Текст книги "Лесной фронт. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Алексей Замковой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 38 страниц)

– Сделаем! – Голос Селиванова звенел уверенностью.

– Вот и молодцы. Митрофаныч выделит вам еще двоих для разведки и прикрытия. В общем, готовьтесь. И не забудьте – мост необходимо уничтожить не раньше и не позднее чем через три дня. Идите готовьтесь. Выйдете вместе со всей группой.

– А дальше что? – Серега не двинулся с места. – Ну, когда мост взорвем?

Я мысленно хлопнул себя по лбу. Это ж надо – забыть назначить место встречи после выполнения задания! Действительно, вроде бы элементарный вопрос, о котором должен был подумать, но совсем вылетел из головы.

– Позже скажу, – я сделал вид, что обо всем подумал заранее и специально не затронул эту тему по каким-то своим причинам.

Когда бойцы удалились, я подошел к Митрофанычу. Здесь уже делать умный вид и маскировать свой прокол не имело смысла.

– Митрофаныч, – я почувствовал, что краснею, – мы тут еще один вопрос не решили. Куда бойцам идти после выполнения задания? Где собираться будем?

Судя по растерянному выражению лица командира, об этом моменте он тоже не подумал. Мы расстелили карту и принялись искать подходящее место.

– Здесь, где мы сейчас находимся, назначать встречу нельзя, – сказал я. – Этот участок леса – ближайший к Гоще, и немцы прочешут его в первую очередь.

Митрофаныч молча рассматривал карту.

– А давай назначим встречу здесь. – Он указал на то самое место, где нас не так давно спас отряд майора Трепанова, когда мы форсировали Горынь. – На мельнице.

– А что? – Я оценил расстояние и примерный маршрут группы. – Вроде подойдет. Сколько времени должны будут нас ждать?

– Ежели за неделю там не появимся, смысла ждать уже не будет. Пущай столько и ждут, а потом, ежели что, действуют по обстановке.

Я кивнул и отправился к Селиванову.

– Сережа, помнишь, где мы с отрядом Зыклова реку форсировали? Когда в этот отряд попали?

Селиванов кивнул, и я продолжил:

– Хорошо. Встречаемся на той мельнице, где Митрофаныч оборону держал. Ждете ровно неделю. Если группа не вернется – решайте сами, что делать дальше.

– Понял, командир. – Серега снова кивнул и, склонившись над вещмешком, который перебирал перед моим приходом, просто добавил: – Не переживай, все сделаем как надо.

После разговора с Селивановым я вызвал следующую пару – Буцко и Шелеста, которым повторил сказанное первой паре. Разговор отличался лишь тем, что их я отправил к Дроздову и место встречи назначил сразу. Когда бойцы ушли готовиться, я снова подошел к Митрофанычу.

– Бойцов моим подрывникам выделил? – спросил я.

– Ага, – кивнул командир и указал в сторону остальной группы: – Вон сидят, готовятся.

– Давай подумаем, как мы будем отходить, – я присел рядом и разложил карту.

Путь отхода мы искали долго. Больших лесов рядом не было, а идею укрыться в тех, которые были, мы отмели сразу – немцы прочешут их в первую очередь.

По всему выходило, что уходить придется через открытое пространство. Только в какую сторону? Вначале я предложил уходить через поля в сторону Ровно. Я исходил из того, что противник не догадается, что диверсанты пойдут в сторону, где до ближайшего леса около тридцати километров. Но эту идею тут же забраковал Митрофаныч, указав, что идти придется мимо Дроздова. А там мы тоже уничтожим мост, и немцы в окрестностях будут искать партизан. На запад мы тоже решили не идти – слишком густо то направление было усыпано селами. Путь на север тоже был закрыт – именно там находились ближайшие лесные массивы. На юге расположилась основная часть Гощи, и, если там стоит большой гарнизон, смысла туда идти не было. В общем, как ни крути – в любую сторону дорога была нам заказана. Я, отчаявшись, предложил даже уплыть по реке, на что Митрофаныч возразил, что лодка будет отличной мишенью. В конце концов мы обратили внимание на крохотный лесок в двадцати километрах севернее – на противоположном берегу реки возле точки, у которой крупным шрифтом красовалась надпись «Подоляны». Только все равно мне этот вариант не нравился. Я сильно сомневался, что мы успеем после подрыва моста пройти до света двадцать километров, о чем и сказал Митрофанычу. Сошлись на том, что, как только рассветет, как-нибудь спрячемся в поле – благо местность пересеченная и холмов, за которыми можно укрыться от проезжающих по дорогам глаз, достаточно. Да и хлеб на полях уже высоко стоит – близится время уборки урожая.

Глава 13

Как только стемнело, наша группа, уменьшившаяся на четырех бойцов, вышла из леса. Даже не вышла, а выбежала. Нам предстоял марш-бросок километров на тридцать по открытой местности, что, учитывая то, что мы находились в тылу противника, а вокруг были хутора и села, в которых стояли полицаи, немцы и еще бог знает кто, было довольно экстремальной задачей. Более тридцати человек, выстроившись в подобие колонны, бежали на юг, все дальше и дальше от спасительного леса, укрывавшего нас от врагов.

Я начал сдыхать километров через десять. Мало того что я и так совсем не был спортсменом и бег не любил, так еще и поход по лесу с грузом за плечами изрядно подточил мои силы. Но все бегут, и мне нельзя отставать. Тем более что застигни нас рассвет на открытом месте – бегать, скорее всего, не придется уже никогда. Впереди, чуть левее, показалось несколько огоньков. Я прикинул в уме по карте – вроде бы там должен быть Коросятин. Вот эти огоньки и подстегнули меня, на время прогнав усталость. Нормальные крестьяне ведь уже давно спят, чтобы с первыми петухами проснуться и взяться за свой каждодневный труд. А если не спят ночью – значит, кто-то гуляет. И этот кто-то, скорее всего, враг. Не буду долго описывать эту ночную пробежку. Скажу лишь, что мне как-то удалось не отстать от остальных. Может быть – благодаря паре пятиминутных остановок, которые мы делали перед тем, как перебежать через встречающиеся дороги. Тогда разведка, как обычно, расходилась в стороны, и мы продолжали путь только после того, как уверялись, что дорога пустынна.

На последнем издыхании я добежал до деревьев. Группа, обойдя стороной лесопилку, углубилась в жалкую лесополосу, чуть более километра шириной, и Митрофаныч наконец-то отдал приказ на привал. Интересно, как этот старик выдержал бег? Судя по дыханию – ему тоже пришлось очень нелегко. Но в отличие от меня он не повалился на землю там, где стоял, а продолжил раздавать какие-то приказы. Последнее, что я заметил перед тем, как вырубиться, было стремительно светлеющее небо. Начинался рассвет. До выполнения задания осталось двое суток.

Проснулся я ближе к полудню. О самочувствии лучше промолчу. Я и тогда старался не думать о боли в теле – не время жалеть себя. Впереди еще куча дел, которыми необходимо заняться. Как оказалось, проснулся я вовремя. Митрофаныч как раз инструктировал бойцов, которым предстояло отправиться на разведку к мосту.

– Командир, – неожиданно для себя я встрял в разговор, – разреши пойти с ними.

– Зачем? – удивился Митрофаныч.

– На мост хочу посмотреть. Надо бы заранее выяснить, куда и сколько взрывчатки там закладывать, чтобы не тратить время на месте.

Митрофаныч с сомнением посмотрел на меня, явно оценивая мое состояние. Я постарался встать ровно и не сильно качаться. Честно говоря, сомнения охватили и меня самого. И еще – удивление. С чего бы это я сам вызвался в разведку, вместо того чтобы отдохнуть? Но слово вылетело.

– Иди, – наконец кивнул Митрофаныч. – Выйдете на закате, чтобы подошли к реке, как стемнеет. Заляжете, где удобно наблюдать будет. Обратно жду завтрашней ночью.

Пока мы отдыхали в ожидании темноты, разведчики обнаружили неподалеку брод. Это было очень кстати – в разведку мы могли и переплыть реку, но переправляться с грузом, когда пойдем выполнять основную задачу… Это была радостная новость. Но произошло и событие, изрядно нас переполошившее. Охранение, выставленное по краю леска, в котором мы сидели, задержало какого-то местного мужика. Лес был очень маленьким, и зашедший сюда за дровами, грибами или еще по какой нужде без труда обнаружил бы нашу группу. Поэтому Митрофаныч дал указание задерживать каждого, вошедшего в лес. Вот вскоре после обеда один из бойцов и привел такого задержанного. Низенький мужичок в полотняных штанах, залатанном пиджаке и в кепке стрелял по сторонам глазами и время от времени косился на своего конвоира.

– Со стороны Гощи пришел, – пояснил боец. – Нас не заметил, но шел как раз к вам.

– Та хто ж вы таки? – заламывал руки задержанный, испуганно озираясь на обступивших его вооруженных людей.

– Положим, хто мы такие, – ответил Митрофаныч, рассматривая мужика, – то не важно. А вот ты хто такой будешь?

– Звисно хто, Копченко я. Ян Копченко з Выдумкы. А шо зи мною тэпэр будэ? В мэнэ ж диты…

– Ты не бойся, – успокоил его Митрофаныч. – Расскажи лучше, есть в Гоще немцы?

– То вы, панэ, советськи партызаны? – мужик явно обрадовался. – Ну, слава Исусу, я вже думав, шуцманы. От тои погани полицайской життя зовсим нэма.

– Партизаны, – подтвердил Митрофаныч. – Так шо там с немцами?

– У Гощи та Горбакови нимци стоять, – охотно принялся рассказывать Ян. – З сотню будэ. А щэ шуцманив з дэсяток. И з Мнижына кожный дэнь прыизжають. Там Корчака сын начальныком полиции служыть.

– А шо немцы, просто стоят или проездом?

– Та стоять, – часто закивал Ян. – Мост охороняют. А щэ там у ных пушка така, що по нэбу стриляе. По аэропланах.

– Зенитка? Где?

– А от як на Выдумку йты, то на пэрэхрэсти зправа и будэ.

– А мост как охраняют? – допытывался Митрофаныч.

– Сыдять там в окопи трое з одного боку, и з другого щэ трое. А по самому мосту щэ одын ходыть.

– Это шо ж так слабо? – удивился командир. – Всего семь человек?

– Так в сэли поблызу щэ их, гадив, з пьятдесят будэ.

Митрофаныч еще минут десять расспрашивал Яна. Тот отвечал охотно и, видно было, правдиво. Бояться он перестал сразу, как услышал, что мы к немцам не имеем никакого отношения. Даже наоборот – узнав, что мы партизаны, начал сам рассказывать даже о том, о чем мы не спрашивали. Упомянул он и о том, что луг у моста, на другом берегу реки, заминирован, и немцы туда не заходят. Там до сих пор стоит сгоревший танк. Я тут же вспомнил, как один из бойцов рассказывал об этом нам с Колей еще в лагере. Тогда мы собирались отправиться сюда за взрывчаткой, но командир запретил. А потом прилетел самолет и вопрос перестал быть актуальным. Вот ведь как бывает – все же занесло меня в эти края.

– Сам понимаешь, – в конце допроса сказал Митрофаныч, – шо отпустить мы тебя сейчас не можем.

При этих словах Ян снова начал нервничать. Ну да, я его понимаю – партизаны не партизаны, но группа вооруженных людей в эти смутные времена, да еще и говорят, что не отпустят.

– Да ты не боись, – успокоил его командир, – посидишь с нами пару дней, а потом иди на все четыре стороны. А то мало ли, отпустим тебя, а ты к немцам побежишь.

– Та вы шо, панэ… – залепетал Ян. – Та шоб я до нимцив? Та воны ж у мэнэ и корову и лошадь забралы… Рэ-кви-зи-ру-ва-ли!

– Пока останешься здесь, – обрубил Митрофаныч. – Потом отпустим. А попытаешься без спросу уйти – застрелят.

Как только начало темнеть, мы с тремя бойцами вышли из леса и направились к месту, в котором разведчики нашли брод. Под покровом сумерек быстро перебежали заливной луг и, подняв над головой оружие, вошли в воду. Водичка была – чудо! Нагретая за день река вызвала сильное желание искупаться, но пришлось это желание задавить. Когда мы перешли реку, уже совсем стемнело. Пригнувшись, мы пробежали с километр. Вдруг бегущий первым Семен Кардаков остановился и указал рукой перед собой. В лунном свете я увидел вбитый в землю кол, на котором висела какая-то табличка. Для того чтобы прочитать ее, света было мало, но я предположил, что торчавший посреди луга знак мог быть только предупреждением, что за ним идет минное поле.

– Заляжем на минном поле, – шепнул я. – Немцы туда не сунутся. Тот местный что-то про танк говорил – можем под ним укрыться.

Мои спутники согласились. Дальше мы продолжили свой путь ползком. Передвигаться по минному полю – это, я вам скажу, то еще удовольствие. А если еще и ночью… Впереди, как единственный подрывник, полз я, продвигаясь вперед со скоростью уставшей черепахи. Чуть ли не каждый сантиметр впереди я ощупывал штык-ножом. Только проверив землю на всей площади, куда надо было переместиться, двигался дальше. Пусто. Пусто… С хорошо знакомым скрежетом металла о металл, которого я успел наслушаться, еще когда копал в будущем, штык-нож уткнулся в какую-то преграду. Мина! Очень осторожно я определил ее размеры. Чуть левее меня в земле был закопан квадратный металлический ящик со стороной около двадцати сантиметров. Пока я ощупывал штыком мину, обнаружил, что дерн над ней немного поддается. Ну да, если ее ставили чуть больше месяца назад, он не успел еще сильно срастись. Аккуратно отбросил в сторону поддающийся кусок дерна – передо мной в лунном свете темнел квадратный металлический ящик. Впрочем, света для того, чтобы прочитать маркировку, было недостаточно – пришлось изучать на ощупь. Сразу же рука нащупала граненую головку болта. Это что такое? На кнопку не похоже… Я начал рыться в памяти, выискивая все, что знал о квадратных железных минах с болтом на крышке. Вроде бы была такая – противотанковая ТМ-35. Точно! Стальная коробка, в которую укладывали тротиловые шашки. Когда на нее наезжали, крышка проминалась, и тот самый болт нажимал рычаг, выдергивающий чеку взрывателя. Там еще вроде бы взрыватель неприятный – МУВ. Но, насколько я помнил, если крышка не проржавела, опасности такая мина для нас не представляла. Положив дерн на место, я пополз дальше.

Пока мы ползли до останков танка, я обнаружил еще восемь мин. Слава богу, это были все те же ТМ-35. Я просто намечал их штык-ножом и полз дальше, не особо обращая внимание. Противопехотные мины, встречи с которыми я боялся больше всего, мне не попадались. Наконец, преодолев за час чуть более пятисот метров, мы заползли под днище танка, темной горой выделявшегося на фоне неба. Первым впечатлением была жуткая вонь гари, в которую вплетался запах разложения. Видимо, танкисты так и остались в своей машине. Почему же немцы их не вынесли? Они вроде бы очень серьезно относились к захоронению своих солдат. Или боятся мин? Кстати, а чем этот танк так долбануло? Мины, которые мне здесь попадались, только гусеницу могли сбить. Или по остановленному танку влепили из пушки? Впрочем, это все к делу отношения не имеет – главное, что у нас есть укрытие.

Мы лежали и наблюдали за шоссе, находившимся в трехстах – четырехстах метрах от нас. Рассмотреть ночью все в подробностях мы не могли, зато отлично видны были фары машин, которые проезжали по шоссе. Движение было не очень, но активное. Кардаков следил за шоссе и шепотом уведомлял нас, что кто-то едет. Другой боец, Максим Орлянский, считал интервалы между проезжающими машинами. А я запоминал общий результат и пытался найти средний промежуток времени. До рассвета я определил, что по шоссе ездили одиночные машины и колонны, не более шести машин, с разными интервалами – от десяти до сорока минут. В основном движение было со стороны Ровно, но примерно четверть из всех проехавших мимо машин ехали в обратную сторону. Все результаты ночных наблюдений я записал огрызком карандаша на специально выделенный мне Митрофанычем обрывок дефицитной бумаги.

Когда солнце показалось из-за горизонта, движение на шоссе начало усиливаться. Когда рассвело, поток машин стал практически сплошным. По шоссе ехали не только грузовики. Пару раз по мосту проехала колонна танков, которые я не сумел опознать, была пара десятков бронеавтомобилей, две легковые машины, одна из которых ехала с другого берега реки в Ровно, а одна – в обратную сторону. И был еще целый караван – больше сотни телег, за которыми шло большое стадо коров. В достатке было и пеших колонн, бодро маршировавших на восток. В общем, днем здесь жизнь кипела и бурлила. К полудню мне уже надоело подсчитывать количество проезжающего транспорта и интервалы – я мысленно махнул рукой. Переписывать сплошной поток машин, прочей боевой техники и гужевого транспорта было бессмысленно. Еще бессмысленнее было искать промежутки между следовавшими по шоссе колоннами – они редко превышали пару минут.

Когда солнце поднялось над горизонтом, стала видна и главная цель нашей группы – шоссейный мост через Горынь. Такой себе, ничего собой не представляющий мост. Метров двадцать – двадцать пять в длину, без ферм и тому подобного. В ширину – спокойно разъезжались два противоположных потока машин. По две не особо мощных опоры с каждой стороны… Возможно, если б был бинокль и если б я рискнул им воспользоваться, увидел бы больше. Но и того, что я увидел, хватило, чтобы понять, что взрывчатки мне хватит. Окопов с охраной, о которых говорил Ян, мы не видели. Но это еще не означало, что их не было. Зато мы хорошо разглядели, что мост патрулировал один солдат, то проходивший по нему из конца в конец, то останавливавшийся на одной из сторон моста. Дважды за день часовой сменялся. К сожалению, для того, чтобы узнать график смены часовых ночью, надо было подползти к мосту гораздо ближе, но мы решили не рисковать. Зенитку, о которой говорил Ян, мы тоже не увидели. Если она вообще есть. Так что придется либо оставить ее в покое, либо разбираться уже по ходу дела.

Так мы пролежали весь день. Немцы в нашу сторону не совались, наблюдение много сил не требовало – так что удалось даже немного поспать по очереди. Правда, столкнулись мы и с большой проблемой санитарно-гигиенического плана. Организм начал требовать отправления естественных надобностей, а вылезти из-под танка и побежать по открытому лугу до ближайших кустиков мы, естественно, не могли. Вскоре после рассвета я осознал эту проблему очень остро. Но, избалованный цивилизацией, душем и трехслойной ароматизированной туалетной бумагой, даже после всего пережитого с момента провала в прошлое, я не мог смириться с тем, что придется, извиняюсь, гадить под себя. Вопрос о туалете встал, как я понял вскоре, не только предо мной – я как раз пытался заглушить позывы, когда заметил, что Максим тоже как-то странно «танцует» лежа. Впрочем, мучился он недолго, и о том, что природа победила, мы вскоре поняли по характерному запаху. Ну да хватит об этом – скажу лишь, что природа победила и меня.

Когда стемнело, жизнь на шоссе снова начала затихать. Поток вражеских войск истощился, и к полуночи через мост, как и прошлой ночью, переезжали только редкие группки и одиночные машины. Мы следили за шоссе еще несколько часов, сверяя данные, полученные за вчерашнюю ночь, с движением, происходящим в ночь эту. Практически все совпадало. Ближе к середине ночи, решив, что большего здесь не добиться, мы покинули свое укрытие и отправились обратно.

* * *

– Итого у нас будет от десяти до сорока минут, чтобы успеть выполнить задачу, – резюмировал я доклад Митрофанычу после того, как мы вернулись из разведки. – Но ориентироваться надо на десять минут.

– Успеешь? – нахмурился командир.

– Нет, – честно ответил я. – Десять минут – это общее время. Сначала надо еще снять охрану, а уже что останется – на минирование. На один заряд мне надо будет минуты три. И то если сразу подбежать и его поставить. А там, чтобы повредить все опоры, надо четыре заряда. И взрыватели подсоединить, шнур тянуть…

– А если два заряда?

– Митрофаныч, – я тяжело вздохнул, – нам опоры взорвать надо. Мост немцы все равно отремонтируют. Настил новый постелить – они и за день-два справятся, а с опорами возиться будут долго. Чем больше опор выведем из строя – тем дольше будут восстанавливать мост. Я думаю по-другому. У нас семь подрывников, включая меня. Я минирую одну опору, а остальные, по двое, одновременно – оставшиеся три. И выдели мне еще кого-то, чтобы мешок с толом нес. А то я сам не утащу свою долю. Тогда, если ничего не произойдет, справимся минут за пять-семь. Только взрывать машинкой не получится. Провод тянуть времени не хватит. Буду детонирующим шнуром взрывать.

– Добре. – Митрофаныч говорил медленно, обдумывая на ходу план. – Значит, как пройдут машины, перебьем охрану…

– Одновременно с двух сторон. И так, чтобы часовой на мосту не заметил, – вклинился я.

– Ага, – согласился Митрофаныч и продолжил: – А ты со своими минерами будешь наготове. Как дам знак – бежите сразу на мост и делайте свое дело.

– А вы переоденьтесь в немецкую форму и займите окопы, – я начал развивать план командира. – Если увидите, что кто-то едет, – дайте знак. Спрячемся, и, может, не заметят. А когда я знак дам, быстро уходите. Если разделимся, то встречаемся на мельнице. Ну, где те, кто к Дроздову и Тучину пошли, ждать будут.

На том и порешили. План, конечно, не идеальный, но ничего лучшего придумать мы не смогли. Слишком мало времени оставалось до срока, и слишком неблагоприятные условия нам выпали. Я с завистью подумал о Коле. Хорошо ему! Отправился в дикие, лесистые места… И поезда по тому мосту, который предстоит взорвать ему, не ходят непрерывным потоком… Впрочем, чего завидовать – приказ получен, и надо его выполнять.

– А что там местный?

– А шо ему? Сидит себе, отдыхает, – Митрофаныч глянул мельком в сторону нашего «задержанного». – Я вот шо боюсь, шоб его искать не пошли. А то пошел человек до лесу и пропал. Мало ли, мож, баба шум подымет или еще шо…

– А больше никто не появлялся?

– Та не. Мимо леса по дороге люди ходят, а сюда пока никто не заходил.

– Так, а с Яном этим что будем делать? – задал я давно мучивший вопрос. – Пока он под присмотром. А ночью, когда к мосту пойдем? С собой же его не возьмешь, и отпускать, пока мост не взорвем, нельзя.

– А шо ты предлагаешь? Пристрелить его, шо ли?

– Да бог с тобой, Митрофаныч! Что я – зверь? Стрелять его нельзя, но и думать что-то надо.

– Надо, надо… – Митрофаныч задумался и наконец решил: – Оставлю с ним одного из наших. Хай присмотрит, а как мост рванем – отпускает на все четыре стороны.

– Нас и так мало… – Я подумал и решил, что других вариантов тоже не вижу. – Ладно, значит, оставим кого-то.

– А с зениткой той как будем? – спросил Митрофаныч. – Мы ж про нее не решили ничего.

– Посмотрим по ходу дела. – Я немного помолчал. – Если она в селе, то шум поднимем. А если от нее еще и мост не просматривается, то на кой она нам сдалась? Уничтожить ее, конечно, хочется, но в первую очередь мост.

– Ой, смотри, – Митрофаныч покачал головой, – как бы мы не погорели с той зениткой… Ладно, хватит думать. Иди отоспись и готовься. Как стемнеет – выходим.

С огромным удовольствием я проспал почти до вечера. Несмотря на все «прелести» сна на голой земле в лесу, проснулся бодрым и даже помнил, что снилось что-то хорошее. Вокруг суетились партизаны, готовясь к ночной вылазке. Бойцы чистили оружие, в последний раз проверяли и подгоняли снаряжение. Я немного полюбовался на этот разворошенный муравейник, в который превратилась наша группа, и собрал своих подрывников.

– Заряды закладывать будете по парам. Я беру первую левую опору. Свиридов и Зачинский закладывают заряд на первую правую. Гац, Заика – вторая левая. Фишман, Броничек – вторая правая. Заряды соединяете детонирующим шнуром. Первый номер закладывает заряд, второй – ставит взрыватель. Шнур тянете ко мне. Времени на все будет не больше пяти минут. Вопросы есть?

– Так за пять минут… – начал было Фишман, но я его не дослушал.

– Специально для тебя поставим перед мостом кого-то, чтобы тормозил немцев. Извините, мол, господа фашисты, обождите немного, пока мост заминируют, – бойцы заулыбались, а я, уже более строгим тоном, продолжил: – Если никто не появится возле моста дольше – наше счастье. Но ориентироваться именно на пять минут. Еще вопросы?

Больше вопросов не было.

– Если я свистну – значит, кто-то едет, и всем прятаться. Остальные бойцы будут изображать немцев. Может, повезет и немцы проедут мимо. Если начнется стрельба – продолжать работать и не отвлекаться. Сейчас перегружаете тол и все остальное, что надо для работы, себе в мешки. У нас вроде бы сто восемьдесят килограммов осталось? Значит, каждому по двадцать два килограмма. Укладывайте так, чтобы быстро вытащили все из мешка когда потребуется. Вперед!

Ребята, тихо переговариваясь, отошли к своим вещам. Я тоже решил последовать своему же указанию – подготовиться к выполнению задания. Вначале я занялся мешком. После недолгих размышлений, для ускорения процесса закладывания взрывчатки, я решил пожертвовать мешком и не тратить время на то, чтобы достать из него ящик с толом. Попрошу кого-то снять мне с немца ранец – он все равно удобнее. Все лишнее, что не потребуется на задании, я выложил и отдал на сохранение бойцу, оставленному наблюдать за задержанным Яном. Ящик с толом положил в мешок так, чтобы гнездо для взрывателя оказалось сверху. Останется только положить его на место, поставить взрыватель со шнуром, и все. Сверху положил моток детонирующего шнура и кусок огнепроводного шнура. Взрыватели и прочую мелочь распихал по карманам. Вроде все. На всякий случай, хоть я и не собирался принимать непосредственного участия в столкновении с противником, проверил оружие. Автомат заряжен, пистолет – тоже. Подсумки на разгрузке забиты запасными магазинами… Все. Ждем темноты.

Когда окончательно стемнело, та часть группы, которая должна была выйти на мост с противоположного берега Горыни, подошла к реке. Двенадцать человек были отправлены к мосту по этому берегу, еще один боец остался сторожить местного, а остальные девятнадцать, включая меня, – переправлялись через Горынь. Первой группе, оставшейся на правом берегу, было приказано напасть на пост немцев, когда через мост проедет первый же транспорт после часа ночи. Особенно Митрофаныч настаивал, чтобы часовых сняли без малейшего шума – ни одна собака не должна гавкнуть, не говоря уже о стрельбе. Мы переправились через реку и тихо пошли к мосту. Идти предстояло около двух километров. Мы быстро вышли к излучине – река поворачивала направо – и залегли. Было без пары минут полночь.

– Может, по берегу пройдем? – я подполз к Митрофанычу. – Чтобы не идти через мины. И может, сзади к тому окопу получится выйти?

– Посмотрим.

Митрофаныч, так же шепотом, отправил двух бойцов на разведку – проверить путь у среза воды и посмотреть подходы к немецкому посту. Пока бойцы не вернулись, мы лежали молча – напряженно всматриваясь в редкие огоньки фар, проплывающие над находящимся менее чем в километре от нас мостом. Разведка вернулась через пятнадцать минут.

– Пройти можно, – доложил один из бойцов. – Только осторожно надо. Скользко там.

– Что с окопом? Нашли?

– Нашли. Он метрах в десяти от моста с нашей стороны шоссейки. Курят, сволочи.

– Курят – это хорошо! – прошептал я. – На железнодорожном мосту немцы тоже курили. Значит, не особо с дисциплиной заморачиваются.

Митрофаныч посмотрел на часы, рассматривая время в слабом лунном свете.

– Почти половина, – шепнул он. – Пошли.

Гуськом, пригибаясь чуть ли не до самой земли, мы крались по берегу. Действительно, было скользко. Слава богу, хоть не везде – опасные участки попались раза четыре. Но никто не поскользнулся и не упал. Бойцы, включая, как я с удивлением обнаружил, и меня, скользили в ночи как призраки. Мост все ближе и ближе. Вот мы замерли – проезжает очередная машина. Даже не одна, а четыре! Моторы ревут, нам, настроенным на гробовую тишину, этот звук кажется просто мучительным. Вот шум начинает стихать, светлячки фар скрылись за каким-то строением на другом берегу. Идем дальше. Блин, нога соскользнула! Чуть не упал, но меня вовремя подхватил кто-то идущий сзади. Порыв ветра со стороны моста донес запах дыма. Таки курят, гады. Ничего – скоро бросят. Навсегда!

Двести метров до моста. По-моему, луна светит чересчур ярко. Мне кажется, что сейчас не ночь, а самый полдень, когда солнце освещает каждую травинку. Хоть бы облачко… А еще лучше – тучи и дождь! Мы уже ползем. Медленно, будто черепахи. Или это мне кажется? Мост все ближе и ближе. Слабая вспышка на мосту, оставившая еле заметный огонек, медленно поплывший к противоположному берегу. Часовой закурил. Мы замерли. Я представил себя на месте ходившего по мосту немца. Вот он поворачивает голову в нашу сторону – на траве луга под луной четко темнеют почти два десятка холмиков. Они еще и двигаются! Быстро сбросить с плеча карабин, или что там у него, передернуть затвор и выстрелить по подозрительным теням. «Алярм!» Но все тихо. Огонек, уже почти невидимый, продолжает спокойно двигаться дальше. Ползем. Сто метров. Где-то залаяла собака, но лай почти сразу перешел в визг. Кто-то пнул пса, чтобы не мешался под ногами? Уж не наши ли, которые идут по другому берегу? Пятьдесят метров. Шорох травы подо мной отдается в ушах, будто резкий треск сухих веток. Интересно, эти гансы там, в окопе, глухие, что ли? Как можно не услышать этот шум? Девятнадцать человек ползут через луг, шелестя травой, будто стадо бешеных ежей в брачный период, и пыхтят громче любого паровоза. Еще и сердце явно решило устроить концерт – колотит по ребрам, как обкуренный барабанщик. От моста донеслись голоса и смех. Анекдоты травят, что ли? Двадцать метров. Я каждую секунду жду окрика и выстрела. Или просто выстрела. Интересно, это правда, что звука от выстрела своей пули, которую поймал, не слышишь? Точнее, слышишь, но уже после того, как в организме появился посторонний предмет? Где-то вроде я такое читал. Мост громадной тенью навис над нами. Хоть что-то хорошо. Он закрыл от нас эту гребаную луну и окутал своей тенью. Митрофаныч что-то машет? Я непонимающе смотрю на него. А! Он показывает, чтобы я с подрывниками скрылся под мостом! Это мы с удовольствием.

Мы ввосьмером забились в самый узкий закуток между полотном моста и землей. Не знаю, как остальные, а я постарался сжаться как можно компактнее, укрыться в самой густой тени. Если б еще мешок, будь он неладен, не мешал! Ясно были слышны разговоры немцев. С пятого на сто двадцатое я разобрал, что один из них рассказывает о какой-то фрау Берте. Судя по смеху, что-то веселое. Это хорошо. Если б можно было – я бы и сам подошел да затравил десяток-другой анекдотов. Посмешил бы гансиков – чем громче у них там, тем тише у нас здесь. Остальные бойцы, которые будут снимать караул, застыли под полотном моста у самого его края. Только б никому из немцев не пришло в голову пройтись отлить! Ясно ведь, что к реке пойдут. А тут им – здрасте. Девятнадцать злых партизан, которые из-за слабого мочевого пузыря этого караульного нарвутся на роту не менее злых немцев. Так и сидели. Время тянулось медленно, будто застыло вовсе. На часы я даже не смотрел – в такой темноте и руки собственной не видно. Митрофаныч сидел с «штурмовой» группой и крутил головой, переводя взгляд с полотна моста над нашими головами на противоположный берег. Волнуется, как там вторая группа? Я тоже волнуюсь. Блин, скоро уже тот час ночи? Будто в ответ на мои мысли Митрофаныч поднял над головой руку. Я понял этот жест как «час ночи», а заодно и «приготовиться». Теперь осталось только дождаться, пока кто-то проедет мимо.