Текст книги "История Византийских императоров. От Константина Великого до Анастасия I. Том1"
Автор книги: Алексей Величко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 44 страниц)
Но сами Константинопольские архипастыри до некоторого времени оставались в стороне от споров за первенство между патриархатами, выступая, скорее, в качестве стороны, принимающей один за другим дары императоров, чем самостоятельно борющейся за прерогативы. Правда (первый «звонок»), вскоре после Второго Вселенского Собора, в 394 г., Константинопольский архиерей Нектарий(381–397) фактически единоличноруководил всем ходом заседания синода, давая слово или ограничивая выступления остальных восточных архипастырей по своей воле [773]773
Терновский С.Очерки из церковно-исторической географии. С. 240.
[Закрыть].
Кроме того, в отличие от Запада, на Востоке не было единого могущественного митрополита; здесь образовалось множество равных по положению церковных центров, главы которых и их честолюбивые настроения не дали сложиться власти одного папы Востока. Кроме того, императоры довольно чётко следили за перипетиями этой борьбы, внося в неё свои коррективы и не допуская ущемления своих прав, как глав Римского мира и Церкви.
Желая поддержать престиж «своих» архиереев, императоры начали ставить на эту кафедру выходцев из других, более авторитетных патриархий. И новые архиепископы стали действовать в том духе, который навевал им пример Римского папы и статус второй кафедры в Кафолической Церкви. Святитель Иоанн Златоуст просвещал церкви Фракии, Азии и Понта задолго до Халкидонского Собора. А это, по мнению тех, кто желал обосновать его действия, свидетельствовало о том, что эти епархии уже и тогда зависели от Константинополя [774]774
Феофан Византиец.Летопись от Диоклетиана до царей Михаила и сына его Феофилакта. С. 75.
[Закрыть].
Его преемник Аттик(406–425) разрешал спор фригийских епископов Агапита и Феодосия, рукоположил ритора Сильвана епископом Филиппопольским в Родопе, а спустя 3 года перевёл его в Троаду, поскольку прежний климат был для Сильвана слишком суров. Он же пытался, имея защиту в императоре св. Феодосии Младшем, подчинить своей власти Эпир, Македонию, Фессалию и Ахайю, которые хотя в государственном отношении принадлежали ещё со времен св. Феодосия Великого Восточной империи, но в церковном отношении находились в ведении Апостольского престола [775]775
Барсов Т.Константинопольский патриарх и его власть над Русской Церковью. С. 43, 44.
[Закрыть]. А в 421 г. император издал указ, согласно которому все важные спорные дела епископов Иллирии должен был рассматривать архиерей Константинополя, поскольку тот имеет равные права с понтификом Рима. Другим законом он повелел, чтобы ни одинепископ Азии и Фракии не был рукополагаем без согласия с Константинопольским архипастырем.
Дело Златоуста по просвещению других диоцезов подхватил Несторий. Став патриархом, он моментально освоился в новой роли и считал себя обязанным просвещать всюКафолическую Церковью или, во всяком случае, её восточную часть.
Но, надо сказать, противостоящие Константинопольскому архипастырю Александрия и Рим были мощны и авторитетны в церковном и политическом смысле. Апостольская кафедра не приняла, но и не опровергла 3-й канон Константинопольского Вселенского Собора 381 г. Просто они не усмотрели в этом никаких реальных угроз преимуществам своего престола и проявляли всю свою силу лишь в тех случаях, когда Константинопольский собрат начинал их реально беспокоить.
Так, папа Бонифаций I убеждал епископов Фессалоники не уходить из-под юрисдикции Рима и не принимал хиротонии, произведённой Аттиком Константинопольским. Прочих Иллирийских епископов папа убеждал охранять свои права быть под власть Рима и не искать заступления у тех, «коим постановлениями Церкви не дано никакой высшей власти» [776]776
Барсов Т.Константинопольский патриарх и его власть над Русской Церковью. С. 48, 49.
[Закрыть]. Но, очевидно, таких прецедентов было всё же не так много, поскольку сами Константинопольские архиереи нередко прибегали к защите Римского престола в первые десятилетия IV в.
Нельзя сказать, что все остальные восточные епископы были воодушевлены новой практикой столичного архиерея. На одиннадцатом заседании Халкидона епископы Эфесского диоцеза просили Собор, чтобы на будущее они не рукополагались в Константинополе.
Ещё более серьёзную опасность власти Константинопольского епископа представляла Александрия. И если бы не «Разбойный собор», Диоскора, разрушившего нежное согласие двух пап, судьба столичного епископа едва ли бы могла вызвать завистливые чувства. Спас Константинопольскую кафедру император, усилиями которого (св. Феодосий Младший, св. Евдоксия, св. Пульхерия, св. Маркиан) мир в Церкви был первоначально восстановлен, затем возвращено истинное исповедание, а затем вновь поднят вопрос о преимуществах Константинопольской кафедры. Это произойдет уже совсем скоро, на Халкидонском Соборе, 28-е правило которого войдет в число важнейших канонов Кафолической Церкви.
IX. СВ. МАРКИАН (450–457) И СВ. ПУЛЬХЕРИЯ (450–453)
Глава 1. «Солдатский» царь, избранник Божий, и Четвёртый Вселенский (Халкидонский) СоборНекогда фракийский юноша по имени Маркиан, решивший пойти по стопам своего отца – военного командира невысокого чина, отправился в Филиппополь (ныне – Пловдив), чтобы там записаться в легион и начать воинскую службу солдатом. По пути он наткнулся на тело убитого человека и, будучи сострадателен и добр, остановился возле него, желая отдать убиенному последний долг памяти. Здесь его и схватили агенты местного префекта, заподозрив в совершении этого преступления. Святого Маркиана допросили, его показаниям не поверили, и наверняка признали бы преступником, если бы по Божьей милости в этот день не был бы схвачен истинный убийца.
Придя в один из легионов, св. Маркиан записался простым воином, причём с ним произошёл один интересный эпизод, многократно впоследствии повторенный историками и современниками. По уставу Маркиана следовало поместить на последнем месте в списке легиона, как новобранца. Но его воинский начальник, которому понравились стать, сила юноши и его характер, решил записать его на место недавно умершего легионера, которого звали Август. В результате получилась следующая запись: «Маркиан, который также и Август». Для всех это являлось Божественным знаком его избранности (ведь и императоров звали августами), впрочем, далеко не единичным.
В 430 г. по просьбе Валентиниана III св. Феодосий II отправил на помощь ему свою армию во главе с Аспаром в Африку. В неудачной для римлян битве с вандалами св. Маркиан был взят в плен. Его, как и остальных пленных, привели на равнину, чтобы вождь вандалов Гейнзерих мог полюбоваться живой добычей. День стоял жаркий, воины занимались своими мелкими делами, а св. Маркиан лёг спать. Каково же было удивление короля вандалов, когда он увидел, что орел спустился с высоты и, паря вблизи кругами, создал над спящим св. Маркианом нечто вроде тени. Он немедленно приказал освободить фракийца, лично взяв с него клятву в том, что тот никогда не поднимет оружия против вандалов, когда достигнет царской власти [777]777
Евагрий Схоластик. Церковная история. Книга II, глава 1. С. 104–106.
[Закрыть]. Всё же нельзя недооценивать прагматизма Гейнзериха. От остальных пленных он узнал, что св. Маркиан пользуется расположением гота Аспара, фаворита двора, и варвар разумно решил, что никакого проку от убиения римлянина ему не будет, а оставив его в живых, он может впоследствии получить прекрасные дивиденды от своей расторопности [778]778
Прокопий Кесарийский. Война с вандалами. Книга 1, глава IV, 1-10. С. 185, 186.
[Закрыть]. В общем, в дальнейшем так всё и вышло.
Как свидетельствует Феофан Византиец, аналогичный эпизод ещё раз произошёл в жизни св. Маркиана. Во время войны с персами св. Маркиан вместе с войском отправился в поход, но по дороге занемог. Он остановился в городе Сидиме, что находился в провинции Ликия, на постой у двоих братьев Юлия и Татиана. Спустя некоторое время, когда здоровье его пошло на поправку, св. Маркиан вместе с ними отправился на охоту, а в полдень они легли уснуть. Проснувшись, братья обнаружили орла, парящего над их попутчиком. Орёл с древних времён символизировал царскую власть, и братьям не составило труда прийти к выводу, что перед ними – Божий избранник. Разбудив св. Маркиана, они спросили, что он сделает им, когда станет царём? Удивлённый юноша недоумевал, почему это должно произойти («что я за человек, чтобы это со мной могло случиться?»), но пообещал Татиану и Юлию, что назовёт их в таком случае «отцами». Братья дали солдату 200 монет и отправили в Константинополь, где он догнал свою армию [779]779
Феофан Византиец. Летопись от Диоклетиана до царей Михаила и сына его Феофилакта. С. 100.
[Закрыть]. Замечательно, что впоследствии, когда св. Маркиан станет царём, он действительно пригласит этих братьев в столицу и пожалует высокими назначениями. Татиан станет префектом Константинополя, а Юлий – префектом Ливии, и в своих посланиях император будет именовать их «отцами» [780]780
Феофан Византиец.Летопись от Диоклетиана до царей Михаила и сына его Феофилакта. С. 101.
[Закрыть].
Почти 15 лет служил св. Маркиан у Аспара, став его доверенным другом, и получив титул трибуна – не слишком высокий, чтобы задумываться о высоких перспективах. Рядом находились могущественные фигуры, и едва ли можно понять, почему выбор св. Феодосия Младшего и св. Пульхерии пал именно на него. Да, св. Маркиан был благочестив, православен, надёжен и весьма скромен в быту, но объективно ни при каких обстоятельствах он не мог рассматриваться в качестве нового самодержца. Он был вдовцом, и от первого брака имел дочь, которую выдал замуж за Анфимия, внука опекуна св. Феодосия Младшего, правившего в первый период его царствования. Надо сказать, что, опровергая рассказы о солдатских нравах времён Римской империи, св. Маркиан был предельно целомудрен и никогда не давал повода для скабрезных историй в отношении себя.
Поговаривали, что за него высказался и могущественный готский военачальник Аспар, в личной дружине которого служил св. Маркиан. Но в то время он был далеко не единственным фаворитом – нельзя забывать и о грозной фигуре Хрисафия, как минимум, уравновешивающего гота по силе своего влияния на царя. И едва ли можно предположить, будто св. Пульхерия при её решительном и властном характере согласилась бы привести к императорскому престолу ставленника придворных фаворитов. Самое вероятное (и это единственное удобоваримое объяснение), что его имя было названо свышеимператору св. Феодосию во время молитвы, когда он просил Бога указать ему преемника, способного обеспечить безопасность государства и продолжить его деятельность на пользу Церкви. Можно достоверно предположить, что своим открытием царь поделился с сестрой, и та, как женщина благочестивая, не стала препятствием на пути Провидения.
Воля умирающего царя была известна, и св. Пульхерия лишь обеспечила избрание св. Маркиана сенатом и армией, что не составило особого труда. Правда, император Валентиниан III попытался воспрепятствовать его царствованию: на короткое время он стал единоличным самодержцем обеих частей Римской империи, и традиционно емупринадлежало неписаное право назвать своего соправителя. Но, во-первых, его авторитет в Константинополе был совершенно несопоставим с авторитетом св. Пульхерии и покойного государя. Во-вторых, назвав св. Маркиана своим царём, святая августа и все остальные, видимо, наверняка опирались на некоторые безусловные для себя признаки избранности св. Маркиана Богом. Наконец, поняв всю бесполезность затягивания вопроса об утверждении св. Маркиана царём, Валентиниан Младший прислал своё согласие [781]781
Евагрий Схоластик.Церковная история. Книга II, глава 1. С. 107.
[Закрыть].
Что можно сказать о новом царе? Он был безупречно честен, прямодушен, последователен в решениях, суров, немного грубоват и бескорыстен, физически силён и, несмотря на возраст, всё ещё по-мужски красив. Его отличала прямота характера и любовь к справедливости, что выглядело чем-то необычным на фоне распущенных нравов аристократов и столичных городов, но напоминало старые римские порядки, которые ещё поддерживались в армии. Как христианин, св. Маркиан был благочестив по отношению к Богу и к людям. Он «считал богатством не то, что сберегается, и не то, что собирается от налогов в одно место, но единственно лишь то, что может помочь нуждающимся и обеспечит большую безопасность владеющих». Пронизанный духом римской военной дисциплины, понимая действенность наказания в деле поддержания общественного порядка, он тем не менее старался не столько карать, сколько угрожатькарой. Новый император был мало образован, но люди уважали в нём здравый смысл, а его храбрость вошла в пословицу. Святому Маркиану шёл 58-й год, и он собирался посвятить последние годы своей жизни на благо отечества и служению Церкви [782]782
Тьерри Амадей.Ересиархи V века: Нестория и Евтихий. С. 273.
[Закрыть]. Это был именно тот товарищ по трону, в котором остро нуждалась св. Пульхерия.
Поскольку святая императрица уже давно носила титул августы, ей принадлежала решающая роль в исполнении последней воли царственного брата по поставлению св. Маркиана на престол. Тонкость ситуации заключалась в том, что при сложившихся обстоятельствах он мог стать императором только путём женитьбына августейшей деве. Ведь в Иерусалиме проживала императрица св. Евдокия (хотя бы уже и номинальная), и при наличии трёх августов (Валентиниана, св. Пульхерии и св. Евдокии) признавать царём постороннегочеловека было совершенно невозможно. Церемония воцарения случилась в Евдоме, 24 августа 450 г., в присутствии армии, по обыкновению приветствовавшей избранника, после чего св. Пульхерия и св. Маркиан тут же обвенчались. Для этого императрица получила разрешение патриарха от обета девства, данного в юности, но и теперь уже далеко не молодые супруги жили целомудренно. Вне всякого сомнения, их брак был всего лишь фикцией. Гораздо важнее то, что супругов связывали чистота нравов, добрые духовные отношения и единомыслие в вере. Для большей легитимности прав св. Маркиана царица добилась того, что ставленник Диоскора патриарх Анатолий Константинопольский(449–458) в 450 г. короновалнового императора – событие, до сих пор невиданное.
Первым делом императрица св. Пульхерия решила восстановить единоличное правление царей, избавившись от многочисленных фаворитов и временщиков. Она выдала на суд и казнь ранее могущественного евнуха Хрисафия – ясное свидетельство полной перестройки отношений в высшем свете. Затем она вернула в Константинополь мощи св. Флавиана, выбрав местом их погребения фамильный для царей храм Святых Апостолов, где уже покоился св. Иоанн Златоуст. А император св. Маркиан ознаменовал начало своего царствования эдиктом о сложении недоимок с населения за последние 9 лет. Вскоре это станет обычной практикой при воцарении нового монарха. Помимо этого он воспретил всякие поборы, ранее взимавшиеся при вступлении в должности (главная предпосылка коррупции среди чиновничества), и отменил огромные затраты, производимые лицами, вступавшими в консульство. Как рачительный хозяин, император велел обратить эти средства на городские и общенародные нужды, в частности на восстановление городского водопровода Константинополя.
Святой Маркиан был предельно благочестив, и в этом отношении они очень походили со св. Пульхерией друг на друга. Известно, что супруги вместе неукоснительно соблюдали все религиозные церемонии и моления, какие совершались ранее при св. Феодосии Младшем. Стараниями супругов вскоре был построен монастырь св. Зои и св. Ирины [783]783
Терновский С.Очерки из церковно-исторической географии. С. 237.
[Закрыть]. В день очередной годовщины сильнейшего землетрясения 447 г. (когда открылось «Трисвятое»), 26 января, император пешком отправился из дворца на Военное поле с крёстным ходом. Поскольку было очень холодно, патриарх не одобрил предложение императора пройти пешком вместе с ним, и решил следовать за ним на носилках. Но, вдохновлённый примером царя, пошёл за ним следом. Даже в последний год своей жизни, будучи тяжело больным, св. Маркиан продолжал посещать все богослужения и принимал участие в крёстных ходах [784]784
Кулаковский Ю.А.История Византии. Т. 1. С. 298, 299.
[Закрыть].
Хотя оба императора являлись полновластными правителями Империи, всё же по молчаливому и любовному согласию, они фактически поделили полномочия. Святой Маркиан взял на себя внешнюю защиту государства, которому угрожали враги, а его венценосная супруга приняла внутреннее управление и руководство Церковью. Энергичная женщина, она немедленно продолжила традицию своего великого деда, во главе угла которой лежала идея об императоре – главе Церкви. Императрица считала, что только царю принадлежит верховная правительственная власть в Церкви, и данное правило не могло иметь отступления. Возвышение александрийца являлось нарушением традиции и таило серьёзную угрозу государственной власти, с чем, конечно, св. Пульхерия не собиралась мириться. Александрийский папа должен был быть низвержен, и для этого царственные супруги пригласили в союзники св. Льва Великого с тем, чтобы опровергнуть догматические позиции Диоскора и вслед за этим ликвидировать его почти безграничную церковную власть. Поразительно, но и теперь Диоскор не утратил своей решимости удержать главенство в своих провинциях и даже попытался выступить против императоров(!), задержав в Египте провозглашение св. Маркиана царём [785]785
Гидулянов П.В.Восточные патриархи в период четырех первых Вселенских Соборов. Из истории развития церковно-правительственной власти. Историко-юридическое исследование. С. 706, 707.
[Закрыть]. Конечно, этот демарш только укрепил царей в мысли решить дело по-своему.
Две задачи стояли перед монархами – восстановление единства Церкви и истинного вероучения и отражение внешних угроз со стороны варваров. Здесь-то и сказались плоды политики св. Феодосия Младшего, которыми вовремя и к месту воспользовался его преемник. В наследство св. Маркиан получил многочисленную и хорошо организованную армию, познавшую вкус победы над персами и горящую желанием сразиться с гуннами. Хотя он стал императором «из солдат» и не получил блестящего образования, но, как отмечалось, был умён особой народной мудростью, а потому умел сочетать свои желания и общие интересы. Святой Маркиан практически всегда предпочитал мир войне, если такая возможность открывалась хотя бы и за деньги, и в этом отношении продолжил очень верную и прагматично-выверенную линию поведения прежних царей, умевших быть и воинственными, и мирными в зависимости от внешних обстоятельств. Но когда Аттила прислал к нему посольство с требованием дани, св. Маркиан ответил, что не обязан давать ему столько, сколько ранее по щедростидавал св. Феодосий II. «Возвратитесь к вашему государю и скажите ему, что если он обращается ко мне как к другу, то я пришлю ему подарки, а если как к даннику, то я имею для него оружие и войско, не слабее его». Это уже был ультиматум с позиции силы. Император отправил к вождю гуннов своих послов, обещавших выплачивать дань, но на обычных для всех федератов условиях – охрана границы Римской империи и признание власти императора над собой.
Конечно, Аттила не принял послов и, оскорблённый, начал подумывать о полномасштабной войне с Константинополем, но так на неё и не решился [786]786
Кулаковский Ю.А.История Византии. Т. 1. С. 308.
[Закрыть]. В сентябре 451 г. он направил небольшой конный отряд в восточную Иллирию для проведения устрашающего набега, но дальше этого дело не пошло. При всех угрозах в адрес св. Маркиана, в 452 г. Аттила опять отказался от немедленных боевых действиях на Востоке, хотя заочно и объявил Константинополю войну, поскольку св. Маркиан дани так ему и не выплатил [787]787
Приск Панийский.Сказания. Отрывок 15. С. 513.
[Закрыть]. Вместо этого он стал готовиться к походу на Италию. Но, как надо полагать, в тот момент не просто слепой случай спас Восточную империю от гуннов, но сказалась та мощь, которую она уже накопила за последние 50 лет. Аттила был слишком умён и расчётлив, чтобы рисковать в борьбе с таким опытным и бесстрашным соперником (особенно, если его храбрость была подкреплена реальной силой), как св. Маркиан. Поэтому он выбрал жертву слабее – Рим, и расправился с ней, что, в общем-то, тоже далось ему не без труда, если вспомнить страшное поражение гуннов на Каталаунских полях.
Но и в Италии дела гунна шли не так успешно, как ему хотелось. На Западе ему противостоял Аэций, а с Востока, в полной согласованности действий с римским полководцем, давили на гуннов войска св. Маркиана. Варвар оказался зажатым как бы между двух огней, к тому же в 452 г. в Италии был неурожай, и гуннам вскоре очень трудно стало добывать припасы и пищу. Поэтому они оставили Италию, спасённую гением двух великих римских военачальников. Аттила отступил, надеясь в следующем году взять реванш, но, как известно, вскоре скоропостижно умер.
Смерть Аттилы послужила сигналом к распаду его державы. Первыми отпали гепиды, страдавшие под не очень ласковой рукой великого гунна – они захватили территории, где ранее любил останавливаться сам Аттила. Остготы заняли Паннонию, эрулы поселились на левом берегу среднего Дуная. Аланы перешли через Дунай в пределы Империи и осели в Добрудже. Основная масса гуннов вернулась на Восток, но некоторые отдельные отряды перебрались в Прибрежную Дакию и поселились вдоль рек, впадающих в Дунай с юга, – Ут, Эск, Альм. Теперь картина на северных границах Империи кардинально поменялась. Исчезли страшные гунны, и остались разрозненные племена варваров, не желавшие объединяться под чьей бы то ни было единой властью. Фактически, этим Римская империя и была спасена, получив время для передышки и восстановления своих сил [788]788
Кулаковский Ю.А.История Византии. Т. 1. С. 310.
[Закрыть].
Как ни тяжело было внешнее положение Римского государства, внутренние неурядицы, вызванные двумя последними соборами и расколом Кафолической Церкви, казались ещё тяжелее для разрешения. После 449 г. могущественный Хрисафий фактически передал Диоскору все церкви Востока, и те склонили свои головы перед «фараоновой шапкой». А монастыри сделались притонами самых фанатичных евтихианцев. Городские судьи, префекты провинций и другие высшие должностные лица государства приняли постановления «Разбойного собора» как официальную религию и требовали от населения их неукоснительно точного соблюдения. Но сам Восток не был единомышленным: если Александрия склонялась к евтихианству, то Антиохия, естественно, к несторианству. Остальные епископы едва терпели тиранию Диоскора, мечтая поскорее избавиться от неё.
Но на другом конце Империи папа св. Лев Великий не уставал бороться за истину. Конечно, ранее Рим всегда более благосклонно относился к Александрии, чем к Константинополю или Антиохии. Но в данном случае Александрийский архиепископ первым начал военные действия, совершенно проигнорировав былую дружбу и добрые традиции взаимоотношений двух апостольских церквей. Мало того, что Диоскор не принял веры Римского папы и даже воспрепятствовал огласить на своём соборе его «Томос», он позволил себе оскорбить личность Римского понтифика. Епископ древнего Рима, преемник первого апостола Церкви, был отлучен горстью египетских епископов во главе с ересиархом, позволившим себе неслыханные ранее преступления! И это всё шло из Александрии, епископов которой – св. Афанасия Великого и св. Кирилла так упорно и настойчиво поддерживала Римская церковь. Негодование это тем более возрастало, что столь бесцеремонно оскорблённый папа являлся в действительности одним из самых великих понтификов, каких видел на своей кафедре Рим. И перу этого епископа, как указывалось выше, принадлежало первое системное учение о прерогативах Римского архиепископа. Конечно, при таких, исключающих любой компромисс, условиях папа был готов биться до конца. Откровенно сказать, союзников у него было не так много. Император Валентиниан III полностью дискредитировал себя в глазах общества и вообще мало интересовался делами Церкви. Он мог подписыватьписьма своему восточному собрату под диктовку понтифика, но не мог настоять на своей позиции, даже если бы она и была. Лишь св. Пульхерия горячо, и открыто поддерживала Римского папу. Это, конечно, было немало, но и не так много, как могло показаться.
Впрочем, вскоре всё изменилось. Если во времена Хрисафия голос апостолика был едва слышим, то сейчас, после воцарения нового императора, он вещал в полную силу, и он пробудил всю Кафолическую Церковь. Теперь рядом с понтификом, как Ангелы Хранители, стояли св. Маркиан и св. Пульхерия. Они немедленно кассировали решения «Разбойного собора», вернув из ссылки всех сосланных Диоскором епископов. Напротив, мятежный Евтихий был удалён царским распоряжением из города без какого-либо судебного разбирательства. Почувствовав опасность, Диоскор попытался восстановить отношения с Римом, но св. Лев потребовал, чтобы он и остальные архиепископы Поместных Церквей признали его «Томос», так и не прочтённый в 449 г. на «Разбойном соборе». Понятно, что вслед за этим на повестку дня встал бы вопрос о вере самого Александрийского епископа и его протеже Евтихии.
Мог ли «Фараон» согласиться с тем, что его признают еретиком или покровителем ересиархов? – риторический вопрос. Но и делать вид, что ничего не произошло, становилось всё труднее: пока Диоскор молчал, вчерашние ставленники и союзники, чувствуя новые веяния, предавали его один за другим. Вначале «Томос» подписал Анатолий Константинопольский, его недавний апокрисиарий, затем Максим, епископ Антиохийский [789]789
Карташев А.В.Вселенские Соборы. С. 314.
[Закрыть]. Вслед за этим архиереи, участвовавшие в заседаниях 449 г., массово начали писать покаянные заявления св. Льву Великому, и всем «вдруг» стало ясно, что 2 года назад в Эфесе произошло настоящее преступление. Конечно, никто не хотел признавать своей личной вины, и «козлом отпущения» объявили Диоскора, которого оставалось снять с кафедры – вполне разрешимая задача для решительного императора и его мудрой супруги. Но оставалась ещё ересь Евтихия, свившая себе многие гнезда на Востоке. И опровергнуть её только административнымиспособами было совершенно невозможно.
Поэтому, едва взойдя на престол, св. Маркиан отписал совместно со св. Пульхерией письмо папе, в котором, между прочим, супруги заявили, что очень надеются на «святость, содержащую начальство в епископстве Божественной веры». Они напрямую признались, что во всём полагаются на авторитет апостолика, который поможет на предстоящем Вселенском Соборе, что задумали созвать цари, восстановить мир в Церкви [790]790
«Послание императора Маркиана к римскому епископу Льву» // ДВС. Т. 2. С. 48, 49.
[Закрыть].
Но тут возникла первая неувязка. Если раньше папе казалось, что только новый Вселенский Собор (и обязательно в Италии) может спасти Церковь от ереси Евтихия, то теперь апостолик резко охладел к этой идее. Во-первых, перед воротами Рима стоял Аттила, и, кроме папы, некому было усмирять грозного варвара. Да и едва ли остальным архиереям улыбалась перспектива проводить Собор в условиях военного времени. Во-вторых, ему казалось, что вопрос и так уже догматически решён – ведь цари согласились с его вероучением, чего желать ещё? Поэтому, исходя из своего понимания роли папства, св. Лев Великий предлагал императорам, чтобы остальные Церкви и епископы «всего лишь» подписали его «Томос», признав, соответственно, содержащееся в нём исповедание единственно кафоличным. Кроме того, совсем не исключено, что в глубине души понтифик опасался всякого рода неожиданностей на предстоящем Соборе – как вскоре покажет время, интуиция его не подвела. Да и вообще ему мало нравилась перспектива доказыватьвсему миру правоту своего вероучения, поскольку минувшие десятилетия много усилили веру Римских епископов в исключительность своей кафедры, её абсолютный авторитет и непогрешимость.
Поэтому в ответ императоры неожиданно получили письмо (эта переписка, кстати, отсутствует в русском переводе «Деяний Вселенских Соборов») от св. Льва Великого, в котором он приводит свои доводы противнового Вселенского Собора. «Нам довольно вашей ревности о вере, – писал папа, – мир возвращается в Церковь, а через Церковь в государство. Удовольствуемся же тем, что внушает вам Бог, и не будем производить больше прискорбных споров, одно бесстыдство которых есть позор для Церкви. Будем стараться по возможности избегать поднимать нечестивые и безрассудные вопросы, которые Св. Дух учит нас заглушать при первом их появлении; нехорошо постоянно исследовать то, во что мы должны верить, как будто тут может быть место сомнению; и теперь должно быть известно, что мнения Евтихия нечестивы, и что Диоскор, обвинивши Флавиана, погрешил против веры».
Но папа слишком долго требовал обратного, чтобы в одну минуту смог повернуть вспять запущенный им же самим маховик созыва Собора. Императоры без труда доказали папе, что такие вопросы традиционно рассматривались соборно, и сейчас нет никаких оснований для исключений из этого правила. Тогда понтифик потребовал, чтобы Собор был созван в Италии, но императоры и на этот раз воспротивились ему: «Позор произошёл на Востоке, на Востоке же он будет и изглажен». Конечно, императоры не оставались столь наивными, чтобы не понимать, насколько собор в Италии, который контролировать было бы очень трудно, мог окончательно развалить Церковь, если невозможно будет обеспечить единомыслие епископов. Они хотели руководитьСобором – желание тем более обоснованное, что повсеместно мир в Церкви в ту минуту связывали всё же не с именем папы св. Льва, а с императорами. Авторитет понтифика был, безусловно, высок. Но на Востоке многие полагали, что его «Томос» противоречит учению св. Кирилла Александрийского и Примирительному исповеданию 433 г., и потому желали обсудить обе богословских позиции. Как следствие, невольно папа оказался заинтересованнойстороной, а императоры, напротив, нейтральной, и не давали повода упрекнуть себя в неправославии.
Делать нечего – папа согласился и с этим условием, взамен потребовав личного присутствия императора на Соборе, председательского места для своих легатов (сам понтифик ужетрадиционно не собирался посещать соборных заседаний), оглашения своего «Томоса», как образца веры, и, наконец, исключения Диоскора из состава участников вселенского собрания. Это была открытая месть за унижения папы, но императоры сепаратно договорились с понтификом и в принципе выполнили, хотя и не так, как в деталяххотелось Римскому епископу, данное ему обещание [791]791
Тьерри Амадей. Ересиархи V века: Нестория и Евтихий. С. 281, 282.
[Закрыть].
В переписке сторон и размышлениях правителей мира и Церкви прошло время, и вот, наконец, согласовав с папой все детали, 17 мая 451 г. император своей грамотой повелел созвать Вселенский Собор на 1 сентября того же года. Выбор места проведения пал на Никею, с которой у православных были связаны воспоминания о вселенской богословской победеЦеркви над страшной ересью Ария. За быстрыми летними месяцами прошло время приготовлений, и с приближением сентября дороги, ведущие в Никею, покрылись множеством народа и повозок. Император, желая услышать всю Вселенскую Церковь, распорядился митрополитам взять с собой столько епископов, сколько им понадобится, и сотни архиереев вместе со свитой, с любопытствующими мирянами и монахами, горячими приверженцами Диоскора и Евтихия, заполнили собой тот город, где некогда впервые состоялся Вселенский Собор.
Но в назначенное время царь не смог открыть Собор, как того желал он сам и папа св. Лев Великий. Солдат, прежде всего, он во главе римской армии в это время был вынужден находиться у берегов Дуная, чтобы отбить возможные атаки гуннов на Фракию и на сам Константинополь – разбитые Аэцием на Каталаунских полях, они всё ещё были очень опасны. На жалобы прибывших участников о задержке заседаний, император приказал всем епископам и приглашённым гостям Собора переехать в Халкидон, отделённый от Константинополя только Босфором [792]792
«Список с третьего императорского послания, отправленного к святому собору в Никее в ту пору, когда благочестивейший император задерживался еще во Фракии, о том, чтобы этот собор без замедления перешел в Халки-дон» // ДВС. Т. 2. С. 54.
[Закрыть]. Здесь ему было гораздо легче руководить работой Собора, не отдаляясь от армии, чем в том случае, когда заседания начались бы в Никее. В Халкидоне, в первых числах октября 451 г., в просторном зале храма святой Евфимии и начал свою работу самый великий из всех Вселенских Соборов.
