Текст книги "Меткий стрелок. Том III (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Утром 20-го июня меня разбудила служанка Марго – Прия. Постучала в дверь, заглянула в спальню, освещая ее свечой:

– Мистер Итон! Просыпайтесь. Внизу вас ждет сержант – у него что-то срочное.

Я щелкнул крышкой часов. Шесть утра!

– Итон, что происходит⁈ – супруга проснулась, села в кровати, прижимая одеяло к груди.

– Ничего серьезного – попытался отмазаться я – Какая-нибудь ерунда.

– Не ври мне. Фицджеральд просто так бы рано утром не пришел.

– Поговорим позже.

Я быстро накинул халат и сбежал от неприятного разговора вниз. Там за одним из столиков сидел сержант. Перед ним стоял бокал с виски.

– Новые убийства? – сходу спросил я

– Да. Нападение на лагерь старателей у порога Пять Пальцев. Краснокожие расправились с семнадцатью людьми, включая двух женщин. У всех выколоты глаза.

– Краснокожие?!? – вычленил я главное – У вас есть свидетели?

– Нет – тяжело вздохнул сержант – Но я смог определить модель ружей из которых были убиты старатели. Там пули мелкого и редкого калибра, 28-го. Единственные ружья с таким калибром, которые у нас продавались – это Паркер Троян. Их продали сразу тридцать штук, одной партией в оружейной лавке на Сороковой Миле. Два года назад. Больше эти ружья на Аляску не поставлялись. Их вообще сняли с производства.

– Кому⁈

Фицджеральд махом выпил виски, встал:

– У меня плохие новости, Итон. Ружья были проданы танана. Забирал их вождь по имени Хуцин – Горный ветер.

Новость обрушилась на меня, как снежная лавина.

– Танана… – прошептал я. – Они пришли мстить. За осквернение Небесного озера.

Я посмотрел на сержанта, на подошедшего с новым стаканом виски Джозайю. Поднял глаза. На лестнице стояли Артур и Марго. Их лица были тревожными, супруга мяла в руках платок.

– Итон, что происходит⁈ Ты скажешь, наконец?

– У нас крупные проблемы. Вот что я могу тебе сказать.

Глава 9

Последние лучи июньского дня едва пробивались сквозь толстые стекла мэрии, отбрасывая длинные, искаженные тени на грубо отесанные стены. Воздух, тяжелый от запаха сосновой смолы и застарелого табака, давил на нас, отражая тяжесть новостей. Я сидел за длинным столом, сооружением из местной ели, и оглядывал лица представителей городского совета. Это была фактически администрация города, разношерстная группа мужчин, которых я, по стечению обстоятельств, собрал, чтобы они помогали мне управлять Доусоном.

Кузьма, с его внушительной бородой и плечами, широкими, как у быка, занимал место ближе всего ко мне, его взгляд был прикован к карте, лежащей по центру стола. Староста староверов Иван Лукич, чье лицо было испещрено морщинами, словно старая рассохшаяся Библия, которую он держал в руках, сидел рядом с Кузьмой. Его узловатые, мозолистые руки покоились на столешнице, дополняя образ прожившего в постоянном труде человека. Олаф, самый высокий из нас, откинулся на спинку стула, пережевывая табак. Рядом он поставил медную плевательную, куда периодически отправлял изо рта длинную коричневую струю. Норвежец представлял в городском совете профсоюз старателей – ему, как старожилу, доверяли все окрестные золотодобытчики. Ну и засылали ко мне с разными своими просьбами. Большая часть которых была в стиле – еще больше борделей и салунов.

Сержант Фицджеральд, безупречно одетый, сохранял свою обычную невозмутимую осанку, его взгляд был острым, все подмечающим. Он о чем-то переодически перешептывался с доктором Стерлингом. А тот периодически протирал очки платком – его движения были точными и почти отстраненными. Типа я тут случайно, решения принимать не мне. И, наконец, отец Леонтий, его длинная седая борода почти касалась стола, а глаза, обычно полные кротости, теперь выражали глубокую печаль. Похоже, он заранее чувствовал, что ничем хорошим наш совет не закончится.

Я откашлялся, привлекая их внимание, хотя и без того все взгляды были прикованы ко мне.

– Джентльмены, – начал я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и уверенно, несмотря на внутреннее беспокойство, – вы все знаете, почему мы здесь. Ситуация с индейцами танана, становится не просто неприятной, а угрожающей. Убийства на ручье, нападения на одиночных старателей, исчезновения грузов – все это не случайность. Это война. Партизанская война, если хотите.

Я вытащил из кармана мятый лист телеграммы, разгладил его на столе. Бумага была тонкой, почти прозрачной, но слова, напечатанные на ней, были тяжелы, как свинцовые пули.

– Сегодня утром я получил ответ от юконского комиссара. Он краток и не оставляет места для иллюзий. – я сделал паузу, обводя взглядом каждого из присутствующих. – «Войск прислать не можем, справляйтесь сами».

По комнате прокатился глухой ропот. Кузьма сжал кулаки, Иван-староста покачал головой. Олаф харкнул табак так сильно, что плевательница чуть не перевернулась. Сержант Фицджеральд лишь слегка прищурился, но его губы сжались в тонкую линию.

– Значит, мы одни, – произнес я, кладя телеграмму обратно на стол. – Я конечно, мог бы надавить на комиссара. Есть способы. Но даже если власти пришлют войска – это случится только под осень. Пока их соберут, переправят… А нам тут жить весь июль и август. И нужно решить, что делать прямо сейчас. Какие будут предложения?

Первым заговорил Кузьма, его голос был глубок и полон решимости.

– Что делать? Собирать мужиков! Всех, кто ружье держать умеет! Дать им по зубам, чтоб знали, кто здесь хозяин!

Иван-староста поднял руку, его взгляд был спокойным, но твердым.

– Негоже это, Кузьма. Кровь проливать – грех. Да и не по-христиански. Может, договориться? Поговорить с ними?

– Говорить с ними бесполезно, Иван, – вмешался Олаф, его голос был грубым, но в нем чувствовалась усталость. – Они понимают только силу. Я видел этих танана. Дикие, как волки. И за озеро очень злые.

Все посмотрели на меня, я пожал плечами:

– Они напали первыми, мне даже не удалось с ними вступить в переговоры. Мы были в своем праве, защищались.

– Обязательно было второй раз туда лезть? – вздохнул Леонтий

– Про золото в озере уже было известно. Не мы, так другие бы спустили его.

Сержант Фицджеральд, до этого молчавший, наконец заговорил, его голос был ровным и лишенным эмоций, как всегда.

– Собрать ополчение, мистер Уайт, мы, конечно, можем. В Доусоне сейчас достаточно крепких мужчин, готовых за умеренную плату взять в руки оружие. Но толку от этого будет немного. Танана перешли к партизанской войне. Они не будут выходить на открытый бой. Они будут нападать из засад, убивать одиночек. А потом растворяться в лесу, в горах. Мы не знаем их троп, их стоянок. Мы не сможем их поймать. Это будет бесконечная, изматывающая война, которая истощит нас, а им не причинит особого вреда.

Он сделал паузу, обводя взглядом присутствующих.

– Единственный способ, который я вижу – тут Айван прав – это как-то с ними договариваться. Может быть, подкупить вождя и старейшин. Предложить им что-то. Землю, товары, золото.

Слова сержанта повисли в воздухе, все задумались. Подкупить. Договориться. Мои мысли, до этого сосредоточенные на практических аспектах проблемы, вдруг свернули в сторону.

Почему американцы и канадцы понимают только «деньги» и «сделки»? Да потому что те же Штаты состоят из приобретенных территорий. Часто США не завоёвывали, а покупали свои будущие земли. Это было в их крови, в их генетическом коде, если можно так выразиться. Наполеон, продал в 1803 году французскую колонию – Луизиану – Томасу Джефферсону, отдав тем самым почти четверть территории современных Соединенных Штатов за пятнадцать миллионов долларов.

Пятнадцать миллионов за земли, которые простирались от Мексиканского залива до Канады, от Миссисипи до Скалистых гор. Затем, в 1819 году, Соединенные Штаты приобретают у Испании Флориду за пять с половиной миллионов долларов – еще один кусок земли, купленный, а не завоеванный. В 1846 году американцы обменяли у англичан Орегон за право на их судоходство по рекам и каналам – не битва, не осада, а торговая сделка, где право на воду оказалось ценнее земли.

За период с 1835 по 1848 годы Соединенные Штаты получили еще примерно четверть своей нынешней территории за компенсацию Мексике в пятнадцать миллионов долларов – земли, за которые, возможно, стоило бы сражаться, но которые были получены за деньги. И, наконец, в 1867 году территория Соединенных Штатов снова расширилась благодаря продаже Российской империей Аляски за семь целых две десятых миллиона долларов. Семь миллионов за этот огромный, ледяной край, который теперь, как оказалось, был полон золота. Мои геологи, покатавшись по окрестным рекам и ручьям, вчерне прикинули возможную максимальную добычу желтого металла. В ближайшие пять-семь лет тут можно будет намыть и накопать миллионов семьдесят. Т. е. в десять раз больше, чем Штаты заплатили России. Супервыгодная сделка. А ведь на Аляске найдут еще и нефть! Я уже поручил геологам начать искать ее, заказал бур для добычи кернов. Жижа тут точно есть, но где именно, я разумеется, точно не помнил.

Последней крупной территориальной сделкой, которая завершит эту череду покупок, станет договор, заключенный между Соединенными Штатами и Данией в 1917 году, когда последняя продала Штатам Виргинские острова за двадцать пять миллионов долларов. Так что «осел, груженный золотом» – это был естественный способ ведения дел американцами, их философией, их пониманием мира. И, возможно, именно поэтому представитель власти – Фитцжеральд – так легко предлагал подкупить индейцев, приобрести за деньги их лояльность. Ведь для них это было понятным продолжением их собственной истории, их собственного пути к величию.

Я вернулся к реальности, к лицам, которые смотрели на меня, ожидая моего решения. Слова сержанта, хоть и циничные, были наполнены прагматизмом, который я ценил.

– Подкупить, – повторил я вслух, пробуя это слово на вкус. – Значит, придется торговаться.

Мой взгляд остановился на Кузьме, потом на Иване-старосте.

– А что вы думаете об этом, отцы? Позволит ли ваша вера такую сделку?

Кузьма нахмурился, но Иван-староста, после короткого раздумья, медленно кивнул.

– Если это спасет жизни, Итон, – произнес он, его голос был тих, но тверд, – и если это принесет мир… Ведь сказано в Писании: «Милости хочу, а не жертвы».

Слова старого старовера, его мудрость, всегда находили отклик в моей душе. Но было у меня сильное сомнение, что индейцы захотят договориться. Они хотят мести. А это чувство не знает рациональности.

– Хорошо, – сказал я, поднимаясь. – Значит, попробуем торговаться. Но сначала… нам нужно понять, с кем мы имеем дело. И сколько это будет стоить.

Я посмотрел на сержанта Фицджеральда.

– Сержант, мне нужны любые сведения. О племени танана. Их численность, их вожди, их обычаи. Их слабости. И их сильные стороны. Запросите Оттаву, наверняка в архивов министерства по делам индейцев что-то есть.

Фицджеральд кивнул, его лицо оставалось бесстрастным.

– Будет сделано, мистер Уайт.

– Доктор Стерлинг, – обратился я к врачу, – вы, как человек науки, возможно, сможете помочь нам понять их психологию. Их мотивы.

Доктор поправил очки.

– Я постараюсь, мистер Уайт. У меня есть несколько этнографических книг, изучу вопрос

– Ну вам, отец Леонтий, – мой взгляд остановился на священнике, – Остается только молиться за нас.

– Значит, так, джентльмены, – подытожил я. – Мы не будем проливать кровь, пока есть другой путь. Мы будем торговаться. Но если переговоры провалятся… – я обвел взглядом всех присутствующих, – … тогда мы будем готовы к любому развитию событий. И к войне.

На лицах моих советников отразилась решимость. Что же… город меня поддерживает, осталось найти способ решить все миром.

* * *

Увы, обстрелы, налеты продолжались. Погибло еще с дюжину человек. У меня состоялся неприятный разговор с Марго, которой я запретил ездить с доктором на прииски, проверять старателей на инфекционные заболевания. Риск был слишком высок.

Видит бог, я пытался договориться. Сходил в стойбище к Снежинке, поговорил насчет посредничества. Пара вождей тагишей, простимулированные мешком с золотым песком, отправились в земли танана с посреднической миссией. И пропали. Ни слуху, ни духу. А убийства продолжались и атмосфера в городе накалялась. Старатели были готовы взяться за оружие и убивать любых индейцев без разбору. А самосуд и волнения мне были даже рядом не нужны – из Оттавы за Доусоном внимательно наблюдали. И ждали, чем все кончится. Как говорится, падающего толкни – мигом объявят военное положение, пришлют своих администраторов в город. Нечто подобное я уже проходил в Джексон Хоуле.

– Итон, мы нашли стоянку танана – в один из дней меня рано утром разбудил усталый, грязный Сокол.

– Сколько времени?, – я посмотрел на часы в кабинете, где уснул на диване. – Шесть?

– Да

– Ты уверен?

– Видел своими глазами, Итон. Около ста семей. Женщины, дети и старики.

Я встал, подошел к карте. Попросил Сокола показать, где все было. Карту парень читать не умел, но объяснил на словах, как шел вверх по Клондайку, по левому берегу седьмой ручей… Я быстро нашел стойбище. На холмах, не далеко от ручья.

Женщины и дети танана… Это был единственный способ прекратить эту партизанскую войну, не допустить новых смертей. Да, это было жестоко. Но… необходимо.

– Зови срочно сержанта Фицджеральда! Картера и Кузьму – я начал повязывать галстук. – Немедленно всех ко мне! И Артура тоже!

* * *

Нападение на стойбище прошло по плану, словно отточенный механизм. Мы на лодках поднялись по Клондайку, вошли в ручей. Под утро, когда первые серые проблески рассвета лишь намечались на горизонте, окружили лагерь. Спали индейцы крепко, чумов было много, дым из них лениво тянулся к небу. Охраны не было. Мы подползли вплотную, затаились, ожидая моего сигнала.

Первые лучи солнца коснулись верхушек сосен. Я поднял руку, потом резко опустил.

– Вперед!

Мы бросились в лагерь. Внезапность была полной. Констебли, старатели – все действовали быстро, профессионально. Индейцы, проснувшиеся от шума, от криков, от тяжелых шагов, не успели оказать сопротивления. Старики, женщины, дети – почти всех согнали в центр лагеря. За исключением одного чума на отшибе. Его я приказал обойти. И как только поднялся шум, откуда сразу сбежало несколько подростков с пожилой тананой. Собственно, так и задумывалось. Теперь, они должны сообщить своим воинам о случившимся. И те придут сюда. В этом я не сомневался.

* * *

К приходу воинов танана надо было подготовится.

– Кузьма, – сказал я. – Делаем четыре землянки. Быстро. С крышками из ивы, с маскировкой из травы. Вот здесь, здесь, здесь и здесь. – Я показал места по периметру стойбища. – И тренируемся. Быстро выскакивать по свистку.

Старатели, понимая всю серьезность ситуации, работали споро. Копали, рубили, плели. Сержант Фицджеральд, Картер, Олаф, Артур – все были задействованы, никто не сачковал. Только банноки забрались на деревья – следили за окрестностью в бинокли.

– Теперь охрана, – сказал я Картеру. – Только несколько человек. Разжигаем костры, показываем беспечность. Пусть думают, что мы расслабились.

Мы тренировались весь день. Свисток, быстрый рывок из землянок, дружный залп, второй. Скорострельность наше все. Я сам несколько раз проверял маскировку. Ничего не видно, все идеально.

Вечером, когда стемнело, и вокруг стойбища зажглись костры, я стоял возле одного из них, смотря на связанных танана. Женщины плакали, дети жались к ним. Это было печальное зрелище.

– Итон, – подошел Кузьма, его лицо было мрачным. – Это… не по-христиански. Детей брать в заложники…

– А убивать старателей, глаза им выкалывать? – жестко спросил я. – Это по-христиански? Они начали войну, Кузьма. А я ее закончу.

Он промолчал, отвел взгляд.

Первый день прошел в напряженном ожидании. Никого. Индейские воины не появлялись. Напряжение росло, старатели, констебли– все нервничали. Проверяли оружие, перешептывались. Я видел, как в их глазах отражается усталость и страх. Страх неизвестности.

– Не придут, – сказал один из старателей, вытирая пот со лба. – Боятся.

– Придут, – ответил я. – За своими семьями они явятся как миленькие. Вопрос лишь в том, когда. И откуда.

Я чувствовал это. Это было лишь затишье перед бурей.

– Черт бы их побрал, – пробормотал я, глядя на темный лес. – Почему я не взял с кораблей пулеметы? Хоть пару «Максимов»! Все было бы намного проще. Поставил их бы с севера и юга, пара-тройка очередей и можно зачищать лес…

Наступила вторая ночь. Она была темной, безлунной. Звезды едва пробивались сквозь низкие облака. Поднялся ветер, холод проникал до костей. Костры горели ярко, отбрасывая причудливые тени. Караульные, изображая беспечность, сидели у огня, лениво переговариваясь. А остальные, в землянках, ждали. С оружием наизготовку.

Я сидел в одной из землянок, вжимаясь в холодную землю. Рядом – Фицджеральд, Картер, Артур. Все напряжены до предела. Время тянулось мучительно медленно. Каждая тень казалась движением, каждый шорох – шагами.

Вдруг… Я услышал это. Крик совы. Это Сокол подавал сигнал – банноки кого-то заметили.

– Идут, – прошептал Артур.

Снова тишина. Напряженная, звенящая. Еще один крик. Пора.

Я поднял свисток. Губы мои пересохли. Сердце колотилось, как загнанный зверь. Резкий, пронзительный свист разорвал ночную тишину.

Из-за земли, словно призраки, выскочили наши люди. И тут же уткнулись в спины индейцев – те уже прошли мимо землянок.

– Огонь! – крикнул я, но это не требовалось. Десятки стволов дружно жахнули в спины. Индейцев было человек пятьдесят, первым же залпом мы их уполовинили. Мой Кольт и Ле Ма не прекращали стрелять ни на секунду. Бам, бам… еще один упал, следующий.

Танана, застигнутые врасплох, не успели отреагировать. Они бросились врассыпную, пытаясь скрыться в лесу. Но наши люди стреляли в упор, в спины. Пули рвали плоть, валили тела. Крики боли, предсмертные хрипы.

Бойня. Это была бойня. Не бой, а хладнокровное, беспощадное уничтожение. Индейцы были в ловушке, под перекрестным огнем.

Спустя несколько минут все было кончено. Тишина. Только стоны раненых, да тяжелое дыхание наших людей.

– Не теряем внимание! – крикнул я – Контроль!

Раненых мы в плен не брали – добивали. То тут, то там слышались выстрелы. Наконец, все законилось.

Я подошел к костру. Мои охранники, что сидели у огня, выглядели бледными. Трое из них лежали на земле, корчась от боли.

– Ранены, Итон! – сказал один. – Зацепило. В ногу.

Я склонился над ними. Рука, нога, простреленный бок… Ничего серьезного.

– Сейчас вас перевяжем.

Появился мрачный Кузьма:

– Сорок два человека. Горный Ветер тоже убит – опознали по ожерелью из волчьих зубов. Ему пуля в лицо попала.

Я почувствовал холод в груди. Это была моя победа. Но цена ее была высока.

– Что будем делать с телами? – спросил Фицджеральд, его голос был сухим, деловым.

– Завтра утром, – ответил я, – похороним. В братской могиле.

Я посмотрел на восток. Там, за холмами, уже начинал брезжить рассвет. Наступал новый день. В котором мы, победившие, должны были решить, что делать с женщинами и детьми танана.

Глава 10

После истории с танана, чья мрачная тень еще некоторое время висела над Доусоном, началась, как это часто бывает на Аляске белая полоса. Впрочем, сначала черная попыталась продолжить свое шествие – у меня состоялся тяжелый разговор с Марго о судьбе индейских семей, которых я, по совету Картера, велел под охраной переселить в верховья реки Стаюрт. Там, в канадских владениях, правительство Канады решило выделить земли под резервации, и эти земли пришлось выкупить мне – таковы были итоги телеграфных переговоров с юконским комиссаром. Марго была категорически против, опасаясь, что в ходе трудного перехода через лесные дебри и по бурным рекам погибнут дети, а то и все старики.

– Итон, это же варварство! – голос ее дрожал от возмущения, когда мы обсуждали детали. – Мы не можем просто переселять людей по своей воле! И переводить их через сотни миль диких земель.

Я слушал ее и усмехался. Именно этим американцы и канадцы занимались последнее столетие нон-стоп – созданием резерваций для индейцев, перемещением их туда-сюда и опционально выпиливанием самых агрессивных.

– Любовь моя! Им выделяют хорошие земли, на Стюарте и окрестных озерах отличная рыбная ловля, из запасов Доусона я дам провизии в дорогу – парировал я, стараясь сохранять спокойствие. – И это же индейцы! Они привыкли к кочевьям! Плюс, мы отправляем их лодками, я даже нашел небольшой пароход, готовый взять их на буксир. Дети не погибнут. Картер лично пойдет с ними.

Перспектива путешествия по воде, да еще и на буксире парохода, словно бальзам, успокоила ее тревоги, напряжение спало.

Улеглось все и в Доусоне. К этому, разумеется, приложило руку не только мое вмешательство, но и сама судьба, которая, казалось, решила осыпать меня дарами. Причиной стало открытие нового, невероятно крупного месторождения на бывшем лосином пастбище, всего в нескольких милях от индейского ручья. Над этим постарались мои геологи, те самые, что прибыли из Портленда. Их настойчивость, их знания, их способность «читать» землю, как открытую книгу, оправдали себя сторицей. И разумеется, я был первым, кто застолбил на себя, Артура и Марго весь выход жилы. Я не стал мелочиться, оформил клеймы сразу на целую сеть участков, простирающихся вдоль ручья и его притоков. В этом мне, как обычно, помогли и староверы с банноками. В Доусоне слоучился очередной приступ золотой лихорадки, народ рванул по соседним ручьям и оврагам, но второй такой жилы найти не получилось. Что не прибавило мне популярности в городе.

На лосином пастбище я сразу же поставил всю добычу на профессиональную основу. Забыл о лотках и промывочных желобах. Из Портленда прибыли пароходы, груженные динамо-машинами, мощными насосами, осветительными установками, промышленными драгами. Воздух выгона наполнился гулом механизмов, жужжанием генераторов, лязгом цепей. Электричество от динамо-машины освещало прииск ярким, безжалостным светом, позволяя работать круглосуточно. Драги, гигантские, неуклюжие чудовища, вгрызались в землю, перемалывая тонны гравия и песка, извлекая из них драгоценный металл. К августу ежемесячная добыча на всех моих участках составляла под две тонны желтого металла. Невероятная цифра! Золото текло рекой, не иссякая, не останавливаясь.

В сентябре я перевалил за общее состояние в десять миллионов долларов. Десять миллионов! Для человека, который полтора года назад был бродягой, потом шерифом на зарплате в двести баксов – это была сумма, способная лишить рассудка. Деньги умножались в геометрической прогрессии, оседая на счетах в Портленде и Доусоне, который к этому времени обзавелся филиалом банка «Восточного Орегона». Я банально не знал, куда тратить капиталы. Купил еще несколько пароходов для Юконской транспортной компании, построив ей отдельное офисное здание на берегу реки. Такое же здание, только более солидное, встало рядом для «Восточного Орегона». Мои инвестиции в недвижимость росли, как на дрожжах. Но все это укладывалось в цифры значительно меньшего порядка. Ну сто тысяч долларов, ну двести с судами и драгами. Крупной статьей затрат стала закупка продовольствия и фонд заработной платы. Но все-равно это моим нынешним масштабам это были небольшие средства.

Дела на бирже тоже шли в гору. Акции компаний-пустышек, летели вверх, как ракеты. Практически каждую неделю в газетах выходила или реклама, или хвалебные статьи о перспективах Клондайка и самых видных предприятиях в области золотодобычи. Акций в обращении было немного, я придерживал основные пакеты у себя – так что искусственный дефицит тоже делал свое дело. Плюс на бирже было банально много горячих денег. Шальных инвесторов, ищущих, куда бы пристроить свои доллары, чтобы их приумножить, а не пропить, проиграть в салунах.

* * *

Первого сентября в Доусон прибыл Даниэль Гуггенхайм. Его визит не стал для меня полной неожиданностью, слухи о нем доходили до раньше. Докладывал Картер, потом осторожно сообщил Фитцжеральд, которому поручили обеспечить «безопасность» высокого гостя. И потребовали прямо из столицы. Но когда Даниэль со свитой явился в мэрию и попросил о приватном разговоре – это все-равно стало неожиданностью. Только-только у меня все оказалось схваченным и задушенным, и вот тебе на…

Даниэль Гуггенхайм. Я видел его на фотографиях в газетах, но вживую он производил гораздо более сильное впечатление. Высокий, подтянутый, с орлиным носом и резкими, волевыми чертами лица. Его темно-синий костюм из тонкой шерсти сидел на нем безупречно, накрахмаленная рубашка, шелковый галстук – все в нем кричало о деньгах, власти и безупречном вкусе. От него пахло дорогими сигарами и одеколоном, словно сама аура богатства витала вокруг. Он двигался с достоинством, неторопливо, но в каждом его жесте чувствовалась скрытая мощь. Его взгляд, цепкий и проницательный, скользил по моему кабинету, словно сканер, оценивая каждую деталь. Рядом с ним стоял молодой человек, его помощник, бледный и тощий, держащий в руках массивный кожаный портфель.

– Мистер Уайт, – голос Гуггенхайма был низким, чуть хрипловатым, но очень уверенным. – Мое имя Даниэль Гуггенхайм. Рад наконец-то познакомиться.

На стол приземлилась визитная карточка c золотым тиснением. Кучеряво.

– Итон Уайт, – ответил я, вставая и протягивая руку. Его рукопожатие было твердым, сухим, но без лишней силы.

– Садитесь, мистер Гуггенхайм. Не будем терять времени. У меня сегодня открытие чемпионата Доусона по рыбной ловле.

Даниэль сел, молодой человек встал за его спиной, словно тень.

– Уоррен Беникс провалил работу на Аляске, – с ходу заявил Гуггенхайм, словно сообщая о погоде. – Он уволен. Никаких претензий к вам, вы были в своем праве. А Уоррен… Просто он не справился с поставленной задачей. Всегда лучше договориться и работать вместе, не правда ли? Особенно, когда речь идет о таких… перспективах. Я привез вам оливковую ветвь мира. Фигурально выражаясь.

Гуггенхайм щелкнул пальцами, безымянный помощник подал портфель. Даниэль его открыл, подвинул ко мне. Внутри были пачки долларов. Много.

– Триста тысяч. Такая сумма закончит нашу войну?

Мощно выступил. Но если он меня сейчас купит… Нет, работы с ним не будет.

– Я взяток не беру. Мне за Державу обидно

– Простите что?

Лицо магната вытянулось.

– Это шутка у нас такая в Доусоне. Мистер Гуггенхайм, я готов закончить эту войну. Деньги отдадите на благотворительность в нашу больницу – лично главному врачу, под расписку. Нам как раз нужно строить новый корпус, нанимать докторов… Вы же понимаете необходимость современной медицины здесь, на Юконе?

Даниэль на автомате кивнул, закрыл портфель. В его картине мира я ну никак не мог отказаться от таких денег.

– Ну если этот вопрос закрыт…

Магнат взглядом нашел пепельницу. Я кивнул, Гуггенхайм достал обрезанную сигару, помощник щелкнул зажигалкой. Аромат дорогого табака наполнил кабинет.

– Год назад, мистер Уайт, – продолжил Гуггенхайм, – никто, банально, не понимал масштаба золотой лихорадки. Даже мы. Наши аналитики, наши специалисты… Они недооценили потенциал этого края. Теперь мы понимаем. И готовы вкладывать серьезные деньги в местный бизнес. Очень серьезные. В том числе, конечно, кредитные.

Я усмехнулся. Мой внутренний голос подсказал мне именно ту фразу, которую я должен был произнести.

– Теперь вы предложите мне не миллион, а два за мои участки?

Гуггенхайм не улыбнулся. Его лицо оставалось непроницаемым.

– Я уже знаю примерную добычу на ваших участках, – ответил он, его голос был ровным, без тени эмоций. – Мои люди очень хорошо поработали. Знаю, что вы объединили все свои горнорудные активы под одной компанией и уже выводите ее на биржу. «Уайт Юкон Компани», кажется?

Он сделал паузу, внимательно глядя мне в глаза.

– Готов дать за нее четырнадцать миллионов. Наличными.

Я почувствовал легкий укол в груди. Он знал все. Даже мое внутреннее название компании.

– Вас поджимают Рокфеллеры? – догадался я, вспомнив слова Джека Лондона.

Гуггенхайм лишь слегка приподнял бровь.

– Американская металлургическая и нефтеперерабатывающая компания – ASARCO… Их представитель со специалистами по геологоразведке был в Фэрбенксе – говорят, там большие запасы рудного золота глубоко под землей. Мы уже знаем об этом – я встал, распахнул окно – Рассыпное золото скоро здесь выгребут. Год, два… И его не будет. А рудное можно будет добывать столетие.

– Да, – ответил Гуггенхайм, кивая. – Крупные компании работают на долгую перспективу. И работают консорциумом – их кредитуют банки, они добываются попутные металлы, строятся железные дороги, города… Мы смотрим в будущее, мистер Уайт. В отличие от большинства ваших… старателей.

Он снова выпустил дым. Но уже в сторону окна.

– Я подниму цену до пятнадцати миллионов. Но вы продаете мне весь Доусон. Все ваши здания, салуны, землю вокруг города. Сюда придет большой бизнес. Время частных старателей с лотком на ручьях заканчивается. И вы это понимаете лучше других – знаю, что заказали новые промышленные драги для лосиного выгона.

Я вспомнил слова Беникса, который пытался давить на меня тем же.

– Уоррен мне тоже это говорил, – возразил я. – И пытался создать проблемы, чтобы выдавить из города.

Гуггенхайм слегка усмехнулся.

– Вы уже понимаете, что я так поступать не буду, – ответил он. – Я приехал договариваться. А если не получится… Мы уже скупили часть участков возле Фэрбенкса, просто начнем там строить новый город старателей. С нуля. Сразу по нашим правилам. А здесь… Сколько вы предлагаете своим работникам на участках? Семь долларов в день? Десять? Мы сразу дадим пятнадцать! Знаете, почему? Банки нас кредитуют под три процента в год. Первые два года мы вообще можем работать в убыток. Чтобы вытеснить конкурентов типа вас. А главное, точно так же поступят Рокфеллеры, компания Гудзонова Залива и другие горнорудные корпорации. Они богаты и выдавят всю мелочь отсюда.

Он затушил сигару, поднялся.

– Думайте, мистер Уайт. Время не ждет. Наше предложение в силе двадцать четыре часа.

Даниэль Гуггенхайм кивнул мне, повернулся и вышел, оставив в воздухе запах дорогого табака. Я остался один, в кабинете, обдумывая то, как поступить. Пятнадцать миллионов… Это была сумма, способная обеспечить не только меня, но и несколько поколений Уайтов-Корбеттов. Но продать Доусон? Отдать то, что я построил своей кровью и потом? Защищал от бандитов, индейцев… Уступить этому напору?

Ну год еще золотая лихорадка продлится. Зимой добыча упадет… Возможно, пик он уже вот прямо сейчас. Как поступить? Уступать нажиму не хотелось… Это было против моей натуры, против того, кем я стал на Севере.