Текст книги "Долиной смертной тени"

Автор книги: Алексей Ливанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Глава 15
/Камрад. В то же время/

Даже у самого плохого человека можно найти что-то хорошее, если его тщательно обыскать.

© Гай Юлий Орловский, «Ричард Длинные Руки»

Сидя в той же палатке, в которой совсем недавно мы с Грешником выслушивали СБшника, я ожидал, пока в ней появится хоть кто-нибудь. Ожидание неизбежного разъёба выматывало больше, чем сам разъёб. Наконец особист появился. И, как назло, тот же самый.

– Тебя что, вставать не учили в твоём колхозе, аграрий? – даже не глядя в мою сторону, проворчал СБшник.

Я встал с раскладного стула и завёл руки за спину.

– Вот потому, что всё у тебя через жопу, ты здесь и оказался. Присаживайся, чего топчешься. В ногах, как говорится, правды нет…

Я присел на стул, продолжая мысленный диалог с этой шкурой: «Можно подумать, если я сяду, правда в жопе появится. Давай уже, бухти…»

– Накопилось тут на тебя, Камрад, залюбуешься! – радостно потирая руки, скалился в улыбке СБшник. – И ведь у меня даже язык уже не поворачивается называть тебя по твоим настоящим паспортным данным. Прям в урку какого-то превратился, смотрящего, что ли…

– Не понимаю Вас…

– Сейчас поймёшь! – оборвал он меня, листая папку с исписанными вручную и отпечатанными листами и, найдя нужный, продолжил: – Итак, начнём с основного. Перед последним масштабным штурмом командир отряда плохо себя чувствовал, о чём я имею соответствующее пояснение. Также имеется справка об осмотре командира санитарным инструктором. Так… Температура – тридцать восемь и две, пониженное артериальное давление, холодный пот, жалобы на головокружение, рези в области живота и рвоту… Понятно! Траванулся ваш командир! Не столь важно, чем и как именно. Важно, что он передал тебе полномочия по осуществлению штурма и полное командование над двумя взводами, оставив за собой лишь прямое руководство на случай ЧП. Я всё правильно понимаю, командир присутствовал при штурме?

– Да, всё правильно. Командир находился на исходной позиции с приданными силами огневой поддержки. И да, он дал мне полномочия по управлению двумя взводами, отделением разведки и координацией всех сил и средств для осуществления штурма.

– Понятно. Как ты можешь объяснить гибель группы разведки? Шестеро из восьми погибли, двоих – тяжёлыми трёхсотыми в Скельбию увезли. С их ранениями они в строй уже не вернутся. Ты понимаешь, урод, сколько это теперь будет стоить?! – переходя на крик, стал заводиться особист.

– Перед штурмом была проведена артподготовка внутренних периметров обоих посёлков. Конкретных данных о наличии на их территории складов взрывчатых веществ или мини-завода по производству самодельных взрывных устройств ни у меня, ни у разведки не было. Просто не повезло, что вся их группа напоролась на такое здание. Я не занимаюсь их подготовкой. И почему они не двойками, а в восемь рыл туда полезли, я тоже знать не могу.

– А должен был знать! Ты же, по сути, исполнял обязанности командира отряда! Значит, и за каждую группу, и за каждого бойца в ответе должен быть, а не руля на шару ловить и корону примерять!

«Кто бы сейчас говорил про руль и корону, сука!» – только и оставалось, что про себя мне ответить.

– Почему не отправил с группой разведки сапёра, который мог заметить подозрительный объект и предотвратить такие потери? – продолжил СБшник.

– Сапёр был всего один, – машинально ответил я, – он не мог одновременно находиться на всех направлениях штурмующих групп. Сапёр третьего взвода погиб, замена ему ещё не пришла.

– И поэтому ты сапёра в своей группе держал, да? За свою задницу переживал? – не унимался особист.

«Так, стоп. Думай, что ему отвечаешь. Он специально сводит все вопросы к твоей вине за всё. Не спеши отвечать», – урезонил я сам себя.

– Хуле ты молчишь, блядь?!

– Моё направление штурма было самым широким по фронту. Количество домов и построек, соответственно, тоже. При назначении сапёра в свою группу я руководствовался исключительно этим.

– Выкручиваешься, да? – особист полез в тумбочку стола и, достав из неё стакан и полторашку, налил и выпил почти залпом два стакана воды. – Хорошо. А как ты объяснишь проёбанного снайпера духов, который двоих из строя вывел?

– Перед началом движения снайпер был замечен в башне минарета посёлка по правую сторону фронта. Башню отработала ЗУшка. Был ли это тот же снайпер, который, возможно, укрылся и уцелел после обстрела ЗУшкой или это был его второй номер, я не знаю.

– Не знаю, не мог знать, я руководствовался! Что за сопливые отмазки?! – СБшник явно злился.

«Быстро ты завёлся, гражданин начальник, быстро. Значит, не по твоему руслу разговор пошёл. А значит, я всё правильно делаю!» – тихо ликовал я в мыслях.

– Почему после гибели группы разведки, когда командир отряда остановил штурм, ты решил его продолжить? Ведь после твоей команды о возобновлении штурма, погиб ещё один боец!

– Через несколько часов уже наступила бы темнота. Штурмовые группы просто не успели бы оборудовать позиции на ночь с должным наблюдением и соблюдением правил безопасности. Решение провести ночь в непосредственной близости от возможного противника на незакреплённой территории могло обернуться ещё большими потерями.

– А ты знаешь, что командир отделения из третьего взвода, которого ранил снайпер, умер в Скельбии, так и не приходя в сознание? – с прищуром, наблюдая за моей реакцией, снова спросил особист.

– Нет, не знал. От чего он умер? – у меня мелькнула мысль хоть ненадолго повернуть разговор в другую плоскость.

– А тебе не похуй? От ранения он умер, которое ты допустил и которое ты должен был предвидеть! – особист не сдвинулся ни на йоту от намеченной им линии разговора. – И что мы имеем в сухом остатке? На штурме двух вшивых посёлков ты потерял девять двухсотыми и двоих трёхсотыми! Одиннадцать человек, мать твою! Одиннадцать! Ты как жить-то с этим будешь, а?! Как их жён, детей и родителей утешать будешь по приезде домой?! Своим «Не знал, не видел, руководствовался»?! А страховки тоже ты компенсировать будешь?!

«С козырей зашёл, на сознательность мою давишь. Нуну…»

– И это всё вдобавок ко всему тому распиздяйству, которое ты допускал и покрывал в своём взводе!

– Вы о чём сейчас?

– О психопатах твоих долбаных! О неуставных отношениях во взводе! Об употреблении запрещённых препаратов и алкоголя! О мародёрстве! О разброде и шатаниях по кабакам и притонам с блядями в посёлках! О том, что твои дебилы в интернете с телефонов шарятся, возможно передавая информацию неизвестно кому! И о жалобах на тебя лично от твоих же подчинённых! Поверь, Камрад, у меня очень много материала собрано по этому поводу! И хер бы с ним, если бы именно ты мне вовремя докладывал о таких неблагоприятных элементах и ситуациях! Так нет же, покрываешь!

– Я никого не покрываю, – медленно, взвешенно и методично стал отвечать я, – никаких употреблений и непотребного поведения я у своих бойцов не видел.

– Не видел или не хотел видеть? А может, ты с ними в доле, а? Так же на дурь и бухло сбрасываешься? Или так же сирийских шлюх, готовых на что угодно, ебёшь?

Сжимая зубы, я всеми силами старался не дать воли эмоциям и не напихать этому жирному выродку, считающему, что ему всё позволено, или того хуже – рожу расквасить.

– Молчишь? Нечем возразить? Всё правильно. Но почему я должен узнавать это от других источников, а не от тебя лично?

– У кого жалобы лично в мой адрес, можно узнать? – потянул я последнюю соломинку.

– Тебе продиктовать или ты так запомнишь? – не унимался СБшник, явно издеваясь.

«Сука, да кто же это тебе так усердно стучит?!»

– Значит, так… – особист пожевал губами, изображая раздумье. – С должности командира взвода ты снят. Твоё место займёт достойный командир, знающий, с кем ему дружбу водить – с голожопой босотой или с руководством. Заодно и порядок там наведёт, пока взвод до бандитской шайки не скатился. Что же касается тебя, то ты понижаешься в должности до командира отделения, которую займёшь в третьем взводе, вместо того комода, который погиб по твоей вине. Сейчас получаешь пять суток ареста и штраф от трёхсот до пятисот тысяч. Окончательное решение по штрафу будет принято уже дома, на базе, после всех разбирательств и уточнений твоей вины на месте. Будь моя воля, ты бы уже сегодня туда улетел. Но у командира отряда, почему-то, другое мнение на этот счёт. В отличие от него я не вижу у тебя организаторских и волевых способностей, как и не вижу смысла в его ходатайстве о выдвижении тебя в кадровый резерв для повышения в командный состав. И только это его ходатайство тебя сейчас и спасает. Конвой!

Вошедший в палатку конвоир застыл за моей спиной, ожидая указаний.

– Пять суток ареста. На воде и баланде. Отконвоируй и заполни на него бумаги. Всё!

– На выход! – угрюмо выдохнув, положил мне на плечо свою руку конвойный.

– Ты в Скельбию хочешь? – как можно спокойнее, чуть повернув голову в сторону его руки, спросил я вертухая. – Я потом навещу тебя там, распишусь на гипсе…

Посмотрев на довольную ухмылку особиста, я дёрнул плечом, освобождая его от руки конвойного, развернулся и вышел из палатки. Бредя по пыльной тропинке между палатками с руками за спиной, я старался держаться. Не столько было обидно за понижение в должности и штраф, который ещё «вилами по воде» писан, сколько душила обида за двухсотых и трёхсотых, повешенных на меня. Как и не давала покоя мысль, кто же это меня так подсидел, сваливая в кучу то что есть и то чего нет для достижения своей цели. Подозревать можно многих, но на одних подозрениях за яйца не возьмёшь…

– Боря! – послышалось рядом.

– Чего? – ответил мой конвойный недовольным голосом.

«Интересно, он вообще когда-нибудь бывает доволен?»

– Иди, похавай, там сейчас уже всё уберут, а этого я отведу.

– А-а-а… Давай! – голос бугая Бори заметно повеселел. – Там ещё документы на него нужно…

– Не борзей, Боря, документы на него ты уже как-то сам, после ужина оформишь! – поставил точку весёлым голосом новый конвойный.

Проходя мимо центральной площадки, на которой разворачивались и выстраивались в колонну танки, мой новый попутчик решил со мной заговорить:

– Из Тартуса пригнали, вместе с новым пополнением в отряды пойдут! – перекрикивая гул двигателей, сказал он и продолжил: – Не оборачивайся только! Тебя Камрадом кличут?

– Да! – кивнул я через плечо.

– Меня Витей зовут! Привет тебе, узник, от парней из твоего взвода и от Мономаха с Куницей!

– Ты есть хочешь? – спросил он меня уже чуть тише, когда мы отошли от площадки с техникой, и её гул не приходилось перекрикивать.

– Нет. Спасибо, – есть действительно не хотелось, аппетит пропал напрочь.

– Это сейчас не хочешь, а завтра, когда я сменюсь, захочешь. На одной баланде долго не продержишься. Так что сейчас определю тебя в контейнер, а сам намучу тебе чего-нибудь из своего сухого пайка и попозже принесу.

Подойдя к контейнерам, Витя остановил меня у одного из них, с цифрой «4» на двери:

– Сделай вид, что на растяжке стоишь, мало ли, кто сейчас на нас смотрит…

Уперевшись в одну дверь контейнера головой и руками, я раздвинул ноги пошире, пока Витя открывал вторую дверь.

– Готово, заходи, Камрад! – весело сказал мне конвойный. – Сейчас пожрать принесу и воды.

– Спасибо. Скажи, а мои больше ничего мне не передавали?

– Передавали… – Витя как-то сразу перестал улыбаться. – Тебя твой замок слил. Гремлин.

Глава 16
Восток-дело тонкое

В городах строят храмы, наполненные золотом и серебром, ненужным Богу, а на папертях храмов дрожат нищие, тщетно ожидая, когда им сунут в руку маленькую медную монету.

© М. Горький, «Мать»

Трясясь в салоне взводного УАЗа на ухабах разбитых войной дорог, я широко зевал, борясь со сном. Вот уже третий день, как Гремлин вступил в должность командира взвода. Его командование пока мало чем себя определило, наработанный режим и уклад шли сами по себе. Но даже в тех мелочах, в которые Гремлин совал свой нос, отпечатывалось его нескрываемое желание самоутвердиться. Две последние ночи я и Шум заступали на фишку в самое неудобное время – под утро, как раз в фазу самого крепкого и сладкого сна. По вполне объяснимой причине самодурства нового взводного выходило так, что или я сменял на посту Хохла, или он сменял меня. Гремлин будто издевался, подталкивая нас Друг к Другу. То, что территории обоих занятых взводом дворов были объединены, и наблюдательный пункт находился только в одном нашем дворе, почти никак не облегчило график дежурств. Бойцы второго отделения тоже заступали на фишку, но ночное бдение доставалось мне, Шуму, Папаю и Борзому. С лёгкой руки Гремлина, расписывающего график несения службы на ближайшие сутки, ночные смены разбавлялись Хохлом, Маслёнком, Слимом и Тагиром. Но столкнуться на пересмене нос к носу с Хохлом, выпадало исключительно мне.

Сегодня утром Кусок привёз ежемесячные командировочные, выписанные для нас базой отряда и выданные налом под ведомость. Как обычно, сразу же организовывался сбор на закупку необходимого взводу провианта и желаемых вещей каждому по отдельности. Собрав половину командировочных на общаковый провиант, Кусок составлял список отдельно собранных денег и желаемых покупок. Одновременно с этим вёлся спор, кто поедет с Куском на рынок ближайшего восстановленного посёлка. Шум, у которого порвались его облегчённые белорусские берцы «Garsing», неплохо мотивировал своё участие в поездке. Я пошёл к нему прицепом, учитывая, что ещё ни разу не был на рынке восстановленного мирняка. Загрузив в прицеп, уже установленный к взводному УАЗу, пустые пятилитровые баллоны для сжиженного газа, мы выехали из посёлка под одобряющий гул сослуживцев. Каждый из провожающих нас жаждущих ожидал получить долгожданные контрабандные сигареты, сносные продукты, сладости и средства гигиены. Как же мало нужно человеку для счастья. Дикари.

Кусок, сидящий впереди рядом с Бастой, проводил нам с Шумом разъяснительную беседу о местных устоях, понятиях и правилах поведения на рынке во избежание недоразумений. Взяв для безопасности свои автоматы, мы с Шумом слушали Куска, поочерёдно зевая.

Как оказалось, курс местной валюты динамически плавал в зависимости от расположения населённого пункта к линии фронта – чем ближе проходили бои, тем выше был обменный курс. Командировочная сумма на каждого в среднем равнялась сорока тысячам местных фунтов. Основную концепцию местных рынков составлял массовый обман и врождённый торг. Наёбывали арабы на всём: на курсе при обмене валюты, на цене различных товаров, на их качестве и стране-производителе. Однако, увидев в покупателе человека с такой же гибкой жилкой торгаша, шли навстречу в процессе торга. Именно поэтому на местных рынках было нежелательно покупать мясо и другие скоропортящиеся продукты. Клятвенно ручаясь за только что забитого телёнка, торгаш мог толкать мясо сдохшего от обезвоживания или убитого миной животного, обработанное до нужного вида.

Встречающиеся нам на пути, зияющие дырами остовы сгоревших легковых и грузовых автомобилей, иногда с остатками сгоревших тел внутри, как и трупы бродячих животных, смотрелись настолько привычно и обыденно, как если бы это был дорожный знак с указанием километров до нужного населённого пункта. Глядя на этот местный колорит, было весьма интересно узнать от Куска, что в некоторых провинциях не знают, что такое хлеб. В Дерике и его окрестностях, к примеру, его пекут полным ходом, в Хомсе же и его районе понятия не имеют, что это такое.

Наконец, заехав в посёлок с очередным названием, которое можно было придумать и выговорить, только плотно накурившись бамбуковым веником, мы остановились прямо на улице. Привлекая общее внимание автоматами на груди и не местными выражениями лиц, Кусок с Шумом пошли в сторону стихийного рынка, находившегося прямо за углом от нас, на оживлённой улице. Я, оставшись на охране УАЗа и Басты, перелез в прицеп, охраняя пустые газовые баллоны от местных воришек, готовых, со слов Куска, даже колесо открутить, если за него можно выручить немного деньжат.

Проезжающие на редких машинах и мотоциклах сигналили нам с Бастой, проходящие женщины и дети махали руками с криками: «Русси! Садык!»

Жалкое зрелище представало перед глазами, когда я рассматривал окружающих меня сквозь свою призму. Чумазые дети, вечно голодные и кричащие, испуганные бабы, дёргающиеся при каждом резком звуке. И мужики, опускающие глаза. Глаза, которые видели многое за это время: и казнь родных людей, и смерть своих детей, и толпу бармалеев, трахающих баб на глазах их же мужей перед смертью от сжигания заживо, отрезания головы или детонирующего шнура, намотанного на руки и ноги, за секунду превращая тело человека в кукловидный обрубок. И плевать теперь всем им, что мы отбираем у них нефтяные ресурсы по праву победителя над их кровниками, что цветущая не так давно страна вернулась в каменный век на большей части своей территории, что тонны авиационных бомб перепахивают с песком и без того малоплодородную землю. На всё плевать. Лишь бы больше не видеть и не испытывать всего того ужаса и животного страха…

Мысли прервали возвращающиеся Кусок и Шум. Шум, как всегда, с зашкаленной улыбкой на лице, весело ржёт, что-то рассказывая Куску, таща на левом плече мешок картошки, удерживая правой рукоятку автомата. Щеголяя новыми белыми кроссовками, режущими глаза своей белизной на фоне застиранной горки. Старые берцы Шум повесил на шею, завязав шнурки на узел.

– Ну что, с обновкой тебя, что ли! – улыбнулся я ему. – Чтобы сносу им не было!

– Чтобы сносу им не было, их обмыть нужно, братан! – улыбался во все зубы Шум. – Сейчас и оформим!

– В смысле? – не понял я, переводя взгляд на Куска. – Вы что, бухло взяли?

– А что тут такого? – невозмутимо спросил Кусок. – Что от бутылки пива будет? Не ссы, через час выдохнется и запаха никакого.

С этими словами Кусок подал мне в прицеп два больших пакета, в одном из которых было десятка три банок марокканских рыбных консервов, а во втором россыпью лежали пачки сухого концентрированного напитка, похожих на «Yupi», «Zuko» или «Invite» из лихих девяностых, но намного вкуснее и качественнее. Там же, среди пачек концентрата, лежали четыре жестяные банки российского пива «Балтика–7».

– Нихуя себе… – только и смог я произнести.

– А ты как думал? – подмигнул мне Кусок и спросил у Басты. – Баста, ты в теме?

– Не, спасибо, – вяло ответил Баста, глядя через плечо на запотевшие банки, – не хочется.

– Гайцов боишься, что ли? – заржал Шум, подавая мне мешок картошки и снимая старые берцы с шеи. – Так их тут вроде и нет! Но, если вдруг они появятся, у нас есть разрешение на употребление!

Похлопав при этом по автомату, висевшему на груди, Шум первым открыл своё пиво.

– Давай, Шум, за твои новые педали! – выдал тост Кусок. – И дай Бог, не последние!

Пиво пролетело в желудок как в сухую землю.

– А где разжились нашим пивом? – спросил я, открывая четвёртую банку, сделав из неё глоток и передав её Шуму.

– Братан, здесь продаётся всё. Даже то, что обычно не продаётся! – сказал Шум. – Ты не поверишь, но там даже хохляцкая «Оболонь» была. Хотели и её взять, чтобы поржать, но потом решили, что ты нам это пойло на головы выльешь!

– Правильно решили. Ещё и банки нашёл бы, куда вставить. Ладно, теперь ты сиди, а я с Куском пройдусь. И смотри внимательнее, чтобы не растащили весь прицеп вместе с тобой, пока мы не вернёмся!

– Не гони, всё нормально будет! – изображая обиду, ответил Шум. – У меня не растащат!

– Угу… – съязвил я. – Как твои берцы…

Шум, матерясь, прошёлся вокруг УАЗа. Берцев и след простыл.

– В чужой стране еблом не щёлкай! – заливался смехом Кусок, затушив окурок. – Идём, поторгуемся!

Торговые ряды пестрели обилием звуков, запахов и товара. Полочки с аккуратно выложенными специями мирно соседствовали с трусами и носками в соседней палатке, мясо продавалось напротив печенья, фрукты и овощи лежали рядом с куриными тушками.

Сделав несколько ходок, поочерёдно меняясь, мы натаскали в прицеп почти всё из запланированного. Кроме растворимых концентрированных напитков, рыбных и куриных консервов из Марокко, довольно-таки вкусных, мы купили несколько пачек стирального порошка, несколько упаковок мыла, несколько тюбиков зубной пасты, два десятка упаковок влажных салфеток, крем для кожи и рулоны туалетной бумаги. Всё это «мыльно-рыльное» было местного производства и отличного качества, проверенного уже не раз. Два ящика пластиковых бутылок с соком, бичпакеты, быстрорастворимую лапшу, яйца и растительное масло, чай, кофе, сахар, свежие лепёшки. Фрукты: апельсины обычные и красные, гранаты. Овощи: картофель, морковь, лук, капусту, зелень, чеснок. Кетчуп и майонез из Ливана, очень вкусные. Блоками гребли сигареты, как местные «Elegance» и «Dubai», так и наши контрабандные «Kent» и «Lucky Strike».

Во время одной из ходок туда-обратно, ко мне прицепилась парочка детей, предлагавших за доллар купить какую-то большую, красочную, всю в арабских вязях монету. Видя моё непонимание, Кусок мне сказал:

– Они говорят, что это игиловская монета. Пиздят, сучата. Копеечный сувенир. Не вздумай купить. И вообще деньги перед ними не свети.

Отвязаться от начинающих восточных торгашей удалось, дав им каждому по апельсину.

– Грешник, не гони! – заворчал Кусок. – Заебут же, сейчас их сюда куча прибежит!

– Успокойся, не успеют, – ответил я на ходу, – мы скоро сваливаем уже.

Нужно было закругляться, так как день уже катился к концу, а нам ещё нужно было найти знакомого торговца, который привозил сладости из Тартуса, так как местные кондитерские изделия нашим бойцам не особо нравились. Да и в посёлок нужно было вернуться до темноты.

Возвращаясь к машине, гружёные сладостями: печеньем, конфетами, сухофруктами, рахат-лукумом, щербетом и шоколадом, мы даже приостановились, наблюдая картину у машины – ржущий Шум сидит в прицепе на ящиках с покупками, двое чумазых пацанов лет по десять отчаянно машут палками, отгоняя от машины шестерых таких же детей, но помладше.

– Шум, что это за херня?! – первым спросил Кусок.

– Смотри, какой прикол! – указывая на ребятню, хохотал Шум. – Они сначала все хотели спиздить из прицепа пакет с лепёшками! А я объяснил этим двоим, если не дадут ничего спиздить остальным, дам им доллар! Так они своих же чуть не поубивали!

– Ты дебил? – беззлобно, но достаточно громко спросил я.

Грязные и голодные, дети смотрели то на меня, то на Шума, не понимая, о чём мы говорим. Отгоняющие палками от машины тяжело дышали, обливаясь потом. На лицах остальных застыла обида. Дети войны, лишённые детства. Всё их внимание и упорство сконцентрировано на утолении голода. Им бы в игры играть, а не еду клянчить. Как и тому мальчишке…

Решение пришло мгновенно. Выгрузив в прицеп ящики со сладостями, я достал упаковку с рахат-лукумом и пакет с лепёшками, протянув их Шуму:

– Раздели на восемь равных частей и раздай им. Я сейчас ещё возьму вместо того, что раздашь.

– Нахуя, Лёх? – непонимающе спросил Шум. – Всех же не накормишь…

– Закон воздаяния, Шум. Не бери в голову, просто сделай, – я посмотрел на Куска, который закурил и всем своим видом показывал, что уже никуда не пойдёт, – я скоро.

Дорогу к палатке со сладостями и хлебным лепёшкам я помнил. Благо, они находились недалеко. Нужно ещё заехать на заправочную станцию, заправить баллоны газом и назад, в ПВД[25]25
  ПВД – пункт временной дислокации.


[Закрыть].