Текст книги "Секта Безумного Мага (СИ)"

Автор книги: Алексей Богородников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

Глава 31

– Я всё-всё понимаю, Джерк. – печально произнесла Гроулз.

Суши из речного льва было восхитительным, мои шутки остры, а вино, из неокончательно еще разграбленного погреба, нежно и пряно. Мы перешли на ты, а Кая даже задарила девчушке деревянный гребень из дендровоина. Походу графская дочурка решила поддать в костёр тщеславия ноток грусти.

– Чтобы сама гениальная и подавляющая принцесса со столь блистательным магом, могучим бойцом и удивительной авантюристкой приехали к такому второстепенному персонажу, как я, спасли от ненавистной свадьбы, вылечили, вытащили из бездны отчаяния – нужен очень веский повод.

Могучий боец, то есть Джиро, даже закашлялся. Удивительная авантюристка заулыбалась. Гениальная пронзила взглядом Гроулз. Блистательный маг держал покерфейс.

– Мой отец для многих сволочь. – сделала удивительное признание Гроулз. – Стяжатель, бандит ничем не лучше барона Эделина. Сначала ради меня, затем войдя во вкус шальных монет. Не подумайте: раз я сижу взаперти, ничего не знаю. Жизни слуг часто питают одни сплетни. Но это мой отец. Я не могу разлюбить его ласковые руки, которые гладили мои волосы, его отчаяние при виде моей болезни, его слезы, покрывающие мою голову, его жаркие объятия и клятвы, что всё наладится.

Гроулз сморгнула свою слезу.

– Раз его ищут даже люди короля, всё даже хуже моих самых страшных предположений. Надеюсь, он обрел покой. Все монеты моего отца в винном погребе, закопаны за бочкой къянти в левом углу. Следующая бочка скрывает моё приданое. У меня только одна просьба.

Она с неожиданной силой схватила руку принцессы и прижалась к ней своей щекой

– Будьте моим опекуном, ваше высочество!

– Это невозможно. – сразу вырвалось у Аиши.

Не, правда. Наша команда похитила её отца, а наш друган его скоро грохнет. Какое опекунство, ты че несешь, деточка?

– Принято. – услышал я неожиданно свой голос.

Я даже посмотрел вокруг – это точно мой голос? Стукнул себя в грудак: «эй ты, предательское легкое, да как у тебя хватило воздуха на такую наглость?»

– Объясни! – потребовала принцесса.

Не часто я оспариваю на людях её решения, да вот вообще в первый раз.

– Замуж её выдадим. – выдвинул я гипотезу. – Как найдем принца-нормиса.

Отмазка была настолько тупой, что Аиша захохотала, затыкала в меня пальцем: «нормальные принцы – это мифологический вид!», а Кая с тревогой ощупала мой животик взглядом: «не переел ли я суши?». Гроулз обожгла не верящим, обиженным взглядом – да спокуха, я только начал изобретать варианты!

– Величина души измеряется способностью к искуплению. – сказал тогда я. – Почему Гроулз не может сделать это за отца? Он преуспел, девять лет поддерживая в ней жизнь за счет других. Очередь Гроулз пылать за всех. «Не гасни, уходя в житейский мрак. Пылает юность заревом рассвета…» Я это так вижу.

Для пущего пафоса я слегка исказил стихи Дилана Томаса, которые девчули регулярно просили меня почитать при свете костра, плеске воды в бассике, рёве монстров – где только не просили.

Взгляд принцессы затуманился, разфокусировался. Искупление ничего не возвращает к равновесию, но позволяет смотреть в лицо своим страхам. Как мне сейчас в лицо Гроулз. Позволяя позже рассказать, кем был её отец и что с ним стало.

– Джерк удивляет как восход солнца. – мягко улыбнулась Кая. – В тот день, когда этого не случится, рыцари смерти поднимутся из глубин океана.

– Он и с ними договорится. – поставила мне высокую оценку Аиша и обратилась к ошарашенной Гроулз. – Буду я твоим опекуном, но это надо с мамкой порешать. Сейчас отдыхай, через часа четыре подъем, едешь с нами в столицу.

– А запрятанные золотые? – удивилась она.

Их уже Кая нашла, а я забрал, когда в погреб спускался. Но таблички с десятками наше бравое жюри за Гроулз подняли.

Знать об этом ей необязательно и вообще приказы не обсуждаются. Спать – значит спать. Храпеть во весь голос и перекручивать одеяло на ногах. Примерно с такими словами Гроулз выгнали в свои покои, а у нашей команды появился свой цыпленок«боец из KFC».

Уже утром мы забрали пленных эльфов, с сыном барона и погнали к мосту. Гроулз не привыкшая к лошадям, не имевшая опыта езды на них из-за паралича, была усажена на лошадь Джиро и надежно зафиксирована. Отчего некоторое время она смущалась, но попривыкнув, начала вертеть головой, наслаждаясь недоступным ей ранее видами.

Искомый мост как раз выходил на тракт, который если прямо – вел в столицу. Налево – приводил к замку Шаймероль. Именно там нас ожидал взвод гвардейцев, отпущенный вчера принцессой.

– Планы меняются. – приказала им Аиша. – Обратно в столицу, надо сдать этих доходяг.

Почему доходяг? Вы пробегите километров пятнадцать за лошадьми на привязи – язык в раскаленную головёшку превратится, а жирок медленно стечет по телу вместе с любыми надеждами. Щадить диверсантов принцесса нисколько не собиралась, а на все жалобы следовал один равнодушный ответ «король разберется».

Я поглядел на потные рожи, почти мумифицировавшихся в своем рейнджерском прикиде, эльфов. Баронишко вообще упал на сыру землю, и изображал первое позвоночное, выползшее на сушу.

– Осмелюсь доложить, ваше высочество, – сыграл роль доброго полицейского, – на телеге вон того купчины быстрее будет.

– Просто отвратительно, какой же ты добрый Джерк. – для вида сделала мне выговор принцесса.

Но сама одобрительно сверкнула мне своими сапфирами. Как и должно быть. Аише надо поддерживать своё реноме беспощадной правительницы. Джерку – изображать толерантного гуманиста. Кае – улыбчивую убивашку. Джиро… Я всмотрелся в невозмутимое лицо нашего молчуна. Типичного превозмогателя. Когда весь мир рухнет, останется стоять наш домик в Самуре. На плечах этого атланта.

Означенный мной купчина на телеге доплелся до развилки тракта, где боязливо остановился поодаль, наблюдая пока наш отряд рассосется.

– Давай к нам, отец! – заорал я ему. – Дело есть на миллион!

Число, которое он не знал, нисколько его не обрадовала. Нехотя он поплелся к нам, по пути осознавая, что вот эта блонда с королевским медальоном на груди, восседающая на зверского вида черном жеребце – его принцесса.

В результате до нас доехала какая-то версия шайнского долгопята на телеге. Если что – это примат с самыми большими глазами.

– Покемонов на продажу везешь? – дружелюбно осведомился я у него, завидев торчащие из-под рогожи длинные уши.

– Покемонов. – согласился он, не сводя удивленных глаз с принцессы.

Ох, уж эта Аиша. Действует как разрывной в голову. Спроси его сейчас за работу на демонов – не сходя с места признается, что он их козырная карта.

– Её высочество спрашивают, как тебя зовут, отец. – сделал я еще одну попытку наладить диалог.

Опомнившись, он торопливо слез с телеги, поклонился и назвался. Лоис Исеобат, хозяин небольшого постоялого двора у деревни Лемешки, везет кроликов на продажу в столицу. Здесь он начал рекламировать диетическое, нежное мясцо, но был перебит прямым вопросом «сколько за всё?» Тушек было пятьдесят, по три серебряных – полтора золотых. Он получил три, Кая придержала лошадку, испуганно задергавшуюся, когда Джиро переворачивал телегу, освобождая от груза.

Под шумок пару тушек я в инвентарь загреб. Какой хомяк не мечтает попробовать шайнского кролика.

– Понимаю, отец, грустно, когда сезонный труд исчезает просто так. – посочувствовал Лоису, ведя лошадку рядом с ним. – Но у нас дело государственной важности. Сейчас мы повезем проклятых шпионов и мятежников для сдачи тайной страже. Их сбросили сегодня ночью десантом с грузовых драконов над Мормышками. Принцесса лично гасила бунт инсургентов. Народу поубивала тыщи. Это вот, единственные выжившие после бойни.

– И что с ними будет? – наивно спросил Лоис, кося глазами, на то, как гвардейцы закидывали эльфов на телегу.

– Говорят в тайной страже любят игру в бутылочку. – сказал я с каменной мордой. – поставят в круг мятежников, крутят бутылочку. Сильно не повезет тому, на кого она укажет.

– Почему? – спросил меня, не дождавшись продолжения, Лоис.

Я придвинулся и шепнул ему на ухо почему.

– Вот изверги! – вырвалось машинально у него. – Прости их всетворцы благие!

Он даже с неким сочувствием поглядел на связанных эльфов.

– Джерк Хилл! – не выдержала принцесса, подслушивающая наш разговор. – Немедленно возглавьте правую сторону от меня!

И всю дорогу до столицы, Аиша нудно пилила меня за неподобающие шутки, подрыв авторитета тайной стражи и распускание нелепых слухов.

* * *

Тяжелое поскрипывание над головой приближалось. Оно воспринималось не ушами, скорее, как вибрации, собственной кожей. Граф Сентента почти оглох от собственных криков, на выходные кляп с него снимали, и Блан с кривой усмешкой говорил одну и ту же фразу: «проси Ангела забрать тебя сегодня.»

Граф пытался, но докричаться до Сущности равной Творцам не получалось. А что, если и не было никогда никаких творцов? В отчаянии Сентента обращался к эльфам, демонам и даже драконам. Но никому одноногий, седой инвалид не был нужен. Нога его начала гнить три дня назад, нет – больше. Заметил Блан Алькандария три дня назад. Покачал сокрушенно головой, принес мясницкий топор и оттяпал ногу. Сентента от боли впал в беспамятство, очнулся только ночью. Нога привычно ныла, обрадовавшись, что ему это всё привиделось, он потянул руку в кандалах, но ощутил только пустоту.

Единственной хорошей новостью было то, что дни после ампутации прошли без пыток. Блан словно забыл про истязания. Утром спускался, ставил миску, снимал кляп, уходил на полчаса. Возвращался, забирал миску, чтобы вернуться и повторить все действия поздно вечером, когда закрывал лавку.

Жизнь графа превратилась в страшный кисель: тягучий, однообразный и беспросветный.

Ключ лязгнул в двери, по лестнице в подвал спустился его палач. Обычно угрюмый, этим выходным днем он был оживлен. Насвистывал мелодию, не бросил обычную фразу про Тачибана. Своим истерзанным нутром Сентента почувствовал: что-то изменилось.

Блан подошел и посмотрел на графа сверху.

– Устал?

Фраза от своего мучителя была столь неожиданна, что губы Сентенты дрогнули. Неужели ему можно ответить? За попытку ранее, ему остался на память шрам от хлыста через губу.

– Я тоже. – признался Блан Алькандария. – Меня тошнит от твоего лица. От невозможности смять его как пластилин в своих руках. Но кажется, моя девочка смотрит сверху и сердится на своего старика. Она-то, в отличие от меня, тебя уже простила.

– Отпусти! – прохрипел Сентента и сам удивился своему голосу. Возможности сказать. Тому что не потекли слёзы.

– Разумеется. – пообещал Блан. – Но у меня для тебя подарок на прощание. От их милости, вернее, но я тоже поучаствую.

Он рывком поднял исхудавшую тушку графа со скамьи на ногу, подпер плечом.

– Мы немного прогуляемся с тобой. Ты увидишь то, чего не заслуживаешь, но будь осторожен, при малейшем крике ты умрешь.

Раздались другие шаги: мягкие, кошачьи. У Сентенты появился второй посетитель. Посетительница. Опасная, убийственная лисодевочка. Выкравшая графа из дворца и сломавшая ему палец в трех местах.

– Блан, пора, мы все пропустим. – сказала она ни разу не дрогнув при виде графа. – Я опередила их всего на пять минут под предлогом закупки зелий. В твоей лавке, между прочим.

А ведь он сильно изменился за две недели. Ну хоть бы гримасу скорчила от запаха. Неужели ей настолько всё равно. Может он уже умер, и происходящее тревожит его бесплотный дух?

Спустя минуту граф резко поменял своё мнение. Его притащили наверх, в комнату рядом с кладовой с маленьким оконцем и занавеской. Ткнули лицом в окно сбоку. Там он увидел Ангела.

Его дочь Гроулз стояла на улице, на противоположной стороне от лавки. Возле неизвестной и невиданной графом скульптуры. Хотя, присмотревшись Сентента понял, кого она изображает. Ноющее чувство выросло в животе, начало скрести сердце, но усилием воли он выкинул все чувства. Дочь – главное! Если она не искусная иллюзия. Но спустя и пару минут «иллюзия» продолжала стоять рядом со скульптурой, иногда поворачивая голову и спрашивая что-то, у стоящего рядом королевского наместника Самура. Даже топнула на него ногой!

Иррациональным чувством, обуявшим графа, было возмущение и ревность. Почему она говорит с ним, а не со мной, почему она так мило на него сердится⁈ Он даже дернулся вперед, почти впечатавшись в мутное стекло. Ловкая рука перехватила его голову за волосы.

– Будешь шуметь, зрелище сразу закончится. – строго предупредила его лисодевочка.

– Но как такое возможно? Как он сумел? – шептал граф. – Лучшие врачи, дорогие зелья, почему не смог я?

– В Джерка надо верить. – гордо сказала лисодевочка. – Как это можешь понять ты, всю свою жизнь потративший на ложь и предательство?

Она поглядела на Блана. Ловко захватила голову графа в захват и запечатала кляпом.

– Веди себя спокойно, и ты услышишь её голос через эту дверь. – обрушила она неожиданную новость на Сентенту. – Но помни, Золушка, хоть один звук и кляп превратится в нож.

Граф не знал ничего ни о какой Золушке, но истово закивал головой.

* * *

«Син Алькандария. Спасительница будущего Шайна. Её подвиг останется в наших сердцах. 30.12.901 Шайред, Найзирия, Аиша, Шилнагаил».

Гроулз прочитала надпись на табличке вслух, впилась в скульптуру взглядом, прошептала:

– Она такая молодая и красивая.

Син стояла левой рукой опираясь на меч, слегка выгнувшись вперед, шаловливо прижав два пальца, комовским салютом, к правому глазу. Над мраморной скульптурой ишачили три мастера, каждый получил по соточке. Разместили её без нас, неделю назад, но КОМ конечно был в курсе. Установили прямо на улице, огородив участок тротуара церемониальной цепью.

Каждый день у ног Син лежали свежие цветы.

– Молодая и красивая. – эхом отозвался я.

Горло сжал горький спазм. Я машинально коснулся мраморной руки. Сколько еще таких встанет на улицах Шайна?

– Надо возложить цветы. – чутко сказала Гроулз.

Мы остались вдвоем у памятника: принцесса с Джиро скоро вернутся, как сдадут тайной страже своих пленников. Кая за пять минут до въезда в столицу, получив от меня инструкции, поторопилась в лавку Блана Алькандарии.

Я, Гроулз и Сентента где-то за окном своей темницы. Долг, ложь и чувство вины.

– Пойдем, деточка. – согласился я.

– И не называй меня больше никогда деточкой! – топнул на меня ножкой этот цыпленок.

– Хорошо, девочка.

– У девочки есть имя. – чуть сбавила она обороты агрессии.

– Ты смешная, Гроулз Варристер. – произнес я, целуя Рину Хамеши в розововолосую макушку. Волкодевочка продавала цветы в эти выходные в лавке. Вообще всё продавала, но сейчас нам нужны были цветы. – Это Рина и спорим, она уделает тебя в матике, как принцесса в магии.

– Рина, эту деточку зовут Гроулз, и она воображает себя самой умной девочкой на свете.

Гроулз немного побесилась, но после заочного сложения пары чисел на скорость с Риной, присмирела. Я умею управлять детьми: чутка накинул конкуренции, похвалил, а потом подарил надежду на дружбу. Ведь дружба – вторая вещь, которой никогда у Гроулз не было.

Откуда-то в лавке возникла Кая, тоже с букетом, зацепила Гроулз за ручку, потащила к скульптуре.

– Вы идите, я вас догоню. – произнес убедительно. – Мне с Риной за бизнес потрещать надо.

Они ушли, а волкодевочка протянула мне фляжку с соком.

– У нас дома более-менее, нормально. – сразу сказала она. – Тётя Дабри еще бывает застывает на месте, не соображая, что делать, но братик сразу толкается у неё в животике, будто всё понимает.

– Значит ты готова к Самуру. – сделал я вывод, хлебнув бодрящего напитка. – Хочу сейчас открыть тебе одну тайну.

Я наклонился к ней и шепнул ей в ушко свой секрет. Что сегодня кое-кто умрет. Человек виновный в смерти её сестры. Но прежде пусть она побудет хорошей девочкой и отнесет за меня букет цветов к Син.

Кажется, она что-то поняла, бросив взгляд на дверь к кладовой. Трудно скрыть от домашних, когда происходят странные вещи. Дабри Алькандария еще не вполне пришла в себя, но Рина Хамеши очень умная девочка.

– Син любила каталийскую дармеру. – собрала она быстро мой букет. – Они ей напоминали осенние листья. Выхожу.

Она побежала к Кае и Гроулз. А я открыл дверь в кладовую, наткнувшись взглядом на текущие по лицу графа крупные слезы. Вторым обстоятельством было отсутствие у него ноги. Нехило тут Блан с ним отжигает. Еще граф вонял хуже последнего бомжа в распоследней, индийской деревне.

– Как дела, ваше светлость? – вежливо спросил я, вытаскивая у него кляп изо рта. Выставляя купол тьмы на деревянную скамью с сидящим Сентентой.

Блан, поглядев на меня, скромно исчез в лавке.

– Как ты сумел? Как смог? – отчаянно зашептал граф.

– Магия, конечно. – удивился я тупому вопросу. – Извини, мантикору с собой не привел, так бы и на тебе показал. Вообще время у нас ограничено. Выкладывай всё: не стесняйся, хоть кричи, всё равно никто не услышит. Жду полных сведений по письмам от эльфа и твоего человека. Иначе, если ты думаешь, что сейчас в аду, очень скоро тебе докажут обратное.

Он начал свой рассказ, и с каждым словом моё лицо темнело. Сентента наоборот, начал чувствовать свою значимость. Давать советы, обещать поднять свою агентуру.

– Что же, картина битвы мне ясна. – остановил его через пять минут. – Нам всем пора по разным дорогам.

– А как же золотые? – удивился он. – Пятнадцать тысяч золотых вас уже не интересуют?

– Потом, потом, – отмахивался я. – Сейчас Аиша меня сожрет за опоздание.

Я начал выходить, в дверях столкнувшись с Бланом.

– Он твой, – без обиняков сказал я. – На скамье купол тьмы. Сильно не увлекайся, себя только морально покалечишь. Син такого, глядя сверху, не одобрит.

Радость, слезинка, сжатые губы. Блан бросился к скамье. Закрывая дверь, я ничего не слышал, но испуганные глаза графа, тёмная фигура с ножом в правой руке, надвигавшаяся на него, дорисовали мне панораму будущих событий.

На свету было хорошо. Три фигуры у памятника, нет пять, потому что вернулась принцесса с Джиро. Я подошел и сграбастал их всех. Кроме Гроулз. Она шептала в трансе что-то перед Син, держа скульптуру за руку.

– Возникло такое поверье в народе. – шепотом передала мне Рина. – Если поклясться перед Син сделать три справедливые вещи в мире, получишь силу и возможность защитить любимого человека в опасный момент. Его прозвали Благословением Спасительницы.

Узнаю наш народ, какие расплывчатые формулировки – справедливые вещи. У аристо они одни, у разбойника другие, у серва третьи. Очень удобно. Сентенция «живи достойно и помоги, кому не повезло» куда ёмче и социально приемлемее. Еще не национальная идея, но фундаментально хороша. Син бы понравилась.

– Тебе Син и без клятвы благословение выдала. – намекнул волкодевочке на близкие отношения со Спасительницей.

– Надеюсь. – пробормотала Рина, и внесла уточнение. – Я сама буду работать так, чтобы опасный день никогда не наступил.

Гроулз повернулась к нам.

– Моя жизнь до вчера состояла из боли и терпения. – призналась она. – Моим верным спутником была усталость. Часто в одиночестве я задавала себя вопрос «почему?». Сегодня я нашла ответ. «Пылает юность заревом рассвета»? Я буду жечь добром!

И пока Гроулз, срывающим голосом, обнажала перед нами свою душу, над ней начало формироваться серебристое облачко. С окончанием речи юной неофитки, мягко осевшее на каштановую голову.