Текст книги "Предел терпения"
Автор книги: Алексей Королёв
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
Бессонная ночь внесла коррективы. Я понял – нельзя оставаться прежним, мне это только мешает. Нельзя вслед за "общечеловеками" повторять о недопустимости насилия. "Ударили по правой щеке – подставь левую". Правда? Один подставил, другой, третий... А дальше? В конце концов, кому то надоест бить по щекам, ладонь тоже не железная, и врежет чем-нибудь потяжелее. Например, дубиной. Дальше – больше. Дубину заменит на кастет, нож, пистолет, наконец. И пойдет этот кто-то крушить черепа, резать, стрелять и никто его не остановит, потому как: "на насилие нельзя отвечать насилием".
Бред, мать вашу! Все хотят быть белыми и пушистыми, жить в своем собственном мирке, в котором нет места злу. Но такого просто не может быть! Все мы сталкиваемся с несправедливостью, в большей или меньшей степени, но лишь единицы реагируют адекватно. И не от этих ли "белых и пушистых" исходит наибольшая опасность?
Нападает на такого беспредельщик в переулке. Снимай, говорит, шапку, куртку, часы, отдай кошелек. И тот отдает, лишь бы в живых остаться. И зачастую остается. Все хорошо, тряпки дело наживное, может менты найдут, а даже если и нет – главное живой, но... Грабитель уже почувствовал безнаказанность. Он выйдет на дело на следующую ночь, и на следующую, и на следующую. Затем ему захочется большего: очередную жертву он изобьет, изнасилует, убьет. И ниточка потянется.
А теперь представим следующее: нарывается этот беспредельщик на человека, готового дать отпор, получает в зубы, по почкам и, для верности, пару раз тяжелым ботинком по ребрам. Глядишь, желание поживиться за чужой счет пропадет надолго, если не навсегда. И этим "противоправным" действием спасется несколько жизней.
Да, кому-то придется вымазаться в дерьме, чтобы "белым и пушистым" спокойно жилось на этом свете. Да, все остальные станут тыкать в него пальцем, кричать, что так нельзя, "нехорошо". Да, от него отвернуться даже самые близкие. И да – это цена выбора.
Я свой сделал. Никто меня не принуждал, не подталкивал – я сам решил. Закон один для всех, но справедливость у каждого своя. Эти суки, сидящие за окном, фактически убили мою жену. И что? Они испытывают муки совести? Не спят ночами? Нет! Гоняют чаи, наверняка с тортиком, смеются над шутками, слушают музыку, ходят по выходным в кино или просто гуляют со своими близкими. И это справедливость? А вот хрен вам в зубы.
Если спустить все на тормозах, то они обнаглеют. Продолжат ломать судьбы, губить жизни, оставаясь теми самыми "белыми и пушистыми". Прощать нельзя, обращаться в суд бессмысленно, значит остается одно – вершить справедливость своими руками, погружаясь все глубже и глубже в говно. И никаких колебаний, никаких угрызений совести. Хватит.
Я бросаю взгляд на часы – осталось три минуты. Отлично. Роли давно расписаны – Марат валит охранника, затем страхует, на мне остальные. На все про все две, максимум две с половиной минуты. И это с учетом моей неопытности.
– Пора,– Марат кидает на меня испытующий взгляд.– На этот раз, надеюсь, не "заклинит"?
Не отвечая, хватаю с заднего сидения сумку и выхожу из машины. Марат следом. Не торопясь, спокойным, размеренным шагом подходим к подъезду. Прохожих на улице совсем мало – рабочий день. Да и влажная духота, царящая над городом который день, не способствует променаду. Синоптики ежедневно обещают ливневые дожди, но, как всегда, врут. Я бы сейчас с удовольствием облачился в футболку и легкие брюки, а то и бриджи, но нет – кровь плохо отмывается, а от этой убогой одежды, что сейчас на мне, все равно придется избавляться. Хорошо хоть узкие солнцезащитные очки не выбиваются из образа тупого рэпера, а иначе хоть волком вой – глаза плохо переносят солнечный свет.
Марат, с грацией дикого кота, проскальзывает в подъезд. Я следом. Полумрак, правда, не прохладный, обступает меня. Снимаю очки, сую в нагрудный карман. Достаю из сумки пистолет с глушителем, отдаю Марату. Мне – дробовик. Подходим к двери, секундная заминка...
– Пошли!
Охранник хоть и сидит лицом к нам, отреагировать не успевает – пуля, выпущенная из пистолета, пробивает аккуратную, почти не кровоточащую дырку во лбу. Марат бесшумным прыжком преодолевает расстояние и подхватывает тело. Кивок головы – иди, мол, дело за тобой. Киваю в ответ и осторожно, мягко ступая, продвигаюсь к дальней комнате, откуда доносятся голоса и смех. Пот заливает глаза, и я уже жалею, что не повязал на голову бандану. Да и черт с ней, не смертельно.
Заглядываю в комнату. За круглым столом сидят семеро – пять отъевшихся на непыльной работенке мужиков и две молодые барышни в довольно откровенных нарядах. Во всяком случае, у одной я умудрился рассмотреть выглядывающие из-под совсем уж мини-юбки черные полупрозрачные трусики, а вторая, по-моему, даже не знает, что существует такая деталь одежды, как лифчик – грудь, до верха сосков выглядывающая из топика, покрыта ровным слоем загара. На столе чай и, как в воду глядел, шоколадный торт. Девицы жеманно хихикают над чем-то, мужики ржут в голос. Весело вам?! Получите.
Прежде чем началась паника, я успел выстрелить дважды. Грохот заполнил замкнутое помещение, но даже он не мог заглушить крики ужаса. Господа коллекторы повыскакивали из-за стола. Тех, кто бросился к окну, я отстреливал в первую очередь. Заряд картечи, выпущенный практически в упор, разрывал тела, выворачивая внутренности. Брызги крови разлетались в разные стороны, попадая на стены, стекло, стол. Одним, особо удачным выстрелом, разнес голову и мозг расползся по огромному, метра два в высоту, зеркалу, и серо-красным месивом, подчиняясь силе притяжения, потек вниз.
Все, патроны закончились, жертвы тоже. Хотя нет – из-за стола едва слышно донесся стон.
– Добей,– стоящий рядом Марат достал из-под куртки пистолет и протянул мне.
"Стриж". Небольшой, удобный, с контролируемой отдачей. Двухрядный магазин на тридцать патронов. Совсем недавно читал о нем в интернете. Ну как недавно – в прошлой жизни, и тогда и представить себе не мог, что придется подержать в руках, а тем более стрелять.
Обхожу стол. На полу лежит та самая обладательница загорелой груди. Картечью ей почти оторвало руку – держится только за счет сухожилий и кожи. Слегка поднимаю пистолет и хладнокровно всаживаю пулю в затылок. Обхожу комнату, не заморачиваясь на лужи крови, и осматриваю остальных. Нет, все трупы.
– Долго бродить собираешься, помидор тебя в зубы?! Ментов ждешь?– торопит меня от двери Марат и исчезает из виду.
Быстрым шагом, почти бегом, отправляюсь вслед за ним. Выскакиваю из подъезда и зажмуриваюсь – солнце бьет по глазам. На ходу достаю очки, надеваю. Запрыгиваю в уже начавшую движение машину – Марат торопится убраться подальше. Откидываюсь на спинку сиденья и, не обращая внимания на удивленные взгляды напарника (куратора?), закрываю глаза.
Все, конец. Или начало...
"Сегодня, в самом разгаре рабочего дня, на офис коллекторской фирмы "Центр О.Б." было совершено невиданное по своей жестокости нападение. Преступник или преступники, точное количество неизвестно, ворвались в арендуемое фирмой помещение и открыли огонь из помповых ружей. Прибывшие на место преступления представители органов правопорядка отказались прокомментировать случившееся, но из достоверных источников нам стало известно, что выживших нет. Тот же источник дал понять, что следователи, ведущие это дело, не видят связи между ним и недавним убийством генерального директора "V-экспресс банка", с которым сотрудничала эта фирма...
Из газеты "Красноярский труженик".
Телефонный звонок раздался поздно вечером, когда Игнат Сухомлинов уже собрался уходить домой. Чертыхнувшись, он протянул руку и снял трубку.
– Старший оперуполномоченный Сухомлинов слушает.
– Привет, Сухомлинов, – в трубке раздался слышанный лишь однажды, но навсегда врезавшийся в память голос. – Узнал?
– Да, – смысла тянуть время не было – техники давно разбежались по домам. – Зачем звонишь?
– Видишь ли, тут ещё несколько трупов образовалось. Ты наверняка слышал об убийствах гендиректора "V-экспресс банка", его жены и сына, произошедших несколько дней назад? Добавь их к моему счёту. Плюс расстрел сотрудников коллекторской фирмы "Центр О.Б.". Не уверен, что информация по ним уже прошла, но можешь поверить мне на слово – там восемь холодных трупов.
– Зачем ты мне все это рассказываешь? Хочешь похвастаться своими "достижениями"?
– Дурак ты, Игнат. Вы же узнали и моё имя, и мотив, которым я руководствуюсь. Ведь так? Можешь не отвечать. А звоню я, чтобы вы, по своей привычке, не объявили меня ни маньяком, убивающим всех без разбору, ни террористом. Я вершу справедливость, или, если тебе так понятнее, закон. Тот закон, на который все давно забили – око за око называется. Ваш закон оставил убийц моей жены на свободе, теперь я вершу свой.
– Ну, вот ты уничтожил всех, кто, по ТВОЕМУ мнению, виновен, а мальчишку то за что? Ему всего шестнадцать было! И что дальше? Продолжишь жить? Совесть не замучает?
– Совесть? Нет. Позволь я расскажу тебе короткую историю. Два года назад, в день, когда этому мальчишке исполнилось четырнадцать, его, вместе с друзьями, потянуло на приключения. Удаль молодецкую показать. И повстречали они в темном переулке девочку, ровесницу, возвращающуюся из школы с дополнительных занятий. Хорошая такая девочка, умная послушная, прилежная, хотела знать как можно больше, потому и посещала те самые занятия. Чтобы не вдаваться в подробности, скажу лишь, что трое малолетних подонков драли эту девочку и по очереди, и все вместе разом. А когда стояк закончился, они, упиваясь властью, продолжали насиловать ребенка подобранной палкой, засовывая ее и спереди, и сзади, а потом бросили в подворотне за мусорными баками. Девочку нашли, привезли в больницу, где она впала в кому, из которой вышла несколько месяцев спустя. Наивная, маленькая, глупенькая, даже после того, что с ней сотворили, она продолжила во что-то верить. Дала показания следователю, приметы насильников. Их, разумеется, быстро установили, но... Как всегда, в нашей жизни существует это всемогущее НО. Дальше рассказывать, или сам догадаешься, что произошло?
– Не стоит, – голос Игната звучал устало и как-то беспомощно. – Я согласен, он сволочь и подонок, но что это меняет? Есть закон и мы все должны следовать ему, а не заниматься самосудом.
– Закон? Закон – это я. И вершу его тоже я.
– И что дальше? Опять убийства? Или все, остановишься?
– Э-э-э, нет, я не закончил – только начал. Во время своего прошлого звонка, я сказал, что это война. Так оно и есть. С государством, загнавшим свой народ в глубокую дупу. С тем самым государством, которое позволило горстке толстосумов жить так, как им заблагорассудится, не обращая внимания на страх, боль, смерть тех, которые, случайно или нет, оказались на их пути. С государством, которое загнуло людей раком и продолжает нагибать. С государством преступников, по сравнению с которыми даже Гитлер покажется невинным младенцем. И я не остановлюсь, покуда жив.
– И чего ты этим добьёшься? Удовлетворения? Сомневаюсь. По-моему, ты просто ищешь смерти, жаждешь её, но не можешь уйти самостоятельно. А не боишься, что со временем у тебя окончательно сорвёт планку и ты начнёшь мочить всех подряд, без разбору?
– Может быть, но в этом случае я сам вышибу себе мозги. Ладно, я сказал все, что хотел – ты услышал. Пора завязывать. И напоследок: раз уж не хочешь называть меня по имени, то зови просто – Пьеро.
– Почему Пьеро?
Кто сказал, что терпит вечно унижения Пьеро?
К униженью отношенье он изменил давно.
И лишь с виду безобразным всем он кажется подчас,
Не дразните – он запомнит вас.
Жалкий его вид, всех порою злит,
Тумаков ему отвесить каждый норовит.
Но чёрный список всегда везде при нем,
И крестов на кладбище все больше с каждым днём...
И из трубки послышались короткие гудки. Игнат отключил телефон и задумался. Надо идти, докладывать начальству, вот только придётся кое о чем умолчать. О его словах, про объявленную войну точно. Это же такой скандал и козлами отпущения наверняка назначат его, Сухомлинова. Почему? Кого-то ведь надо.
И приняв решения, он отправился на доклад...
Сухомлинов не вошёл – ворвался в кабинет начальника.
– Он позвонил! – выпалил опер, переводя дыхание. – Он вновь позвонил.
– Кто? – спросил начальник, обалдев от необычного поведения подчинённого. – Кто позвонил?
– Да Тукмачёв. Только что. Он знает, что мы его вычислили. И относится к этому так спокойно, словно был готов. Хотя, судя по тому, что это именно он и навёл нас на себя, то ничего удивительного в этом спокойствии нет. Я одного понять не могу: в чем смысл этих звонков?
– Глупо искать смысл в действиях безумца. Жена крякнула, вот планку и сорвало – сам не понимает, что творит. А с нами просто поиграть захотел, покуражиться. Ну, мы ему устроим!
– Это вряд ли, – покачал головой Игнат. – Не сегодня-завтра у нас дело заберут.
– С чего вдруг?
– Так он позвонил, чтобы сообщить ещё о нескольких эпизодах. На этот раз жертв было намного больше.
– Кто? И сколько? – севшим голосом спросил Савелий Кондратьевич.
– Жена и несовершеннолетний сын генерального директора "V-экспресс банка", затем сам господин Горгелидзе вместе с водителем и охраной. Сначала расстрелял из гранатомёта автомобиль директора, затем из "Вала" добил охрану. Все это произошло рано утром на Октябрьском мосту. А сегодня из дробовика положил всех сотрудников коллекторской фирмы "Центр О.Б.". Я проверил – так оно и есть. Говорят, бойня была такая, что бывалых сотрудников едва наизнанку не выворачивало при виде этого зрелища. В общей сложности, за последнюю неделю Тукмачёв увеличил свой счёт ещё на семнадцать человек.
– И это все в одиночку? Он что, вообразил себя долбанным Терминатором? С нас теперь точно головы поснимают из-за этого урода, сдерут шкуры и повесят сушиться! И никого при этом не будет волновать, по каким причинам мы его не взяли сразу.
– А может пока не сообщать никому, что это натворил один и тот же человек?
– Может быть, – согласился Савелий Кондратьевич. – А если кто-нибудь, шибко вумный, свяжет концы с концами? Или этот мститель решит ещё перед кем-нибудь хвост распушить?
– Вряд ли, ведь звонит он только нам, да и, я думаю, ему пока не нужна известность, иначе давно бы связался с журналистами? И кстати, он просил, чтобы мы называли его Пьеро.
– Грустный клоун? А в этом что то есть. Пьеро, так Пьеро. И все же, что мы будем делать, если это Пьеро сболтнёт кому-нибудь ещё?
– Можно не давать всю информацию, придерживаться официальной линии. В первый раз что ли?
– Это, конечно, выход. Так и будем себя вести, авось кривая вывезет. Эх, и откуда он свалился на наши головы? – Савелий Кондратьевич испытующе посмотрел на Игната и, словно решившись, признался. – А мне, если честно, это парень даже в чем-то симпатичен. По сути, кого он убил? Мразей, у которых руки по локти в крови. Когда я только начинал служить в милиции, таких сволочей попросту не было, а если и появлялся какой-нибудь идиот, мы его, не моргнув глазом, в кулаке давили, как таракана. Это их сейчас как грязи. А этот парень выполняет за нас нашу же работу. Пусть по своему, как умеет, но с ними точно иначе нельзя... Ладно, все это лирика. Чувства чувствами, а поймать его мы обязаны. Так что иди, Игнат, копай со всем рвением. И скажи техникам, пусть подготовят аппаратуру – вдруг этот Пьеро решит ещё позвонить. Все ясно? Выполняй!
Сухомлинов бросил уважительный взгляд на враз постаревшего начальника, кивнул и, развернувшись по-уставному, вышел из кабинета.
Глава десятая.
Всем хороша утренняя пробежка в лесу: и свежий воздух, и легкая прохладца, и тишина, прерываемая лишь птичьим пересвистом. Комары, правда, достают. Не укусами – к ним я, таежный житель, давно привык, а противным писком. Словно наждачкой по оголенным зубным нервам. Не отвлекаться! Вперед и только вперед.
Хорошо протоптанная тропинка – я не единственный бегун в лесу – петляет между деревьями, огибая валежник, оставшийся после разыгравшегося зимой урагана. Минуя прогалину, она резко изворачивается строго на север и выводит к элитному, охраняемому поселку. Хотя это как посмотреть. Оба въезда-выезда перекрыты наглухо – не то, что мышь, муравей не проползет, но окольными путями, одним из которых следую я, проникнуть на территорию не составит особых проблем.
Бегу размеренно, дыхание ровное – сказываются регулярные тренировки под руководством Марата. Весь прошедший год он гонял меня так, что я, с ужасом вспоминающий "учебку", возжелал в нее вернуться. Грязь, слякоть, дождь, снег, мороз – ничто не могло помешать издевательствам. К началу весны марш-бросок на тридцатник с полной выкладкой, казался уже легкой разминкой. Со стрельбой тоже добился определенных успехов – из "ворошиловского стрелка фуева" Марат выкинул последнее слово. Из любимых мной "Стрижа" или "Глока18С" на расстоянии пятьдесят метров попадал в десятирублевую монету. Не снайпер, конечно, но все равно неплохо.
Усилившийся пересвист привлек внимание. Поднимаю голову вверх – едва выглянувшее из-за горизонта солнце позолотило кроны деревьев. Бросаю взгляд на часы. Да, сегодня клиент запаздывает. За неделю это впервые. Но паниковать рано – до открытого пространства мне бежать еще минут пять. На крайний случай отложу акцию на завтра, хотя это и нежелательно. Примелькался я здесь. Не ровен час, кто и вспомнит.
После расстрела коллекторов, Марат увез меня в дачный поселок Снежный, где нас уже дожидался Остап. Старик встречал на крыльце двухэтажного бревенчатого загородного дома. Перекинувшись несколькими словами с напарником, Остап подошел ко мне и, положив руку на плечо, спросил:
– Ну что, Андрюша, утолил жажду мести?
Я пожал плечами. Чувство удовлетворения присутствовало, но не от мести. Нет. От выполнения работы. Вот именно – это работа и ничего более. И я знал, чем займусь дальше.
Остап, так и не дождавшись ответа, вошел в дом, кивком пригласив меня следовать за ним. Обстановка впечатляла – с первого взгляда вроде все просто, и даже где-то примитивно, но спустя какое-то время приходило понимания, что над внутренним убранством потрудился весьма талантливый дизайнер. Мебели необходимый минимум, но она расположена так, что кажется, будто больше и не надо. Несколько кресел, стол, диван. Плазменная панель, вмонтированная в стену. Подвесные потолки создавали обманчивое впечатление высоты. Пол ламинирован. Стены без обоев – только мореный кругляк, покрытый лаком. И самое главное – дом был живым. Он дышал, чувствовал, думал.
– Итак, Андрей, чем собираешься заняться дальше?– спросил Остап, расположившись в кресле-качалке.
– Хватит, дядя Ося. Я все прекрасно понимаю – время подумать у меня было. Ты ведь не просто так начал мне помогать – тебе что-то от меня нужно. А я привык отдавать долги. Правда, даже представить не могу, как именно, но, думаю, ты меня просветишь.
– Ну что ж, ты прав. Мне действительно нужен человек, которого сложно, если не невозможно, связать со мной. Для чего, я пока тебе не скажу, но поверь, не собираюсь использовать тебя в качестве пушечного мяса. Впрочем, ты можешь уйти – я не стану тебя ни к чему принуждать.
– Довольно. Я согласен.
– Хорошо. Жить будешь здесь – место глухое, соседи далековато. Выезжать в город не запрещаю, но и не советую – во всяком случае, пока не утихнет шумиха. Марат остается с тобой. Он будет тебя натаскивать, так что прошу слушать его как отца родного. На этом пока все. Иди, осмотрись.
И понеслась. Марат, недовольный моей физической формой, первым делом занялся ее улучшением. Сначала бег. Пять километров. После первой тысячи метров мне стало плохо, после второй вырвало, на третьей, думал, умру. Доплелся кое-как.
Дальше – больше. Из спортзала, оборудованного в подвале, я выползал на четырех конечностях и, не в силах добраться до спальни на втором этаже, с трудом затаскивал себя на диван, где, свернувшись калачиком, мечтал о скорой смерти. Увы, мечтам не суждено было сбыться. С раннего утра, а иногда и посреди ночи, Марат пинком сбрасывал меня с дивана и "умираловка" продолжалась.
Спустя месяц стало полегче, в смысле того, что я наконец-то смог добраться до спальни и завалиться на огромную кровать, а не ютиться на диване. Марат, видимо, оценил мой подвиг, и дал поспать подольше.
Ближе к зиме физподготовки стало меньше, зато добавились упражнения по стрельбе. В доме хранился нехилый такой арсенал. Было все, что стреляет, взрывается и горит. Я стрелял из всего, что подсовывал мне Марат – начиная от П.М. и заканчивая СВД. Из любого положения, стоя, сидя, лежа, в прыжке. Уходил перекатом с линии воображаемого огня, сбивал мишени. Вот тогда то и почувствовал какое-то породнение со "Стрижем" и "Глоком18С". Эти два пистолета стали вторым и третьим "я", моим продолжением и, даже, в какой-то степени мной. Когда я рассказал об этом Марату, он привычно хмыкнул, но одобрил мой выбор.
В начале весны пришло время экзамена. В одной из школ Красноярска от передоза умерли трое учеников старших классов. Две девушки и парень. Остап очень не любил наркотики, особенно на подконтрольной ему территории и поручил найти дилера. Распоряжение было выполнено практически мгновенно. Разговор с охранником школы, после которого тот надолго прописался сначала в реанимации, а затем в травматологии, вывел на торгаша. И этот последний стал моим "дембельским аккордом".
В тайге до хрена и больше глухих мест, бывает, что на тысячи километров вокруг нет ни следа прибывания человека. Вот в такой район и закинул нас Марат, дав два часа форы жертве.
Еле заметная, почти невидимая глазу, звериная тропа петляла по лесу. Я иду по ней, опытным взглядом охотника охватывая окружающую действительность. Не тороплюсь – городскому жителю не тягаться со мной. Он знает, что я иду за ним, боится, точнее, истекает ужасом, и мне это нравится. Ощущения власти над чужой жизнью окрыляет.
Всегда, сколько себя помню, относился к наркоманам с какой-то гадливой брезгливостью, но вот к наркоторговцам... Их я ненавидел самой жгучей ненавистью, наравне с насильниками. Воры, убийцы – их изредка еще можно понять, но торговцев дурью никогда. Набивать себе карманы, жировать за счет нечеловеческих страданий себе подобных – на такое способен только... черт, даже не могу подобрать слова.
Дичь пытается стать охотником. Я его не вижу, но чувствую – он где-то впереди. Недалеко, скорее всего, вон в том подлеске. Неплохое место для засады, его мне не миновать – справа непролазные дебри, слева обрыв. Соображает. Значит, не все мозги дурью засрал. А может и вообще не употребляет.
Достаю нож, единственное оружие, разрешенное Маратом, и ныряю в те самые дебри. Это для городского жителя они кажутся непроходимыми, охотнику же и не по таким порой приходится преследовать медведя или сохатого. Обхожу подлесок, замираю с подветренной стороны. Хоть и не зверь, но чувствую запах пота и слышу тяжелое дыхание. Он рядом, и не подозревает о моем присутствии. Мой ход.
Скользящими шагами, стараясь, чтобы под ногой не хрустнула ни одна ветка, смещаюсь немного влево. Вот теперь я его вижу. Грамотно подготовил засаду, поганец. В густом кустарнике, шагах в двадцати от меня и вполовину меньше до того места, где, если бы был городским лохом, должен был пройти я. По дороге подобрал здоровенный сук – врежь таким по голове и прощай мозги. Да, он попытался использовать единственный шанс. Я не позволил...
Марат подобрал меня за пятнадцать километров от того места. Прежде чем сесть в старенькую "Таврию", я открыл багажник и закинул в него мусорный пакет. Куратор бросил на меня взгляд и, ни слова не говоря, тронул машину с места.
А на следующий день голова того наркоторговца, в лучших традициях "Крестного отца", красовалась на кровати его босса. На соседней подушке. Но видимо тот не понял намек и вот я здесь. Занимаюсь пробежкой, спортсмен, блин.
Вот и клиент в сопровождении двух телохранителей. После предупреждения он из города перебрался в поселок и никуда не выходил без охраны. Надеялся, что это его убережет. Ну-ну, блажен, кто верует.
В первую нашу встречу, его "быки" положили меня мордой в землю и тщательно обшмонали. Затем поставили на ноги и, несколько раз ощутимо приложив по почкам, "вежливо" поинтересовались:
– Кто таков?
– Строитель я,– просипел, нисколько не имитируя боль.– Дорожник. Мы тут, неподалеку, трассу восстанавливаем.
– А че здесь забыл?
– Да я привык по утрам пробежки делать. Вот и сейчас, пока все еще спят, решил не нарушать режим. А что, нельзя?
– Здесь – нет, если здоровье дорого...
– Оставьте его,– вмешался разговор наркобарон.– Пусть бегает. Русский строитель – это редкий исчезающий вид. Его беречь надо, итак вокруг только турки, таджики да молдоване вьются,– и, довольно хохотнув, побежал дальше.
В течении недели я каждое утро встречался с ними в одном и том же месте, чтобы привыкли. Вот и сейчас, отойдя с тропы, я пропустил этих бегунов, кивнув старшему, словно старому знакомцу. Разумеется, он проигнорировал – еще бы, кто я для него? Обыкновенный работяга, чернь, практически нечеловек.
Едва они отдалились на несколько шагов, я выхватил из-под потертой спортивной куртки с надписью "Abidas" ПСС "Вул". Выстрел. Один охранник, словно споткнувшись, заваливается. Через доли секунды рядом ложится второй. И все это в полной тишине.
Не знаю, откуда Марат достает подобные игрушки. Насколько мне известно, пистолеты подобного типа предназначены для спецслужб. Плюс, чертовски дороги. Непростой человек мой куратор, ох непростой.
– Что происходит?– посеревшее лицо наркобарона исказилось от ужаса.– Кто ты?
– Тебя предупреждали?– по-еврейски, вопросом на вопрос ответил я.– Ты не понял.
Хлопок. Труп.
Уже собираюсь в обратный путь, но тут из кустов выходит Марат. Кидаю на него вопросительный взгляд.
– И что уставился?– как всегда недовольно ворчит он.– Похвалы ждешь? А вот хрен тебе! На троечку. С минусом.
– Что опять не так?
– Сколько раз можно говорить – хочешь убить наверняка, стреляй в голову. Это тебе не голливудская поделка: после такого не выживают. А ты?
– А что я? Это же спец патрон. С двадцати шагов бронежилет пробивает.
– Второго класса, понимаешь, второго. А если бы... эх,– Марат машет рукой.– Ладно, позже устроим разбор полетов. Все?
Я киваю.
– Тогда бегом к машине, нечего здесь отсвечивать.
И, развернувшись, припустил к трассе...
Глава одиннадцатая.
Марат высадил меня возле дома и отправился в город – Остап вызывал. Я поднялся по ступенькам, потоптался немного на пороге и вошел внутрь. Вот я и дома. Хотя нет: это жилище так и не стало для меня настоящим домом, скорее временным пристанищем.
Скинув с себя куртку и обувь и включив кофеварку, я поднялся в спальню. Она все еще была там. Спала на животе, выставив на обзор круглую, упругую попку с родинкой на левой ягодице. Одна рука под головой, вторая на подушке, еще сохранившей отпечаток моей головы. Вытянутые ноги лежат крест-накрест. И вновь, как вчера вечером, мне показалось знакомым лицо этой шлюхи, как будто я с ней встречался раньше, только не могу вспомнить где. Хотя, скорее всего, это самообман – в каждой встречной женщине вижу свою жену. Даже в такой.
После того, как меня поселили в этот дом, я не был обделен женской лаской. Нет, Марат внял просьбе и больше проституток не отправлял – сам неплохо справлялся. И не только профессионалки, бывали и просто легкодоступные девицы. Толстые и худые, красивые и не очень, с большой грудью и практически без оной. Без толку. Все сводилось к чисто механическому сексу с одной лишь целью – сбросить напряжение. Об удовольствии речь даже не шла. А ведь когда был женат, счастлив и влюблен нет-нет, да и засматривался на стройненькие ножки или натянувшую тоненькую ткань маечки грудь проходивших мимо представительниц прекрасного пола. Не с вожделением – любуясь, словно произведением искусства, за что не единожды получал шутливый тычок локотком под ребра.
Скоро год, как я барахтаюсь в этой темной, неподвижной воде. Все эти тренировки занимали только тело и разум, сердце же продолжало болеть. И совесть...
*****
– Ну, что за слезы?– я сажусь рядом и прижимаю к себе ее голову.
– Опять матери звонили,– шепчет она.– Орала.
– Блин, и какая сволочь дала им ее номер телефона?!– в раздражении бью кулаком по колену.– Не твоя "дорогая" тетушка?
– Как? И зачем ей это?
– Насчет как – это просто. Ты скоро уже месяц в отпуске, в доме ремонт, телефон отключен. Скорее всего, нам не смогли дозвониться, поэтому попробовали застать тебя на работе. Трубку сняла твоя тетя, глава, мать ее, администрации и она же надиктовала номер твоей "ласковой" мамы.
Ну а насчет зачем – совсем уж элементарно. Ты же знаешь свою тетушку. Для нее удовольствие нагадить кому бы то ни было. И неважно кому – чужому человеку или родной племяннице. А будучи в курсе вздорного характера твоей матушки, она прекрасно осознавала последствия.
– Когда, ну когда они все оставят меня в покое?!– рыдания усилились.– Чем я им помешала? Я устала. Лучше умереть!
– Умереть? Что ты несешь?!– вскакиваю с кровати.– Хватит нести чушь! Умереть! А как же я? Тебе наплевать? Выкинь эти мысли из головы немедленно! И запомни: тебя не оставят в покое, пока не дашь отпор. Пошли их всех, защити себя.
– Я боюсь их!– жена прячет лицо в ладонях.– Боюсь. Они с детства надо мной издевались.
– И сколько ты собираешься бояться?– кричу я.– Всю жизнь? Мне надоело изо дня в день слышать одно и то же. Мама то сказала, мама это, а вот тетя решила так. Хватит! Неужели ты так до сих пор и не поняла, что это разрушило твой первый брак? И разрушает второй? Я устал! Сколько можно?! Или мы живем своей семьей, или... к черту!
И, отвернувшись, выбегаю из дома, хлопнув дверью...
*****
Девица, видимо почувствовав мой взгляд, просыпается. Смотрит на меня, слегка прищурив глаза от бьющего в распахнутое окно солнечного света. Потягивается.
– Что, милый, хочешь продолжения?– мурлычет она.
Отрицательно качаю головой и киваю на валяющуюся в беспорядке одежду.
– Одевайся.
Ни мало не смущаясь собственной наготы, (хотя какого смущения можно ожидать от шлюхи?), но и не кокетничая, девица поднимается с кровати и не торопясь натягивает трусики, следом платье. Сейчас, без того слоя косметики, в ней тяжело признать профессионалку – так, обычная девушка, возможно даже студентка. И что ее потянуло заняться проституцией? Хотя какая разница, мне все равно.
– В туалет сходить позволишь, или сразу выставишь за дверь?– спрашивает она.
– Можешь даже кофе выпить,– отвечаю.– Денег на электричку дать?
