Текст книги "Трофейщик-2. На мушке у «ангелов»"

Автор книги: Алексей Рыбин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

– Правильно я понимаю? – ища подтверждения своим мыслям, спросил он у Ларисы, когда они вышли на улицу и Алексей смог наконец-то закурить, не ловя на себе укоризненные взгляды праведной паствы.

– Не совсем. Тут все сложнее. И неприятнее. Я же говорила тебе еще в Нью-Йорке, что в Америке большинство вот этого вот коренного населения – чудовищные ханжи. Вот и думай сам. Как тебе, кстати, живется? Все так же нравится, как тогда, в первый день?

– Хм… – Алексей задумался на минуту. – Трудно сказать. Нравится – не нравится, это здесь не подходит. Здесь тоже все не так просто. Я же тоже тебе говорил – другая планета. И со своим уставом в чужой монастырь… – Он обернулся и посмотрел на высокую крышу церкви, увенчанную крестом. Издали церковь больше походила на хорошую финскую баню. – Их надо принимать как данность, как воздух, как землю. Конечно, мне у них не все нравится…

Лариса засмеялась:

– О, не все ему нравится! Какой ты, Леша, осторожный все-таки парень! Ты мне в Нью-Йорке казался другим. Ладно, а про меня что тебе рассказывают? Ужасы какие-нибудь?

Она попала в точку. Алексей не хотел говорить на эту тему, но от нью-йоркской русской самостоятельной лесбиянки, да еще такой красавицы, что-то скрыть было не так просто.

– Ну что говорят, что говорят… Они вообще мне каждый день про Нью-Йорк говорят, какой это ужасный город. А ты – его типичная часть. Так и говорят. Не любят тебя почему-то. Не знаю почему.

– Да потому, что я их вижу насквозь. У них же здесь есть кое-кто, приехавший из Нью-Йорка. Да? Пара-тройка прихожан?

Действительно, несколько прихожан Дуайта были выходцами из города Большого Яблока. Один из них приехал в Дилон десять лет назад. После того как его на улице ограбили, поздним вечером отобрав бумажник, он в одночасье уволился с работы, собрал вещички и уехал на запад. Ехал сколько хватало духу. Хватило ровно до Дилона. У остальных истории были похожие. Не ограбление, так неприятности на работе, сексуальные проблемы, просто страх перед монстром-мегаполисом…

– С сексуальными проблемами у них, наверное, вообще дело труба, – улыбнулась Лариса. – Еще не расспрашивали, какие противозачаточные средства используешь, есть ли невеста?

Алексей постарался скрыть удивление от ее проницательности. «Два часа мне Дуайт мозги парил – „кондом“, „кондом“… Объяснял, когда у женщин циклы происходят. Я его под конец чуть не послал на три буквы. И правда, маньяки какие-то. Как до секса дело доходит, просто сами не свои. Еще мне очень нравится, как они телевизор выключают, если в комнате дети, а на экране женская грудь мелькнула».

– Небось рок-музыку вспоминал?

– Ты как будто рядом сидела… Мои питерские приятели, наверное, с ума бы сошли, послушав их рассуждения. Знаешь, кто, оказывается, самая наркоманская группа всех времен и народов?

– Ну? Не томи.

– «Битлз».

Лариса присвистнула:

– Да… Такого даже я не ожидала. Алексей, сколько ты вообще здесь собираешься пробыть? У меня ведь свой интерес. Надо все-таки что-то решать…

– Я не знаю, Лариса. Давай уже решим, тратим мы деньги или не тратим. Вернее, ты. Я на деньги не претендую. Пойми меня правильно.

– Алеша, понимаешь, с одной стороны, ведь это ты спровоцировал меня уехать. С другой стороны, может быть, ты этим мне жизнь спас… А потом ты свалишь в Россию…

– Слушай, Лариса, а не напиться ли нам сегодня? – неожиданно прервал ее Алексей. – А то я, знаешь ли, все-таки немного устал от их пуританского образа жизни. Надо расслабиться, может, и мысли появятся свежие.

– Ну да. То тебя в лес тянет за свежими мыслями, то теперь – напиться. Только что-то я мыслей все не вижу. Кстати, я ведь тебя давно хочу спросить – как ты тогда в баре сумел предугадать, что вьетнамцы поднос опрокинут? И еще раньше, у меня дома?

– А хрен его знает, Лариса. Давай выпьем, а то я сам себя уже не понимаю. Тогда все это мне казалось естественным. Сейчас даже пугаюсь, как вспомню. Мне еще тогда сны всякие странные снились. Не знаю, наверное, просто нервное перенапряжение работало. Так сказать, скрытые ресурсы организма проснулись.

– Вот сейчас бы твои скрытые ресурсы очень нам пригодились. Я ведь и правда не знаю, что нам теперь делать. Это со мной впервые, с тех пор как я приехала в Штаты. Раньше все было просто, здесь вообще, в принципе, все просто. Любой иммигрант тебе скажет. Терпение только нужно, все приходит постепенно – работа, деньги, приличное жилье. Дорожка накатанная и много раз проверенная. А сейчас – влипла я с тобой… Напиться, – вернулась она к открытой им теме. – Ну напьемся, а как ты к своим попам пьяный придешь? Что скажут тебе твои папочка с мамочкой?

– Черт, вот проблема…

– Да, в хорошую ты попал компанию. Даже если ты не придешь, все равно весь город завтра будет знать, что ты напился. Все равно до твоего пастора дойдет. Журить тебя будет… – Лариса откровенно веселилась, издевалась над ним, как над школьником каким-то…

– Ну, в конце концов, мне это тоже надоело. Эти умники ведь не знают, с кем имеют дело, я смерть в двух шагах видел, в меня стреляли, я сам… – Он запнулся. – Какого черта! Поехали в Денвер, оттянемся как следует. Мы, в конце концов, в свободной стране или где?

– Ну, поехали. С ночевкой, да?

– С ночевкой.

– А деньги ты у Дуайта оставишь?

– Да, деньги… Я, конечно, ему доверяю, но все-таки как-то неспокойно мне их там оставлять… Может, с собой возьмем?

– Ага, нажремся и потеряем. Или упрет кто-нибудь.

– Тогда сдадим в камеру хранения на вокзале.

– В камерах хранения тоже воруют. Не знаю, как в России, – Лариса язвительно улыбнулась, – но в Штатах могут. Редко, конечно, но могут. Такие вещи нужно в банке держать. Для нас, увы, это невозможно.

– Почему? Ах да, налоги… Ну так что? Оставим у Дуайта?

– Я не знаю. Решай сам.

– Давай оставим. Только я бы оттуда немного взял с собой…

– А что, у тебя уже деньги кончились?

– Если устраивать настоящий оттяг… Мы в Питере, если примемся с Катериной оттягиваться, то тратим довольно много. А здесь – здесь соблазнов, согласись, побольше. Все равно рано или поздно мы их распечатаем. Так почему не сейчас?

Лариса не ответила на его вопрос. Она помолчала и спросила сама:

– А кто такая Катерина?

– Катерина? – Алексей посерьезнел. – Катерина… Подруга питерская.

– Что так скучно отвечаешь? Просто подруга?

– Просто подруга. Разве тебя интересуют подробности?

Лариса удивилась, почему упоминание питерской Катерины едва не испортило ей настроение. Ведь не влюбилась же она в этого Лешу? Хоть он и неплохой парень, конечно, не похож на остальных приезжих.

– Я звонил Катерине позавчера. Говорит, что в Питере скука, холод и грязь. Осень.

– Осень? Питер, насколько я знаю, осенний город. Не тянет домой-то, в грязь и холод?

– Пока не тянет. Пока можно и здесь пожить. Тем более что компания у меня замечательная. – Он погладил Ларису по плечу.

– Но-но! Что-то ты разошелся… Воспоминания о Катерине раззадорили, да?

– Пойдем, Лариса, денежки наши заберем, – улыбнулся он. – Заберем денежки и поедем устроим себе пикничок. Имеем мы право отдохнуть как белые люди, в конце концов, в стране равных возможностей?

Они направились к дому пастора. Каждый раз, подходя к нему, Алексей прикидывал, как бы он распорядился домом, окажись такой в его собственности. А как оказалось, это было вполне досягаемо, будь он полноценным американцем. Дуайт, как практически и все жители Дилона, купил свой дом в долг, взяв кредит. Выплачивать его предстояло большую часть жизни, вернее, не всей жизни, а тех золотых лет, пока он еще, что называется, был в самом соку, трудоспособен и сравнительно молод. То есть лет до шестидесяти.

Всего-то делов – полмиллиона долларов… Именно та сумма, что лежит сейчас в спальне на втором этаже. Дом был, правда, шикарный. По русским меркам, достойный какого-нибудь президента банка. Два этажа, девять комнат, три туалета, гараж с подсобкой. Вентиляция, отопление, пожарная безопасность… Однажды Алексей слишком сильно растопил камин, так сирена пожарной тревоги завыла на весь городок…

Конечно, он не стал бы влезать в долги к государству, он никакому государству не верил. Нашел бы денег, купил домик и жил-поживал вот с Ларисой хотя бы… Она нравилась Алексею все больше и больше. В ней не было взбалмошности, бесчисленных капризов, которыми украшали свою и чужую жизнь свободные от комплексов питерские девчонки. А несвободные его вообще не привлекали…

Они вошли в дом – входная дверь днем не запиралась, если дома кто-то был. Дуайт сразу вышел в прихожую с обычной своей улыбкой. Увидев Ларису, он на миг скуксился, но быстро обрел привычный приветливый вид. «Видимо, тоже профессиональное», – отметил Алексей.

– Алекс!

По тону, каким было сказано его имя, Алексей понял: что-то не в порядке. Каким бы ни был Дуайт профессиональным ритором, но если что-то нарушало привычный ход жизни пастора, он не мог скрыть волнения, раздражения и даже страха. Алексей давно уже уяснил из разговоров с ним и его друзьями, что в любом мало-мальски непривычном, выходящем за рамки распорядка, по которому жил весь городок, случае все бежали в полицию. Или, если стряслось нечто личное, – к нему же, Дуайту, который, в свою очередь, бежал или звонил в участок… Сами горожане очень редко были способны принимать жесткие, мужские решения и брать на себя ответственность. И сейчас тон пастора выдавал растерянность и был неприятным, неестественным за растянувшей губы улыбкой. «Ну сказал бы, как у нас водится: ё-моё, Леша, в чем дело? Хотя я вроде бы ничего не натворил… А то прикидывается, что все у него о’кей…»

– Алексей, мне надо сказать тебе несколько слов. – Дуайт повернулся и стал подниматься по лестнице.

– Я мигом. – Алексей посмотрел на Ларису. Та, как обычно, бывая в этом доме, словно натянула на лицо маску. – Подождешь?

– Давай, давай. Я буду на крыльце. Покурю.

– Алекс, – начал священник подчеркнуто серьезно, когда они оказались в коридоре второго этажа. – Алекс, ты давно знаешь Ларису?

– Да нет, Дуайт, мы в Нью-Йорке познакомились. По-моему, хорошая девушка. По крайней мере мне так кажется.

– Я думаю, что ты ошибаешься, Алекс. – Дуайт прошелся вдоль коридора, точно читал проповедь в воскресной школе. – Нью-Йорк – плохой город… Зачем Лариса поехала с тобой? Она хочет выйти за тебя замуж?

– Что ты, Дуайт! Мы просто друзья…

– Мои прихожане – очень умные люди. Среди них много опытных людей, повидавших мир…

«Видел я этих опытных, повидавших… В Питере бы и недели не протянули со своим опытом, со своим наивным отношением к жизни. Если уж Нью-Йорк, теплица, для них адом кажется…»

– …Они говорят, что Лариса на тебя скверно влияет.

Алексей ждал чего угодно, но не этого отеческого выговора. Кто он этому попу? Не родной сын и даже не прихожанин… Какого дьявола пастор лезет в его жизнь? В жизнь, которой он даже приблизительно не знает и понять не может.

– Все видят, какое у нее делается лицо, когда мы говорим о Боге. Все думают, что Лариса просто нью-йоркская проститутка… – Последнее слово было сказано Дуайтом чуть ли не с гордостью. Алексей уже знал эту манеру – гордиться своей просвещенностью, современностью и раскованностью, заключающейся в том, что «стыдные», как считали прихожане, слова, вроде только что произнесенного и ряда других – сифилис, например, или член, – произносятся ровным тоном как само собой разумеющееся. Мол, нет у нас запретных тем… Конечно нет, если голову спрятать в песок, а на мир смотреть через задницу… Алексей тоже постарался не менять выражения лица, а смотрел на Дуайта как бы с заинтересованностью. Внимая, так сказать. – Ты должен от нее избавиться. Мы хотим, чтобы Лариса уехала из нашего города. Пусть живет в своем ужасном Нью-Йорке.

– Дуайт, – Алексей встал со стула, – я как раз хотел тебе сказать сегодня. Мы ведь с ней уезжаем. У нас в Денвере живут друзья, которые ждут нас в гости. Лариса им звонила и договорилась. Даже неудобно, что так спешно все получилось. После Денвера я к вам еще заеду. Попрощаться… – Он говорил первое, что приходило в голову. Никаких денверских друзей, разумеется, не было, просто при последних словах пастора он понял, что не может больше оставаться в этом доме. Но обижать Дуайта не хотелось, поэтому приходилось импровизировать. – Так что мы сейчас уезжаем. – Выдохнув последнюю фразу, Алексей постарался улыбнуться так же открыто и прямо, как это делал пастор.

– Я еще не сказал самого главного.

– Да? – Он напрягся, предчувствуя неожиданные неприятности.

– К вам приходил ваш друг.

Вот это да. Слова выстрелили ему в голову, как пули. Алексею даже показалось, что он почувствовал толчки воздуха, когда они пролетели мимо.

И как следствие пролетевших у виска слов-пуль наступила контузия. Алексей перестал слышать то, что говорит ему пастор. Как же они их нашли? Что теперь будет? Неужели они настолько сильны, что вычислили их за какие-нибудь три недели… Невозможно, невозможно… Они нигде не регистрировались. Ни один человек не знал даже приблизительно, в какую сторону они поехали. Приблизительно знал Кеша, но он мертв. Да ведь и искали-то не его, имени даже его никто в Нью-Йорке не знал… Искали деньги, то есть Ларису. Как, как они их вычислили?..

– Какой друг? – переспросил он.

Дуайт смотрел на него очень внимательно.

– Алексей, ты должен рассказать мне обо всем, что связывает тебя с этой женщиной. Мне не нравится ход событий. Если у того, кто приходил, есть наш адрес, если он знает, как тебя зовут, значит, и ты его должен знать.

– Да, конечно. – Алексей не смог скрыть волнение. – А как он выглядел?

– Черный молодой человек. Сказал, что ты ему очень нужен. Заедет попозже. В городе его никто раньше не видел. И выглядит он не по-нашему. Одет и разговаривает так, как будто живет даже не в Денвере. Он с востока.

– Откуда?! – воскликнул Алексей. – С какого востока?..

– Скорее всего из Нью-Йорка…

«Ну слава Богу, хоть с этим какая-то ясность. А то – с востока…»

Он видел, как губы Дуайта шевелятся. Тот что-то продолжал говорить, но Алексей не слышал ни звука. На миг лицо пастора вдруг заслонило другое лицо. Алексей узнал его сразу – та самая вожделенная женщина из сна, который он видел в автобусе. Не сна, вернее, а бреда – не бывают сны такими яркими и чувственными.

Женщина появилась и исчезла.

– …полицию, – уловил Алексей последнее слово.

– Что-что? – переспросил он.

– Сейчас мы пойдем в полицию, – терпеливо повторил священник. Ты должен рассказать все, что знаешь про Ларису и про этого черного парня. Дилон – город спокойный. Нам ни к чему неприятности.

«Так, хватит, – подумал Алексей. – Достаточно».

– Ни в какую полицию я не пойду. С какой стати? Я приехал сюда отдыхать. В конце концов, Дуайт, ты сам меня пригласил. Разве не так?

Дуайта не смутил резкий тон Алексея.

– Да, я пригласил тебя, будучи уверен, что ты добропорядочный гражданин своей страны. Нет, я не хочу верить! Наверное, эта женщина, Лариса, замешана в какую-то очень темную историю. Она втянула тебя… Я не хотел говорить, Алекс, мне очень неудобно, все было сделано без умысла…

– Что сделано без умысла? Что именно? – Алексея охватило тоскливое чувство. Тоскливое и одновременно по-детски жуткое. Словно поймали за руку, когда он лез в чужой карман, и теперь надо объясняться. Именно не в милиции разбираться, а объясняться с родителями, друзьями… Вот как все-таки задавил его Дуайт своей этой семейственностью, культивируемой им в отношениях с паствой.

– Дети решили прибрать комнату. Это же их комната, правда?.. Парням что-то понадобилось из своих вещей. И Роберт уронил твою сумку, которая лежала на полке в шкафу. Алексей, твое право, конечно, не говорить, но я знаю, что таких денег, такого «кэша» у тебя быть не может. Откуда они? Если это деньги Ларисы, то честные люди при себе такой «кэш» не хранят. Деньги должны лежать в банке. Такой «кэш» может быть лишь у преступников…

Дуайт что-то еще говорил, но Алексей не слушал его. Он искал глазами сумку… Ее не было ни в шкафу, дверца которого была приоткрыта, ни рядом с кроватью, он нигде ее не видел.

– Вот они. – Дуайт вытащил сумку из-за кресла, на которое сел, словно внезапно его охватила усталость. – И теперь я хочу, чтобы мы с тобой вместе пошли в полицию. Я тебе верю, ты хороший парень. Но тебя могли впутать. Я знаю, какой чудовищный город Нью-Йорк и какие там страшные люди. Тебя обманули, ты не понимаешь сложности нашей жизни… Ты здесь как ребенок…

– Я не ребенок.

Алексей наклонился и схватил сумку с деньгами. Проделывая это, он заметил, что Дуайт неловко дернулся, словно стараясь перехватить лямки, волочащиеся по полу, но, поняв, что не успеет этого сделать, принял вид будто бы равнодушный.

– Алекс, я желаю тебе добра. Разумеется, ты волен поступать как тебе заблагорассудится. Но если я вижу, что дело нечисто, я действую соответствующим образом. Этой мой принцип. Наша страна так сильна и могущественна, – неожиданным пассажем продолжил Дуайт, – что все наши граждане, большинство наших граждан – законопослушны. Я последний раз предлагаю тебе пойти в полицию вместе со мной.

Алексей, отбросив сумку подальше от Дуайта, быстро запихивал вещи в кожаный рюкзак, удачно купленный накануне. Вещей было всего-ничего – рубашка, лежавшая на кровати, да пара записных книжек, куда он время от времени записывал свои впечатления, адреса магазинов, телефоны новых знакомых, дабы потом, вернувшись в Россию или просто выбрав свободный день, классифицировать эти записи.

Побросав все в рюкзак, он натянул куртку и сказал:

– Счастливо, Дуайт! Спасибо тебе, но я должен идти. Передавай Саре и детям привет и скажи, что я еще позвоню.

Не слушая больше, вернее, не желая слушать, чтобы снова не увязнуть в гипнотизирующием потоке слов пастора – ровном, грамотно интонированном, где фразы цеплялись одна за другую, – Алексей сбежал по лестнице вниз.

Лариса, как и договорились, ждала его на крыльце.

– Лариса! Пошли быстро. Обстоятельства изменились, – сообщил он. – Мы очень вовремя собрались в Денвер. У тебя в отеле много чего осталось?

– Все.

– Что – все? Документы и деньги с собой?

Лариса достала из бумажника кредитную карточку.

– Деньги у меня всегда с собой. Это ты у нас специалист по «кэшу». В отеле лишь шмотки кое-какие.

– Хорошо. – Алексей тащил ее за руку в сторону шоссе. – Уплачено там у тебя?

– А ты что предлагаешь? – Лариса состроила страшную гримасу и, кривляясь, закончила: – Рвать когти?

– Именно. Только не падай в обморок.

– Не волнуйся.

– Нас вычислили. Надо бежать прямо сейчас. Пока вокруг, – он осмотрелся по сторонам, – никого нет. А в отеле тебя уже могут ждать.

– Да кто, скажи толком?

Алексей с некоторым удовольствием отметил, что она держится хладнокровно, не паникует и не причитает. Вот уж чего он не любил действительно, так это пустых жалоб на несчастную судьбу.

Они вышли на шоссе к автобусной остановке. Отсюда на бесплатном автобусе можно было доехать до станции, находившейся в трех милях к югу, а уже там сесть на прямой рейс до Денвера. Автобуса, конечно, не было. Лариса посмотрела на расписание, висящее на столбе:

– Только через полчаса.

– Мы не можем ждать. Этот божий одуванчик, Дуайт, по моим предположениям, уже звонит в полицию. У него же там друзья, богомольцы. Сэма помнишь?

– Толстый такой?

– Да, толстый. Он начальник полицейского участка Дилона. А вот и он, кстати, легок на помине.

Метрах в пятистах из-за угла спортивного магазина вынырнул бежевый «трэк» – полугрузовой «фордик», принадлежавший Сэму. Машина явно направлялась к дому пастора.

– Видишь, это он. Сейчас Дуайт ему все расскажет, и они точно кинутся за нами. – Алексей огляделся. – Тут и не спрячешься, все как на ладони. Было бы хотя бы метро, а то стоим тут как идиоты… Или такси…

Такси в этих местах не практиковались. Что касается хичкайкерства, поездок «стопом», это тоже было уже из области истории. Богобоязненные жители Дилона очень редко останавливались на трассе, видя человека с оттопыренным большим пальцем, «стопщика», хичхайкера. Это Алексей тоже в свое время выяснил у Дуайта. Тогда он усмехался про себя, какие же эти провинциальные американцы боязливые, закрытые, опасающиеся незнакомых людей и с предубеждением относящиеся к пешеходам, бредущим вдоль хайвэя. Правда, в девяностые таких пешеходов стало крайне мало. Времена разгуливающих пешком и на попутных машинах хиппи отошли в прошлое, теперь этим занимались лишь по старой памяти, чтобы тряхнуть своим бурным прошлым, постаревшие дети-цветы или же полукриминальные бродяги.

– Давай-ка отойдем с дороги, – сказала Лариса. – Чего нам тут отсвечивать. Так, а что там ты начал про полицию?

– Дуайт видел наши деньги. Сейчас раззвонит по всему городу. И начал он, судя по всему, с Сэма. С полиции, то есть.

– Да-а, приплыли. Слушай, без машины нам крышка. В две минуты нас тут найдут. Некуда прятаться. Я никогда не любила эти вот американские городки, не скроешься здесь, как ни вертись. Обложат и схватят. Машина нужна, Леша. Если мы попадем в полицию – все, на всю жизнь будет морока. Может, и не посадят, но… Да что говорить, сваливать надо.

Алексей кивал, смотря поверх ее головы. Как он и думал, на шоссе снова показался «трэк» Сэма. На этот раз он развернулся и двинулся в их сторону. Вряд ли Сэм и Дуайт, который находился в кабине – в этом Алексей был уверен полностью, – видели их, но стоит им проехать еще чуть-чуть, и они встретятся.

Глава 7

Если бы Антону Игнатьеву сказали, что он ведет какую-то свою игру, он бы не то что удивился, но постарался объяснить гипотетическому собеседнику, что тот путается в терминах. Никакой своей игры не было – партия, начата не им и не им, видимо, когда-нибудь будет завершена, пошла не по правилам, и Антон просто пытался ее как-то упорядочить и придать ей более конкретный вид. Действительно, если уж менять правила, то хотя бы договариваться с игроками противоположной стороны, а иначе даже продолжать неинтересно. Он давно наблюдал за Мясницким, благо по роду своей работы телохранителя-консультанта был в курсе почти всех важных дел фирмы. Важных. Были и другие – те, о которых заявляла вывеска при входе в офис: «Компьютеры». Барон, как почему-то окрестил Игнатьева Мясницкий, знал, что зря Сергей Львович не использует возможности своего легального бизнеса на полную мощность, а сосредоточивает силы полностью на теневом обороте – алкоголе, наркотиках, оружии. На явном, так сказать, криминале. Компьютеры могли давать вполне приличный и гарантированный доход. Барон знал множество нищих хакеров, готовых работать за самое скромное вознаграждение, лишь бы им предоставили «крышу» и, что необходимо для грамотного и сравнительно безопасного взлома компьютерных сетей, снимали бы офисы, предоставляли нужное оборудование.

Мясницкого это не интересовало. Тянуло его на грязную работу, как-то патологически он тяготел к ней, – видимо, еще со своих русских операций привык Сергей Львович к тому, что бизнес не делается в белых перчатках. Но самое неприятное было в этом то, что Мясницкий, в силу возраста и дикого везения, которое хранило его от провалов, расслаблялся год от года все сильнее, наглел, подставлял партнеров, обманывал своих же работников, не гнушался откровенного воровства. Не своими, конечно, руками, но какая разница: приказы, вернее, указания шли от него.

Игнатьева, так же как и Мишу Рахманинова, Мясницкий подобрал в трудную минуту, предложил приличный заработок: физические данные Антона и опыт работы следователем характеризовали его с самой положительной стороны для работы в качестве телохранителя с расширенными, так сказать, полномочиями. В случае начала военных действий, которые время от времени, в небольших, правда, масштабах, приходилось вести Мясницкому с конкурентами и обманутыми им группировками, Барон становился кем-то вроде коменданта гарнизона, патронируемого Сергеем Львовичем. Гарнизон был невелик: Мясницкий жадничал и не желал расширять штат сотрудников, поэтому каждому из них приходилось совмещать несколько профессий – от киллера до курьера. Это вело, по понятиям Антона, к общему разложению и потере квалификации, но переубедить шефа не было никакой возможности. В последние годы он совсем зарвался, стал работать в основном на себя, совершенно прекратил вкладывать деньги в развитие предприятия. А это, как знал Антон из опыта предыдущей работы, в криминальных структурах последнее дело. Обычно за подобного образа действиями главаря следует смена власти в банде, как ее ни называют – группировкой, синдикатом или акционерным обществом. Рано или поздно, но подчиненные понимают, что шеф зарвался, потерял контакты и необходимый авторитет, и в лучшем случае смещают его с должности. Способы смещения просты и стары как мир – от «подставы» до физического устранения. Последнее, как правило, проще, быстрее и обходится дешевле.

Но, как известно, лес рубят – щепки летят. Игнатьев понимал, что при возможных разборках первой такой полетевшей щепкой будет он, поскольку лично отвечает за безопасность шефа и с проблемой рубки столкнется в первую очередь. Поэтому он и повел свое тайное расследование состояния дел фирмы Мясницкого потихоньку, незаметно, входил в контакты с партнерами Сергея Львовича, изучал их, ведь именно с этой стороны нужно было ждать главного удара. В основном, как он быстро понял, никто из них не претендовал на захват власти, это были мелкие группки, которые устраивало нынешнее положение дел.

Но одна фигура стала больше и больше привлекать внимание Барона – сэр Джошуа. Особенно после того, как он помог Мясницкому наладить настоящую связь с русскими партнерами. Раньше это были разовые операции, и основной оборот фирмы зависел от внутриамериканских дел. Теперь же центр тяжести смещался буквально день за днем в сторону родины. Открывался новый, гигантский рынок, неосвоенный и бескрайний, которого хватит до конца дней уж точно, а на самом деле и внукам еще будет чем заняться на бескрайних эсэнгэвских просторах.

Но большие деньги, которые полились буквально потоком с перестроечной родины, сулили и большие проблемы, подразумевали большую ответственность. Размяк, размяк Сергей Львович в Штатах, забыл о том, как легко и просто решаются в России спорные дела. Забыл, что люди там бесстрашны и злы, запамятовал, что им нечего терять, кроме своих цепей…

Барон видел, как Мясницкий теряет нюх, утрачивает интерес к делам и все больше времени уделяет удовольствиям, в то время как Джошуа Бронски переключает связи Мясницкого на себя и все глубже запускает руки в руководство делами.

Барон вел дело с азартом. Он соскучился по своей работе, настоящей, которую любил, и расстался с ней только в силу того, что не мог больше жить в России. Неприятностями обернулась для него дружба с крупными авторитетами преступного мира. Игнатьев действительно дружил с несколькими людьми, имена которых являлись для граждан Питера едва ли не нарицательными, и ничего страшного в этом не видел. В конце концов, некоторые представители городской администрации, появлявшиеся еженедельно на телеэкранах, на деле были не менее опасны для общества, а может быть, и больше.

Неожиданно роль здоровяка-телохранителя помогла ему в новом занятии. Игнатьев вообще был малоразговорчив, а имидж бодигарда накладывал на его молчаливость печать туповатости; так и воспринимали его секретарши, программисты, с которыми он встречался в офисе, передавая им какие-то бумаги от шефа; при нем назывались коды, открывающие доступ к спрятанной Мясницким внутренней информации; невдомек было персоналу, что Игнатьев мог работать в Интернете так же легко, как садовод на своем участке. Все это, а также свободный доступ во многие комнаты офиса, для других закрытые, ускорило и облегчило расследование. Он, краснея, попросил нескольких молодых ребят научить его играть в «Дум». Они, посмеиваясь, усадили его за компьютер и начали читать краткий курс «для чайников». Барон же не посмеивался, а терпеливо внимал самодовольной болтовне служащих и несколько часов после этого даже убил на дурацкую игру. Зато с официального согласия шефа мог теперь в свободное время пользоваться аппаратурой фирмы. Дома у него тоже стояла отличная «персоналка», шеф знал об этом, но думал, что Барон использует ее лишь в качестве модной дорогой пишущей машинки. Это было очень далеко от истины.

Он видел, что Мясницкий уже ходил по краю, что несколько операций проведены Бронски вообще без его ведома и последний инцидент с этим несчастным Кешей – нечто большее, чем заурядное воровство пушера. Деньги, которые они с Тусклым должны были найти, это не Кешин табаш, они предназначались для переправки в Россию, и Игнатьев уже начал докапываться даже до их непосредственного, конечного адресата.

Электронную почту Джошуа Бронски ему отследить не удалось, как Барон ни старался, прибегнув даже к помощи одного из безработных хакеров. Но тот сообщил после нескольких дней сумасшедшей работы, что теоретически можно все, а вот с практикой обстоит гораздо сложнее. До компьютера Бронски можно было, конечно, докопаться, но это требовало привлечения еще пары, как сказал хакер, специалистов и, самое главное, времени. О деньгах вопрос не стоял – Игнатьев знал: кто владеет информацией, будет владеть и деньгами, – а вот время работало против него. Но уже по тому, как был защищен Бронски, Игнатьев понял, куда ведет дорожка, начинающаяся на клавиатуре его компьютера. К тем, от кого он бежал несколько лет назад.

Несмотря на частные неудачи, картина в целом вырисовывалась. Игнатьев знал даже имя и фамилию человека, который должен был со дня на день прилететь якобы для переговоров с Мясницким об упорядочении отношений с питерским филиалом, а на самом деле, по предположениям Барона, мог вполне занять место Сергея Львовича. Досье господина Звягина ему тоже просмотреть не удалось, но это не особенно волновало Барона. «Разберемся на месте», – думал он. Главное, что хотя бы в этом он был на один ход впереди Бронски.

И все бы было хорошо, если бы не какая-то, так сказать, третья сила, неожиданно вмешавшаяся в более или менее логичную картину отношений между Мясницким, Бронски, полицией и Россией. Бронски подсиживал Сергея Львовича, заинтересовав русских партнеров его фирмой; в полиции у сэра Джошуа были свои люди, и его покрывали достаточно явно и надежно; Кеша сделал для него полмиллиона долларов, убили его по чистой случайности два придурка-наркомана, что к делу, в общем-то, отношения не имеет, разве что чуть-чуть осложняет его. Но всего лишь чуть-чуть. Но не поддающееся объяснению уже ни с какой стороны убийство этого козла Джонни было невозможно назвать случайным…