Текст книги "Трофейщик-2. На мушке у «ангелов»"

Автор книги: Алексей Рыбин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

– Так вы – из полиции? – спросил он, почувствовав, что дрожь добралась до голосовых связок.

Белый сунул ему под нос удостоверение. Билл не успел прочитать, что в нем написано, но сам вид документа успокоил его.

– Куда они делись? – буркнул белый.

– Откуда я знаю? – испуганно пролепетал Грэм, сразу поняв, что гость с удостоверением имеет в виду парочку русских знакомых Дуайта.

– У тебя, парень, могут быть серьезные неприятности. Ты что, решил карьеру сделать на нашей работе? – прошипел негр. Он все больше пугал Билла, хотя и был почти на голову ниже журналиста, в плечах неширок – вообще, с виду довольно хил. Тем не менее было в нем нечто, стоившее дороже накачанных мускулов Билла, его широкой, не знакомой с никотином грудной клетки.

– Обратитесь в полицию… В нашу полицию… Это рядом, я могу проводить. Может быть, там что-то известно… – забормотал он, отступая назад от подозрительного черномазого.

– Слушай ты, идиот, – проговорил белый полицейский таким тихим и страшным голосом, что все скрытые угрозы его приятеля показались журналисту наивными, как детский смех. – Мы спрашиваем – ты отвечаешь. До полиции дело дойдет.

– Пастор сказал: сели на мотоциклы и уехали.

– На мотоциклы?!

– Рокеры подобрали их… Бандит бандита видит издалека, – понес Грэм какую-то полнейшую чушь.

– Рокеры… Рокеры, говоришь? – ласково сказал черный и подошел вплотную. – Молодец. И знаешь, приятель… – Колено негра резко дернулось и вонзилось в пах. Грэм сложился пополам, причем, заметив свое отражение в зеркале, даже удивился на миг – как это удалось ему согнуться под таким углом не в пояснице, а в спине, словно позвоночник его стал резиновым. Тупая боль захлестнула его, казалось, она никогда не кончится. Боль была неплохо Биллу знакома – в колледже на футбольных соревнованиях ему несколько раз попадало мячом по яйцам. – …Никогда, – услышал он продолжение речи черного, – никогда не пиши того, в чем ты не уверен на сто процентов. Особенно… – На затылок Грэма точно обрушился потолок. Вскрикнув, он рухнул на пол, как марионетка, у которой разом обрезали все ниточки, поддерживающие ее мнимое существование. Окончание урока он слушал уже лежа. – …Особенно если речь идет о незнакомых людях. Сегодня тебе повезло. Я добрый парень. Другой бы убил, да и все дела.

– Вот что, Грэм, – заговорил белый полицейский, или кем он там был. – Если ты хоть словечко кому-нибудь скажешь о нашем визите, у тебя будут такие неприятности, каких ты не видел ни в одном сраном фильме. Прощай, ковбой… Пошли отсюда. – Последняя фраза была обращена к черному хулигану.

Хлопнула дверь, Грэм остался в доме один. Он лежал на полу. Тянущая тяжелая боль внизу живота не отпускала. Он знал, что надо ждать – долго ждать, пока это пройдет. «Почему я не сопротивлялся? – думал он. – Надо было дать негодяям сдачи… Ладно, в конце концов, за все приходится платить. Черт с ними. Статья напечатана, в редакции никто ничего не узнает, и на карьере это не отразится». Выждав, пока боль немного утихнет, он встал и, постанывая, пошел на кухню – выпить стакан сока… Сегодняшний день нужно было вычеркнуть из памяти, словно его и не было.

– Ну что? – спросил Барон, когда Клещ с Шустрым вернулись в машину.

– Сопляк, – ответил Шустрый. Сразу сломался.

– Наши подопечные уехали из Дилона в компании рокеров. Тормознули их на шоссе.

Барон на минуту задумался. Не найдя, похоже, решения, он снова спросил, на этот раз обращаясь только к Клещу:

– Рокеры… Я в России пару раз сталкивался с ними. У рокеров должны быть свои… как это по-английски сказать? Сходняки. Стоянки. Кампусы! А, Брюс?

– Правильно мыслишь, Энтони. И я вот что тебе скажу. Неподалеку от Денвера строится сцена – очередной фестиваль для этих уродов устраивают. Играть будет «Грэйтфул Дэд» – их культовая группа. – Больше чем уверен, что они отправились именно туда. Что им еще здесь делать? Ведь не коттеджи присматривать на зиму?

Игнатьев посмотрел на Тусклого. Тот так и продолжал сидеть с угрюмым видом, не реагируя на новости.

– Слушай, Миша, знаешь что? Мне надоело! Шеф тебе поручил это дело, в конце концов, а все делаем мы с Брюсом. Может быть, ты соизволишь оторвать жопу от стула, наконец?

– Прямо сейчас? – Михаил прищурился. – Чего тебе от меня надо? Пошли вы все! – Он достал сигарету и отвернулся.

– Нервы тебе полечить нужно, вот что, Миша. Как ты дальше-то работать собираешься?

– Не знаю. Может быть, мы заедем пожрем где-нибудь? Есть в этой деревне ресторан какой-нибудь или нет? Или мы должны голодными по всей Америке колесить?

Пока они ждали заказанный обед в ближайшем китайском ресторане, Михаил не проронил ни слова. Рахманинов не понимал сам, что с ним происходит. Хотелось послать к черту своих помощников, кто бы они ни были: полицейские, киллеры, бывшие следователи, – всех послать, выйти из тесного ресторана и остаться в этом городе – таком же, как тысячи микроскопических городков в Америке, ничем друг от друга, кроме названий, не отличающихся. Супермаркет, церковь, Мэйн-стрит обязательно – главная улица, как же! – порой только из нее и состоит весь город, а она все равно – Мэйн-стрит, хоть и единственная. Купить здесь дом – его средства позволяли это, – устроиться на службу… Куда угодно, хоть вот в эту паршивую газетенку… Или вообще не работать… Если бы не дружище Мясницкий, подсуропивший в свое время работенку… Он всегда оправдывал себя, что вот заработает еще немного деньжат и уйдет, бросит этот грязный бизнес, который и бизнесом-то назвать нельзя – чистый криминал, без дураков. Любому ясно. Это все – мысли и слова о том, что будет чуть позже, когда он наберет нужную сумму, – это все отговорки. Он же не мальчик, он еще в России давным-давно понял, что денег много не бывает, что их всегда не хватает, а уж о той простой вещи, что ввязавшийся в криминал из него по своей воле не уходит, кто-кто, а уж он-то прекрасно был осведомлен… Настроение его продолжало падать, хотя он сам удивлялся, куда же еще. После того как на его глазах застрелили этого полицейского – Таккера, в своем же доме, он думал, что депрессия, охватившая его мгновенно и плотно, это предел. Теперь было ясно, что нет, не предел и что погружаться в нее можно бесконечно. Вернее, не совсем бесконечно, а до самого конца, не фигурального, а физического.

Грэм довольно быстро пришел в себя. И, очухавшись, неожиданно повеселел. Родные стены всегда действовали на него положительно. Он любил свое жилище, за которое выплачивать деньги предстояло еще много лет, но, безусловно, это был уже полностью его дом, менять который Билл не собирался до конца своих дней. Иногда он представлял себя здесь в старости, окруженного внуками, приехавшими вместе со своими родителями на его очередной юбилей. Жить они, конечно, будут в разных местах – такой большой семье, какую он себе нагрезил, в одном доме не поместиться. К тому времени Билл будет очень богатым человеком – известным писателем. Внуки будут спрашивать, почему он не переедет в большой город – в Бостон или в Нью-Йорк. Он ответит им словами Фолкнера, мол, ему нужен кусочек родной земли величиной с почтовую марку, чтобы быть счастливым. Чтобы описывать его до конца дней своих. «Был бы талант», – скромно заканчивал он, даже в мечтах не произнося этого вслух. Билл считал себя очень скромным человеком.

По мере того как шло время, сегодняшнее событие начало представляться ему в другом свете. Билл в конце концов начал считать себя почти что героем. Что-то было в случившемся от его фантазий: неизвестные, изображающие из себя полицейских, какие-то тайны, недоговоренности. Память услужливо изымала из мыслей неприятные фразы, сказанные в его адрес. Главное, что он не спасовал. Ну, ударили его, но он же не кричал, не умолял их о пощаде. Неизвестно, кстати, как могло бы все закончиться, не уйди негодяи столь быстро. Он-то парень не из слабаков. Просто подонки ошеломили его, а вот если бы подождали, пока он придет в себя, то, может быть, и пожалели, что так нагло вломились в дом Билла Грэма. Он решил зайти к Дуайту и поговорить с ним о незваных гостях. Пастор всегда мог посоветовать что-то дельное, помочь разобраться в ситуации, правильно оценить свои силы – психолог он был великолепный. Да и друг настоящий, так, по крайней мере, думал Грэм. Главное – оставаться всегда в рамках закона и чувствовать, что ты не один в этом городе, и тогда никакие бандиты не смогут нарушить привычное и милое течение жизни, настоящей, американской жизни, имеющей конкретную цель, а главное, все возможности для ее достижения. Если ты, конечно, патриот. Продолжая успокаивать себя этими прописями – волнение все-таки не до конца его отпустило, – он, выйдя за дверь на улицу, нервно оглянулся по сторонам. Но подозрительные личности исчезли, не оставив ни малейшего следа, словно их и вовсе не было. Билл вернулся в дом, запер изнутри дверь, прошел в гараж и выехал на своей «тойоте» на Мэйн-стрит, направляясь к пасторскому дому.

Глава 3

Звягин вернулся к себе в номер, или, как он уже стал называть, в квартиру. В Америке люди годами жили в отелях, ничего особенного в этом не было. Он хотел быстро пообедать, посовещаться с Таней и прямо сегодня вылететь в Денвер, заодно и развеяться немного. Он открыл дверь и с порога крикнул:

– Танюша!

Ответа не последовало. Он прошел в гостиную, в кухню, посмотрел в обеих спальнях – квартира была пуста. Странно, Таня должна была его ждать – так они договорились еще с утра. Он не думал, что беседа с Давидом Ревичем будет долгой, так и оказалось. Все уладилось еще быстрее, чем он предполагал. Александр Евгеньевич решил не тратить времени попусту в ожидании жены, он прошел в ванную, принял душ, переоделся – гардероб его за несколько дней пребывания в Нью-Йорке уже успел стараниями Тани обновиться, – посмотрел на себя в зеркало и остался удовлетворен внешним видом пожилого, но вполне еще бодрого и здорового мужчины, загорелого, крепкого, посвежевшего…

«Черт его знает, действительно в экологии, что ли, дело?» Он трогал лицо рукой, разглаживал морщинки возле рта – за считанные дни с лица исчезла эта хроническая питерская бледность, проглядывающая сквозь любой загар, если присмотреться внимательно. Сейчас он был неотличим от коренных жителей Нью-Йорка, еще вчера Николаев заметил ему вскользь, что Звягин на удивление быстро адаптировался, словно хамелеон, что мимикрия у него развита просто фантастически. «Никакой фантастики, – подумал Звягин. – Побегай с мое, тоже научишься менять лицо». Вспомнив о Николаеве, Александр Евгеньевич решил зайти к нему и поговорить о Давиде, благо идти было недалеко – Николаев жил этажом выше по одной со Звягиным лестнице. Он аккуратно запер дверь снаружи на ключ – они с Таней привыкли к этому еще в России – закрывать жилище на все замки, – и неторопливо, игнорируя лифт, поднялся пешочком на этаж Николаева. Позвонив в дверь и не дождавшись, пока кто-нибудь откроет, Звягин решил, что Ивана нет, и уже собирался сделать первый шаг к лестнице, как услышал в запертой квартире какой-то шум. Прильнув к двери, он прислушался. Похоже было, будто кто-то ползет по полу в его направлении, задевая за углы и обувь в прихожей. Когда Звягину показалось, что он слышит даже человеческое дыхание, он почуял недоброе. Позвонил снова – безрезультатно. Александр Евгеньевич быстро оглянулся, не увидев на площадке никого, сунул руку под пиджак и нащупал рукоять пистолета. «Похоже, что оружие может пригодиться. Вот тебе и тихая Америка, вот тебе и чистые руки…»

Замок заскрипел, защелкал, и дверь приоткрылась – ушла внутрь на несколько сантиметров и замерла, словно изнутри дернули за ручку и сразу же ее выпустили, не в силах завершить движение.

Звягин ногой помог двери открыться до конца. Пистолет он уже держал в руке наготове. То, что он увидел, заставило его быстро юркнуть в прихожую и прикрыть дверь за собой от случайных любопытных глаз.

Николаев действительно все то время, пока Александр Евгеньевич звонил, полз к двери. Широкий кровавый след тянулся по коридору из кухни. Сейчас он лежал, снизу вверх глядя на Звягина широко открытыми глазами, в которых читалась только страшная боль. Николаев был в своем обычном сером костюме, в нескольких местах пробитом на груди пулями – это Звягин заметил сразу. Лицо и шея Ивана были в крови, он прижимал ладонь правой руки к уху и тихо мычал.

– Ваня! Кто здесь был? Как ты? Ты меня понимаешь? – Звягин обнял Николаева за плечи и чуть приподнял. – Сейчас, врача вызовем…

– Не-е-ет, – промычал Иван. – Звони Джошуа. – Говорить ему было страшно тяжело, это Звягин понял тоже мгновенно.

– Опусти, – прошептал Иван.

Звягин осторожно положил его на пол.

– Все кости… – Голос его звучал все тише. – Все кости переломали… бронежилет…

Тут вся картина стала ясна Александру Евгеньевичу. В Ивана выстрелили несколько раз, все выстрелы, кроме одного, попали в грудь, защищенную под костюмом и рубашкой легким бронежилетом, – он, очевидно, куда-то собирался. Последний, видимо, выстрел, угодил в шею, – это была единственная проникающая рана.

– Звони Джошуа, – снова прошептал раненый. – Нет, стой… перевяжи… – Глаза его начали закатываться.

Звягин бросился в ванную, схватил полотенце и аккуратно, профессионально, благо опыт подобных процедур у него был достаточный, перевязал рану Николаева. Взглянув еще раз на пол прихожей, он понял, что, не окажись он сейчас рядом, умер бы Иван от потери крови. Александр Евгеньевич, как всегда в подобных экстремальных случаях, постарался заблокировать все посторонние мысли: сейчас нельзя было терять ни секунды, нельзя было делать ни одного лишнего шага – от этого зависела жизнь его подельника, который не успел еще стать другом.

Он схватил телефонную трубку и набрал номер Джошуа.

– Николаев опасно ранен у себя в квартире, – быстро и четко проговорил Звягин, услышав голос шефа. – Срочно нужен врач. Времени нет. Иначе он умрет.

Джошуа – отметил машинально Звягин, – видимо, тоже был искушен в этих делах: не тратя лишних слов, он быстро скомандовал Александру Евгеньевичу:

– Дверь запереть, никого не впускать, сидеть тихо. Я немедленно выезжаю.

– А как вы… – начал было Звягин, но Джошуа оборвал его:

– У меня есть ключ от квартиры Айвена.

Звягин, взглянув на Ивана и поняв, что реальной помощи, кроме перевязки, он оказать больше не сможет никакой, отправился осматривать комнаты. Все было на своих местах: ничего не сдвинуто, не разбито – схватки не было, ограбления тоже. Пришли, выстрелили пять раз из пистолета с глушителем – это наверняка – и спокойно отправились восвояси. И было это совсем недавно. Иначе Иван отключился бы окончательно.

Зашуршала, открываясь, входная дверь. «Надо же, как быстро…» – подумал Звягин, на всякий случай направив на дверь ствол пистолета. Но это действительно были Джошуа и врач – служащий фирмы, отвечающий за здоровье шефа, чей кабинет находился рядом с приемной Мясницкого. Вся сцена в целом очень напоминала Питер, только как бы была поставлена в других декорациях и костюмах. Там также обходились без «скорой помощи» – прилетал Лебедев с Ревичем-младшим, и они совместными усилиями возвращали к жизни травмированных и раненых «братков».

«Почему все бандитские врачи – евреи?» – удивленно подумал Звягин, но тотчас забыл дурацкую мысль.

– …Айвен Николсон умер, господа, – хмуро сказал мистер Шульман.

– Как – умер? – Джошуа склонился над Николаевым. – Вы уверены, Макс?

– Множественные внутренние переломы. Ребра вообще у него внутри словно мясорубка поработала – сплошная каша, – сказал врач, ощупывая неподвижное тело. – Это все ваши бронежилеты… Придумали на свою голову.

– Быть может, вызвать реанимобиль? – пробормотал Звягин, но доктор так взглянул на него, что он сконфуженно смолк.

Сэр Джошуа достал из кармана «трубку» и, набрав номер, тихо сказал несколько слов невидимому абоненту. Затем он обратился к Звягину:

– Ну, пойдемте в кабинет, что ли? – Бронски брезгливо переступил через кровяную лужу. – Побеседовать нам нужно в свете последних событий. Макс, побудьте пока здесь, за телом сейчас приедут.

Доктор послушно и, как показалось Звягину, привычно кивнул и присел на стул, который зачем-то придвинул поближе к трупу.

Они прошли в кабинет Николаева, весь уставленный аппаратурой – факсы, сканеры, два компьютера… Вдоль соседней стены стоял ряд мониторов, назначение которых Звягин сразу понял, – наблюдение велось не только за их квартирой.

Бронски уселся в кресло и, глядя куда-то в сторону, произнес:

– Война началась… Вам не кажется, мистер Звягин?

– Что значит – «не кажется»? Война и есть, – ответил Звягин, сев напротив Бронски на вращающийся стул.

– Сумской, когда мы с ним последний раз говорили, рекомендовал мне вас как специалиста по именно такого плана военным действиям… – он усмехнулся, – с ограниченным воинским контингентом. Что скажете, если я предложу вам возглавить нашу, так сказать, армию?

– Простите за наивность, но разве у вас нет своей структуры?

– Ну как же. Есть. Но мне кажется, что в случае вашего участия сработает элемент неожиданности. Никто не ждет с вашей стороны каких-то, резких движений. Но основная проблема в том, что нам неизвестен противник. Мои люди в полиции ни про убийство Мясницкого, ни про остальные пакости последних дней ничего путного сказать не могут. И это, – он кивнул в прихожую, – это тоже, как принято у вас говорить, «глухарь».

– Все это хорошо, все это замечательно, – задумчиво проговорил Звягин, вращаясь на стуле, – но я же совершенно не знаю вашего расклада. Сложно это. В России – там все как свои пять пальцев, а здесь еще нужно информацию собрать – кто да что… – Он повернулся к мониторам и машинально включил тот, что был прямо перед ним. На экране возникла гостиная. «Отладили…» – подумал он и вдруг понял, что Тани по-прежнему нет. – Черт подери… – прошептал он, тупо уставясь в экран.

– Что случилось? Что вы увидели? – Джошуа приподнялся из кресла.

– Я, кажется, начинаю что-то понимать… Таня… Таню похитили! – Он повернулся к Бронски. – Вы понимаете? – повторил он, вскакивая. – Все понятно. Нужно срочно связываться с Россией. Когда это возможно?

– Сразу, как только мы отсюда выйдем. А почему вы…

– Они похитили ее. Увезли, гады. Джошуа, – он схватил Бронски за плечо, отчего тот вздрогнул и поморщился, но Звягину было сейчас безразлично, как отреагирует на его движения шеф, – она узнала голос, ну тот, который говорил с Мясницким. Она была не уверена, но подозревала. Ее знакомый из России. Темная история, она думала, что он умер. А теперь, теперь я понимаю, что он жив и что он – здесь. Не знаю как, но это наверняка тот, о ком она говорила. – Звягин уже успокоился, убрал руку с плеча Бронски.

Джошуа смотрел на него с удивлением. Звягин буквально в считанные секунды совершенно изменился – теперь перед Бронски стоял не скованный провинциал, какими казались практически все русские, в первый раз приехавшие в Штаты, независимо от их достатка, общественного положения и цели визита, не пожилой усталый человек в только что купленном костюме, еще слегка топорщившемся и подчеркивающем несветскость его обладателя, Джошуа смотрел и видел перед собой человека, который вполне мог в жесткости взгляда и всего лица конкурировать с самим Бароном, которого он считал образцом боевика, если подходить к оценке чисто по внешним параметрам. Вся фигура Звягина словно налилась силой. Несмотря на то что он стоял не двигаясь, в теле почувствовалась звериная грация, мощная, опасная для любого, кто разозлит его случайным словом или жестом. Джошуа даже сморгнул, отгоняя наваждение, – сам едва не испугался такой трансформации своего подчиненного. «Такому, пожалуй, можно доверить руководство боевыми действиями, вот только…» Не успел Джошуа додумать до конца свою мысль, как Звягин, словно прочитав ее, закончил сам:

– Мне никто не нужен. С этим говнюком я буду разбираться сам. Это-то я делать умею. Так что, сэр Джошуа, – изменился даже его голос, теперь Звягин сам словно отдавал приказы, – оставьте свою гвардию для вашей личной безопасности, а воевать буду я один. Так мне привычнее.

– У вас есть какие-нибудь мысли насчет того, как найти этих бандитов?

– Бандитов? – Звягин невесело усмехнулся, и Джошуа понял, что сморозил глупость. – Я сам бандит. А искать их нечего, они сами ко мне придут. Если Татьяна похищена, значит, она жива, – продолжал он. – Пожелай эти люди ее убить – убили бы на месте. Это их стиль. Она нужна им, и я догадываюсь для чего. Похитители хотят воспользоваться ее способностями.

– Какими именно? – осторожно спросил Джошуа.

– Сейчас это неважно. Важно другое. Эти ублюдки – русские, уже хорошо. С русскими мне проще разбираться. Пусть они хоть двадцать лет здесь прожили, это ничего не меняет… – Он снова замолчал.

Джошуа смотрел на него, ожидая продолжения. Бронски интересовали не рассуждения Звягина, а конкретные шаги, которые он собирается предпринять. И опять тот ответил на невысказанные мысли сэра Джошуа:

– Сейчас мы расстанемся, мистер Бронски. Занимайтесь своими делами и временно забудьте обо мне. Никакой связи со мной у вас быть не должно. Это продлится недолго, всего лишь несколько дней. Как только ситуация прояснится – я тотчас же сам отыщу вас.

– Мистер Звягин, есть ведь еще один момент…

– Вы имеете в виду разработку Лебедева?

Джошуа кивнул.

– Я помню, – откликнулся Звягин. – Не волнуйтесь, господин Лебедев никуда не денется. Жаль, что Иван выпал из игры.

– Мы можем предоставить в ваше распоряжение других специалистов…

– Благодарю, мистер Бронски, не стоит. Это мое личное дело. А о вашем интересе я помню. Или вы не доверяете мне? – Он сделал паузу, ожидая реакции американца.

– Доверие – категория расплывчатая, – осторожно сказал Джошуа.

– Согласен. Но у вас нет иного выхода, как довериться мне. Независимо от вашего решения я буду заниматься делом Лебедева. И вам выгоднее, подчеркиваю, выгоднее быть со мной по одну сторону баррикад. Короче говоря, в ваших же интересах полностью мне доверять и оказывать содействие. Впрочем, думаю, последнее не понадобится. Счастливо! – Звягин хлопнул себя по коленям и встал. – До встречи, сэр Джошуа…

– Куда вы? – вырвалось у Бронски, но он тотчас вспомнил об условиях, выдвинутых русским. – Ах да… Молчу, молчу.

Звягин мрачно ему подмигнул и направился к дверям.

– Да, – он оглянулся на выходе из квартиры, – мне, возможно, понадобятся еще деньги. У меня есть кое-что, но могут возникнуть непредвиденные расходы. На фирму я уже заезжать не буду. Оставьте деньги, пару тысяч наличными, в автоматической камере хранения на Порт-Авторити, на Сорок второй. Номер кода – номер вашего домашнего телефона. Первые цифры. Когда мне понадобится, я возьму. Все, пока.

Дверь за ним бесшумно закрылась. Джошуа подошел к Максу и вопросительно посмотрел на доктора. Тот пожал плечами.

Звягин вышел на улицу. Он увидел машины, медленно текущие мимо сплошным железным потоком, прохожих, которых болтало по тротуару, сталкивала друг с другом городская суета, они спешили домой после трудового дня, усталые, предвкушающие семейный обед, разговоры с детьми, бесконечные телесериалы, новости, телефонные звонки, вечернюю газету. Он почувствовал, что мир вокруг него изменился. Или это он стал другим – он вдруг впервые за все пребывание в Америке ощутил себя дома. До этого, в разговорах с Таней, когда они обсуждали, долго ли пробудут здесь, и если долго, то как им обустраивать свою жизнь, все это были лишь проекты. Сейчас пришло знакомое, въевшееся в кровь ощущение опасности, предчувствие добычи, и Нью-Йорк раскрылся перед ним, как прежде были раскрыты Питер, Москва, да любой, в общем, город России. Привычные задачи снова стояли перед ним, и действовать снова нужно было только сообразно обстоятельствам, в которых он находился в данную минуту. Это была его стихия, и неважно, на каком языке вокруг говорили и как называлась страна, по которой он сейчас шагал, – он знал, как ответить на любой вопрос, как себя вести в любом месте, как и где искать свою добычу. Он был хищником и в тепле комфортной клетки начинал скучать, ему нужно было живое дело, свежая кровь.

Он шел по тротуару, оставив машину на стоянке отеля. Машина в Нью-Йорке не проблема, будет у него другая машина. Сейчас он хотел попробовать оторваться от слежки, если она есть. Со стороны могло показаться, что пожилой лысый человек медленно тащится по улице, не обращая ни на кого внимания, уставившись себе под ноги и полностью уйдя в свои мысли, но это было не так. Он видел и запоминал все, что происходило вокруг него, умудрялся замечать даже происходящее сзади – косыми, быстрыми взглядами в отражения витрин, в стеклах встречных автомобилей, даже в лицах прохожих. Он был профессионал с большой буквы и только во время работы чувствовал себя на сто процентов здоровым и нужным. Кому? Да, наверное, себе. И еще Тане, которой сейчас не было рядом, но он найдет ее, и найдет очень быстро. Звягин не сомневался в этом ни секунды.

Он намеренно не вернулся к вопросу связи с Россией, а Джошуа, кажется, забыл об этом, ошеломленный его проснувшейся инициативой. Чем меньше знают о его действиях люди вокруг – любые люди, пусть даже сам сэр Джошуа, – тем лучше. Он был уверен полностью, что в его организации есть человек – один или несколько, – который прямо или косвенно поставляет информацию.

Он не спрашивал себя, куда идти. Интуиция гнала его к Ревичу. Если она его не обманывает, именно он должен стать следующей мишенью для неизвестных, вернее, уже почти известных конкурентов. В чем заключалась конкуренция? Звягин начинал считать, что какая-то организация планомерно ведет террор против всей их компании в целом, причем только на криминальном участке деятельности. «Официальная, легальная сторона дела их явно не интересует. Они отсекают одну за другой ветви власти, скоро доберутся и до Джошуа. Пока что хотят обескровить организацию, запугать, запутать, заодно и хапнуть в качестве промежуточного приза эти злосчастные полмиллиона. Таня, появившись в Нью-Йорке, могла спутать их планы, узнав главаря, или кто он у них там. Ее быстренько схватили, будут наверняка перевербовывать». Звягину не хотелось об этом думать – методы перевербовки везде одинаковые, он надеялся вытащить ее до того, как дело примет вид физических пыток. Была, конечно, мысль, что сам сэр Джошуа воду мутит, но она быстро отпала. «Он, конечно, волчара еще тот, палец, да какой там палец, на его рот даже не смотри, не то что клади туда что-нибудь, но не похож он на просчитавшего все ходы предателя». Звягин был отличным психологом, и умение читать по людским лицам не раз выручало его в критических ситуациях. Особенно в зоне.

«Нет, Джошуа тоже не знает, что это за люди. Никто не знает пока, кроме Тани. Может быть, Сумской. Все из России тянется. Полковник должен быть в курсе. Но это подождет, не буду я ни с кем советоваться». Звягин взял такси и поехал на Брайтон к Ревичу, который, по его предположениям, уже должен был вернуться домой. В фирме ему выдали аванс, но строго-настрого запретили Тут же бросаться в мутную лужу брайтонских русских ресторанов, запретили, фактически, под страхом смерти. Вслух это не было сказано, но Ревич, как человек достаточно умный, понял, чем ему может грозить непослушание до окончания операции. Да и сам Давид был кровно заинтересован в благоприятном исходе дела, так что, по всему, он должен быть уже дома – готовиться к поездке за границу и разрабатывать планы по охмурению своего экс-друга.

Грэм поднялся на крыльцо пасторского дома и протянул руку, чтобы позвонить, но дверь перед ним открылась сама собой. За ней никого не было: Билл увидел кусок прихожей, совершенно пустой. «Сквозняк, что ли», – подумал он, не удивившись, что дверь не заперта, – в Дилоне, если хозяева сидели дома, парадные двери днем запирались крайне редко.

– Дуайт! – громко крикнул он в глубину квартиры, решив не предупреждать о своем визите звонком, а сразу поставить в известность, что пришел именно он, а не кто-нибудь другой. Сделав первый шаг в прихожую, Грэм споткнулся и, падая на пол, успел еще удивиться, обо что же он зацепился, ведь на полу ничего не было. Мягкий ковролин смягчил удар. Он хотел было подняться, но на затылок его крепко надавило что-то холодное и твердое, и Грэм через секунду понял, что это чей-то сапог. «Значит, у пастора тоже гости». На глаза словно опустилась черная пленка, в сердце проник холодный ужас – что теперь с ними будет, он же все рассказал этим бандитам, или полицейским, все равно – одна шайка. Что же им еще нужно? Ведь они ушли из его дома, уехали куда-то – он слышал, как машина их, проурчав под окнами, удалилась в неизвестном направлении.

– Кто такой? – услышал он грубый голос над своей головой, прижатой к полу.

– Билл Грэм, – только и смог сказать несчастный журналист.

– Билл Грэм… Что, ребята, будем делать с этим Биллом Грэмом? Эй! – Голос снова обращался к нему. – Чего тебе надо? Ты зачем пришел, а?

– В гости…

Сапог перестал давить на затылок.

– Ну, вставай, проходи, если в гости…

Билл услышал, как сзади щелкнул дверной запор. Он поднялся и увидел перед собой человека в черном свитере, черных джинсах, сапогах и в черном чулке, натянутом на голову. «Как в кино…»

– Пошел! – Его сильно толкнули в спину, и Грэм почти влетел в гостиную. Там стоял еще один бандит, с виду близнец первого – в таком же черном одеянии и в маске. Третий, невидимый, находился сзади. Пастора видно не было.

– Ну что, щенок? – спросил тот, что стоял посреди гостиной. – Что скажешь?

Грэм попытался улыбнуться, вспомнив заветы доктора Карнеги, но у него ничего не вышло. Лицо исказила жалкая гримаса, которую надо было побыстрее убрать, чтобы не раздражать лишний раз гангстеров… Но гримаса словно прилипла, и ему пришлось проделать целый ряд мимических упражнений, чтобы привести лицо в более или менее достойный вид.

– Что морщишься, парень? Не нравится обращение? Нас тоже здесь многое не устраивает. Тоже небось пастор?

– Нет, я журналист…

– Журналист… Это хорошо. Тогда мы тебя убивать не будем. Пока. – Из-под черного чулка вырвалось что-то вроде смеха, жуткое хриплое бульканье, от которого, как и от самой фразы, Грэма сковал не то что внутренний холод, а настоящий мороз.

– Не дрожи, не дрожи, сказал же – не убьем… Как называется твой вонючий листок?

– Сейчас я пишу в «Денверпост»-…

– О-о, да ты, наверное, знаменитость? Ребята, смотрите, какой улов! «Денверпост»… А с какой гордостью он это сказал-то, ну, я не могу… Так вот, напиши в свой сраный «Денверпост», что скоро всем вам конец. Понял?