Текст книги "Долиной смертной тени"

Автор книги: Алексей Ливанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Глава 12
Вишнёвый мусор

Дьявол в аду – образ положительный.

© Станислав Ежи Лец

Танк надрывно ревел, растаскивая плиты на месте братской могилы разведки. Перед этим, по приказу Камрада, он развалил дом, похоронив под обломками семейку, убившую Карабаса. Никто не собирался часами долбить землю, чтобы их закопать.

Заняв на краю посёлка двухэтажный дом, мы обустраивали быт в ожидании приезда Куска, Шума и Выдры с нашими личными вещами и имуществом взвода.

– Суки! – сокрушался Борзый. – Или перед отходом прострелили или шальными пулями посекло! Хана кубовику!

Жестяной кубовик на втором этаже занятого нами дома был прострелен в нескольких местах. Дом был удобно расположен для ведения наблюдения и бросать его из-за пробитого бака не хотелось. Было решено прошвырнуться по соседним домам в поисках целой ёмкости для водных процедур и стирки. Вскоре такую ёмкость нашли в одном из домов. Волоча её во двор занятого нами дома, все молчали. Видимо, каждый думал о своём: кто о смерти Вахи и Карабаса, кто о похороненных под обломками дома разведчиках, кто просто заебался от вторых суток на ногах и не хотел ворочать языком.

Дотащив кубовик во двор, стали думать, как его удобнее установить. Во дворе стояла стопка строительных блоков, видимо, прошлый хозяин или духи намеревались что-то здесь достраивать. По-быстрому соорудив небольшую своеобразную кабину из этих блоков и положив сверху для распределения веса деревянный поддон, мы долго пыхтели, устанавливая пластиковый бак на полтора куба сверху всего этого сооружения.

– И почему этим муслимам так тяжело летний душ во дворе установить, а? – кряхтя и отдуваясь ворчал Папай. – Жара же здесь почти круглый год стоит!

– Для мусульман оголённое тело – харам, – ответил Борзый, – только глава семьи может иногда снять одежду в жару. И то, частично и не прилюдно.

Звук приближающегося КамАЗа прервал рассуждения о местных нравах. Приехал наш шмурдяк.

Редаки с личными вещами Вахи и Карабаса лежали в середине двора. По негласному правилу все вещи убитого должны были разобрать его товарищи по оружию. Первым подошёл Мага. Узнав вчера о смерти Вахи, он долго оплакивал земляка. Никто не трогал кабардинца, дав ему вволю поскорбеть.

Открыв редак, Мага вынул из него систему питьевой воды и отошёл в сторону, глядя на остальных красными от бессонной ночи глазами. Вторым подошёл Фил. Забрав из рюкзака Карабаса комплект британского песчаного камуфляжа, он также уступил место остальным. Каждый забрал часть вещей товарища. Я забрал подсумки для автоматных магазинов на моллях, Борзому достался монокуляр с восьмикратным увеличением.

Продолжая выгрузку вещей и имущества, обливаясь потом, мы ждали приезда машины с техничкой, чтобы помыться и постирать шмотьё, пропитанное потом и пылью. Наконец, кое-как разобрав и разложив всё по местам, стали готовить место под кухню, выставив газовую горелку на строительных блоках и подключив её к пятилитровому газовому баллону.

Настала моя очередь дежурить на фишке, сменив на ней Папая. Осмотрев прилегающую территорию в бинокль, я поглядывал во двор, где уже суетились бойцы, разбиваясь по кучкам «на темы».

Ко мне наверх поднялся Шум:

– Как ты, братан?

– Ничего, пойдёт, – ответил я ему, – почему со всеми жрать не мутишь?

– Когда мы подъехали к посёлку, я двух куриц подстрелил! – расплылся в улыбке Шум. – Вот, жду, пока Кусок казан найдёт и оливковое масло. Буду жаркое делать! Ты в теме?

– Да, давай, – безразлично ответил я, – кто ещё в теме?

– Ты, я, Борзый и Кусок. Ты, действительно, как себя чувствуешь?

– То есть? – не понял я вопрос.

– Ну… – Шум замялся. – Я слышал о том ребёнке. Не могу себе представить, что у тебя сейчас внутри творится.

– И не старайся, Шум. Не бери в голову, нормально всё.

Видя, что я не особо настроен на разговоры, Шум кивнул мне и спустился обратно во двор.

Мне хотелось выпить. Похер чего: водки, коньяка или самогона. Состояние и вправду было дрянным. Лицо мальчишки всё ещё стояло перед глазами, а его голос, которым он звал свою убитую мать, вспоминался очень живо, с горечью и с каким-то страхом, который я не мог объяснить.

В этот момент справа, рядом с позицией второго отделения прозвучал взрыв. Все во дворе побросали свои кулинарные дела и схватились за автоматы.

– Гремлин! Что у вас там случилось?! – на ходу крикнул в радиостанцию Камрад, забегая на второй этаж дома, ко мне на пост.

– Периметр сработал! Сейчас проверим! – ответил в эфире Гремлин.

Пока не поступила информация о причине взрыва, положение считалось с повышенной опасностью возможного штурма или прорыва. Взрыв мог быть и от заранее заложенного фугаса. Пристально вглядываясь в бинокли по территории за посёлком, мы с Камрадом выискивали малейшие признаки присутствия поблизости врага.

Через несколько минут голос Гремлина снова появился в радиоэфире:

– Камрад! Бродячая корова на растяжку напоролась, её «Ведьма»[21]21
  «Ведьма» – на армейском жаргоне означает название осколочной заградительной мины кругового поражения «ОЗМ–72».


[Закрыть] порвала.

– Восстановите периметр и тушу уберите подальше! – ответил Гремлину взводный. – Только аккуратнее!

– Принял, сделаем! – закончил передачу замок.

Разжёвывая куски жёсткого куриного мяса, тушёного с луком, я лениво ковырял пластиковой ложкой из сухого пайка быстрорастворимую лапшу, сваренную в концентрированных специях на скорую руку, слушая Фила, потягивающего чай из эмалированной кружки:

– Мы с Карабасом познакомились в 2008 году во время разборок с грузинами. В одной бригаде по контракту служили. Наша колонна тогда чуть под обстрел не попала. Авиация помогла. Потом контракт закончился, он во ФСИН «дубаком»[22]22
  «Дубак» – сотрудник службы безопасности в системе ФСИН.


[Закрыть] ушёл, а я в областную реанимацию подался. Потом его оттуда за синьку турнули, и он пошёл в «Славянский корпус». Я узнал об этом, ушёл из реанимации, и мы вместе в 2014 году на Донбасс съездили. По возвращении я вернулся в клинику. А полгода назад встретились и сюда рвануть решили…

– Фил, а ты зачем сюда поехал? – спросил Шум. – Опыта у тебя хватало, в любой клинике мог бабки поднимать без всего этого. Или на гражданке драйва не было, клятва Гиппократа и всё такое?

– Клятва… – поморщился Фил. – Те, кто больше всего о ней говорит, как правило, меньше всего о ней знают. Ты бы хоть ради интереса поискал её в интернете, чтобы знать, что это вообще. В наше время понятия обязанности и ответственности извратили до предела на фоне внешних атрибутов преуспеваемости и зашкаленных нужд потребительского скотства. В основном, врачи – это люди, которые выписывают лекарства, о которых мало что знают, от болезней, о которых знают ещё меньше, для людей, которых они не знают вообще.

– Тогда зачем? Мне просто интересно.

– Я хотел понять для себя, на что я способен.

– И как, – не унимался Шум, – узнал?

– Узнал… – ответил Фил, посмотрев на меня. – Я узнал, на что я НЕ способен.

– Ты меня долго ещё взглядом сверлить будешь? – не скрывая раздражения, спросил я Фила.

– Извини… – Фил потупил взгляд. – Ты всё правильно сделал. Ты… Это нужно было сделать. Я бы не смог. Да и большинство, я думаю, тоже. Я же, когда от мальца назад к Карабасу вернулся, он ещё живой был. С такими ранениями, как у него, я думал, он сразу умрёт. Хотел ему «трам» вколоть и раны перевязать, он не дал. Сказал мне: «Я же знаю, что умру, так что не мучай жопу». Я его успокаивал, мол, сейчас перевяжу, и в Скельбию тебя отправим. Там медсестрички симпотные, и даже парочка «сладеньких» санитаров есть, всё, как ты любишь… А он кровью мне в лицо булькает и лыбится. Говорит: «Ты что, всерьёз думаешь, что я петухов на зоне пользовал?» Я ему: «Ну, хер тебя знает, тебя не поймёшь, серьёзно ты говоришь или нет…»

Было видно, что Филу нужно выговориться. Никто не перебивал и ничего не уточнял.

– «Один раз, – говорит он мне, – не считается. И то, я тогда синий в хлам был». Я смотрю на него, а он морщится от боли и продолжает: «Вот ты чукча! Я над тобой угораю, а ты ведёшься! Давай, док, улыбнись. Терпеть не могу хмурые лица и телячьи нежности. Только за руку меня возьми, хорошо? Возьми и улыбнись. Мне так легче будет…»

Фил закурил, смахивая рукавом набежавшую слезу.

– Он хотел ещё что-то сказать, но только сильно сжал мою руку в своей, выгнулся, шумно, со свистом выдохнул и расслабленно всем своим весом лёг мне на бедро. А я держу его руку в своей, во второй окровавленный ИПП мну и слёзы градом текут… Слава Богу, что он этого уже не видел. Ему было бы тяжелее так уходить…

Треск двигателя прервал рассказ санинструктора. На лёгком мотоцикле к дому подъехал Куница.

Глава 13
Мутный взгляд на вещи

Там, где все горбаты, стройность становится уродством.

© Оноре де Бальзак

Как оказалось, Куница приехал не один. Следом за ним на УАЗе «Патриот» подъехал Мономах.

– Всем приятного! – махнул в приветствии рукой Куница.

– Старшина здесь? – спросил Мономах, выходя из УАЗа.

– Да, – ответил Мономаху Кусок, – а что нужно?

– Возьми пару бойцов и идите сюда.

Открыв багажник, Мономах указал на картонные ящики с быстрорастворимой лапшой, рыбными консервами и паки с бутилированной водой.

– Откуда столько удачи? – спросил Кусок, выгружая содержимое багажника на землю.

– Нашли схрон с провиантом духов. Трофей, так сказать, – ответил взводный, – Камрад далеко?

– Нет, здесь где-то был.

Вышедший из дома Камрад поздоровался с прибывшими и отошёл с Мономахом в сторону.

– Хлеб да соль! – подойдя к нашему импровизированному столу, сказал Куница.

– Присаживайся, – пригласил я его, – есть будешь?

– Нет, спасибо, ел недавно. А вот чайку я бы выпил.

– Мага, иди к нам! – крикнул Шум закончившему выгрузку Маге. – Давай, поешь мяса, ты со вчерашнего дня ничего не ел.

– Нет аппетита, – бесцветным голосом отозвался кабардинец, – не лезет ничего.

– Надо, Мага, надо! – не оставлял его в покое Шум. – И силы восстановить нужно, и отвлечься. Неизвестно, когда ещё придётся свежего мяса поесть.

Набрав в тарелку жаркое, Мага лениво ковырял его ложкой и, внезапно подняв голову, спросил меня, глядя мне прямо в глаза:

– Как его подстрелили?

– Мы зачищали дом, – я решил кратко описать ситуацию, – на балконе второго этажа он увидел флаг духов и полез его снимать. Сказал, что давно себе хотел такой трофей. Я не успел его остановить. Он вышел на балкон и словил пулю.

– Он долго умирал? – с надеждой в голосе, что я отвечу «нет», продолжал Мага.

– Нет, – я решил облегчить воображение Маги, – он не мучился.

– Я помню, он говорил, что хотел такой флаг домой забрать, на память. Хотя и сам флаг мог быть заминированным.

– Куница, а где ты мотоцикл взял? – стараясь увести разговор в сторону, спросил Шум.

– Недалеко от того самого минарета и стоял. Прямо во дворе мечети. Этот снайпер, походу, должен был на нём уходить.

– Где его тело? – с вызовом в голосе спросил Мага.

– Садыки вывезли за пределы посёлка и танком раскатали. Тела тех, кто бежал из того посёлка в вашу сторону, тоже.

Мага зло пробурчал что-то на своём языке и продолжил:

– Этого ишака мне нужно было отдать!

– Не заводись, кавказский воин, – спокойно попивая чай, Куница сдерживал улыбку, – у меня для тебя подарок. Он не такой, как тебе хотелось бы, но всё же…

Протянув Маге небольшой свёрток, он сменил тему:

– Борзый, вот скажи, при попадании пули в голову, человек же какое-то время ещё жив, правильно? Не всегда же он мешком падает?

Мага, молча взяв свёрток, ушёл на фишку, заступая на пост в свою очередь дежурства.

– Да, не всегда… – было видно, что Борзому неприятен разговор с язычником. – Бывает, что раненый в голову человек успевал выдернуть кольцо с чекой или зажать спусковой крючок на автомате. Бывали случаи, когда человеку из-за такого ранения удаляли часть мозга и он оставался вполне функциональным. А бывает, что на всю жизнь дурачком остаётся, если выживет. Всё индивидуально, нет стопроцентной уверенности, под которую попадает ранение в голову.

– А максимально уязвимые области при попадании в голову какие?

– Ну… – Борзый ненадолго задумался. – Ранение в голову в любом случае выведет бойца из строя. А если говорить о таком попадании, после которого не будет никакой мышечной реакции, то это область уха, если в профиль, и место между верхней губой и носом, если в лицо стрелять. Это при условии, что стрельба ведётся в одной плоскости, не с возвышенности. Таким образом поражается мозжечок головного мозга, либо связь между продолговатым мозгом и позвоночником в основании черепа, и наступает мгновенная смерть. А с чего такой интерес?

– Да этот пидор, который вашего парня вальнул, ещё и нашего комода снял. Прострелил ему челюсть, морда – в кашу. Его в Скельбию увезли. Если и выживет, то калекой на всю жизнь останется.

– Да, – кивнул Борзый, – в строй он уже точно не вернётся. Думаешь, бабуин целился в голову и промазал?

– Нет, – допив чай, Куница разминал сигарету, – думаю, он специально так выстрелил. Помучить. А тех, кто к нему на помощь идёт – снять. Я с таким на Донбассе сталкивался. Завёлся у нас тогда возле позиции снайпер. Ушлый, сука. Ранит кого-то, дождётся, пока кто-то помочь раненому приблизится, валит обоих и уходит. Так маскировался и уходил, что никто ничего заметить не мог. К нам тогда двух разведосов из Рязани занесло первой волной добровольцев. Они неделю ползали по его возможным позициям. У них были такие накидки интересные, из термофольги. Как потом оказалось, не зря они их с собой таскали. Выловили они этого снайпера и на нашу позицию приволокли. Он оказался польским наёмником с какой-то крутой винтовкой и тепловой оптикой.

– И? – больше для проформы, уже понимая концовку, спросил Борзый.

– Ну и… – Куница улыбнулся. – Ты же сам знаешь, в военное время снайперов в плен не берут. Соответственно, и о его поимке никому не докладывали. Я тогда такой же сувенир себе взял, какой и вашему Маге принёс.

Во дворе началось шевеление – подъехала машина с технической водой. Кто-то уже снимал с себя одежду, кто-то бежал искать тазик. Заполнив кубовик и несколько пластиковых бочек водой, машина уехала, и начался обычный в таких случаях движняк. Голые или в одних трусах, бойцы носились по двору с тазиками и своими вещами в руках. Всё, что было найдено в доме и имелось с собой для создания пены, шло в ход – от шампуня до моющего средства для посуды.

Глядя на эти исхудавшие фигуры с загорелыми руками и затылками, я невольно усмехнулся. Вот бы удивились любители всяких боевиков, увидев, как действительно выглядят люди на войне. Здесь нет рельефных качков с лихими татуировками и сигарой во рту. Нет «коммандос», разодетых с ног до головы по последнему писку тактикульной моды. Нет дешёвых и показушных разговоров о патриотизме и величии страны, за которую готовы умереть. Для этих людей в запыленных горках и стоптанных кроссовках сейчас радость – это поесть, помыться и выспаться.

Быстро помывшись, я отложил стирку на потом, так как подходило время сменить на фишке Магу.

– Парни, соберитесь сюда поближе! – позвал всех Камрад, стоя посередине двора.

Бойцы прекратили галдёж и обступили своего командира. Даже моющийся под кубовиком Выдра выключил воду, чтобы не шуметь.

– В общем, так, мужики. Я должен сейчас уехать. Когда вернусь – не знаю. Сегодня до конца дня второе отделение переберётся в соседний дом. Потом вместе сделаете проход в дувале, чтобы объединить оба участка. До того момента старшим тут останется командир третьего взвода Мономах. В представлении он не нуждается, вы все его знаете. После окончания обустройства обоих участков, командование возьмёт на себя мой зам, Гремлин. Всё понятно? Вопросы есть?

Вопросов не было. Камрада вызывали на разбор для поиска ответов на два извечных русских вопроса. По очереди пожимая руку каждому бойцу, взводный улыбался. Но эту улыбку он из себя выдавливал через силу. Уже в воротах он повернулся ко всем и крикнул:

– Берегите себя, мужики!

Сев во взводный УАЗ «Патриот» с неизменным Баcтой за рулём, Камрад укатил на базу отряда. Я, поднимаясь на второй этаж дома, чтобы сменить на фишке Магу, уловил запах горелого мяса. И мяса не животного. Этот запах я узнаю из тысячи. Сидя на корточках над горевшей на жестяной подставке таблеткой сухого спирта, Мага держал над огнём нож с нанизанными на него человеческими ушами, уже почерневшими и обугленными.

– Мага… – тихо позвал я кабардинца. – Я надеюсь, ты их не жрать собрался?

Глава 14
Шкура шакала

Времена меняются. Теперь за те же деньги Иуда целует тридцать человек.

© Михаил Туровский

Ночной воздух стал холоднее, и заступать на фишку приходилось уже в бушлате. Осмотрев прилегающую территорию в ПНВ, я поднял воротник бушлата, закрывая шею от порывов холодного ветра. Вой голодных и озябших шакалов, бродящих недалеко от посёлка, время от времени нарушал ночную тишину, перекатываясь с северной части посёлка на западную и обратно. Этот вой подхватывался ими по очереди, создавая акапеллу, напоминающую пение Грузинов.

Просмотрев округу ещё раз, я закурил и, присев на корточки, упёрся спиной в стену веранды. Странно, сигарета казалась какой-то безвкусной. Достав из кармана телефон, я решил отправить пару sms-ок домой, надеясь, что моя Nokia словит постоянно падающую сеть. Набирая текст, я услышал поднимающиеся по лестнице шаги. Хм… Кому там не спится? До смены дежурства ещё рано… Но поднимавшийся ко мне на наблюдательный пост был не один из бойцов нашего взвода. Почему-то гулко, как в берцах, шлёпая голыми ступнями по ступенькам, на веранду поднимался маленький мальчик. Несмотря на ночную осеннюю прохладу, на нём были только светлые шортики и полосатая футболка. Левый рукав футболки свисал с плеча – руки не было. Повернувшись ко мне, мальчишка стал приближаться и тихо говорить:

– Русс… Русси…

Медленно подходя ко мне, он вытянул правую руку и, указывая на меня указательным пальцем, продолжал тихо говорить:

– Дай, русс… Дай… Моё…

Мне хотелось встать и позвать кого-нибудь. Как сюда попал гражданский? Да ещё и ребёнок! Но я не смог разогнуть ноги, а крик так и застрял в онемевшей глотке. Посмотрев вниз, я увидел на коленях вместо своего автомата детскую руку, оторванную по локоть.

Подойдя ко мне вплотную, мальчик здоровой рукой взял меня за бушлат и с силой рванул на себя. Так сильно, что моя голова дёрнулась назад.

– Проснись, твою мать! Ты чего орёшь?! – тряс меня за грудки Шум.

Вытаращив на него глаза, я приходил в себя, понимая, что это сон. Сон, который меня теперь долго не оставит в покое. Часы показывали половину пятого по местному времени, до моего дежурства на фишке оставалось ещё полтора часа. Но уснуть я уже не надеялся. Не завязывая шнурки берцев, я вышел во двор и закурил. Пот стекал по спине и груди, а прилипшая к телу тельняшка неприятно облегала.

Промучив меня три года, ночные кошмары прошлой жизни странным образом исчезли сразу, как только я приехал сюда. И вот снова: «Здрасьте вам через окно»!

По-быстрому постирав тельняшку, я повесил её на одну из натянутых бельевых верёвок во дворе и пошёл искать в своём шмурдяке вторую тельняшку и термуху. Переодевшись в чистые и сухие вещи, я взял свой автомат и поплёлся на веранду второго этажа. Сменив на ней Папая, смотревшего на меня непонимающим взглядом, я попросил его не будить Магу. Объяснять ничего не хотелось, пусть поспит. И за него, и за себя отдежурю.

В семь часов утра ко мне поднялись Шум и Борзый, неся в руках кружки с кофе. Кофе был местным, кардамон перебивал привычный вкус, но на таком безрыбье я был благодарен и за это. Не успел я закурить сигарету под кофе, как внизу раздался голос Гремлина:

– Подъём! Всем вставать и строиться во дворе!

– Нихуя себе… – Шум смотрел то на меня, то на Борзого. – Прям построиться?

– Может побриться и подворотнички пришить? – продолжил негодование Борзый. – А ну, идём, послушаем!

– А кто меня меняет, не помните? – спросил я больше для поддержания разговора.

– Я! – ответил Шум. – Хочешь, прямо сейчас сменю?

– Нет, братан, иди постройся, послушай умную речь и приходи менять. Я и отсюда всё услышу.

Сонные бойцы, недовольно ворча, собирались во дворе. Кто-то закурил, кто-то полез к воде, умыться.

– Побросали сигареты и строй сообразили! – неприятный тон Гремлина начинал уже бесить.

– Гремлин, ты в сосну въебался? – послышалось из толпы. – Какой нам, нахуй, строй сообразить?

– Кто сказал?! – смешно изображая оскорблённое достоинство, чуть не взвизгнул Гремлин.

– Ну, я сказал, – спокойно и равнодушно ответил Папай, – и что? Чего ты пыжишься? Нормально разговаривать разучился? Корона ВРИО[23]23
  ВРИО – временно исполняющий обязанности.


[Закрыть] не жмёт? Даже Камрад себе не позволял такой тон, а ты…

– Здесь нет Камрада! – перебил Гремлин Папая. – Я теперь командир взвода, а не он! Так что настроили тишину и не пиздите мне тут!

Тишина действительно наступила быстро. Также и остатки сна после этих слов слетели уже со всех. Все стояли и молча переваривали услышанное.

– Стас, – позвал Гремлина по имени Мономах, стоящий сзади всех, облокотившись о стену дома, – ты чего орёшь? Давай отойдём и спокойно поговорим.

– Не о чем мне с тобой говорить! – продолжал обострять ситуацию Гремлин. – Ты мне не начальник, чтобы указывать! Мой взвод, как хочу, так и буду говорить! А посторонних попрошу не вмешиваться и вообще покинуть эту территорию!

Постояв минуту в молчании, Мономах спокойно пошёл к выходу из двора. Куница, проходя через бойцов, тоже направился к выходу. Остановившись в воротах, он обернулся и сказал:

– Удачи вам, парни! Ещё свидимся! – и, посмотрев в спину Гремлина, добавил, играя желваками скул: – В другое время и в другом месте.

Когда звук двигателей УАЗа Мономаха и мотоцикла Куницы удалился и затих, Гремлин продолжил демонстрировать нам свой новый «командирский» тон:

– Значит так, батальон гусар ебучих! Сейчас всем, кроме дежурящих на фишке, заняться сносом этого дувала между двумя участками! – Гремлин указал рукой направление и добавил: – Кувалды и ломы у вас есть, времени вам – до полудня. В полдень ждём прибытия пополнения! Разойтись!

Наверное, весьма довольный собой, Гремлин направился с соседний дом, где он обосновался со вторым отделением. Наблюдая всё произошедшее со своего поста на веранде, я не находил слов, чтобы выразить своё негодование. Шум, сменивший меня, охуевал не меньше:

– Вот гнида! – сокрушался он. – У меня руки чешутся ебало ему разбить! Охуел, сука!

– Всему своё время, братан, – поддержал я друга и пошёл помогать остальным ломать глинобитный забор.

Около полудня, подняв клубы пыли, у дома затормозил КамАЗ, тентованный брезентом. Из него стали выгружаться бойцы, по-видимому, это и было то самое долгожданное пополнение. Семеро прибывших, выгрузив свои вещи, направились в наш двор, в котором, уже закончив всю работу по совмещению двух участков, слонялись бойцы взвода, занимаясь каждый своими делами.

Ворона мы заметили издалека. Комода уважали и были рады его возвращению. С порога, бросив свой редак на землю, Ворон пошёл по всему двору, здороваясь с бойцами. Шестерых нужно было ещё узнать.

– Попрошу внимания! – начал Гремлин, подойдя к мужику лет тридцати. – Это Корвин, мой товарищ и мой заместитель! Прошу любить и жаловать!

Молча пожав несколько рук, Корвин продолжал стоять, глядя на Гремлина глазами, полными щенячьей преданности.

– Этого молодого человека зовут Гурам! – положил Гремлин руку на плечо второму прибывшему, парню лет двадцати семи. – Гурам здесь уже в третий раз, опыт у него имеется. Поэтому он назначается командиром второго отделения.

Мне бросилось в глаза, что Гремлин ни словом не обмолвился о Вороне, вернувшемся к нам из Скельбии, куда его эвакуировали после контузии во время штурма одного из прошлых занятых нами посёлков.

– Ну, а теперь вы, – обратился Гремлин к оставшимся четверым, – расскажите о себе. Как зовут, позывной, чем раньше занимались, где участвовали, каким оружием владеете.

– Меня зовут Илья, – начал первый из них, – позывной «Маслёнок». Служил в ОМОНе, участвовал в КТО на территории Чечни и Дагестана[24]24
  КТО – контртеррористическая операция, комплекс специальных, оперативно-боевых, войсковых и иных мероприятий с применением боевой техники, оружия и специальных средств, проводящийся с целью пресечения террористических актов.


[Закрыть], владею только пистолетом и автоматом.

– Почему из ОМОНа ушёл? – спросил Гремлин. – Только не ври, здесь всё про всех легко узнать.

– А чего врать… – безразлично ответил Маслёнок – В отпуске с друзьями в кабаке сидел, днюху праздновал. Слово за слово зацепились с другой компанией. Попинали их немного. А они из Прокуратуры оказались. Наутро я был уже гражданским…

– Ясно… – деловито протянул Гремлин, – Шум! Грешник! Подтягивайте бойца к себе, в вашу ментовскую кодлу!

Ни я, ни Шум не сдвинулись с места. Лишь кивком головы подозвали Маслёнка к себе поближе. Ещё успеем пообщаться.

– Меня зовут Сергей, – стал рассказывать жилистый боец высокого роста, лет двадцати пяти, – позывной «Слим», служил по контракту в разведке ВДВ, в боевых действиях не участвовал, владею автоматом и пулемётом.

– Хорошо, Ворон, определи его потом у себя, – махнул рукой Гремлин.

– Меня зовут Тагир, – гортанно, с акцентом кавказца, сказал третий, коренастый боец, – я из Дагестана, служил в морской пехоте, хорошо стреляю из автомата, пулемёта и снайперской винтовки. В боевых действиях не участвовал.

– Позывной какой? – недовольно вскинул бровь Гремлин.

– Меня зовут Тагир! – дагестанец гордо выпятил подбородок. – Меня отец так назвал! На другие имена я не отзываюсь!

– Понятно, – улыбнулся Гремлин. – Мага! Бери себе в напарники!

– Мэнэ зовуть Стэпан, – начал четвёртый боец, мужик, лет тридцати пяти, – я був у спецури Украины, зараз вжэ россиянин…

Всеми силам стараясь, чтобы ни один мускул на лице не отреагировал на резанувшую слух речь, я увидел, как одновременно все повернулись в мою сторону. Стараясь не слушать, чем занимался и что умеет вновь прибывший знаток «соловьиной», я развернулся и ушёл вглубь двора, к свежевыбитому проходу на месте бывшего дувала, закуривая на ходу. Я кожей чувствовал на себе взгляды всего взвода, и мне почему-то казалось, что Гремлин сейчас ехидно улыбался, радуясь такому разношерстному пополнению. Догнавший меня Шум, весело спросил, хлопнув по плечу:

– Угадай его позывной, братан!

– Хохол? – не задумываясь, ответил я.

– Бинго! – заржал Шум. – Не бери в голову, его уже предупредили, чтобы близко к тебе не подходил!