Текст книги "Предел терпения"
Автор книги: Алексей Королёв
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
– Нет, ты достаточно заплатил вчера.
Пожимаю плечами: хозяин – барин. Девица проходит мимо меня, обдав легким ароматом духов, и спускается вниз. Спустя минуту, из ванной доносится плеск воды. Пусть ее. Иду на кухню, кофе уже готов. Наливаю две чашки и...
*****
Я пришел с работы поздно. Или рано, в половине девятого утра. Жена еще спит – отпуск все-таки. Я потихонечку, чтобы не потревожить, сажусь на краешек кровати и любуюсь. Во сне она напоминает невинного ребенка – легкие, едва заметные морщинки разглаживаются, с лица пропадает выражение озабоченности, и я вижу, что она счастлива. Что мы счастливы. Хочу протянуть руку, поправить локон, упавший на глаз, но заставляю себя не делать этого. Пусть поспит еще немного. Пусть забудет о проблемах.
Иду на веранду, налить кофе – лето на дворе и там мы проводим больше времени, чем в доме. Обоим с молоком. До женитьбы пил только черный, но за три года приучился. Возвращаюсь назад, ставлю чашки на столик и, после недолгого колебания, склоняюсь к жене. Легкое, словно взмах крыльев бабочки, касание губ губами. Малышка, не открывая глаз, улыбается. Проснулась. От ее улыбки мое сердце словно увеличивается в размерах, грозя разорвать грудную клетку. Счастье переполняет – я хочу кричать, прыгать, словно пятнадцатилетний юнец, услышавший, наконец, долгожданное "да".
– Доброе утро, малыш,– шепчу я.– Как спалось?
– Без тебя плохо,– отвечает.– Что так поздно?
Машу рукой – не хватало еще проблемы с работы приносить домой. Вместо этого говорю:
– Пей кофе.
– Горячий?
– Да.
– Тогда пусть остынет. Иди ко мне.
Я провожу ладонью по волосам, пальцы спускаются ниже, лаская нежную кожу щек. Вновь склоняюсь и теперь уже поцелуй, бесконечно долгий и в то же время ничтожно короткий. Сбрасываю на пол одеяло и едва сдерживаю восхищенный свист – жена всегда, за редким исключением, спит обнаженной. Целую шею – это ее слабое место, затем спускаюсь к соскам. Они мгновенно набухают, жена рукой прижимает мою голову – продолжай. С удовольствием. Затем спускаюсь ниже, к родинке под левой грудью, перехожу к слегка выпирающему животику, руки ласкают полноватые бедра. Ох уж эти ее комплексы – я толстая, надо худеть. Нет! Плевать, что думают окружающие – я полюбил тебя такой и продолжаю любить. Ты самая прекрасная, самая желанная, самая нежная. Ты моя жизнь, моя судьба, моя вторая половинка. И мы вечно будем вместе.
Мои губы скользят ниже, к самому тайному, влажному, горячему месту. Стонов нет, но я знаю, что ей нравится – ножки подрагивают. Это заводит меня еще сильнее. Язык убыстряет движения, и она изливается самым сладким на свете соком.
Скидываю с себя одежду, ложусь сверху. Вхожу нежно. Ее губы исторгают прерывистый вздох. Слегка убыстряюсь, еще, еще. Ее стоны неземной музыкой звучат в моих ушах. Это высший миг счастья.
А затем мы сидим на кровати и пьем кофе. И нам хорошо, но в глубине души таится знание – это ненадолго. Пройдет совсем немного времени, и это чувство вновь изгонит очередной скандал.
*****
– Вкусный кофе.
Девица сидит за столом напротив меня, и я внезапно осознаю, что даже не знаю ее имени. Впрочем, мне и это все равно. Сейчас она здесь, через несколько минут уйдет, навсегда исчезнув из моей жизни. Так зачем забивать голову ненужными знаниями?
– Я говорю, ты хорошо варишь кофе,– вновь подает голос шлюха.
Пожимаю плечами – большая наука. Моя жена была не очень хорошей хозяйкой, так что готовить приходилось мне. Вот и научился. Для любимого человека. Только на что мне сейчас это умение?
– Да, все-таки сломали тебя.
Я вскидываю на нее непонимающий взгляд.
– Ты о чем?– вопрос звучит вяло, словно ответ меня мало интересует. Впрочем, так оно и есть.
– Послушай, тебе сколько лет? Десять? Двенадцать? Вроде взрослый парень, но ничего не понимаешь в жизни. Пойми, мы, девочки по вызову, знаем много, порой даже слишком, но помалкиваем – жизнь дорога. И о тебе узнали давно, еще до Мальвины. Протеже Остапа, неизвестно откуда появившийся. Этот человек никогда ни о ком не заботился, только о себе, и тут ты. Конечно, нам стало любопытно. Слухи множились. А потом к тебе отправили Мальвину.
Она тебя раскусила с первого взгляда. Парень из захолустья, в большом городе если и бывал, то редкими наездами. Наивный. Неопытный. Кроме жены женщины если и были, то немного, а уж о проститутках судишь исключительно по фильмам. И она сразу поняла, как выполнить поручение.
– Какое?– спрашиваю я. Интерес понемногу просыпался.
– Я же тебе говорю – сломать. Помнишь обиженные взгляды Мальвины, ее слезы? Думаешь, все натуральное? Очнись. Мы же шлюхи, с нами и не такое вытворяют. После некоторых клиентов, бывает, отлеживаемся по нескольку дней. А тут какой-то жесткий секс, да и то только в твоем понимании. Мальвина сообразила, что для тебя причинить унижение, а то и боль девушке, сродни крушению мира. На этом и сыграла. А ты сломался. Все довольны: Остап, сволочь редкостная, приобрел безбашенного мальчика для выполнения грязных делишек, Мальвина бабки получила. Один ты в проигрыше, хотя этого и не понимаешь.
– Не боишься мне это рассказывать?
– А что ты сделаешь? Заложишь Остапу? Брось. Если не забыл, я тоже шлюха, а значит неплохой психолог. Без этого в нашей профессии никуда. Так что никому ты ничего не скажешь. А возможно, просто выкинешь мои слова из головы.
– Ладно, мне пора, электричка через полчаса. Как бы не опоздать,– и, помолчав, добавила.– Провожать не надо – не барыня. И вот еще, мой номер телефона. Захочешь продолжения – позвони.
Я взял прямоугольный кусок пластика и, бросив взгляд, прочитал: Дженни. И почему они все выбирают английские псевдонимы?
– Постой,– окликаю я.– Скажи свое имя. Настоящее.
Девушка поворачивается ко мне, молчит бесконечно долгую секунду и, наконец, произносит:
– Жанна.
У меня такое чувство, как будто боксер-тяжеловес заехал мне кулаком в живот. Дыхание перехватило, в глазах потемнело. Я вслепую нашарил стул и ухватился за спинку, чтобы не упасть. Жанна... Жанночка... Так звали мою жену.
– Что с тобой?– встревоженный голос девушки донесся, словно из-под воды.
– Все в порядке,– хриплю я.– Сейчас все пройдет.
Звонок телефона привел меня в чувство. Я схватил трубку и прижал к уху.
– Алло.
– Андрей, хватит расслабляться,– прорычал Марат.– Бегом в машину и дуй в город. На старый адрес. У нас проблемы,– и дал отбой.
Ну что ж, в город – значит в город. Заодно и... девушку подвезу. Я не смог найти в себе сил назвать ее тем самым именем. Даже мысленно.
Глава двенадцатая.
Момент пробуждения. Грань, соединяющая сон и реальность. Она за пределами человеческого понимания, словно иной мир, не подчиняющийся никаким законам. Здесь возможно все.
Каждое утро после смерти жены я, находясь на этой грани, не мог понять – жива она или нет. Было ли все произошедшее страшным сном, или нагоняющей ужас действительностью. Зачастую мне казалось, что моя девочка рядом, спит, или просто лежит, глядя на меня, но это чувство быстро уходило, уступая место осознанию потери. И отступившая было боль, пронзала меня с новой силой. Я не знал, когда это закончится и не был уверен, что хочу этого. На минуту, на секунду забыть обо всем, чувствовать рядом живую, теплую, нежную, любимую женщину стало для меня пыткой и, одновременно, благословением. Но на один, пожалуй, самый важный вопрос, я никак не мог найти ответ – что именно не дает мне покоя: любовь, или чувство вины. А может и первое, и второе переплелись в тугой клубок, который мне не под силу распутать?
Вот и сейчас, балансируя на этой грани, я словно очутился в одной из тех немногих поездок, которые мы совершали вместе с моим другом из села в город. Я сижу на переднем сидении, жена сзади. Мы изредка переглядываемся – она улыбается, иногда даже смеется над шутками, на которые неистощим мой друг. И все у нас хорошо, мы счастливы. И ничто не указывает на приближающуюся с каждым днем трагедию.
Но спустя мгновение я осознаю, что это самообман. Что не друг за рулем – Марат, а заднее сиденье пустует. Там нет, и никогда не было моей жены, да и не могло быть. Что мы мчимся на огромной скорости к тому самому Кодинску, в который я не хотел возвращаться, по крайней мере, в ближайшее время. Но судьба, в лице Остапа, повернула иначе.
С каждой минутой город становится все ближе и так же приближается к завершению жизнь моего последнего врага. Я не собирался убивать ее сейчас, хотел оттянуть момент, чтобы в полной мере насладиться ее муками, но, увы, не все в нашей власти. Кто знает, когда еще мне доведется сюда вернуться, и доведется ли вообще. И я решил воспользоваться представившейся мне возможностью.
Перед тем, как мы покинули Красноярск, я поинтересовался у Марата, есть ли у него в Кодинске нужные связи, и когда он ответил утвердительно, продиктовал ему список необходимых мне предметов. Мой наставник посмотрел удивленно, но ничего не сказал – знающий мою историю в мельчайших подробностях, он просчитал имя очередной жертвы. Удивил его, скорее всего, способ, которым я собираюсь совершить справедливость. К его чести стоит сказать, что отговаривать меня не стал, предоставив действовать на мое усмотрение. И госпожа председатель, встав сегодня утром с постели, даже не подозревала, что начался последний день её жизни.
Наина Михайловна Бель. Глава сельской администрации и родная тёте моей жены. Тётя. Тварь! Вот уж кто заслуживает смерти больше всех вместе взятых – одно воспоминание о ней вызывает во мне яростную дрожь и зубовный скрежет. Королева маленького царства. Поблядушка! Заботясь исключительно о себе, перешагнёт любого, будь то простой сельский житель или родственник. Родственница. Бывшую главу администрации, Светлану Владимировну Торонову, женщину, пользующуюся всеобщим уважением, интригами загнала в могилу. Одного из работников сельского совета довела до инфаркта – спустя пять месяцев он, не старый ещё, здоровый мужик, утонул. Сердце не выдержало. А затем подтолкнула к самоубийству племянницу, пускай не одна, при непосредственном участии других лиц, но это ни в коем разе не уменьшает степень её вины – напротив, делает несоизмеримо сильнее. Если прочие были совершенно чужими людьми, подлыми, грязными тварями и их действия можно объяснить банальной жаждой наживы, то на первый взгляд бессмысленные поползновения родной тётушки не укладываются в голове.
Но это только на первый взгляд, и только для тех, кому посчастливилось с ней не столкнуться. Обыкновенный бухгалтер, до поры до времени скрывающая свои амбиции. На людях тихая, скромная, умеющая в нужный момент пустить слезу женщина, и никто даже представить не мог, что под этой маской скрывается злобный, аморальный, не знающий жалости монстр, целеустремлённо рвущийся к власти. Устранив помеху в лице Светланы Владимировны и умело разыграв роль невинной овечки, она запрыгнула на самый верх. И в этот момент маска сползла окончательно, обнажив звериную морду.
Власть вскружила голову этой выползшей из грязи гадюке – она на полном серьёзе стала считать себя королевой, а всех жителей села рабами, которых вправе наказать или помиловать. Заручившись поддержкой местных бизнесменов и торгашей, где покрыванием проступков, а где и банальным раздвиганием ног, она ещё больше упрочила своё положение. В отдельно взятом уголке России воцарилось самодержавие, а если кто и пытался выразить неудовольствие, тут же попадал в "чёрный список" и жизнь этого человека становилась невыносимой. Считая, что все обязаны пресмыкаться перед ней, лизать пятки только за то, что она есть, походя ломала судьбы и шла дальше, не оглядываясь. И приближала к себе исключительно тех, кем с лёгкостью могла манипулировать.
В том, что она сотворила со своей племянницей есть немалая доля моей вины. Как же, какой-то работяга посмел указать ей на место, заметив, что она не королева – всего лишь служащая, нанятая нами, голосовавшими за нее, на работу. Причем сделал это прилюдно, в здании администрации. Подобного пренебрежения эта мстительная, злопамятная особа простить не могла, а так как зацепить меня было проблематично, пошла по более легкому пути. Пригласила на работу мою жену.
Я оказался глуп и слаб. Посчитал, что приглашение на работу – это проявление родственных чувств. И даже не постарался отговорить супругу от этого шага, поддавшись на ее умоляющие взгляды и фразы типа: "Мне скучно дома. Ты на работе, а я что должна делать?". Ждать меня, заниматься хозяйством, вышивать, наконец. Но нет, ничего этого я так и не сказал. И будь проклято мое молчание!
Госпожа Бель повела тонкую игру, вновь натянув на себя овечью шкуру и выступив в роли этакой феи-крестной. Добренькая, заботливая тетушка, нежно опекающая племянницу. Это и меня ввело в заблуждение, что ж говорить о девочке, с детства не знающей ласки. Она потянулась к ней, делилась самым сокровенным, а эта сука, выдерживая паузу, ждала подходящего момента, чтобы нанести удар. И дождалась. Удар был нанесен. Сокрушающий, положившей начало тропинке, приведшей мою жену к смерти. И за это я ее убью. Нет, избавлю мой мир от ядовитой гадины.
Не доезжая до Кодинска около километра, Марат свернул на гравийную дорогу под указатель "Южный". Дачный посёлок, кем-то, словно в насмешку, прозванный Индия. Почему, даже представить сложно, но у местных жителей это название прижилось и теперь только приезжие используют официальное. У меня же оно всегда вызывало саркастическую усмешку. Грязь, помои, мусор, словно антураж к Средневековью. Дороги круглый год разбиты – колеи по колено. Единственная достопримечательность: "карман", оставшийся на память о пьяном дорожнике, облюбованный юными парами. Ах да, забыл про церковь, возвышающуюся над всей округой. Да и черт с ней!.. Хотя нет, зайти придётся – свечку за упокой поставить.
К церкви вообще у меня всегда было двойственное отношение: с одной стороны зажиревшие попы вызывали чувство омерзения за их неистребимое желание наживы за счёт прихожан, с другой я понимал, что человеку необходимо хоть во что-то верить и чего-то бояться, чтобы совсем не оскотиниться. Но сейчас... Пидарасов, значит, венчать можно, а самоубийцу отпевать грех. А за что, в таком случае, был уничтожен Содом и тот второй, забыл название, город? Бог, может быть, и есть, но к этим строениям он точно не имеет никакого отношения.
Мастерские располагались на самом краю поселка. Все три. Марат свернул к дальней, подъезд к которой был выстлан горбылем. Нам на встречу из деревянного строения вышел невысокий, бородатый мужик, на ходу вытирающий руки ветошью.
– Все сделал?– спросил Марат, не выходя из машины.
– Разумеется. Фирма веников не вяжет,– пробасил мужик.– Хотя и попотеть пришлось.
Мой наставник вытащил из внутреннего кармана пухлый конверт и протянул хозяину мастерской.
– Сколько договаривались. Отдай все ему,– кивок в мою сторону.– И помалкивай.
– Мы не без понятия,– кивнул мужик и обратился ко мне.– Ну, пойдем, мил человек, примешь заказ.
– Жду тебя завтра утром,– напомнил мне Марат.– Не задерживайся.
Не отвечая, я вышел из машины и отправился следом за хозяином мастерской к перекрашенной в черный цвет "Газели", стоящей за углом. Мужик открыл задние двери и продемонстрировал содержимое.
– Вот, металлический, звуконепроницаемый ящик. Полностью герметичный, как и заказывали. Изнутри справа вваренная скоба. Если вытащить вот эту заслонку,– он указывает на небольшую, едва выступающую пластину,– крышка защелкнется и открыть снаружи ее будет невозможно – только изнутри, нажатием на вот этот пружинный рычаг. Тугой до невозможности, впрочем, согласно пожеланиям.
– Вот здесь,– он указал на деревянный ящик, стоящий рядом,– дыхательный аппарат, аккумуляторная ножовка, пара наручников на длинной цепи, А.И.-1 и фонарик. Кажется, все.
– Еще нужна штыковая лопата,– бросил я.
– Сколько душе угодно,– он на несколько секунд скрылся в мастерской, вернулся, держа в руках новенькую, еще блестящую лопату и пару тряпичных перчаток.– Держи. Черенок недостаточно отполирован.
Поблагодарив кивком, я закрыл задние двери и сел за руль. Мужик подошел ко мне и через опущенное стекло протянул пакет.
– Здесь ключи и документы на машину. И, пожалуйста, будь с ней понежнее – я ее вот этими руками собирал,– и продемонстрировал мне устрашающего вида ладони.
Я осторожно, стараясь по возможности миновать грязь, выехал из поселка и свернул на шоссе. А точнее, на убитую до невозможности бетонку. Звук такой, как будто на поезде едешь: тук-тук, тук-тук. Нет, никогда в России не будет хороших дорог!
Пытаясь заглушить монотонный звук, я включил радио. Блатняк, рэп, опять блатняк. Совсем страна на криминальной романтике сдвинулась. В раздражении резко крутанул ручку. Стоп! Немного назад. Вот оно.
Pet Shop Boys – It"s a Sin. Это грех. В тему. Послушав, я потихоньку начал подпевать.
Когда смотрю на свою жизнь,
Я ощущаю только стыд,
Я тот, кто сам себя винит.
За все, что сделал и зачем,
Неважно где, когда и с кем,
Есть одно общее для всех -
Это грех...
Учили в школе, как мне жить,
В делах и мыслях чистым быть,
Но лицемерам не судить...
Замечаю что-то боковым зрением, поворачиваю голову. На пассажирском сидении – ОНА. Взгляд устремлен на дорогу, на лице перемешались растройство, жесткость и жалость. Я никогда прежде ее не видел такой.
– Здравствуй, девочка,– произношу я.– Что опять не так?
– Ты еще спрашиваешь?– в ее голосе сквозит горечь.– Я просила тебя забыть обо всем – ты не послушал. Просила остановиться – не захотел. И теперь ты едешь убивать мою тетю.
– Тетю? Да по ней давно черти в аду слезы льют!
– Это не тебе решать!
– А кому? Я всю жизнь боялся принимать решения и к чему это привело? Тебя нет, мир рухнул, я стал убийцей. Хватит, надоело.
– Ну убьешь ты ее, а что дальше?– в голосе жены зазвучали слезы.– Кто на очереди? Мои родители? Бабушка?
– Старуху не трону – ей и так недолго осталось. И родителей тоже – они, как и я, осознают степень вины. Пусть живут с этим. Но "бельчиха"... Ей не дано понять – она всегда и во всем права. Я должен положить конец этому и тебе меня не отговорить.
Машину тряхнуло на очередной выбоине. Я отвлекся на секунду, а когда повернул голову, пассажирское место опустело – она ушла. Что происходит? Я окончательно сошел с ума, или это моя совесть дает о себе знать подобным образом? Неважно. Какими бы причинами не объяснялись мои видения, им меня не остановить. Я решил!
До села осталось несколько сот метров, когда я свернул на проселочную дорогу, ведущую к свалке. Хорошее место – закрыто от посторонних глаз лесом, земля мягкая, а главное, в это время года там редко кто бывает. Выбрав место, глушу машину, достаю из салона лопату и, натянув подаренные заботливым хозяином мастерской перчатки, начинаю копать...
Глава тринадцатая.
Самоуверенность госпожи председателя сыграла мне на руку. Обладая чертовски завышенным самомнением, считая себя неприкасаемой, она никогда не запирала дверь, так что проникнуть в дом не составит никакого труда. Дождавшись, пока стемнеет, я сел за руль и не спеша отправился в село.
Погода была на моей стороне: ближе к ночи небо заволокли иссиня-черные тучи, начал накрапывать мелкий, противный дождь, разогнав с улиц загулявшую молодёжь. Ветра пока не было, но, зная здешний климат, я был уверен: через несколько часов он задует и не успокоится до самого утра, а, возможно, и обеда. Как раз то, что мне надо.
Проезжая по Центральной улице, я слегка притормозил перед домом с синими ставнями – домом, который так и не стал нашим. Почти два месяца ремонта, недели две жизни и... Все закончилось, мы его даже оформить не успели. И вот он стоит, брошенный, никому не нужный. Дома без хозяев умирают, вот и этому недолго осталось.
Странно, я думал, что родители жены, законные наследники, его продали, но нет, судя по темным окнам и заросшей в палисаднике малине, это жилище так и пустует. У меня нет к дому ни злобы, ни ненависти, поэтому мне его искренне жаль. Сложно найти желающего приобрести дом, в котором не просто умерли – таких в селе большинство, но произошло самоубийство. Сильны ещё суеверия в глубинке.
Даже если бы у меня возникло желание остановить машину и войти, я бы этого не сделал. К счастью не возникло. Мне не хотелось лить уксус на и без того незаживающую рану. Зачем? Нельзя сейчас быть слабым, а возвращение сделает меня именно таким. Поэтому, слегка придавив педаль газа, я отправился дальше.
Дом госпожи Бель располагался в "элитном" районе, или, как его называли мы, простые смертные, хуторе. За редким, очень редким исключением, здесь жили "сливки" общества – местные депутаты, предприниматели, торговцы и, разумеется, работники "гадюшника", то бишь сельской администрации.
Новые брусовые дома, вместо обычных в селе окон – стеклопакеты, как признак избранности. Печи из кухонь вынесены в пристройки: ещё бы, подвесные потолки тяжело отмываются от копоти. Подъезды к домам отсыпаны гравием, дабы "элита" ножки в грязи не запачкала. Ну и разумеется, местный шик – иномарка, стоимостью никак не меньше двух миллионов, у каждого гаража.
Возле дома госпожи Бель их было целых две. Ничего удивительного – статус обязывает, плюс неистребимое желание выставить напоказ свою исключительность. Этим она напоминает мне Майкла Джексона – кожа светлая, но внутри все тот же негр, только не признается в этом.
Я оставил машину неподалёку, в проулке, и прогулочным шагом направился к дому. Время за полночь и я не опасался, что меня кто-нибудь заметит – сельские жители привыкли ложиться рано.
Едва заметная в огромных воротах калитка даже не скрипнула, когда я потянул ее на себя. Чёрный, размером с пони, волкодав, даже не сдвинулся с места, лишь лениво махнул хвостом – ещё бы, он меня как-никак знает, пришлось бывать несколько раз. По дощатому настилу подошёл к крыльцу, зашёл в сени и прислушался. Тишина. Спит. Я на это надеялся. Ее муж, обрусевший немец, уехал в Красноярск на курсы повышения квалификации – как-никак начальник ДЭС. Да-да, в нашем захолустье не только сотовой связи нет, но и свет от дизеля. Ещё одно из многих, доступных этой весёлой семейке, мест для собственного обогащения. Так что Наина Михайловна сейчас должна быть одна, если, конечно, любовника не притащила. Хотя на мои планы нахождение ещё одного человека сильно не влияло.
Очутившись в доме, я, не останавливаясь, прошёл в дальнюю комнату, служившую спальней. Спит одна, разметавшись по огромной кровати. Обнажённая, в комнате еле слышно присутствует запах табачного дыма. Это я удачно зашёл – любовник свалил с полчаса тому назад, плюс-минус. Щелчок выключателя и комнату заливает яркий свет. Госпожа Бель резко садится на кровати, дряблые груди на мгновение подпрыгивают и бессильно падают на живот. Растерянно оглядывается вокруг сквозь прищуренные веки, замечает меня и лицо приобретает привычное надменное выражение.
– Что ты здесь делаешь? – голосом, насквозь пропитанным высокомерием, спрашивает она.
– Добрый вечер, Наина Михайловна. Или лучше сказать, доброй ночи тётушка? – с издёвкой произношу я и достаю "Глок". – Хотя для вас он не совсем добрый, точнее, совсем не добрый. Вставай!
– Что ты себе позволяешь? – взвизгнула она. – Да я тебя...
– Заткни пасть, тварь, и делай что тебе велено, иначе, клянусь богом, без колебаний вышибу тебе мозги.
Видимо в выражении моего лица было нечто такое, отчего эта, немолодая уже женщина, выпрыгнула из кровати словно молодка, опаздывающая на свидание.
– Что дальше? – дрожащим голосом спросила она.
– Для начала оденься, – я с брезгливостью посмотрел на голое тело. – От вида этой фабрики по производству целлюлита блевать тянет. Затем берёшь сумку и собираешь вещи. Заодно документы, деньги, кредитки. В общем все, что необходимо для путешествия.
Управилась она довольно быстро – минут за пятнадцать. Бегала по дому, что-то хватала, затем бросала, снова хватала, в общем, создавала беспорядок. То, что надо: налицо спешные сборы. Заставлять ее писать прощальную записку я не стал – это не было в стиле госпожи Бель.
Дождь усилился и это было совсем хорошо – в селе знали, что Наина Михайловна ни за что не сядет за руль в такую погоду. Так что оставшиеся у дома машины не вызовут ненужных вопросов.
Завернув за угол, мы подошли к оставленной мною "Газели". Повинуясь едва уловимому движению пистолета, Бель села на пассажирское сидение. Я занял водительское место и мы отправились в последнее для Наины Михайловны путешествие.
Я подъехал как можно ближе к вырытой мной несколькими часами ранее яме. Вылез из машины, жестом приказав пассажирке сделать то же самое, подвёл к краю и, указав на железный ящик, лежащий на дне, произнёс:
– Лезь!
– Нет, – пятясь, прошептала она. – Я этого не сделаю и тебе меня не заставить.
– Как хочешь, – пожал плечами я и поднял "Глок". – В таком случае я прострелю тебе колено. Поверь, это и вправду больно, а учитывая калибр и расстояние, будет не дырка – ногу оторвёт на хер. Так что лучше тебе послушаться и добровольно спуститься в этот чёртов ящик.
Преувеличение огневой мощи пистолета подействовало. Она знала, что я выполню угрозу – это было видно по ее лицу. Спрыгнула вниз и села, поджав ноги. Слезы вперемешку с дождём мокрыми дорожками стекали по щёкам. Ей было не просто страшно, она тряслась от ужаса. Возможно, именно это испытала моя жена в тот момент, когда...
– Видишь скобу сбоку? Продёрни в неё и надень, – сбросив ей наручники на длинной цепи приказал я и, когда она выполнила, продолжил. – Знаешь, ещё совсем недавно я собирался просто, без затей, убить тебя. Перерезать горло как свинье, но, поразмыслив, понял – ты этого не заслуживаешь. Я хочу, чтобы ты в полной мере ощутила приближение смерти, поняла ее неотвратимость.
– Но в чем ты меня обвиняешь? – простонала эта особа, ещё недавно чувствовавшая себя всесильной.
– В чем? – горькая усмешка исказила моё лицо. – В том, что ты якобы окружив лаской племянницу, втёрлась в доверие, а затем нанесла удар, последствия которого затянули на ее шее петлю. Признай, ведь это ты дала коллекторам номер телефона ее матери?
– Да, но я не думала...
– Вот именно, что не думала! – перебил я. – Просто пакостила по своему обыкновению. Ты предпочла забыть о том, что девочка с детства боится свою мать, что она после каждого нового скандала несколько дней приходит в себя, вздрагивая от раздавшихся во дворе чьих-то шагов. Ты, сука, убила ее, практически своими руками накинув верёвку. На тебе даже большая вина, чем на ком-нибудь другом. Я вынес приговор – ты виновна!
Но хватит, сейчас я расскажу, что тебя ждёт. Этот ящик звуконепроницаем и герметичен и когда я тебя закрою, кричать бесполезно. Через какое-то время выдыхаемый тобой углекислый газ вытеснит кислород, но у тебя будет время, чтобы выбраться.
Это дыхательный аппарат – как он работает, разберёшься. Это индивидуальная аптечка, секцию номер два в которой занимает обезболивающее. Далее, жгут – очень нужная вещь в данной ситуации. Фонарик незаменимая вещь в темноте. И, наконец, самое главное – аккумуляторная электро ножовка.
– Чтобы перепилить наручники? – дрожащим голосом спрашивает она.
– Не советую – полотно сломаешь. Продолжим инструктаж. Итак, когда я закрою крышку, снаружи ее открыть будет невозможно, только изнутри. Видишь вон тот рычажок? До него тебе сейчас не достать ни ногой, ни рукой. Но! Выход есть. Берёшь жгут, перетягиваешь руку пониже локтя, затем вкалываешь себе обезболивающее и отпиливаешь кисть ножовкой. Все, останется только открыть крышку и ты свободна.
– Да ты сумасшедший! – в ее голосе сквозил ужас. – Ты точно псих!
– А ты сомневалась? Ладно, пора заканчивать. Через три часа, если крышка будет закрыта, я тебя закопаю, можешь даже не сомневаться.
– Стой! Не надо! Я все для тебя сделаю, все, что захочешь...
Толкнул крышку ногой, и она захлопнулась, обрывая истерические крики. Принёс из машины лопату – я не собирался ждать ещё целых три часа.
*****
Темно. Страшно. Стенки ящика будто сдвигаются, грозя раздавить. Этот урод где-то здесь бросил фонарик. Где же он? Кое-как извернув руки, Наина Михайловна нащупала пластмассовый корпус и нажала на кнопку. Яркий свет залил узкое пространство. Гроб, самый настоящий гроб, обшитый изнутри звукоизоляционным материалом. Тесный, не повернуться и до защёлки не достать, пока не освободишь руки. Он что, на полном серьёзе думает, что я воспользуюсь пилой? Никогда! Меня найдут – не могут не найти, ведь впереди такие перспективы.
Нашёл, скотина, в чем обвинить! Я ее, видишь ли, убила. Откуда я могла знать, что эта дура в петлю полезет? Мало ли она в жизни от своей мамаши натерпелась?! Да и братец тоже хорош – взял в жены форменную истеричку и дочка такая же выросла. А теперь, значит, я крайняя?
Послал же бог родственничков! Мамаша быдло деревенское, один брат, который с ней живёт, алкаш и бездельник, второй всю жизнь на "дядю" трактористом отпахал, невестка алкоголичка истеричная, по которой давно психушка плачет, племянница покойная слабачкой была. А теперь ещё и этот Андрей! Псих, похоронил меня заживо. Ну ничего, я выберусь и тогда он пожалеет, что на свет родился. У меня есть друзья, которые такое с ним сделают, что и в самом кошмарном сне не привидится!
Тяжело дышать. Воздух заканчивается. Сколько я здесь? Кажется, что уже всю ночь. Что же меня так долго ищут? Ведь не могут не искать – не доярка пропала, глава администрации. Пока глава, а по окончании срока мне обещали продвижение наверх, на районный уровень или даже краевой. А это открывает такие перспективы, что закачаешься. Я ещё буду над этими селянами посмеиваться – они то так и останутся в грязи существовать.
И все же дышать и правда тяжеловато. Где тут аппарат? Кое-как приладив, вдохнула чистый, до головокружения, воздух. Стало чуть полегче, но... Он же обещал через три часа меня закопать! Сколько времени прошло? Я не знаю. Надо, надо выбираться. А как? Руку пилить? Бред, бред. Он ведь не всерьёз это сказал, попугает и выпустит. Не может не выпустить, ведь это убийство.
Почему он не возвращается? Здесь страшно, как будто во всем мире осталась одна, да и мир сузился до уровня этого ящика. Гроба... Гроба? Это и есть гроб, самый настоящий и я в нем умру, и никто меня не найдёт. Холодный пот ручьём течет со лба. Никто и никогда. Все будут считать, что я попросту сбежала. Да и задумываться долго не станут – максимум через неделю забудут. Неблагодарный народец! Сволочи. Наина Михайловна только сейчас поняла, что никому не нужна, ни мужу, ни детям. Последние и вспоминают то о ней только тогда, когда им нужны деньги. Купила им по квартире, обставила, подарила машины и ни слова благодарности. За что ей все это?
