Текст книги "Лесной фронт. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Алексей Замковой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 38 страниц)

Старик уже не спал. Когда я присел рядом, он как раз заканчивал расправляться с порцией той же каши. Я деликатно молчал, ожидая, пока командир позавтракает. Наконец-то тарелка была отставлена в сторону, а в небо взвился клуб дыма от самокрутки.

– Шо скажешь? – Митрофаныч глубоко затянулся и взглянул на небо. – Хороший денек обещает быть сегодня.

– Командир, у меня тут мысль возникла… – Я немного помолчал, формулируя идеи, пришедшие мне в голову ночью. – Связь нам нужна.

– Нужна, – согласился Митрофаныч. – Да где ее возьмешь…

Я изложил свои мысли насчет Ровно, а заодно и по поводу того, чтобы отправить группу на север.

– Наш отряд ведь к Сарнам пошел. Все мы, конечно, туда не двинемся – слишком много раненых для такого перехода, – но считаю, что необходимо послать в те края небольшую группу. Не одни ж мы партизаним! Если найдут какой-нибудь отряд со связью, то пусть хоть передадут, что мы есть и что мы воюем!

Убеждать Митрофаныча не пришлось. За мою идею он ухватился сразу же, казалось удивляясь, как это не пришло ему самому в голову.

– Старею, Алексий… – качал головой Митрофаныч. – А ты молодец! Хорошая голова у тебя, светлая…

– Тут еще, Митрофаныч… – Когда насчет связи мы решили, я замялся, не зная, как перейти к следующему вопросу, хотя вчера успел немного затронуть эту тему. – Насчет продуктов…

– То – к Сергею. Он у нас по снабженческой части.

– Вот именно, – кивнул я. – По-моему, он просто отбирает продовольствие у хуторян. Ты понимаешь, командир, чем это грозит?

– Я-то понимаю, – вздохнул Митрофаныч. – А делать-то шо? Прокормить всю эту ораву, – он обвел взглядом лагерь, – как по-иному?

– Если нас хуторяне сдадут немцам, – тихо произнес я, – то и кормить некого будет. У немцев надо продовольствие отбирать.

– Это ты прав. Только сидели же мы без оружия почти…

– Так с оружием проблему решили, – перебил я. – Пошлем сегодня людей к нашему схрону. Тогда можно будет и по немцам ударить. Полицаи ведь постоянно добро из сел вывозят. Устроим засаду…

И в этом Митрофаныч согласился со мной. А идея раздать часть продовольствия, которое добудем у немцев, хуторянам в качестве компенсации за продразверстку Селиванова, ему даже понравилась. Как раз когда мы обсуждали это, к нам присоединился и сам Селиванов, а вместе с ним – Буцко, Денисенко и Аредин. Раз уж собрался такой совет, то я позвал и Яна с Генрихом. Пока мои ребята не пришли, я вкратце посвятил вновь прибывших в свои планы насчет восстановления связи с большой землей и получил их полную поддержку. Селиванов, конечно, тут же вызвался отправиться к Сарнам, но против этого решительно возразили мы с Митрофанычем вместе. Селиванов был нужнее здесь.

Но вот пришли Ян с Генрихом, и обсуждение продолжилось.

– …вопросы по продовольствию, думаю, надо поручить кому-то из местных. Вот Яну, например. Он эти края знает. Ему легче будет с местными общий язык найти. Ян, ты как – согласен заняться снабжением?

– Как скажешь, – кивнул Ян. – Если так надо…

– Хорошая идея – кому-то из местных это дело доверить, – согласился Митрофаныч. – Только ты в Яне уверен? Ведь нужен тут человек надежный.

– Уверен. Ян не одного немца убил уже. А брат его меня в подвале прятал после того моста, пока я не оклемался полностью.

– А ты шо скажешь, Сергей? – повернулся Митрофаныч к Селиванову.

К чести Селиванова стоит отметить, что он, в отличие от многих известных персонажей книг, фильмов и просто реальной жизни будущего, абсолютно не держался за хлебное место интенданта. Не прирос к «кормушке». Сережа полностью согласился, что Ян, как человек, знающий эти края и их жителей, лучше справится с обеспечением отряда.

Теперь настало время перейти от глобальных вопросов к чему-то более приземленному.

– Командир, – обратился я к Митрофанычу, – хочу предложить одно дело. Сам до того, как сюда пришел, планировал этим заняться. Разреши?

– Шо еще за дело? – заинтересовался Митрофаныч. Остальные тоже чуть подались вперед. Похоже, сидеть без дела здесь надоело всем. Даже Селиванов, несмотря на то что мечтал о Сарнах, заинтересовался.

Я рассказал о нашем разговоре со знакомцами Яна. Теми самыми, которые отказались идти к нам в отряд. Об этом я, впрочем, сейчас не упоминал. Речь шла об одном моменте из того разговора, который касался Антополя.

– Есть у меня подозрение, – резюмировал я, – что там находится склад, куда полицаи свозят награбленное в окрестных селах. А уже оттуда это все отправляется в Ровно.

– И шо? – спросил Митрофаныч.

– А то, что неплохо было бы этот склад уничтожить. Сжечь или взорвать… Представьте, какой удар будет по немцам, – в самой глубине тыла кто-то вдруг уничтожает такой объект.

– Взрывчатки у нас маловато… – задумался Буцко. Идея со складом у него, похоже, возражений не вызывала.

– Возле Коросятина есть минное поле, – подсказал я. – Мы как раз туда шли перед тем, как свернули к Сенному.

– Где именно? – оживился Селиванов.

– Мужики говорили, что на тракте, западнее села. На перекрестке. Митрофаныч, разреши людей туда послать? А то без взрывчатки…

– Разреши я пойду! – вклинился Денисенко. – А то обрыдло тут сидеть уже…

– А ты в минах разбираешься? – тут же спросил я. – Не в смысле сделать мину, а с заводскими как? Ты ее разрядить сумеешь?

– Ну… – протянул Денисенко, но по неуверенному тону было все понятно.

– Командир, разреши мне сходить. – Я посмотрел на Митрофаныча. – С Денисенко и Селивановым.

– Нечего тебе туда идти! – отрезал Митрофаныч. – Куда тебе с твоей рукой-то!

– Так потому и хочу взять Денисенко и Селиванова. Они же с теми минами делов натворят по незнанию. Я посмотрю, что за мины там, и расскажу, как с ними работать. А кто, кроме меня, это сделает?

А я сам – сделаю? Честно говоря, мои знания о минах оставляли желать лучшего. Читал, конечно, кое-какие справочники… И даже кое-что из прочитанного помню. Уверенности в том, что смогу разрядить мину, не было. Но ведь Денисенко и Селиванов в этих вопросах вообще ничего не смыслят. Я им о заводских минах не рассказывал, Коля тоже такому не учил. Остается только рискнуть самому.

– Митрофаныч, взрывчатка нам нужна, – поддержал меня Буцко. – Какие мы подрывники без взрывчатки? Чем подрывать будем? Тола на одну мину, чтоб на дорогу поставить, хватит. А потом как?

Общими усилиями, после долгих споров, мы все же убедили командира дать разрешение на поход к минному полю. Митрофаныч никак не хотел меня отпускать. Так же как не хотел отпускать Селиванова к Сарнам. Но и то, что отряд сидит без дела, сильно ему не нравилось. Без взрывчатки ведь никакого крупного дела не провернуть. Даже засаду нормальную не устроишь!

– Уговорили, черти, – в конце концов сдался Митрофаныч. – Иди уж, Алексий. Только смотри, шоб вернулся! Генрих, а ты организуй разведку того Антополя. Ребят я тебе выделю.

– Сделаю, командир, – с готовностью кивнул Генрих и потер руки, чем вызвал у меня улыбку.

К минному полю мы пошли только через два дня. Первый день я просто проспал. Измученный недавним походом по лесам, последним боем и ранением, я вырубился, едва наше собрание, затянувшееся дотемна, разошлось. Будить меня никто не стал. Не знаю, просто пожалели или такой приказ отдал Митрофаныч, но проснулся я только на рассвете следующего дня. Не скажу, что почувствовал себя особенно бодрым, но мое состояние все же было уже лучше прежнего. И, только проморгавшись, сразу же включился в работу.

Первым делом я хотел поговорить с Яном по поводу пополнения наших запасов продовольствия, но, как оказалось, он с группой ушел за продуктами еще вчера. Проспал, называется… Вздохнув, я подумал, что остается надеяться только на то, что Яну хватит ума не обирать местных и он попытается «раскулачить» полицаев и прочих немецких прислужников – так сказать, реализовать известный принцип «грабь награбленное».

После того как выяснилось, что проинструктировать Яна не получится, я занялся другим вопросом. Митрофаныч упоминал, что в отряде проблема с оружием и патронами? Насчет патронов – не знаю, но с оружием даже на первый взгляд было туго. Примерно четверть увиденных мной партизан ходила вообще с пустыми руками. Особенно это касалось новобранцев. Ну да, люди ведь пришли в отряд кто откуда. Несколько сбежавших из лагерей бойцов РККА, судя по всему, ушли по-тихому и прятались после побега в лесах – у врага оружие не захватили. Местные же в своем большинстве тоже пришли с пустыми руками. Правда, кое-кто все же захватил с собой бережно хранившиеся на чердаках стволы, оставшиеся еще с последних войн, но, во-первых, таких было очень мало, а во-вторых, качество такого оружия тоже оставляло желать лучшего. Нет, я ничего не имею против винтовок Манлихера, которые стояли на вооружении австро-венгерской армии, воевавшей в здешних местах, но где достать для них достаточное количество патронов? А один мужик вообще носил на плече антикварную берданку… Кое-как проблему решили за счет оружия, принадлежавшего лежачим раненым, но ведь это временное решение. Зато тех стволов, которые мы прикопали в разных местах, должно хватить на весь отряд с запасом. Поэтому я попросил Селиванова отрядить бойцов к нашим тайникам. Привести их к этим тайникам было поручено Казику, который тут же, услышав о предстоящем задании, раздулся от важности.

После этого я, почувствовав зверский голод, перекусил остатками продовольствия, которое обнаружилось в мешке у Генриха, и заодно обсудил с ним некоторые вопросы из области разведки. Как выяснилось, группа к Антополю пока еще не была отправлена. Генрих, с помощью Буцко и Селиванова, пока только набирал подходящих людей. Этот вопрос мы тоже обсудили – я посоветовал Генриху использовать только бойцов из местных, у которых были связи во многих селах и на хуторах. Кстати, в разведгруппу мы решили включить и Славко с Казиком. Пацаны они юркие, смышленые… По-моему, эта задача как раз для них. Сразу же возникла и идея первого задания для Славко – необходимо было установить связь с Максимом Сигизмундовичем, которого я предложил сделать кем-то вроде резидента нашей разведки. Славко вызвали, тут же проинструктировали, и вскоре он покинул лагерь, направляясь к Тучину. В первую очередь нас интересовало, как продвигаются у немцев дела по восстановлению шоссейного моста, по каким дорогам сейчас немцы перегоняют на восток войска и грузы, а также где, хотя бы примерно, машины с грузами останавливаются на ночевку. Думаю, объяснять, почему нас сильно интересовали эти вопросы, не нужно.

В общем, день так незаметно и пролетел. Мотался туда-сюда, решал какие-то вопросы. Не успел оглянуться – уже стемнело. «А ведь завтра решили идти к Коросятину!» – вспомнил я и, махнув рукой на все, отправился спать. А на рассвете, в сопровождении Селиванова, Денисенко и еще пяти бойцов, попрощавшись с Митрофанычем, уже выходил из лагеря.

Путь к Коросятину занял два дня. Могли бы добраться и гораздо быстрее, но где-то на полпути между нашим лагерем и целью похода лежало Сенное. Не мог я туда не зайти! Во-первых, очень хотелось более подробно прояснить для себя последствия нашего боя здесь – судьбу товарищей, которые прикрывали наш отход, потери немцев и другие подробности. А во-вторых… Не знаю. Тянет меня туда – и все! Поэтому, подойдя к опушке леса, за которой уже виднелась окраина села, я скомандовал привал.

– Ждем до ночи, – объявил я собравшимся вокруг меня бойцам. – Как стемнеет, я с Симоновым и Шпажкиным иду в село. Остальные остаются здесь. Если что – в село не соваться. Уходите сразу.

– Командир, зачем тебе это село? – Денисенко покачал головой. – У нас другая задача…

– Матвей, – я не дал Денисенко договорить, – здесь где-то остались два моих товарища, которые прикрывали наш отход. И я хочу узнать, что с ними. Понимаешь?

Понурившись, Денисенко кивнул. Возразить ему было нечего. Я обвел взглядом бойцов и заметил у многих в глазах некоторую задумчивость – похоже, не только у меня были товарищи, судьбу которых хотелось бы… Нет! Не хотелось бы – надо прояснить! Только в отличие от моих бойцов у меня появилась такая возможность. Впрочем, снова, как всегда, возражения нашлись у Селиванова.

– Ты можешь сорвать всю операцию, – тихо сказал он.

Я посмотрел на Сережу. Стоит прямо, глаза, как всегда, горят… Неодобрительно горят.

– Сережа, отойдем в сторонку?

Мы отошли шагов на десять.

– Селиванов, кто здесь командует? – Я постарался говорить тихо, но так, чтобы в голосе звенело как можно больше металла.

– Ты, – так же тихо ответил Сергей.

– А скажи мне, Сережа, – дождавшись ответа, продолжил я, – когда ты был в регулярной армии, ты тоже обсуждал приказы командира?

Поняв, к чему я клоню, Селиванов промолчал, но глаз не опустил. Хоть он и признал меня за командира, но дисциплина, похоже, начала давать трещины.

– Я задал вопрос. Отвечать! – спросил чуть погромче, но все равно так, чтобы остальные наш разговор не расслышали.

– Нет, командир, – после паузы ответил Селиванов.

– Так какого хрена ты сейчас решил обсуждать приказы? – Я снова заговорил почти шепотом.

Селиванов молчит. Только покраснел как рак и опустил взгляд.

– Сережа, давай так, – я несколько смягчил тон, – если ты с чем-то категорически не согласен, то говоришь мне это наедине, чтобы никто больше не слышал. Не при всех. Договорились?

– Извини, командир. – Селиванов снова поднял глаза, и в этот раз я увидел, что он действительно сожалеет о том, что принялся со мной спорить при бойцах.

Когда солнце скрылось за горизонтом, я с двумя бойцами вышел из леса и побежал через луг к окраине села.

Подумалось, что, наверное, так же, как мы сейчас, недавно здесь крались Антон, вынесший из этого села пулю в ноге, и Семен с Филиппом, так и оставшиеся где-то здесь. Я же тогда шел нагло, не скрываясь. А вот ребята, которым не досталась роль полицая, пробирались огородами. «Еще заплачь!» – зло одернул я себя, стряхивая охватившее меня оцепенение. Вот уже и огороды. Хлипкая, непонятно вообще как еще стоящая оградка из серых, давно прогнивших палок. Словно ужи, мы проползли последние метры и нырнули под куст, кажущийся в наступившей ночи темным облаком.

– Леша, – я тронул Симонова за плечо, – остаешься здесь. Следи за селом. Если что – свистишь и быстро отходишь к остальным. Огонь открывать только в самом крайнем случае.

– Хорошо, командир, – прошептал он в ответ и, перехватив карабин, пополз глубже в кустарник.

– Денис, идешь со мной.

Мы со Шпажкиным отползли чуть-чуть, и я снова повернулся назад.

– Леша! – тихо позвал я. – Симонов!

– Что? – донесся тихий голос.

– Ты сигнал подавай только тогда, когда увидишь, что нас уже обнаружили или вот-вот обнаружат. Зря не раскрывайся!

Первым делом я решил осмотреть то место, где мы оставили Семена и Филиппа. Не то что надеялся обнаружить там их тела или что-то еще в том же духе… Просто рассудил, что надо сначала прояснить ход боя, а потом уже… Потом – будем думать потом. Однако, когда мы наконец доползли до места, оказалось, что разглядеть что-либо сложно. Ночная тьма, скрывающая нас от врагов, не менее успешно скрывала и искомые следы. Но пошарить все же стоит. Еще тогда, в прошлой жизни, как я стал называть время до своего «попадания» в прошлое, я любил по находкам воссоздавать у себя в голове ход боя, произошедшего на том месте, которое копал. Это было одновременно и интересно – попытаться понять, что же именно произошло здесь десятилетия назад, – и полезно, потому что позволяло выйти на хорошее место, где можно что-то найти. И уж всяко это было интереснее, чем просто извлекать из земли ржавое железо. Все в комплексе, так сказать. Вот, например, остатки линии окопов. Чьих – понятно по форме. А откуда шло наступление на эту линию? Стреляные гильзы на бруствере с этой стороны? Значит, атаковали оттуда… Пара еле заметных воронок от гранат с обратной стороны – значит, наступающие подошли достаточно близко, чтобы попытаться забросать обороняющихся гранатами… И далее в таком духе.

Здесь же пришлось все определять практически на ощупь. Вот что-то звякнуло под локтем. Пошарив в траве, я подобрал цилиндрик гильзы. Чья? Гильза наша – от «мосинки». Значит, здесь ребята лежали… Оп! Рука соскользнула в небольшую воронку – значит, здесь граната разорвалась… Странно, я же вроде не слышал взрыва, когда мы бежали, стараясь укрыться в лесу! Однако воронка говорит сама за себя. Подобрались-таки, сволочи, на расстояние броска гранаты! Ладно, посмотрим, что здесь еще есть.

Я проползал, как червяк на брюхе, еще минут десять. Гильзы… гильзы… Нашел даже один нестреляный патрон, но слишком темно, чтобы определить – его просто кто-то выронил, в спешке перезаряжаясь, или осечка у кого-то вышла. Ощупав донце гильзы, я так ничего и не почувствовал. Ладно, это и не важно. Засунув патрон в карман, я свистнул Денису.

– Остаешься здесь. Приказ такой же, как Симонову. Помнишь?

– Помню, – кивнул Шпажкин. – А вы куда?

– Скоро буду, – прошептал я и пополз обратно.

Здесь я не выяснил ничего о судьбе Семена и Филиппа.

Впрочем, на это и не надеялся. Теперь же можно приступить к главному – расспросить кого-то из местных. Вопрос – кого? Сразу же вспомнилась та старушка, с которой я, разыгрывая из себя полицая, так по-хамски разговаривал. Ох как недобро она на меня смотрела тогда! Отвечала сквозь зубы… Нет, она точно не сдаст меня, если отправлюсь сейчас к ней. По всему видно – фашистов с их прихлебателями эта бабка на дух не переносит. Только не припомнит ли мне, что я хамил при той встрече? Ладно, главное – чтоб не сдала. А извиниться все равно надо.

Размышляя в таком ключе, я бодро, насколько позволяла ноющая рука, полз вдоль огородов. Пока все тихо.

Симонов молчит, от Шпажкина тоже сигналов никаких… Только стрекочут сверчки и орет какая-то ночная птица в лесу. Какой дом у той старушки был? Вроде бы на самом краю села стоял. Точно! Вон та халупа, больше похожая на сарай для скотины. Ага, и огород зарос бурьяном так, что здесь ползти – хоть глаза сторонний наблюдатель прогляди, все равно в темноте ничего не увидит. Правда, поскольку приходится постоянно раздвигать перед собой бурные заросли, то увидеть – не увидят, но шуршание услышат – точно. Ладно, авось пронесет! Медленно, не спеша… Я преодолел заросли бурьяна минут за двадцать. Рука, пробив границу буйной листвы, вдруг выскочила на пустое пространство, и пальцы впились в сырые комья голой земли. Пришли. Точнее, доползли. Впереди – крохотный лоскуток обработанного огородика, а я лежу на самой границе зарослей. Прикинул на глаз – шагов восемь-десять пустого, покрытого редкими низенькими ростками пространства, за которым темнеет какая-то небольшая куча. А дальше – халупа.

Я замер, прислушиваясь и приглядываясь. Если с этой стороны дома и есть окно, то внутри темно. Спит хозяйка? В селе вообще-то рано спать ложатся. И так же рано встают. Словно опровергая эту мысль, справа кто-то заорал пьяным голосом. Это еще кто там так нечленораздельно матерится? Война вокруг, враги село оккупировали… а какая-то сволочь бухает? Думаю, сейчас так себя вести может действительно только сволочь – тот, кто уверен в своей безнаказанности. Похоже, не всех полицаев мы в этом селе перебили… Или это уже новые? И откуда же столько подонков взялось на эту землю?!! Но одно хорошо – если эта погань позволила себе так нажраться, то вряд ли в селе есть немцы. Однако стоит полежать еще минут десять. Мало ли…

Тук-тук! – я тихонько постучал в ставни, закрывающие малюсенькое оконце. Нет ответа. Постучал еще раз… Еще…

– Кого там черти несут? – наконец раздался слабый дребезжащий голос.

– Бабушка, откройте, пожалуйста! – Я шептал, то и дело поглядывая в сторону сельской улицы. Темно, конечно. Заметить – меня вряд ли заметят, но вдруг пройдет кто-то и услышит мой шепот.

– Та хто ж ты такой, шоб тебе ночью открывать! – последовал вполне закономерный ответ. – Иди, куда шел!

– Бабушка, я – партизан. Откройте, пожалуйста. Поговорить надо!

Через минуту, показавшуюся мне долгой-долгой, скрипнула половица по ту сторону ставней.

– Иди до дверей, – сказала бабушка и снова заскрипела половицами, удаляясь от окна.

Я прокрался, прижимаясь к стене, к двери и проскользнул в приоткрывшуюся щелку. Темно, хоть глаз выколи! И сыро, словно в погреб попал, а не в человеческое жилье.

– Щас, сынок… – проскрипела бабушка, и что-то клацнуло, рассыпав в воздухе небольшой снопик искр. Снова клацнуло. Она хочет свет зажечь? Огнивом? Я зашарил по карманам и спустя еще три снопика искр нашел наконец свою зажигалку. Защелкал… Крохотный, не рассеивающий, а лишь сгущающий еще больше окружающую темноту язычок огня появился лишь с пятого раза.

– А я тебя знаю… – Увидев огонь, старушка перестала мучить свое огниво и откуда-то из темноты вынырнула ее сухонькая, скрюченная рука, больше похожая на птичью лапку, в которой бабушка держала какую-то плошку.

Над плошкой заиграл огонек, лишь чуть больший, чем от зажигалки. Но стало светлее. Бабушка поставила свой светильник на такой же ветхий, как она сама, стол и указала мне на стоящий рядом чурбачок:

– Ты садись, а я поесть соберу…

– Не надо! – Я замотал головой. Не хватает еще объесть эту старушку, еле сводящую концы с концами! – Вы, бабушка, простите, что я тогда… Ну, что грубо так с вами… Нам за полицаев себя выдать надо было…

– Бог простит! – отрезала она, все же направляясь куда-то за пределы светового круга. – Вам, сынки, все Бог простит за то, шо клятых германцев бьете…

– Бабушка…

– Кожешихою меня звать, – перебила она меня.

– Бабушка Кожешиха, – я присел на указанный чурбачок, – я насчет своих ребят спросить хотел…

– То за тех двоих, шо за хатой Семки-старосты, – Кожешиха, произнеся имя старосты, от души сплюнула на пол, – постреляли?

«Постреляли!» – у меня, хоть я и был готов к этому и не особо рассчитывал на то, что ребята живы, что-то оборвалось внутри. Одно дело – предполагать, что они мертвы, и совсем другое – когда это подтверждают те, от кого хоть каким-то уголком разума надеялся услышать другое.

– О них. – Я собрал волю в кулак и кивнул.

– Ох, сынок… – Бабушка поставила на стол глиняную миску с парой тонких кусочков хлеба, кувшин и тоже присела, подперев сморщенное лицо руками. – Люди говорят, шо там много германцев полегло. Злые они тогда были – шо твои псы… Собрали всех перед церковью, та все спрашивали, хто в них ночью стрелял. Офицер у них там был – высокий такой, – так он и нас всех пострелять грозил…

– А вы что? – спросил я. – Ну, люди что отвечали?

– А шо люди скажут? Хто вас видел – так и говорили. Шо пришли полицаи какие-то, зашли до старосты…

Не зря, значит, я весь этот спектакль разыгрывал! На душе полегчало. Честно говоря, не ожидал, что здесь СС окажется… Знал бы – черта с два я сюда вообще бы сунулся. Единственное, что хоть как-то успокаивает, – если бы не тот маскарад, то вполне мог бы, вернувшись сейчас, застать здесь груду пепла с обгоревшими трупами. С «электриков» станется… А так удачно обратил все подозрения на полицаев. Пусть теперь немцы этих шакалов прессуют, отфильтровывают от подонков еще больших подонков…

– …А хлопцев твоих забрали. – Голос Кожешихи вывел меня из раздумий. – Один еще жив был…

– Кто? – встрепенулся я и чуть не забыл, что говорить следует тихо.

– Та я откуда знаю?

– Куда их увезли? – Я даже подался вперед, чуть не завалив и без того держащийся только на честном слове стол.

– Та я ж говорю, как германцы поехали, то под вечер уже полицаи пришли. Так они тех двоих – и мертвого, и того, шо живой, – на воза положили и куда-то на Тучин повезли. В сторону Тучина.

– Спасибо вам, бабушка Кожешиха! – Я поднялся из-за стола. Задерживаться здесь смысла уже нет – больше, чем узнал, я уже не выспрошу. Главное – хоть один из ребят жив! Хотя, мелькнула мысль, возможно, для него было бы лучше умереть… Но эту мысль я быстро загнал поглубже и улыбнулся бабушке. – Спасибо вам!

– Да куда ж ты?!! – всплеснула она руками и придвинула ко мне миску со скудным угощением. – Хлеба поешь, сынок!

– Я бы поел, бабушка… – Нехорошо обижать старушку, но объедать ее… – Только мне до рассвета еще много пройти надо.

Когда я уже стоял на пороге, Кожешиха вдруг прекратила сокрушаться о том, что впервые из ее дома гость ненакормленный уходит, и сказала:

– Ты, сынок, сюды не приходи больше. Один из полицаев, сама слышала, говорил, шо скоро какие-то «эйнзацы» приедут и горячо партизанам придется…

Я застыл как вкопанный. Айнзацкоманда? Сюда?!! Да они первым же делом перевешают тут всех без разбору – имеет человек какое-то отношение к партизанам или нет! И им ведь абсолютно без разницы – выдавали мы себя за полицаев или нет. Даже спрашивать не будут! «А чего ты ожидал после своих художеств?» – спросил самого себя. Ведь и так здесь охота на партизан объявлена. Лес прочесывают… Эсэсовцев вон подогнали… Кстати, а сами те эсэсовцы, которых мы постреляли, не из айнзацкоманды? Впрочем, какая уже разница?

– Бабушка Кожешиха, – я повернулся и посмотрел в часто моргающие, подслеповатые старушечьи глаза, – у вас родственники есть?

– Та какие там родственники! – махнула рукой она. – Муж еще в ту войну пропал, сыны в двадцатом где-то под Киевом полегли…

Я помолчал, дивясь этой женщине, которая потеряла всю свою семью. Потеряла на войне. И явно муж ее воевал в Первую мировую по другую сторону фронта, а дети – в войске Пилсудского. Муж, скорее всего, пал от русской пули в Первую мировую… Дети – от шашек буденновцев, гнавших Пилсудского от Киева до самой Польши… А вот она помогает мне, советскому партизану… Можно сказать, преемнику тех самых русских солдат и буденновцев…

– Вы, бабушка, утром соберите самое необходимое, – сказал я дрогнувшим голосом, – и уходите в лес. И людям, всем, кому можно доверять, передайте, чтобы уходили. В лес, по родственникам… Главное, чтобы не оставались здесь.

– Та куда ж я, старая, пойду? – всплеснула руками Кожешиха.

– Айнзацкоманда приедет сюда, чтобы уничтожить село. – Глядя прямо ей в глаза, я чеканил слова. – Повесят, а может, и еще хуже, всех. Сожгут все. И правых, и виноватых.

– Та шо ж они – не люди… – запричитала Кожешиха.

– Не люди, – кивнул я. – Это не те немцы, которые в четырнадцатом были. Это – не люди.

– Не пойду я, – покачав головой, махнула рукой бабушка. – Людям передам, а сама – не пойду. Пожила уже свое. А ежели убьют меня, то на том свете хай черти их за это лишний раз вилами штрикнут!

– Бабушка, самоубийство – это тоже грех, – напомнил я. – В лесу вы, может, выживете, а здесь…

И самое паскудное – я не мог ей указать на то место, где расположился наш отряд, а она даже не попросила у меня этого. Я ведь и сам понимаю, что обрекаю эту старушку на верную смерть… Сколько шансов у нее выжить в лесу? Пусть не одной, а с остальными односельчанами? Не намного больше, чем если она дождется прихода карателей. Но как я скажу ей, где находится отряд, если среди местных может оказаться такой, кто тут же побежит с докладом к немцам? Или она сама, увидев мучения оставшихся (а такие будут!) односельчан, не выдержит и, чтобы спасти их, расскажет немцам?

Выйдя из дома и оглянувшись в последний раз на Кожешиху, я зашел за угол и побежал. Не скрываясь и не заботясь о том, что кто-то может меня увидеть или услышать. Настолько паскудно на душе было… Да, я могу убить немца. Зарезать, как свинью, полицая, покрывшись при этом с ног до головы его кровью. Я могу пережить смерть товарищей. Смерть в бою или от ран. Но эта старушка… Она помогла мне – дала надежду. Знала, что ей не пережить ни карателей, ни скитаний по лесу… И она, так же как и я, знала, что я могу помочь и ей и людям. И она, так же как и я, знала, что я не имею права им помочь больше, чем уже помог. Парадокс! Но все же – какая же я сволочь!

Я пришел в себя, только перемахнув через остатки ограды за огородом. Упал на колени и перевел дух. В висках стучало, сердце бешено колотилось… Я со всей силы впечатал кулак в землю. Успокоиться! Не время сейчас рефлексировать, мать твою!

– Командир, ты чего так драпанул оттуда? – Симонов подкрался незаметно. – Немцы в селе?

– Тебе кто-то разрешал пост покинуть? – рыкнул я так, что боец отшатнулся.

– Я… – пролепетал он.

– Ладно, хрен с тобой. – Я отдышался и немного успокоился. – Нет там немцев. Забирай Шпажкина и давай к остальным.

Когда все снова оказались в сборе, я кратко обрисовал ситуацию. Немцев в селе нет, один из моих бойцов жив, и его увезли в неизвестном направлении, точнее – в известном, но неизвестно куда. Об айнзацкоманде я умолчал. Надо все хорошенько обдумать.

– Выдвигаемся!

Итак, что у нас получается, по словам бабки Кожешихи? Мы нашумели в этом селе, положив местных полицаев и нескольких эсэсовцев. Теперь немцы хотят примерно наказать за это жителей села. Настроение, которого и так практически не было, стремительно падало, грозя вскоре достигнуть самой земли и начать зарываться вглубь. Нет, я не могу позволить, чтобы эти люди погибли. Хватит с меня и того, что на моей совести камнем висит гибель Семена и Филиппа. Даже пусть один из них был только ранен, когда прикрывал наш отход, – можно считать, что он погиб. Все равно я ничего не смогу сделать, чтобы его спасти. И что теперь? Как ты, гость из будущего, собираешься спасать это село? Ясно, что времени возвращаться в отряд уже нет. Вряд ли немцы станут затягивать с этой акцией. Как бы не опоздать, бегая к Коросятину и обратно.

Я шел, практически не разбирая того, что было под ногами. Ступал автоматически, лишь самым краешком сознания отмечая неровности почвы и находящееся впереди. Сколько немцы пошлют солдат в Сенное? Солдат! Я фыркнул про себя – не стоит этих палачей называть солдатами. Даже свои, солдаты вермахта, презирали СС, а особенно – карателей. Кстати, в этом есть свой плюс. В том, что придется – а я уже решил, что придется?!! – столкнуться не с боевыми частями, с карателями. Вряд ли немцы, тем более зная, что никого, кроме местных жителей, в селе не будет, пришлют сюда крупное подразделение. Максимум, они могут ожидать, что кто-то из крестьян припрятал на сеновале винтовку, и пальнет, когда поймет, какая участь его ожидает. Одна-две машины? Возможно, еще пара мотоциклов и, вместо машин, бронетранспортер. Хотя зачем карателям бронетранспортер? Да, думаю, что стоит ожидать не более чем два грузовика, в которых будет от силы тридцать человек, и еще один или два мотоцикла – плюс еще максимум четверо. А полицаи? Чуть подумав, я пришел к выводу, что вряд ли на такое дело пошлют кого-то из местных. Слишком уж жуткие методы устрашения у карателей – даже предатели могут не выдержать. Разве что один-два человека в качестве проводников.