Текст книги "Трофейщик-2. На мушке у «ангелов»"

Автор книги: Алексей Рыбин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

– Кому конец? – дрожащими губами спросил Грэм.

– Узнаешь, не торопись. А ну иди-ка сюда! – произнес невидимый гангстер.

Грэм, повернувшись, не удивился, увидев, что третий бандит как две капли воды был похож на двух остальных.

– Иди, иди. – Он манил его к деревянной лестнице, ведущей на второй этаж. – Теперь повернись.

Он послушно повернулся спиной к перилам и почувствовал, что руки, схваченные террористом – так почему-то Билл стал называть про себя эту троицу, – просовываются сквозь перила лестницы. Он едва не вскрикнул от боли, когда на запястьях защелкнулись наручники. Грэм оказался прикован к перилам – руки вывернуты назад и вверх. Он почти висел, чувствуя, как в суставах растет ломящая боль.

– Что они там копаются?.. – Главарь взглянул на циферблат наручных часов.

Камин, несмотря на теплый осенний день, тихо потрескивал ровным огнем.

– Надо памятку журналисту оставить, чтобы не забыл про обещанное. – Главарь усмехнулся. – Это такие люди – пообещают и тут же забудут! Частенько такое случается. Ну ничего, мистер Грэм – парень надежный. Слово сдержит. Здесь, я смотрю, все удальцы. Эй, не скучай! – прикрикнул он на Грэма, голова которого упала на грудь. – Пастор, говорю, твой, он что, боксом занимался? Так меня треснул, я даже не ожидал…

– Что с ним? – тихо спросил Грэм, жмурясь от боли.

– Отдыхает твой пастор. Не бойся.

Террорист, стоявший у камина, вытащил из огня рукой в перчатке длинную кочергу со странно изогнутым концом. Подняв ее, он показал Грэму красную от жара фигурку, которой заканчивалась железка, и Билл на миг забыл о боли в вывернутых суставах. Человек в маске медленно подошел к нему. То, что издалека выглядело кочергой, оказалось клеймом – маленьким колечком с торчащими во все стороны палочками-лучами. Оно было темно-красным от жара. Несколько искр упали с него на пол.

– Осторожнее! – прикрикнул главарь. – Не подпали лишнее. – Сказав странную фразу, он подмигнул Грэму. – Счастливый ты, парень! Солнышко тебе всю жизнь светить будет.

Рука одного из бандитов схватила Грэма за волосы и притянула его голову к перилам. Теперь Билл не мог даже пошевелиться. Тихонько заскулив, он смотрел, как приближается красный круг. Он был уже так близко, что пришлось закрыть глаза от страшного жара. Раскаленный металл зашипел, погружаясь в живую плоть. Голову словно облили расплавленным свинцом – каждая клеточка мозга, все кости черепа, переносица, даже зубы пронзила такая чудовищная боль, что Грэму показалось, будто он стоит в середине костра. Он хотел потерять сознание, но явь продолжала его окружать. Явь, наполненная безумным страданием, в котором он растворялся.

– Пора, – услышал он голос главаря. Голос доходил до него как сквозь стену – издалека, приглушенно. Он открыл глаза и обнаружил, что находится в гостиной один. Бандиты исчезли мгновенно, не оставив ни малейших следов, кроме прожженного в двух местах ковра на полу. Клеймо они тоже унесли с собой.

Боль все еще не отпускала, однако Билл вновь обрел способность оценивать ситуацию. Он продолжал висеть, прицепленный наручниками к перилам, выбраться отсюда самостоятельно не было никакой возможности.

Билл набрал побольше воздуха в грудь и закричал так громко, как только мог:

– Дуайт! – Получился не крик, а какой-то хрип, но все-таки он был достаточно громкий. Билл крикнул еще раз и затаил дыхание. Сверху донесся слабый стон.

В этот момент дверь гостиной с треском распахнулась и в комнату влетели Роберт, владелец прачечной, и Ник, автомеханик. Лица их были испуганы. Увидев висящего на перилах Билла со страшным ожогом на лбу, вбежавшие на мгновение застыли на месте.

– Помогите, – слабо проговорил Билл. Остаток сил ушел на предыдущие крики, которые и были услышаны проходившими мимо.

Автомеханик дернул за наручники так, что Грэм вскрикнул от боли.

– Сейчас, сейчас… – Он открыл кейс с инструментами, вытащил из кармана отвертку, какие-то еще железки. – Потерпи, дружище…

Действительно, Ник быстро справился с замком, и Грэм, освободившись, плашмя рухнул на пол. Поднимаясь, он подумал, что за один день никогда столько не падал. Сегодня все было против правил. Лицо саднило так, что он не мог говорить, только мычал, пытаясь придать своим звукам, которые вырывались изо рта, какой-то смысл:

– Там… наверху… посмотрите…

Ник с Робертом кинулись по лестнице наверх. Грэм, вспомнив о том, что все новости он должен получать первым, это залог его успеха, стал медленно подниматься вслед за ними. В первой спальне, дверь которой находилась прямо напротив лестницы, было пусто. Из второй раздался крик Роберта:

– О мой Бог!

Войдя в комнату, он увидел страшную картину. Дуайт висел на вывернутых руках, прицепленный наручниками к крюку от люстры. Грэм вспомнил, как он с приятелями подшучивал над пастором, когда, покупая дом, тот настаивал, чтобы в потолках торчали эти крюки. Вместо современных настенных светильников Дуайт развесил всюду древние разлапистые люстры, доставшиеся, как он утверждал, по наследству. В такое наследство Грэм лично не верил. Он всегда подозревал, что украшения куплены Дуайтом в антикварном магазине: пастор обожал собирать разный хлам, называя это сохранением традиций. Грэм не видел в этом ничего, кроме обыкновенного пунктика, впрочем безобидного для окружающих и достаточно распространенного.

С первого взгляда нельзя было понять – жив пастор или уже нет. Он не двигался, руки его были почти вытянуты, выпрямлены в локтях. Очевидно, плечевые суставы вывихнулись. Лицо Дуайта сплошь покрывала засохшая кровь, лоб распух и был совершенно черным – Грэм понял, что с пастором проделали ту же операцию, что и с ним. Роберт очнулся первым и бросился к висящему священнику. Подхватив его под колени, он приподнял неподвижное тело. Пастор застонал. Автомеханик пододвинул стул и снял с крюка наручники. Вдвоем они положили Дуайта на постель, освободили его руки, и лишь тогда он слабо произнес:

– Спасибо…

Дуайт открыл глаза, превратившиеся в узкие щелочки, – кроме ожога, вздувшегося над бровями, лицо его имело повреждения и другого характера. Видимо, он постарался, отстаивая свою жизнь и свой дом. Грэм знал, что пастор в прошлом был хорошим боксером, и бандитам, вероятно, пришлось изрядно попотеть, прежде чем они одержали над ним верх.

– Грэм… – произнес пастор, увидев над собой склонившегося журналиста, – тебя тоже… Грэм, – повторил он, – подойди к окну, посмотри…

– Куда?

– Я посмотрю, Дуайт, – вмешался Ник. – Парень ведь тоже, наверное, ни черта не видит. Его, как и тебя, отделали будь здоров. На что посмотреть-то? Эти ублюдки исчезли. Мы никого на улице не видели.

– Церковь. Церковь… – два раза сказал пастор и замолчал не в силах продолжать.

Ник подошел к окну и громко крикнул, взмахнув руками:

– О, дерьмо!

В доме Дуайта не принято было так выражаться, но Роберт, встав рядом с приятелем, понял причину столь безответственного возгласа.

Над городком поднимался толстый столб серого дыма. Ветра не было – столб стоял почти вертикально, расширяясь кверху. Все это выглядело бы даже красиво, если бы они не поняли, откуда валит этот густой дым. Горела церковь. Остроконечный шпиль, обычно хорошо видный из пасторского окна, затерялся в клубах, снизу густо-черных, светлеющих до нежно-серого, как мех какого-то редкого животного, уже выше, на фоне гор. В черноте дыма замелькали яркие лоскутки пламени.

Ник поднял оконную раму. Над городом стояла странная тишина, словно жители замерли, побросав дела. Словно обедавшие в ресторанах перестали стучать вилками и ложками, словно кассиры не нажимали на кнопки электронных касс, водители остановили машины, встали барабаны прачечной, деревообрабатывающие станки в мастерских, расположенных неподалеку от церкви, дети перестали плакать или смеяться. Как будто исчезли повседневные звуки, на которые обычно горожане, привыкнув, не обращают внимания и которые создают неразличимый днем городской шум. Шум, принимаемый днем за тишину, но очень отличающуюся от тишины ночной – настоящей.

Вот и сейчас Нику показалось, будто, несмотря на ярко светящее солнце, на город опустилась ночь. Он встряхнул головой, и тут же сирена полицейской машины – одна, за ней еще и еще, все ближе и ближе – избавила его от наваждения. Внизу послышались шаги, грохот, топот ног – судя по звукам, вбежали в дом.

– Мистер Дуайт! Господин пастор! – послышались взволнованные крики. – Скорее! Где вы?

Пожарные пришли на выручку первыми – в машинах было все необходимое для оказания помощи. Привыкшие выезжать не только на основную, так сказать, работу – тушить горящие здания, они нередко привлекались к помощи травмированным в дорожных катастрофах, иногда просто вытаскивали пьяных из каких-нибудь ям, куда те свалились, потеряв ориентировку. Последнее случалось в основном с туристами. В Дилоне не принято было пить. Вокруг запившего человека немедленно бы образовался вакуум и для него в полный рост вставал вопрос – продолжать оттягиваться в свое удовольствие, но при этом окончательно лишиться работы, общественного положения и общения с большей частью знакомых или же вернуться на путь истинный, публично покаявшись и принеся извинения окружающим за недостойное поведение…

Изуродованное лицо Дуайта не смутило пожарных. Они хотели захватить в больницу и Грэма, но тот, почувствовав внезапный прилив сил, наотрез отказался. Журналист присоединился к Нику с Робертом, которые двинулись к церкви. За квартал до горящего здания стояло оцепление, и им пришлось остановиться. Грэм пытался что-то объяснить пожарным, кричал, что он журналист, толкал их локтями, рвался вперед с упорством, вызвавшим у всех стоявших вокруг неподдельное изумление. У всех, кроме жены пастора, которая внимательно посмотрела на него, потом что-то шепнула ближайшему пожарному. Он подошел, осторожно, но крепко взял Грэма сзади за плечи и потащил, стараясь не причинить боли или неудобства, к машине.

Грэм, повернув голову, хотел было что-то закричать, но лица, дома, горевшая церковь, машины, облака поплыли у него перед глазами. Последнее, что он услышал, перед тем как окончательно потерять сознание, были слова Сары, идущей рядом с пожарным:

– Это шок. Я ведь раньше работала в больнице…

И тотчас, как обмякшего Грэма втащили в пожарную машину, с севера, оттуда, где находился полицейский участок, послышались частые сухие щелчки. Там стреляли.

Глава 4

Алексей проснулся оттого, что солнце било прямо ему в глаза. Еще не поднимая век, он, очнувшись ото сна, понял, что стоит жаркий день, утром не могло так палить – казалось, что сейчас сквозь веки, залитые ярко-красным жаром, он видит небо и это беспощадное, сверлящее голову солнце. Он повернул голову и только тогда открыл опухшие глаза, обнаружив себя лежащим на земле рядом с палаткой. Как он здесь оказался, он не помнил, весь вчерашний день обрывался в его памяти на том, как он перемахнул через жуткую яму на мотоцикле. Уже тогда Алексей был совершенно пьян. Как он попал обратно, что было потом – все это тонуло в алкогольном густом тумане.

– Лариса! – слабо прошептал он, не поднимая головы. Виски хоть и чистый продукт в экологическом смысле, но сейчас был как раз тот случай, когда, согласно одному из законов диалектики, количество перешло в качество. Голова у Алексея трещала, как после самой отвратительной «паленой» водки.

– Здесь я, здесь. – Лариса, оказывается, сидела рядом на травке и приводила в порядок ногти. – Проснулся, алкаш? Уже вечер, милый. Ты дрых почти сутки.

– Я не алкаш, – пробурчал Алексей. – Попить ничего нету?

– Алкаш, алкаш. – Алексей вдруг услышал в ее голосе незнакомые интонации. Вернее, они были нехарактерны для Ларисы – нежность не нежность, но что-то очень похожее…

– Надо же было марку держать, – сказал он, стараясь заглянуть ей в глаза. Это не удалось: каждое движение сопровождалось резкой колющей болью в висках. Эти уколы, накладываясь на постоянную тяжелую ломоту, становились совершенно нестерпимыми. Отчаявшись в попытке минимально активных действий, он снова прилег.

– Они мне вчера экзамен устроили? Так ведь?

– Ну да.

– Я и постарался.

Лариса встала.

– От твоих стараний я чуть с ума не сошла. Особенно когда ты обратно поехал, на заднем колесе…

– Что?! – Алексей резко сел и понял, что такими вот волевыми акциями можно если и не избавиться от похмельной боли, то хотя бы опережать ее приступы. – Что?! – повторил он. – Как это – на заднем колесе? Через ямищу? На заднем? Врешь!..

– Меня мама в детстве учила не врать. Сейчас принесу попить. – Лариса пошла прочь от палатки.

Алексей, кряхтя, поднялся на ноги и потянулся. Настроение было великолепным. Если бы не головная боль, он бы просто куда-нибудь помчался от избытка переполнявшей его какой-то дурацкой радости.

Вокруг костра сидели человек двадцать дэдхедов – покуривающих, что-то жующих, лениво пересмеивающихся, переговаривающихся, травящих, наверное, анекдоты… «Классные ребята. Повезло, что встретили этих парней». Вот, наконец, та самая Америка, о которой он столько мечтал! Алексей почувствовал дикий голод. Похмельный жор, как называли его питерские друзья состояние, когда на следующий день после пьянки человек мог умять кастрюлю супа или картошки – чего угодно, лишь бы было много. «Хороший признак, – подумал Алексей. – Организм, значит, не отравлен… Значит, голова скоро пройдет».

Он посмотрел вокруг: люди в черной кожаной униформе бродили по поляне, возились возле мотоциклов, валялись на траве. Интересно, смог бы он жить вот так – на колесах? Вряд ли. При всей тяге к приключениям он – человек домашний. Не такой, конечно, как родители, как множество знакомых, просиживающих после работы неделями возле телевизора, нет. Но все равно, все его коллекции оружия, книги – что это, как не попытка создать по-своему уютный угол, где можно спрятаться от всего мира, залечь, как медведь в берлогу, и хоть какое-то время – пусть день или неделю – существовать автономно. Не в физическом смысле – в духовном, что ли… Он еще раз потянулся, решив не думать с похмелья о высоких материях. Прекрасный день – вот чем надо жить. Сегодня, сейчас, ему хорошо. Он никому не должен, никого не обманул, не предал, не струсил, – вот и славно. Он имеет полное право жить сегодняшним днем… Мысли отказывались выстраиваться в логическую цепь, и это тоже веселило Алексея. Он вспомнил, как любил с друзьями нести всякую похмельную чушь и с каким удовольствием слушал, как несут ее остальные.

Лариса возвращалась, держа в руке бутылку пива. Алексей проглотил слюну и двинулся ей навстречу, уже по пути решив не пить сейчас пива, – вообще сегодня не пить. И без того все вокруг было замечательно, прямо, черт подери, какое-то счастье! Вот оно, оказывается, как выглядит счастье… Всего ничего. Солнышко – и свобода. И никуда спешить не нужно…

– Лариса, я же просил попить, а не выпить. Пойдем к ребятам, может, у них найдется настоящий мужской напиток. «Спрайт», например…

Лариса пожала плечами, но все-таки улыбнулась. «До чего же соблазнительно она выглядит! А говорят, что женщины с утра непривлекательны. Хотя какое там, к черту, утро – вечер уже…»

– Можно спросить, как мадам провела ночь? – Алексей говорил не поворачивая головы и поэтому не мог видеть усмешки на лице Ларисы.

– А как предполагает сэр?

– Сэр думает – в целомудрии и чистоте.

– Я с Мирандой всю ночь проболтала…

– С Мирандой? Она что, из твоих?..

– Из моих. Только не в том смысле, в котором ты думаешь. Миранда – классная тетка. У нее в Сан-Франциско свой тату-салон.

– Что?

– Господи, ты же дикарь, я и забыла! Салон татуировок. У вас что, в Питере нету таких?

– Не знаю. Специалисты по татуировкам сидят у нас в тюрьмах.

– Леша, ну что ты мелешь? Это же во всем мире признано. Это же искусство! Ты видел у нее на щеке?..

– Череп? Видел. Очень красиво.

– Ретроград ты, Леша. Консерватор. Так вот, у Миранды есть свой салон. Во Фриско все крутые к ней ходят разукрашиваться. Столько мне порассказала! Наша команда – одна из самых тихих. Половина вообще работает. Помнишь, Фокусник говорил? Только Биг-Бен всю жизнь ездит. Кстати, темный человек. Миранда про него ничего толком не сказала. Но она что-то знает, это точно. Не хочет говорить. Или боится… А есть команды – сплошные убийцы! Те, что на нас напали, тоже мелкая шушера, молодняк. Если бы напали серьезные «ангелы» – без трупов не обошлось бы.

Они подошли к костру. Сидящие на земле дэдхеды, среди которых Алексей заметил Престона и Фокусника, кивнули им и снова углубились в свои занятия. Взяв протянутую китайцем банку кока-колы, Алексей сделал большой глоток. Откуда взял Престон, не отходя от костра, ледяной напиток, осталось загадкой. Холодный, оживляющий комок провалился в желудок и там словно взорвался щекочущими иголочками.

– Вот теперь я наконец могу смотреть на мир, – сказал Алексей, улыбаясь. – Глаза открылись для новых дел. Что делать будем, Лариса?

– Не знаю. Решай. Ты же мужчина. Так, кажется, в твоем кругу принято говорить?

– Что значит – в моем кругу?

– Начинается. Достал меня своими провалами в памяти. Вчера опять плел про свое мужское мужчинство – какой ты рыцарь, какой крутой, как ты всех бандитов уроешь… Не помнишь?

– Почему? Помню.

– Смотри, – Лариса развернула его за плечи. – По-моему, Биг-Бен тобой интересуется.

Старик стоял рядом с палаткой, на том месте, где недавно спал Алексей. Он призывно махал рукой.

– Пошли.

Алексей отхлебнул еще колы и обнял Ларису. Та не сбросила его руку, – он удивился неожиданной благосклонности, но в комментарии вдаваться не стал.

– Я гляжу – ты со стариком вчера успел подружиться? – спросила она на ходу.

– Ну, в общем, почти.

– Будь с ним поаккуратнее, пожалуйста. – Миранда намекала, что Биг-Бен себе на уме.

– Что мне с ним делить?

– Как это что? Леша, проснись!

Только тут Алексей вспомнил, что пока он с Ларисой разгуливает по поляне – сумка с деньгами валяется неизвестно где. Он резко остановился:

– Лариса, а где сумка?

– Опомнился!.. Не бойся, в надежном месте.

– В каком?

– Ты на ней спал всю ночь. Вон лежит, рядом со стариком. Я с нее глаз не спускаю. Рыцари ведь более важными вещами занимаются. А дамам приходится за вещичками присматривать.

Алексей с облегчением улыбнулся:

– Знаешь, я ведь всю жизнь, наверное, об этом мечтал.

– О чем?

– Да вот об этом. Солнце, лес. Похмелье, утро, на траве валяется полмиллиона долларов… Кайф, согласись?

– Да, в этом что-то есть…

Старик молча ждал, пока они подойдут ближе. Наконец он сощурился, что должно было изображать улыбку, и сказал, глядя на Алексея:

– Привет. Как спалось?

– Спасибо, хорошо.

– Вот что, ребята, – продолжая щуриться, продолжил Биг-Бен. – Собирайтесь. Вам надо отсюда драпать. Вами уже интересовались.

Вся легкость, которую испытывал Алексей, улетучилась мгновенно. Словно камень на спину взвалили.

– Кто?

– Да бродил тут один тип городской… С востока, судя по выговору. Заблудился, говорит. Не верю я, что кто-то может тут заблудиться. До ближайшего жилья миль пять. Пешком сюда никто не попрется. А машины, как сказал парень, у него нет. В общем, мозги пудрил. Я думаю, это по ваши души. Еще я думаю, что он не один. – Биг-Бен говорил монотонно, подняв глаза к небу, словно читал проповедь. – Думаю, что он не один. И наконец, я думаю, что он вас здесь рано или поздно увидит. А нам лишние неприятности не нужны. У меня лично своих хватает.

Алексей кивнул головой. Старик прав. Зачем дэдхедам воевать еще и с чужими бандитами? И так жизнь нелегкая…

– Я все понимаю, – сказал он, глядя Биг-Бену в глаза. – Спасибо, что помогли. Вообще, за все спасибо. За еду, за ночлег… – Он посмотрел на Ларису: – Мы пошли, что ли?

– Я разве сказал, что вы должны уходить пешком? – Биг-Бен положил свою тяжелую и сухую, как ветка старого дерева, руку на плечо Алексея. – Стоит вам выйти на шоссе, как вас тут же заметут. Они, я думаю, еще где-то здесь. Я вас лучше отвезу в одно место. Там более или менее надежно. И ехать туда по равнине, видно далеко: если будет погоня, мы их заметим. И уже тогда подумаем, как отбиваться. Пойдем, ребята. Миранда дает мне свой драндулет. Я уже договорился.

Алексей улыбнулся:

– Конечно, поехали. Прямо сейчас?

– Да, прямо сейчас. А оттуда я уже двину на концерт. Вам там делать нечего, только светиться лишний раз. Отсидитесь на ферме, потом сами решайте, куда ехать. Ваше дело. Там я с вами распрощаюсь.

– А что за ферма? – спросила Лариса со скучающим видом.

– Девушка, ты не грусти, – ответил Биг-Бен. – Хорошая ферма. Тебе понравится. Тебе что, Миранда про меня что-то наплела? – Сегодня старик был гораздо более разговорчив, чем в день их встречи. – Так ты ее не слушай. У нее на меня давно зуб имеется. Это же моя бывшая жена. – Он вдруг хихикнул, что, вероятно, было для него делом экстраординарным и крайне редким, – вместо привычных для выражения такого рода эмоций звуков из узкой щелочки между жесткими губами вырвался какой-то короткий скрежет.

Когда они подошли к машине, Лариса обернулась на чей-то резкий свист. Неподалеку стояла Миранда с рюкзаком на плече.

– Лора! Возьми-ка подарок на память. – Она сняла рюкзак с плеча, размахнулась и метнула его так, что он мягко плюхнулся прямо Ларисе под ноги. – Это плед индейский, настоящий, мало ли, где вам теперь ночевать придется. Пока, девушка! – Не успела Лариса крикнуть слова благодарности, как Миранда уже повернулась к ним спиной и пошла к костру.

– Вот чертова баба! – сказал старик, садясь за руль. – Все, поехали.

Алексей почувствовал минутную неловкость, когда они разворачивались на поляне, – он не привык вот так исчезать, не попрощавшись с хорошими людьми. Ему действительно импонировали и Фокусник, и Престон, миляга здоровяк Покойник, который сидел сейчас к ним спиной со своей вечной плоской бутылкой. Где он их только берет, подумалось Алексею, но через мгновение неловкость исчезла, он понял, что здесь так и принято: встретились, посидели, распили вместе бутылочку и расстались, может быть и скорее всего, навсегда.

Барон действительно был железным человеком. На что Клещ гордился своим тренированным телом, своим умением приспосабливаться к любым походным условиям, он все же вымотался за последние сутки так, что с трудом контролировал события. А они разворачивались с умопомрачительной быстротой.

Пожар в церкви сыграл им на руку. Как только в городе началась паника, распространившаяся на ресторан, в котором они собирались обедать, Клещ в приказном порядке настоял на том, что следует немедленно покинуть городишко. Он не мог объяснить, что им двигало, когда он выезжал из Дилона, выбирая окружные дороги, где их не могли заметить. Он знал почти наверняка, что местные полицейские хоть и олухи, но компьютеры имеют. Информация о том, что некто Брюс Макдональд разыскивается в связи с убийством напарника, до них, конечно дошла. Это могло обернуться большими неприятностями. По меньшей мере длительной задержкой в реализации планов. Хотя с какой стати их машину должны останавливать? Этого он не мог себе объяснить, но решил не рисковать.

Выехав наконец из городка, они стали спускаться в равнину, по направлению к Денверу, где нарвались на целую банду мотоциклистов, отдыхавших у обочины.

– Притормози-ка, – сказал Барон, тем самым вновь взяв бразды правления. С равнодушным видом он вышел из машины и вразвалочку направился к мотоциклистам, правую руку держа в кармане пиджака. Клещ прекрасно понимал, что у него в этом кармане. Связываться с рокерами, тем более в одиночку, Клещ не стал бы. Не из трусости – исходя из здравого смысла. Им хоть значком полицейским перед носом тряси, хоть пистолетом – подойдет кто-нибудь сзади, даст по башке, а когда очнешься – ищи их по всей Америке. Как правило, и не ищут. Они сами всплывают рано или поздно. Не могут рокеры долго жить вне людных мест, где можно проявить свою удаль за счет какого-нибудь несчастного ресторанчика или бакалейной лавочки. Разгром их доставляет этим уродам почему-то особенное удовольствие.

Барон, однако, подошел к толпе мотоциклистов, некоторые из которых, обратил внимание Клещ, были в крови. Видно, недавно были у них какие-то проблемы. Он внимательно следил за тем, как Барон подошел к ним, не вынимая руки из кармана, и стал о чем-то говорить. К его удивлению, никаких агрессивных действий рокеры не предприняли, а, побеседовав с Антоном, похлопали его по плечу, кто-то даже громко рассмеялся. Барон вернулся в машину и молча уселся на заднее сиденье. За рулем находился Шустрый, который все порывался скорее добраться до Денвера и расстаться наконец со всей этой компанией.

– Ну что? – спросил Клещ. – Удалось что-нибудь выяснить?

Антон повернулся к нему и улыбнулся:

– Слушай, а почему ты говорил, что они меня пошлют подальше?

– Из личного опыта.

– Не умеешь ты с людьми разговаривать.

Клещ усмехнулся. Кто, как не он, легко находил общий язык с самой разной брайтонской и другой сволочью, с мексиканцами, смотрящими на американцев исключительно как на дойных коров с выменем, набитым десятидолларовыми бумажками, с торговцами наркотиками, да с кем угодно.

– У меня большой опыт общения с уличными хулиганами. Еще по России. Они же во всем мире одинаковые. И подход к ним – либо он есть, либо нет. Так-то вот. – Он помолчал, видно вспоминая свои российские подвиги. – А что до наших дел – эти парни едут с другой стороны. Они попутчиков не брали. А вот еще одна компания, с которой они только что перемахнулись, – те, похоже, наши. Понимаешь, они не могут быть далеко, им сильно досталось от этих, так что они должны где-то остановиться зализывать раны и чиниться.

– Найдем, – сказал Клещ. – Я тоже кое-что могу. Шустрый! – Парень за рулем встрепенулся. – Иди садись назад. На первой же автобусной станции можешь валить в свой Денвер. Дальше я поведу. Я эти места немножко знаю. – Тут Клещ подумал, что так он мог сказать практически о любой части Америки. Конечно, он был не в состоянии физически побывать всюду, во всех уголках огромной страны, но посвятил достаточно большое количество времени изучению топографии наркобизнеса. Вся деятельность преступного мира, которая его интересовала, концентрировалась, разумеется, вокруг больших городов, одним из которых и являлся Денвер.

С рокерами он никогда вплотную дел не имел. Большей частью они являлись, так сказать, пассивными потребителями наркотиков, предпочитая легкие удовольствия вроде марихуаны. Клещ закрывал глаза на легкие наркотики. Будь это в его власти, он давно бы легализовал марихуану, которая, на взгляд Клеща, приносила вреда гораздо меньше, чем алкоголь. Лишняя суета для полиции. По меньшей мере половина подростков курили травку. Люди постарше вообще считали ее невинной детской забавой. Некоторые при аресте искренне удивлялись: «За что?! Это всего лишь травка…» Рокеры не занимались торговлей и употреблением тяжелых наркотических веществ – ведь помимо всего прочего им еще нужно было иногда ездить на своих долбаных мотоциклах. Героин в сочетании со скоростью приводил к летальному исходу почти мгновенно. Но все же они были потребителями, и к ним тянулись тропинки мелких дилеров, а эти тропинки Клещ знал хорошо. Для каждого города они имели свои небольшие особенности, но протаптывались по одному принципу. Достаточно было изучить схему распространения наркотиков по Нью-Йорку – и можно было свободно выходить на охоту в любом крупном американском городе, делая скидку лишь на местность и климат.

Он мог предположить, где находится временный лагерь рокеров. Такие лагеря имелись вблизи всех больших городов – там можно было сосредоточиться до или после набега. Денвер наверняка не был исключением.

Когда машина спустилась с гор и запетляла между пологими холмами, Клещ высадил Шустрого, который, бросив прощальное «Привет!», бегом бросился к автобусной остановке, и развернул машину – прочь от дорогих особняков, в глушь предгорий, поросших лесом, в котором, как он знал, водились дикие медведи и прочая живность, которую он, надо сказать, не любил, если она не в жареном виде и не на столе. Он вел машину на север – где-то здесь должна находиться «клизма» – поляна с узким подъездным путем, где обычно отдыхали мототуристы, перед тем как спуститься с гор в столицу Колорадо или, наоборот, перед подъемом на перевал. Он поделился своими мыслями с Бароном. Выяснилось, что побитые «Ангелы Ада» тоже произносили слово «клизма». Клещ сбросил скорость, и компаньоны стали присматриваться к дороге.

– Смотри-ка, – вскоре воскликнул Барон. Влево от основного пути уходила просека, изрытая следами мотоциклетных колес.

– Ну вот, приехали, – сказал Клещ. – Теперь моя очередь. Спрячьте машину и ждите меня где-нибудь здесь. Увидите, когда я буду возвращаться. Пойду разведаю, что там эти герои поделывают и нет ли среди них наших друзей.

– Может быть, вместе пойдем? – спросил Барон.

– Оставь мне хоть это. Я тоже не первый день на свете живу.

Рахманинов безмятежно спал, откинувшись на сиденье. Барон отогнал машину немного вперед, но никуда ее прятать не стал, поставив на дороге так, чтобы самому наблюдать за просекой, по которой ушел Клещ.

Его уже не было часа два, и Барон подумывал, не отправиться ли ему вслед за американцем. Рахманинов тихо посапывал. Барон молча злился на напарника, на фиктивного своего начальника, который и пальцем не шевельнул, чтобы дело хоть как-то сдвинулось с мертвой точки. Все сделали они с этим полицейским…

Внезапно он услышал шум автомобильного мотора. Через секунду на шоссе показался черный от пыли и грязи, побитый и помятый «кадиллак» – когда-то дорогой, а теперь больше похожий на рекламу автомобильной свалки. «Мы заберем вашу разбитую машину и заплатим вам еще сто долларов…»

Барон не видел сидевших в «кадиллаке»: просека, откуда выехало «чудо техники», была довольно далеко. Машина быстро набрала скорость и скрылась из виду. Спустя несколько минут из-за деревьев, справа от дороги, выбежал запыхавшийся Клещ.

– Куда они поехали?! – крикнул он издали.

Через опущенное стекло машины Барон махнул рукой вперед.

– Быстро за ними, – плюхнувшись на сиденье, выдохнул полицейский. – Сваливают с деньгами, возьмем тепленькими. С ними какой-то древний старик… Главное, на дороге их подловить, а то опять в какой-нибудь дыре залягут на дно…

Барон нажал на педаль газа, и машина рванулась вперед. Через десять минут они увидели вдалеке «кадиллак» с беглецами.

Биг-Бен вел машину сравнительно медленно.

– Нужно смотреть – нет ли погони, – пояснил он Алексею.

– А если есть, тогда что? Может быть, стоит, наоборот, рвануть как следует?