Текст книги "Долиной смертной тени"

Автор книги: Алексей Ливанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 27
Песок на зубах

О нём не заплачет никто, И промолчит приёмник,

Денег дали – воюй, Имя ему – наёмник.

© Р. Терехов

Ветер нарастал, как перед дождём. Собранные в бараке бойцы, после избавления от трупов, занимались блокировкой оконных проёмов и всех щелей, до которых могли дотянуться. Четверо бойцов, назначенных из взвода «тройки», остались снаружи, по периметру барака. Им не позавидуешь, но духи умудрялись атаковать даже во время песчаных бурь, и эту превентивную меру безопасности кто-то всё равно должен был осуществлять.

– Шевелитесь, скоро начнётся! – подгонял всех Ворон, утрамбовывая одеяло в щель под дверью.

Окна заложили матрасами и тряпичным хламом, найденным внутри. Трупы не пролежали здесь и часа, но их запах уже наполнил помещение. При свете фонариков все суетились, так как большинство ещё ни разу не сталкивались с песчаной бурей и понятия не имели, на что это похоже.

– Укутывайте лица и надевайте очки, у кого они есть! – выкрикнул Борзый, повязывая свой шемаг[33]33
  Шемаг (куфия или арафатка) – мужской головной платок, популярный в арабских странах. Служит для защиты головы и лица от солнечных лучей, песка и холода.


[Закрыть] на бедуинский манер. Хохол, Тагир и Слим, не имеющие ничего подходящего, разрезали найденное одеяло и с отвращением укутывали головы тряпьём, явно не озонирующим свежестью. Я же натянул на лицо бафф, очки и надел капюшон, затянув на нём шнурок.

Труп Маги лежал у входной двери, накрытый одеялом, его автомат с посечёнными от взрыва цевьём и прикладом лежал рядом. Чего не отнять у арабов, так это их маниакальную привычку иметь у себя десятки матрасов и одеял. Жрать будет нечего, жопу вытереть будет нечем, но гора из матрасов и одеял с набором чашек и кружек на каждую душу населения будут в избытке. Как знать, может это как-то компенсирует им нехватку общего антуража привычных для нас бытовых вещей.

Гул ветра, иногда переходящий на свист, был похож на завывания зимней вьюги. Как мы ни старались, в бараке находились щели между блоками, через которые песок и пыль уже проникали внутрь и начинали скрипеть на зубах, попадая в рот и глаза, даже через плотно прилегающую к лицу ткань. Передвинув к середине какие-то ящики и забросав испачканный кровью пол матрасами и одеялами, все расселись кольцом вокруг нескольких стоящих на полу фонариков, светящих в потолок. Чуть ли не каждую минуту то один, то другой боец или протирал наружную часть очков или сплёвывал пыльную слюну. От висевшего в воздухе облака пыли лучи света были видны каждый по отдельности, сливаясь в один поток и рассеиваясь под потолком.

– И сколько эта херня может длиться? – спросил кто-то из «тройки».

– Сколько ей вздумается, – ответил Ворон, даже не повернув голову в сторону спросившего, – может час, а может и полдня. В любом случае, пока ветер не стихнет, и песчаное облако не пройдёт дальше, на открытом воздухе нам делать нечего.

– Знал бы, что так застрянем, карты бы с собой взял, – буркнул Шум. Он, как и я, закрыл лицо баффом и очками, и по плотно облегающей его лицо ткани было видно, что он скалится.

Никто не смотрел в сторону тела Маги, будто специально отводя глаза от угла, в котором оно лежало. Адреналиновый раж прошёл, хотелось посидеть спокойно, может даже подремать.

– Пить хочется, – сказал Слим, – а я свою воду где-то проебал. У кого есть?

– Возьми, – Шум протянул ему свою полторашку, – в следующий раз затяни бутылку в сумке сброса шнурком. Или флягу себе намути.

Как ни странно, но, сидя в заляпанном кровью помещении, мне захотелось жрать. Не перекусить, а именно жрать. Будто прочитав мои мысли, кто-то из «тройки» выдал:

– Нужно было из того склада пару ящиков сухих пайков и воду взять…

– Идея так себе, – возразил Ворон, – нормально поесть без песка во рту всё равно не смогли бы. Или потом бы кирпичами срали.

– Никто ничего из тех складов не возьмёт! – вклинился в дискуссию Корвин. – Разграбления и мародёрства не будет! Этот объект будет передан военным в том виде, в каком он и был!

– Ну и нудный же ты, командир… Как сто подвалов… – растягивая слова, сказал Куница. – Как тебя только замком назначили? Или именно поэтому ты им и стал?

– С тобой разговор ещё впереди! – Корвин снова стал заводиться. – Вот именно из-за таких как ты, нас и будут все помнить и клеймить, как головорезов и наёмников!

– А ты хотел бы, чтобы нас знали, как обосранное стадо? Толерантность, равенство и братство, да? – Куница, казалось, ловил кайф от того, что так быстро выводил из себя замка. – Ты мне ещё про права человека тут расскажи и про беспристрастное отношение к пленным.

– Да, расскажу! Нельзя так как ты, всех направо и налево кромсать!

– Идеалы миролюбивы, но история жестока. И из-за таких правозащитных говноедов как ты, вся эта пиздота и распространяется по миру. На Европу посмотри, что от неё осталось? Её все эти голожопые чуханы раком поставили и ебут. Если не будем этих пидоров хуярить здесь, то они будут хуярить нас, только уже у нас дома.

– Ещё скажи, что будешь мочить их в сортирах! – съязвил Корвин.

– Да, представь себе, буду! – с вызовом в голосе ответил Куница. – Я не ватник и не единоросс, если ты это имел в виду, но эту джихадистскую падаль буду зубами рвать!

– Ну ладно-ладно, ты чего завёлся-то? – попытался остудить Куницу Шум, протягивая ему свою бутылку с водой. – На вот, попей.

– А насчёт наёмников, лучше не смеши, – немного спокойнее сказал Куница, взяв пластиковую бутылку в руку, – посмотри вокруг на тех, кто тебя окружает. И сам себя спроси, какого хера ты тут делаешь?

Все вокруг, кто до этого негромко разговаривал по своим темам, замолчали, слушая перепалку бойца и замкомвзвода.

– Кстати, – стараясь увести разговор на другую тему, спросил Шум Куницу, – а ты сюда для чего приехал? Заработать, повоевать или из своих сувениров Франкенштейна собрать?

Куница снял с шеи проволоку с ушами духов и, обернувшись, швырнул «ожерелье» в дальний тёмный угол барака. Потом достал сигарету, закурил и ответил:

– Мне было четырнадцать. Я балбесничал и от всей души мотал нервы своим родителям, как, наверное, большинство всех подростков. Как-то я сильно поругался с матерью. Она меня отчитывала за то, что я с начала учебного года ещё ни разу не был в школе, хотя была уже вторая неделя сентября, за то, что отказывался помогать ей по дому и за то, что не хотел нянчиться с младшей сестрой. Ей тогда было всего два года. Я психанул, оделся и вышел из квартиры, отправившись к корешу на хату. Там мы с ним до поздней ночи курили всякую дрянь и бухали. В пять часов утра мой дом взорвали. Я был настолько пьян, что очухался только к обеду. Мобильников в то время ещё не было у всех, как сейчас. Если бы отец не работал в тот день в ночную смену, то я потерял бы полностью всю семью. Так что… – Куница закурил вторую сигарету. – Так что никакой терпимости к этим «алла-хакбаровцам» у меня не будет.

– Это ты о «Каширке» в девяносто девятом? – спросил Борзый.

Вместо ответа Куница только кивнул.

– Не могу сказать, что меня не тронул твой рассказ. Это многое объясняет, но не оправдывает, – сказал Корвин.

– Я и не оправдывался. До тех, кто это сделал, я уже не дотянусь. Но тем, кто такое же дерьмо в своей башке вынашивает, я эту башку отрежу нахуй. Мой вклад в понижение поголовья этих чертей минимален. Но пока не разразилась глобальная мировая война, я оттягиваю их проникновение в мою страну как могу.

– А ты считаешь, что может начаться глобальная война? Типа, Третья Мировая? – спросил Камрад.

– Я в этом уверен, – ответил Куница, раздавливая берцем окурок, – Россию усиленно в неё втягивают.

– А тут разве у нас не война? – спросил кто-то из бойцов «тройки».

– Тут херня по сравнению с тем, что будет. Когда зацепимся с пиндосами и НАТО, вот тогда будет жопа. Кроме них ещё и свои будут страну изнутри убивать, как это обычно и бывает. Банды будут орудовать и всякие выживальщики-сталкеры.

– А что плохого в сталкерах? – подал голос Выдра.

– То, что они будут вести себя как падальщики, – не задумываясь, ответил Куница, – они не примкнут ни к партизанскому движению, ни к регулярной армии.

– Да, я бы не примкнул, я был бы сам по себе, – со слабо уловимым возмущением продолжал Выдра, – но при чём тут падальщик?

– Выдра, где твои очки? – спросил Ворон.

– Проебал на прошлом штурме, – щуря глаза, ответил Выдра.

– При том, что прятался бы и от своих, и от чужих, – ответил Куница на вопрос Выдры, – нападал бы только из-за угла, в спину, чаще всего на тех, кто слабее. Беззащитную бабу трахнуть, деда какого-нибудь пристрелить за пачку сигарет, ограбить магазин или склад. Ты же об этом думаешь, да?

– Ну, не прям так… – Выдра отвёл взгляд. – Но выживал бы как мог и заботился бы только о себе.

– Вот-вот, – усмехнулся Куница, – а заботился бы только так, как я и сказал!

– Если так и произойдёт, то каждый будет сам за себя, и нечего мне о единстве народа в трудную минуту мораль читать! – Выдра обижено сплюнул себе под ноги.

– Восемьдесят пятый… Лучше заткнись… – тихо, но так, что услышали все, сквозь зубы сказал Камрад.

– Не смей меня так называть! – взорвался Выдра. – Не смей, слышишь?!

– А почему восемьдесят пятый? – оживился Борзый.

– Не смей! – прошипел Выдра, опустив руку на автомат, испепеляя взглядом Камрада.

– Эй, а ну, успокоились все! – Корвин обалдело смотрел на Выдру. – Боец, ты в контейнере остыть хочешь?! Разошлись по углам и не прикасаться к оружию, ясно?!

– Знаешь, парень, – весело сказал Выдре Куница, – ты прям мои жизненные ценности сегодня изменил.

– Это чем же? – Выдру едва не трясло от злости.

– До сегодняшнего дня у меня была мечта – переспать с Моникой Беллуччи. Теперь же, узнав тебя поближе, мне очень хочется узнать, какой смертью ты умрёшь.

– Да уж как-нибудь получше твоей! – выпалил Выдра. – И не факт, что ты раньше меня не сдохнешь!

– Может и так. Только я умру как воин. А ты… – Куница снова достал пачку сигарет, собираясь закурить. – Ты необычный человек, Выдра. Поэтому ты умрёшь необычной смертью.

– Вам не кажется, что на улице стало потише? – спросил всех Папай.

Действительно, в пылу спора никто не заметил переставший завывать ветер. Осторожно приоткрыв дверь, Папай выглянул в щель на улицу и сказал:

– Так и есть, буря прошла. Нас, видимо, только её краем зацепило.

– Кто занимался расстановкой круговой обороны перед бурей? – спросил Корвин.

– Я с сапёром «тройки», – ответил Ворон.

– Бери всех и расставляй их снова. Ждём военных, сдаём им объект и уходим отсюда. Давайте, все по местам.

Глава 28
Чужая слава

Видимость мира делает войну ещё опаснее.

© Клавдий Клавдиан

Военные из десятка тентованных КамАЗов быстро выгружались и строились по группам. Две большие группы побежали в нашу сторону, ещё две – вокруг насыпи, вдоль наружного периметра. Взрывотехники с собаками не спеша расходились в разные стороны, каждый в свой сектор. Ещё несколько бойцов выгружали из грузовиков большие деревянные ящики.

– Многовато для такой дыры, не находишь? – щурясь от вновь показавшегося солнца, спросил меня Шум.

– Видимо то, что мы нашли в тех сараях, очень их заинтересовало, – ответил я, наблюдая тот хаос, в котором носились военные от барака к складам и обратно, одновременно сменяя нас на выставленных постах. Бегущие к нам с Шумом три бойца в форме и бронезащите розово-песочного оттенка, скорее всего должны были нас сменить. Подбежав, один из них с лычками сержанта, выдохнул:

– Мужики, мы вас менять! Ваш старший ждёт вас возле наших КамАЗов!

– Давно хотел спросить, – хитро улыбаясь, спросил Шум, глядя на запыхавшихся солдат, по лицам и шеям которых градом стекал пот, – почему у вас форма такого уебанского цвета?

Сержант замер, потом обернулся на двух своих товарищей и, отдышавшись, ответил:

– Кое-кто наверху посчитал, что в такой форме мы меньше заметны на фоне местного пейзажа. А ещё говорят, в ней не так жарко на солнце, как в обычной.

– Во-во, я смотрю, ты в ней прям замёрз! – смеясь, хлопнул сержанта по плечу Шум. – Ладно, держите себя в тапках, пацаны.

– Что? – не понял один из солдат.

– Берегите себя, говорю! – уже отходя от них, улыбнулся Шум. – Медали все не забирайте, нам хоть парочку оставьте!

По уже протоптанным после песчаной вьюги тропинкам, с разных концов лагеря сходились бойцы обоих взводов, собираясь у прибывших грузовиков. Стоя на капоте головной машины и глядя в бинокль, скалился в улыбке Борзый.

– Братуха, ты там на ближайшем пляже голых тёлок рассматриваешь, что ли? – крикнул Борзому Папай. – Чего довольный такой?

– Да замка нашего ебут, – не переставая улыбаться, ответил Борзый, – и хорошо так ебут, страстно, аж перья летят.

Но уже через секунду, убрав улыбку и опустив бинокль, он добавил:

– И нашего Магу солдатики сюда несут. Идём принимать.

– А кто там Корвина так и за что? – спросил Шум.

– Хер его знает. Но подозреваю, что за жмуров в арыке.

– Какие мы нежные… – пыхтя сигаретой, фыркнул Куница. – духов покоцаных им жаль стало.

– Плевать им на то, что ты их без запчастей оставил, – пояснил Камрад, – они им живые нужны были. Чтобы всё рассказать о тех контейнерах для перевозки и документах на складах.

Встретив у КамАЗа четверых солдат, несущих носилки с телом Маги, я, Папай, Шум и Борзый взяли носилки из их рук и отнесли тело в нутро грузовика. Появившийся внезапно, как чёрт из табакерки Корвин, стал орать на всех с пунцовым лицом:

– Какого хуя вы тут расселись?! Всем быстро грузиться! Никому не светиться сейчас!

– Ты сегодня уже заебал своим криком, – не выдержал Ворон, – нормально разговаривать совсем разучился?

– Всем погрузиться в грузовик… – сквозь зубы процедил Корвин, глядя Ворону прямо в глаза. – Никому не выходить, за бортом не светиться.

– Не светиться перед кем? – не понимая, спросил Слим, но всё же полез в кузов.

Визуально пересчитав всех и убедившись, что обе группы на месте, Корвин последним залез в кузов и опустил за собой задний полог тента.

– Корвин, сдохнем же от жары… – начал кто-то в темноте кузова.

– Тихо… – оборвал его замок. – Никому не кричать и не показывать, что здесь кто-то есть.

За бортом послышался топот ног и звук двигателей приближающихся автомобилей.

– Третье отделение слева, четвёртое – справа! – послышалась команда поставленным армейским голосом. – Двигаться неразрывно!

– Да что там за хуйня творится? – не выдержал Шум, тихо поворачиваясь к бронированной стенке борта.

Достав нож, он потянулся вверх. Туда, где заканчивался стальной лист бронезащиты борта и начиналась свободная ткань брезента. Медленно воткнув нож в брезент, он повёл им чуть в сторону, разрезав пропитанную огнеупорным и водоотталкивающим составами ткань сантиметров на десять. Убрав нож и осторожно раздвинув края разреза, Шум прошептал, прильнув глазом к вырезу:

– Ух, ты ж!..

– Кто там? – спросил я.

– Да журналюги припёрлись, целых два пикапа. Сейчас броню и каски на себя напяливают… – комментировал происходящее в двух шагах от нас Шум. – Камеры достают…

– Какие хоть телеканалы? – спросил кто-то из «тройки».

– А тебе не похуй? – ответил Куница.

Задний полог брезента отодвинулся, и в проёме появилась голова солдата в каске. Тихим голосом голова сказала Корвину:

– Мне приказано отвезти вашу группу в ПВД.

– Хорошо, – негромко ответил замок.

– Когда немного отъедем, я приторможу, чтобы Вы в кабину пересели, мне дорогу показать нужно.

После утвердительного кивка Корвина голова скрылась. Минут через десять после начала движения, КамАЗ остановился, и замок спрыгнул с борта на землю.

– Ворон, ты старший! – крикнул замок.

Полог сразу же завязали под потолком. После хлопка двери кабины грузовик дёрнулся и поехал дальше, увозя нас в посёлок.

– Я шо-то не пойняв, навищо воны вси понайихалы? – задал вопрос ко всем Хохол.

– Так это… – Камрад запнулся и посмотрел на меня. Потом снова посмотрел на Хохла и ответил. – Репортаж снять. Как военные разгромили вражеский лагерь и захватили ценные трофеи. Без потерь, без шума и пыли.

– Так не они же его штурмовали! – возмутился Слим.

– Брат, ну не тебя же по телеку показывать в твоей ободранной горке и с твоим затёртым калашом… – урезонил Слима Тагир, до которого всё произошедшее дошло быстрее, чем до остальных. – Ты своё лицо видел? Им же детей пугать.

Вдобавок к успевшим отрасти бородам, лица у нас действительно были грязные.

– У вас несчастные случаи на стройке были? – толкая Шума локтем и показывая глазами на меня и Хохла, спросил Камрад.

– Нет, не было… – улыбнулся в ответ Шум, но, вспомнив окончание известной фразы, быстро опередил бывшего командира. – Сплюнь!

– Надо же… – покачал головой Камрад, глядя на меня. – И такое бывает…

Я пожал плечами и закурил. Кто-то уже спал, кто-то курил, кто-то пытался поймать мобильником сигнал сети. Хохол с Тагиром ели шоколадный батончик из сухого пайка. Я заметил, что они как-то сблизились и подружились, держась втроём со Слимом. В принципе, ничего удивительного, такие условия и события сближают. Я, Шум, Борзый, Папай и Ваха с Магой стали такими же. Вот только ряды нашей темы стали редеть… Двоих кабардинцев больше нет и я, волей-неволей, всё чаще задумывался, а не задержался ли и я здесь? Выжив в мясорубке далёкого уже мая четырнадцатого года, успел ли я сделать то, ради чего я остался в живых?

Пока я ворочал мысли под мерный гул двигателя, меня раскачало, и я задремал, очнувшись от того, что грузовик сильно тряхнуло на ухабе. На улице уже стемнело, хотя, судя по часам, ехали мы не так уж и долго. Воздух стал намного прохладнее, напоминая, что зима уже совсем близко. КамАЗ стал крутиться, поворачивая на улочках посёлка.

Притормозив у нашего дома, все стали выгружаться.

– Я так понимаю, снова по разным углам будем? – протягивая руку Камраду, спросил Борзый.

– Да, скорее всего, – пожимая руки Борзому, мне и Шуму, ответил Камрад, – ничего, ещё свидимся.

Гул приветствующих во дворе быстро смолк, когда появились носилки с телом Маги, накрытым одеялом. Быстро выгрузившись, водилу военного КамАЗа поблагодарили и отпустили. Тело скоро должны были забрать, поэтому все во дворе собрались попрощаться с кабардинцем. Кусок вынес его редак со шмурдяком Маги и его стали молча разбирать, больше на память, хотя случалось, что и по надобности.

– Никогда не понимал этот бред, – негромко произнёс Корвин.

– Ты о чём? – уточнил стоящий рядом с ним Гремлин.

– Да об этих обычаях. Дикость какая-то, средневековье. Они бы его ещё на костре сожгли и плясали вокруг голышом.

– Оно и видно, что никогда не понимал… – тихо сказал Камрад, оказавшийся за спинами Гремлина и Корвина.

От неожиданности оба развернулись и уставились на Камрада. Тот смело смотрел в глаза то одному, то другому, пока Гремлин не отвернулся, сказав своему заму вполоборота:

– Идём, расскажешь, что и как.

– Да-да, иди! – улыбнулся Камрад. – Всё в красках ему перескажи, не упусти ничего!

Проходя мимо бойцов, сгрудившихся у вещей Маги, Гремлин громко сказал:

– Вернувшимся отделениям на пост не заступать, всем поесть, отдохнуть и помыться!

– Если бы ты не сказал, мы бы вонючими и голодными так сразу на фишку и побежали… – буркнул Борзый.

– Блядь! Суки! Вот суки! Убью, блядь! – из дома выбежал разгневанный Шум. – Вот как так, а?!

– Ты чего орёшь? – схватил его за плечо Папай. – Что случилось?

– Да мыши эти ёбаные, мой редак прогрызли! Я полез в него за чистыми шмотками, а на дне дыра в кулак!

– Тьфу ты… – мотнул головой Папай. – Перебери лучше его полностью, чтобы они там себе гнездо не облюбовали.

– Мужики! – уже спокойнее обратился Шум к остальным. – Оставьте рюкзак Маги мне. Реально нужно.

– Да не вопрос! – ответили из толпы.

Глава 29
Безумие может быть прекрасным

Войны нельзя избежать. Её можно лишь отсрочить – к выгоде вашего противника.

© Никколо Макиавелли, 1502 год

Просыпался я долго. Время от времени полуоткрытыми глазами поглядывал в пустую комнату и, скорее закрыв глаза, чтобы не отпустил сон, снова в него проваливался. Наконец, охамевшая от тепла муха чуть не забралась мне в ухо, и я, звонко ударив себя по нему ладонью, сбил остатки цепляющегося за меня сна.

Во дворе было людно, но не шумно. Почти все, кто вчера вернулись с выезда, чистили своё оружие, разложившись на ящиках, ступеньках крыльца, пластиковых стульях или просто на земле кучками, по своим темам.

– Утренний напалм будешь? – Шум протянул мне дымящуюся чашку с кофе.

– Не откажусь, спасибо, – я взял чашку и потянулся в карман горки за сигаретами, – как сам?

– Да ничего, получше… – Шум безучастно смотрел на бойцов во дворе. – У Фила таблетками разжился, закинулся и теперь нормально. Ночью думал, что мне днище вырвет нахрен.

– А почему не чистишься? – лениво спросил я, зевая.

– Так я уже, – улыбнулся Шум.

– Борзый, что ли, чистку затеял? – спросил я, заранее зная ответ.

– Да, как всегда.

– Здорово живёшь, казане! – поздоровался я с Борзым.

– Слава Богу! – ответил он мне, протирая ствольную коробку.

– Магу уже увезли?

– Да, рано утром машина забрала.

– Я смотрю, «тройка» всё ещё тут, – я протянул Борзому чашку с кофе, предлагая глотнуть.

– Нет, спасибо, – Борзый отмахнулся от предложенного кофе. – Тут-то они тут, только я ни Камрада, ни Мономаха не вижу. Да и наш жопорванец с утра не объявлялся. Корвин за старшего остался, как вертухай сидит.

– Думаешь, будет что-то интересное? – я допил кофе и достал вторую сигарету, разминая её.

Борзый пожал плечами и кивнул головой в сторону сидящих во дворе:

– Ты бы свой автомат тоже почистил. У всех стволы полные песка после вчерашнего.

Намутив у Куска лоскутов хлопчатобумажной ткани, я пристроился рядом с Папаем, Маслёнком и Слимом. Почти на ощупь разбирая автомат, я двигал руками уже чисто механически. За столько лет обращения с оружием не задумываешься о последовательности, действуя на уровне мышечной памяти.

– Он первым увидел убегающих за насыпь бабуинов и побежал вверх по ней… – Папай рассказывал Слиму ту часть штурма, которая была на их фланге. – А я же предупреждал, чтобы передо мной не лезли. Духи хоть и примитивные, но далеко не долбоёбы, и все опасные подходы к себе минируют плотно. Мага на насыпь залез, его оттуда взрывом и снесло.

– А потом?.. – Слима сжирало любопытство.

– Потом мы с Тагиром и Хохлом быстро перебежали к проёму в насыпи вдоль тех складов. Эти черти запрыгивали в грузовик, двоих последних мы срезали, а потом добили.

– Странно… – Слим снова уткнулся в разобранный ПК. – Вроде и штурм был, а я его толком не почувствовал. Всё как-то слишком быстро закончилось…

– Ну, какие твои годы! – засмеялся Папай. – Ещё успеешь навоеваться! Кстати, я слышал, ты там тоже стесняшкой не отсиживался, насыпал духам как надо!

– Да я как-то на автомате… – Слим отвёл глаза в сторону. – Я даже не видел, попал в кого-то или нет.

– Подавление огнём иногда бывает результативнее прицельного огня, – вклинился я в их разговор, – ты не дал им выбежать из того барака, а значит, свою работу выполнил. Об остальном не думай.

– Просто я слышал, что штурм иногда до нескольких дней затянуться может, – не унимался в своих рассуждениях Слим, – а тут – раз-два и всё закончилось.

– А ты думал, тут как в Сталинграде, по два месяца за каждый дом воевать будут? – Папай хлопнул ладонью по крышке ствольной коробки, закончив сборку после чистки. – Я же тебе говорю, успеешь, наштурмуешься ещё.

В повисшей паузе по всему двору было слышно только металлическое клацанье частей и механизмов.

– Может и хорошо, что я не видел… – Слим осторожно попробовал продолжить тему разговора. – Говорят, что если перед выстрелом увидеть лицо того, кого убьёшь, то оно тебе потом будет часто сниться.

– Чушь, – ответил я, орудуя шомполом с намотанным на него лоскутом ткани во внутренностях ударно-спускового механизма, – не слушай этот бред.

Мне не хотелось рассказывать ещё молодому бойцу о тех, кто приходит во сне. Да и не касалось это его вопроса напрямую. Прежний кошмар во сне был связан с девчонкой, которую убивал не я, но убивали при мне. А мальчишка, который снился мне теперь…

– А ты убивал? – Слим уставился на меня. – Ну… Вот так… Чтобы перед этим его лицо увидеть…

– Да, убивал, – закуривая, ответил я, – именно мой первый раз таким и был, когда я смотрел ему в лицо перед выстрелом.

Слим смотрел на меня, видимо, ожидая подробностей. Но мне не очень хотелось пересказывать ему события осени далёкого уже 2011 года, и я добавил максимально лаконично, собрав в кучу весь сарказм, на который я только был способен в своём ещё полусонном состоянии:

– Он ни разу мне не снился, не стыдил меня, не призывал к моей совести за лишение его жизни и не звал за собой обезображенным от многолетнего гниения в могиле лицом.

– О! Мы с Тамарой ходим парой! – воскликнул Папай.

– Шо? – послышался голос Хохла за моей спиной.

Хохол с Тагиром подошли к нам, держа в руках тарелку с рисовой кашей и мясом, разогретой из нескольких упаковок сухого пайка, упаковками галетного печенья, парой банок паштета и чайником.

– Давайте поедим, если уже все закончили, – сказал Тагир, глядя, как я собираю уже почищенный автомат.

– Кстати, Тагир, – потирая руки, сказал слоняющийся без дела Шум, – я заметил, что ты почти чисто говоришь по-русски, когда не спешишь. А вот в кипише из тебя акцент фонтаном прёт!

– Может быть, – безразлично ответил дагестанец, – присаживайтесь, перекусим.

– Это мы всегда! – с привычной улыбкой ответил Шум. – Люблю повеселиться, особенно пожрать!

– Тагир, – зачерпывая кашу, спросил Папай, – я смотрю, вы с Хохлом подружились?

– Да, а что тут такого? – пожал плечами Тагир.

– Ну как… – Папай прожевал и глотнул кашло. – Вот отвоюете здесь своё, поедете по домам. И пригласит тебя Хохол к себе на свиной шашлык. И что ты будешь делать?

– Я его раньше приглашу на свежую баранину, – легко проигнорировал стёб о грязном для него мясе дагестанец, – да и не это главное. Мы здесь все одинаковые. Почти все.

После этих слов он почему-то посмотрел мне прямо в глаза и, прожевав свой кусок мяса, продолжил:

– Вот, к примеру, ты и Хохол. Вы очень разные. Но вы одинаковые внутри. Чай будешь?

Не дожидаясь моего ответа, Тагир налил чай в чашку, протянув её мне. Желание распивать чай и вообще находиться рядом с западенцем у меня отсутствовало напрочь, но ответить отказом на такой гостеприимный и дружеский жест, у меня не получилось. Поблагодарив Тагира, я сложил автомат на коленях и пил очень неплохо заваренный чай мелкими глотками.

– Выдра не такой, он как шакал, – продолжал горец, – Гремлин не такой, у него нет чести воина. Они все восемьдесят пятые, а вы двое – из одного теста.

– Так, стоп! – Шум поставил свою чашку с чаем на ящик. – Вы заебали уже своими загадками. Что за восемьдесят пятый такой, мне кто-то объяснит уже?

Слим заговорщически оглянулся и стал говорить в полголоса:

– Короче. Мой старший брат служил срочку в одной части с Куском и Выдрой. Он ещё духанку тащил, когда это произошло. Двадцать третьего февраля – понятно, праздник. Офицеры кое-как до вечера поторчали в части и свалили. А контрачи с дембелями решили забухать. Когда уже нормально подпили, захотелось им бабу. Понятное дело, кто год уже без неё, а кто урывками. Нашли в интернете сайт со шлюхами. Крутили-мутили, одна согласилась приехать. Как там её провели через КПП, по сколько сбросились, чтобы её уломать – в душе не ебу. Но её провели и привели в казарму, в каптёрку старшины. Ну и по очереди туда к ней заходят, пока остальные в очереди гондоны в руках теребят. Зашёл туда и Выдра. И так застрял, что очередь возмущаться стала. Решили заглянуть. Лежат они, значит, на тюках с постиранным постельным бельём, а Выдра эту шлюху взасос целует. Все в ахуе, мол, Выдра, ты чего, охуел? А он им, типа: я без этого не могу, у меня не встанет. Его уже подъёбывают, полказармы в каптёрку ввалилось, говорят: так и жениться недолго. Выдра был настолько в хлам, что ответил всем, что может и женится. А сам снова к её губам тянется и говорит ей: ты у меня первая за три месяца. Её ответ всех убил: а ты у меня – восемьдесят пятый за неделю.

Наш с Шумом одновременный ржач сдержать было невозможно. Я прыснул чаем себе на брюки, Шум старался не подавиться куском мяса во рту. Искренне смеялись с нами и Тагир, и Слим, и Маслёнок, и Папай и Хохол.

– Веселимся, значит! – ворота открылись, и во двор вошли Гремлин, Ворон, Мономах и Камрад.

– Чиститесь? Это хорошо, – продолжил Гремлин, – значит, к бою готовы.

– К какому бою? – спросил кто-то.

– Сегодня вечером выезжаем брать под контроль один небольшой НПЗ[34]34
  НПЗ – нефтеперерабатывающий завод.


[Закрыть]. Едет тот же состав, который выезжал вчера на штурм. Так что снова отдыхайте, на фишку не заступаете, в восемь вечера всем быть на инструктаже перед выездом.

– Бля, вот попадалово… – выдал кто-то из «тройки». – А почему снова мы? Может, мы подежурим, а остальные съездят?

– Может кому-то напомнить, что ему грозит за невыполнение приказа? – выискивая глазами спросившего, ответил взводный.

– Да дело не в этом, – вставил Шум, – дело в том, что нас вообще по срокам должны уже здесь сменить. Ну и когда уже? Можно задать этот вопрос на ваших совещаниях? Мы ведь тоже не железные…

Наверное, недержание Шума касалось не только его задницы. Своим острым языком балагура он озвучил то, о чем поговаривали во взводе в последнее время всё чаще. И хоть он и высказал очевидное, его вопрос вряд ли решил бы ситуацию. А вот ненужное внимание он этим к себе привлёк.

– Я задам… – Гремлин смерил Шума взглядом. – Как только у меня будет достоверная информация о вашей ротации, я сообщу её всем вам в тот же день. А пока, всем готовиться к выезду и отдыхать!