Текст книги "Долиной смертной тени"

Автор книги: Алексей Ливанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 32
Халяльный оазис

Убийство ради материальной выгоды – ещё не настоящее и чистое Зло.

Чистым оно будет, когда убийца, помимо выгоды, на которую рассчитывает, получает наслаждение от содеянного.

© Жорж Батай

Полная зачистка завода длилась почти двое суток. За это время сапёрами было обнаружено три мощных взрывных устройства. Первое, у ворот завода, было обычной противотанковой миной, усиленной авиационной бомбой, заложенной под неё. Сработай она, если бы танк въехал на территорию завода именно в ворота, неизвестно, кто бы из нас выжил. Ещё два взрывных устройства были обнаружены в цеху по переработке сырой нефти и в вертикальной цистерне с технической водой. Всё было грамотно установлено и настроено на малейшее неловкое движение или запуск того или иного агрегата. На второй день невдалеке от завода сапёры нашли глубокий ров с телами, которые были выпотрошены так же, как и обнаруженные нами внутри завода. Всё становилось на свои места: бабуины привозили сюда пленных, кромсали их на органы, складировали, чтобы не возиться по одному телу, а потом массово вывозили и сбрасывали в ров, не особо заботясь даже о том, чтобы их надёжно прикопать. По запаху на этот ров и обратили внимание сапёры. Откопали немного, удостоверились и… Закопали обратно. Возможно, расчёт был на зимнее похолодание или на бродячих животных, которые могли избавить духов от лишней работы. Открытым и логичным оставался вопрос: кто спонсировал и прикрывал бомжахедам этот грязный бизнес? Но думать об этом никому не хотелось. Даже в разговорах как-то старались обходить тему найденного здесь.

Через два дня, обнюхав и исползав весь завод, рота сапёров засобиралась на свои позиции. Прибывший за ними уже под вечер Урал был набит нашими вещами, которые привёз Кусок. От него же мы узнали, что вторые половины наших взводов уже в пути и скоро тоже будет здесь. Заминка с их отправкой была из-за долгой передачи позиций посёлка местной армии садыков.

Мы уже облюбовали себе места для отдыха, приспособив под эти нужды пустые комнаты с обнаруженными в них тюками ковров, подушек и матрасов. Кое-где нашлись даже кровати, но, так как на всех их всё равно не хватало, они достались командирам, растащивших такую редкую здесь бытовую утварь по своим углам. Было видно, что Гремлину не приносило удовольствия находиться рядом с Камрадом, но общие задачи не особо их пересекали, и оба держались на относительном расстоянии друг от друга.

Четыре смотровые вышки по углам территории были неплохо оборудованы, и нам не пришлось долго с ними возиться. С них прекрасно просматривалась как территория завода, так и прилегающая территория на много километров вокруг.

Прибывшие ночью остальные бойцы наших взводов долго галдели, выгружая и растаскивая свои вещи. Наконец, можно было немного выдохнуть, сняв напряжение от дежурств на вышках. Покуривая зажатую в кулак сигарету, я смотрел на выгрузку наших бойцов, поминутно вглядываясь в ПНВ, рассматривая ночной ландшафт. Всегда улыбающийся Шум был непривычно хмурым и похожим на тусклую лампочку в общественном туалете. Уже второй день его не отпускало впечатление от увиденного в морозильной камере. Я старался не лезть в душу, предоставив ему самому разобраться в себе, разговаривая с ним только на отвлечённые темы. Что-то удерживало меня от разговора о том, что его так потрясло.

Утром к заводу подъехали три грузовика с цистернами. Гремлина предупредили об их приезде, и тяжёлые машины беспрепятственно въехав на территорию. Две цистерны были пустыми, третья была заполнена технической водой. Из кабины одного из грузовиков выбрался мужичок лет шестидесяти и парень лет тридцати. Двор наполнился бойцами, которым было интересно, кто это приехал и что за цистерны с собой приволок.

– Меня зовут Хикмет, – представился старший из них, на довольно сносном русском языке, – но вы можете звать меня Романом. Моего помощника зовут Захир. Мне нужен ваш старший.

– Ну, я старший, – Гремлин вышел вперёд, – чего хотел?

– Молодой человек, Вам звонили по поводу меня и Захира.

– Да, звонили. Ты тут вроде как за оборудованием присматривать будешь.

– Не совсем так, – старик поправил на себе комбинезон, – я буду поддерживать работоспособность агрегатов и заниматься выработкой топлива. Мне нужно заручиться Вашим разрешением на свободное перемещение по заводу для меня, моего помощника и водителей. А о любом передвижении техники Вы будете предупреждены заранее.

– Валяй, – по-барски махнул рукой Гремлин, – по тебе есть договорённость, делай что хочешь. Но выезд каждой машины согласовывать лично со мной. Усёк?

– Я Вас понял, молодой человек, – тихо ответил Роман Гремлину, и тут же громко и зычно крикнул Захиру что-то на местном диалекте, из которого никто из нас не разобрал ни слова.

Захир метнулся к одному из тягачей и вместе с водителем в испачканном комбинезоне, они стали растягивать кишку гибкой гофрированной трубы с раструбом, прилаживая его к одному из технических кранов.

Роман был похож на хранителя музея из старого советского фильма «Белое солнце пустыни». Такой же седой и суховатый старик, только намного культурнее. Его тихий голос привлекал своей грамотностью и культурой воспитания, от которой многие из нас успели отвыкнуть, а некоторые не знали даже её азов. Роман оказался инженером, проработавшим двадцать лет в Минске, был женат на русской, работал в нефтеперерабатывающей отрасли во многих крупных городах России. Как и почему оказался здесь, наотрез отказывался говорить, ловко уходя от разговора на другую тему. Захир был его полной противоположностью. Всегда грязный, как чушка с угольного склада, и не понимающий ни слова по-русски, он стал неинтересен бойцам. Единственное, чем всех веселил этот Захир, так это своей страстью к халявной еде и, в особенности, к нашим армейским сухим пайкам. Смотреть на то, как за двадцать минут он поглощает суточный рацион, без смеха или улыбки не получалось, особенно когда дело доходило до шоколада.

Примерно раз в два-три дня Роман выезжал своей колонной машин в сторону Дерика. Там он сливал полученный на заводе бензин с дизельным топливом и заправлял очередную цистерну сырой нефтью для её перегона. Привезённой им цистерны с технической водой нам хватило на неделю. За это время мы вспомнили, что такое мыться в горячей воде и перестирали все свои вещи. Дни потянулись как обезжиренный кефир. Ежедневный режим состоял из двух заступлений на фишку, еды, сна и игр в карты, несколько колод которых, Роман любезно привёз и подарил нам из своего очередного рейса. По ночам иногда виднелись вспышки, слабо освещающие линию горизонта. Отдалённый гул мощных взрывов, доносившийся после них, явственно говорил об активном участии наших ВКС, стирающих в пыль те города и посёлки, где ещё совсем недавно развивался чёрный флаг с арабской вязью.

В один из таких дней в нашу комнату для отдыха вбежал радостный Шум и принялся тормошить меня от дневного сна:

– Вставай, там Роман приехал!

– Ну приехал, и что с того? – я лениво перевалился на другой бок.

– Он воду привёз и барана!

– Шум, Захир хоть и не такой умный, как Роман, но он не заслуживает твоих оскорблений.

– Да он в натуре барана привёз, сейчас зажарим и поедим нормально! Ты чего? – не оставлял меня в покое Шум.

Окончательно поняв, что поспать этот радостный ублюдок мне не даст, я стал натягивать берцы. Радовало уже то, что хоть что-то вывело его из его унылого состояния. Во дворе было явное оживление и беспорядочное шатание всех тех, кто не был привлечён на дежурство. Безошибочно продвигаясь к столпившимся, я стал слышать обрывки фраз:

– Да я тебе говорю, верняк!

– Да не гони ты, какой выстрел в голову?!

– А ты что, по-другому умеешь?

Протиснувшись в центр толпы, я увидел Романа и связанного по ногам барана под его ногами. Парни бурно обсуждали, как лучше и быстрее умертвить бедное и испуганное животное.

– Успокойтесь все и не толпитесь вокруг меня, пожалуйста! – Роман смог быстро успокоить толпу. – Захир умеет резать барана правильно. Пусть он сам это сделает, не нужно ему ни мешать, ни помогать!

Общий гул смолк и все уставились на Захира, стоявшего рядом. Он что-то сказал Роману на своём языке и Роман спросил:

– У кого есть острый нож?

– Возьми мой, – вперёд протиснулся Куница, – Всё равно, я им только баранов и резал.

Я впервые видел, как режут барана. Шепча что-то, Захир вымыл нож. Потом, так же что-то шепча, подошёл к связанному барану, гладя его по шее и спине. Глядя на Захира со спины, я даже не сразу уловил момент, когда нож Куницы вошёл в тело барана. Животное пару раз дёрнуло ногами и выпрямило их. Быстро подвесив барана за ноги, Захир несколькими движениями отрезал голову, предоставив крови прямой сток из тела. Освежевав тушу и избавив её от внутренностей, он стал уверенными движениями натирать её солью, специями и маслом, привезёнными с собой из этой поездки.

Как оказалось, Роман также привёз дрова, так как жечь на этом заводе, кроме бензина было нечего. Решив развести огонь у ворот, максимально далеко от работающих турбин и агрегатов, Захир стал вбивать в землю стальные куски арматуры, которой тут было в избытке. Соорудив таким образом подобие вертела, он проткнул тушу двумя заточенными прутами и процесс жарки начался. Я уже не помнил, когда в последний раз чувствовал подобный аромат свежего мяса на открытом огне. В голове всплывали обрывки воспоминаний летних шашлыков под водку и коньяк. Принесённые Романом из грузовика пакеты со свежими лепёшками и овощами только дополнили картину.

– Борзый, смотри! Да туда смотри! – Слим показывал рукой в сторону востока. – Сможешь снять отсюда из своей винтовки?

Метрах в двухстах стояла бродячая собака и втягивала носом воздух, явно улавливая запах свежего мяса на огне.

– Могу, но не буду, – ответил Борзый, – не стоит просто так убивать животных. Тем более таких, которых мы сами есть не будем. Нам здесь хватает, кому мозги выносить.

Собака постояла ещё немного и убежала прочь, будто почувствовав нависшую над ней угрозу. Через два часа я держал в руках дымящийся кусок мяса и с аппетитом уплетал его вприкуску с сочными помидорами и свежей лепёшкой.

– Роман, а по какому случаю ты нам такой пир решил устроить? – с набитым ртом спросил Хикмета Папай.

– У меня сегодня день рождения, – Хикмет сдержанно улыбался, наблюдая, как мы запихиваемся его угощением.

– О, поздравляю! Ты, наверное, неплохо здесь зарабатываешь, если можешь себе позволить купить целого живого барана? – спросил кто-то из «тройки».

– Я не жалуюсь, барана купить тут действительно не все могут.

Я вспомнил, как во время ночных разговоров, Роман рассказывал мне о местных обычаях. Очень запомнился момент, что любой отец готов отдать тебе в жены свою дочь любого возраста, если ты ему за это заплатишь и уверишь, что увезёшь её с собой. После оплаты можешь избить или изнасиловать её у его ног, и с его стороны даже кривого слова не будет. Так как был договор, и теперь это не его головная боль.

– На крысу жрём? – послышался неприятный голос Выдры. – Хоть бы своего командира пригласили!

Своим поведением Выдра всё больше напоминал мне шакалёнка Табаки из книги Редьярда Киплинга «Маугли». С недовольной рожей, позади Выдры шёл Гремлин, потягивая носом ароматный запах. Остановившись в паре метров от затухающего костра и заглушив своим присутствием общее веселье, он процедил сквозь зубы:

– Доедайте, тушите костёр и готовьтесь на выезд. Через два часа выезжаем отбивать наш последний посёлок.

– В смысле? – встал со своего места Папай. – Как отбивать? У кого?

– У духов! – Гремлин был явно разозлён. – Садыки сдали посёлок, стоило их там одних оставить! Как только их атаковали духи, они, теряя тапки, съебались! Почти двести, блядь, садыков! Зато кричат, что на них напали несколько сотен бабуинов, на танках и пикапах! Наши запустили «птичку», и оказалось, что их там всего-то три десятка ёбаных обезьян! Три ёбаных десятка! Садыки, наверное, как и вы сейчас, мясо жрали, когда на них напали! Заканчивайте, я сказал! Через два часа построение, я объявлю тех, кто останется здесь и выезжаем!

Глава 33
Дорогой трусов

Народ, не желающий кормить свою армию, вскоре будет вынужден кормить чужую.

© Наполеон Бонапарт

Оба танка остались на защите НПЗ. Вместе с ними Гремлин оставил по пять бойцов из каждого взвода. В охранную пятёрку от нашего взвода вошли Кусок, Выдра, Мэни и два бойца из второго отделения. Мономах также оставил пять человек из своего третьего взвода. Остальные погрузились в два отрядных КамАЗа и, после привычной отбивки в эфире, тронулись в дорогу. Кто-то крутился в поиске удобного положения для сна, кто-то курил, кто-то разговаривал, обсуждая последнюю новость:

– Интересно, рулить штурмом снова Гремлин будет?

– Выдра, сучонок, попросился остаться.

– Вечно с этими садыками какая-то лажа.

– Да всё через жопу!

– Что же они за ссыкуны такие?

– Ага, не говори.

– Русс… Русси…

Я завертел головой. Голос был тихим, но я слышал его чётко и понимал, что адресован он именно мне.

– Рус, ходи…

У края борта, возле двадцатилитровых пластиковых бутылей с водой, которые мы прихватили с собой, сидел мальчик в грязной полосатой футболке. Глядя на меня, он звал меня к себе, маня маленькой ручкой. И хоть мне не было видно за кем-то из спящих его туловище полностью, я был уверен, что второй руки у него нет.

– Русс… – снова произнёс мальчик, махнув рукой, подзывая меня к себе.

КамАЗ сильно тряхнуло, подпрыгнув от наезда на кочку. Я сидел на своём месте и таращил глаза в конец борта, где только что видел маленького мальчишку возле бутылей с водой. Мальчишки не было. Это меня укачало, и я уснул. Долго же он ко мне во сне не приходил…

– Водила, блядь! – крикнул Папай, прекрасно зная, что водителю в кабине нас не слышно. – Не буратин везёшь, урод!

Уснуть весь остаток пути у меня так больше и не вышло. Выкуривая сигарету за сигаретой, я проворачивал в голове любые мысли, чтобы отвлечься от сонного видения. В конце концов, само существование жизни ведёт к её разрушению. Нужна короткая память, чтобы не заниматься самобичеванием. Мне, почему-то, вспомнилась запись старой кинохроники. Эту запись делали нацисты в «лагерях смерти». Среди прочих опытов был запечатлён один, врезавшийся мне в память. В камеру посадили монашку из захваченного где-то в Европе монастыря. Она считалась одной из самых смиренных среди всех послушниц. С ней в камере находился грудной ребёнок с врождённым пороком сердца. Лечить ребёнка никто не собирался, да и цель эксперимента была в другом – проверить уровень выдержки психики максимально набожного и миролюбивого человека в условиях круглосуточного подавления внешним раздражителем. Кадры показывали, как в первые сутки монашка не выпускала ребёнка из рук, качала его и старалась успокоить. На вторые сутки она его уже не трогала и не подходила к его кроватке, закрывала голову и уши, не в силах слушать бесконечный детский плач. На третьи сутки монашка задушила ребёнка и после этого повесилась сама, смастерив подобие верёвки из лоскутов своей одежды… К сожалению, нам не дано знать заранее, на что мы способны в особых условиях, нетипичных для нашего разума…

Остановка. Голос Гремлина, говорящего с кем-то за листом бронированного борта. Корвин выглянул наружу из кузова, обменялся парой фраз со взводным и негромко сказал нам:

– Можно пока выйти проветриться. Далеко не отходить, фонарями не светить, курить скрытно. По первой же команде выдвигаемся дальше.

Недовольно кряхтя, половина бойцов зашевелилась и потянулась к выходу из кузова. Спрыгивая и потягиваясь, разминали спины, закуривали или отходили за КамАЗ, расстёгивая ширинки. Из второго грузовика показался Куница, и я подошёл к нему:

– Привет, – я протянул руку, – допинг есть какой?

– Привет, – Куница пожал мне предплечье в своём приветствии, – нет, кончился. Я и сам бы закинулся сегодня. Что-то у меня чуйка нехорошая…

«Не у тебя одного…» – подумал я.

– Ты слышал теорию о двух процентах прирождённых убийц? – задал Куница неожиданный вопрос.

– Нет, не припомню такого, – я пожал плечами, – в чём состоит теория?

– Учёные якобы проводили массовое исследование среди боевых военных и осуждённых за убийства, – Куница прислонился к колесу КамАЗа, разминая сигарету в руке, – психопатов и маньяков пытались вычислить. Но выяснили совсем другое. Два процента из совершавших убийства не испытывали ни малейших эмоций от этого. То есть, они не маньяки и не психопаты. Они люди, для которых выпилить ближнего такое же безобидное событие, как для обывателей открыть банку шпрот или сходить в магазин за хлебом. Ещё при раскопках на полях сражений учёные столкнулись с непонятной для них находкой. Они находили однозарядные мушкеты и ружья, в стволах которых было по несколько пуль.

– А нафига? – я пытался понять смысл сказанного, но у меня пока не выходило.

– Понимаешь… В ходе битвы солдаты наравне со всеми заряжали своё оружие и поднимали его, прицеливаясь. Но не стреляли. Не способны были выстрелить. Даже в ответ на то, что враг стреляет по ним. Делали вид, что заряжают и стреляют, но в общем грохоте на поле боя, их выстрелы не было видно или слышно другим.

– Шли как на убой, но не стреляли? – выдал я предположение. – Такой вид страха, что ли?

– Нет, они не боялись. Идти под пулями навстречу верной смерти не каждый сможет. А вот выстрелить не могли. Ступор. Не жмёт палец на спуск и всё тут. Так вот я о чём, два процента, кому это не доставляло никаких хлопот или угрызений совести. Два процента. На планете живёт примерно семь с лишним миллиардов человек. Из них примерно сто пятьдесят миллионов – прирождённых убийц без страха и упрёка. Сто пятьдесят миллионов, представляешь? Для сравнения – это численное население всей России…

– По машинам! – послышались команды. – Все на борта!

Уже сидя в кузове, мы услышали гул приближающихся дизельных двигателей. Все ещё в темноте колонна двинулась дальше, значительно замедлив ход из-за примкнувших танков. Через два часа стало сереть, и в предрассветных сумерках появилась свежесть. Осторожно выглянув из борта кузова на несколько секунд, Борзый крикнул всем:

– Два шестьдесят вторых, и два «бардака»!

Это уточнение не вызвало почти никакой реакции. Все или спали или им было наплевать, за каким чугунным лбом идти на штурм своих же позиций, хоть и бывших. Уже рассвело, когда колонна снова остановилась.

– Все к бортам! Готовность!

Кутаясь в бушлат из-за утреннего озноба и сонного состояния, бойцы снова стали выбираться из кузова. На этот раз перекур оказался на порядок короче. Поднимая столб пыли, сбоку к нам двигалась колонна машин. В дымке пыли и песка было сложно определить, что за техника шла, и сколько было единиц. Приблизившись, колонна остановилась. Из бронированного УАЗа показался командир нашего отряда в окружении разведчиков, появившихся из «Дозоров». Знакомый уже Урал с установкой ЗУ–23 на его кузове выполнял манёвры, разворачиваясь. Из стоящих за всей этой вереницей трёх КамАЗов не было видно никакого движения. Но спустя минуту, из одного из них стали выпрыгивать солдаты в ярко-зелёном «дубке» и с краповыми беретами на головах. Форма и разгрузки казались новенькими, будто только что выданными со склада. Подскочив к бортам остальных двух КамАЗов, они их открыли и с криками стали выталкивать наружу людей в мабуте.

– Это что за клоуны такие? – вырвалось у Шума.

– Это Мухабараты[40]40
  Мухабарат – главный орган в системе национальных спецслужб Сирии, ведущих деятельность в сфере разведки, контрразведки и обеспечения внутренней безопасности страны.


[Закрыть], – пояснил Борзый, – местный НКВД, так сказать.

– А кого они там крепят? – затягиваясь, спросил я.

– Это, похоже, те садыки, которые сдали духам посёлок! – ответил мне Папай.

Да, было похоже на то, что местная контора отловила позорно бежавших из посёлка арабов, и теперь силой принуждала их к активному участию в возвращении своих территорий. Пока Гремлин и Мономах что-то обсуждали с командиром отряда возле его машины, мухабараты нещадно колотили прикладами автоматов грязных и испуганных садыков по их спинам и головам, выкрикивая что-то нелестное на их языке. Участь трусов и предателей оставалась неизменной во все времена.

Только сейчас я увидел, что посёлок был от нас километрах в двух. Танки и ЗУшка закончили свои манёвры и, развернувшись в сторону посёлка, замерли, ожидая команды. Мне был виден особняк, который мы занимали в посёлке, его крышу и наблюдательный пункт. Помню, как перед уходом отсюда, Шум нарисовал на стене этого дома неизвестно где найденной им краской, надпись: «улица Ебу-ИГИЛ». Если наблюдатели находились в крайних к нашей стороне домах, то им сейчас очень не поздоровится.

– Внимание, всем отойти назад! – хрипнула голосом Мономаха радиостанция на груди Борзого.

Всё-таки наблюдать за работой ЗУшки и танков приятнее за ними, чем когда они стреляют над твоей головой. Клубы пыли и дыма от разрушенных построек заволакивали весь передний к нам край посёлка, перемалывая каменные и бетонные строения в щебень. Обстрел ещё не закончился, когда мухабараты стали подгонять толпу садыков к технике, разделяя их группу на две части. Всего их было меньше сотни, одних подгоняли за «бардак», вторых – под работающий по посёлку Т–62. Куда делись остальные почти сто садыков, о которых недавно нам говорил Гремлин, оставалось только догадываться.

Наконец, дав отработать минут десять по всем передним зданиям, две колонны садыков двинулись вперёд, прикрываемые танком и «бардаком». Второй Т–62 стоял на месте и, похоже, ждал нас. Подошедшие Гремлин и Мономах собрали оба взвода за КамАЗами.

– Садыки идут в авангарде, стараясь зайти подальше вглубь посёлка! Их направление – это две центральные улицы! Если нарвутся на засады – это их проблемы! – перекрикивая работающие двигатели машин, начал Гремлин. – Наша задача – полная зачистка крайних двух боковых улиц! Мой взвод идёт за «бардаком» по крайней левой улице, взвод «тройки» – за танком, по крайней правой! Делимся по два-три человека на каждый подозрительный дом! Отработали и догоняем остальных! Всем всё понятно?!

– Старших групп определишь или мы сами? – спросил Ворон.

– Буду определять по ходу движения! Я с вами иду!

Неприятный холодок комом стоял внутри. Это не было похоже на ту смесь страха и возбуждения, которая присутствует всегда перед любым штурмом. Это было что-то другое, чего у меня раньше ещё не было. Что-то на уровне животного восприятия, что-то, что я не мог объяснить и назвать.

– В колонну! – крикнул Гремлин. – Готовимся к движению!

Двигаясь лёгкой трусцой за бронированной машиной, взвод приближался к левому краю посёлка. Пыльная завеса уже спала и, выглянув за борт БРДМ можно было увидеть очертания домов. Справа от нас почти на одном уровне шла «тройка», прикрытая шестьдесят вторым танком. Камни под ногами стали попадаться всё чаще и всё крупнее. Особо не выдумывая, водитель-механик, управляющий «бардаком», повёл свою машину и нашу колонну в выбитый взрывом танкового снаряда пролом в стене. За проломом почти сразу начиналась нужная нам улица.

– «Панцирь-три», стоп! – крикнул в радиостанцию Гремлин. – Дом на повороте улицы! По верхнему этажу пройдись!

Ухающие выстрелы КПВТ в несколько коротких очередей выполнили приказ взводного довольно быстро.

– Второй дом слева! – Гремлин указал рукой направление. – Корвин, бери двоих и туда!

Замок толкнул Слима и Хохла, первая группа ушла чистить. Два дома справа были сильно разрушены и особого внимания не вызывали. Первый и третий дом слева были так же сильно повреждены, и наша колонна прошла мимо их.

– Дом справа! Ворон, бери Борзого с Маслёнком и туда! – отправил взводный следующую группу.

«Фила и Папая возле себя держит, на зачистку их не пустит…» – почему-то подумал я, глядя в спину удаляющимся в дом Ворону и Борзому.

Пройдя ещё несколько основательно разрушенных домов по обе стороны улицы, Гремлин указал на уцелевший дом слева:

– Гурам, дом слева! С тобой Тагир! Пошли!

Обернувшись, я увидел, что первая группа Корвина уже вышла из дома и догоняла нашу колонну.

– Грешник и Шум, следующий дом справа – ваш! Пошли!

Попеременно прикрывая друг друга, мы с Шумом проверили весь дом и, не найдя ничего подозрительного, выбежали назад на улицу. Хвост нашей колонны уже скрывался за плавным поворотом улицы и нам следовало поспешить, чтобы догнать своих и не остаться на улице одними, отрезанными от своей группы. За всё время, когда оба взвода вошли в посёлок, не было слышно ни одной перестрелки, и это напрягало.

Заглянув ещё в пару десятков домов, группа приближалась к центральной площади посёлка. К той самой площади, на которой ещё сравнительно недавно хизбы казнили игиловских наблюдателей, и которая располагалась в середине посёлка.

– Колонна, стоп! – выкрикнул Гремлин, подняв вверх сжатый кулак. – Занять круговую оборону!

Все заняли свои секторы обстрела, готовые в любой момент выстрелить, даже если вдруг пролетающая рядом синичка пукнет. Взводный отошёл к углу последнего зачищенного дома, достал радиостанцию и перешёл на запасной канал. Из-за шума БРДМ нам не было слышно, о чём он говорил и с кем, но было нетрудно догадаться, что день идёт к концу, посёлок зачищен только наполовину и ему нужно разрешение руководства на дальнейшие действия. Непосредственная близость с зафиксированным противником не давала повода расслабиться. Закончив разговор, Гремлин крикнул, приближаясь к группе:

– Остаёмся в посёлке! Технику во двор последнего проверенного дома! Зачистить последний дом ещё раз и выставить фишку на крыше дома через дорогу от него! Отход!