Текст книги "Предел терпения"
Автор книги: Алексей Королёв
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
Отключил телефон и, открыв окно, выбросил под колеса проезжающего мимо грузовика. Шанс невелик, что могут отследить, но все-таки есть. Так что лучше перебдеть, да и не понадобится он мне больше – звонить банкиру я не собираюсь.
Вот и просёлочная дорога, почти заросшая травой – значит, пользуются редко. Неподалёку, за полем, над которым с душераздирающим карканьем, кружат воронье, виднеется лес. Хорошее место, чтобы... умереть. Я бросил взгляд в зеркало заднего вида на сидящего сзади волчонка. Нет ни жалости, ни даже колебаний. Только твёрдая уверенность в правильности происходящего.
Я словно наяву слышу наполненные праведным гневом и ужасом возгласы, исторгаемые сотнями, тысячами, миллионами глоток: да ты зверь, животное, которое надо уничтожать без жалости. Да, я это слышу, потому что и сам бы кричал подобное ещё несколько месяцев тому назад. Но все изменилось, в том числе и мои взгляды на жизнь. Сейчас, глядя на этого шестнадцатилетнего пацана, по сути, ещё ребёнка, я вижу совсем не то, что все прочие. Я вижу, каким он станет через несколько лет и понимаю, что сорную траву надо вырывать с корнем, чтобы не мешала всходам.
Углубившись в лес, чтобы не было видно с дороги, я остановил машину и, не оборачиваясь, сказал:
– Выходи!
Парень вылез и замер возле дверцы. Я вышел следом и нащупал в кармане куртки "Стечкина".
– В ту сторону, – кивнул головой я. – Там избушка, в ней и подождёшь, пока твой отец или его люди за тобой приедут. Иди.
Пацан повернулся ко мне спиной, сделал шаг, другой. Я вытащил из кармана пистолет, глухо прозвучал выстрел. На белоснежной рубашке набухло и начало расползаться кровавое пятно. Сын банкира нелепо взмахнул руками и повалился лицом вниз. Агония сотрясала его тело, словно неопытный кукловод забавлялся с марионеткой. Спустя несколько секунд, когда он замер, я подхватил подмышки и, сдерживая рвотные позывы, оттащил подальше в лес, присыпал ветками и прошлогодней листвой. Хреновенький схрон, но мне большего и не требуется. Главное, чтобы его не нашли до завтрашнего утра.
Вернувшись к машине, я кое-как развернулся и отправился назад, в город.
Глава шестая.
... Едут. Наконец-то. Слегка дрожащей рукой, я открываю дверцу машины и выхожу под ливень. Сквозь льющиеся сплошным потоком струи едва различимы два автомобиля. Первым следует джип с охраной, следом седан Audi A6 сборки прошлого года. Откуда знаю? Эти несколько дней, пока решались вопросы с оружием, я не спускал глаз с семьи Горгелидзе, составляя график передвижения, количество охраны и прочие необходимые мелочи. Разумеется, не в одиночку, в паре с Володей, но суть от этого не меняется.
Достаю "Аглень" и далее по инструкции: устанавливаю на плечо, поворачиваю мушку вверх до упора. Готово. Выдергиваю чеку и поднимаю предохранительную стойку. Целюсь. Дождь хоть и мешает, но недостаточно – Audi виден хорошо. Осталось только нажать на "шептало".
Не могу. Черт побери, я не могу – все это слишком просто. Я хочу, чтобы он страдал, мучился, как и я, хотя и понимаю, что это невозможно. Не способны такие на долгие страдания. Подумаешь, жена с сыном сдохли, что из этого? Главное, сам живой, а бабу найти, да детей наделать не проблема. Таким, как он не понять, что значит остаться одиноким, лишиться в одночасье смысла жизни, любви, счастья. И именно поэтому они не должны жить.
Перед мысленным взором мелькает улыбающееся лицо, ладонь нежно гладит меня по щеке, упругое тело, страстно прижимающееся ко мне. А затем синева губ, лопнувшие сосуды в глазах, мертвенный холод рук.
Суки!!! Сдохните!!!
Рычаг пошел вниз.
Audi подбрасывает вверх. Совсем не высоко, в отличие от голливудских фильмов. Опускается назад, на колеса, продолжая гореть. Машина охраны скользит по залитой дождём дороге – видимо водитель слишком сильно ударил по тормозам. Я роняю "Аглень", склоняюсь к машине и вытаскиваю "Вал". Отличное оружие, а СП-6 прошивает бронированные стекла, как туалетную бумагу. Прижимаю приклад к плечу, сквозь оптический прицел высматриваю охранников в почти остановившемся "джипе". Выстрел... Ещё... Ещё... Обойма пуста, а я продолжаю нажимать на курок. Хочу продолжения. Хочу видеть, как пули взрывают головы, выплёскивая кровь и мозги. Мне это НРАВИТСЯ!
Визг тормозов. Из остановившейся рядом старенькой "хонды" выпрыгивает Марат, хватает меня за шиворот и закидывает в салон.
– Ты что творишь, придурок?!– кричит он, срывая машину с места.– Сказано было: отстрелялся и сваливай. А ты замер и любуешься "красотами". Ждешь, когда свидетели в подробностях рассмотрят? Или приезда ментов? Ты хоть понимаешь, что за тебя Остап мне жопу разорвет?
Молчу. Не потому, что сказать нечего – просто не хочу. Адреналин потихоньку уходит, оставляя после себя ставшую привычной пустоту. Не ужас от содеянного, не раскаяние – опустошение. Откидываюсь на спинку сидения и закрываю глаза. С первой целью покончено, осталось дождаться, пока Марат соберет информацию по второй. Кстати...
– А ты откуда появился?– спрашиваю я.– Дядя Ося отправил присмотреть?
– Нет, бля, мимо проезжал,– огрызнулся Марат.– У Остапа на тебя виды, вот и велел подстраховать. Как знал, что дров наломать можешь. И ведь почти наломал!
– Заклинило меня,– не вдаваясь в подробности, вяло отмахиваюсь я.– В первый раз, с непривычки.
– Да при чем здесь это?!– вновь взвился Марат.– Я когда увидел, КАК ты собираешься стрелять, едва подавил желание схватить что-нибудь тяжелое и уе...ть тебе по голове! Ума не приложу, как ты попасть то умудрился. Да и с охраной намудрил. Двадцать патронов потратил на троих "быков" и водителя. Ворошиловский стрелок фуев!
– Из военных что ли?– интересуюсь я.
– Да пошел ты на ...!– подробный адрес, выученный еще во времена срочной службы, не требовал уточнения.
Я вновь закрыл глаза, пытаясь вспомнить, что же упустил. Спустя несколько секунд вспомнил и, повернувшись к Марату, произнес:
– А как же "копейка" дедова? Вернуть бы надо.
Марат посмотрел на меня как на клинического идиота и еще сильней придавил педаль газа.
"Сегодня, на Октябрьском мосту из гранатомета был обстрелян автомобиль генерального директора "V-экспресс банка" господина Горгелидзе Валерия Михайловича. Так же был обстрелян джип охраны. Выживших нет. Из достоверных источников нам стало известно, что основная версия произошедшего – профессиональная деятельность погибшего. С недавнего времени банк испытывал финансовые проблемы и, вероятно, это и послужило одной из причин...
Из газеты "Красноярский труженик"
– Да, выкинул ты номер,– Остап, выслушав "доклад" Марата, бросил на меня тяжелый взгляд.– Ведь знал же, что...
И внезапно сорвался на крик:
– Ты что, ох...ел?! Подставить меня решил?! Ведь спрашивал тебя, не передумал? "Нет, дядя Ося, за жену отомщу",– передразнил он.– И что? Ладно бы сам спалился, сопливого дурака не жалко, но ведь и мне неприятностей мог подкинуть. Все, на хер, хватит. Сегодня же вечером отваливаешь домой.
– Нет,– спокойно произнес я.
– Что значит, нет?
– То и значит. Да, накосячил. Да, без Марата вряд ли бы ушел, но ведь за этим ты его и отправил, меня не предупредив. Чтобы не облажался. И как бы то ни было, я все сделал. И гендиректора завалил, и охрану. Свидетелей нет, следов не оставил, так что подобраться ко мне никто не сможет. Во всяком случае, пока. А мне и надо то еще несколько дней – коллекторов зачистить.
– Зачистить. Слов нахватался, бля. Смотри, как бы тебя не "зачистили". И как ты, интересно, собираешься это сделать? Так же, как на мосту? А может, будет лучше прямо сейчас тебе пулю в лоб пустить, да в Качу? Чтоб сам не мучался и нам неприятностей не доставлял, а?
– Может и лучше,– пожал плечами. Мне и правда, было все равно.– Или отпусти меня – дай самому разобраться, раз уж помочь не хочешь.
Я развернулся и направился к выходу. Некого винить и Остапа в том числе. И даже не удивлюсь, если сейчас пуля того же Марата разнесет затылок. Заслужил.
– А ну сядь!– хлыстом ударил голос Остапа.– Ишь ты, сам он разберется. Как, не просветишь? К совести взывать будешь, чтоб, значит, совершили массовое самоубийство? Сядь, я сказал!
Двигаясь словно сомнамбула, вернулся к столу. Сел. Марат поставил передо мной стопку водки. Выпил, не почувствовав вкуса – то ли водка хороша, то ли чувства атрофировались. Достал из пачки, лежащей на столе, сигарету. Закурил.
– Другое дело,– Остап одобрительно кивнул.– И хватит вести себя словно целка. Поставил цель – иди до конца, иначе какой ты на хрен мужик? Так, говно в проруби. А по коллекторам информация уже собрана. Марат!
– Фирма занимает две комнаты на первом этаже обычного жилого дома. Штат – семь сотрудников плюс охранник. Ежедневно, в три часа все собираются в одной комнате на послеобеденное чаепитие. Лучшего времени нанести удар трудно себе представить. Правда, в здании ведется круглосуточное видеонаблюдение, но это решаемо. Осталось дождаться, пока наш "киллер" будет готов совершить праведную месть,– с издевкой закончил он.
Я не поддался на подначку, осознавая, что мой ангел-хранитель прав на сто процентов. Кинул взгляд на дядю Осю, спросил:
– А оружие?
Остап кивком головы подозвал стоящего в коридоре здоровенного, Валуев нервно курит в сторонке, парня. Тот приблизился, раскачиваясь словно медведь, достал из объемной спортивной сумки что-то, завернутое в промасленную бумагу и протянул мне.
– Держи. То, что доктор прописал для стрельбы в замкнутом помещении.
Я развернул сверток и взял в руки дробовик РМБ-93. Да, неплохое оружие. Разработано специально для ментов. Магазин на семь патронов, перезаряжается движением цевья вперед-назад. Складной приклад. Жахнешь картечью в упор, и ни один хирург не поможет.
– Нравиться?– ухмыльнулся Остап.– Иди, побудь в комнате. Попривыкни к ружью. А мне с ребятами поговорить надо о делах, которые не имеют к тебе отношения.
Я встал и направился к выходу из кухни.
– И еще одно: не роняй больше гитару. Она и так старая, сломаешь еще. А для меня она память.
Не оборачиваясь, кивнул и покинул "благородное" общество.
Глава седьмая.
После ухода Андрея на кухне ненадолго воцарилась тишина. Остап с самым безмятежным видом пил чай из высокой фарфоровой кружки, Марат, стоя у окна, сжимал и разжимал кулаки, пытаясь справиться с раздражением. Наконец не выдержал.
– Какого хрена, Остап, ты возишься с этим малахольным?– обманчиво-спокойным голосом спросил он.– Что-то я раньше не замечал за тобой подобного альтруизма. Или я чего-то не знаю?
– А в то, что просто хочу помочь парню ты, значит, не веришь?– от оскала Остапа у многих людей кровь покрывалась коркой льда, но только не у Марата – его вообще сложно испугать.– Ну-ну. И в замаливание грехов, как я понимаю, тоже? Тогда так – он мне нужен.
– Зачем? Ради всего святого, зачем?
– Он – глина. Пластилин. Бери в руки и лепи, что хочешь. Хоть святого отшельника, хоть идеального убийцу. Мне нужен маньяк, которому нет никакой разницы, кого лишить жизни.
– Его баба вздернулась как раз вовремя,– продолжил Остап.– Грех этим не воспользоваться. Своей выходкой она его надломила, наша задача – сломать до конца. Точнее, твоя задача. Будешь обучать его всему, что знаешь и умеешь сам, попутно опуская все ниже на дно. Пусть он возненавидит себя самой лютой ненавистью.
– Перегорит рано или поздно,– флегматично заметил Марат.
– Да и х... с ним, лишь бы выполнил задачу. Все равно дальше он нам будет не только бесполезен, но и опасен. И ты проследишь, чтобы он не причинил нам неприятностей. Иначе спрошу.
– А ты не зарываешься?– теперь уже оскалился Марат.– Мне кажется, или ты и вправду забыл, что разговариваешь не с одной из своих "шестерок"? А может напомнить, благодаря кому все еще коптишь небо? Не вынуждай меня.
– Ладно, померялись херами, и будет,– Остап примирительно поднял руку.– И все-таки сделай то, о чем прошу. Мы в одном корыте и на дно уйдем вместе, если что пойдет не так.
Марат кивнул и вновь отвернулся к окну, а Остап, откинувшись на спинку стула и закрыв глаза, погрузился в воспоминания...
Вечер был в самом разгаре. Остап, в компании двух охранников и грудастой девицы по имени Катька (он не любил все эти Кэтрин), которая с упоением елозила по его коленям аппетитной попкой, вызывая внизу живота сладкую истому, праздновал победу. После непродолжительной "войны" Бычара, наконец, сдался и уступил ему практически за бесценок два стрип-бара и ресторан японской кухни, приносящие ощутимый доход. Слабина, которую дал враг, грела душу тщеславного старика. Остап налил себе еще коньяка, выпил, ладонь нырнула под платье и с силой сжала упругую грудь. Катька вскрикнула от боли и попыталась вырваться.
– Не трепыхайся, бл...дь! Терпи, за то тебе деньги плачены.
Катька замерла, боясь пошевелиться. Среди девочек давно ходили слухи о порой чрезмерных, садистских наклонностях Остапа. Во время секса он, бывало, вытворял такое, что у опытных "жриц любви" не хватало слов, чтобы описать. Они только бледнели и замолкали в ужасе. Но деньги... Возможность вырваться... Они заслоняли страх.
Еле слышно проскрежетал ключ в замке, входная дверь приоткрылась, и в комнату просочился невысокий, худощавый парень лет двадцати пяти. Сразу повеяло опасностью. Почему? Его внешний вид, а каждый из двоих охранников был как минимум на голову выше и в полтора раза шире пришельца, не мог вызвать подобного чувства. Остапу понадобилось меньше секунды, чтобы разобраться, в чем дело.
Глаза. Небесно-голубые, холодные, словно смерть, смотрели отстраненно и даже равнодушно. Так смотрит сытый лев на пробегающую мимо антилопу – пока я сыт, живи.
Охранники отреагировали молниеносно. Один переместился, закрывая собой шефа, рука второго нырнула под пиджак за пистолетом, но незнакомец действовал еще быстрее. Почти незаметным глазу движением, он переместился вплотную к охраннику. Открытой ладонью левой руки нанес удар в нос, правой в челюсть и тут же, едва противник нагнулся, подпрыгнул и добавил локтем сверху. Хруст сломанной ключицы был едва слышен. Охранник не успел осесть на пол, как у парня в руках, словно по волшебству, возникли два пистолета. Один смотрел в сторону второго "быка", так и не успевшего вытащить оружие, второй уставился прямо в переносицу Остапа.
– Тихо, тихо,– прошелестел неестественно спокойный голос.– Не стоит дергаться. Не торопясь достань пистолет и аккуратно положи его на пол... Я сказал – положи, а не брось!.. Вот и умница. А теперь отойди к стене... Хорошо. Продолжай в том же духе и мы, возможно, поладим.
– Да кто ты такой?!– взорвался Остап, не снимая девицу с коленей.– Ты хоть понимаешь, сявка, на кого руку поднял? Я ж тебя, сука, в цемент закатаю на раз...
– Спокойно, дедуля, в вашем возрасте опасно так нервничать. Давайте все вместе успокоимся и продолжим наш разговор в более мирном ключе.
– И о чем нам с тобой разговаривать? О погоде, о коньяке, о телках с большими сиськами? Выбирай тему.
– Думаю, о двадцать седьмом января восемьдесят восьмого года подойдет больше.
Лицо Остапа словно одеревенело. Так вот откуда ветер дует. А ведь он уже начал забывать.
– Так, шалава, вали отсюда,– срывая голос, рявкнул он, отталкивая Катьку.– Проваливай, я сказал. А ты,– это уже охраннику.– отлипай от стены, хватай своего дружка и вон с моих глаз. Завтра с вами погуторю.
Дождавшись, пока все уйдут, старик поудобнее устроился в кресле, и, выпив коньяк, постарался привести мысли в порядок. Прошлое, которому, казалось бы, больше нет места в его жизни, все-таки вернулось. И как же не вовремя!
– Ну что ж, присаживайся,– Остап указал гостю на кресло напротив.– И что ты хочешь мне сказать?
– Да ничего особенного, просто пришла пора возвращать долги.
– Долги? Кому, тебе?
– Скажем так, я представляю Организацию, с которой вы заключили соглашение о сотрудничестве в упомянутую мной дату. Значит и мне тоже.
– А я думал, что КГБ прекратил свое существование еще в начале девяностых.
– Вы ошибались,– молодой человек ухмыльнулся, по-хозяйски развалившись в кресле.– Впрочем, как и остальные. Мы, как Ленин, живее всех живых. Но к делу: возникла потребность в ваших услугах.
– И что я должен делать?– ровным голосом поинтересовался Остап.
– Ничего особенного, продолжать жить по-прежнему, но изредка выполнять поручения Организации, передаваемые через меня. Я, разумеется, остаюсь при вас, в качестве, скажем, приближенного лица. Самого приближенного. И тогда прошлое для всех так и останется в прошлом.
Остап согласился. А что ему еще оставалось делать? С тех пор Марат так и оставался при нем, о чем старик ни разу не пожалел...
Ладно, хватит воспоминаний. Остап хлопнул ладонями по коленям и поднялся.
– Пошли, пройдемся,– бросил он Марату.– Оставим нашего друга в одиночестве – пусть отдохнет. А вечером отправь ему телку.
– Какая телка? Он до сих пор по усопшей жене страдает. Ты думаешь, ему сейчас до баб?
– А ты зашли Мальвину – она и мертвого расшевелит. А зная его, я уверен – после траха душевные терзания обеспечены. Иного нам пока и не надо.
И, с дьявольской улыбкой на лице, Остап, в сопровождении Марата, покинул квартиру.
Глава восьмая.
Наш бренный мир задуман Им,
Как царство света и покоя.
Наш мир и должен быть таким,
Но где вы видели такое?
Любому в душу наплюют,
Не пощадив заслуг и судеб.
Тут и ограбят и убьют,
И оболгут, и обессудят!
Не подадут, не пощадят,
Не гроб земли не бросят горсти.
Друг друга поедом едят,
Хрустя, обгладывают кости.
Своих детей едят отцы,
Творцы себя съедают сами.
По свету бродят мертвецы,
С такими добрыми глазами.
(Король и Шут. Хор нищих.)
Зло ушло из нашего мира. Нет, не так – потеряло очертания, размылось, растворилось в бытии. И вот оно уже совсем не то, чем казалось ещё десятилетия назад. И уже не зло это, скорее норма жизни. Той самой, которая погружает нас всех все глубже в нечистоты, и если было время, когда мы были в них по щиколотки (сложно, практически невозможно оставаться чистеньким), то сейчас погрузились по ноздри, с упоением глотая.
Практически в каждом доме, в каждой квартире, каждый вечер ведутся те самые "кухонные разговоры". Что в стране всё плохо, что все беды пришли с загнивающего Запада. Ой, ли? Нас что, за горло хватали, заставляя принимать с восторгом чужие ценности? Да и ещё, по своей исконно русской привычке, изгваздать то немногое хорошее, что просочилось по недоразумению. Так в чем вина Запада? Не лучше ли поискать недостатки в самих себе? А зачем?
В стране плохо. Кто же спорит, вот только одними разговорами положение не исправить. Действовать не пробовали? И опять же: зачем? Да и не желает никто, времени нет, ведь с утра на работу – кушать то хочется, жена новую шубку требует, ребёнок вечно хнычет: ему то же что-то надо. И потом – вождя нет, за которым хотелось бы пойти. Вот как только появится, так мы сразу, всем скопом и ух! держись, вражина! Всех сметём, разрушим это царство беззакония и построим, наконец, социализм.
Ага, щас! Никто и пальцем не шевельнёт. Сейчас хоть и плохо, но стабильно плохо, а что будет, если вдруг решатся действовать, ещё неизвестно. Так что лучше копошиться в нечистотах, кое-как выживая, попутно поругивая власть и чувствуя себя этаким революционером, чем окунуться в неизвестность. Оно спокойнее.
А сколько криков вокруг! Да мы, да нас, не допустим, не позволим! Чушь! Если уже на святое наплевали, если кто не понял, я о ветеранах, то возникает весьма закономерный вопрос: а вправе ли такой народ вообще существовать. Помню, несколько лет назад наш гарант повелел одарить ветеранов автомобилями "Жигули". Молодец! Браво! Брависсимо!!! Лучше бы пенсию положил достойную, урод! Но не в этом дело, точнее, не совсем в этом. Один восьмидесятилетний старичок, ветеран, на груди полный иконостас, как раз перед этим лишился квартиры. Поощряемые бездействием нашего правительства риэлторы постарались. И больше года этот героический дед прожил в тех самых, презентованных "Жигулях". И осень, и зиму, и весну. И это в центре города, на глазах у всех. Но ни один человек не оказал помощи. Молчу уже про чиновников, с ними и так все ясно, но простые люди, бывшие некогда соседями, проходили мимо и совесть даже не смогла их заставить отпустить стыдливо глаза. Как будто так все и должно быть.
(Реальный факт. Если кто не верит, предлагаю полазить по интернету. После того, как старик заболел, история получила широкую огласку).
И опять же: вправе ли такой народ существовать? Или он заслуживает того, что имеет, или того, кто его имеет? Я не коммунист, но случись подобное в Союзе, головы бы полетели на хрен. А если точнее, то подобного случиться просто не могло, так как в чести ещё были гордость, честь, уважение, память. И где это все? Вытравилось за четверть века. Точнее вытравили, сами, а не мифические происки Запада.
Сдох русский народ, вымер, словно мамонты, одно название осталось. Да я и сам был таким, был, покуда это дерьмо не коснулось меня лично. Так что я нисколько не лучше и не хуже остальных. Точно такой же. Существовал, точно шакал, питающийся падалью, жрал, пил, срал, трахался. Опустился до скотского уровня и в ус не дул. Но теперь... Меня разбудили. А остальных?
Я прекрасно понимаю, что объявленная мной война не вызовет горячего отклика. В лучшем случае, дальше пресловутых "кухонных разговоров" дело не пойдёт. А то и вычеркнут из памяти – какой смысл волноваться, ведь, как известно, нервные клетки не восстанавливаются. Хотя, скорее всего, возненавидят, как возмутителя спокойствия. Никому не хочется перемен, точнее хочется, но непременно к лучшему, без потрясений и, а как иначе, без усилий.
Нет, я не претендую на роль вождя, упаси бог, не считаю себя и революционером. Меня не прельщает клич: "Мы наш, мы новый мир построим". Если честно, мне плевать на мир, на страну, на народ, я жажду исключительно мести, а к чему это приведёт, мне все равно. Возжелает народ подняться – флаг в руки, нет – это его проблемы.
А как же любовь к Родине? Она есть, причём не меньше, чем у прочих, но при этом я прекрасно осознаю, что, как бы банально это не звучало, насильно мил не будешь. Либо сами, либо идите в задницу – третьего не дано. Повторюсь, мне безразлично, что будет со страной. Моя цель – месть и ничего более.
Все, кого я казнил и кого ещё предстоит, причинили боль мне лично, пусть даже они никогда не слышали ни обо мне, ни о моей жене. Банкиры виновны в том, что практика "доения" стала нормой и абсолютно не важно, с кого это началось – главное, что продолжилось. Не захотели жить честно – значит, умрут, столько, скольких смогу достать. Со следователями прокуратуры, как и с прочими правоохранителями, та же история – мздоимство у них в крови и ничем, кроме как пулей, его оттуда не выкорчевать.
Одно могу сказать совершенно точно: не я эту войну начал и не мне ее завершать. Я буду биться до последнего. Не до победы – она невозможна, но до конца. Каким бы он ни был...
Виктор Зинчук "Не возвратить".
Мелодия плавно течет по комнате и, отражаясь от стен, выплывает в распахнутое настежь окно, где ее подхватывает ветер, унося все дальше в вечерний полумрак. Я лежу на кровати, заложив руки за голову, уставившись в потолок, еле освещенный светом дисплея музыкального центра. На меня навалилась апатия, как будто душ, вместе с грязью, смыл оставшуюся энергию...
Медленно-медленно открывается дверь и в комнату входит ОНА. Живая, со слегка грустной улыбкой на лице. Вьющиеся волосы рассыпались по обнаженным плечам – на ней тот самый сарафан, который я с таким трудом уговорил купить. На ножках синие туфельки. Год назад мы приезжали в Красноярск. В первый же день находились до того, что к вечеру она, непривычная к каблукам, не могла больше сделать ни шагу. Еле успев до закрытия, я прибежал в магазин и купил ей новую обувь – легкую, удобную. Это был первый подарок, принятый ею без возражений.
– Здравствуй, Малыш,– я пытаюсь подняться с кровати, но не могу.– Ты вернулась!
– Андрюша, что ты творишь?– спрашивает она, укоризненно качая головой.
– Ты о чем?
– Зачем вся эта кровь? За что ты убил этих людей?
– За что? Они отняли тебя, обрекли на муки. Я помню твое лицо – оно каждый раз передо мной, стоит только закрыть глаза. Я знаю, что ты страдала. Боюсь даже представить насколько сильно, но знаю. И после этого я должен их простить?!
– А не за что прощать. Я сама совершила глупость.
– Так отмени ее! Вернись! Пусть все окажется страшным сном!
– Нет, зайка, поздно. Отсюда не возвращаются. Я пришла попросить тебя остановиться. Хватит убивать – мне больно видеть, как ты себя губишь. Уезжай куда-нибудь, начни новую жизнь, стань счастливым. Я знаю – ты меня никогда не забудешь, но это не значит, что ты должен всю жизнь страдать. А сейчас извини, мне пора. К тебе пришли.
Я хочу закричать, остановить ее, но не успеваю – она уходит. Сбросив оцепенение, сажусь на кровати. Так это был просто сон? Не может быть. Я же ясно ее видел, чувствовал присутствие, а в комнате, несмотря на распахнутое окно, до сих пор витает ее запах...
Хлопнула входная дверь. Остап пожаловал или кто-то из его подручных. Как не вовремя! Одеться что ли? Нет желания. Конечно, встречать гостей в трусах дурной тон, но мне плевать. И с кровати я не встану – не хочу.
Дверь открылась, и в комнату ворвались ароматы дорогого парфюма, перебивая запах любимой женщины. На пороге замерла высокая, стройная девица, броский макияж которой, вкупе с откровенной одеждой, недвусмысленно давали понять о роде занятий. И у кого, интересно, хватило ума отправить ко мне шлюху? Остап или Марат? Скорее первое.
– Заблудилась?– грубо бросил я.
– Нет, я пришла, куда надо,– томным голосом промурлыкала она.– Ты ведь Андрей?
– Допустим.
– И штаны спустим!– жеманно хихикнула она.– Меня к тебе отправили. Говорят, здесь мальчик, нуждающийся в утешении и ласке.
– Они ошиблись. Я ни в чем не нуждаюсь и меньше всего в твоем обществе.
Девушка слегка повела плечами и вот платье соскальзывает к ногам, выпуская на волю высокую, упругую грудь как минимум третьего, а то и четвертого размера. Танцующей походкой приближается ко мне вплотную, ее ладонь ложится мне на живот, затем соскальзывает ниже.
– А ты уверен? Кстати, меня зовут Мальвина.
Девица опустилась на колени, сдернула с меня трусы, шаловливо улыбнулась.
– Да ты уже готов, милый,– прокомментировала она.
Вытащила из сумочки презерватив, надорвала упаковку, и, запихав его в рот, склонила голову к моему члену. Обхватила губами и медленно натянула "резинового друга". Умелая тварь! Сразу видно – опыта ей не занимать. Губы все плотней обхватывали плоть, голова убыстряла движения, но мне этого было мало. Откуда-то изнутри начал вырываться зверь, о существовании которого я и не подозревал. И этот зверь желал властвовать, унижать, порабощать.
Я положил ладонь на затылок Мальвины и с силой надавил.
– Глубже, сучка! Глотай!
И она повиновалась. Заглатывала, сжимая плоть горлом, отпускала и вновь заглатывала. Я, почувствовав, что скоро изольюсь, вытащил член, сдернул презерватив и запихал обратно до самого конца. Взрыв. Семя брызнуло в горло, девушка начала давиться, но я не ослаблял нажим. Зверю понравилась власть и унижение.
Наконец Мальвина освободилась и, стоя на коленях, подняла голову и посмотрела на меня. Этот взгляд, полный незаслуженной обиды, должен был остановить, вернуть назад, в человеческий облик, но зверь вырвался на волю. Во мне бушевало бешенство.
Схватил девушку за плечи, поднял, развернул и одним резким движением ворвался внутрь. Она вскрикнула от боли, но я не остановился, наоборот, вошел еще глубже. И еще... Еще... ЕЩЕ! Это был не секс – долбежка, изнасилование, называйте, как хотите. Зверь упивался беспомощностью жертвы...
А потом я, обессилев, отступил от поскуливающей Мальвины, опустился на кровать и, склонив голову к коленям, спрятал лицо в ладонях. Господи, что со мной происходит? Откуда во мне эта тьма? Неужели она всегда жила где-то глубоко внутри, ожидая возможности вырваться на волю? Кем я стал? Убийцей. Насильником. Я погружаюсь все глубже и до дна осталось совсем немного.
Я поднял голову и бросил взгляд на лежащую в позе зародыша девушку. Лицо ее было закрыто волосами, но я видел, что она плачет – плечи мелко сотрясались. На нежной, едва загорелой коже явственно проступили следы моих пальцев. Почувствовав мой взгляд, она повернула ко мне заплаканное лицо. Слезы вперемешку с тушью стекали по щекам, оставляя грязно-синие дорожки, помада размазалась.
– Уходи,– прошептал я, не в силах смотреть на дело своих рук.– Убирайся. Пошла вон отсюда. ВОН!!!
Трясущимися руками Мальвина с трудом натянула платье и выскочила из комнаты. Хлопнула входная дверь.
Ушла.
Я поднялся с кровати и, не обращая внимания на собственную наготу, подошел к стене и уперся в нее лбом. Я – умер. Это конец. Теперь действительно возврата нет. Совсем. И да гореть мне в аду!..
Мальвина, стоя перед Маратом, с жадностью пересчитывала деньги. Приличная сумма, много больше, чем обычно. Эх, почаще бы такие клиенты попадались: глядишь, и удалось бы вырваться.
– Как всё прошло? – спросил Марат, когда она прятала деньги в сумочку.
– Без проблем, – Мальвина довольно улыбнулась. – Клиент полный лох, повёлся и на слёзы, и на, якобы, причинённую боль. Сейчас, наверное, головой об стену бьётся, наказывая себя за "жестокость". Наивный мальчик, мне его даже немного жалко: знал бы он, что порой с нами вытворяют, умом бы тронулся.
– Заткнись, дура! – отрезал Марат. – Что бы вы делали, если бы на свете не было таких, как он, когда подойдёт к концу подстилочная карьера? Пройдёт несколько лет, и ты, сучка, уже никому не будешь нужна. А так, даже у такой поблядушки, как ты, есть шанс выскочить замуж и жить нормальной жизнью. Так что не смей вякать и проваливай. И никогда не упоминай о том, что сегодня произошло, иначе изуродую так, что до конца дней будешь пугаться своего отражения в зеркале.
Мальвина испуганно кивнула и убежала, лишь удаляющийся перестук каблучков какое-то время служил напоминанием о её недавнем присутствии. Подождав ещё немного, Марат достал из кармана телефон и набрал номер.
– Остап? Всё прошло так, как ты и задумал... Да, страдает... Разумеется... Результат?.. Завтра узнаем... Мог бы и не напоминать – я понимаю, что с него лучше глаз не спускать... Понял... Последняя проверка и в Снежный.
Глава девятая.
– Слышал, ты вчера неплохо повеселился?– Марат повернулся ко мне и едва заметно поморщился.– Жестко.
– Заткнись!– бросил я.– И впредь не отправляй ко мне девиц – надо будет, сам найду.
Марат хмыкнул и отвернулся. Мы в машине, ждем часа "Ч", минуты "М", секунды "С". Стволы в спортивной сумке на заднем сидении, на нас отвратительные "рэперские" куртки с капюшонами, бесформенные штаны и кроссовки на мягкой подошве. На руках, разумеется, перчатки – мы же не в кино, где про отпечатки забывают все и каждый. Я прислушиваюсь к себе и не нахожу ни малейшего следа мандража.
