Текст книги "Театр Духов: Весеннее Нашествие (СИ)"

Автор книги: Алексей Ранжевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

– А вы случаем не из приближённых людей купца Эстеральда, с фамилией Осби? – спросил его Ласток.

Глаза незнакомца снова выкатились, а взгляд заметался по лицам окружавших господ.

– Вы-то к нему каким боком? – растерянно бросил мужчина.

– Так вы от отца? – воскликнул обрадовавшийся адъютант. – Делитесь же скорее известиями, ибо господин Фэстхорс, стоящий пред вами, – его покровитель.

– Милостивые благодетели! – застонал незнакомец, молитвенно складывая руки. – Хозяин мой, Эстеральд, и я вместе с ним, взываем к вашему снисхождению и всепрощению за неспособность добраться к вам в срок. – Мужчина достал из дебрей кафтана крохотный свёрток, по-видимому, всё объясняющий, и передал бумажное послание Фэстхорсу старшему, для которого оно предназначалось. Кордис открыл его и начал читать про себя, а остальные терпеливо следили за ним в ожидании пересказа.

Чернильный блеск слов свидетельствовал о свежести наспех сочинённого письма. Прочитанное давало понять, что писавший был изрядно озадачен встреченными трудностями, но старался при этом сохранять хладнокровие и добрый тон мыслей. Несмотря на отсутствие каких-либо значимых бед, на лицо Кордиса Фэстхорса ложилась едва-ли заметная тень, по мере того как он ездил глазами от края до края листа. Дочитав, он почти рефлексивно смял письмецо в кулаке и упрятал его в карманную щель.

– Товарищ мой, Эстеральд, ждёт нас на опушке, к руфиссе от заповедника. – Мужчина пробежался глазами по окружавшему их оградному лесу, словно опасаясь кого-то, затем коснулся взглядом, полным решимости, всех, кто смотрел на него. – Наше снаряжение и лошади в полной сохранности, как и он сам. Не будем же мешкать. – Кордис повернулся прочь от болота и стал мерно прокладывать обходной путь.

– Будьте добры объяснить, отчего он не доставил обоз в Охотничью Хижину, – негодуя потребовал Барсонт, обращаясь к своему сыну. – Не томите свиту неведеньем! – добавил старик, поспешая за Кордисом вместе со всеми. Тот на миг обернулся, вздохнул и сказал незначительно:

– Важно лишь то, что всё обошлось.

– Может нам лучше вернуться к тропе? – подал голос Ричард, заинтересованный содержанием письма не меньше других.

– Это долго. К тому же, расцветы черники всегда тянутся к утреннему светилу, а значит конюшни в том направлении. – Кордис обошёл розоватые цветки кустарничка, небрежно рассыпавшиеся под уверенной поступью, и повёл всех через сокрытую от лишних глаз чащу.

– – – – -

Некоторые места, бывает, настолько меняют свой облик с течением времени, что человек, возвращаясь к ним, едва ли соотносит их с имеющимися воспоминаниями.

Ползучие ветви плюща вкрадчиво овивали стволы древних дубов, прошивали зелёными нитями кору желудиного цвета, но Ричард, увидев их на деревьях словно впервые, лишь подивился красотам природы, без мысли о прошлом. Ласток, в отместку за колкие шутки в свой адрес, решил спросить у него, не ушибся ли тот при падении возле болота. Ричард, в свою очередь, развёл театрально руками, подняв на миг плечи, и засвидетельствовал о собственном здравии. «Не сломал ли я вам пару косточек, пытаясь уберечь от трясины?» – спросил он из деланной вежливости, и на этом потешная перебранка угасла.

– Что там в письме? – вопросительно буркнул старина Барсонт, щекоча бакенбардами посыльного и ударяя его локтем в бок. – Ну? Отвечайте мне, сударь!

Понимая, что господин Фэстхорс, получивший письмо, не желает огласки его содержимого, мужчина неловко отмахивался.

– Помилуйте, я простой труженик, а не писец, – прошептал он в ответ, вычищая между пальцами остатки грязи потемневшим платком.

– Не играйте со мной в отговорки, дражайший! – продолжал досаждать Барсонт Фэстхорс, косясь на родню.

– Он вряд ли расколется, – сказал деду внук, учтиво отводя перед ними несколько низменных веток. – Тем краше загадка.

Какое-то время спустя, пробирающейся через заросли знати стало досадно от боли в суставах, вызываемой долгой ходьбой. Но вот, непроходимость чуток расступилась, и путники вышли к забытому парку. Весьма уютный, словно упрятанный уголок молодой зелени был ограждён от остальной части леса своим собственным пологом крон, сквозь щели которого проступал свет. Благодаря ненавязчивой связке алых лучей, заходивших между тенями каштанов и дубов, плющ деликатно начинал розоветь; побеги его простирались растительной сетью и, кое-где, безуспешно скрывали старинную кладку.

В парковой сердцевине гости Фоэсты наткнулись и в прям на небывалое зрелище; на пришедшем в упадок старинном фонтане дремали объёмные, коричнево-серые филины, обступившие бассейн по кругу в напыщенных, перистых шубках. Услыхав шаг людей, приближавшихся к стае, одна из пробудившихся птиц нехотя повернулась в сторону шедших и поспешно заухала, водя в воздухе клювом. Собратья по виду вдруг встрепенулись и вскинули крылья, затерялись в полёте от глаз. А фонтан обнажил полуразбитую чашу, на которой восседала живая персона.

Увидев её, все с удивлением остановились. В очертании ровной спины, в дышащем пламени рыжих волос, ниспадавших свободно, Ричард нашёл силуэт молодой женщины, а Кордис, смотря на пшеничного цвета пальто, узнал в ней подчинённую своего ордена. Женщина показала профиль лица, повернувшись на звук и подождала, пока к ней подойдут, с умиротворённой улыбкой и прикрытыми веками.

– Простите мне мою вольность, – сказала она, свесив ноги и спустившись с навершия чаши.

– Господа, поприветствуйте нового спутника, – полуторжественно представлял Кордис. – Парселия Нилс – наш следопыт и вернейший смотритель во всей светлой степи.

– Польщена вашим вниманием, – сказала Парселия и поклонилась.

– Дорогая, позволь познакомить тебя с моим братом по воинским тягостям. – Кордис тактично указал лёгким жестом ладони на давнего друга, так как тот был самой значимой личностью из всех приведённых. Мужчина в чёрной одежде, опоясанный страшным оружием, удостоился со стороны девушки военного приветствия; ответил своим, и представился:

– Франс Мариола. В моей скромной личности вы обретёте товарища из общества выходцев. «Я буду следить за вами, малышка», – говорил его взгляд.

– Что ж, моего адъютанта ты уже знаешь, а с Ричардом и Барсонтом можешь знакомиться прям на ходу, от них не убавится.

Ричард словил на лице женщины миг изумления, после того как отец пренебрёг в целях шутки семьёй, и счёл уместным разбавить неловкость, заодно решив продемонстрировать пропащую степень своей избалованности.

– В этих заколдованных богами лесах порой сложновато держать себя в рамках воспитанности. Правда ведь, дедушка? – спросил он серьёзно.

– Не знаю, о чём ты, – ответил старик, любуясь представшей пред ним красотой.

Парселия культурно засмеялась и сказала:

– Я люблю непринуждённость, как и вы. Искренность и юмор разряжают обстановку. – Смотритель потянулась к столбцу фонтанной чаши и подняла за ним кавалерийский карабин на кожаном ремне: натренированным движением повесила оружие за правое плечо.

– Главенствующий, разрешите отчитаться. – Женщина вдруг выпрямилась, сдув со лба мятежный локон.

– Разрешаю, офицер. – Кордис подошёл к разрушенному временем фонтану, сел на край бассейна, замечая на осыпавшемся камне следы от птичьих лапок. Все, включая державшегося позади посыльного, поспешили сесть на места филинов, таинственно окружавших Парселию минутами ранее. Случайная встреча с одной из не добравшихся в таверну стала поводом для небольшого отдыха.

– Путь из столицы был утомительный, однако спокойный… – Парселия собиралась с мыслями, то и дело запинаясь и пытаясь сосредоточиться только на важном. Её вольный отчёт выдавался занятным, но Ричард предпочёл пропускать его мимо ушей. С притворным интересом к её повествованию, он разглядывал лицо подопечной отца, овитое волной лавинных прядей, и сравнивал девушку с другим рыжеволосым божеством, запечатлённым на холсте в его подвале. «Эта Парселия, в отличие от Мальвики, совсем иной типаж, – подумал живописец. – Узкий разрез янтарных глаз, выраженная переносица острого носика с угловатыми крыльями… широковатые, с тем, тонкие губки распыляющегося перед начальником рта… – в каждой черте – прямая противоположность пухловатой натурщицы Ричарда, хоть и востребованной в холодную ночь, но явно уступавшей Парселии в параметрах внешних достоинств. Что-что? Устный отчёт ещё не закончен? Вот и отлично, – на мгновение опомнился юноша и вздохнул с облегчением. – Есть ещё время прошарить глазами фигуру, без опасения быть уличённым в неоправданном внимании к прекрасному».

Стройная высокая женская стать в воинской форме, на службе у смотрителей. За спиной – теряющийся в вихре волос карабин, точно проявленный образ защитного жала на страже верности и чести. Три чёрных клапана на тканевом изгибе груди, скрепляющие левый борт с правым; сжимающий талию пояс, бурые сапоги на небольших каблуках, предназначенные для безопасных поездок верхом, и наконец – светлые брюки, между более тёмными полами сверху и обувью схожей раскраски внизу. «В таком облачении, сиюминутные потребности, должно быть, справляются трудно, – подумал наглец. – Но человек тем и славен, что ко всему приспособится…»

Да. Если б и другие мысли Ричарда стали вседоступной стенограммой, его заслуженно подвергли бы телесным наказаниям, ибо в помыслах своих он себя не ограничивал. Испытанная странствием смотрительница степи была постарше живописца; об этом говорил её прожжённый трудностями взгляд и тактичная надменность жестов и повадок, присущая всем толковым женщинам старше двадцати пяти. Желание и трепет восхищения рождались в душе Ричарда, когда он отвернулся от Парселии, злоупотребивший любованием. Цели и задачи их общего похода на миг были забыты. Куда они идут и для чего? – попытался вспомнить юноша, отчётливо внимая лишь одному известному намерению: деликатно приобщиться к объекту вожделения.

– … и стоило нам въехать во владения высоких теней, как на пути стали возникать различные «препятствия», от малых до больших, – подчеркнула офицер. – Не буду утомлять вас мелочами, вроде ломавшихся колёс, но когда вьючные животные вдруг загарцевали, отказавшись проводить нас в заповедник, нас ожидал ступор, в прямом и переносном смысле. – Парселия расслабилась и глубоко вдохнула, на выдохе пригладив оружейный ремешок. – Эстеральд был вынужден остаться на конюшнях, я же отлучилась на разведку, в глубь этого леса, пытаясь выяснить причины лошадиного испуга. Пока что – безуспешно, – подытожила смотритель.

У разбитого фонтана стало тихо, глас людской умолк, но в кустах и кронах враждебно шипел ветер, а кое-где звучали птичьи напевы.

– Финальная часть твоего доклада мне была известна. – Кордис поместил край сигареты в лоно мундштука, черкнул звонко спичкой, закурил. – Я не сказал вам, господа, так как не хотел на ровном месте тревожить ваш рассудок.

– Позвольте любопытствовать, кто опередил меня с вестями? – спросила, в удивлении, Парселия.

– Это был счастливец, едва не утонувший в бесовском болоте и от того нуждающийся в срочном омовении, – сказал горе посыльный, вопль которого Парселия не слышала.

– Добавьте к этим происшествиям заклинивший шлагбаум на бульварах, не пожелавший выпускать наш экипаж, и вы придёте к выводу, что странные события преследуют нас всех. – Барсонт опустил свою бессонницу, посчитав её не шибко важным знаком в глазах молодняка. – Но главным злоключением всё же является непослушание наших лошадок, – промолвил старик всезнающим голосом. – Их отказ следовать воле хозяев явно указывает на шаткую преданность твоих подчинённых, сынок, – сказал он Фэстхорсу старшему, и тот, разъярённый безумством отца, сломал сильной ладонью любимый мундштук, древко которого треснуло в воздухе и пало на землю.

– О чём вы разглагольствуете! – не выдержал Ласток, поднявшись. – Моя ли преданность главенствующему выносится здесь под сомнение?

– Придержи язык, ты, безродная скотина! – вскричал старикан, распыляясь для забавы.

Ричард встретил взглядом Парселию, она спрятала улыбку, мимолётно посмотрев на него, и попыталась было сгладить переполох, но увы, не преуспела.

– Прошу, руководствуйтесь разумом, офицер Осби, – украдкой призвала она.

– Вы оскорбляете тех, кто роднится со мной, – сказал громко Ласток, имея в виду семью Мариолы. Франс безмятежно сидел на границе бассейна, потирая бородку.

– Тебе ли говорить за других, – разошёлся старина Барсонт, бросаясь на Ластока. – Ты и твой дом уже в подозрении! Где наш обоз?

– ТИХО! – рокочущим голосом молвил глава, встал и схватился за рукоять сабли, оставленной, временно, в ножнах. – Я, Кордис Фэстхорс, ведущий свой род от первого всадника, Бергама Бравого, убью всех и каждого, кто ещё хоть единожды выскажет сомнение в верности моего люда. Членов фамилии это касается в первую очередь, – пригрозил он отцу. – Я оседлаю всякую лошадь, а ту, что воспротивится шпорам моим, – лишу головы и сожгу.

Мужчина посмотрел на приближённых, опоясавшись правой рукой, в то время как левой поправил поля треуголки.

– Не для того я собрал вас, чтобы вы толковали мне суеверия. Как предводитель воинского ордена смотрителей светлой степи, я посчитал нужным призвать вас на помощь, ибо на окраине нашего царства возникла угроза. Звериное племя вновь затерзало некогда великую светлую степь, выжигая оставшиеся хутора и деревни с фанатичным напором и яростью. По нашим подсчётам и сведеньям, безумные орды намереваются вторгнуться к нам, в Царство Копий, уже этим летом. Но скотоложцы не завоёвывают, они искореняют и разрушают, как того требуют их божества, сотворившие тварей. Тем не менее, у них на пути возвышается последнее препятствие – крепость смотрителей, с закалённым в боях гарнизоном и остатками спасшихся беженцев – жителей степи. Владений того укрепления, справедливо именуемого нами Зеницей, мы достигнем не позже, чем за седмицу. И тогда нам останется лишь выждать противника, чтобы предать его чёртово воинство объятиям смерти в лице наших рядов.

Однако на пути к светлой степи нас ожидают ещё многие вёрсты совместной дороги, и я не желаю, чтобы мы преодолевали её в тщетных догадках и ругани. Каждый из нас искусен и опытен в собственном деле, так пусть же поделится знаниями с другом-попутчиком и укрепит этим самым нашу сплочённость перед общей опасностью.

– Сакроягерь моего чина будет рад послужить вам, господин Фэстхорс. – Франс поднялся и подошёл к Кордису, став рядом с ним, лицом к публике. – Экзосоциум уполномочил меня оказать помощь приграничному ордену в борьбе с супостатом. Для всех, кто способствует нашему делу, я открыт и преисполнен желанием оказаться полезным, в вопросах истребления нечисти и поддержания здравости духа.

– Как и я, господа, – сказала Парселия, становясь вровень с мужчинами. – Разведка и травля животных, к обеду и ужину, на моей совести.

– Адъютант Осби к вашим услугам, глава, – воодушевлённый примером других поспешил сказать Ласток. – Ваш снисходительный наследник, попросивший меня обучать его воинским качествам, освоит стрельбу под моим руководством в кратчайшие сроки, коль будет на то его воля.

– Что вам предложит вояка в отставке? – спросил нашутившийся Барсонт, говоря о себе. – Увы – ничего… помимо занятной истории из канувшей в прошлое молодости.

– Мне же остаётся лишь перенимать ваши навыки, ведь ни разделывать туши, ни орудовать саблей, я пока не умею. – Ричард порадовался красоте своего револьвера, носимого во внутреннем кармане, и решил раздобыть кобуру с патронташем, чтобы соответствовать свите отца и выглядеть строже. – Хотя… если выдастся случай, быть может я сделаю пару набросков и преобразую их в яркую живопись, чтобы память о нашем походе досталась потомкам.

«Ну а покорному труженику придётся устраивать лагерь, выполнять мелкие просьбы и поручения, а также следить, чтобы всяческий сброд не приближался к прославленной знати без веского повода, на тракте и вне», – подумал мужчина-посыльный, глядя на самодовольных господ в богатых и практичных одеждах.

Путешествие в компании вооружённых. Акт седьмой

Есть ли чувство более приятное, чем то, что возникает под свободным, ясным небом? Для вереницы вышедших из леса свод богов явил отраду, избавленную от ветвей деревьев, однако настоящее блаженство шестёрка ощутила лишь при виде экипажа и повозок, запряжённых тягловыми лошадьми.

Возле растянувшегося здания конюшен рыскала прислуга, поодаль, на злаковых равнинах, объездчики катали своенравных жеребят, прикрикивая и звучно хлестая их невинные бока, а Эстеральд Осби, тем временем, полулежал на широченном пне, играя с кем-то в карты. Когда они приблизились к нему, посыльный поспешил опередить их, на ухо уведомивши Эстеральда о прибытии сиятельств. Тогда обозничий спросил, вручил ли тот письмо в руки тому, кому оно предназначалось, и получивши утвердительный ответ, спокойно встал и повернулся к господам, отвесив им поклон.

– Не будем о лишнем, – сказал подходя Кордис, не громко, но сурово.

– Слышали, дружинники? – проронил вслед Эстеральд, глядя на обозных работяг. – Чтобы не болтали мне о лишнем. И выровняйтесь, наконец! – добавил он глубоким басом, весьма гармонировавшим с объёмами его фигуры. Рабочий люд лениво стал в шеренгу; пол дюжины голов в потрёпанных рубахах и сюртуках, из тёмно-серой, грубоватой ткани.

– Как дорога, други? Не устали? – спросил рабочих Кордис. Смелый повернул к нему лицо и посмотрел в глаза.

– Коль и устали, так от высушенной рыбы, с костяшками за место мяса. А в целом, это честь ходить под вами, сеньор и господин. – Обозник продолжал таращиться на Фэстхорса, скорее не от наглости, а по вине простых своих манер.

– А чем, товарищ, ты нам пригодишься, в нелёгком-то пути?

– Чем скажете, любезный. Развести костёр, связать лошадок… – мужчина невзначай откинул полы, показывая капсюльный замок. – да пороховницы не пусты, у вашего слуги.

– Хорошо. Седлайте, братцы, кляч, и выводите наших, – распорядился Фэстхорс. – А рыбу всю отдайте здешним конюхам. Негоже вам одним давиться.

– Господин, но что мы будем есть тогда? – осведомился вольный труженик.

– Сегодня – ничего. Попьёте воду. – Кордис посмотрел вслед приунывшим работягам, удаляющимся в сторону конюшен, затем, когда они уже изрядно отошли, сказал, глядя на Эстеральда:

– Похоже, закормил ты их, дражайший. Когда слуга считает во рту кости, пресытившись чрезмерными обедами, не будет ли уместным лишить его желудочных забот?

– Разбаловал, и верно, – сказал господин Осби, нахмуривши лицо. – Всецело солидарен с суждениями вашего сиятельства.

На пне стоял поднос с парой чекушек, бутылка коньяка с толстым стеклом зеленоватого оттенка, внутри ещё хранившая оранжевую жидкость, а близ неё – игральные картишки, с вычурным орнаментом рубашек расползавшейся колоды. По просьбе господина Фэстхорса, Эстеральд раскрыл под этой дребеденью карту близлежащей местности, и Кордис пригласил своих попутчиков взглянуть на их маршрут.

– К завтрашнему дню мы достигнем Утонувшей Башни – небольшого поселения, ожидающего нас прямо по тракту, – объяснял он, глядя на истёртую материю пергамента. – Далее мы двинемся по Склону Извилистой Реки – землям полудиким и малозаселённым, за которыми выйдем во владения Осиного Гнезда, – это старый город, возведённый предками у скал и ныне пребывающий на пике своего развития. – Кордис провёл пальцем по пергаменту между нарисованных деревьев и впродоль реки, постучал по крайней точке карты, условно обозначившей «Осиное Гнездо». – За этим городишком мы и спустимся с Асканры – нашей части света – и ступим на просторы великой Светлой Степи. А там, денёк другой – и мы у крепости, славься Экион. – Фэстхорс закрыл карту треуголкой, чтобы ветер не угнал её очередным порывом, и ощутил тепло небесных светочей макушкой.

– Осиное Гнездо… – произнёс Мариола. – Моей ноги там не было ещё. Не тот ли это город, где ваш отпрыск Ласток пожелал венчать мою Милайю? – спросил у Осби Франс.

– Тот, и никакой другой, мой сват! – обрадовался Эстеральд теме разговора. – И назван этот город так отнюдь не от избытка ос и пчёл, а по вине многоярусных бойниц и галерей, высеченных в скальной толще и выходящих в степь. – Купец захохотал от счастья. – Издали такое укрепление напоминает медовые соты.

– Верно, и к тому же, – подвязался Ласток, – городок недалеко от крепости ордена смотрителей. А значит, в ходе службы, я смогу заглядывать домой к своей невесте, чтобы ограждать её от пагубных соблазнов.

– Куда ты там заглядывать собрался, ты нужен мне в Зенице! – напомнил о себе глава. – Жёнушке твоей я подарю домашнюю гиену. Будет сторожить.

– Более того, – продолжил Эстеральд, – цены на недвижимость в Гнезде упали нынче вдвое, позволяя мне купить вам там усадьбочку и не остаться с шишем.

– А вас не смущает повестка текущего года, очевидно диктующая снижение цен?– подал голос Ричард. – В конце концов, к нашим границам близится буря войны.

Беседовавшие услышали голос Парселии, холодный и гордый, лишённый сомнений.

– Ни один зверь не преступит границ Царства Копий, доколе Зеница смотрителей властвует степью. – Женщина поспешно придала тону мягкости, тут же добавив: – только вот Осиному Гнезду нашей уверенности не достаёт, поэтому иные горожане готовы всё продать и убежать.

– Напуганные выгодны, не так ли? – Эстеральд спросил лишь риторически. – Но

сам-то я их, право, не стращал.

Когда к ним выводили лошадей, Ричард выкроил минутку и обратился к Эстеральду Осби уже наедине, с просьбой разъяснить, в каком фургоне что и где находится. Обозничий развязно улыбнулся и стал вести экскурсию, знакомясь между делом с сыном покровителя.

За четвёркой массивных жеребцов, каждый – гнедой масти, первым находился с виду пассажирский экипаж. Иссиний крытый кузов знатной красоты на выразительных колёсах, с узорчатыми спицами и широким ободом янтарного окраса, был закрыт на окнах занавесками, чтобы лихой взор не искушался содержимым на пути. Эстеральд поведал, что везёт в нём дорогущие товары, начиная от изделий ювелирных и заканчивая ёмкостями с джинами. Только перевозит их он тайно, преднамеренно запрятав под коллекцией фарфоровых солдатиков, загромождённой тканями, мехами, вышивками, стародавней выпивкой и возбуждающим парфюмом. Ричард вопросил, отчего тот рассказал ему о кладах, не ограничившись товарами прикрытия, и Эстеральд ответил, что доверяет Фэстхорсам как самому себе, надеясь получать взамен их дружбу.

Следом за экипажем с кладом шёл фургон попроще, он был грузовой и содержал в себе вещицы отряда, сложенные в грузных саквояжах. В большинстве, имущество принадлежало господину Фэстхорсу и господину Мариоле, однако в кузове нашлось местечко и для груза остальных. Эстеральд подметил, что везёт сие добро с самой Градострии, а комплектовались эти вещи управителями Кордиса и Франса, так что «раз чего – вопросы к ним». Ричард снял свой тубус, захваченный из здешнего имения со всем необходимым для художника, и положил футляр на ближний саквояж, подписанный его инициалами. Что в нём было собрано он не знал и близко, но с отцовским отношением к прекрасному, вряд ли там таился хотя бы карандаш.

Третьим прицепом массивной четвёрки являлся фургон с провиантом, вмещавший, помимо запасов еды и воды, также палатки, дрова, походную утварь и перечень предметов хозяйства, необходимых и незаменимых в странствиях с комфортом. Ричард узнал, что наряду с костистой рыбёшкой, милостиво отданной даром конюшне, в мешках перевозились две дюжины вяленых кур, чаи с кофеём, коричневый сахар из тростника и запасы пшеничных хлебов, пополненные двумя днями ранее. Стоит ли упоминать о наличии высушенных абрикосов и слив, упрятанных в ящиках за бочонками кваса и сидра? Громкое перечисление съестного тут же привлекло Барсонта, и он, бросив издали взгляд на обозничего, подоспел с интересом к фургону.

– Посмотрим, везутся ли яблоки, – молвил старик, бесцеремонно расшнуровывая крайний мешок. Обнаружив внутри целый кладезь моркови, размером с бизоньи рога, дедушка Ричарда фыркнул, пока его лошадь, оставленная без присмотра возле широкого пня, куда-то поскакала.

– Яблоки намедни сгнили, и пришлось выбросить их, государь, – объяснил Эстеральд. – Они были ранние и мелковатые, никто их не ел. К сожалению, в наших краях плоды яблонь вкусны только осенью.

– Что ты городишь, любезный? – набросился на него Барсонт. – Я отродясь не ценитель ни яблок, ни груш. По мне так – кислятина. Однако такие плоды могли бы стать хорошей мишенью для выстрелов Ричарда. Можно заставить твоих батраков подбрасывать фрукты и овощи в небо, а внук мой, тем временем, будет пытаться попасть в них из своего револьвера. – Старец пронзил живописца серьёзнейшим взглядом. – Бородка твоя-то немалая, а револьвер взял сегодня впервые. Чем ты собрался разить степных смерторогов? Не кисточкой ли?

– Что ж, я замечу, – возражал Ричард, – яблочный сок таки слаще, чем ваши пойла. И если судьба вынуждает меня стать смотрителем, хотя бы на несколько шествий, я готов быть им.

– Не просто смотрителем, а верным наследником отца, основателя ордена! – провозгласил Барсонт.

– Господа, я преисполнен надежды, что по дороге в Зеницу вы повстречаете немало мишеней, и вам не придётся расстреливать нашу провизию. – Эстеральд Осби поставил руки на пояс, увидел, как несколько молодых конюхов ловили сбежавшую лошадь Барсонта Фэстхорса, пока животинка ржала и моталась из стороны в сторону.

Что касается четвёртого прицепа, то интересного в нём было мало, по крайней мере – людям. Последняя повозка представляла собой деревянное корыто на колёсах, перевозившее сено в качестве корма для вьючных животных. К повозке, с обеих сторон, были приделаны колоды, заполняемые на привалах водой для лошадей. С ней, обозный поезд растягивался в полдесятка саженей и выглядел весьма тяжёлым, вынуждая Ричарда спросить, справятся ли тягловые лошади с запряжённым грузом. «Я проехал с этими сокровищами всю нашу отчизну, – уверял обозничий, подразумевая под сокровищами и свои товары, и своих лошадок. – Обратите, судари, внимание, на толщину их грудей, на мышцы сильных ног и твердь копыт!..»

Дед и внук ушли седлать свой транспорт, а Эстеральд забрался на козлы передового экипажа и сел возле заждавшегося кучера. Наступило время выдвигаться.

– – – – -

Ричард подошёл ко гнедому жеребцу в расцвете сил, взглянул в его улыбчивые очи, украшенные густистой тёмной чёлкой, и поприветствовал животное, назвав его по имени. «Добряк... Как тебе скакалось без меня?» – спросил с улыбкой живописец, затрагивая в памяти образы из детства. Когда голос хозяина достиг его ушей, жеребец отрицательно замотал головой и ткнул в него ноздрями, выражая дружескую ласку. Последний раз юноша ездил на нём в пятнадцать лет, уже в те годы будучи наездником со стажем. Он погладил Добряка по лбу, взялся за путлище, проверил на крепость. Затем, ступивши на стремя как на ступень, потянулся к луке седла и забрался лошади на спину. Обзор сразу стал лучше.

Слева, на небольшом расстоянии, с ним поравнялся и Барсонт, на своей рыжей, как и его бакенбарды, кобыле. А спереди подъехал отец, оседлавший скакуна тёмной шерсти с рассыпчатыми подпалинами цвета огня, отчего названного «Пламеносец». Как величественен и спокоен был его взгляд, когда Кордис Фэстхорс притянул к себе поводья и остановил жеребца. И какой вдохновляющей музыкой звучало молчание Кордиса, представшего перед попутчиками на коне! Чистота мимики, краткость движений, и с тем – гордость духа, запечатлённая в осанке и глазах. Он не носил опознавательных знаков, потому что все знали сеньора в лицо, и всякий, кто шествовал с ним, был готов жертвовать жизнью ради триумфа. Ричард почувствовал это и восхитился, увидев в отце героя легенд и былин. «С таким предводителем, мы превзойдём все препятствия», – подумала свита, выстроившись клином за главой.

Кордис одобрительно взглянул на Ричарда и Барсонта – сына и отца – внутренне ликуя семейному единству и готовности следовать за ним. В кои-то веки всё складывалось в интересах фамилии. И пусть Ричард не сразу склонился судьбе, в конечном итоге, он всё же одумался и решил подчиниться воле отца, стремившегося воспитать в сыне храбрость и мужество. «В нём заиграла кровушка предков», – сказал себе Кордис и уже собирался кивнуть Эстеральду, управлявшему обозом, в знак выступать.

Женская фигура, выбежавшая ни с того ни с сего из дубравы оградного леса, остановила его, и он присмотрелся; от деревьев заповедника, в чертогах которого они повстречали Парселию одним часом ранее, бежала разодетая девица, преодолевавшая волнистую кладку дороги под чередой фонарных столбов. Расшитое лазурное платье и такая же шляпка бросались в глаза на зелёном пейзаже, но лицо юной дамы, когда Кордис считал его остротой зрения, удивило по более, чем неуместный к подобным прогулкам наряд.

– Надо же, чья-то невеста, – сказал он, и все во мгновение ока развернули лошадей к склону холма, по которому к ним приближалась девица.

– Милайя? Что она делает здесь? – спросил было Ласток, обуздывая своего вороного коня. Девушка спешно добралась к равнине конюшен и к ней, пешим шагом, подошёл Франс Мариола, до сих пор не оседлавший своего скакуна. Отец и дочь о чём-то зашептались; и хоть остальные не слышали их разговора, по лицу Милайи становилось понятно, что девушка взволнована и нуждается в помощи.

– Я еду с тобой, – едва слышно сказала она, пронизывая обиженным взглядом отца.

– Что с тобой, Мила? – с родительским сочувствием вопросил Франс. – И почему ты не дома?

– Тебе действительно хочется знать? – Девушка спустила декольте с пышной оборкой в виде белоснежных роз, и Франс увидел свежий красный след на её коже, оставленный не сильным, но унизительным ударом кнута или розги.

– Анстра, – почти машинально произнёс Франс. Милайя насмешливо фыркнула.

– Даже сейчас, наблюдая униженную дочь, ты восхищаешься ею, этой холодной гадюкой.

Франс был тронут замечанием дочери. Он подошёл и обнял её, бережно приголубив за талию справа, а на ухо шепнул:

– Ты поедешь, но будешь молчать, это ясно тебе?

Большего Милайе не требовалось. С незамеченной злостью она освободилась от отцовских объятий и подошла к свите Кордиса Фэстхорса. Они наблюдали за ней с высоты конских сёдел и были обречены пребывать в блаженном неведении относительно реальных причин её появления.

– Славные господа, – вдруг сказала девица, совершив реверанс. Всадники учтиво поклонились, а Кордис приподнял треуголку и вернул её на голову, молча поприветствовав молодое наследие семьи Мариола. Ласток, тем временем, спешился, и подойдя, взял её за руку, не желая на людях касаться любимой губами. Зато все заметили, как на лице её брызнули слёзы, и всем показалось, что вызваны они наплывом чувств к жениху.