Текст книги "Меткий стрелок. Том III (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

И третий в этой компании – Великий князь Алексей Александрович. Генерал-адмирал. Хозяин русского флота. Он купается в роскоши, обожает светскую жизнь, ворует из бюджета так, что даже его братья удивляются. Флот стоит огромных денег, его боеготовность вызывает большие вопросы. Но он умело держится на плаву благодаря своему происхождению и близости к узкому кругу у трона. Великий князь отвечает за все, что связано с морем, и это направление, я уверен, является ахиллесовой пятой всей империи. Цусима все ближе и ближе.

Но это лишь видимая часть айсберга. Пинкертоны вписали в отчет еще одну влиятельную группу. Назвали их «немцы». Не подданные кайзера, нет. Свои, доморощенные. Русские подданные с немецкими корнями, которые опутали своими связями все ключевые посты в армии и министерствах. Они – тихая, невидимая империя внутри империи. Главный среди них – министр Императорского Двора барон Владимир Фредерикс. Хитер как лис, контролирует финансы двора, доступ к монарху, все протокольные вопросы. Через него проходят все аудиенции, все назначения. Он – швейцар у дверей власти, и он решает, кого пропустить, а кого вежливо отшить.

Фредерикса поддерживают с полдюжины генералов с немецкими корнями, а также целая плеяда высших чиновников. Все эти Корфы, Розены… Они связаны клановыми узами, браками, общей ментальностью. Их лояльность – двойственна. С одной стороны – присяга русскому царю, с другой – глубокая, культурная и родственная связь с Германией.

Такова картина. Молодой, слабовольный царь, находящийся под каблуком у жены и под влиянием матери, все глубже погружающийся в мистицизм. Реальная власть сосредоточена в руках его дядей – «Николаевичей» и «Александровичей». А под ними, как тихий, но прочный фундамент, лежит сплоченная каста «русских немцев», держащая в своих руках рычаги администрации и генералитета.

И это… это очень шаткая конструкция. Все зависит от их внутренних договоренностей и амбиций. Но то, что я точно понял из отчета – посторонним там места нет. Это было видно по представителям двух «контрэлит». Последнее десятилетие в империи начался мощный промышленной подъем. Большие деньги начали приносить железные дороги, банки, торговля… Сюда же можно добавить легкую промышленность. Большая часть отраслей оказалась под контролем старообрядцев и евреев. Казалось бы, деньги приносят власть. Но не в России. Тут власть передавалась по наследству и капиталы мало что значили. Ты можешь быть миллионером, но любой аристократ с голубой кровью может отходить тебя плеткой во время дорожного инцидента и ничего ему не будет.

Николай и слышать не хочет ни о каком ответственном правительстве, выборах, парламенте. Понадобится проигрыш в русско-японской войне, революция 5-го года, чтобы эта хоть немного поколебать эти представления о «богоизбранности» Романовых. Но будет слишком поздно.

Глава 19

Путешествие из Нью-Йорка в Россию было долгим, но я не жаловался. После всей суматохи последних недель, перестрелки, деловых встреч, я чувствовал себя измотанным. Я нуждался в тишине и покое, и океан должен был дать мне это. Пароход «Царь» был настоящим плавучим дворцом. Предтеча «Титаника» поражал своим размером, мощью, роскошью. Я плыл первым классом, и моя каюта была больше, чем моя спальня в Гринвиче. Она была обставлена дорогой мебелью, с широкой кроватью со специальными поручнями, позолоченной люстрой и большим иллюминатором, из которого открывался вид на бескрайний океан. Я чувствовал, как напряжение, которое я накопил за последние месяцы, начинает покидать меня.

К моему удивлению, погода была прекрасной. Я ожидал зимнего холода, штормов, но небо было чистым и голубым, светило солнце, а волнения практически не было. Каждое утро я выходил на палубу, и легкий ветерок, наполненный запахом соли, обдувал мое лицо. Принимал солнечные ванны, прогуливался. Я часто стоял у фальшборта, смотрел на горизонт, и чувствовал, как внутри меня что-то меняется. Я ехал домой! Да, это была не моя Россия будущего – я это четко понимал. Но что-то неуловимое, какая-то врожденная ментальность – пела внутри. Я взял с собой подшивку русских газет из публичной библиотеки Нью-Йорка, изучал жизнь страны, ее так сказать «пульс». Продовольственные проблемы в губерниях, письмо Льва Толстого редактору «Русских ведомостях» о положении крестьян, обсуждение дела Дрейфуса и бегство писателя Золя в Англию – передовая общественность в России возмущалась действиями французских властей.

Пароход был полон людей – здесь были богатые купцы, аристократы, дипломаты, все они ехали в Европу по своим делам. Вечерами мы собирались в большом обеденном зале, который был украшен хрустальными люстрами и колоннами в греческом стиле. За ужином играл струнный квартет, и их музыка, нежная и мелодичная, дополняла атмосферу роскоши и уюта. Капитан, тучный мужчина с седыми усами, приглашал самых видных пассажиров за свой стол, и я был одним из них. Мы обсуждали политику, экономику, культуру, и я чувствовал себя естественной частью этого высшего общества.

Именно на палубе я впервые увидел её. Погруженный в свои мысли, я брел по прохладному настилу, подставив лицо соленому ветру, который уносил ненужные мысли, оставляя лишь ощущение свободы и легкой, почти детской безответственности. Как вдруг – порыв. Не просто ветер, а настоящий шквал, сорвавшийся с просторов океана. И этот порыв выхватил из ниоткуда маленькое, изящное чудо – белую шляпку с вуалью. Словно экзотическую птицу, сорвавшуюся с перил и полетевшую в сторону океана. Я инстинктивно среагировал, перегнувшись через фальшборт, протянув руку. Мои пальцы, казалось, всего на мгновение коснулись шелковой ткани, но этого было достаточно, чтобы я почувствовал её тонкость. Схватив шляпку, и в тот же момент почувствовал, как кто-то тянет меня за рукав. Чуть не потеряв равновесие, я сумел выпрямился – перед глазами была синий бездонный океан, в который чуть не отправился по собственной глупости.

– Боже, я так испугалась! – послышался нежный голос.

Передо мной стояла молодая женщина, и её глаза, цвета морской волны, были полны тревоги. У неё было овальное лицо, с тонким, аристократическим носом и пухлыми, чувственными губами. Кожа была бледной до прозрачности. То, что американцы называют «pale». Волосы, каштановые, были собраны в сложную прическу, но несколько прядей выбились из под заколок, и я почувствовал, как они пахнут чем-то свежим, цветочным. Она была одета в элегантное синее платье, и её фигура, высокая и стройная, казалась воплощением изящества. Даже бесячий бант-турнюр, что нынче носили женщины на пятой точке – не вызывал раздражение. Может потому, что у нее он смотрелся уместно?

– Вы ее поймали, я так благодарна вам!

– Это пустяки, – ответил я, и мой голос был немного хриплым. – Я не мог позволить такой красивой шляпке утонуть. Мы не представлены. Я…

– … Итон Уайт, не так ли? – спросила она, поправляя локон волос. И это было так эротично…

– Как вы…

– Читаю газеты – она улыбнулась. – Я – Беатрис Ченлер, актриса. Еду в Лондон на гастроли.

– Большая честь познакомиться с вами – проговорил я, щелкнул крышкой часов. – Никогда не понимал этого английского «файв о клок», но в верхнем салоне сейчас начинается чаепитие.

– О вы опасный человек, мистер Уайт – актриса засмеялась – Не успели стать моим спасителем и сразу зовете на чай!

Я почувствовал, как уголки моих губ непроизвольно поползли вверх. Эта женщина говорила не выученными светскими любезностями, а как будто продолжала некую начатую где-то в ее голове игру. Но в этом во всем было что-то завораживающие. Как она поправляла спасенную шляпку на голове, снова заправляла беспокойный локон…

– На какой спектакль вы порекомендуете мне пойти, чтобы познакомиться с вашим талантом? – продолжил я светскую беседу уже за чаем.

Мы устроились в уютном салоне у иллюминатора. Стекло было слегка запушено солеными брызгами, за которыми простиралась бескрайняя, серая от ветра водная гладь. Беатрис, отхлебнув ароматного чаю с бергамотом, поставила фарфоровую чашку на блюдце с тихим звоном.

– Вы просто обязаны сходить на «Циркачку», мистер Уайт, – произнесла она, и ее глаза заискрились неподдельным энтузиазмом. – Это не просто музыкальная комедия. Это взрыв энергии, смеха, немного грусти и, конечно, моя лучшая роль. Я играю девушку, которая всех дурачит, притворяясь утонченной аристократкой, а на деле она – ловкая акробатка, умеющая ходить по проволоке и жонглировать правдой с одинаковой легкостью.

Она говорила увлеченно, ее руки слегка жестикулировали, рисуя в воздухе невидимые образы. Казалось, она уже не здесь, в тихом салоне, а там, на залитой светом рампы сцене.

Я наблюдал за ней, за этой игрой красок на ее лице, и не мог удержаться от улыбки.

– Знаете, мисс Ченлер, – начал я, делая паузу, чтобы усилить эффект. – Мне посчастливилось стать свидетелем одного импровизированного спектакля уже сейчас. Прямо на палубе.

Она наклонила голову набок, с любопытством щуря свои морские глаза.

– Неужели? И что же это было?

– О, это была потрясающая сцена, – мои губы тронула усмешка. – Называлась она, если не ошибаюсь, «Побег от прекрасной актрисы собственного аксессуара, или, как шляпка-предатель решила уплыть в океан в одиночку». Главная роль была исполнена с неподдельным испугом, граничащим с отчаянием, а затем – с блестящим облегчением. Публика, правда, была немногочисленна, но впечатлена невероятно.

Беатрис фыркнула, попыталась сохранить серьезность, но ее губы предательски дрогнули.

– Вы забыли упомянуть второстепенного персонажа, – парировала она, приподнимая бровь. – Какого-то прохожего джентльмена, который с непозволительной ловкостью поймал мою «предательницу» и почти присвоил его себе, потребовав затем выкуп в виде чаепития. Очень двусмысленный персонаж, я бы сказала. Антигерой.

– О, прошу прощения, – я сделал вид, что задумался. – Вы абсолютно правы. Но, возможно, этот «антигерой» был просто скрытым поклонником вашего таланта? И воспользовался случаем, чтобы завладеть не просто шляпкой, а реликвией с первого, приватного представления мисс Беатрис Ченлер.

Она рассмеялась, и это был самый искренний звук за весь день.

– Вы опасный человек, мистер Уайт. Вы превращаете побег моей шляпки в поэму. У вас явно есть художественный вкус – боюсь представить, как вы воспримите «Циркачку».

Я глубоко вздохнул, мысленно одернул себя. Что ты делаешь, Итон… У тебя Марго, скоро родится сын. Или дочь. А ты строишь глазки актрисе. Она, кстати, тоже. И ведь видит кольцо на пальце! У самой, кстати, нет. Вообще с драгоценностями дефицит – только бриллиантовые сережки в ушах. Но камни маленькие, еле видно.

– После столь яркого пролога главное представление просто не может разочаровать, – я отпил чаю, глядя на нее поверх края чашки. – Итак, я принимаю ваше приглашение. С одним условием.

– Каким же? – она смотрела на меня с ожиданием.

– После спектакля вы покажете мне театральное закулисье. Всегда мечтал побывать… – тут я замешкался, пытаясь сообразить, где именно я мечтал побывать

– В гримерке актрис? – засмеялась Беата

Она еще и остра на язычок. С такой женщиной мужчина всегда чувствует себя в тонусе.

– Договорились, – смилостивилась девушка, протянула мне руку. Я на мгновение коснулся ее кончиков пальцев, чувствуя легкое, электрическое тепло. – Готовьтесь быть покоренным, мистер Уайт. И на сцене, и за ее пределами.

* * *

На следующий день мы снова встретились. Гуляли по палубе, разговаривали о книгах, о музыке, о жизни. Я чувствовал, как она меня понимает, как она видит во мне не только банкира, но и человека, который ищет свое место в этом мире. Она была моей родственной душой. И это было опасно. Я знал, что я не могу позволить этому чувству развиваться и должен был остановиться, пока не стало слишком поздно.

– Вы любите театр? – спросила она за обедом. Несколько купюр в руку дворецкого и нас сажают за один стол, рядом.

– Даже не знаю, что ответить, – пожал плечами я. – У меня никогда не было возможности погрузиться в мир Мельпомены. Если вы читали газеты, то знаете мою историю

– Ковбой с Дикого Запада – кивнула девушка – Шериф Юкона… Но никогда же не поздно заглянуть на Бродвей. Тем более с вашими деньгами… Вы там сможете купить все театры оптом.

Мы посмеялись, я объяснил почему путешествую инкогнито.

– Никогда бы не подумала, что у вас русские корни.

За десертом разговор зашел об актерской профессии. О ее плюсах и минусах.

– Это не профессия, – Беата покачала головой. – Это – жизнь. Ты живешь на сцене, чувствуешь все, что чувствует твой персонаж. Ты умираешь, ты любишь, ты ненавидишь. Ты можешь быть кем угодно, и это самое прекрасное в мире.

Я улыбнулся. Она была права. Жизнь – это театр, и я был одним из актеров. Я играл роль банкира, магната, но внутри меня все еще жил совсем другой человек, который не боялся рисковать ради своей страны, бороться за лучшее будущее. Ужасы начала 20-го века не были предначертаны России со стопроцентной вероятностью. Были десятки развилок, где все могло пойти иначе, не так трагично.

Так мы провели несколько дней. Вместе завтракали, обедали, ужинали, гуляли по палубе, разговаривали о жизни. Я подарил Беатрис новую книжку Лондона с его юконскими рассказами – она только-только вышла и у меня был вариант с подписью автора. Разумеется, то там, то здесь угадывалась моя фигура в сюжете, хотя Джек и дал моему персонажу псевдоним.

– Это правда, что в Доусоне были женщины, которые добывали золото? – поинтересовалась актриса, пролистав книжку

– И даже подростки. А еще негры, индейцы…

– Настоящий Вавилон!

Наконец, мы прибыли в Саутгемптон. Пароход замедлил ход, и я увидел, как на берегу мелькают огни порта. Я чувствовал, как мое сердце сжимается.

– Я должна идти, – сказала она, и её глаза были полны слез. – Я так благодарна вам, Итон. Вы – один из самых интересных людей, которых я когда-либо встречала.

– Вы тоже, Беатрис, – ответил я, и мой голос был хриплым. – Обещаю прийти на вашу следующую премьеру!

Я поцеловал ее руку, почувствовал, как она дрожит. Она поцеловала меня в щеку, и я почувствовал, как её губы, мягкие и нежные, обжигают мою кожу. Она отвернулась и пошла к трапу. Я смотрел ей вслед до тех пор, пока она не пропала в толпе встречающих.

– Берегите себя, Беатрис, – прошептал я. – И не теряйте шляпку.

* * *

Когда пароход начали выталкивать на рейд буксиры, я чувствовал себя одиноким. Я смотрел на горизонт, и мне казалось, что я потерял что-то важное. Взяв себя в руки, настроился на то, что должен забыть актрису. У меня есть своя семья. Увы образ Беаты, её голос, её улыбка, все это продолжало жить в моей голове…

Путешествие продолжалось, но погода резко изменилась. Небо, которое было чистым и голубым, стало серым, тяжелым. Появились огромные, злые волны. Пароход начал качаться, словно игрушечная лодка в ванне. Сразу после Канала, начало штормить. Не так, чтобы сильно, но прилично.

Шторм продолжался несколько дней. Я не мог ни спать, ни есть. Я просто лежал на кровати, чувствуя, как меня бросает из стороны в сторону. Чтобы занять себя, читал о том, как устроена патентная система в России. Как выдаются привилегии, как быстро…

Наконец, шторм закончился, мы вошли в Балтийское море. Еще несколько дней и я увидел, как вдали появляется земля. Пароход медленно вошел в гавань. Внутри меня все замерло в ожидании. Передо мной разворачивалась другая, неизвестная мне часть света.

После швартовки, в салон вошел офицер. Высокий, подтянутый, с аккуратной русой бородкой. Он был облачен в темно-зеленый мундир пограничной стражи, в руках фуражка и портфель. Его взгляд был спокойным и цепким, он обводил каждого пассажира, словно изучая, взвешивая. За ним следовали два таможенника в синей форме с золотыми пуговицами. Они держались подчеркнуто вежливо, но их взгляды не упускали ни одной детали: от формы шляп дам до моих золотых запонок.

– Господа, прошу вас приготовить ваши паспорта и декларации, – произнес офицер на чистом английском.

Первым он подошел ко мне, остановился напротив. В его глазах читалось любопытство, смешанное с подозрением. Мне казалось, он оценивал меня, как опасного хищника. Что, в принципе, было недалеко от истины.

– Сэр, не будете ли любезны предъявить ваши документы? – он протянул руку.

Я достал из внутреннего кармана сюртука свой американский паспорт, офицер внимательно изучил его, переводя взгляд с описания внешности на мое лицо, затем обратно.

– Цель вашего визита в Российскую империю? – снова последовал вопрос на английском.

– Торговля, – ответил я, но уже на русском.

Его лицо изменилось, в глазах мелькнуло удивление.

– Простите? – он тоже переспросил по-русски.

– Я сказал – торговля, – повторил я, еще более отчетливо, – Еще планирую переговоры с банками.

Таможенники, что стояли за его спиной, тоже заметно оживились.

– Откуда у вас такой чистый русский? – спросил офицер, теперь его тон стал гораздо менее формальным, но все еще оставался настороженным.

– Жизнь заставила, – я улыбнулся, – приходилось вести дела с русскими староверами на севере.

Он кивнул, словно удовлетворившись ответом, перелистал паспорт, поставил на свободном от пометок поле неразборчивый штамп.

– Добро пожаловать в Российскую империю, мистер Уайт. – Он вернул мне паспорт.

– Спасибо, господин офицер. – Я спрятал документ в карман. – Могу я задать один вопрос? Поезд до Петербурга отправляется завтра утром. Где мне лучше остановиться? Есть в городе приличные места?

– В городе несколько гостиниц. – пограничник задумался. – Советую вам гостиницу «де Франс» на проспекте Его Величества Императора Александра II. И там есть кухня, которая считается одной из лучших в губернии.

– Благодарю вас.

Я взял свои саквояжь, чемодан, таможенники лишь мельком заглянули в них, словно убедившись, что там нет ничего подозрительного, и пропустили меня. Покидая салон, я почувствовал на себе их взгляды. Удивление было осязаемым – американец, да еще и знающий язык. Это было странно и необычно для них.

Наконец я сошел по трапу на пристань. Запах угля и соленого ветра ударил в ноздри, смешиваясь с запахами рыбы и смолы. Я остановился, впечатленный.

Перед глазами стояла Либава, главные морские ворота империи на западе, и здесь кипела жизнь, как в муравейнике. Лес мачт и дымовых труб: у причалов теснились десятки судов – изящные парусные клиперы, которые казались живым приветом из прошлого, уступали место грозным пароходам с черными дымящими трубами, грузовым шхунам и баржам. Скрипели краны, грохотали колеса телег, сотни людей двигались в нескончаемом потоке: матросы в черных бушлатах, купцы в строгих сюртуках, рабочие в грязной одежде, что-то кричащие на своих языках.

Если приглядеться, можно было заметить, что порт активно расширяется. Слева велось грандиозное строительство Военного порта Императора Александра III – проекта национального масштаба. Тысячи рабочих, словно муравьи, возводили молы, доки и укрепления. Это был символ растущей военной мощи России, ее амбиций на Балтике, ее желания утвердить себя как великую морскую державу.

Пройдя по пристани, я нанял извозчика. Он был старым, усатым, в потертой фуражке. Он говорил с сильным акцентом, смешивая немецкие и латышские слова с русскими, но я его понимал.

– Куда едем, господин? – спросил он, помогая мне разместить багаж.

– В гостиницу «де Франс», – я отдал ему свои саквояжи.

– О-о, это хорошее место. – Он довольно закивал. – Но дорогое. Дерут втридорога.

Я забрался в повозку, и мы поехали. Улицы были вымощены булыжником. Каждое колесо отскакивало от камней, издавая приглушенный стук. Старые дома с черепичными крышами жались друг к другу, вывески на латышском и немецком языках пестрели на фасадах. Русских вывесок было мало, они терялись в этом калейдоскопе.

– Вы из России, господин? – спросил меня извозчик.

– Из Америки.

– О-о, – он удивленно присвистнул. – Далеко забрались.

Мы доехали до гостиницы, и я расплатился с ним, дав щедро на чай. У входа меня встретил швейцар в строгой ливрее, который, узнав, что я американец, заговорил со мной на английском. Но я собирался говорить на русском, чем вызвал уважительный взгляд и всемирную помощь – вокруг меня закрутился хоровод носильщиков, половых, лакеев. Все по высшему классу.

Мой номер оказался с двумя комнатами, окна гостиной выходили на проспект Императора Александра II. Оставив вещи и умывшись, я решил прогуляться по городу.

Спустившись по лестнице, я вышел на центральную улицу. Толпа здесь была плотной, смешанной. Больше всего было латышских рыбаков и рабочих в грубых суконных куртках и высоких сапогах, что-то бурно обсуждавших между собой. Их шипящая речь была непривычна для моего слуха. Рядом с ними сновали немецкие купцы и ремесленники, одетые в строгие костюмы, их выправка была безупречной. Они явно составляли элиту города, это было видно сразу – по их гордой осанке, по тому, как они с презрением смотрели на простых латышей. Я видел и русских – но их было немного: чиновники в казенных сюртуках, офицеры и моряки в мундирах, что выделялись на фоне толпы. Они держались особняком, словно чувствовали себя чужими на этом празднике жизни.

Я прошел до набережной Либавского канала, где были расположены склады и пакгаузы. Запах рыбы был здесь особенно сильным, смешиваясь с запахом смолы и дуба. Канал был забит лодками, а на берегу лежали сети и рыбацкие снасти. Я смотрел на все это, и мне стало ясно. Этот город, этот порт, все это очень номинально принадлежало России. Настоящие хозяева здесь – немцы. Они владеют банками, торговыми домами, верфями. И в случае войны – они легко переметнутся на службу кайзеру.