Текст книги "Сфера времени (СИ)"

Автор книги: Алёна Ершова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 30 страниц)

Futurum XI

Полет в Сфере времени – технически сложное мероприятие. В связи с этим туристам необходимо знать ряд условий:

1. Дата отправки и прибытия должна быть одинаковая, с вековой погрешностью. Дата и время оговариваются с туристом заранее и в день отлета изменению не подлежат. Отправка осуществляется только в прошлое. Временной диапазон не должен превышать 1000 лет.

4. Сфера полностью нейтрализует связь с внешним миром. Турист, находящийся в сфере, не виден аборигенам, не отбрасывает тень, не может взаимодействовать с предметами.

9. При погружении в сферу времени у туриста должны отсутствовать какие-либо личные вещи. Все украшения, смарт-аксессуары и элементы одежды сдаются в камеру хранения. Туристу выдаются биоразлагающийся комбинезон и нанобраслет, осуществляющий функции управления сферой. На данный браслет может производиться фото– и видеофиксация тура. Пронос иных вещей согласуется заранее.

12. По окончании тура с видеофиксации делается копия для передачи в собственность государства.

«Выдержки из правил полета в сфере времени, разработанных для пользования туристами».

Ариадна злилась. Нет, она была в тихом, едва сдерживаемом бешенстве. Только годы тренировок и служба внекастовой позволили ей не запустить в брата дизайнерской вазой. «Наградой» было знакомство с Фросиной супругой. Правда Марго сразу же после обмена контактами попрощалась, сославшись на усталость и долгий рабочий день. Когда дверь за женщиной закрылась, Ариадна подняла на брата тяжелый взгляд, скрестила на груди руки и язвительно поинтересовалась:

– И как это понять?

– Не знаю, о чем ты, – Иван подошел к окну.

– Не строй из себя идиота, тебе не идёт, – прошипела Ариадна. – Я знаю тебя как облупленного. Думаешь, я не замечала, как из года в год твои экстремальные занятия становились всё опаснее и опаснее? Ты словно проверял этот мир на подлинность. И каждый раз ответ был отрицательный. Я думала, что случай в спасательной капсуле что-то поменял в твоей голове, но нет! Вань, ты адреналиновый наркоман! Ты не можешь жить спокойной жизнью, тебе надо обязательно лезть в какую-то дыру, желательно смертельно опасную дыру!

Эвелин стоял спиной к сестре, засунув руки в карманы, и смотрел на утопающий в сумерках город. Там внизу, словно мелкие букашки, ползли электромобили, яркими огоньками загорались голограммы на витринах. Он любил город, любил блага, которые тот даёт. Его давно не тянуло в горы или на сплав. Каждый раз, возвращаясь с работы, он хотел только одного: смотреть вот так в окно общего с Фросей дома, пить крепкий ароматный чай, вдыхать едва уловимый жасминовый запах её волос. Он хотел растить их общих детей. Ведь это правильно, когда дом полон детей, а не «партнёров». Коренёв даже законопроект подготовил, позволяющий здоровым парам иметь столько детей, сколько пошлин они готовы оплатить. И вот он стоит тут один, без любимой женщины, и слушает злые слова сестры, но слышит её отчаяние. Она боится, и страх выплёскивается болью.

– Нет, Ариша, мне не нужен адреналиновый допинг. Все эти годы мне хватало просто наличия Фроси рядом. А теперь её нет. По моей вине нет. И кем я буду, если не попытаюсь спасти её? Как потом каждое утро смотреть на себя в зеркало? Я могу представить, что найду её, я могу представить, что не найду её, но я не могу даже мысленно предположить, что буду сидеть сложа руки.

– Ну, мог бы хоть немного подождать. Мы обязательно распутаем клубок и найдем причастных к этому преступлению.

– Дорогая моя сестренка, – Иван подошел и сел рядом. – Я ни минуты не сомневаюсь, что ты найдешь виновных и разберешься во всей этой ситуации, но пойми: у Фроси нет этого времени. Каждый лишний день пребывания в прошлом отдаляет её от нашей реальности. Мне только и остается надеяться, что в глухих рязанских лесах она не нарвётся на какое-нибудь приключение, и я смогу её вытащить. Но если нет…

Договорить не получилось, в кабинет уверенным шагов зашел министр внекастовых.

– Я тут, значит, государственные тайны распутываю, а вы даже ужин не заказали! – Он уселся в кресло.

Ариадна тут же подобралась и отрапортовала:

– Сегодня с использованием сферы на коротком промежутке удалось установить, что с острова везут литий. Ужин я заказала, привезут через тридцать минут.

– Литий? – вскинулись оба министра.

– На Сахалине добывают литий?! Не может быть! – Евстафий подскочил и зашагал по кабинету. – Ну, тогда это всё меняет в корне. Возвращение острова в состав Федерации станет приоритетной задачей этой пятилетки!

– Подожди, – Иван осадил друга, – ты понимаешь, что кто-то продаёт литий на сторону? Фурами!

Министр внекастовых снова сел на диван и побледнел. Небо! Сейчас же все космические технологии на нём держатся.

– Как мы могли такое профукать у себя под носом?

– Всё очень просто, – грустно усмехнулась Ариадна. – Ванины наниты, смещающие пространство. Кто-то взломал технологию. И заметь, Вань, я не бегу обвинять тебя в предательстве Родины и не считаю, что ты решил свалить в тринадцатый век, чтобы избежать ответственности.

Евстафий удивлённо поднял брови.

Коренёв выругался сквозь зубы.

– Мы следим за ними?

– А то! Они играют в игру с несуществующим литием, а я – с несуществующими дронами. Теперь, где бы они ни поехали и с кем бы ни встретились, мы будем знать. Там кино с четырех ракурсов снимается. Плюс моя опергруппа проверяет все контакты и камеры города. К концу завтрашнего дня я буду знать, в каком из общественных туалетов гадили водители, а не только с кем и где они встречались.

– Дааа, – с уважением протянул Евстафий. – Отлично! Что ж, теперь моя очередь делиться новостями. Моё министерство запустило программу дополнительной проверки счетов золотосотенцев. Воспользовались твоими вчерашними показаниями относительно Ромуальда и его волшебного предложения, от которого невозможно отказаться. – И увидел, как вскинулся Иван, предупреждающе поднял руку вверх. – Да, я их записал. Считай это маленькой местью за ту дрянь, которой ты вчера накачал Аришку. Так вот уже сейчас вырисовываются такие схемы откатов, что мои аналитики липучки на погонах чистят, готовятся новые звезды цеплять. Но с Сахалинским сепаратусом пока ни одна из схем не связывается. Всё корпорации внутренние.

– Суммы за литий должны приходить огромные. Хотя их могут дробить, но можно свести все средства за день, за неделю, за год и сопоставить скачки с периодами выезда с острова фур, – предположил Иван. Друзья кивнули.

Позже вечером они сидели на полу кабинета, ели палочками сырую рыбу с соусами и рисом, пили легкое вино, смеялись, вспоминая юность. Каждому нужен был этот вечер, каждый понимал то, что не произносилось вслух. Это была их традиция перед серьезными операциями или боевыми заданиями.

– Хорошо, ребят, – уже в конце вечера произнес Иван. – Надеюсь, после моей «поездки» в прошлое мы соберемся уже вчетвером и отметим…а если нет, то на все воля Неба, но я прошу, хоть вы не морочьте друг другу голову.

Следующий день для Эвелина Коренёва был непостижимо долгим или, наоборот, парадоксально коротким, если принять тот факт, что время может двигаться вспять. Утром он посетил медицинский центр. Там в белоснежном комбинезоне его встретила Марго.

– Доброе утро, министр, пройдёмте в четверную операционную. Располагайтесь в кресле. Мне вчера записали две лингвокарты: одну – чисто со старорусским, а вторую – со всеми известными на сегодняшний день индоевропейскими языками по состоянию на двенадцатый-тринадцатый век. Могу поставить любую. А ещё я ночью подняла свои записи десятилетней давности, перечитала, нашла недостатки, проработала их и теперь могу вас заверить, что если вы не воспользуетесь биопроцессором в ближайшие дни, и нейронные связи не образуются или образуются слабые, то с вероятностью выше 98 % я удалю имплант без каких-либо негативных последствий.

Эвелин задумался: в свете новых данных был смысл перестраховаться и взять «полный пакет услуг».

– А историю вы туда не загрузили?

– Нет, – Марго отрицательно покачала головой. – Дело в том, что там разные принципы действия. Языковая матрица вживляется в покрышечную часть и взаимодействует с нейронными цепями непосредственно в период активности. Проще говоря, сначала вы сможете услышать язык или прочитать текст, перевести, и только потом подключится речевой центр. Соответственно, при неиспользовании языка он у вас хранится в пассиве и никак не мешает. Биопроцессор с академическими знаниями ставится непосредственно на неокортекс и воздействует на весь мозг. И вот тут самое гадкое: импульс биопроцессора подавляет и заменяет импульсы мозга, и он начинает атрофироваться. Поэтому – нет. Историю учите по учебнику, как и географию, и карту звездного неба.

– Понял, спасибо.

Через час после операции он уже сидел на совещании, посвященном окончанию полугодия. Слушал, докладывал. Затем были встречи, беседы и намётки совместных проектов. В три часа Коренёв позвал помощников и объявил:

– С завтрашнего дня на неделю я в отпуске.

Братья Като синхронно кивнули. Раз в год золотосотенцам полагался недельный отпуск.

В половине четвертого Иван забрал из лаборатории новейшую разработку: браслеты, способные самостоятельно искать и привязывать луч центра управления Сферы в радиусе тысячи лет. Дополнительная страховка, если по какой-то причине их из центра «зацепить» не смогут. Без пяти четыре он стоял посреди комнаты отправлений туристов в черном комбинезоне, с рюкзаком выживальщика за спиной. Вадим суетился у панели управления.

– Вставай на черный круг и цепляй браслет, я сейчас вектор направления и силу импульса скорректирую. А ты глаза закрывай, дыши медленно и мысленно от десяти к одному считай. Дальше, как и договаривались, каждый день в течение месяца в два часа дня я буду посылать малый поисковый импульс. Как найдешь свою соительницу, выходи на связь. Чао!

Комната загудела, завибрировала, и турист, который сегодня не должен был лететь, исчез сначала из круга, а после и из поля зрения радара. Когда зеленая точка перестала мигать, Вадим выключил машину времени и набрал на смарт-браслете контакт министра финансов:

– Ромуальд Артурович! Спешу обрадовать вас: Коренёв нас больше не побеспокоит.

***

В сфере времени ты существуешь, и в то же время тебя словно нет. Странно ощущать, как тело проходит сквозь предметы, и при этом чувствовать тепло закатного солнца, ловить дуновение ветра, ощущать землю под ногами, слышать стрёкот кузнечиков. Быть с миром и одновременно вне его.

Иван отключил браслет и задумался. Фросин маячок не отвечал, а это значит, что она или успела уйти за три дня больше, чем на сотню километров, или аппаратура дала сбой, или сняла костюм, или…О последнем «или» Иван старался не думать.

Он несколько часов провел в деревне под куполом сферы. Смотрел, слушал, заглядывал в дома, но следов Фроси не нашел. Посему выходило, что она тут не появлялась или была, но ушла. Что ж, данных катастрофически не хватало, а значит, придётся опросить местных.

Иван вышел из леса и, не таясь, направился к поселению. Его заметили сразу.

Пастух Кулотка увидел пришлого, как только тот вышел из леса. Пригляделся и остолбенел от ужаса. Худой, невероятно высокий, безбородый, похожий на человека навий в черной чешуе, шёл прямо на него. Рука сама собой потянулась к оберегу. Зубья бронзового гребешка, украшенного двумя конскими головами, до боли впились в руку, но чужак не исчез, не растворился. Так же скоро и уверенно шагал вперёд. Парень отшатнулся и схватился за лезвие ножа. Если святое железо не развеет незваного гостя, то точно быть беде. Навий этот манёвр заметил и остановился. Пастух судорожно решал, что ему делать: чертить круг на земле обережный или бежать в деревню, предупреждать своих. Но тут мертвяк поднял кверху пустые ладони и гулко произнес:

– Я не обижу. Я ищу свою женщину, – навий дотронулся рукой до своей аспидной кожи. – В таком же одеянии и с длинными русыми волосами.

Кулотка сглотнул. Теперь он понимал, кто призвал гостя с той стороны. Уенега, дочка старосты. Седмицу назад её жених в лесу мёд собирал да на кабана-подранка натолкнулся. Когда прибежал на крики люд, зверь был мертв, но и парень лежал на поляне со вспоротым пузом. Кабанью челюсть вбили в ствол Дуба-хранителя, а смельчака по-нормальному упокоить не удалось. Матушка его к новой вере принадлежала, поэтому сжечь сына на костре да насыпать курган не дала. Выкопала могилу, обернула тело полотном льняным, да так и похоронила, лишь небольшую домовину из досок сверху воздвигнув. А Уенега ещё и рыдает без перерыва, кличет любого своего. Вот и накликала на беду. Много ли сил надо, чтоб саван распутать да из домовины выбраться?! Это тебе не огонь священный, да и не мать сыра земля, держащая всякого, кто в неё лёг.

Пастух пригладил вставшие дыбом волосы и, стараясь унять дрожь в голосе, ответил:

– В нашей деревне нет той, что тебе нужна.

Навий задумался.

– Может, видел кто? Она должна быть рядом…

При этих словах пастух простонал. Гость впился в него ледяными глазами и подался вперед.

– Что с тобой? Тебе плохо?

– Не трогай меня! – взвизгнул Кулотка. – Говорю ж тебе: нет в деревне твоей женщины! И не было никогда! А проходилали мимо, о том я не ведаю! К Яге иди, она знает! Всё про всех знает. В двух днях пути от Дуба-хранителя стоит изба на четырёх ногах, в ней живет та, кто тебе поможет.

Иван задумался. Абориген явно был напуган до беспамятства, однако попыток драться или бежать не предпринимал. Стоял, сжимал лезвие ножа с тупого края. Хотел бы напасть, взялся бы за рукоять, а так… Странно… Но сейчас и так все вокруг было чужим, непонятным. Не за что было зацепиться, оттолкнуться. Ни одной вводной. И маячок молчит. А житель деревни, судя по реакции, не видел Фросю и явно не хотел, чтобы Иван был тут. Отправил к яге. Два дня тратить на поход непонятно к кому, не хотелось, к тому же всё ещё оставалась надежда, что кто-то из деревенских мог что-то знать.

– Мне к вам в деревню надо. С главой поговорить.

– Нечего тебе у нас делать и со старшими разговаривать, – выдал мужчина, поражаясь своей храбрости.

Идти на конфликт с теми, кто мог потенциально помочь, Ивану не хотелось. А переговоры зашли в тупик. Поэтому он сел на землю и спокойно произнес:

– Хорошо, я не пойду, но тогда пусть кто у вас главный придёт и поговорит со мной. Даю полчаса, иначе сам пойду искать.

Пастух кивнул и убежал прочь.

В деревне он влетел в дом, где жила большуха, и без обычно принятых витиеватых приветствий и иносказаний вывалил на женщину всё, что только что видел и слышал.

– Тьфу на тебя! Кто ж у печи такие вещи сказывает, молоко же прокиснет всё! – выругалась в сердцах старуха. – Уенегу в подклети заприте, не хватало, чтоб она к своему жениху помчалась. Затянет в могилу, пропадёт девка.

А сама кичку надела, кольца височные приладила, бусы с солнечными крестами надела, обереги на пояс повесила, взяла в одну руку кресало железное и пошла навия от деревни отваживать.

Иван ждал недолго. Меньше чем через четверть часа к нему подошла старая женщина, увешанная бронзовыми побрякушками, как витрина бутика рекламой. Она остановилась шагов за десять и громко произнесла:

– Здесь нет той, которую ты ищешь. Уходи.

Иван кивнул и поднялся.

– Я знаю, что её нет, но она была? Заходила в деревню? Куда пошла?

– Кроме тебя, со времён Кукши[1] здесь не было чужаков, а об остальном мне не ведомо. Может, баба лесная знает. Иди к ней по тропе, мимо не пройдешь.

– Хорошо, – Иван принял решение, – только исполни мою просьбу. – Он отстегнул от рюкзака клапан, такой же чёрный, как и его костюм. – Повесь это на видном месте в деревне, и если кто-то увидит женщину в такой же одежде, как моя, скажите ей, чтоб включила маяк и ждала меня, никуда не уходила, ясно?

Старуха понимала, что пока навий не найдет ту, за которой пришел, не упокоится. Поэтому взяла черную кожу его и обещала исполнить всё, как просил.

Нежданный гость ушел прочь от деревни, а большуха поплелась домой. Кликнула пастуха, ожидавшего её у околицы.

– Закрепи крепко-накрепко это на коньке моего дома и позови Уенегу.

Девка зашла в дом к большухе и поклонилась. Старуха посмотрела на неё, бледную, заплаканную, растрёпанную, и отвернулась. Раз сумела эта дурища мертвяка призвать, значит, будет ученицей Яги.

– У меня веретено разломилось да пряслице в подпол укатилось. Нить прясть не на чем. Ступай в лес к Яге, скажи, что от меня, попроси веретено новое.

Девушка всхлипнула и прикрыла рот руками, из глаз её покатились огромные слезы.

– Так была же я уже у бабы лесной.

– А ты думала, дурёха, что накличешь навия на деревню, и всё останется, как прежде? Нет. Вон пошла, и чтоб без веретена не возвращалась.

Иван дождался темноты и пустил сигнальную ракету с логотипом сферы времени. Днем он этого делать не стал. Во-первых, радиус видимости меньше, во-вторых, надеялся найти без крайних мер. Но с каждым часом вероятность благоприятного исхода уменьшалась. Опознавательный маячок, который испытывался в безвоздушном пространстве, в зонах крайнего севера и экстремальной жары, маячок, который спас тысячи жизней, молчал. Даже бы если костюм был поврежден на пять четвертых, то сигнал бы шел. Ну не могла же Фрося в угоду местной моде поменять одежду для экстремального туризма на рубаху или как там называется тот мешок, который носят на себе местные жители? Иван чувствовал, что начинает злиться. Что он упустил? Могла ли Фросина сфера самостоятельно протянуться на несколько лет вперед перед отключением? Нет, всеми временными перемещениями заведует центр. Что тогда? В чем упущение?

Тропинка стала не видна в темноте окончательно, и Иван расположился на ночлег. Замкнул охранный контур, расстелил спальник и, глядя на такое знакомое и в то же время чужое звездное небо, заснул.

Утро следующего дня выдалось пасмурным. Иван проснулся еще до рассвета, свернул лагерь, смешал и выпил энергетический паёк – норму питания на день – и пошел дальше. На свежую голову пришла совершенно немыслимая теория причины отсутствия в радиусе поиска Фроси. И теперь её нужно было проверить. К концу дня Иван дошел до лесной опушки, на которой виднелся дом, огороженный частоколом.

Хозяйка дома встретила его у калитки. Старая, страшная, сухая и скрюченная, как лесная коряга, она рассматривала его живыми умными глазами.

– Ну, здравствуй, Иван, проходи в дом да поведай мне, долго ли, коротко ли ты путь держишь.

Эвелин замер, уставившись на старуху.

– Откуда ты знаешь моё имя? – ошарашенно спросил он.

– Да как же мне не знать его, коли на одёже твоей написано?

Иван скосил глаза на костюм, но там ожидаемо ничего не было. Старуха расхохоталась:

– Экий ты доверчивый. Духи мне лесные принесли, что придешь ты. Посему сразу скажу, чтоб не задерживать тебя: девы твоей я не видала. Нет её в лесу моем, нет и не было никогда.

Иван кивнул. Хотя старуха вела себя очень странно, но сейчас были вещи поважнее, чем определение того, откуда эта женщина знает его имя.

– Какой сейчас год, бабушка? – спросил он, затаив дыхание.

– Правильные вопросы задаешь, милок, ой правильные. Нынче шесть тысяч шестьсот пятьдесят восьмой год от сотворения мира.

Иван завис: дата эта совершенно ничего ему не говорила. Старуха, увидев его замешательство, засмеялась вновь. Коренёв отметил, насколько у неё белые и целые зубы. Но уже следующая фраза заставила забыть его обо всех странностях.

– Эх таких простых вещей не знаешь, Иван. Ваш бог родился тысяча сто пятьдесят лет тому назад. Молодой бог, но деятельный.

Старуха улыбнулась, довольная шуткой, а Эвелин прислонился к дереву и прикрыл глаза. Тысяча сто пятидесятый год от Рождества Христова! Его закинули на пятьдесят лет раньше появления Фроси! Это не могло быть случайностью. А значит, Вадим был заодно с Ромуальдом. Иван достал из кармана свой браслет, защёлкнул его на запястье и активировал. Ничего. Тишина. Что ж, он проверит его завтра в два часа дня, но уверен, что эффект будет тот же. Фросин и вовсе смысла не было трогать. Каждый из браслетов был уникальным и настраивался на ДНК хозяина.

Фрося… Иван застонал и сполз по стволу дерева вниз. Он подвёл её дважды. Теперь она одна там, в будущем, и ей совершенно не на кого надеяться.

____________________

[1] Иеромонах Киево-Печерского монастыря, проповедовавший вятичам, жившим на Оке, и убитый ими.

Praeteritum XXIII

Она же рече: «Обещахся вам, яко елика аще просита, приимета. Аз же вам глаголю: дадите мне, его же аще воспрошу у ваю». Они же злии ради быша, не ведуще будущаго, и глаголаша с клятвою, яко «аще речеши, единою бес прекословия возмеши». Она же рече: «Ничто же ино прошу, токмо супруга моего князя Петра!» Реша же они: «Аще сам восхощет, ни о том тебе глаголем». Враг бо наполни их мысли, яко аще не будет князь Петр, да поставят себе иного самодержцем: кииждо бо от боляр во уме своем держаше, яко сам хощет самодержець быти.

«Повесть о Петре и Февронии Муромских»

Мягкое пламя свечи отвоевало у тьмы небольшой участок клети. На широкой лавке сидел Илья и гладил русую макушку внука. Жар утих, и ребенок мерно дышал. Дом спал, поэтому воин не опасался, что кто-то увидит его слезы. Он не плакал, когда хоронил своих детей. Из восьми до собственных бород дожили только двое сыновей. Кого голод унес, кого – болезни, кого – распри княжеские. Он не плакал, когда седмицу назад хоронил внучку. Красавицу, курносую хохотушку и отраду для стариковских глаз. Но сегодня в одиночестве, в полутёмной клети, глядя на справившегося с оспой внука, он мог позволить отпустить себя. Смерть детей обыденна, редко когда ребенок переступает порог отрочества. А вот жизнь, жизнь – это поистине чудо. Люди же, способные вступить в бой с костлявой и выйти победителем, – храбрецы… или безумцы, что, впрочем, две стороны одной монеты Илья вздохнул и перекрестился. Знания, коими наделяет людей господь, являются не только благом, но и тяжелым крестом. Не у многих хватит сил нести его. У княгини Ефросиньи эти силы оказались.

Два последних месяца походили на геенну огненную. Зараза распространялась очень быстро, и каждый знал: дочь царя Ирода рано или поздно постучится и к нему в дом. Руки белой девы покрыты гнойными струпьями, и их холодное прикосновение принесёт лишь болезненную смерть.

В первый же день после известия об оспе, когда городские бабы, нагие, простоволосые, впряглись в соху да с шумом, криками и дикой руганью прогоняли болезнь, опахивая борозду в едва оттаявшей земле, Фрося собрала малый круг. Помимо близких людей на нем присутствовал емец Харальд.

Напряженная, строгая, сосредоточенная Ефросинья сидела за столом, и взгляд её поменялся настолько разительно, что Илья чувствовал: не супруга князя нынче перед ним, но правитель.

– Начну с вопросов, – княгиня сжала пальцы в замок. – Первое: как часто бывают у нас подобные хвори? Второе: какая смертность? И третье: кто из вас переболел оспой, а кто нет?

– Последнее крупное поветрие было шесть лет назад, тогда я слёг, но живой остался, правда, страшный на лицо стал да вижу худо. До этого с коня стрелой белку бил, – с затаенной болью ответил Харальд. – Тогда много полегло. Двора не было, куда бы смерть ни зашла.

– Ничего ты не страшный, – мимолётно бросила Фрося, подбадривая. – Всего лишь дефект кожи. Хотела спасибо сказать тебе. Ты всё правильно сделал с сараем. Правда, и купца запереть надо было. Там же.

Мужчина от этих простых слов смущенно улыбнулся.

– Прости, хозяйка, не успел поймать, сбежал от меня негодяй. Зато сейчас под замком сидит.

«Толку-то, – грустно подумала княгиня, – он пол-Мурома заразил, пока ко мне проталкивался».

– В прошлый раз одна четверть города преставилась. Отпевать не успевали. Ко мне зараза не липнет, – отчитался отец Никон. – Мать Фотинья, ещё когда невестой ехала к князю Юрию, в дороге чем-то подобным переболела, но без струпьев, после того её Бог миловал. А вот Илья, не знаю, как до своих лет дожил, – игумен криво усмехнулся, – наверное, слово знает.

«Или тоже переболел в легкой форме и уже не помнит. Хорошо. Господи, как же хорошо, что ни за кого из своих переживать не придется! Стоп! Ретка?!» Волна страха накатила, подминая под себя. Огромных усилий стоило не поддаться панике и не бежать сломя голову к крестнице.

– Может, минует? – с надеждой в голосе спросила мать Фотинья.

– Не минует, – хором ответили мужчины.

Илья пожал плечами.

– Делать-то что? Всё равно эту заразу не одолеешь ничем, только ждать и молиться.

Фрося поджала губы, судорожно соображая. Оспа. Полумифическая болезнь, которая полностью исчезла ещё в далёком двадцатом веке. Закладывался ли в её геном механизм сопротивления ей? По идее, должен, но кто ж этих генетиков и их стандарты знает. В медкарте было сказано: «Устойчивость ко всем известным заболеваниям и их модификациям». Не за себя страшно, за ребенка. Понятно, что её гены доминантные, но всё же. Подняла глаза на игумена, тот смотрел на неё в упор.

– С тобой точно ничего не случится, – уверенно сказал он.

Фрося выдохнула. Нет смысла гадать и бояться. На ней сейчас лежит ответственность не только за себя и ребёнка, но и за целый город.

– Надо запереть ворота. Никого не впускать и никого не выпускать. Наказать всем сидеть по домам.

– Не будут люди дома сидеть из-за поветрия. По воду надо и на привоз надо, в церковь тоже надо. Никого не удержим, да и Муром закроешь, и без продуктов начнет люд с голоду пухнуть. Будет бунт! – Илья был жесток в своей правде. У Фроси от гнева расширились зрачки.

– Болезнь передается по воздуху и от человека к человеку! Король франков, чтобы спасти город, приказал убивать и сжигать каждого, у кого найдут признаки болезни. А мне как прикажете поступить? От этой дряни нет лекарства! Ни сера, ни красные одежды не спасут. Уменьшить количество смертей можно только жестким карантином и никак иначе, – Фрося опустила голову на руки.

Отец Никон подсел ближе.

– Фрося, – он смотрел серьёзно, жестко, без тени сочувствия, – посмотри на меня и вспомни то, что знаешь. Наверняка, выход есть. Я помогу тебе справиться, сделаю всё, что в моих силах.

В гриднице повисла тишина. Никто не ожидал таких слов и тем более каких-то решений. Оспа была всегда. Она приходила, когда желала, и уходила, собрав кровавую дань. Болезнь следовало лишь переждать со смирением в сердце.

Фрося судорожно вспоминала прошлое, будущее. Раскопки оспенного захоронения в Гнёздово, первые письменные упоминания в летописях шестнадцатого века, эпидемия восемнадцатого, заставившая привиться саму Екатерину вторую. Стоп! Прививка!

– Боже, нет! – простонала Фрося и побелела, в ужасе глядя на игумена.

– Ты нашла выход?

Княгиня отрицательно затрясла головой. И подскочила.

– Нашла, но это безумие! Не имея медицинских знаний, не имея инструментов, не имея вакцины. Нет!

– Княгиня Муромская, сядь и успокойся! – жестко произнес игумен. Есть лекарство?

– Не лекарство. Вакцина. Известно два способа. Первый: использовать гной из язв переболевшего и пошедшего на поправку человека. Здоровому делается несколько ранок, и они мажутся этим гноем. Так на востоке поступают. После такого заражения умирает примерно один из двадцати. Второй: найти корову или лошадь, больную оспой, и сделать то же самое. После такого заболевают в слабой форме, без волдырей, и почти никто не умирает. То есть я не знаю точно, наверное, всё же есть смертность, но минимальная.

Фрося замолчала и осмотрела присутствующих. Игумен хитро улыбался, мать Фотинья была задумчива, Илья смотрел недоверчиво, а Харальд имел выражение одновременно восхищённое и ошарашенное. Да, видимо, не привык дружинник к подобным «посиделкам» и поведению княгини.

– Надо попробовать, – наконец выдал игумен.

– Отец Никон! Без должных знаний и умений это преступление!

– Думаю, знаний и умений у нас хватит. Принцип я, пожалуй, понял, хватило бы красноречия убедить всех, а то мало того, что мор ослабит город, так ещё и бояре будут голосить, что это ты повинна в поветрии. И ворожбой лечишь. Но я что-нибудь придумаю.

– Они так и так будут, отец Никон, – устало произнесла Фрося.

Обсуждать было более нечего, и игумен вернулся к себе, а через два дня на княжеский двор привели двух упирающихся бурёнок. На их вымени красовались круглые оспенные язвы, во всем остальном животные чувствовали себя превосходно. Довольный священник вместе с ещё двумя монахами приехали следом на небольшой повозке. Начать «вакцинацию» решили с княжеского двора. Фрося собрала всех и подробно, насколько сама могла понимать, объяснила механизм. Согласились немногие. Кто-то боялся, кто-то не верил. Среди первых, кто решился, была Ретка со своей незыблемой верой в знания и умения своей крёстной матери.

Фросю трясло. К вечеру следующего дня у девочки поднялась температура, потом на руке в месте надрезов образовались волдыри. Два дня княгиня не отходила от девушки, но постепенно температура спала, а к концу первой недели подсохли и язвы на руке.

К этому моменту в городе появились первые умершие. Вместе с этим кто-то пустил слух, что от напасти есть спасенье. На княжеском дворе и в Борисоглебском монастыре священники при помощи молитвы и надреза на коже «лечат оспу». И что самое удивительное, монахов да челядь княжескую зараза действительно обходит стороной.

Город бурлил. Кто-то шел, нёс детей с одной лишь надеждой – выжить. Кто-то кричал, что это ведьма рязанская хворь в город принесла и теперь спасается лишь тот, кто ей на поклон пришел. Много всего было в городе. И слез, и смертей, и благодарностей.

Беда не обошла стороной и семью воеводы. Сам он, действительно, как заговоренный был, а вот Настасья пришла к монахам среди первых. Заодно пожаловалась, что, мол, сыновья-то в поход ушли с Давидом Юрьевичем, а невестки, что хозяйство ведут, приходить не хотят и детей не ведут. Боятся, не верят. А через неделю заболела внучка Ильи. И как ей не пытались помочь, выходить девочку не удалось.

После похорон воевода сгреб в охапку внука и, несмотря на крики и причитания невестки, принёс на княжий двор. А после не отходил от мальца ни на шаг. Но парень полежал в жару два дня и выздоровел. А через седмицу и язвочка подживать начала.

Это были самые тяжелые два месяца во Фросиной жизни. Она вымоталась и морально, и физически. Если бы не мать Фотинья, то молодая княгиня забывала бы поесть и засыпала бы прямо за рабочим столом. Но в один из июньских дней стояла поразительная тишина. Сначала никто не понял, что произошло, но потом Ретка, прикрыв свои зелёные глаза, прошептала:

– Перебор колокольный ни по ком не звонит.