Текст книги "Ландскнехт. Часть вторая (CИ)"

Автор книги: Алексей Штейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Что с этим?

– Вашбродь, перегрелся он, похоже. Полоховат ен. Нам бы… воды глоток. Спасу нет, как пить хочется, вашбродь, дозвольте воды хоть чуть… – и наплевать, чего он себе решит, но я сейчас чую, просто сдохну, или как этот второй поплыву.

Кане и тут ругаться не стал, рукой махнул – сразу несколько кружек к нам тянутся – я схватил, хотел только отпить – смотрю, второй мой кружку взял, да и выронил – руки не держат, координации нет совсем.

– Ах, ты, ж сука – чуть не со слезами, ему говорю, и давай его поить – Пей, гад такой, вот так. Сам держи… так сможешь? Да мать твою, пей уже сам, скотина!!!

Ну и как только он, кружку, словно малыш, к морде прижимая, и голову запрокидывая, пить стал, я уж под смех кавалеристов другую схватил – и залпом ее! А потом еще! А те знай ржут, как их кони. После третьей кружки полегчало мне.

– Виноват – говорю – Вашбродь. Силов никаких не было. Чуть с ума не сошли.

– Ну – ну – смотрю, Кане тоже улыбается – Ладно… А винтовка его где?

– Вот, вашбродь – с плеча снял, бедняге подал – а тот уже понемногу оживать стал, хоть и качается, словно пьяный.

– Молодца – Кане говорит – Спас товарища – а то б за потерю винтовки ему влетело. А это у тебя чья?

– Разрешите должить, вашбродь. Мы, извиняюсь, втроем чуть вперед от всех выбрались, да как‑то неудачно нас картечница прижала. А как все отошли, нам идти – уже и дыма нет. Ну и вот… один‑то рванулся, да нехорошо. Ну да, Вы видели, наверное. А вот как обратно пошли – так вот его оружье я и забрал.

– Зачем забрал? – как‑то голос у Кане изменился, построже так.

– Не ибу знать, вашбродь! – выпучился я – Виноват, вашбродь. Привычка, наверное.

– Привыыыычка – немного удивленно протянул Кане – Ну – ну…

– И еще, вашбродь, разрешите должить… Вот камни те, за которыми мы прятались, невысокие они. И отсюда камни как камни. И так с той стороны просто смотреть – ничего такого. А только если так оттуда глянуть, а с укрепленья и подавно, наверное, – то сразу и видать, что они рядками выложены и приметные по цвету. Я так думаю, вашбродь – это стрелкам да наводчикам ориентиры, по дальности, да еще как.

– Ах, вот как… – Кане прищурился – А чего это ты, соколик, решил так? А?

– Так это… вашбродь… – замялся я, ибо чего‑то не подумал об таком вопросе раньше, ну да жара думать не способствовала – Я ж это… артиллерист… бывший. Ну и это… видел я такое… раньше.

Думал я, начнет пытать где и когда видел, лихорадочно вспоминал, чтоб такого ему рассказать про Брестскую крепость и взятие Измаила – но обошлось.

Кане лишь спросил в темноту, слышали ли там, и получив утвердительный ответ, кивнул нам.

– Так. Ты – в лазарет. Лошадники! Отведи его кто, и воды еще дайте бедолаге. Ты – в роту, отдыхать. Получишь еду сухим пайком. Водки норму тебе оставили. Все, отдыхай. Завтра не воюем, но будет много интересного…

Глава 7

Получил я пайку, и только тогда понял, как же хочется жрать. Нервы, наверное. Ворчливый повар выдал мне в кружку чаю и предупредил, что водку пить здесь, с собой нести не положено. Представил я себе вкус этой гадости, да еще наверняка теплой – термос под это дело вряд ли выделят, а у него под тентом до сих пор остатки дневной жары. Спросил – можно ли отказаться от водки, и чем‑нибудь взамен взять? Повар удивился, но это ж повар. Быстро оглянувшись, спросил, чего хочешь, мол. Сторговались на добром шматке сала. Разошлись оба – довольные друг – другом.

Сижу я, значит, потребляю свой паек. В основном все уже отбились, но спят немногие – еще идут тихие разговоры – пересуды. Обсуждают сегодняшнее дело. Ну и завтрашнее, как без того. Все сходятся, что долго так гонять не станут, будет скоро штурм. Меня кто‑то окликнул негромко, спросил мол – как живы, сколько пришло. Отвечаю, жуя, мол, двое нас вышло, третьего наглухо. Но второй спекся, в лазарете отхаживают, но завтра будет, наверное.

И только я к чаю перешел – подсаживается ко мне этот потный тип с нашего взвода. Потный в прямом смысле – вечно он и на морде мокрый, и воняет от него потом. Вроде армия, и нормальное дело – а вот неприятно. И глаза у него – потные. Бегают вечно глазки. И вообще не нравится он мне.

– Слушай, ты это чего? – ото он, значит, мне так говорит. И вроде как с обидой – Ты чего это? Ты к начальству выслуживаться вздумал, да? Думаешь, выше всех нас подняться? Не такой, что ли, как все?

– Ты о чем это? – отвлекает, сволочь, чай просто прелесть, а он тут идиллию портит

– Ты не умничай! Ты винтовку Алема зачем тащил? И у убитого подобрал? Выслужиться хочешь? И самого Алема тащил. Хочешь быть добреньким? – аж наклонился ко мне, туша эдакая. Только что слюной не брызжет. Чай с сожалением отставляю подальше, обидно ж будет, если пролью такой напиток. А оно все продолжает громким шепотом, так что всем нашим, притихшим, пожалуй слышно – Ты учти! Мы тут все одинаковые! Понял? И доля у всех одинаковая, ясно тебе? Не вздумай! Все одно тебе никаких поблажек не видать, понял? Сдохнешь, как все, и никто…

– Подожди, мил человек. – говорю ему – Просьба у меня к тебе серьезная есть. Отодвинься от меня, пожалуйста, метра на два. Чтобы, не приведи Боги, я, случайно, конечно, тебя прикладом не зашиб, больно, коли стану тут ворочаться….

– Чего – о? – он же натурально не понял, похоже. Ну, тут, наверное, за весь день, да и за все прошлое – у меня и упало.

Сгреб я его за ворот, к себе прижал, попутно так держу, чтоб и в темноте чуять, если он руками двигать начнет. Но это как‑то краем, а остальной мозг не работает – злоба какая‑то, аж через край. Морду его свинячью при отсветах костерка видать не ахти, но я приблизил лицо, в глаза прямо смотрю, и шиплю как змеюк какой:

– Слушай сюда, животное. Держись от меня теперь подальше, понял? А что кому делать – будешь бабе своей говорить, и то, если она тебе позволит. Ты понял меня, тварь? И запомни – если ты еще кого во взводе будешь подучать, что жить надо по – волчьи, а не по – человечьи, то ведь рано или поздно с тобой беда будет. И уж поверь – вот тебя я не потащу никуда. И – не удивляйся, если и никто не потащит. А сейчас – три вздоха, и нет тебя рядом. Потому что про приклад я не шутил. А то и штык у меня примкнутый, как бы ненароком твой поганый ливер не выпустить, в темноте‑то… случайно. Пшел отсюда!

Толкнул я его, и мысль была – ну, давай же, давай! Кинься на меня, скотина, или хоть вякни чего угрожающего. Очень хотелось услышать, как приклад в чавку прилетает. Но, не срослось. Как он на задницу сел, так на жопе и пополз в сторону. Выдохнул я, чуть попустило. Чай допиваю, слышу – так и притихли все, шепотки идут, но совсем тихо. Подумал, что ведь наверняка донесут сержантам. Этот вот и донесет, что угрожал, мол, ему. Но плюнул на все это – спать очень уж хотелось. Нырнул под тент, укрывшись плащ – палаткой, да и отключился сразу же.

* * *

Суд над взводным был скорый и пристрастный. Собственно, суда, как такового, и не было. Ни адвокатов, ни прений и прочего – фактически, зачитали обвинение в трусости, и умышленном убийстве и ранении своих солдат. Спросили, что может сказать в ответ и оправдание. Взводный начал было что‑то мямлить, но председатель суда, кавалерийский подлейтенант, его резко оборвал, потребовав отвечать по сути. По сути тот ничего сказать не смог, и огласили приговор. Немудрено приравняли стрельбу в своих солдат, а получился один тяжело, и трое легкораненых – как прямую измену. То есть, он с самого начала, переходя в ряды войск барона – замыслил совершать диверсии и всячески вредить. И вот итог – четверо раненых. Поскольку он совершил это, используя форму войска барона – то он есть явный шпион и диверсант. А стало быть, подлежит смерти, без каких либо оговорок и промедлений. Расстрелять, как диверсанета. Вот так, просто и эффективно.

Мы все это выслушивали, стоя строем, ибо все мы были, как бы, свидетелями. От остальных войск – присутствовали представители, кавалеристы, разведчики, артиллеристы. Офицеры стояли поодаль, видимо сами по себе пришли посмотреть и послушать. А я все косился в сторону, там лежали носилки с минометчиком – он и остальные раненные, естественно, тоже присутствовали. После приговора спросили, есть ли желания, или может, кто не согласен, и имеет что‑то говорить, чтобы оспорить?

Поначалу никто и ничего, потом вдруг Кане выходит. Посмотрел на председателя, и по всему видно – заранее у них сговорено. А капитан и давай гнать речь. Если совсем кратко – то суть в том, что барон оказал этому гаду доверие. А тот, как теперь выяснилось, мало того, что не оправдал оказанное высокое доверие, так и не собирался! Эдакая, подлая и коварная, вражина! И хорошо, что эти доблестные солдаты его роты – жест в сторону раненых – ценой своей крови смогли остановить преступную деятельность столь опасного диверсанта. А то, кто знает, до чего бы он мог добраться! Склад снарядов взорвать, а то и командира какого убить!

В общем, цирк и театр. Издевался Кане, чего уж там, прямо сказать. А морда у взводного совсем посерела, губа трясется, и вполне может быть, и не соображает он уже, что к чему. А капитан уже подводит к тому – что мало просто уничтожить гада. И что тот, кроме прочего, выходит, и лично Вергену нанес оскорбление, коварно барона обманув. А потому – и казнь должна быть особая, какая в таких случаях полагается.

Вот тут взводного проняло. Дернулся, и заорать попытался. Но поздно – сержанты его разом скрутили, и кляпом рот заткнули. Председатель суда эдак обернулся к остальным – типа советуются они – и тут же, считай, кивнул – мол, посему быть

Сержанты махом оттащили взводного к какому‑то пеньку, чуть выше, чем по пояс, корявое деревце сухое. Ветви все на дрова пообломали, а рубить сам ствол всем лениво было, больно уж весь перекрученный да узловатый. Вот к нему и примотали веревками взводного, сидя. Спустя минуту подошел кавалерийский старшина, хмурого и злого виду. Принес ведро, поставил рядом. Взводный уже орать пытается, дергается, связанными ногами упирается и землю роет, но куда ж там. Достает старшина из ведра мокрый широкий ремень – не скажу, специально какой для этого дела, или из упряжи чего. Подошел к казнимому, оглядел – а тот башку подбородком к груди прижимает, напрягся. Ну, старшина сержантам кивнул – те его хвать, пару ударов по болевым – и вот уже держат голову, прижав к дереву. Старшина наклонился, ловко так одним движением раз – и замкнул ремень под подбородком взводному. Выпрямился, не спеша обошел сержантов, сзади к дереву подошел – и затягивает. Не до конца, чтоб значит, дышать смог. Пока что. Отошел, посмотрел, опять присел, проверил еще раз ремень, снова отошел, и уже удовлетворенно кивнул – отпустили взводного сержанты. И потом и кляп ему изо рта выдернули. Только крика никакого нету – сипит взводный, не до крика ему.

– Ну, все – спокойно, и даже с удовлетворением, шепчет сосед рядом – Теперь от силы полчаса, пока ремень сохнет, подышит. А потом каюк. Сержант еще, на всякий случай, башку ему стрельнет, а то бывает…

Вскоре взводный стал не сипеть, а хрипеть, а минут через пять, приказали вольно и разойтись. Разошлись недалеко, разбились по кучкам, стали раскуриваться. Кане с сержантами стоял поодаль. Вдруг к ним подбежал один из легкораненых.

– Господин капитан! Там, это… наш‑то этот… отходит он, разрешите доложить, похоже как. Как бы это…

Жестом Кане остановил доклад, и вместе с сержантами пошел к носилкам. Чорт его знает зачем, но и я потянулся, да и все как‑то обступили. Да, похоже, минометчик все. Дышит часто, пена в уголке рта красная появляется пузырями. Стоим вкруг, молча смотрим – что тут еще скажешь или сделаешь? Только хрипение казнимого с‑за спин слыхать.

Минометчик вдруг глазами в ту сторону, откуда хрипел взводный – покосился, да как‑то разом так всей грудью вздохнул, и с улыбкой так говорит – и ведь четко так, и громко даже:

– Брат!

И не понять уже – то ли он своего уже брата видит, то ли того, что с Сестрой вместе поминают. Выдохнул он, с улыбки по щеке черной полосой кровь пошла, да так, улыбаясь, и кончился минометчик.

Так я его имени и не узнал.

А через полтора часа стало не до этого. Прискакал связной с пакетом, и нам огласили приказ – начать штурм. Немедленно.

* * *

Все же, хорошо воевать, когда воюют грамотно и с желанием. Пушки эти – и впрямь оказались серьезные. Два десятка выстрелов, в самом начале атаки, еще до вражеских залпов, только открыли враги амбразуры – и все. Нету у врага ни двух артиллерийских установок, ни пулеметной точки. Сначала разрывы красными дымками вспухали на скале – потом внутри лопается, и только бурый дым из амбразуры. Уже после, артиллерист хвалился, что это новые орудия из Союза, из морских переделанные. Ну и расчеты, сразу видно, опытные.

До самой проволоки дошли без потерь. Камни приметные, ориентиры – разведка, надо понимать, поперевертывала, да подвигала – я оглянулся от проволоки уже – ничего похожего, никакой системы. Но сама проволока никуда не делась, и явно была пристреляна, правда и это учли – еще до атаки приказали залечь перед проволокой, не доходя полсотни. Едва по свистку залегли – залпы с укреплений посыпались. Ну тут уж чего – лежим да ползем вперед. Проволоки немного, три ряда, хоть и густо, но саперы с нами идут.

Мы идем первой цепью, с саперами, за нами в полусотне шагов – драгуны цепью. С одной стороны вроде как нам первые пули – с другой – приказ у нас один на всех. И опять же – минометы наши дымзавесу дали, но под самые укрепления. А пушки, теперь уже драгунские коротышки – давай кидать шрапнели да гранаты на пехоту, что с верха скалы по нам била. Толку от пехотного огня совсем не стало, пошли перебежками – и тут их минометы вжарили. Наугад, но страшенько. Пятидюймовые, похоже. Очень солидная штука. Один недалеко пришелся – одного штрафника наповал убило, а у меня звон в ухе пошел. И пахнет здешняя взрывчатка непривычно и першит в горле. Тут же приказ – вперед рывком. Ну, и рванули, конечно. Вскоре мины так и рвутся позади, а нам хоть бы что. Драгунам обошлось, переждали разрывы и рывком вышли из зоны. Вот уже, в общем‑то, и под самую скалу подходим – а дальше самое интересное. Склон градусов под сорок забирает, выше выпирают скалы, метров двадцать – тридцать всего высотой, каскадами такими. По верху точно есть какая‑то пехотная позиция, амбразуры загасили уже… а что где еще есть – неясно. Артиллерия наша замолчала – мы совсем в упор подходим, дым уже почти иссяк, да и проскакиваем полосу дыма уже, вот еще немного… Несколько выстрелов – и все. Видно, то ли досталось пехоте, то ли еще не отошла от обстрела.

– Не останавливаться! – шипит Варс, который снова за взводного – Вперед!

Приходится винтовку брать за цевье, и карабкаться на трех – стрелять уже никак не выйдет. А иначе не залезть – скалы, как в Карелии я видел, только что тут не гранит, а известняк какой‑то, и голые. Словно муравьи, лезем вверх – и ведь, тут дело какое – мало что стрелять никак – так еще – и смотреть непойми куда. То ли под ноги – но тогда на врага не смотришь. А на врага – так под ногами чорти‑что – полетишь по камням – никакого врага не надо, сам переломаешься. Не дело так, тут надо бы по очереди лезть, в две волны… но кто ж сейчас слушать станет?

Драгуны, тем временем тоже подбежали к подножию скалы, карабкаться по склону стали. Вот тут‑то нам и устроили небольшой ад. Сначала загрохотал во фланг пулемет. Нескольких драгун снесло, как городки. Минометы дали, видно на ближнем пределе, разрывы за спинами драгун. Ну и нам – посыпались сверху гранаты. Колотушки, стандартные. Одна совсем рядом упала, зажмурясь, штыком ее я наугад смахиваю вниз, вжимаясь в камни. Грохнула внизу, у драгун. Нехорошо, но что делать – тут дело такое. Несколько секунд вокруг творится просто что‑то дикое – грохот взрывов, свист и жужжание осколков, крики. Нам еще повезло – нам только от гранат досталось, и то не все – основное летело вниз, к драгунам, и пулемет по ним бил. И не отойти им, мины рвутся сзади, доставая осколками. Ну, они вояки опытные – поняли сразу, что если назад идти – то и подавно каюк. И рванулись вперед, к нам. А мы, сообразив, что сейчас они и пулеметные пули к нам притащат – сами рванулись вверх. Думал, что вот сейчас кровью‑то и умоемся, но снова обошлось. На вершине скалы встали разрывы мин – наши минометчики ювелирно отработали, а пушкари засыпали фланг дымовыми снарядами, и пулемет стал бить наобум, бесполезно. Все мы как‑то успокоились, и раненый в плечо осколком Варс отдал команду готовить гранаты. Как раз мы подошли на последнюю террасу, на уровень амбразур, еще рывок – четырехметровый уступ – и мы наверху. Кто‑то пытался лезть в раздолбаные амбразуры, закашлялся от дыма, раздались выстрелы внутри. По команде метнули гранаты – перед атакой выдали каждому по три штуки. Не такие, как у нас раньше были колотушки, вроде старинных австрийских гранат, а другие, союзной выработки, ребристые цилиндры с торчащим проволочным кольцом. Предупредили, что запалы короткие, три секунды. Чтобы в горах обратно скатиться не успевала. Гранаты рванули хорошо, сверху добавилось криков – хорошо пришлось. Правда, команду слышали и там – и одновременно с нашим броском – и к нам опять упало несколько колотушек. Но тут – сразу поспихивали их к драгунам, а те, матерясь, еще ниже, надо думать. Долгий запал у колотушки – секунд шесть – семь точно. Говорили – чтоб кидать далеко и точно – надо ж, выдернув шнур, прицелиться, замахнуться хорошенько, да метнуть, да еще пока долетит. А тут вот оно так – не вышло. Видно, с замедлением тут не учены в укреплении кидать, и запалы подрезать не стали. Да и опасное это дело, вообще‑то говоря – здешние запалы не самые надежные. Лучше не выделываться.

В общем, повторили мы гранатами, на этот раз ничего к нам в обратку не было, да и криков сверху даже поубавилось – видно, добили кого из кричавших раненых. Ну, и на воодушевлении от этого – рванулись вперед, кто через казематы, кто, как и я – по рукам, плечам и спинам вставших пирамидкой саперов. Причем совсем следом за нами и драгуны вылезли.

А там никого и нету. В камне – широкие окопы сделаны, валяется с десяток убитых, ящик с колотушками… Тут же туда, хвать несколько, и в сумку, сразу за мной очередь – гранаты всем нужны… Выбегают, кашляя, из ходов, ведущих в казематы, наши, другие – присели у углов ходов сообщения, идущих вглубь, с винтовками наготове. Выбрался Варс, драгуны разбежались, занимая позиции. Тут камень под ногами вдруг как даст больно по пяткам, и только шорох сверху – камни полетели. Все аж присели, вжались под козырек каменный у бруствера – сверху посыпалось всякое.

– Бомбометы рванули, гады – констатировал один из драгун – значит, ушли…

– Искать, где тут еще казематы и блиндажи! – Варс кричит, и ему тут же повторяет драгунский командир:

– Искать укрытия! Сейчас из пушек бить станет!

С укрытиями все оказалось просто – два блиндажа, или каземата – как правильно назвать? В общем, в камне комната четыре на десять, с траверсами и нарами. И еще два каземата с амбразурами на другую сторону скалы. Вот тут и ясно стало – укрепление это строили 'в другую сторону' – и было оно последним рубежом обороны. А как Орбель прибрал здешние земли – спешно перестраивать стали. Выдрали вон из амбразур заслонки броневые, на ту сторону в новые казематы поставили… только толку – против наших мощных пушек? Не рассчитывали на такое, похоже. Да и вообще. Повезло нам, прямо сказать. Весь обстрел вышел в пару залпов шрапнелью откуда‑то с закрытой, абсолютно для нас безвредных. Пулемет с фланга временами постреливал, но он и подавно неопасен нам. Разве что – дорогу он держит и нам не отойти и подкреплений не придет. Но мы еще толком не успели освоить захваченное укрепление – как на фланге послышался бой – гранаты, стрельба, сильный взрыв. Тут же драгун закричал, что разведка разгромила укрепление на фланге – там, наверное, и совсем маленький гарнизон был, новопостроенное укрепление. В общем – можно сказать – победа. Что там у разведчиков – неизвестно, а у нас – богато трофеев. Винтовок десятка полтора, патроны, гранаты. Жаль, орудия и пулемет разбиты напрочь – артиллеристы постарались. Стоявшие за укреплением минометы сами расчеты взорвали, вместе с погребом – там просто куча щебня с торчащим стволом минометным. Враг потерял человек двадцать, точнее неясно – выгребать по кускам и складывать расчеты из казематов никому не хотелось. Тех что валялись наверху – быстро обшарили, избавив от всего лишнего и ненужного уже им, да и скинули за бруствер. Начинаем обживаться – зачем лишний хлам тут? Ну, и у нас потери немалые – четверо штрафников наповал, семь тяжелых, с пару десятков легкораненых, включая Варса и еще одного взводного. У саперов один убит и трое ранено, драгунам досталось больше всех – убитых шестеро, еще двенадцать тяжелых, из которых половина, а то и больше – не жильцы. Легкораненых же за три десятка – в основном, правда, царапины, ожоги да легкие контузии – гранатами досталось. Хорошо еще, что колотушки начинены какой‑то дрянью, от которой грохоту и дыму много, а толку – не очень.

Но, как бы там ни было – первую победу мы одержали, причем легко. Ну, по правде сказать – на нашей стороне преимущество было во всем – в артиллерии, в численности, да и в умении, похоже, тоже. Как‑то дальше оно будет? Хорошо хоть, тут нет ни тяжкой артиллерии в количестве, ни пулеметов, а авиация и подавно как класс отсутствует, да и минно – взрывной дряни очень ограничено встретишь. Ну, зато, по идее, врукопашную надо чаще драться.

Хотя, вот опять посмотреть. Вот сегодняшний бой. Ни одного выстрела не сделал. Ни одного удара штыком. Врага в живом виде, можно говорить – и не видел. Две гранаты бросил, одну эту гадость спихнул от себя к драгунам – вот и вся война, вот и весь бой. Но оно ж и называется на казенном 'в скоротечной схватке передовые части обратили гарнизон противника в бегство, и заняли укрепления'. А на деле оно вон как – негероично. Две кучи холодного мяса – их и наша, дочерта раненных. Суета и возбужденные голоса, толкотня, желание жрать.

Впрочем, вскоре все приходит в норму, как‑то налаживается и успокаивается. А потом и Кане до нас добрался, и велел собираться – здесь остаются драгуны, а мы займем те недостроенные укрепления, откуда бил пулемет. И обрадовал новостями – завтра прибывает аж целый взвод панцирных штурмовиков.

И, стало быть, начнется штурм основных укреплений перевала. В котором нам всем, конечно же, выпадает честь участвовать.

* * *

До самого вечера пришлось вкалывать. Сразу как отошли – получили шанцевый инструмент – лопаты и киркомотыги. Несколько саперов, что шли с нами в атаку, остались в качестве инструкторов, говорили, что и как делать. До вечера мы укрепляли и обустраивали наши новые позиции. Пару раз прятались в единственный блиндаж от артналетов, набиваясь туда, как сельди в бочку. Били шрапнелью, с закрытых позиций, откуда‑то из‑за горы. Потерь у нас от этого не случилось, били бы они гранатами – может и больше вреда стало бы, если б попали. Минометы до нас, похоже, не добрасывали, а вот по основному укреплению, где засели драгуны – разок прошлись тремя залпами батареи. Но это на самом деле ерунда. Да и не видать отсюда, насколько хорошо по ним там попадали.

А за нашими позициями, прикрытые скалами – уже обосновывались тыловики и артиллеристы, минометчики, лазарет, задымили кухни. Все, ребятки, сейчас нас покормят, сейчас мы будем кушать! Благо, есть где теперь примоститься, не боясь налетов – мы ударно завершили начатое неприятелем строительство, и, использовав заготовленные еще валашцами лесоматериалы – перекрыли четыре длинных и широких зигзагообразных окопа. По одному на взвод, а блиндаж, с перекрытием из каменных блоков – остался капитану и сержантам. Надо сказать – я ничуть этому не расстроился. Умом понимаю, что нету тут ни ракетных систем серьезных, ни мощных пушек. Вот только все равно – ну их к чорту, эти камни. Прилетит что посерьезней, полопаются, сдвинутся, да вниз просядут, и поминай, как звали, расплющит, как лягуху. Так что – пусть командир там обитает, а я под накатом с насыпью – моей нежной психике так спокойнее, пусть и тоже понятно, что от мины оно не сильно‑то поможет, если прямым попаданием. Туда же, в командирский блиндаж, вскоре перебрались и наши тыловики. Тыловики у нас, надо сказать, боевые оказались, даже писарь ничуть не ропщет, и держится бодро. В атаку они, конечно, не ходили – но у них и другое совсем дело. Однако – вот, на передовой, все на месте, и с оружием. Подумалось – наверное, и в тыловиках в штрафроте служить – не просто так отправляют? Тоже, значит, им надо себя держать… достойно, так сказать.

Немного надо рассказать об нашем укреплении, не знаю, как бы его правильно назвать? – по сути, эдакий взводный опорный пункт. Один мощный блиндаж, трехлучевой звездой ходы к трем позициям для пулемета, и зигзаги окопов, даже без ячеек. Недалеко от блиндажа – позиция пулеметная для кругового обстрела. Вроде как под зенитки делают. А остальные три – просто с глубокой амбразурой, поверху прикрытой каменной плитой. Козырьков даже нету – не успели. С одной такой позиции во фланг нам и лупил пулемет, успокоенный разведчиками – он и сейчас там стоит, вроде как неисправен. Охота глянуть, спросить что ли после еды? Другую позицию, что выходила к нашим тылам теперь – мы разорили, сделав там 'парадный вход' – прорыли, ругаясь, в каменистой почве хорошую траншею.

По всему выходило – враг эту позицию строить начал совсем недавно, и было тут немного народу, хотя и при пулемете. Почему так – ну, наверное, потому, что никакого хода перекрытого, да и вообще никакого, к основным укреплениям или к форпосту, что мы взяли, не было, не успели прорыть. И подкрепления любые пришлось бы сюда гнать по чистому полю. То есть – раскрыли бы всю маскировку – а маскировка была неплохая, раз разведка эту точку прошляпила. С фронта‑то практически и не видать ничего, просто торчит скала размером с колхозный коровник, эдаким уступом из склона. Даже когда пулемет открыл огонь, и то решили, что это в скале каземат вырублен, не пытались даже гранатами или шрапнелью бить.

Пока выпал небольшой отдых – работа прекращена, на сегодня все, похоже, а еду еще не притащили, хотя и отправили легкораненых уже минут двадцать как – присел рядом со всеми, помалу завязались разговоры. Все об одном – об том, что впереди ждет и предстоит. Варс отдыхал рядом, ухо кормил, но не вмешивался, и не препятствовал, а потом и включился в разговор тоже.

… – А что, братцы, много об тех укреплениях известно?

– Да как сказать… Тут кое‑кто служил раньше, ну и рассказывали… всякое…

– Ну?

– Что ну?

– Не томи, не с девками заигрываешь! Давай, рассказывай, чего там трепали?

– Тут ведь что вышло – как наш Орбе… кхм… князь валашский, значит, Свирре прибрал, так тут же приказали перестраивать укрепления. Они мощные, сколькими годами создавались, сил и денег вбухано – страсть сколько. Но – против него. То бишь, против Валаша, в ту сторону.

– Так погоди‑ка… это что же? То, что мы сейчас взяли – это не передовое, а последняя линия обороны была? Так оно что ли выходит?

– Отож. В самую мякотку, паря. И все эти укрепления – не годились, чтобы одерживать врага, из Свирре на Валаш идущего. Да и кто бы пошел‑то? Свиррцам не до Валаша, им реку держать, да чтоб Валаш к ним не сунулся…

– Так а чего ж такого? Крепость – она и есть крепость, с какого боку не пойди?….

– А вот и нет, братец. Местность тут – сам видишь. Нет тут нужды в том, чтобы держать круговую оборону. Не та местность. Если враг прошел где‑то еще – то уже и толку нет держать долго. Значит, уже разгром идет, не до перевалов. А так просто обойти – нельзя.

– Ну, ты вон ихних егерей видел? А наши… ну, баронские, они чего – хуже что ли станут?

– Одиночки пролезть могут, караванными тропами разбойные группы, пластуны, какие… А даже взвод провести со снабжением – уже попробуй‑ка. Не говоря роту.

– И мало того – от таких – такое же и помогает – патрули, вроде тех троих егерей пограничных, что мы у моста грохнули – они вполне могут устроить горе всяким пластунам. Да так, что втроем и взвод удержат – да и то сказать, кабы мы к мосту опоздали на пять минут, то и не прошли бы. А хоть и прошли – сколько потеряли. А коли б они оборудоваться успели бы? А ведь там еще предгорье, ерунда совсем…

– Так что – не обойти сколь‑нибудь значимым числом, так что ли, дядя

– Точно так – не обойти толком.

На то они тут и строены – что никак не обойти…

– В общем, серьезно с тыла эти укрепления не защищались, да и экономили свиррцы на этом, надо полагать. Им и так эти перевалы в такую деньгу встали. До последних лет, говорят, даже специальный налог был. Так вот и получил князь укрепления, которые пришлось чуть не полностью перестраивать. Ну, не то чтоб полностью, но… Амбразуры новые, окопы, галереи стрелковые, и прочее и прочее. Нет, конечно, не с голого места строить, но немного осталось того, что не переделали – из боевых сооружений‑то.

– И еще – старые амбразуры позакрывали.

– Ну да – это ж мы и сами успели видеть на форпосте…

– Говорили, это на тот как раз случай, что если захватят, взбунтуются, или просто какое изменение обстановки – чтоб обратно против Орбеля – укрепления не применили. И его армия вполне могла бы тут пройти без проблем. Говорили, даже взорвали какие‑то особо опасные для хода с той стороны казематы…

Принесли наконец‑то ужин, и разговоры прекратились. Поглощая пищу, продолжаю я, значит, обдумывать все услышанное. Тут конечно для меня вся эта военная система непривычна. Артиллерии мало, и смешная – в основном – пехоту гонять, да легкие укрепления и заграждения сносить. Минометы есть, но скорее это сверхлегкие гаубицы тут – меньше четырех дюймов никто и не жалует особо, и все на колесном ходу, тяжелые по нашим меркам. Пулеметов мало – хотя вот в крепости было три – по одному на бастион, тут уже два, жаль один в щепки, на том укреплении, там точнехонько в амбразуры всадили. Опытные меж собой рядили – вряд ли много их в укреплениях дальше – дистанции, мол, там не те. Нерационально пулеметы в упор ставить. Под пистолетный патрон, например, я тут и не видел ничего скорострельнее револьвера или винчестера, потому как дорого выйдет и совсем глупо. И то сказать – даже пулемета под винтовочный калибр не видать, хотя тот что тут был, говорят, такой – кто‑то там уже из наших бегал, говорит, патронов прибрал. Но в целом пулеметов мало, что меня лично несказанно радует. Зато пушек, по словам бывалых, там много. Причем пушки, навроде тех, что у кавалеристов – легкие, коротенькие, стреляют недалеко – зато взрывная граната мощная, и картечь злая. И минометы, сходились все во мнении, наверняка есть. А вот дальнобойных пушек не припоминал никто, говорили, что мол, где‑то дальше на север, у другого перевала, у моста, стоит на тумбе могучее орудие, чуть ли не пяти дюймов. А тут мол, дорога гусем идет, между скал – у дороги не поставить, толку нет. Ну, тоже понятно – у дороги поставить какое‑то типа морского, или берегового, орудие – можно, а на гору затащить – не те тут мощности, да и если и есть такая возможность – наверняка жуть как дорого и сложно обойдется. И вообще, с хорошими пушками у Валаша есть некоторый напряг. Хорошие пушки в Союзе делают, а Союз, последние годы‑то, как Орбель начал вести агрессивную внешнюю и внутреннюю политику – цену‑то на пушки задрал. Потому тут в основном пушки так себе. Что тоже не может не радовать. Минно – взрывное дело тут тоже не ахти как развито – дорого выходит. А в казематах форпоста специальные ниши под заряд, чтоб взорвать укрепление, если совсем край – и вовсе пустые были. То ли не хватает взрывчатки, все пошло на какой‑то мегапроект, что‑то там князь с поворотом рек задумал, это еще Кэрр рассказывал. То ли, что вероятнее – от греха убрали. От неосторожного обращения и диверсий побереглись. Тут собственно нету ни электро, ни радиодетонаторов – все по – старинке – шнур, или если по – моднему – то веревка и ударный или терочный взрыватель. Мины – растяжки, правда, бывают – но пользуются ими все больше диверсанты всякие, в армии их не встретишь – опять дорого.