Алена, живая и здоровая. И даже веселая. Стоит возле машины, покачивается. Уперла кулачки в бедра и рассматривает окна в доме. Уверена, что он не спит и ждет ее? Но вместо успокоения на Семена нахлынула злость, замешанная на бессоннице и подпитываемая ревностью.

Не прячась, он наблюдал в окно, как Алена идет по двору. Вот остановилась, поболтала по сотовому. Он даже расслышал, как она говорила кому-то, что доехала нормально. Нормально – в таком состоянии?! Внутри Семена щелкнуло, словно там закипал чайник. И когда он закипит, ей мало не покажется! В конце концов он человек, и никому, особенно женщине, не позволит трепать ему нервы!

Семен ждал Алену возле ее квартиры, застыл как страж или как сфинкс, с таким же каменным лицом – чтобы она сразу поняла: шутки кончились.

Подъехал лифт, Алена вывалилась из него и нетвердой походкой направилась к двери. На Семена – ноль внимания, кило презрения. Ничего подобного, он не заговорит первый!

Алена покопалась в сумочке, достала ключ и ткнула в замок. Сейчас она откроет дверь, нырнет в квартиру, как рыбка в глубину, и им не удастся поговорить. А поговорить нужно, хотя бы для того, чтобы выплеснуть скопившуюся злость, иначе его разорвет прямо здесь, на лестнице.

– Алена, где ты была?

Он спросил спокойно, по крайней мере ему так показалось.

Она перевела на него неуверенный взгляд, вскинула брови, словно на самом деле увидела только что, и воскликнула:

– Боже мой, Краснов! А что ты тут делаешь в такое время? Не спится? Ай-яй-яй…

Он издал звук, напоминающий выдох быка на корриде. Осталось топнуть.

– Алена, знаешь, что мне сейчас хочется сделать больше всего?

Она пожала плечами:

– Понятия не имею. Лично я хочу спать…

Семен не помнил, как схватил ее за плечи и затряс что было сил. Пожалуй, переборщил с силой-то. Ее волосы, собранные в замысловатую копну, растрепались, упали на глаза. Светлые, пушистые, в которые он так любит зарываться губами.

– Шутишь, да? А мне не до шуток! Я целую ночь бегаю, как придурок, от окна к двери и обратно. Где ты шлялась? Кто тебе вообще позволил сесть за руль в таком состоянии?!

Неожиданно все кончилось. Семен ощутил, как ее размякшее тело подобралось, сжалось. Исчезла усмешка на губах, рассеялась в глазах дымка. На щеках – через слой пудры и румян – проступили красные пятна.

– Краснов, руки убери!

Только сейчас Семен поймал себя на мысли, что упустил важную деталь, которая в корне меняет дело: от нее не пахло спиртным! Она не пила!

Алена подтвердила его догадку.

– Не знаю, какое состояние ты имеешь в виду, но я просто устала и хочу спать. А вот тебе пора психику проверить. По-моему, у тебя с головой не все в порядке.

Она смотрела на него так, что руки разжались сами собой, упали по швам.

– Вот так… И вообще, Краснов, прекрати за мной шпионить! Все кончено. Понимаешь? Все!

Она прислонилась спиной к стене. Смотрела куда-то мимо него.

– Умные люди говорили, что у нас ничего не выйдет.

– Может, познакомишь с ними? – угрюмо буркнул он.

Хотел помириться – и снова все испортил. Видимо, карма у него такая.

– Я пыталась подстроиться под тебя, но увы… Разные мы с тобой люди, Семен. Ну что у нас – у меня и у тебя – может быть общего? Постель?..

– Разве этого мало?

– Краснов, это скучно! Ну перепихнулись, а потом поговорить не о чем. Мне хватило предыдущего брака. В тебе я искала совсем другое.

Он подошел ближе, коснулся кончиками пальцев разгоряченных губ. Интересно, их кто-нибудь сегодня целовал?

– Что же ты во мне искала?

– Мужика, – она отодвинула его руку в сторону, отстранилась от стены. – Но ты не тот мужик, который нужен мне.

– Да, я не подкаблучник!

Алена хмыкнула.

– Думаешь, мне был нужен подкаблучник? Да у меня был такой. Жорик! Подкаблучник, только у мамочки. Это отвратительно. Что я тут объясняю, распинаюсь? Спать хочу…

– Алена…

– Не надо, Семен. – Рука уперлась ему в грудь, не позволяя подойти ближе. – Пожалуйста. Ты свободен от меня, от моих звонков – от всего! И я свободна. Потому что так хочу.

– Хочешь? – переспросил он со злостью. – Уверена?

– Да.

– Ну и пошла ты к…!

Он забежал к себе в квартиру, бабахнул дверью на весь подъезд. Услышал, как открылась и закрылась ее дверь. Коротко и ясно! А он, дурак, почти сделал ей предложение! Плохо, что мать теперь расстроится. И отец – он так надеялся на реванш в шахматах.

* * *

Алена прошла в ванную комнату, включила воду и присела на скамеечку. Из глаз сами собой лились слезы. Хорошо, что она сдержалась на лестнице и Семен не увидел, как ей больно!

– Дурее бабы в зеркале пока не видели! – сообщила она зареванному отражению.

Тушь потекла, размазалась по щекам. Хлопали склеенные ресницы. Зрелище для кунсткамеры!

Алена сунула голову под воду, смывая лак, краску, макияж. Зато теперь стало легче видеть, думать и чувствовать.

О Семене она думала весь вечер, пока сидела в гостях у Гриши Кудинова. Тот, встретив ее на пороге, расплылся в слащавой улыбке, которая тут же погасла: позади Алены маячил довесок в виде Мимочки.

– Ее-то зачем? – тихо спросил он. – Я думал, у нас будет романтический междусобойчик.

– Кудинов, я же не дура, – только и ответила Алена, проходя в квартиру и втаскивая оробевшую Мимочку. – Будет междутройчик. Я привела не только твою поклонницу – влюбленную в тебя женщину. Учти это и не обижай нас!

Гриша старался не обижать, но получалось плохо. Мимочка не сводила с него влюбленных глаз, а он прятался по углам или за спиной Алены, а то и просто игнорировал ее.

– Кудинов, сволочь, – Алена, зайдя на кухню, прижала его к стене. – Не делай ей больно!

– Я ее в гости не звал. А вот ты…

Его рука скользнула по шее. Но Алене это не показалось приятным, наоборот, возникло ощущение, что ползет змея, и женщина передернула плечами.

– Ловелас хренов, я сейчас развернусь и уйду!..

– Все, больше не буду! – клятвенно заверил Кудинов.

И обещание он выполнил – не лез, не цеплялся, не намекал. Впрочем, без его приставаний было грустно.

Алена с Мимочкой накрыли на стол, расставили закуски и фрукты в дизайнерских вазах, похожих на переплетенные пальцы. Гриша откупорил белое вино.

– А к нему – сыр. Прошу. Попробуйте «Шеврет», оригинальный вкус…

Алена поймала его взгляд на своих губах. Мелькнула мысль поцеловаться, чтобы отомстить Краснову. Но Краснов этого не увидит, а Мимочка не простит: она давно и безнадежно была влюблена в Кудинова.

– За что выпьем, девочки? – Гриша разлил вино в бокалы.

Несмотря на то что Гришке стукнуло за сорок, возраст ему шел. Он перестал выглядеть юнцом, Алене нравились серебряные пряди в его волосах. Как-то Кудинов хотел закрасить их, но она просила этого не делать. Если бы ей не встретился Семен, то кто знает…

– Давайте выпьем за людей творческих, свободных, – предложила Мимочка.

– За свободных – хороший тост, – одобрил Гриша. – Алена, значит, за тебя. Ты ведь теперь свободна от своего… Как его там?.. Георгия?

– Жорика! – отмахнулась она и чуть пригубила вино.

– Между прочим, у Алены есть новый воздыхатель, – сообщила Мимочка.

Кудинов нахмурился, мгновенно загрустил – он всегда был человеком настроения.

– И кто же покорил наше сердце?

Алена хотела отшутиться, но Мимочка опередила и вывалила правду про Семена. У Кудинова глаза полезли на лоб.

– Ал… Аленушка, куколка моя, это не может быть правдой! – замахал он салфеткой. – Ты и… полицейский!.. И как, вы уже?

– Уже, Гриша, уже, – подтвердила она со вздохом. – Не знаю, надолго ли…

И тут на нее с двух сторон понеслись советы, что нужно поскорее с этой связью заканчивать. У Гриши на это были свои аргументы, у Мимочки – другие. Но в итоге они сошлись во мнении, что Семен никогда не сделает ее счастливой.

– Никогда?

– Никогда, дорогая, – с наигранной жалостью кивнул Кудинов.

– Ну и ладно!

У Алены перед глазами все время стояла Галина. Семен божился, что они разошлись. Но какого черта тогда он с ней в постели кувыркается?

Обнимается по лестницам и прячется по кабинетам? Можно сто раз соврать, но она видела в глазах Семена желание. Он по-прежнему хотел Галину!

– Может, вы и правы… А я ошиблась. Жаль, что в очередной раз.

– Да не переживай ты так! – утешал Кудинов.

Он подсел рядышком, положил ладонь на колено и принялся поглаживать его.

– Долго в девках не останешься! Ты у нас и красавица, и деньги имеются. А давай я для претендентов на руку и сердце твой портрет маслом наваяю?

– Опять ню? – усмехнулась Алена.

– Подруга, не вздумай! – шепнула Мимочка.

Алена и не думала. А потом – думала, потому что хотелось насолить Краснову. Пусть он увидит портрет и будет знать, что она позировала Кудинову голой. И не просто позировала, а…

– Решилась?

– Сначала я подумаю, – вильнула Алена. – Слишком ты быстрый.

– А чего нам терять? Прошлый твой портрет получился на славу. Он до сих пор у тебя?

– Даже больше: на стене висит.

– Вот видишь. А новым, обещаю, будешь гордиться!

Горячие ладони накрыли ее руки, стало жарко и… неприятно. Словно она уже изменила Семену.

– Гриш, я подумаю.

Руки выскользнули из ловушки. Кудинов вздохнул:

– Думай до конца вечера. А пока что – приглашаю танцевать!

И они танцевали, слушали джаз, болтали и смеялись. Чего греха таить, вечер получился прекрасным: приятная компания, уют, сумерки за окном, вино, разливающееся по жилам. Алене была нужна передышка, и она ее получила. И время подумать: какое для нее наступит утро – с Семеном или без него?

Проводив Мимочку – та спешила к сыну, Алена просидела у Кудинова до утра. Они с Гришей болтали ни о чем и обо всем сразу, ни разу не поссорились и остались довольны друг другом, что случалось не так часто.

Но пора было ехать домой. Хоть Алена и медлила, Кудинов знал, что она все равно уйдет.

– Хочешь, я довезу тебя?

Алена позволила поцеловать себя на прощание в щеку.

– Нет. Доеду сама. Лихачить не буду.

– Ты подумаешь о портрете?

– Обязательно. Только… Проблем много, бизнес, Борис скоро приедет – сразу дать ответ не обещаю.

– Борису привет.

Алена доехала хорошо, не лихачила и ни разу не попалась гаишникам. Вышла из машины и сразу поняла, что Краснов не спит, ждет ее. Торчит в окне и сверлит взглядом. Поздно, батенька, поздно!

Он застыл у ее квартиры в позе часового, но пришел не извиняться, не падать на колени, чего она могла бы ожидать, а ругаться! Алене не понравилось, как Семен схватил ее за плечи и затряс – пришлось сразу объяснить, что продолжение подобного разговора бессмысленно. Так же, как нет будущего у их отношений. Нет и не надо.

Семен взбесился. Пожалуй, он мог бы ее стукнуть, но вместо этого послал куда подальше. А она послала его… мысленно. Разошлись, хлопнули дверями – и все. На этом можно поставить точку.

Алена утерлась полотенцем, расчесала влажные волосы, переоделась в любимый халат и пошла спать. Проходя мимо пресловутого портрета на стене, она сама себе показалась отвратительной. Может, новый портрет будет лучше? Стоит дать Грише согласие.

Глава 19. Вам привет

Ребята побаивались Семена, когда он находился в плохом настроении, старались не попадаться на глаза. Плохое настроение продолжалось целую неделю. Семен не высыпался, почти перестал есть и похудел, под глазами появились темные круги. Когда мать собралась навестить его с очередной порцией борща, сослался на работу. Еще не хватало, чтобы она ужаснулась его виду и передала все отцу!

– Сема…

Семен посмотрел на Гуральника – сочувствует, но молча. Это хорошо. Вслух он бы не выдержал.

– Чего?

– По трупу на балконе экспертиза готова.

– Хорошо.

С этим делом проблем не было. Банальный треугольник: муж, жена и любовник на балконе. Хотел смыться от мужа, стал перелезать на соседний балкон. А там жил старик-ветеран, больной на всю голову. Тот не стал раздумывать, вытащил наградной пистолет и с криком «Врешь, фриц, не пройдешь!» застрелил беднягу. Вот и вся любовь.

– Семен…

– Чего тебе?

– Ты ее видел?

Семен выругался и бросил Гуральнику:

– Да каждый день вижу. А вчера с каким-то бугаем притащилась. Иду, а она у него на шее висит, ржет как кобыла…

Он не договорил, мотнул головой, отгоняя воспоминания. Все жилы из него вытянула! Хуже испанской инквизиции. Проще расплавленный металл выпить, чем видеть безразличие на ее накрашенной физиономии. У Семена возникла спонтанная мысль переехать пожить к матери, пока нервы не восстановятся.

– А говорить с ней пробовал?

– Пробовал. Извинялся. Чуть сдуру на колени не рухнул, ноги хотел целовать…

– И что?

– Ничего.

Семен коснулся кончика носа: тот до сих пор болел, так быстро и решительно она захлопнула дверь.

Гуральник подшивал дело, убирал папки и заносил все в компьютер.

– А знаешь, почему так происходит? Вот если бы ты ей хоть раз сказал, что любишь…

– Если бы я сказал! – передразнил Семен.

Почему не сказал? Испугался, что одно слово навсегда привяжет его к Алене. А если у них ничего не получится? Так разбегаться легче, он уже пробовал. Но слово оказалось мстительным, обратившись в щемящую тоску и непреодолимое желание быть рядом с Аленой.

Но она сказала «поздно». Как отрезала. Надежды на примирение и прощение таяли с каждой встречей.

Дверь отворилась, просунулась белобрысая голова Сивцева.

– Семен, там труп… Женщина с перерезанным горлом. Кажись, наш маньяк опять нарисовался.

Работа – только это еще могло отвлечь от мыслей об Алене.

Оперативная группа собралась быстро. В машину запрыгнула девушка-кинолог с собакой. Ехали молча, вглядываясь друг в друга, словно хотели спросить: не подведешь? Нет, никто не подведет. Эту гниду пора прижать к ногтю! Психиатр-криминалист со смешной фамилией Коняшкин, с которым встречался Семен, так и сказал:

– Он ждет, чтобы его поймали.

– Не понял. Он хочет быть пойманным?

– Не совсем так.

Седой пожилой профессор сел в глубокое кресло, сложил руки на столе. Глядел в глаза Семену так, словно медленно перебирал его внутренности: а вдруг и он псих?

– Он понимает, что поступает плохо…

– Да уж! – не удержался Семен.

– Скажите, например, у жертв что-нибудь пропало?

– Да, мы не нашли ни сумочек, ни документов. Хотя наверняка они были у всех женщин.

Доктор кивнул.

– Так вот, – сказал он, растягивая слова, – не думайте, что он их грабил. Хрестоматийные маньяки не грабят! Он брал что-то в качестве сувениров. Или же просто выбрасывал на ближайшую помойку.

Семен подвинул доктору фотографии убитых. Тот долго разглядывал снимки через большую лупу, что-то помечал у себя в записях, шевелил губами.

– Вы часто бывали экспертом в подобных делах? – Семена заело любопытство.

– Бывало. Раньше такого хлама сваливалось на нас поменьше. Природа, батенька, нас бережет, поэтому изрыгивает подобный материал через большие промежутки времени. Знаете самые громкие имена преступников?

– Маньяков? Чикатило…

– Очевидный пример. А еще?

Семен припомнил битцевского маньяка.

– Я думал, вы вспомните самого известного: Джека Потрошителя.

– Хотите сказать, наш клиент ищет славы Потрошителя?

– Нет. Судя по психологическому портрету, ваш клиент слаб духовно, но не физически, поскольку расправлялся с жертвой быстро. Я бы сказал, ему до тридцати пяти-сорока лет. Невысокий, светлокожий…

– Даже так? – усмехнулся Семен.

– Могу сказать больше: скорее всего он блондин или у него очень светлые волосы. По жизни он если и не неудачник, то особых амбиций не имеет. Но последователен, хладнокровен – не паникует, нагловат. Или хочет сыграть с вами в известную игру…

– Какую еще игру? – почесал Семен за ухом.

– Полицейские и воры называется, – сухо ответил доктор. – Вы ловите, он убегает.

Семен старался понять собеседника.

– То есть он знает, что мы охотимся именно за ним, а не за соседом дядей Васей?

– Он даст вам понять, чего хочет. И очень скоро даст понять. Судя по фотографии первой жертвы, она могла быть и не первой.

Семен качнул головой: они проверили сводки о пропавших женщинах и найденных неопознанных или опознанных телах. Похожих случаев не нашли. Но профессор продолжал уверять, что труп Козловой – не первая жертва.

– Когда найдете – спросите…

– Ага, и он нам на блюдечке с синей каемочкой предоставит всю информацию.

– Вам кажется это невероятным?

В своей практике Семен сталкивался с таким редко. Чаще всего приходилось добывать признание, что называется, под грузом неопровержимых улик.

– Он расскажет. Для него это как подвиг. В момент убийства он испытывает дисфорию… Поясню: особое состояние злобы к человеку. Чаще всего таким методом сводят счеты с тем, кто нанес однажды обиду. Отец, мать, братья или сестры, одноклассники, друзья, соседи… В вашем случае всем женщинам за тридцать. Если учесть возраст преступника, то можно предположить, что он мстит матери.

Разговор с профессором длился несколько часов. Семен узнал много нового и интересного. Что-то взял на заметку, что-то принял к сведению. Главное, в чем убедил его профессор, – маньяка можно и нужно поймать!

* * *

– Приехали!

Голос Коноплева отвлек от размышлений. Семен оглядел хмурые лица ребят, махнул – пошли.

Они подъехали к недостроенной больнице. Надо же, и больницы бросают! Машина подпрыгивала на ухабах, застревала в мусоре. Они едва не наехали на торчащий из земли стальной прут.

– Все, дальше не поеду! – бросил Коноплев. – А то машину загублю. Здесь полно ям и открытых колодцев.

Тут всего было много. Оперативники вылезли из машины. Вперед пошла кинолог с собакой, а навстречу бежал патрульный.

– Лейтенант Гулькин, – представился он.

– Краснов. Уголовный розыск. Кто вызвал патруль?

Патруль вызвала гражданка из местного бездомного общества. Сейчас она стояла рядом со вторым патрульным и давала показания. Семена удивило, что полицейский, вместо того чтобы слушать ее со всем вниманием и прилежанием, ухмыляется.

– У вас все такие? – хмуро спросил он Гулькина.

Тот обернулся, покраснел и переступил с ноги на ногу.

– Да тут, понимаете, история вышла…

– Какая еще история? – рассвирепел Семен. – У меня очередное убийство, а вы тут кривое зеркало устроили! Подам на вас рапорт.

Гулькин обиделся, надул щеки.

– Товарищ капитан, вы бы сначала сами взглянули на место преступления, а потом рапорт…

Он отвернулся и шмыгнул носом. Кисейная барышня! Как он переаттестацию прошел?

– Ладно, лейтенант, пошли. Куда идти-то, в здание?

– Ну да. – Патрульный заторопился, запрыгал впереди через рытвины и ямы. – Проходите сюда, товарищ капитан.

– А собаку не надо запустить?

– Сами решите.

Семен пожал плечами. Позади, дыша в затылок, шел Гуральник. Сивцев с Шебеко пока отирались возле Коноплева.

Зашли в недостроенное здание, оглянулись. Стройка тянулась давно, лет десять, наверное, и будет тянуться еще столько же. Ни рабочих, ни работы – голая коробка, пустые глазницы окон, засыпанный грязью и битым кирпичом пол. Шаги на нем отдавались со скрипом. Семен вздрагивал, словно давил что-то живое. Остов погибшего кита…

– В соседнее помещение.

Они направились к проему в стене. Судя по всему, это был холл. Потом лестница вверх.

– Часто здесь что-то случается, Гулькин?

– Да то и дело! Бомжи дерутся, а мы трупы собирай. Ребята ширяются. В прошлом году пацаны играли в прятки, так один упал с площадки… Не спасли. Дурное место. Хоть бы достроили, что ли. Смотреть тошно. А людям лечиться негде! Хорошее ведь дело затеяли, но…

– Но получилось как всегда! – подхватил Гуральник.

Гулькин привел их в комнату, и вся компания застыла на пороге.

– Мама моя! – присвистнул Влад.

Стены и пол были забрызганы кровью. Не просто забрызганы, а изрисованы. Исписаны. Посередине кровавого «творчества» виднелась огромная буква «в», внутри которой были нарисованы буквы «но».

– Товарищ капитан…

Семен ошалело посмотрел на Гулькина, а то кхекнул:

– Да это не кровь. Мы тоже сначала так с напарником подумали. А потом принюхались… Запах другой! Кровь пахнет сладко, тошнотворно, от этого – голова кружится. Химия.

– Сема, он прав.

Влад рискнул стереть краски со стены, понюхал, чуть не лизнул.

– Краска, но как похоже!

– Имитация? Зачем?

– Это еще не все! – обрадованно воскликнул Гулькин. – Бомжиха нашла… вот!

Он ткнул пальцем во что-то торчащее из-за угла. Семен подошел, не ожидая увидеть ничего хорошего.

– Манекен, что ли?

– Так точно, товарищ капитан! Кукла! Бомжиха ее перепутала с живым человеком. Видите ли, показалось, что она ей ручкой помахала!

– Гулькин, стойте где стоите! – скомандовал Влад, и лейтенант замер с открытым ртом.

Вместе с Семеном они присели перед манекеном. Женская фигура. Одета в какое-то тряпье. Белые волосы раскинуты лучами. На пластмассовой шее кто-то вырезал неровную, щербатую щель, в которую влили все ту же краску. И под голову лужицу налили.

Гуральник молчал, Семен шумно сопел. Все живо напомнило картину, которую они видели уже не раз, правда, сегодня можно было обойтись без труповозки.

– Влад…

– Подожди, Сема. Иди сюда… Следы не затопчи.

Они вернулись к заляпанной краской стене. Влад рассматривал буквы и на его лбу собирались глубокие складки.

– Ты ничего не видишь?

Семен пожал плечами. Тогда Влад мазнул руки краской и показал:

– Красная… Крас… «но» в «в». Краснов! Это послание тебе, Сема! И кое-что еще…

Гуральник потащил Семена к манекену. Присел и показал на пряди волос.

– Видишь? Волосы… Это не искусственные, а…

– Настоящие.

– Вот именно. Разные пряди… Он долго возился, прокалывал дырочки, вставлял пряди, приклеивал… Этот наглец передал нам – лично тебе – привет.

Семен резко выпрямился. Такого они не ожидали. Обычно маньяки не меняют почерка преступлений, а этот – то ли изощренный попался, то ли не имеющий представления о том, как действуют маньяки.

Пока Семен раздумывал, Влад сообщил обо всем ребятам и велел пустить кинолога с собакой.

Вместе с Сивцевым и Шебеко заявился и Коноплев, никогда в жизни не бросавший любимую машину. Стояли перед стеной и разглядывали красные каракули.

– Семен, ты пользуешься популярностью, – потер затылок Шебеко. – Как он узнал про тебя?

– Да запросто! – крикнул со злостью Олег, и стены отразили его голос. – Пресс-конференцию увидел или пошел на радиорынок и купил базу сотрудников розыска! У нас сейчас этих баз… Любого человека можно найти.

Лейтенант Гулькин, сдвинув пилотку на затылок и стерев со лба пот, пока не мог уяснить, о чем говорят оперативники.

– Товарищ капитан, – жалобно протянул он, – так это не розыгрыш?

– Да какой уж розыгрыш! – рявкнул на него Шебеко. – Ты волосы у манекена видел? Живые они… тьфу, настоящие! С жертв срезаны. С трех женщин. Понял?

Гулькин попятился:

– Т-так точно…

Неизвестно, какую реакцию хотел вызвать преступник, но разозлил он всех точно.

Семен отправил Сивцева допрашивать бомжиху, Шебеко занялся следами. Вскоре вернулась девушка-кинолог и покачала головой:

– Собака взяла след до трассы. А там, видимо, он поймал попутку. Недалеко развязка, машины ходят часто.

Семен поблагодарил ее и отпустил.

Краска на стене и буквы аршинного размера раздражали, бросались в глаза. Если это послание действительно ему, то преступник неплохой психолог. Тут же пришли на память слова профессора-криминалиста о возможном послании.

– Угадал.

– Кто? – спросил Гуральник.

Влад постоянно находился рядом, как живой щит. Только его об этом никто не просил! Семен не собирался поджимать хвост и прятаться.

– Профессор. Он предположил, что маньяк даст о себе знать. И именно мне. А я не поверил. И еще много чему не верю, но…

Семен так резко замолчал, что ребята тут же повернулись к нему. Он почувствовал, что бледнеет: лицу стало холодно, словно на него лили холодную воду.

– Семен, ты испугался, что ли? – Влад хотел поддеть его, чтобы вывести из состояния шока. Но дело было в другом.

Это был не испуг. Вернее, не тот испуг, о котором говорил Гуральник. Никогда такого не было и не будет, чтобы оперативник испугался шизоида!

– Алена…

Никто о ней не подумал. А он подумал, и ему по-настоящему стало страшно. С ее характером вляпаться в такое дело пара пустяков. А его рядом нет, и защитить ее некому.

Влад тронул за локоть.

– Не накручивай себя раньше времени! Я мог ошибиться. Мало ли что привиделось в каких-то буквах…

Но с ним никто не спорил, и Семен – тоже.

– Редкостная мразь! Как думаешь, если обратиться к Кошкину…

– Охрану он не даст. Во-первых, Алене никто не угрожал. Во-вторых, она тебе никто, извини за прямоту. Подругу к делу не пришьешь. Была бы жена…

Отличная мысль! Даже дышать легче стало.

– Товарищ капитан… А мне-то что делать? – подал голос Гулькин.

Семен отмахнулся:

– Охраняйте территорию, лейтенант, здесь вы не нужны. Только следы затоптали!

– Так кто же знал! – возмутился Гулькин. – Бабка пьяная. Мало ли что ей там показалось… Манекен рукой махал, звал, значит. Мы и подумали, что «белочку» схватила…

Гуральник толкнул Семена в бок.

– Сем, а если это не «белочка», а наш клиент? Поднял руку – привлек внимание?

– Она могла его заметить.

– Какая вера бомжихе? – Влад бросил укоризненный взгляд в сторону уходящего лейтенанта. – Бомжи у нас давно перестали входить в категорию людей. Попробуешь разговорить ее?

Пока что бабку охранял Шебеко. Она сидела на ящике из-под пива, кутаясь в рваный плащ неопределенного цвета. Когда-то он мог быть и серым, и коричневым, и даже белым. На ногах у женщины Семен разглядел старые кроссовки, подвязанные веревкой. Под плащом торчала драная кофта. Такая же драная шапка прикрывала промасленные патлы на голове.

Сними шелуху-одежду, и все равно глаз определит, что перед тобой человек, который давно спит под открытым небом: кожа на лице женщины покраснела, стала грубой. Нос словно распух. Или действительно распух, потому что по нему стукнули? По крайней мере под глазом красовался синий фингал.

– Здравствуйте.

Семен подумывал поздороваться с ней за руку, установить контакт, но сразу же отмел идею как несостоятельную: руки женщины видели мыло разве что в прошлом веке.

– Салют, – буркнула она хриплым голосом. – Закурить будет, товарисч мент?

Семен протянул пачку с сигаретами:

– Берите все.

– Ха! Мы запросто.

Сграбастав сигареты, бомжиха засунула их в бездонный карман.

– Кстати, теперь мы называемся полицией…

– А один хрен, кто бьет, менты или кто еще, – выдала собеседница и осклабилась почти беззубым ртом.

– Как вас зовут?

На одутловатом лице появился испуг:

– Чего это?

– Я спрашиваю, как ваше имя? Имя у вас есть? – терял терпение Семен.

– Мамка звала Жучкой, а миленок – сучкой!