Текст книги "Сфера времени (СИ)"

Автор книги: Алёна Ершова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)

Praeteritum II

Она же рече слузе: «Взыди на пещь нашу и снем з гряд поленце, снеси семо». Он же, послушав ея, снесе поленьце. Она же, отмерив пядию, рече: «Отсеки сие от поленьца сего». Он же отсече. Она же глагола: «Возми сии утинок от поленьца сего и шед даждь князю своему от мене и рци ему: в кий час се повесмо очешу, а князь твой да приготовит ми в сем утинце стан и все строение, ким сотчетца полотно его».

«Повесть о Петре и Февронии Муромских»

За ночь каша бессовестно прилипла. Отодрать её от котелка можно было только зубами, ну или пескоструйкой. Холодной колодезной водой она точно не отмывалась. Переложив остатки еды в небольшую глиняную миску, Ефросинья принялась за работу. Пока драила котёл, испачкалась сама с ног до головы. Обратная сторона котла вся закоптилась, и теперь черные разводы перекочевали на руки и лицо хозяйки. Проснувшаяся Ретка наблюдала странную картину: Лесная баба налила вокруг себя воды и в получившейся грязи изваляла котелок. «Ведьмовство творит», – решила девушка и принялась замешивать лепёшки. В закромах нашлось немного гороховой муки, её она соединила с остатками каши, чуть добавила воды и замесила тесто. Сковороды у Яги дома не было, но это не беда: Ретка умела печь лепёшки на плоских камнях. Металлические вещи в хозяйстве – большая редкость, поэтому каждый знал, как обходиться без них. На камень упал небольшой кусочек топленого сала. Пусть прогоркло и пахнет невкусно, но так тесто не прилипнет. В центр костра на треногу встал глиняный горшок с водой, в которой уже плавали земляничные листья да зеленые еловые шишки.

Ефросинья подняла голову от котла. Кажется, он стал ещё грязнее. Солнце уже щекотало верхушки деревьев, а возле костерка возилась девочка. Пахло не так чтобы вкусно, но живот тут же заурчал, а во рту выделилась слюна. Женщина постаралась вытереть руки о траву, но черная сажа намертво въелась в кожу. «Мыла бы», – подумалось с грустью. Сварить-то она его, пожалуй, сможет, но вот где ингредиенты взять? Да и не нарушит ли это ход истории? Хотя… это на Руси как-то слишком долго умудрились без мыла обходиться, а в Европе с десятого века делали. Так что теоретически и привезти могли в подарок или на продажу. А находок нет, потому что использовали все.

Из размышлений вырвала Ретка, кликнувшая завтракать. И они опять сели возле костра. Ели лепёшки да пили взвар. Фрося задумалась о том, что если ей придётся тут задержаться, то вопрос с едой и продуктами нужно решать в первую очередь. Есть одну кашу, которой проще дыры в стенах замазывать, чем переварить в желудке, она не сможет. А значит нужно собирать дары природы и вспоминать кулинарные премудрости. Дома хорошо было. Достал овощи из пачки или крупу в гидроразлагающемся пакете, запёк стейк или кинул во фритюрницу гадов, салат нарезал и все в восторге. В этой реальности, крупа варится часа два, мясо бегает, рыба плавает, а вместо растительного масла горклый жир. Фрося прикрыла глаза вспоминая. Много лет назад, когда она писала докторскую работу, то вместе с коллегами прожила полгода в модуле крестьянской избы. Этому эксперименту предшествовали годы теоретической подготовки. Так же перед погружением в модуль пришлось многому научится: ткать, шить, прясть. Готовить еду в печи. Когда у тебя из источников по быту только домострой – не разгуляешься. Что бы не завалить проект Фрося проштудировала кулинарные книги начиная с европейских двенадцатого века и заканчивая русскими девятнадцатого. Но читать это одно, а вот работать руками совершенно другое.

Сказать, что было сложно – ничего не сказать. Вначале всё пригорало, было не доварено, пересолено, покрыто плесенью. Отказывалось жеваться и перевариваться. Из-за её стряпни чуть не свернули весь эксперимент. А это еще продукты добывать не надо было! Но через три недели процесс постепенно начал налаживаться, и та же похлёбка с репой перестала вызывать приступ истерики…

– Матушка Яга, а ворожба закончилась? – жутко смущаясь, прервала Фросины воспоминания девочка. – Можно я котелок помою?

– Конечно, – сдалась хозяйка и отвернулась, скрывая смущение. Да уж магия что надо: превращение грязной утвари в очень грязную.

– Тогда я его на речке песочком почищу, – тут же защебетала девчушка, – можно было и тут золой, но уж больно мало её, хорошо бы подсобрать да бучу заварить.

Фрося прикрыла глаза, пытаясь переварить информацию. Речка – это хорошо, помыться можно да корней камышовых поискать. Запасы прежней Яги были очень малочисленные и большей частью странные. А щёлок из золы – замечательная идея…Она же знала об этом, читала, а вот применить на практике не додумалась. Сколько еще таких теоретических знаний хранит её голова, и когда уже начнется период их использования? Собственная беспомощность раздражала. Как легко всё перевернулось с ног на голову. Вчера ты был гражданином первой категории, а сегодня рискуешь помереть с голоду, если тринадцатилетняя девчонка лепёшек не напечет. Что ж, значит пришло время не учить, а учиться.

Лесная река широкая, спокойная, с одного берега заросла рогозом. В воде плавали ряска, водяная лилия и еще какие-то растения, названия которых были Ефросинье не известны.

Ретка с опаской подошла к воде, поклонилась и кинула лепёшку. Потом выдернула с корнем ближайший кустик. Под небольшим слоем земли блестел песок.

– Я искупаюсь, а потом подёргаю камыш, – Фрося сняла термокомбинезон и аккуратно зашла в речку. Вода была теплая, со дна поднялось небольшое количество ила. Женщина нырнула и поплыла. Вода смывала не только грязь, но и тяжесть мыслей, прилипших к телу.

Ретка во все глаза глядела, как ведьма скинула с себя шкуру и змеёй поплыла по реке. Зрелище было одновременно и жуткое, и прекрасное. Водяник не опутывал незваную гостью тиной, не гнал водоворотом, не сковывал цепями ноги – видать, признал.

Девушка дочистила котёл, сполоснула его и поставила сохнуть, а сама пошла вдоль берега в надежде найти чего съестного. Сезон собирания яиц, к сожалению, прошёл, об этом говорили там и тут валяющиеся пустые скорлупки да разноголосый писк наверху.

Полянка лисичек была Ретке подарком за внимательность. Маленькие, рыженькие, словно веснушки, рассыпались по пружинистой земле. Насобирав полный подол грибов, она поспешила к Яге. Та тоже времени зря не теряла. Надёргала и очистила рогоз, и теперь на берегу красовалась кучка белых мясистых корешков, а в котелке плавал рак.

– На той стороне дно каменистое, он сам меня нашёл. Кусучий гад, – потирая ребро ладони, поведала она.

Дома развили бурную деятельность. Рака и половину корешков рогоза сварили, вторую часть нарезали и положили сушиться в тенёк. Лисички потушили с диким луком. Жарить на прогорклом жиру Ефросинья не позволила.

Потом они закопали те семена, что передали жители деревни. Податливая земля позволяла легко управиться даже при помощи примитивной мотыги. Посадили горох, редьку, репку и горчицу, пропололи кустики щавеля и хрена. Дикий чеснок, лук и борщевик росли за оградой и не требовали отдельного ухода.

Остаток дня убирали и топили дом. Ретка без перерыва что-то рассказывала: про себя, семью, про то, как весной соседнее село булгары пожгли. Мужчин убили, женщин увезли, церковь разграбили. Ефросинье, как историку, было безумно интересно слушать о событиях тысячелетней давности из первых уст. Она запоминала разговорную речь, удивлялась гремучей и неразделимой смеси бытового и фольклорного восприятия мира, уточняла непонятные нюансы и думала, как быть дальше. То, что поселиться в деревне не выйдет, стало ясно из рассказов девочки. Фросю считают Ягой, Лесной бабой, духом на страже между миром живых и миром мертвых. А таким существам среди людей не место. Плохо с одной стороны, а с другой – какая-никакая защита. Скорее на село нападут, чем на одиноко стоящую избушку. Конечно, всегда есть риск напороться на разбойников. Но те тоже больше по проезжим дорогам промышляют, а в чащу не суются. А от диких зверей частокол должен защитить. Жила же здесь прежняя Яга, и, судя по всему, до глубокой старости, что уже немало говорит о безопасности. Опять же, помимо подарочков, которые приносят дети, приходя на испытания, есть еще и осенние дары от жителей села, так что зимнего голода можно не бояться. Посему, посомневавшись немного, Фрося решила остаться в избушке на курьих ножках в должности Бабы Яги.

Пока Ефросинья возилась с постелью, Ретка умело разожгла печь. Дым, выйдя через устье, послушно поднялся вверх к потолку и тонкой струйкой двинулся к отверстию в крыше.

– Не отпущу, пока не научишь так печь топить! – в восхищении произнесла Ефросинья, а девочка засмеялась:

– Конечно, матушка, научу! Тут главное – дерево правильное подобрать. Сухое. На растопку брать сосну, осину или ольху. А когда дрова в печи хорошо разгорятся, то ель да березу кидать. Как прогорит всё, можно хлеб печь. А наверх под потолок зимой окуня подвесить, чтоб коптился.

Дрова трещали, в доме становилось сухо и жарко. Шкуры вынесли на солнышко. Прелую солому из мешка вытрясли. Набрали душистых трав да положили на печь сохнуть. Тряпки, заменявшие прошлой хозяйке постель, Фрося хотела выкинуть. То, что на них спала неизвестная старуха, было неприятно. Однако Ретка запротивилась:

– Я их в буче постираю, будут, как новые!

Ефросинья хотела возразить, а потом посмотрела содержимое рундука[1] и поняла, что ткани почти нет. По отрезу льна и грубой шерсти да некрашеная пряжа. Под потолком висел мешок с руном[2]. А ей по-хорошему одежду сшить надо, одним термокостюмом не обойтись, даже учитывая, что он самоочищающийся. Да и постель сменная нужна, полотенца, скатерть. Ткать Фрося умела, спасибо модулю, но станок там был уже заправлен, знай только педали перебирай. Местный стан она видела. К счастью, горизонтальный, к ужасу, полностью разобранный. Лежал он в сарае. Ждал осени. Теоретически устройство этого жуткого агрегата она знала, но по факту боялась того дня, когда придётся остаться с ним один на один.

Обучение топке печи в тот день так и не началось. Как, впрочем, и на следующий. А все потому, что сначала надо было разжечь огонь. Ефросинья, как заведенная, била кресалом по кремню. Переломала все ногти, содрала кожу с костяшек пальцев, но пресловутая искра так и не хотела превращаться в огонёк. Несколько раз женщину переполняло желание психануть и выкинуть издевательский инструмент подальше в траву. Но потом она вспоминала, что другого такого у неё нет, и продолжала дальше колотить железкой о камень. Упорство замешивалось на злых слезах, образуя топливо для дальнейшего труда. Ретка объясняла, показывала, подкладывала трут[3], но словами не расскажешь, как получить механический навык.

Под конец, когда сноп искр, по ощущениям, больше похожий на новогодний фейерверк, поджёг пучок соломы, а от него занялась щепа, Фрося расплакалась. Теперь она понимала, почему древние одушевляли огонь. Конечно, он был живой! Ведь она сама родила его в многочасовых муках!

Топить в качестве обучения решили сначала баню. Печь там была очень странная: три больших валуна на полу и один поперек сверху. По бокам «печи» насыпаны камни поменьше. Само помещение махонькое, только и вмещается топка, лавка да кадка с водой. Пол, в отличие от дома, деревянный.

Лишь загорелись дрова, дым сразу наполнил небольшое помещение, выкуривая оттуда людей. Ефросинья серьезно задумалась хотя бы о примитивной трубе. Лучше теплопотери, чем наполнять легкие сажей да угарным газом.

Однако Ретка выглядела довольной. Оставила дверь слегка открытой да повернулась, улыбаясь во все зубы.

– Как всё ладно вышло! – Её веснушчатое лицо выражало неподдельную радость.

– Ладно? – Ефросинья аж задохнулась от возмущения. – Там дыма полная баня! Зайти нельзя.

Девочка посмотрела на ведьму с сочувствием. Бедная, в потустороннем мире париться, видимо, негде было.

– Там сейчас Банник чадит, нечего стоять и глазеть. Голова заболит. Протопится, расстоится, и можно будет мыться. Воды надо натаскать.

– Ты когда дом топила, дыма было мало, а здесь полно, – обиду в голосе скрыть не удалось.

– Матушка, печи-то разные, да и в бане дыму-то деваться некуда, кроме как через дверь. Ты погоди, нагреется, и справно будет.

Действительно, к вечеру баня натопилась, расстоялась и была готова принять в свои объятья жаждущих пара.

Чистая, обернутая в простыню на выстиранной постели, Ефросинья была просто счастлива. Медленно уплывая в дрему, она размышляла. Со слов Ретки, обряд инициации идет шесть дней. За это время ребенок должен послужить Яге, показать свои умения, попариться в бане, умереть и воскреснуть. Вот эта метафизическая «смерть» больше всего смущала женщину. Как всё провернуть, она не знала.

– Матушка, – прошептала сонная девочка, – а ты сказку знаешь?

Фрося задумалась. Елисей никогда не просил её рассказывать сказки, ему хватало домашней станции да «ритуального» разговора о прожитом дне. Сказки же… да, сказки она знала в силу образования, но какая сойдет для девочки из двенадцатого века? Поразмыслив немного, начала:

– Как у нашей бабушки в задворенке была курочка-рябушечка; посадила курочка яичушко, с полки на полку, в осиновое дупёлко, в кут под лавку. Мышка бежала, хвостом вернула – яичко приломала! Об этом яичке строй стал плакать, баба рыдать, вереи хохотать, курицы летать, ворота скрипеть; сор под порогом заку?рился, двери побутусились, тын рассыпался; поповы дочери шли с водою, ушат приломали, попадье сказали: «Ничего ты не знаешь, матушка! Ведь у бабушки в задворенке[4]…», – дальше сюжет повторялся, набирая обороты, доводя ситуацию до абсурда. Дойдя до концовки «Поп стал книгу рвать – Всю по полу разметал!» Ефросинья замолчала, а Ретка, напротив, рассмеялась:

– Ох уж эти христиане, вечно из блохи корову делают!

Последний день пребывания Ретки в избушке на курьих ножках прошел под знаменем ревизии. Фрося перетрясла все запасы прежней хозяйки, отделила съестное от странного. Еду расположила возле печки. Немного гороховой муки, пару горстей крупы, нитка сушеных грибов, засахаренный мёд, полный горшок соли, пучок трав – вот и всё богатство.

Остальное вынесли во двор и поставили на лавку. То, что было знакомо, оставляли, и Ефросинья тут же подписывала горшок или берестяной туесок, остальное беспощадно выкидывалось. Так среди ведьмовских ингредиентов обнаружились толченая яичная скорлупа (высыпали на огород), дёготь, воск, полный горшок серы, корешки марены, известь (оказалось, недалеко есть яма с белым камнем), сушеные водоросли и корни имбиря (каким ветром занесло, неизвестно), мешочки с душицей, календулой («ноготки», – сказала Ретка), аиром, семена мака и аниса. А еще маленькие серые шарики, которые Фрося хотела выкинуть, да Ретка не дала.

– Это маковые слезы. Когда боль сильная, которую нет мочи терпеть, их дают.

Часть вещей или не поддавалась распознанию, или, как например, связка сухих лягушачьих лапок, была совершенно ни к чему. Поэтому непонятные ингредиенты из емкостей высыпали в общую кучу. Пока Ефросинья расставляла в доме подписанные горшки да размышляла, где бы закопать весь ненужный мусор, Ретка уже обложила его веточками и подожгла.

Что что-то не так, женщина поняла, когда вышла во двор. Костер, устроенный помощницей, нещадно чадил, разнося по округе едкий дым, а сама девочка лежала на земле неподалеку. Сорвав с дверного проема войлочный потник, который они вдвоем накануне повесили, Фрося в одно мгновенье оказалась возле костра. Кинула на огонь шерсть, перекрывая доступ кислороду, и оттащила ребенка подальше от удушливой гари. У неё самой уже начала кружиться голова. Как проверяла пульс, зачерпывала воду, чтобы умыть Ретку, уже не помнила. Через мгновенье сама потеряла сознание.

Очнулась, судя по всему, почти сразу. Еще некоторое время лежала, борясь с тошнотой. Потом привстала на локтях, огляделась. От костра дым больше не шел. Девочка дышала ровно. «Вот тебе и инициация», – подумала Фрося, хлопая помощницу по щекам.

Спустя два дня в село, весело шлепая босыми ногами и задорно улыбаясь, вошла веснусчатая девушка четырнадцати лет. Мать, завидя её, всплеснула руками и побежала в дом за панёвой. Отец, пряча улыбку в кучерявой бороде, достал из маленького сундучка два бронзовых височных кольца. Но прежде статная большуха внимательно осмотрела девку и вынесла вердикт: «Прошла сквозь смерть, вернулась к живым».

Позже, дома, когда все разошлись, тихо-тихо, почти шепотом, Ретка рассказала родителям, как служила Яге и как та одарила её ниткой с иголкой, да в чехле из собственной шкуры черной. А еще один кусок дала, чтоб повесили на видном месте в деревне.

Глянули родители на шкуру ведьмину и ахнули. Ведь когда-то давно точно такой же черный отрез висел привязанный к коньку старостиного дома.

***

С уходом Ретки Ефросинья загрустила. Удивительно, как быстро она успела прикипеть к девочке. Насколько хорошо и уютно было рядом с этим ребёнком. Малышка, словно лучик света, раскрашивала серые будни яркими красками. Теперь этого будет не хватать.

После пугающего случая с костром у Фроси родилась идея, как обставить обряд, завершающий инициацию детей.

В предрассветной тьме ребёнок забирал из рук Яги череп с горящими синими глазами. И отправлялся в путь домой. С первыми лучами солнца этот череп надо было закопать в лесу и дальше шагать, не оглядываясь. Для этого маленького представления женщина не пожалела свои запасы серы и украшающие частокол черепушки. Несколько экспериментов, и она научилась залеплять отверстие основания черепа глиной. Вовнутрь засыпала немного серы. Стоило подержать это жуткое устройство над костром, как сера загоралась, и пустые глазницы черепа начинали светиться синим огнем. «Вот так рождаются сказки», – думала Фрося, глядя вслед очередному ребенку, уносящему во тьму жуткий фонарь.

Пока никого не было, женщина решила заняться одеждой. Разложив на столе льняную ткань и обмерив себя веревочкой с узелками, раскроила рубаху жутко неудобными пружинными ножницами. Что не переставало удивлять человека из двадцать второго века, так это колоссальная разница в инструментах и технологиях в рамках одного государства. В Новгороде, например, точно уже были шарнирные ножницы и гончарный круг. Что мешает использовать более современные вещи в этой местности?

Хорошо, что при архаичном крое никаких выточек и посадок по фигуре не надо. Четыре прямоугольных полотна, две трапеции на рукава, полики. Вот и всё мастерство. Помимо рубахи, льна хватило еще и на самые простые штаны. Шерсть пойдёт на верхнее платье. Главное, теперь всё это «добро» сшить вручную без булавок, да так, чтобы не перекосило. А термокостюм, у которого теперь отсутствовали два рукава, женщина решила пустить себе на нижнее белье.

Жизнь шла своим чередом. Дети приходили и уходили. Маленькие и постарше, смурные и весёлые, все они отличались поразительным трудолюбием, ни минуту, не сидя без дела.

Один из отроков за свой срок пребывания сладил Яге дверь и крылечко. Фрося глазам своим не верила, глядя на то, как мальчишка, почти без подручных инструментов, валит, расщепляет тонкие брёвна надвое и соединяет деревянными штифтами да пеньковыми верёвками. Ещё один мальчик ловко резал дерево и кость. Женщина не удержалась и попросила сделать ей четыре ровные спицы. В награду она научила парня ими пользоваться. Мальчишка пришел в неописуемый восторг. Притом, больше от того, как легко изделие распускалось. Ведь это не игольная вязка, где каждая петелька по своей сути хитрый узелок. С этим же ребёнком они сделали шахматы. Фрося рисовала на бересте фигурку, а мальчик вырезал. Чёрные они обожгли над костром и затёрли воском. Доску вырезали прям на столе. После этого несколько дней женщина учила ребенка игре. Стоит ли говорить, что все последующие дети знали о «Ягьем войске» и просили с ними сразиться.

Вопрос с хлебом насущным тоже более-менее решился. Дети щедро делились знаниями и навыками, а Фрося не боялась спрашивать и учиться. Сначала она освоила несколько простых блюд из корня рогоза. Потом сварила пару раз зеленые щи. В реке ловила раков или собирала беззубок. Однажды натолкнулась на речных миног. Места обитания лягушек женщина тоже присматривала, но отсутствие масла для жарки спасало зеленых красавиц от печальной участи быть съеденными. В середине лета один из мальчишек научил её делать ловушки для рыб, и в рацион вошла уха.

В те дни, когда не было детей, Ефросинья собирала по округе сухостой, конопатила дом мхом, не спеша шила, ходила по грибы, собирала и сушила ягоды. Когда приходили маленькие жители деревни, находила им занятие, исходя из их умений. Так, одна девочка лихо перетрепала и перепряла всю шерсть. Фрося, единственное, чем помогла, так это с веретеном. То, что было у девочки, ей совершенно не понравилось. Палочка кривая, пряслице неровное. Из-за чего о балансе можно было и не мечтать. Стоило запустить такой «волчок», так он тут же начинал «бить» в руке и вскоре останавливался. Поразмыслив немного и вспомнив устройства веретён народов Азии, Фрося смастерила простенькую конструкцию из оси и поперечных веточек крест – накрест. А сверху на палочке ножом вырезала крючок. Ребёнок к новшеству отнесся скептически, но первые же вечерние посиделки показали результат. Ефросинья, работавшая с веретеном давно и непродолжительно, пряла быстрее умелицы, знакомой с ремеслом с трёх лет.

Так и выходило, что девочки больше помогали по хозяйству: разобрать сарай, засолить грибы, собрать и настроить станок, покрасить пряжу. А мальчики мастерили руками, учили Фросю ставить силки на птиц и зайцев, носили дрова да плоские речные камни.

Камней Ефросинье понадобилось много. Ей совершенно не нравился земляной пол в избе. Безусловно, сделан он был грамотно, и холодно зимой быть не должно. Сама избушка стояла на четырех пнях и была, таким образом, приподнята примерно на полметра. Дно дома устилали крепкие брёвна, сверху засыпанные плотно утрамбованной землёй. Тепло, качественно. Но неуютно. Было бы льняное масло да воск, можно было бы попробовать верх уложить глиной да сверху заполировать до блеска. Но пообщавшись с детьми, Фрося выяснила: растительные масла – в селе огромная редкость.

Вторым разумным вариантом пола были деревянные доски. Но вспомнив процесс изготовления крыльца, женщина эту идею сразу отмела. Во-первых, нужна сухая древесина, достаточно широкая. Во-вторых, да, одно бревно можно теоретически расколоть на три-четыре доски, но Фрося такими навыками не обладала. Она даже лучины на зиму заготавливала на европейский манер: из тоненьких веточек, которые срезала, очищала от коры, сушила, а после пропитывала растопленным жиром. В таком контексте о расщеплении ствола дерева и речи не могло бы быть. Дети тут тоже не помощники. Чтобы орудовать клиньями и топором, нужен не только навык, но и физическая сила. И в-третьих, если бы ей каким-то чудом всё же удалось бы наготовить должное количество досок, то даже элементарного тесла для их обработки у неё не было. Впрочем, как и навыка. Так что второй традиционный способ изготовления пола оказался так же недоступен.

Подумав над вопросом, женщина все же нашла решение. Самое логичное для современного человека и достаточно странное для того региона и периода, в котором она находилась. Каменный пол на цементной стяжке.

Плоских камней на другом берегу было хоть отбавляй. Достаточно большие и тонкие они прекрасно подходили для укладки пола.

Ефросинья их поднимала со дна и аккуратно складывала на сушу, а потом или сама перетаскивала, или кто-то из детей брал один-два камня и нёс к дому. Когда к концу лета насобиралось должное количество камней, пришло время колдовать над цементом. Фрося знала рецепт и пропорции римского Opus Caementitium: песок, известь, вулканический пепел и морская вода. Однако в условиях средневековой Руси знания эти были несколько не актуальны. Два из четырех компонентов отсутствовали. И если, предположим, воду можно было взять обычную, то для чего нужен пепел и, главное, чем его заменить женщина не знала. Поэтому для начала попыталась замесить что имелось в наличии. К огромной радости, тестовый кусочек возле колодца выглядел неплохо и растрескиваться не спешил. Вот и провела она остаток лета в тени дома, укладывая каменной плиткой пол.

–

[1]Рундук – устар. большой ларь с поднимающейся крышкой, используемый как скамья. На Рундуке можно спать.

[2] Руно – состриженная целым куском (одеялом) шерсть. Как правило не мытая.

[3] Трут – Зажигающийся от искры материал (фитиль, ветошка, высушенный гриб трутовик), употребляемый при высекании огня ударом огнива о кремень.

[4] Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. – Лит. памятники. – М.: Наука, 1984–1985.