Текст книги "Трофейщик-2. На мушке у «ангелов»"

Автор книги: Алексей Рыбин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Алексей Рыбин

ТРОФЕЙЩИК-2

На мушке у «ангелов»

ЧАСТЬ I

Количество милиции на Московском вокзале превзошло все их ожидания. Они подозревали, что органы в курсе и что провожать их будут. В лучшем случае провожать, в худшем – им грозил так называемый Институт космической медицины. Громкое название означало не только исследования. Сначала будут допросы, потом – кому как повезет: тюрьма, психушка или солженицынские «шарашки» – с той только разницей, что они не технари и шарашка означала ту же психушку с другим, более цивильным и спокойным названием.

Маратик первым предложил уехать. Выбрал место – Казахстан. Срок – год. Или – в этой стране трудно планировать такие вещи – сколько получится. Коммуна. Смешно сказать. В семьдесят девятом году в Казахстане – коммуна… Правда, не все согласились уехать, но самые надежные, самые любимые собрались в пару дней – пятнадцать человек, уже несколько лет бывшие одной семьей. Да что там семьей – государством со своими языком, конституцией школой и обычаями. И еще – в состоянии постоянной войны, партизанской, с неожиданными облавами, налетами, арестами.

У всех уже были обыски, но экземпляры «Сутры власти» продолжали множиться. Они помнили текст наизусть – пятьдесят машинописных страниц, напечатанных через один интервал. Пока на свободе оставался хоть один из них, «Сутра» была жива.

Милиционеры, как на подбор почему-то маленького роста, кучками прохаживались сначала в зале, где все пятнадцать собрались с вещами в самом центре – не возле головы Ленина, традиционном месте для встреч, а между Головой и выходом на платформы. Потом следом за отъезжающими они вытекли голубыми ручейками к поезду. «Что им надо? – думала Таня. – Зачем они здесь? Боятся демонстрации? Так мы этим не занимаемся. Хотят арестовать кого-то? Так ведь это можно было сделать тысячу раз уже в менее людных местах, хотя бы дома…»

Этих парней не за что винить: приказали им наблюдать, вот они и толкутся здесь. Курят, смеются, глаз с них не спускают – в открытую действуют.

Вокруг пятнадцати с рюкзаками, палатками, вещмешками на платформе образовался вакуум. Пассажиры и провожающие, заметив милиционеров, почти вплотную уже подобравшихся к их компании, опасливо обходили стороной, теснились к вагону и старались быстрее миновать странных то ли конвоируемых, то ли арестовываемых туристов.

Маратик обнял ее.

– Ну, прощай, Танюшка, – улыбнулся широким ртом сквозь белые редкие усики, тряхнул длинными, такими же белыми, словно у альбиноса, волосами. – По вагонам! – крикнул он громко, заставив провожатых в погонах встрепенуться и уставиться на них еще откровеннее.

…Она ехала в метро, не понимая, что происходит вокруг. Не плакала – Маратик строго запретил плакать. Нужно молиться, и слезы уйдут.

Она была единственным врачом, оставшимся в Ленинграде. Осталось еще несколько человек, но Врачом была только она. Теперь на нее ложились все проблемы. Пациентов было совсем мало, все легкие – простуды, мигрени. Свинка у одного работяги – случай посерьезней, взрослые тяжело переносят детскую болезнь, но она должна была справиться. Не зря же Маратик ее учил.

Пустая квартира наводила тоску, однако тосковать тоже нельзя. Она села в позу «лотоса», положила руки на колени ладонями вверх и стала читать про себя любимые слова: «Плащ укроет от дождя, но люди с глазами птиц найдут и возьмут за руку. Первый шаг не трудный – он самый легкий. Трудный – последний. Камень – твое ложе, мягче его не найдешь, небо будет таким, как ты захочешь, солнце всегда в тебе, солнечный крест укажет путь, и нет сил, которые заставили бы с него свернуть. Не ищи ничего, сами найдут, придут и сами все расскажут. Ожидание – смерть, все уже есть, ждать нечего. Кто так не думает, ждет всю жизнь и ничего не получает. В покое найдешь движение и полетишь быстрее молнии…»

Глава 1

– Русская мафия – это херня. – Кеша двумя руками подцепил узкую оконную раму и потащил наверх. Привычно скрипнув в пазах, рама поднялась, впустив в комнату расхлябанный грохот уходящей электрички. – Они, русские то есть, здесь больше по торговой части. Рестораны, магазины, опт, розница, то, се… Пидмануть могут, это сколько угодно. Сплошные кидальщики. Строят из себя крутых, а на самом деле – тьфу! – Кеша сплюнул в открытое окно. – Мафия – это пуэрториканцы всякие, итальянцы. Ну и черные, конечно. Стреляют каждую неделю. Но только друг в друга. Так что не бзди, Леха! Тут все цивилизованно. Ты, случаем, работать здесь не собираешься?

– Не знаю, нет, наверное. Мне дальше нужно ехать, в Денвер. – Алексей сидел в мягком кресле, вытянув ноги в ботинках, которые Кеша разрешил ему не снимать при входе. – Меня там приятель ждет.

– С деньгами как?

– Малость есть.

– Смотри, с работой у нас туго. Главное, если все-таки надумаешь, в русские магазины не ходи – пидманут. Они ведь моду взяли – берут на работу свежачков, прямо с самолета, с испытательным сроком. Неделю работаешь без зарплаты, дескать, приглядываться к тебе будут, учить, как колбасу правильно резать. А через неделю говорят, что ты им, извините, сэр, не подходишь. Профнепригоден. Гуд бай, май фрэнд. Ты ж мэнэ пидманула, – пропел фальшиво Кеша. – Кофе хочешь?

– Йес.

– Щас сделаем. А с языком у тебя как? Спикаешь?

– Джаст э литл бит.

– О’кей, фрэнд. Главное, не комплексуй насчет произношения. У нас тут страна иностранцев. То есть нету здесь иностранцев. Все – иностранцы. Ты насовсем, я надеюсь?

– Нет, я…

– Ну, смотри, смотри. Я бы на твоем месте даже и не раздумывал. Все устраиваются. Вот мы с Ксюхой помучились первое время, а сейчас – ничего. Пашем, правда, как кони.

– А ты кем работаешь, Кеш? По бизнесу?

В Москве Кеша на пару с женой Ксюшей владели кооперативом, ничем от сотен других не отличающимся. Разве что открылся он одним из первых, и, соответственно, Кеша и Ксюша были в рядах флагманов московской мелкой коммерции – компьютерно-продовольственной торгово-закупочной деятельности. Дела у них шли хорошо, год от года Кеша и Ксюша богатели. Кладовки их, по крайней мере в те дни, когда Алексей приезжал к ним погостить из Питера, были забиты ящиками с коньяком, консервами, копчеными колбасами и другими образцами из ассортимента своего предприятия. Ни директор Кеша, ни главный бухгалтер Ксюша спиртного не пили, соблюдали жесткую диету, продукты же тащили в дом на случай прихода гостей, к их, гостей, радости. Внезапный отъезд четы Гриценко за границу был для их друзей полной неожиданностью – чего, казалось бы, им не хватало в Москве?

Однако, удивительно быстро распродав все свое имущество, движимое и недвижимое, Кеша и Ксюша отбыли в Австрию, а через год обосновались в Штатах. Узнав же о том, что хохол Кеша Гриценко выехал на Запад вместе с русской женой по еврейским каналам, друзья только пожимали плечами. Предприимчивость и изворотливость Кеши была его визитной карточкой и уже начала входить в поговорку среди московских бизнесменов – кооператоров, как их тогда называли.

– Я кем работаю? – Кеша улыбнулся. – Я – программист.

– Как это – программист? Ты что, здесь учился?

– Я и сейчас все учусь. Ты не понял. Программист – это такая новая американская профессия. Что такое велфер, ты знаешь?

– Ну, в общих чертах…

– Велфер – это только одна из социальных программ государства. Одна, и далеко не самая нажористая. Их здесь много – пособия всякие, стипендии, дотации, надо только знать, куда идти и что говорить. Короче, все как у нас. Кто владеет информацией, тот и побеждает. В общем, если выражаться грубо и доходчиво для свежего русского, для тебя то есть, неграмотного, – живем мы на пособие. Вернее – на пособия.

– И хватает?

– Ну, во-первых, разумеется – не одним пособием жив человек. А во-вторых, здесь сколько ни зарабатывай, никогда хватать не будет. Просто переходишь из одного социального слоя в другой и там уже, положим, при наличии хорошего дома, хорошей машины, приличного капитала, снова считаешься нищим. И снова надо лезть наверх. Ну, конечно, трудностей много. Взять, к примеру, Ксюшу мою – все по курсам разным мотается – чтобы деньги платили, надо ведь на этих курсах появляться хоть иногда. А то секут, гады… Стучат. И евреи местные в синагогу стучат чуть что – я уже запарился ихние праздники изучать – когда сколько свечек зажигать, когда работать, когда не работать, какие слова в какой день говорить. Еще иврит этот учить надо – иначе, поверь мне, накапают раввину, а от синагоги мы тоже пособие получаем. Не Бог весть что, но лишнюю пару долларов имеем. Машину приходится за несколько кварталов от дома прятать – нельзя мне, видите ли, получая велфер, машину приличную иметь… Квартиру нормальную не купить – опять же всего лишишься. Страна стукачей. Покруче, чем у нас. – Кеша удрученно покачал головой. – Но ничего, прорвемся. У вас-то там как дела? Рассказывай, я пока кофе сварю. – Кеша отправился в кухню.

– Трудно сказать, Кеша. Все классно, у меня вот только проблемы что-то в последнее время стали появляться.

– Что за проблемы? С деньгами лажа? – Кеша гремел посудой так, словно не кофе готовил, а обед по меньшей мере человек на десять.

– С бандитами.

– Наезжают? На тебя-то за что?

– Долгая история, Кеша.

– Да, у вас ведь бандитская страна. Мы по телевизору все смотрим, каждый день. Ужас. – Кеша несколько раз зачем-то хлопнул дверцей холодильника. – Сплошной криминал. Там жить нельзя, Леха, нет. Мы-то с Ксюхой еще тогда поняли, к чему все идет. Нормальному человеку там не место.

– Так ведь и здесь – черные, пуэрториканцы… Ты же сам говоришь…

– Ох, Леха. – Кеша внес в комнату поднос с кофейными чашечками, с вазочкой, полной шоколадных долек, и блюдечком, на котором лежали тонкие ломтики лимона. – Ох, – повторил он, усаживаясь на диван, – у нас полиция – звери. Чуть что – стреляют без предупреждения. С этой сволочью только так и надо. Чувствуешь себя по крайней мере защищенным. Более или менее. Жить здесь можно классно, если помнить всего две вещи: не называй негров неграми и при разговоре с полицейским не держи руки в карманах. Вот так. А что у тебя в Денвере за приятель?

– Да, понимаешь, гостил у меня. Обычный турист. У нас практикуется сейчас такая штука – туристы останавливаются в русских семьях…

– A-а, знаю. У нас тоже это есть. Ну и что – он тебя и пригласил?

– Ага.

– Ну и нормалек. Поездишь по Штатам, посмотришь. А после, мой тебе совет, возвращайся и устраивайся в Нью-Йорке. В глубинке-то на самом деле тоска. Провинция. Ночевать где сегодня будешь?

– Не знаю. Вообще-то я погулять еще хотел, Манхэттен посмотреть. Далеко от тебя ехать?

– Ехать-то ладно, вот возвращаться будет поздновато. Можешь у меня рухнуть сегодня, но учти – я встаю в четыре, у меня кое-какие дела на завтра запланированы. И спать придется на полу. А слушай-ка!.. На Манхэттен хочешь, значит. Давай-ка, я тебя к девушке красивой на ночлег пристрою, а? Она в Виллидже живет – то, что тебе надо. Ларисой зовут, русских обожает. Поедешь?

– Американка?

– Ну да, такая же, как и я. Классная баба. Ну, думай.

– Кеша, что мне думать – это же, как у вас говорят, американская мечта. Манхэттен, девушка красивая.

– Во-во. Каким ты был, таким и остался. Я звоню. – Кеша поднял трубку, набрал номер и сразу же закричал – Алло! Алло! Лариса? Это Кеша, привет!

Алексей вытянулся в кресле. Он продолжал наслаждаться удивительным чувством, о котором говорил ему в Питере Гена, – чувством личной безопасности. Непонятно, чем это было вызвано, но еще на подлете к Нью-Йорку, глядя в иллюминатор на Лонг-Айленд, очертания которого были ему знакомы по тщательно изученной дома туристической карте, Алексея стало наполнять ощущение какого-то тихого праздника. Четыре с лишним часа полета над Атлантическим океаном, ребристым от казавшихся сверху неподвижными параллельных волн, Алексей чувствовал, как вырастает между ним и его питерскими проблемами преграда, надежно прячущая его, изолирующая от всего безумия последних дней. Он пил коньяк в салоне, и все, что случилось с ним перед полетом, казалось полузабытым старым кинофильмом, древней книгой с половиной вырванных страниц. И не имеющим никакого отношения к действительности. Он физически ощущал разницу между полушариями. Здесь было другое небо, другая земля, расстояния измерялась по-другому, нарушались привычные законы перспективы, объема и пропорций.

С другой стороны, и сам себе он казался героем фильма. Вот он проходит таможню, улыбается здоровенному черному контролеру, который без ответной (странно, а говорили, что американцы все время скалят зубы) улыбки коротко пихнул назад Алексею его небольшую сумку, даже не пощупав ее толком. Вот он медленно идет по залам аэропорта имени Кеннеди, оборачивается на отчетливый родной маток, которым сыплют прохожие. Он посмотрел внимательно, – нет, не из его самолета. Местные. По манере даже не одеваться, а носить одежду – спокойные, уверенные в себе, внешне беззаботные, вальяжные и одновременно шустрые. Американцы.

– Ребята, привет! – крикнул он обернувшимся при первых звуках его голоса двум парням. – Как до Манхэттена побыстрей доехать?

– На такси, – буркнул один из них слегка презрительно.

– Понял, спасибо, – ответил Алексей, широко улыбаясь, но они уже не слушали его – широкими шагами, размахивая руками и продолжая громко материться, парочка бывших сограждан быстро удалялась.

«Ну и хрен с вами», – беззлобно подумал он и продолжил поиски выхода. Надо было добраться до центрального автовокзала, но, выйдя наконец на улицу и увидев стоящий автобус с надписью «Порт Ауторити бас терминал», вдруг передумал. На горизонте маячили много раз виденные на фото и по теле небоскребы Манхэттена. А почему бы пару дней не поболтаться здесь? Заехать к Кешке, а в Денвер он всегда успеет.

Кино продолжалось. Смеющийся всю дорогу араб за тридцать долларов довез его на своем такси до самого Брайтон-Бич, почти до конца знаменитой улицы, туда, где дома имели четырехзначные номера.

– Сенк ю, – расплачиваясь, сказал ему Алексей.

– Ю а велком, рашн бандит, – с таким же деревянным акцентом ответил представитель нефтяной державы и расхохотался, увидев удивленно поднятые брови Алексея. – Бай-бай, бэби.

– Бай-бай…

– Кеша, слушай, я что, похож на бандита? – спросил Алексей и повертел головой в поисках зеркала. Кеша уже закончил переговоры с Ларисой, прищурился, разглядывая Алексея.

– Леха, ты же учился в советской школе. Ты же должен знать, что здесь все отравлены антисоветской пропагандой. Раньше для американцев все русские были коммунисты, теперь все русские для них – бандиты. Слушай, ладно, бандит, я договорился с Ларисой, в восемь вечера вы встречаетесь, я тебе объясню где. Добраться просто, найдешь, ты же парень взрослый, да? На сабвее по прямой до конца, ну, покажу по карте. Пройтись не желаешь? На Брайтон наш поглядеть? Время еще есть. А хочешь – вещи возьми, сразу и к Лариске поедешь. Кстати, Лариске передашь кое-что, она давно меня просила… – Кеша снова исчез на кухне, и снова Алексей услышал хлопанье дверцы холодильника. Появился Кеша в комнате, держа в руке два компакт-диска. «В холодильнике, что ли, он их держит?» – мимоходом подумал Алексей.

– Вот, держи, брось в сумку. Не обременит тебя этот груз?

– Не обременит.

– Ну и класс. Пошли на улицу, перекусим там что-нибудь. У меня дома хоть шаром покати…

Все было бы замечательно, если бы не электрички, то и дело проносившиеся над головой по черной арочной, в крупных заклепках, как на Охтинском мосту, эстакаде.

– Что, здесь все время так? – Алексей посмотрел наверх в черноту переплетенных стальных балок.

– Когда как. Бывает, что по полчаса поезда нет. К этому, Леха, быстро привыкаешь.

– Слушай, Кеша, как-то старомодно ваши русские американцы выглядят. – Алексей крутил головой, провожая взглядом проходящих мимо девушек в длинных темных юбках, в платьях-макси, пиджаках и кофточках, несмотря на осеннюю нью-йоркскую жару. Попадались на пути и странные пышнотелые дамы, увешанные драгоценностями с ног до головы, сверкающие золотом, начиная от зубов и кончая поясными пряжками и массивными выпуклыми кольцами на коротких пальцах.

– A-а, нравятся наши дамы? Это все велферщики, велферщицы, вернее. Не знают, куда деньги девать. Я же говорил – здесь все халтурят. Работают нелегально, а от пособия отказаться жалко. Деньги им в недвижимость вкладывать нельзя, бизнес свой открывать тоже нельзя – вот и покупают цацки по старой русской привычке. Вообще, не смотри, Брайтон – это еще не Америка. Да и Нью-Йорк сам – не Америка. Столица мира! – гордо закричал Кеша.

«Андрей Макаревич», «Михаил Боярский», – читал Алексей ксерокопированные афиши, налепленные на стены домов.

– Да, все здесь подхалтуривают, – комментировал Кеша. – Слушай, а действительно у вас Токарев до сих пор популярный певец?

– Да так себе, но иной раз по телеку крутят…

– Ха, вот позор на великую нацию! Надо же… Я его здесь один раз чуть машиной не сбил. Представляешь? Бредет из супермаркета пешочком, с авоськами, старенький такой, зачуханный, замученный… Здесь-то ему особенно не пожировать на ресторанный гонорар. А у вас там все с ног на голову поставлено. Нет, Леха, оставайся, и не думай даже! Найдем тебе работку по душе, здесь все возможно!

– Поглядим, Кеша. Я же еще никакой Америки не чувствую. Я еще в самолете. Дай оглядеться-то.

– Оглядывайся, давай-давай.

«Пельменная», «Шашлычная», «Парикмахерская», – читал Алексей русские вывески, – «Ресторан „Одесса“»… На тротуаре рядами стояли лоточники, столики с разложенными на них книгами. Алексей с удивлением отметил знакомый питерский ассортимент – Чейз, Гарднер, Толкиен, Бунич, Суворов, детективы, политические авантюрные романы, мемуары. Все издано в России…

– Вот так номер! Кеша, они что, на себе это все тащат из России? Тяжело ведь!

– Ну да, тащат… Скупают у эмигрантов свежих по пятьдесят центов, продают по десять баксов. Тут дураков нет. Такие жуки – за квотер[1] каждый удавится.

Брайтон-Бич в этом месте выглядел огромным тоннелем – небо уже темнело, над головой продолжали грохотать поезда, первые этажи домов светились витринами магазинов, закусочных, ресторанов, тиров, баров, лавок, улица казалась одновременно просторной и тесной, неуютно чувствовал себя здесь Алексей. Русская речь вокруг становилась громче, вообще, если бы не эстакада, можно было подумать, что идешь по улицам южного приморского городка. Некоторые из прохожих даже лузгали семечки.

– Кеша, а океан далеко?

– За углом налево.

Они свернули с Брайтона, и чувство, что вокруг обычный провинциальный городок, еще больше усилилось. Здесь было тихо и безлюдно – как и бывает в таких городках с одной главной улицей, на которой и идет вся светская и несветская жизнь, а на боковых улочках – никого и ничего, темнота, влюбленные парочки, спрятавшиеся в подворотнях, редкие прохожие, шаги которых слышно издалека в стерильной тишине, не нарушаемой скрипом тормозов и скрежетом моторов ничьих машин. Алексей вдруг понял, что сейчас вот услышит откуда-нибудь из распахнутого окна или с лавочки за кустами жестяной звук расхлябанной деревенской гармошки.

Но вместе идиллических переливов трехрядки он вздрогнул от хлопнувшего впереди выстрела. Еще хлопок, короткая очередь – в лица приятелей брызнул ослепительный белый луч. Обдав их теплым ветром, в сторону Брайтона пронесся длинный «харли дэвидсон», который оседлал темный силуэт с задранными, как у кузнечика, коленями.

– Местные дэдхэды собираются, – объяснил спокойно Кеша. – Дэдхэды. Потом узнаешь, кто это. Не бойся, они ребята, в принципе, спокойные…

– А я и не боюсь.

Вид на океан с набережной Брайтон-Бич немного разочаровал Алексея. После гипнотизирующей бесконечности живой, двигающейся, таинственной пустыни, увиденной им с самолета, темная маслянистая поверхность Атлантического океана здесь выглядела как небольшое озеро, ограниченное огнями, маяками, островками, справа тянулась череда огней Стэйтен-Айленда – Кеша, широко поводя руками, описывал панораму, слева и прямо – десятки островков, сливавшихся в конце концов в единый громадный ломоть Лонг-Айленда. Океан здесь выглядел как-то индустриально, дрессированным каким-то существом казался он Алексею, не было в нем ожидаемой при-вольности и широты.

– Вообще-то, если хочешь к Ларисе, тебе уже пора двигать, – сказал ему Кеша, взглянув на часы. – Пошли, я тебя посажу на поезд. Тут все просто. Доедешь до конца, это минут тридцать – сорок, выйдешь, а там она тебя встретит. Я ей позвоню, предупрежу, что ты выехал.

– А как я ее узнаю?

– Узнаешь, не ссы. – Кеша хлопнул его по спине. – Она тебя уж точно узнает. Свежачка с самолета сразу видно.

– Я что, так бросаюсь в глаза?

– Американец не врубится, а наш брат-эмигрант тебя сразу вычислит. Ничего, может, оботрешься. Хотя некоторые и через пять лет здесь выглядят так, словно только что вышли за пивом в тапочках из своей питерской коммуналки. Тебе про сабвей, наверно, ужасов всяких дома наговорили? – продолжал Кеша, пока они шли к эстакаде. – Особенно не переживай. У нас ветка не самая лучшая, конечно, но и не самая страшная. С непривычки, может, не понравится тебе, не выгляди в случае чего испуганным, но и сам на рожон не лезь.

– А «в случае чего» – это в каком смысле? Не пояснишь? В случае, если резать будут? – Алексей улыбнулся. Ему не верилось в правдивость всех питерских сплетен о нью-йоркском метро. Уж очень легко здесь дышалось, очень уж спокойно он себя чувствовал.

– Да никто тебя резать не будет. Что за чушь. Просто черные могут пристать. Ну и сумасшедших много гуляет. Они как раз в основном в метро и живут. Тяжелое наследие правления президента Рейгана.

– Почему?

– Это же он всех тихих сумасшедших из дурдомов повыпускал. С одной стороны – сокращение расходов на содержание, с другой – опять же, права человека. Рейтинг себе поднимал таким образом. Ну они, понятно, из дурдомов все в метро переселились. – Они стояли на грязном перроне подземки, и Кеша то и дело поглядывал на часы. В отличие от уличного тротуара, платформа была действительно грязной – со следами плевков, окурками, обычная, словно петербургская пригородная, Удельная какая-нибудь или Лаврики. – Ну и безработные тоже… – Кеша переминался с ноги на ногу в нетерпении. – Целые династии там у них. Папа безработный, дед безработным был – и детишки тоже безработные. Живут в тупиках, магнитофоны там у них, телевизоры на батарейках… Принципиальные такие тунеядцы. Во, поезд, – с видимым облегчением сообщил Кеша. – Давай, садись, понял все? Едешь до конца, там Лариска тебя встретит. Вот ее адрес на всякий пожарный. – Кеша сунул Алексею в руку картонную белую визитку. – Позвони мне обязательно, когда придете домой. И не забудь ей подарочек передать.

– Да не забуду, Кеша. Спасибо тебе.

– Да пока не за что, – ухмыльнулся Кеша. – Давай, увидимся. Приезжайте с Лариской ко мне. Только договоримся, когда Ксюхи дома не будет. Она меня ревнует ко всем бабам здешним. – Кеша хмыкнул. – Делать мне больше нечего, как по бабам шляться. Ну пока, турист.

Он проводил взглядом оглядывающегося по сторонам Алексея, видел, как тот, стараясь выглядеть уверенно и независимо, плюхнулся на жесткое сиденье и вытянул ноги. Вагон был почти пуст и ничего угрожающего из себя не представлял. «Вот и славно», – подумал Кеша. Он повернулся, прошел сквозь турникет и спустился на улицу.

Он почти сразу забыл об Алексее – во всех деталях нужно было обдумать завтрашний день. Завтра он мог наконец разбогатеть. Но могли случиться и крупные неприятности, крупные настолько, что Кеша старался не сосредоточиваться на них.

В принципе, он все продумал. Голова у него варила дай Бог каждому – московская школа. Он всегда гордился своей предприимчивостью и в особенности осторожностью. Именно она дала ему возможность разбогатеть в Москве. И здесь, при всей сомнительности нынешнего его бизнеса, подняла доходы до черты, о которой он и мечтать не мог, когда сам, вот так, как Лешка, приехал из аэропорта Кеннеди зеленым эмигрантом. Кеша глубоко вдыхал свежий вечерний воздух – курить он бросил полгода назад и теперь, после месяца мучений, когда не находил себе места, жевал резинку, лузгал семечки, ел без конца, но не мог избавиться от мыслей о сигарете, теперь наслаждался относительной чистотой своих легких, пил воздух большими глотками, как хорошую минеральную воду.

– Кеш?

Он быстро обернулся. Облокотившись спиной о стену, на корточках сидел, растопырив острые коленки, худой, как соломинка, парень. Темная футболка болталась на нем, не скрывая торчащих ребер, узкие белые джинсы были местами серыми от пыли, однако черные кеды выглядели совершенно новыми, словно только что из магазина. Да они, вероятно, и были только что украдены в каком-нибудь супермаркете – паренек явно не был способен хоть что-то купить.

– Кеша, – повторил тот, – не признал?

– A-а, Джонни? Привет, привет. Задумался, знаешь ли, не заметил тебя. Я тороплюсь, извини. – Он повернулся и успел сделать пару шагов, как сидящий у стены знакомый снова окликнул его:

– Кеша, слушай, нехорошо старых друзей забывать. Постой, поговорим.

– Ну, чего тебе?

– Чего-чего. Поболтал бы с земляком, сигареткой бы угостил.

– Я не курю.

– Серьезно? И давно? В Москве-то две пачки в день садил… «Мальборо». Рассказал бы об успехах своих, о трудностях…

– Джонни, у тебя есть дело ко мне? Или нет? Давай короче.

В последнее время они виделись редко. Джонни – мелкий московский фарцовщик, врун и крайне неприятный тип, женившись на молоденькой американке, уехал в Штаты за два года до четы Гриценко. Анашой Джонни не брезговал и на родине, а на новом месте жительства, впав в какую-то эйфорию, стал, по выражению знакомых, «торчать со страшной силой», переходя постепенно ко все более сильным «мозговым стимуляторам», как он это называл. Джонни опустился, развелся с женой.

Кеша знал, что он связался с местными хулиганами, мелкими пушерами,[2] которым постоянно был должен, с ворами, и старался избегать старого знакомого. Не боялся, нет, просто противен был ему этот тип. Не слабостью своей противен, а наглостью, этим, как Кеша считал, советским хамством, от которого его просто начинало тошнить, панибратством своим.

– Дело? Да, дело. Кеша, дай взаймы десять баксов. Очень надо. Я вот кеды новые купил, потратился… – Джонни ухмыльнулся. – Кушать теперь нечего. Дашь?

Кеша полез в карман, молча вытащил «токин» – сабвейный жетон и протянул его Джонни. Рука его дернулась – он хотел кинуть жетон, но сдержался, однако Джонни заметил это движение. Он мрачно хихикнул, кряхтя, поднялся на ноги и мерзкой своей шатающейся походкой побрел к Кеше, взял у него токин и пристально посмотрел «спонсору» в глаза.

– Спасибо, друг, выручил. Спас. Век не забуду. – Он начал кривляться. – Благодетель! Теперь до Таймс-сквера доеду – там заночую. Спасибо, родной. – Он полез обниматься.

– Пошел ты. – Кеша отпихнул почти невесомое, бездушное тело, воняющее потом и почему-то рыбой, повернулся и пошел прочь.

– Сука, – тихо прошептал Джонни, вертя в пальцах токин. – Вот сука!

«Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел», – вертелось в голове у Алексея, удобно развалившегося на сабвейном сиденье. Ноги, правда, он поджал, когда высоченный худющий негр-оборванец медленно прошел по вагону, тряся перед собой пластмассовым стаканчиком с надписью «Кока-кола». В стаканчике брякали монетки.

Он сидел и ждал. Ждал, когда наконец к нему придет то состояние, в котором он видел себя еще находясь в самолете. Состояние завоевателя. Борца. Разведчика. Кого угодно, но только чтобы не было все вокруг так буднично, эти пейзажи за темным окном – индустриально-питерские, – какие-то трубы, теплоцентрали, кирпичные домишки, черные, утесами выступающие из-за хмурых городских деревьев и неухоженных разросшихся кустов рабочих окраин.

Из множества ситуаций, которые он намоделировал в самолете, ну хоть одна должна же сложиться или хотя бы что-то похожее на нее, но не тут-то было. Казалось, он и не пересекал границу, отделяющую один мир от другого, знакомую реальность от принципиально иной, новой и неведомой. Первое легкое изумление масштабами этого города, непривычной архитектурой прошло после прогулки по неширокой русскоговорящей улице, а сейчас, в привычно громыхающем на стыках рельсов слабоосвещенном вагоне, и вовсе забылось.

Он же ехал сюда за приключениями, а они должны были начаться сразу – как в научно-фантастических романах, с первых шагов по чужой планете, не говоря уже о первой встрече с инопланетянами. А его первый контакт оказался на редкость банальным, словно и не было многочасового перелета над океаном, – Кеша Гриценко почти не изменился, разве что потолстел чуть-чуть. И болтал все так же, как бывало при их нечастых, но веселых и шумных встречах в Москве. Правда, отправил он Алексея чисто по-московски, спровадил с глаз долой, но ведь мало ли что, могут быть дела у человека, а тут русский турист как снег на голову. Вот оно что, поймал наконец Алексей, ухватил, словно маленькую, невидимую глазом занозу, мысль, державшую его в напряжении, не дающую полностью расслабиться. И для русских матерщинников, встретившихся ему в аэропорту, и для Кеши, и для этого вот негра-оборванца в метро Алексей не был явлением из ряда вон выходящим, не был Гостем, Чужим. По большому счету им было на него наплевать, они даже не замечали его. Вернее, замечали, но не больше, чем всех остальных.

Ну да, вспомнил он, страна иностранцев… Кому какое дело, кто я такой, что со мной было вчера… Негр, усевшись напротив, пристально смотрел Алексею в глаза. Стаканчик от кока-колы он поставил рядом с собой на сиденье, кисти рук, широкие, словно темные от грязи саперные лопатки, положил на колени и вдруг стал медленно наклоняться вперед, к Алексею, сверкнув неожиданно яркой, белой полоской улыбки.

Алексей мгновенно напрягся – «вот, началось». Не зная, чего ожидать от клонившегося к нему оборванца, он решил для начала улыбнуться в ответ и растянул рот, но улыбки не получилось. Он увидел за спиной негра свое отражение в темном стекле окна – отвратительная гримаса смяла его красивое, в общем, с правильными чертами лицо. Алексею стала противна эта комедия, и он, глубоко вздохнув, громко спросил:

– Чего тебе?

Вопрос был задан по-русски. Неизвестно, понял ли его американец африканского происхождения, как рекомендовал называть черных Кеша, но тело его застыло и больше не валилось вперед. Продолжая широко улыбаться, черный медленно опустил руки и стащил один за другим оба разбитых древних ботинка. Затем, заржав уже в голос, потянул за носки и освободил от них корявые, похожие на древесные корни ноги. Откинувшись назад, негр зашевелил пальцами и, отсмеявшись, тихо запел какую-то дикую песнь без четкой мелодии и, насколько Алексей мог разобрать, без слов. Во всяком случае звуки, издаваемые им, никак не походили на язык Фолкнера и Хемингуэя. «Псих», – с облегчением вспомнил Алексей Кешины уроки. Вот и первое приключение.