Текст книги "Лесной фронт. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Алексей Замковой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 38 страниц)

– Ребята, – поманил я их, – найдите все-таки палки для носилок. Так мы далеко Антона не унесем.

Поглядев вслед исчезнувшим среди деревьев пацанам, я повернулся к Яну, который, тяжело дыша, сидел, привалившись к тому же дереву, что и я.

– Врача искать надо, – сказал я. – Чтобы Антону ногу посмотрел. И мою руку посмотреть тоже не мешает…

Ян устало кивнул.

– Есть кто-то поблизости? – не дождавшись ответа, спросил я.

– В Тучине доктор был, – подумав, ответил Ян. – А вот там ли он еще… Не знаю.

– Адрес помнишь?

Ян непонимающе смотрел на меня. Я пояснил:

– Ну или хотя бы объяснить, как его дом найти, сможешь?

– Смогу, – кивнул Ян.

– Вот и хорошо. Отойдем подальше, разобьем лагерь и подумаем, как бы его сюда вызвать.

Вернулись ребята. Быстро справились! Казик нес две длинные палки – пацаны срубили и очистили от ветвей два молодых деревца. Хорошие палки. Ровные, сантиметра три-четыре в диаметре. Как раз то, что надо! Генрих с Яном быстро смастерили носилки. В ход пошло все, что было под рукой, – моя многострадальная куртка, кусок веревки, извлеченной Яном из своего мешка, обрезанные поводья… В общем, получилось не особо красиво, но свою функцию носилки исполнять могли. Когда работа была закончена, Ян снова подставил мне плечо, и мы пошли дальше.

До болота мы в тот день так и не добрались. Хорошо, если преодолели хоть полпути с нашей черепашьей скоростью. И дело было не только в носилках, которые здорово замедляли нас. Сам я тоже еле шел. А ведь путь наш пролегал сквозь лес, где постоянно приходилось огибать непролазные заросли кустарника и завалы бурелома, где под ноги то и дело лезли какие-то корни, ямы… От сильной потери крови жутко хотелось спать. Перед глазами то темнело, то начинали плавать разноцветные круги. Несколько раз я чуть не вырубился. В общем, из-за всего этого приходилось останавливаться на отдых чуть ли не каждый час. Радовало одно – никаких признаков погони заметно не было. Ни лая собак, ни голосов, ни звуков стрельбы. Были слышны только обычные звуки леса да постоянный шум в ушах. Под вечер, вконец выбившись из сил, я приказал устраиваться на ночлег.

Утром оказалось, что продолжать путь мы не сможем. Еще до света меня разбудили крики. Антон лежал на своих носилках и бредил.

– Командир, – шептал он, и тут же шепот переходил в крик, потом снова шепот: – Танки!!! Танки!!! Синявина убило… Олег, гранату…

Судя по крупным каплям пота, стекавшим по его лицу, у бойца был сильный жар. Прикосновение к горячему лбу подтвердило мои догадки.

– Лихорадит, – просто сказала Ляля, которая, судя по всему, всю ночь не отходила от раненого. – Я ему лицо всю ночь водой протирала. А он все бредит…

Одобрительно кивнув девчонке, которая без просьб и напоминаний сама взяла на себя заботу о раненом, я принялся размышлять, что же делать дальше. Продолжать путь мы явно не сможем. Сомневаюсь, что и сам я дойду, а то, что Антон дороги не перенесет, – это точно. Но как быть с погоней? Может, по нашим следам кто-то уже идет, и мы не замечаем этого только потому, что вырвались вперед? Тогда надо, невзирая ни на что, идти дальше. И загубить Антона? Хватит! Двоих я уже потерял. Хотя здравый смысл подсказывал, что, оставшись на месте, я могу потерять и всех остальных бойцов отряда, обречь на смерть еще и Антона было выше моих сил. Что ж… Придется рискнуть и надеяться, что и на этот раз удача не отвернется.

– Казик, Славко! – позвал я.

Ребята, простоявшие половину ночи в карауле, лишь заворочались во сне. Пришлось повторить погромче. Вот они проснулись, непонимающе захлопали глазами. Наконец-то до них дошло, что их зовет командир, и, стряхивая остатки сна, пацаны вытянулись передо мной.

– Чего тянетесь? Садитесь давайте. Разговор есть. – Подождав, пока ребята усядутся на землю рядом, я продолжил: – С Антоном беда. Ян говорил, что в Тучине вроде бы врач был. Надо сходить туда и, если он еще там, привести этого врача. Справитесь?

Переглянувшись, пацаны кивнули.

– Не переживай, командир. Приведем доктора! – Казик говорил с совсем не детской серьезностью в голосе. Словно и не мальчишка, а умудренный жизнью мужчина говорил его устами.

Я кликнул Яна и, когда он подошел, принялся вводить его в курс дела:

– Ребята пойдут в Тучин. Объяснишь им, как найти врача.

Ян, услышав о предстоящем его племянникам задании, резко помрачнел.

– Чего детей посылать? – Он глянул на ребят, потом на меня. – Куда их прямо к германцам? Давай…

– Без «давай»! – Я говорил спокойно, но твердо. – Кого ты предлагаешь послать? Наших евреев к немцам? Или сам, раненный, пойдешь?

– Так то ж дети… – пытался настоять на своем Ян, но я не дал ему договорить:

– Ян, я знаю, что это дети. Но сейчас война. И поверь, там, в Сенном, им было гораздо опаснее, чем будет в Тучине. Они – бойцы! Я бы никогда не послал их туда, будь у меня выбор. Подумай сам. Я ранен. Ты ранен. Здоровых бойцов у нас – Генрих, Алик, Славко и Казик. Генриха и Алика я послать туда не могу. Они – евреи. Понимаешь? Если их остановят и проверят… им верная смерть. В любом случае два взрослых мужика привлекут внимание гораздо больше, чем два пацана. Остаются только Славко и Казик. Даже если их остановят, то они смогут попытаться как-то обмануть немцев. Тем более они – местные. Давай лучше подумаем, как им выполнить задание так, что обойтись без большого риска.

Яна я все же убедил. Но он все равно опасался за жизнь своих родственников. Поэтому в обсуждении предстоящего похода за врачом принимал самое деятельное участие. После долгих обсуждений мы решили, что не стоит пытаться искать врача днем. Ян дал весьма подробное описание дома врача и рассказал, как его найти. К нему, услышав, о чем мы говорим, подключился и Генрих. Оказалось, что он до войны был хорошо знаком с врачом, которого звали Максим Сигизмундович и который, судя по отзывам Генриха, был неплохим человеком – в помощи никому не отказывал и цену за свои услуги никогда не ломил. Ребята должны были подобраться к его дому ночью, огородами. Идти по улицам я им строго-настрого запретил, опасаясь немецких патрулей. Найдя искомый дом, Славко с Казиком должны будут, по обстоятельствам, или как-то вызвать врача во двор, или прокрасться внутрь и говорить с ним уже в доме. Одним из главных условий, которое мы с Яном наперебой повторяли несколько раз, стараясь крепко вбить его в головы юных бойцов, было то, чтобы они не рисковали понапрасну. Из оружия Славко и Казик должны были взять с собой только наганы. Я особо предупредил, чтобы, в случае чего, ребята постарались незаметно скинуть револьверы и притвориться дурачками. Мол, ходим в лесу – грибы собираем… А если поймают в самом селе, то пусть скажут, что они с одного из хуторов, которые в бесчисленном множестве имелись в окрестных лесах, и пришли в Тучин в поисках работы. В бой пацанам я разрешил вступать только в случае, если этого избежать будет невозможно. И то – стараться скрыться, а не перебить побольше врагов. И напоследок мы договорились о месте встречи. Оставаться здесь после того, как уйдут в набитое немцами село Славко и Казик, я счел слишком опасным. Мало ли – вдруг они все же попадутся. В способностях соответствующих специалистов гестапо выбить любую информацию даже из крепкого мужика, не то что из этих ребятишек, я не сомневался. Поэтому, как только Славко и Казик отправятся в путь, мы перейдем на другое место, а ребят на обратном пути кто-то встретит и проводит в новый лагерь. Ехать они должны будут по дороге к одному названному Яном хутору. Вот там-то их и будут ждать.

– Постарайтесь поскорее вернуться. Ждать вас будем четыре дня. Если к этому времени не вернетесь… – Я не стал продолжать, а просто крепко пожал на прощание ребятам руки.

Славко и Казик исчезли среди деревьев. Снова подал голос мечущийся в бреду Антон и залепетала что-то успокаивающее сидящая над ним Ляля. Когда Антон успокоился, я позвал девочку и протянул ей захваченный из дома старосты кусок колбасы. Ляля набросилась на еду с такой жадностью, что мне стало просто страшно. Это ж до чего надо довести ребенка?! Поев сам, я обратил внимание на сидящего чуть в стороне от остальных Генриха. Подошел к нему и присел рядом.

– Чего грустишь? – спросил я.

– Филиппа жалко… – пожал плечами Генрих. – Хороший парень был…

– Ты же понимаешь, – начал оправдываться я, – что у нас не было другого выхода. Ждать там мы больше…

– Не переживай, Алексей, – Генрих повернулся ко мне и попытался улыбнуться, – я все понимаю. Ты правильно поступил. Просто Филипп спас меня там, на лесопилке. В первый день, когда нас только туда привезли, я, увидев ту миску помоев, которую нам дали вместо ужина после целого дня работы… В общем, я не стал есть. Тогда полицаи принялись меня бить. А Филипп бросился на помощь, и полицаи, оставив меня, переключились на него. Чуть до смерти не забили. Я потом его три дня выхаживал – он и на ногах-то еле стоял, работать совсем не мог. Вот так… А теперь…

– А теперь, – перебил я его, – он спас тебя снова. И не только тебя. К тому же никто их с Семеном мертвыми не видел. Но если они все же убиты, мы за них отомстим.

Мы посидели немного молча, а потом голосом, в котором зазвенела злость, я продолжил:

– Жестко отомстим. – Я повысил голос, чтобы слышали все: – За каждого убитого нашего мы будем убивать по два… нет, по десять немцев. И убивать так, чтобы остальные потом боялись даже собственной тени. Террор я им обеспечу!

Славко и Казик вернулись через три дня. За это время мы уже успели перейти на новое место и даже немного там обжиться. Новый лагерь был разбит на небольшой, заросшей лесом возвышенности, у подножия которой журчал ручей. Все то время, пока мы ждали врача, Ляля ни на шаг не отходила от Антона, ставя ему компрессы и успокаивая, когда тот начинал особенно сильно метаться в бреду. Она же всем нам, кто был ранен, меняла повязки и вообще – взяла на себя обязанности медсестры. Глядя, как девочка хлопочет над Антоном, или на то, с каким серьезным лицом перематывает мою раненую руку чистой тряпкой, даже не верилось, что ей всего двенадцать. Похоже, война, продлившаяся пока еще лишь несколько месяцев, и все перенесенные тяготы заставили этого ребенка повзрослеть раньше срока. Ей бы в куклы играть, а не возиться с окровавленными тряпками…

Как бы там ни было, но под конец третьего дня Алик и Ян, посланные встречать возвращающихся ребят, вернулись в лагерь. Позади них спокойно шел лысый мужчина с пышными усами, среднего роста, в абсолютно дико смотревшемся в этих лесах костюме с тонким галстуком, в поблекших от дорожной пыли туфлях и с небольшим саквояжем в руках. За ним гордо вышагивали выполнившие свое задание Славко и Казик.

– Алексей. – Я пожал руку мужчине в костюме и, заметив, что он как-то неодобрительно кривится, переводя взгляд с меня на все суетившуюся возле Антона девочку, пояснил: – О перестрелке в Сенном слышали? Она у тамошнего старосты в прислугах была. А потом за нами увязалась…

– Конечно, слышал. – Взгляд доктора немного потеплел. – Последние дни только про то все и говорят. Меня звать Максим Сигизмундович.

– Как поживает уважаемая Яся Ярославовна?

Из-за дерева вышел Генрих, сияя улыбкой, будто новенький червонец.

– Генрих Герхардович! – просиял доктор. – Все добрэ. Живы-здоровы. Очень рад вас видеть, пусть и хотелось бы встретиться в другом месте и не при таких обстоятельствах…

– Ну, извиняйте, Максим Сигизмундович, – развел руками Генрих. – Как все это закончится, буду рад встретиться с вами в более подходящей обстановке.

– Ловлю вас на слове, Генрих Герхардович, – улыбнулся врач, повернулся ко мне и указал на Антона: – Я так понимаю, это и есть мой пациент?

Мы подошли к Антону. Ляля, все это время следившая за Максимом Сигизмундовичем, робко встала и отступила на шаг. Врач, улыбнувшись девочке, присел рядом с раненым и принялся аккуратно снимать повязку.

– Принесите воды, – попросил он, не отрываясь от своего занятия.

Славко, которому объяснили, как добраться до ручья, схватил котелок и мигом исчез из вида. Вернулся он спустя минуту и застыл, не зная, что делать с водой дальше. Максим Сигизмундович, справившись наконец с повязками, все сидел на корточках и изучал ногу Антона. Я тоже посмотрел, и увиденное мне очень не понравилось. Кожа вокруг раны сильно покраснела и распухла, а из-под сорванной вместе с повязкой корочки проступили белесые капли гноя. Заражение – налицо. И смачивание самогоном повязки, судя по всему, не помогло совсем. Как бы Антон без ноги не остался…

– Его надо в больницу, – задумчиво произнес врач, глядя на рану. – Давно он так?

– В Сенном ранили, – ответил я. – Без сознания уже около четырех дней. Только, вы же понимаете, мы его в больницу определить никак не можем…

– Сделаю, что в моих силах, – вздохнул Максим Сигизмундович и уже другим тоном приказал: – Принесите еще воды и вскипятите.

Пока вода закипала, врач копался в своем саквояже, что-то шепча под нос. Потом он начал вынимать оттуда блестящие инструменты, одни отправляя в бурлящую воду, а другие бросая обратно.

– Надо руки вымыть, – сказал он, вытаскивая из саквояжа завернутый в тряпочку кусок мыла. – Генрих Герхардович, поможете? Сами тоже руки вымойте.

Славко слил воды из фляги сначала на руки врача, потом помог Генриху.

– Ни к чему не прикасайтесь, – предупредил Генриха Максим Сигизмундович и принялся, указывая на инструменты в котелке, говорить Генриху их названия.

Я еще немного понаблюдал за подготовкой к операции и, поскольку все равно ничем помочь не мог, отошел к Казику, который стоял чуть в стороне и наблюдал за действиями врача.

– Как сходили? – спросил я его.

– Хорошо сходили! – вытянувшись, отрапортовал Казик. Но потом расслабился и начал рассказывать уже другим, по-детски хвастливым тоном. И куда делась та серьезность, промелькнувшая в нем, когда он уходил за врачом? Ей-богу, мальчишка! Куда ему воевать… – Ночью, как приказали, вошли в село. Хату нашли сразу. Славко в окна заглядывал, а я смотрел, чтобы не появился кто. А потом, как Славко знак подал, постучали в дверь. Хозяин, правда, не хотел с нами идти. – Казик бросил хмурый взгляд на колдовавшего над Антоном доктора. – Я уже думал револьвера доставать, а тут Славко про Германа сказал. Так Максим Сигизмундович, только имя услышал, сразу же будто переменился. Сказал, шо, как рассветет, за селом нас ждать будет…

Подошел Славко, в помощи которого Максим Сигизмундович больше вроде бы не нуждался. Слушая рассказ Казика, он время от времени вставлял замечания или дополнял его. Я задал еще пару вопросов и, получив ответы, дальше слушал вполуха. Основное я уже понял, а подробности… Главное, что закончилось все благополучно. Вскоре к нам присоединился Ян. Увидев нового слушателя, ребята начали свой рассказ сначала, а я подошел к врачу.

С Антоном Максим Сигизмундович провозился почти два часа. Наконец, наложив новую повязку, он устало разогнулся и попросил снова слить воды на руки.

– Пулю я вынул, – намыливая руки, произнес он, – и рану почистил. Дальше все только в руках Божьих. Организм крепкий – должен выжить. Только кормить его хорошо надо – крови много потерял.

Максим Сигизмундович вытер руки и, отметая слова благодарности, протянул мне извлеченный из саквояжа бумажный сверток.

– Тут порошок. Сыпьте на рану каждый раз, когда повязку менять будете. – Его взгляд упал на мою повязку. – Вы, смотрю, тоже ранены. Давайте я погляжу.

– Да вы хоть отдохните, Максим Сигизмундович! – Я отступил на шаг. – Два часа с Антоном провозились! Давайте поедим сначала…

– Не люблю работу оставлять на потом, – отмел все мои возражения врач, уверенно разматывая тряпку с моего плеча. – Вот, с Антоном тем. Еще день-два, и была бы гангрена. Так шо показывайте свою руку.

Сняв повязку и не обращая внимания на мое шипение – тряпка прилипла к ране, и пришлось ее отрывать, – Максим Сигизмундович осмотрел плечо и поцокал языком.

– Вы тоже, как будете перевязывать, сыпьте тот порошок, – сказал он. – Рана чуть воспалилась, но заражения вроде нет.

Он немного поковырялся в ране, вызвав новые вспышки боли и тихий мат с моей стороны. Сам же посыпал на рану порошок и перевязал чистой тряпицей.

– Через месяц будет как новая, – пообещал врач, закончив с моим плечом. – Только старайтесь, шоб грязь не попала.

Затем он осмотрел рану Яна, сказал, что ничего страшного в ней нет, и тоже напомнил об опасности заражения. После того как осмотр завершился, мы наконец-то сели перекусить. Поскольку в нашем отряде был гость, который к тому же сделал все, чтобы спасти нашего товарища от смерти, мы расщедрились и выложили на «стол» чуть ли не все припасы. Как же не отблагодарить такого гостя!

– У вас не будет проблем из-за того, что вы так надолго ушли из села? – спросил я после того, как с трапезой было покончено.

– Ничего, – покачал головой Максим Сигизмундович. – Я ж тех шуцманов тоже лечу. Они меня и не трогают.

– А немцы?

– А шо немцы? Староста выдал такую характеристику, шо я чуть ли не «лицо, лояльное к Рейху». А спросят, де был – скажу, что на хутор позвали, к больному.

– Ну, если так… Но вы все же смотрите – если понадобится помощь…

– Добро, – кивнул врач. – Только помощь сейчас вам самим нужна.

– Нужна, – согласился я. – Расскажите о последних новостях.

От Максима Сигизмундовича мы узнали, что в Тучине расквартировано больше сотни немцев. На мой вопрос он уточнил, что там стоят солдаты вермахта – эсэсовцы в селе бывают только проездом, как в тот день, когда мы столкнулись с ними в Сенном. Также мы узнали и о судьбе наших пропавших товарищей. Максим Сигизмундович сам слышал, как один из немецких офицеров рассказывал другому о той ночи. Оказалось, что мы столкнулись со взводом СС, который сопровождал представителей гестапо для руководства операцией по уничтожению «бандитов» и который должен был, в случае необходимости, прийти на усиление полицаям. В Сенном они оказались проездом и, поскольку время было позднее, хотели остаться на ночлег. Именно поэтому машины остановились у дома старосты, который должен был расквартировать солдат по домам. Но… В доме старосты оказалась засада. «Бандиты» (судя по слухам – не меньше нескольких десятков), вооруженные пулеметами, автоматическим оружием и гранатами, напали на не ожидающих того эсэсовцев, но, не выдержав боя, вынуждены были отступить в лес. Эсэсовцы же, уничтожив часть нападавших (хотя было обнаружено всего два трупа, но все были уверены, что потери с нашей стороны гораздо большие), не преследовали отступающих бандитов из-за своей малочисленности. Командовавший отрядом СС решил дождаться подкрепления. На мой вопрос о потерях со стороны противника Максим Сигизмундович ответил, что точно не знает, но говорили, будто убитыми и ранеными эсэсовцы потеряли чуть ли не половину. А наутро началась операция по поиску нашего отряда. Спешно выехавшее из Тучина еще при первых звуках боя подкрепление подоспело, когда все уже было закончено. Сразу же был отдан приказ перебросить в Сенное собравшихся в Коросятине полицаев. Были заблокированы дороги… Спасло нас то, что, отходя, мы свернули на запад – в сторону Тучина. Немцы такого совсем не ожидали и поиски «бандитов» вели севернее и восточнее Сенного. К слову, Максим Сигизмундович заметил, что операция до сих пор не завершена и через Тучин к Сенному идут все новые силы.

Когда врач закончил, мы стали прощаться. День клонился к вечеру, и, по прикидкам, Максим Сигизмундович вернется домой только к середине ночи – и то если выйдет прямо сейчас. Пожав всем руки, врач отвел меня в сторону.

– Я так понял, шо ты тут командуешь? – Дождавшись подтверждения, он продолжил: – Уходить вам надо. Идите на хутор Чеславин и скажите, шо вы от меня. Только все на сам хутор не заходите сразу – один кто пусть пойдет. Скажете, шо я просил передать – печень находится справа. Запомнив?

Я кивнул, глядя в глаза доктора, в которых мелькали веселые искорки.

– Запомнил. Вы, Максим Сигизмундович, тоже аккуратнее. Если почувствуете неладное – сразу же собирайтесь и уходите в лес. Если вы так доверяете хозяевам того хутора, то раз в неделю там будет появляться наш человек. Оставьте для него весточку. Но все же лучше не дожидайтесь, пока за вами придут немцы. Решайтесь. Рано или поздно кто-то сообразит, что вы – единственный врач в округе и к вам должны приходить, как они нас называют, «бандиты».

Врач пообещал подумать и еще раз напомнил о том, чтобы мы обязательно заглянули на тот хутор. Что нас там ожидает, я не спрашивал – если бы Максим Сигизмундович хотел сказать, он бы сказал сам.

– Может, Лялю с собой возьмете? – предложил я. – Человек вы, я вижу, хороший. Девчонке в куклы играть надо, а не по лесам…

– Конечно, возьму! – согласился врач, но тут же сзади зазвенел голосок самой девочки.

– Нет! – выкрикнула Ляля и отступила назад.

– Почему нет? – Максим Сигизмундович подошел к девочке и присел перед ней на корточки. – Жене моей по хозяйству поможешь. С моими Славиком и Машкой играть будешь. Еды у нас вдосталь, места много. А еще станешь помогать мне с пациентами. Настоящей медсестрой будешь!

Думаю, главная заслуга в том, что девчонку мы в конце концов уболтали – именно перспектива стать медсестрой. А еще лучше – врачом. Постепенно, под напором уговоров всех членов отряда, кроме лежащего без сознания Антона, Ляля согласилась пойти с Максимом Сигизмундовичем. На радостях я даже пообещал заходить время от времени в гости.

Попрощавшись еще раз, врач с Лялей, в сопровождении Славко и Казика, отправился в обратный путь.

Сразу же после ухода врача мы свернули лагерь и перешли на другое место. Недалеко – километров на пять. Но и при таком относительно небольшом расстоянии «переезд» закончился только к середине ночи. Не буду подробно описывать все прелести перехода по ночному лесу. Скажу лишь, что наш отряд, сильно потрепанный в прошлом бою и отягощенный несколькими ранеными, один из которых был лежачим, кое-как преодолел эти трудности и, остановившись в более или менее подходящем месте, без сил завалился спать.

Утром, когда я все же смог открыть глаза, сразу вспомнилась настойчивая просьба Максима Сигизмундовича обязательно посетить хутор Чеславин. Что такого в том хуторе, почему врач предложил туда сходить? Причем повторил свою просьбу несколько раз. Мыслей о ловушке или прочем предательстве со стороны врача не возникало. Максим Сигизмундович слишком много для нас сделал, чтобы вот так отправить в лапы врага. И впечатление он произвел самое хорошее… Конечно, согласиться помочь раненым он мог из-за того, что другого выхода не было, но… Не верилось в это! Значит, на хутор действительно надо заглянуть. Не просто так врач дал такой совет. Сейчас позавтракаем и отправимся.

Но вначале я решил посмотреть, как там Антон. Поднявшись, я подошел к носилкам. Боец мирно спал. Не метался в бреду, не истекал потом в лихорадке. Просто спал, тихо посапывая. Проверил температуру – лоб теплый и не обжигает ладонь, как вчера. Помог все-таки врач! Даст бог – Антон скоро и на ноги встанет.

Все остальные тоже уже проснулись. Славко и Казик о чем-то перешептывались, Ян, нахмурив брови, копался в мешках, Генрих сидел и с философским выражением лица разглядывал плывущие в небесной дали по своим делам легкие облачка, Алик крутил в руках винтовочный затвор… Просто идиллия – туристы на отдыхе. Если бы не раненый и не оружие.

– Что там у нас? – Я подошел к Яну.

– Еды маловато. – Тот отвлекся от своего мешка и посмотрел на меня. – На сегодня хватит, а потом…

– Понятно, – вздохнул я. Вот и еще одна головная боль. Нет, пора уже хорошенько подумать над организацией нашего отряда. Причем давно пора. – Ты хутор Чеславин знаешь?

– Знаю, – кивнул Ян. – Там Сидорчуки до войны жили.

– Вот и проверим, кто там сейчас живет, – подытожил я. – Поедим и пойдем.

После завтрака, за которым мы покончили с остатками запасов продовольствия, я выставил посты, оставил Генриха за старшего и в сопровождении Яна двинулся к хутору Чеславину.

По пути вспомнилась мысль, что пора уже прекращать метаться туда-сюда и начинать действовать организованно. Сколько можно проводить операции, полагаясь на удачу и случайную информацию? Нет, пора выстраивать систему – хозчасть, разведка… Может, это в отношении нашего маленького отряда, половина бойцов в котором ранена, и звучит смешно, но начинать с чего-то все равно надо.

Я решил, что в первую очередь следует решить вопрос с подходящим местом для постоянного лагеря. В самом деле – сколько можно вот так кочевать по лесу и спать на голой земле? Хотя бы шалашики какие-то надо сделать для начала. А потом, когда раненые вернутся в строй, можно подумать и о более капитальном жилье – землянках, например. Ответственным за этот вопрос я решил назначить Яна. Мужик он хозяйственный. Кроме того, как местный житель, окрестные леса должен хотя бы в общих чертах знать. Вот пусть и отвечает за поиск подходящего места и строительство лагеря.

Вторым вопросом на повестке дня стояла проблема снабжения. До сих пор мы питались исключительно тем, что находили в местах проведения операций. Но ведь эти операции не были нацелены именно на добычу припасов – просто нам пока что везло. Разжились едой на лесопилке, забрали продукты со стола в доме у старосты… А если в следующий раз с продуктами не сложится? Голодать будем? Нет, нужен системный подход. Только кого назначить ответственным? В принципе, выбор невелик. Антон пока что нетрудоспособен, Славко и Казик – слишком малы, кандидатуру Алика, вспомнив, что именно из-за него мы так прокололись в Сенном, я тоже не видел на ответственной должности. Остается только Генрих. Его же, как знающего немецкий язык и поскольку в процессе выполнения задач по снабжению ему придется сталкиваться как с немцами, так и с местным населением, пока что сделаем и ответственным за разведку. А дальше – посмотрим.

«А ты сам? – шепнул внутренний голос. – Сам ты за что отвечать будешь?» – «За все! – ответил я ему. – Как командир, я в любом случае отвечаю за все, независимо от того, есть кто-то отвечающий за отдельное направление или нет. И за лагерь, и за продовольствие, и за разведку, и за планирование любых операций, и за их осуществление… И за гибель бойцов. За все отвечаю я. Особенно – за последнее».

К хутору мы вышли после полудня. Солнце высоко стояло в зените, пуская сквозь густую листву золотистые лучики. Щебетали птицы, жужжали какие-то мошки… Хорошо в лесу! Сейчас бы шашлычки… Или с металлоискателем побродить… Последняя мысль вызвала горькую улыбку. Какой металлоискатель? Я сейчас сам – ходячий склад железа, найти которое был бы не против любой копатель. Причем это железо не ржавое-трухлявое, а вполне работоспособное. «Парабеллум», штык-нож, фляга, зажигалка… Что мне искать? Тем более что сейчас все мое снаряжение, в будущем годное лишь служить антуражным украшением на полке, нужно мне в первую очередь для того, чтобы сохранить себе жизнь. И не только себе.

Сразу на хутор мы решили не заходить. Даже не так – мы ничего не решали. Чисто автоматически, не сговариваясь, подкрались к хутору со стороны леса и залегли, наблюдая за происходящим там. Из кустов нам открывался прекрасный вид на небольшой, но ладный бревенчатый домик под двускатной, крытой дранкой крышей, скаты которой спускались до самой земли. Первой мыслью, которая пришла мне в голову, было то, что этот хутор идеально подошел бы в качестве декорации к какой-нибудь сказке. Например, «Маша и медведи». Просто идеальное жилище для медведей! Никакого забора вокруг дома не было. Дом просто стоял на небольшой полянке, а из леса в «озеро» утоптанной земли перед его дверью вливалась «река» дороги. Наша позиция располагалась напротив правого угла домика, и отсюда просматривалась входная дверь и правая стена, а точнее – правый скат крыши. Сколоченная из толстых досок дверь дома была низкой – войти можно только пригнувшись. Крыльца перед ней не было – только невысокий порожек. Справа от двери виднелось небольшое окошко, больше похожее на бойницу. Вот, в принципе, и все, что мы разглядели в самом доме. Слева от дома, оставляя между ним и собой лишь небольшую дорожку, стоял большой сарай, который по размерам мог вполне конкурировать с самим жилищем. С другой стороны виднелся какой-то навес…

– Ян, обойди вокруг.

Когда Ян уполз, я вернулся к наблюдению. Никаких признаков жизни не видно. Стоит себе хутор, будто брошенный. Через подобие окна тоже, конечно, ничего не рассмотреть. Более того, я подумал, что даже не стоит пытаться заглядывать в это окно – моя голова тут же полностью перекроет поток света и подскажет каждому, кто есть в доме, что за ними наблюдают. И все же – есть кто дома или нет? Есть! Дверь открылась, и из дома вышел старик. Хорошо хоть – не медведь, подумал я и улыбнулся. Старик был низкого роста, крепкий. Седая, практически белая, лохматая шевелюра, такая же белая борода. Из одежды на нем были серая рубаха до колен, штаны и… снова лапти? Никогда не думал, что в середине XX века эта обувь еще пользовалась такой популярностью! А ведь это уже второй «лапотник», встреченный мной за последние несколько дней.

Старик исчез за углом с противоположной стороны дома, и снова хутор принял нежилой вид. Я продолжал наблюдать. Старик вернулся через пару минут, неся деревянное ведро. Снова скрылся в доме. А еще через несколько минут появился Ян.

– Никого, – коротко сообщил он. – Позади дома колодец, поленница и все.

Я кивнул. Мы продолжали наблюдать еще около часа. Два раза появлялся тот же старик, но оба раза он отлучался из дома не более чем на несколько минут. В конце концов лежать в кустах совсем надоело.

– Следи за домом. Если что – стреляй.

Ян кивнул и удобнее устроил перед собой карабин, а я отполз назад в лес и, поднявшись, пошел к дороге. Не доходя до хутора, осмотрел свою одежду. Непрезентабельно. Разгрузка из мешковины, окровавленная порванная рубашка, драные штаны… И перебинтованная рука. Кто такого пустит в дом? Да мне в таком виде даже не откроют! Я кое-как попытался привести свой внешний вид в хоть какое-то подобие порядка. С одеждой, конечно, ничего не поделаешь. Даже возвратиться и одолжить что-то из одежды у Яна не имеет смысла – его одежда выглядит не лучше. Единственное, что я смог сделать, – это снять разгрузку (из-за раненой руки процедура была очень неудобной и болезненной) и спрятать ее в ближайших кустах, снять с ремня штык-нож, который я, немного подумав, засунул в сапог, стараясь пристроить его так, чтобы не сильно мешал при ходьбе, и, выпустив немного рубашку, прикрыть пистолет за поясом. Снова оценил свой внешний вид – из лесного разбойника я превратился в более или менее мирно выглядящего бомжа.