Текст книги "Лесной фронт. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Алексей Замковой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 38 страниц)

– Болеет твой дядя Саша, что ли? – быстро спросил я, опережая Василия. – Далеко ведь до Тучина! Ближе доктора не нашлось?

– Не-е-е… – протянул мальчик. – То родич его. Дядя Саша велел о здоровье справиться, спросить – может, помощь какая нужна.

– Так давай прямо сейчас и спросим. Вон твой доктор лежит! Якоб, разбуди Максима Сигизмундовича!

Доктор проснулся от первого же толчка в плечо, но никак не мог понять, что же от него хотят. Пользуясь заминкой, мальчик тут же, с пулеметной скоростью, затараторил:

– Ой, вы и есть Максим Сигизмундович? Вот удача-то! А я уж думал, что еще не пойми сколько верст по морозу ногами идти! Вам привет от дяди Саши! Помните такого? Вы у Сосенок с ним встречались, помните?..

Поток слов не прекращался, наверное, минуты три, а то и все пять. Под конец, слушая этого мальца, я уже настолько запутался, что не понимал вообще ничего. Сознание зацепилось только за две вещи «Максим Сигизмундович» и «Сосенки». Остальное, на мой взгляд, было вообще полным бредом, предназначенным только для того, чтобы отвлечь внимание от ключевых слов. Может, это немного и наивно – пытаться запутать таким образом вероятного провокатора, но на мне такой прием почти сработал. Доктор, как и все остальные присутствующие, выглядел полностью осоловевшим.

– Хватит, малый! – Я хлопнул ладонью по колену. – Говори, что Александр передать велел. Ты же от него? Не бойся – мы как раз те, к кому ты шел.

– Сработало, значит? – дурашливо ухмыльнулся пацан, прервав свои словоизлияния. – Вот и на немца с полицаями – работает. Как заболтаю их, так толмачи фашистские вообще не могут перевести. А ежели толмача у немцев нет, те сразу пропускают. Пара раз даже шоколаду дали. С полицаями только сложнее. Пропускают, конечно… Но могут и пинка дать. А вас я сразу узнал – дядя Саша все в точности описал.

– Так чего Александр передать велел? – Я решил снова направить разговор в нужное русло, а то как бы пацан снова не увлекся.

– Завтра, как стемнеет, вас будут ждать в Большом Житине у кладбища, – сразу же посерьезнел мальчик. – Скажете, что нашли на дороге три подковы и одной можете поделиться.

– Три подковы – можем одной поделиться, – кивнул я.

– Ладно, побегу я. – Предваряя мои вопросы, малый поставил на пол давно опустевшую кружку и поднялся. – До города еще идти и идти. Хоть бы за два дня управиться…

Так, окутанный целым облаком болтовни, в которую невозможно было даже вставить слово, мальчик исчез за дверью, оставив нас в полном недоумении.

– Шустрый… – высказал свое мнение Дронов. – Такой заболтает – забудешь, как самого зовут.

– Кстати, он так и не представился, – рассмеялся я. – Действительно – шустрый!

Есть что-то пугающее в ночи у сельского кладбища. В принципе, в любом кладбище ночью есть что-то пугающее, но в сельском – особенно. В городе, в моем времени, как – постоянное движение, шум машин, горят фонари… Пусть на кладбище своя атмосфера, но и дыхание жизни краем его цепляет. Но на селе… Полная тишина, разрываемая только звуком собственных шагов, никаких признаков жизни… Даже отдаленный свет окон расположившегося неподалеку села кажется далеким и недостижимым, как свет звезд. Невольно в голову лезет всякая чертовщина, и понимаешь, чего так испугались бандиты в «Неуловимых мстителях», хотя раньше, до боли в животе, смеялся над их страхом перед нехитрыми шуточками тех самых мстителей. Уже час, как стемнело, и мы, лежа в снегу, не замерзли еще только благодаря теплой одежде и предусмотрительно прихваченным еловым лапам для подстилки. Говорить абсолютно не хочется. Кажется, стоит нарушить тишину – и начнется… Причем неизвестно, что именно «начнется», но тебе этого совсем не хочется.

– А, в биса твою душу! – Громкий мат, донесшийся со стороны дороги, идущей вдоль кладбища, заставил вздрогнуть. Учитывая окружающую нас мрачную атмосферу, мои штаны остались сухими лишь чудом.

Повернувшись в Шпажкину, я уловил его ответный взгляд – одновременно удивленный и перепуганный. Видно, не на одного меня так действует атмосфера кладбища. Прошло пять минут. Неизвестный все продолжал оглашать криками окрестности. Судя по всему, у него что-то случилось с лошадью. «Понадобится помощь…» – вспомнил вдруг я слова того болтливого пацана. А не наш ли это связной?

– Денис, прикрой, – прошептал я, поднимаясь из сугроба.

Нашего гостя я увидел сразу. Метрах в двадцати от нас стоят на дороге сани, а рядом суетится какой-то мужик, то ли толстяк, то ли просто кажущийся таким из-за надетого тулупа. Он то принимается бегать вокруг саней, то останавливается у лошади и осматривает копыта.

– Бог в помощь! – крикнул я, приближаясь.

Мужик тут же остановился и уставился на меня.

– И тебе здоровья, коли не шутишь! – отозвался он, когда я подошел ближе и остановился. – Сани совсем старые, видишь… Днем подкову где-то посеял, а тут еще и дышло треснуло!

– А я тут как раз нашел три подковы на дороге. Если надо – могу одной поделиться. – Произнеся пароль, я внимательно уставился на мужика, раздумывая о том, что делать, если это все-таки не тот, кто нам нужен. Вдруг действительно попросит подкову! У меня-то ее нет…

– Александр тебе кланяться наказывал. – Мужик тут же отвлекся от своих саней и протянул мне руку. – Меня Свиридом звать.

– Алексей, – представился я, крепко пожимая протянутую руку. – Как Александр? До Ровно без приключений добрался?

– У него – порядок, – успокоил меня Свирид. – А к тебе у меня долгий разговор. Если не один пришел – зови остальных. Поедем туда, где потеплее.

В сани, конечно, все не поместились. Кое-как в санях устроились, навевая ассоциации с городским транспортом в час пик, только я и еще четверо, не считая самого хозяина. Остальным пришлось следовать за нами пешком. Впрочем, долго ехать нам не понадобилось. Вскоре мы уже въезжали в ворота небольшого хутора, открытые, к моему удивлению, тем самым пацаном, который вчера приходил к нам и сейчас должен был подходить к Ровно.

– А ты как здесь? – не сдержался я.

На мой вопрос мальчик только махнул рукой, хитро улыбнулся и исчез среди хозяйственных пристроек.

Разговор начался только после того, как все удобно разместились в теплом помещении и хозяин раздал каждому по кружке кипятка и куску хлеба. Нехитрое угощение оказалось весьма кстати – горячая вода живительным потоком омыла промерзшее нутро, а хлеб успокоил начавший уже недовольно урчать желудок.

– Шо с вашими товарищами, мы попробуем узнать, – без всяких предисловий начал Свирид. – А до того предлагаем вам присоединиться к нам.

– Присоединиться к кому? – спросил я. – К городскому подполью?

– Ну, мы не только в Ровно действуем, – возразил Свирид. – У нас по многим селам и хуторам люди есть…

– Скажите, – перебил я его, – а связь с большой землей у вас есть?

– Нема, – грустно покачал головой Свирид. – Один передатчик был, но немцы нашли его…

– Понятно. Тогда все вопросы по этому поводу отпадают…

Я не стал уточнять, что хотел узнать через связь с Большой землей о судьбе отряда Трепанова, отправившегося к Сарнам, и возможности выйти на свой отряд, чтобы снова присоединиться к друзьям, если они живы… Хотя, даже если бы связь была, стали бы рисковать подпольщики передатчиком, чтобы исполнить это мое желание? Хочется многого, а жизнь дает так мало…

– Так шо скажете? – спросил Свирид. – Вместе будем воевать или разбежимся?

– Это смотря как воевать, – подумав, ответил я. – В город соваться – нам смысла нет. Да и не привыкли мы в городе воевать – все по лесам ходили. В села соваться – нам чем меньше глаз, тем лучше. Одиннадцать человек, появившихся из ниоткуда, привлекут внимание немцев. Разбивать отряд – тоже не хочется. Но сейчас зима, а мы без базы остались. По заброшенным хуторам прячемся…

– Во-во, зима… – закивал Свирид. – Холодно теперь в лесу сидеть. А группу вашу пока разбивать не будем. Есть у нас одно дело, и ваша группа ох как пригодилась бы!

– И что за дело? – все еще раздумывая над предложенным выбором, рассеянно спросил я.

– Ровенское подполье за убийство пятнадцати тысяч евреев и многие другие преступления приговорило к смерти фашистского гауляйтера Эриха Коха.

– Вы хотите сказать… – Когда до меня дошел смысл сказанного, потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. – Вы предлагаете нам убить Коха?

– Александр говорил, вы все равно хотели напасть на какую-нибудь важную птицу. – Абсолютно спокойно Свирид кивнул. – Ваша задумка с захватом заложника – это авантюра и самоубийство. А вот если убить кого-то из фашистского руководства…

– Положим, идея захватить Коха в заложники – это только идея, – перебил его я. – На самом деле я рассматривал это только как один из вариантов. И не обязательно именно Коха.

– Вы только подумайте, – продолжил уговаривать меня Свирид, – какой это произведет эффект с политической точки зрения! В самом немецком тылу, в глубине оккупированной территории, прямо в столице рейхскомиссариата убивают фашистского чиновника, назначенного правителем всей Украины!

– Это – да. Шуму будет много, – согласился я. – И у вас уже есть план, как провернуть это дело?

– Плана нет, – честно признался Свирид.

– То есть вы приговорили Коха, но, как привести приговор в исполнение, еще не думали? – улыбнулся я. – И уже хотите, чтобы мы согласились исполнить приговор?

– Будет план! – уверенно заявил мой собеседник. Для пущей значимости он даже хлопнул ладонью по колену. – А к вам мы обратились с этим предложением потому, шо нападение на Коха можно организовать, только когда он покинет Ровно. В самом городе к нему подобраться невозможно. А за городом… – он пожал плечами, – у наших людей нет такого опыта, как у вас.

– Ладно. – Я почесал затылок. – Давайте подумаем, как можно организовать убийство Коха, а потом уже поговорим о нашем участии.

Обсуждение продлилось до самого полудня. Вначале это был просто перебор вариантов, потом, когда я, к удовлетворению Свирида, увлекся, – разработка практически полноценного плана операции. «Практически» – потому, что, не осмотрев места предстоящих действий в натуре, серьезно что-то планировать было бы глупо. А так… Началось все с того, что Свирид выложил всю информацию о Кохе, которой обладало подполье.

Во второй половине октября немцы в городе как-то уж слишком засуетились. Были значительно усилены патрули, участились обыски, аресты и расстрелы, удвоило свои усилия гестапо… Дошло до того, что в конце месяца немцы полностью перекрыли все въезды и выезды из Ровно и покинуть город без специальных документов стало просто невозможно. Причина такой буйной деятельности оккупантов быстро выяснилась: в конце октября в Ровно прибыл некий Эрих Кох. Практически сразу же население города узнало и еще одну новость – на оккупированной территории Украины, исключая некоторые западные области и включая кое-какие восточные, еще даже не захваченные противником земли, фашисты организовали новое административное образование – рейхскомиссариат «Украина», правителем – рейхскомиссаром и гауляйтером – которого и был назначен Кох. Почему столицей Украины был объявлен именно Ровно, подпольщики не знали. Единственное, чем они объясняли это, – тем, что город, в отличие от Киева, находится на сравнительно безопасном расстоянии от Киева.

Самолет с новоявленным рейхскомиссаром приземлился на спешно организованном аэродроме неподалеку от города ночью. Вскоре весь город был разбужен кортежем нового правителя. По словам Свирида, там было на что посмотреть. Кох даже с учетом того, что передвигался по оккупированной территории, с охраной явно переусердствовал. Рота мотоциклистов, танкетки, кавалькада легковых авто… Словно в город вошла новая воинская часть, а не кортеж высокопоставленного чиновника. Где уж там, подумалось мне, жалким кортежам в полсотни машин чиновников моего времени! Куда уж до этого километровым пробкам, ожидающим проезда такой птицы! Здесь, товарищи, все гораздо круче! Запереть на несколько дней весь совсем немаленький город и взять себе в сопровождение целое подразделение!

С прибытием гауляйтера к месту службы в Ровно начались перемены. Во-первых, это я слышал еще от Жучкова, освобожденного недавно у Сосенок, немцы ударными темпами принялись восстанавливать город. Видимо, тонкой натуре Коха претил вид разрушений. Поврежденные во время боевых действий здания стали спешно восстанавливать руками военнопленных из находившихся неподалеку от Ровно лагерей. Именно от военнопленных, с которыми подпольщикам удалось установить связь, наружу вышла информация о готовящемся преступлении. Дело в том, что немцы, хоть и издевались над военнопленными – вплоть до убийств, смеха ради, – сквозь пальцы смотрели на то, что некоторые сердобольные жители (в основном – женщины, так как мужчины не рисковали подходить близко к военнопленным, зная о случаях, когда немцы, хохоча, заталкивали городских жителей в колонну военнопленных и, кроме ворот лагеря, другого пути у них после того не было) передавали изможденным до крайней степени военнопленным еду. Вот одной из таких женщин, кстати сотрудничающей с подпольем, один из военнопленных и изловчился передать записку, в которой говорилось о том, что недавно у Сосенок их заставили рыть большие траншеи. Когда информацию из записки сопоставили с другой – случайно оброненными словами полицая о какой-то операции, готовящейся против евреев (как он выразился – тех, что «с желтыми тряпками на спинах»), головоломка начала складываться. Однако до конца никто поверить в происходящее тогда еще не мог. Слишком уж дико это – уничтожение ни в чем не повинных людей. Да, здесь еще лишь слышали о зверствах, творимых немцами на давно захваченных землях, и «делили на два», не в силах поверить в такое. На свою погибель, не поверили, приняв это за провокацию, и сами евреи, которых подпольщики попытались предупредить. А потом… Через несколько дней по городу были расклеены объявления, в которых евреям из гетто, независимо от пола, возраста и места работы, предписывалось явиться на городскую площадь. Впрочем, не ожидая выполнения предписания, ночью немцы, окружив гетто, сами согнали людей в указанное место. Оттуда же, отобрав из толпы квалифицированных специалистов, погнали остальных к Сосенкам…

– Ублюдки! – Рассказ Свирида слышали все, у каждого на лице играли желваки по мере повествования, но первым не выдержал Жучков. – Я многого навидался в лагере. Эти суки стреляли в нас просто для развлечения, ставили на сотню человек ведро помоев и ржали, глядя, как оголодавшие люди дерутся за то гнилье… Но пятнадцать тысяч человек! За день!

Авдей спрятал лицо в ладонях и тихо застонал. Остальные молчат. Молчат, потому что нечего сказать. Слова не могут служить ответом на то, что совершили фашисты, – только веревка или, на худой конец, пуля. Немного помолчав, Свирид продолжил.

Рейхсканцелярия вместе с большинством остальных организаций оккупационных властей расположилась на бывшей улице Калинина, ныне переименованной в Шлоссенштрассе. Там же обосновался и Кох. Для того чтобы попасть на работу или вернуться домой, гауляйтеру достаточно было всего лишь перейти небольшой сад, находящийся позади здания рейхсканцелярии.

– Погоди! – перебил я Свирида. – Сад простреливается? Что, если мы посадим стрелка на чердак одного из домов, с которого открывается вид на сад?

– Не пойдет, – даже не раздумывая, покачал головой Свирид. – Попасть на Шлоссенштрассе практически невозможно. Вокруг всего района, где фашисты разместили свою администрацию, усиленные посты. Пускают только немцев и по специальным пропускам.

– В смысле, не немцев, которым выдан пропуск? – уточнил я.

– Фольксдойче. Кое-кто из немцев, живших в городе до войны, работает в немецких организациях. – Он сплюнул. – Предатели! Еще туда приводят пленных для всякой черной работы – улицы метут, нужники чистят… Но эти работают под охраной.

– Скажи, а среди фольксдойче у вас людей нет?

– Нема. – Он даже удивился. – Как можно доверять немцам? Мы с ними дел не имеем. Но не в том дело. Там все дома немцами заняты. И не простыми – генералы, полковники, прочее офицерье… Там же разместилось и гестапо, и криминальная полиция. Охрана такая, шо и мыша не пробежит. Куда ни плюнь – в фашистскую сволочь или в предателя попадешь!

Ладно. Вариант со снайпером – отпадает. Учитывая маршрут Коха, да и вообще общий уровень охраны, отпадает и вариант с покушением на улице. В здание рейхскомиссариата мы тоже никак не попадем… Варианты с переодеванием в немецкую форму я отбросил сразу же – в моей группе нет никого, кто сможет сойти за своего среди немцев, а если бы у подпольщиков были такие люди – они бы уже попытались провернуть такую операцию.

– А хорошие новости есть вообще? – горько усмехнулся я.

Единственной нашей надеждой, как сказал Свирид, остается попытаться совершить покушение за городом. И вот здесь нам очень поспособствует то, что гауляйтер не сидит на месте. Несмотря на то что Кох приступил к обязанностям всего лишь чуть больше месяца назад, он уже успел два раза смотаться в Берлин. Судя по всему, такие поездки будут продолжаться довольно часто. Для своих разъездов Кох всегда использовал специальный самолет, который взлетал и садился всегда на один и тот же аэродром. Значит – хоть какая-то надежда замаячила! – есть шанс перехватить его по пути на аэродром. Однако омрачает все то, что охрану гауляйтер никогда не ослаблял.

– Значит, что мы имеем, – задумчиво подытожил я. – Единственная возможность для нас – это напасть на дороге к аэродрому на кортеж из кучи мотоциклов, нескольких бронемашин и легковушек?

На какое-то время в комнате воцарилась тишина. Я, покачивая головой, напряженно обдумывал нарисовавшуюся словами Свирида картину, остальные мои ребята, судя по лицам, тоже размышляют. Свирид сидит спокойно, никого не торопит и всем своим видом показывает, что ожидает нашего решения.

– Только если попытаться заложить заряд на дороге и подорвать кортеж… – Это было не предложением, а просто мыслями вслух, но Свирид тут же ухватился за эту мысль.

– Об этом мы уже думали, – сказал он. – Но у нас нет столько взрывчатки. А главное – у нас нет специалистов, чтобы правильно заложить ее.

Нет специалистов? Как же организовывали подполье, когда оставляли город? Ни передатчика, ни взрывчатки, ни подрывников… Я покачал головой.

– А известно, в какой именно машине едет Кох?

– У него флажок такой на авто… – Свирид довольно подробно описал бело-красный флажок, в центре которого раскинул, в дубовом венке, крылья золотой орел, сжимающий в когтях еще один венок со свастикой, и буквы G и L по бокам, долженствующие, видимо, означать «гауляйтер».

– Ну, тогда все упрощается, – обрадовался я. – Было бы гораздо сложнее, если бы нам пришлось гадать, в какой из нескольких машин едет цель…

– То вы согласны? – быстро спросил Свирид.

Опа! По ходу дела я настолько увлекся обсуждением плана, что даже забыл о том, что еще не дал своего согласия. Да, говорить – хорошо, но идти такими силами, пусть и с помощью подпольщиков, на роту немцев с бронетехникой… Пока я чесал затылок, раздумывая, как выбраться из этой ситуации, отозвался Жучков.

– Командир, я три месяца провел в ихнем лагере, – тихо сказал он. – Я не буду рассказывать, даже не хочу вспоминать, что там творилось. Но если помогу убить такую гниду, как Кох, то все, что мы там пережили, было не зря.

– Наших мы все равно не спасем, командир, – вклинился Шпажкин. – Так давай достойно отомстим за всех!

Остальные ребята согласно загудели.

– Пятнадцать тысяч… – бормотал Максим Сигизмундович, качая головой. – За такое просто убить мало…

Еще раз оглядев своих бойцов, с надеждой смотревших на меня, я принял решение. Да, шансы остаться в живых – малы. Они есть, но, скорее всего, это будет наш последний выход. И самое главное – все здесь собравшиеся понимают это не хуже меня. Понимают, что если что-то пойдет не так, то нас раскатает в плоский блин охрана рейхскомиссара, что если даже покушение удастся – волна после убийства настолько важной птицы поднимется такая, что уйти будет очень сложно. Немцы прочешут каждый сантиметр от Карпат до самой линии фронта в поисках нас. Понимают, а может, только догадываются, что фашисты после убийства гауляйтера устроят во всей округе такой террор, что и подумать страшно. Но они согласны. Согласны умереть и подвергнуть опасности жизни сотен и тысяч местных жителей… А согласен ли я?

– Ладно. – Слова даются, как никогда, тяжело. – Мы убьем Коха.

Мне показалось, что по комнате пронесся вздох облегчения. Даже какой-то радости. Свирид, тот вообще заулыбался во весь рот, услышав мои слова. Но я, гоня мысли о последствиях своего решения, сразу переключился в деловое русло.

– Что у вас с матчастью? Взрывчатка, оружие? Что с людьми?

Лучше всего у подпольщиков оказалось с оружием, а хуже всего – с людьми. И так немногочисленное подполье постоянно прореживали аресты и обыски, проводимые гестапо по поводу и без, потери в операциях… Зато оружия было в достатке. Кроме того, что, отступая, советская власть оставила подпольщикам многочисленные закладки с оружием, продовольствием и всем, что может пригодиться в борьбе против захватчиков (исключение почему-то составила только радиоаппаратура), люди еще и насобирали и попрятали вдосталь всякого железа, оставшегося валятся на полях боев вокруг города. С взрывчаткой же дела обстояли… никак. Она, по словам Свирида, есть, но ее слишком мало. Впрочем, об этом он уже и так говорил.

– Со взрывчаткой что-нибудь придумаем, – сказал я. – Плохо, что людей дать не можете. А насчет оружия… Давайте сначала на местности посмотрим. Надо осмотреть ту дорогу, выбрать место для засады, а уж потом составим окончательный план.

Сказать «посмотреть на местности» оказалось гораздо проще, чем сделать. До самой дороги мы со Свиридом и Жучковым, оставив остальных, под командованием Шпажкина, на хуторе, добирались почти три дня. Задачу сильно осложняло то, что идти пришлось по степи. Не ехать – именно идти! Мы и так, мне казалось, торчим посреди практически плоской местности, как пожарная каланча в мелком городишке, – открытые всякому, кто соизволит бросить взгляд в нашу сторону. А если бы еще оставляли за собой санный след… Поэтому довольно часто приходилось подолгу лежать в снегу, скрываясь за еле заметными возвышенностями, а то и просто в глубоких сугробах от проезжающих неподалеку саней, машин и проходящих мимо пеших людей. Сказать, что мы замерзли, – ничего не сказать. На ветру, питаясь одним сухпаем, не решаясь разводить костер. Но все же мы дошли. Дошли, доползли…

Искомая дорога оказалась хорошо наезженной грунтовкой, явно появившейся не так давно. С первого взгляда она мне не понравилась. Ни одного леса поблизости. Что там леса – даже мелкой рощицы и той не было! Сплошная степь, кое-где вспучивающаяся небольшими возвышенностями – то ли естественными, то ли выветрившимися от времени или распаханными курганчиками. По понятным причинам к самому аэродрому, как и к Ровно, мы решили не приближаться. В итоге для обследования нам остался небольшой, всего километров пять, отрезок.

«Самоубийство». Первая же мысль, пришедшая в голову после того, как мы осмотрели этот кусок дороги, совсем не вселяла оптимизма. Видимо, эта же мысль отразилась и на моем лице.

– Ничего, товарищ командир. – Слово «товарищ» Авдей произнес с каким-то… наслаждением. Словно в этом слове он заключал всю радость освобождения из плена. – Оно того стоит.

Стоит-то стоит… Не спорю, Кох заслужил то, что присудили ему подпольщики, и убийство гауляйтера будет иметь колоссальное политическое значение и моральный эффект. В конце концов, наши имена, возможно, войдут в историю… Но… умирать-то так не хочется! Только чувствую я, что живыми отсюда уйти будет на грани невозможного. Предположим, покушение удастся, и машина Коха взлетит на воздух. Куда отступать? Нет никаких сомнений, что на звук взрыва тут же со всех сторон слетятся немцы – из Ровно, с аэродрома, с окрестных сел и хуторов. А нам ведь и спрятаться негде! Голая, практически плоская степь. А ведь есть еще и охрана гауляйтера, более девяноста процентов которой взрыв даже не зацепит. Отстреливаться? И сколько это займет времени? Им ведь даже не надо нас уничтожать самим – достаточно только прижать огнем к земле и задержать до подхода подкреплений. А те подойдут минут через десять, максимум – пятнадцать…

«А чего ты хотел? – снова, ехидненько так, отозвался внутренний голос. – Такую птицу завалить – это тебе не полицаев по лесным дорогам ловить! Масштаб не тот».

«Только стоит ли это того, чтобы умирать?» – спросил я самого себя.

«А что стоит того, чтобы умереть за это? Митрофаныч, Лешка Митрофанчик, Михалыч, Трепов… Десятки тех, кого ты знал, отдали уже свои жизни в этой войне. А те ребята, которых ты нашел в свой первый день в этом времени? Да-да, те, у кого ты взял одежду? А миллионы тех, кто еще жив и должен жить? Оля… Она бы струсила?»

«Не струсила бы… И остальные не струсили бы. Вообще, здесь народ не из трусливых попался. Как иначе мы войну выиграли бы?»

– Вот здесь, товарищ командир, думаю, залечь сможем, – прервал мои размышления Жучков.

Я посмотрел в том направлении, куда он указывает. Чуть в стороне, метрах в пятидесяти от дороги, возвышается посреди степи маленький, не больше полуметра высотой, курганчик. Такой не сразу и заметишь. Однако если залечь за ним – кое-какое укрытие он все же предоставит. В крайнем случае, если нас начнут уж слишком интенсивно обстреливать, можно вжаться в землю с его обратной стороны и хоть так укрыться от пуль.

– Давайте-ка сейчас там заляжем. Надо понаблюдать за дорогой.

Наблюдение мы вели весь день и всю ночь. Днем движение было довольно интенсивное. Из города к аэродрому и обратно сновали грузовики. Бензовозы, какие-то технические машины, несколько машин с людьми. Пару раз мимо прострекотали мотоциклы, а один раз, прямо над нашими головами, пролетел самолет. К вечеру движение на дороге стало понемногу стихать и прекратилось только примерно к одиннадцати часам. После этого и до самого рассвета мимо проехал только один мотоцикл. То ли патруль, то ли какой-то посыльный спешит со срочным делом. Хотя первое – вряд ли. Патруль проехал бы мимо не единожды. Видимо, то, что дорога проходит через степь, где сложно укрыться, что вокруг полно немецких частей, несколько расслабило фашистов. Параллельно с наблюдением я обдумывал и план нападения. Заряд поставим на дороге. Благо перед нами не асфальт, а снежный покров вокруг достаточно толстый, чтобы замаскировать следы нашей деятельности. Подрывать, конечно, придется с помощью электродетонатора. Блин, только где его взять… Надо подумать, как самому сделать. Этим я и занялся.

– Уходим! – скомандовал я, когда движение на дороге вновь начало оживать.

Обратный путь мы прошли практически молча. Говорить будем позже, когда окажемся в тепле и я смогу думать о чем-то еще, кроме горячего чая. Блин, хотя бы кипяточка! Как хорошо было летом… Примерно с такой мыслью я, еле передвигая задубевшие ноги, переступил порог хутора Свирида.

– Значит, так, Свирид… – Разговор о деле снова зашел только после того, как мы отогрелись и несколько часов поспали. – Мы возьмемся за это дело. Только мне нужна ваша помощь в подготовке.

– Все, шо скажете! – обрадовался подпольщик.

– Ну, не все… – усмехнулся я. – Людей, как я понял, ты мне все равно не дашь.

– Так нету людей, – развел руками Свирид, – а в остальном…

– Насчет взрывчатки… – перебил его я. – Говоришь, у вас много людей по селам и хуторам?

Свирид кивнул.

– Пусть пошарят по полям-лесам. Во время отступления наши много чего бросили. Мне нужны несколько снарядов, калибром покрупнее. Сможешь организовать?

– Сможем. – Свирид думал недолго. – Сколько снарядов надо?

– Зависит от калибра. Если найдете что-то действительно большое, то штуки три-четыре хватит. – Дождавшись, когда Свирид снова кивнет, я продолжил: – Провод, электродетонаторы, подрывные машинки у вас есть?

– Провод как-нибудь раздобудем, – почесал затылок подпольщик, – а остального нет. А сколько провода-то надо?

– Метров шестьдесят. Лучше – семьдесят, – ответил я. – А если остального нет… Аккумулятор достать сможешь? Автомобильный или с мотоцикла?

Мой собеседник думал долго.

– Попытаться, конечно, можно… – протянул он. – В автомастерских у нас есть свои люди… Попробуем!

– Уж постарайтесь. Без него ничего не получится. И еще, постарайся достать тонкую железную нить. Теперь насчет оружия. Что и сколько сможете выделить? А то у нас ведь всего два автомата и карабины. Если что, то с этим мы долго не продержимся… Пулеметы, автоматы дать сможете?

Здесь пришлось поторговаться. Несмотря на то что Свирид вначале обещал золотые горы, когда зашел предметный разговор, он как-то резко сделался довольно прижимистым. Я, следуя правилу «проси вдвое больше, чем хочешь получить», сразу же затребовал по автомату каждому и пять пулеметов. Боекомплект, соответственно, тоже попросил такой, что, выдели бойцам действительно столько патронов, они были бы нагружены, как лошади. Как показал дальнейший торг – не прогадал. Только через полчаса мы хоть как-то сошлись. Подполье пообещало нам выделить три пулемета, два автомата и хороший, конечно, гораздо меньший, чем я просил, боекомплект к ним и к нашим карабинам.

Следующие дни прошли спокойно. Ожидая, когда подпольщики привезут все, о чем договорились, мы отдыхали, наслаждались неожиданно выпавшей передышкой и просто отогревались. О предстоящем я старался не думать. Даже наоборот, в голову почему-то лезли мысли не о будущем, а о прошлом. Я вспомнил каждый свой шаг в 1941 году, вспомнил всех, кого встретил здесь… Всех, кто за это довольно недолгое время стал мне дорог, и всех, кого так и не успел узнать лучше. Иногда, когда перед моим мысленным взором, вставали те, кто погиб за это время, на меня нападала дикая тоска. Иногда, особенно когда я вспоминал Олю или Колю, тоска перемежалась с радостью от того, что они живы (по крайней мере, я на это надеялся), и беспокойством за них. Но это настроение моментально схлынуло, стоило лишь снова появиться нашему хозяину-подпольщику.

– Ни х… себе! – не сдержался я, когда Свирид сгреб в сторону сено, покрывавшее сани.

На дне саней лежали, словно огромные рыбины, три здоровенные «дуры», на боках которых красовались надписи «Ф-521». Нечто фугасное, если я правильно понял букву «Ф» в маркировке? Прикинул на глаз калибр, используя «виртуальные спичечные коробки», подогнал результат под реально существующие калибры – Свирид притащил три стопятидесятидвухмиллиметровых осколочно-фугасных выстрела. Это сколько ж оно весит?!!