Текст книги "Долиной смертной тени"
Автор книги: Алексей Ливанов
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
Глава 34
Одни на льдине
Ничто в жизни так не воодушевляет, как то, что в тебя стреляли и промахнулись.
© Уинстон Черчилль
Место для фишки было выбрано хорошо с точки зрения кругового обзора, но не очень удобно для наблюдателя. Бордюр крыши был низким, и приходилось лежать, чтобы иметь более-менее удобное положение и не отсвечивать своей фигурой на фоне ночного неба. На помощь, как всегда, пришла кувалда, которой бойцы выбили себе окна-бойницы в кирпичной кладке. Уже в потёмках, без света фонариков, еле успели натаскать из соседних домов остатки роскоши для быта. Жадные садыки вывезли из домов почти всю утварь, ковры, подушки и матрасы, так что об удобствах на время ночи можно было не мечтать. За день была выпита вся вода, а сухие пайки, осточертевшие за столько месяцев, не лезли в глотку холодными. Да и сушило бы после них люто.
Подходило время нам с Шумом сменять на фишке Па-пая и Слима. Подойдя к углу дома и тихо свистнув, мы обозначили сидящим на крыше, что идём на смену. Это подразумевало, что они осмотрят улицу, которую нам предстоит перебежать, в ПНВ. Осмотрев её и не заметив никакого движения, фишка с крыши тихо свистнула нам в ответ.
Пригнувшись, Шум быстро перебежал улицу и забрался в дом, следом за ним побежал я. Ветер, хлеставший наши лица последние несколько дней, сегодня затих, и был слышен каждый звук. Безоблачная ночь немного освещала округу светом звёзд. Убежавшие назад Папай и Слим будут пробовать уснуть, чтобы хоть немного восполнить свои силы. Мы же, по очереди вглядываясь в окуляр ПНВ, переползали от одной стенки ограждения крыши к другой. От этих чертей, засевших там, в глубине посёлка, можно было ожидать чего угодно. Я даже решил не закуривать, пока мы не отстоим свои два часа, чтобы вспышкой зажигалки не привлечь ненужное внимание к нашему посту.
Время тянулось медленно и нервно. Ни один посторонний звук не привлекал внимание, а ПНВ так и не засёк ни одного движения с той стороны посёлка, которую нам предстоит зачищать с утра. Зимняя ночь давала о себе знать похолоданием, а лёжка на бетонной плите перекрытия в два часа ночи, только усиливала остывание организма. Время нашего дежурства подходило к концу, и скоро из-за угла дома напротив должны были появиться наши сменщики.
Долгожданные две фигуры появились с опозданием на каких-то пару минут, и с их стороны послышался тихий свист. Но не успел я взглянуть в ПНВ, чтобы для верности осмотреть улицу и прилегающие дворы ещё раз, как прямо под нами раздалась автоматная очередь. Дёрнувшись от неожиданности, я посмотрел туда, где только что стояли наши сменщики, и увидел одно лежащее на земле тело.
– Контакт! – заорал не своим голосом Шум и пустил очередь под дом, вынося за кирпичную кладку ограждения только руки с автоматом. Но две последующие очереди сбоку заставили его быстро пригнуться.
– Влипли, блядь! – снова закричал Шум. – И откуда они только, сука, взялись?!
Схватив радиостанцию, Шум крикнул в эфир:
– Гремлин – Шуму! Гремлин – Шуму, на связь!
Прижимаясь к бетону напротив выбитой бойницы, я попытался рассмотреть в ПНВ улицу. Заметив с десяток быстро перемещающихся в нашу сторону духов, я быстро отпрянул от пролома, так как рядом с ним послышались шлепки и звук разлетающейся кирпичной крошки.
– Вижу около десяти по улице! – крикнул я Шуму.
– Гремлин – Шуму! Огневой контакт! Десять бегут по улице, ещё несколько под нами!
Несколько коротких очередей со стороны дома с остальным взводом внутри застучали по стенам первого этажа нашего поста. Выставив над кирпичной кладкой только автомат, я наугад стрелял короткими очередями в те места, в которых только что видел бегущих по наши души басурманов.
– Аллаауакбар! – раздалось под нами, уже в самом доме.
Выхватив гранату, Шум быстро подполз к выходу на крышу и, выдернув чеку, швырнул РГДшку в проём, куда-то в дебри второго этажа с криком:
– Хуй тебе, а не Аллу в бар!
Гулкий хлопок взметнул из проёма столб пыли и чёрного дыма, а я уже заменял опустевший магазин снаряжённым.
– Гремлин, чёрт! Нам нужна эвакуация! Нас сейчас окружат и нам пиздец!
– …я сказал!.. приказ!.. отход! – с помехами, как будто тангенту радиостанции нервно зажимали, послышалось в эфире голосом взводного. Отдалённый одиночный выстрел из пистолета ещё больше сбил нас с толку. И пока приближающиеся автоматные очереди выбивали из крыши бетонную и кирпичную крошку, Шум ещё раз попытался запросить помощь благим трёхэтажным матом, но всё так же безуспешно. Послышался шум двигателя «бардака», но он стал стихать, удаляясь. Сразу несколько очередей раздались метрах в двадцати от нас и, как казалось на слух, недалеко друг от друга. Не имея возможности выглянуть за ограждение, я выдернул чеку из РГДшки и метнул её в примерное место, откуда вели огонь сразу несколько автоматов духов. После взрыва я крикнул Шуму:
– Сколько у тебя гранат и патронов?
Сквозь короткие очереди снизу Шум выкрикнул:
– Два с половиной магазина и три гранаты!
– И у меня! Нужно вытащить на крышу лестницу со второго этажа! Прикрой!
Шум пустил в проем крыши две короткие очереди, пока я доставал гранату и выдёргивал чеку. После хлопка РГДшки мы быстро подползли к проёму, вытащили деревянную лестницу и захлопнули люк.
«Не зря мне пацан приснился… И звал меня с собой не зря…»
– Теперь главное, чтобы эти черти нам на крышу гранаты не начали бросать! – крикнул Шум и улыбнулся. – И подобрались же так тихо и незаметно, пидоры!
В соседнем дворе раздался взрыв и вопли. Это сработала МОНка, которую успел установить Папай на подходе к посту уже в сумерках. Выстрелы сменились гортанными выкриками с разных от нас сторон. После перекрикивания один голос протянул:
– Такбир!
– Аллаауакбар! – отозвались ему с десяток глоток, и несколько очередей снова впились в кирпичную кладку, так кстати выложенную хозяином этого дома в три ряда.
– Переговариваются, как нас достать, – уже тише сказал я.
– Пиздец нам сегодня, Лёха… – оглядываясь, ответил мне Шум. – Не думал, что сегодня умрёшь? Сюрприииз! Только мне не понятно, наши нас тут бросили или как?
Ответить я не успел. Длинная тяжёлая очередь оглушила нас обоих. Это был не автомат и, похоже, что стреляли с противоположной стороны улицы.
– Бога тоби в душу, курво! – раздался крик, и новая очередь оглушила улицу, свистя рикошетами от бетона. – Пацаны, вы там ще жыви?!
– Блядь! Да это Хохол! – воскликнул Шум. – Хохол!!! Мы здесь!!!
– Знимайтэсь! Я вас прыкрыю! – и новая очередь полетела по улице.
– Чистим ещё раз второй этаж и уходим из него в окно! – крикнул я Шуму.
– Я тоже ебал на первый этаж спускаться!
По хлопку гранаты Шума, заброшенной в проём на крыше, мы оба прыгнули на второй этаж почти в полную темноту. Если тут кто-то и был, то три гранаты сделали своё дело. Окна без решёток, и я осторожно выглянул в окно. Под стеной никого, но за углом дома видно чьи-то ноги, лежащие на земле.
– Давай! – кричит через дорогу Хохол. – В мэнэ вжэ скоро набойи скинчаться!
Вспомнив срочку, я прыгнул в окно, собираясь сразу же перекатиться в сторону, но, как только я коснулся земли, мою правую ногу пронзила острая боль, заставив меня рухнуть на спину и завыть от боли. При падении я попал ногой на большой кусок камня и теперь катался по земле, схватив её двумя руками и завывая от боли в паре десятков метров от кучки моджахедов, жаждущих отрезать мою неверную башку. Очутившийся после прыжка рядом со мной Шум подскочил ко мне, стараясь поставить меня на ноги.
– Давай! – крикнул Хохол, швыряя гранату и, не дожидаясь, пока она сдетонирует, снова открыл огонь из пулемёта по укрывшимся бабуинам.
Двадцать метров, разделяющие две стороны улицы показались мне сотней. Низкий и высохший от своей систематической диареи Шум, слабо подходил на роль моего костыля. Добежав до Хохла, мы чуть не упали, вовремя поймав равновесие.
– Поранэный? – спросил Хохол?
– Контуженый, бля! – со злостью рыкнул я на него. – Ногу вывихнул или сломал!
Сорвав с себя автомат, Хохол сунул его в руки Шума со словами:
– Прыкрывай!
После этого он забросил себе за спину пулемёт с уже опустевшим коробом, схватил меня за правую руку, положил её себе на плечи и, обхватив меня за спиной за разгруз, потащил в темноту двора, где ещё полчаса назад находился весь наш взвод. Двигались довольно быстро, мне приходилось подгибать дико болевшую ногу и скакать на здоровой, чтобы держаться с Хохлом в одном темпе. Шум прерывисто дышал за спиной, то и дело оборачиваясь, чтобы дать очередь, но погони не было.
– Хохол, а где все? – на ходу спросил его Шум. – И откуда у тебя пулемёт? Как ты вообще возле нас оказался?
Сопя от натуги, Хохол рассказал нам, что происходило во взводе, когда всё началось. Гремлин приказал всем покинуть занятую позицию. Бойцы похватали оружие и были готовы сорваться к нам на помощь, но взводный достал пистолет и выстрелил парням под ноги, выкрикивая, что это приказ, и, за отказ его выполнять, он пристрелит любого. Мол, нас уже не спасти, а остальных под удар он ставить не будет. Никто не хотел уходить, но после второго выстрела Гремлина из пистолета в землю, взвод нехотя потянулся к выходу, петляя между домами, чтобы не попасть на линию огня на той улице, где застряли мы.
– А я со Слимом збоку йшов, – заканчивал свой рассказ Хохол, – потягнув його за кулэмэт, забрав соби та й пишов назад. Лыше тыхо сказав, щоб вин нэ казав никому.
– Нихуя себе… – протянул Шум. – А кого из наших убили на углу?
– Маслёнка… – подытожил Хохол.
Остаток пути мы проделывали молча, так как силы были уже у всех на исходе, и дыхалка выбилась даже у некурящего Шума.
Вывалившись из пролома в стене, через который весь взвод заходил в посёлок, мы попадали на землю, шумно дыша и хватая ртом воздух. Шум тут же развернулся к пролому, выцеливая возможную погоню.
– Долго… Не лежим… – с трудом выговорил я. – Нужно уходить.
– Это если отсюда все ещё не съебались! – зло сплюнул Шум. – Вот будет хохма, если мы как блохи по этой пустыне скакать от духов будем!
Через минуту мы поднялись и продолжили отход. Мне показалось, что вдалеке, там, где был исходный рубеж нашего сегодняшнего штурма, виднелись машины и люди. Глаза слезились от боли, и я сосредоточился только на быстром ковылянии. Через какое-то время действительно показалась большая группа бойцов и транспорта. Метров за двести уже были слышны крики и ругань, толпа двигалась, но все были повёрнуты к нам спинами. Уже подойдя почти вплотную, шум толпы стал затихать, бойцы, один за другим поворачивались в нашу сторону, расступаясь, и наконец, совсем замолкнув. В центре толпы стояли Камрад, Мономах, Гремлин и командир отряда. Первым нарушил молчание Камрад:
– Ранен?
– Нет, вывих, – кривясь от боли, ответил я.
– Тебе кто дал право нарушить приказ и покинуть группу, сука?! – Гремлин сверлил взглядом Хохла, переводя взгляд то на меня, то на Шума, сжимающего автомат.
– Ну, и где подтверждение твоему пиздежу о сотне яростных ингимаси?[41]41
Ингимаси – своеобразные отряды спецназа, используемые террористической группировкой «Исламское государство».
[Закрыть] – спросил у Гремлина Мономах. – Ты же всех поднял с укрепов и увёл из уже наполовину занятого посёлка!
– Какая сотня?! – влез в разборку Шум. – Их было от силы человек пятнадцать-двадцать! Я же кричал в эфир, чем вы слушали?!
– Такая сотня, что её один Хохол разогнать смог, – сказал за спиной Ворон, – ты же нам даже «бардак» не дал применить. Вот объясни, нахуя?
– Ты нахера людей на живодёрню оставил? – Камрад стоял перед Гремлином, сжимая кулаки. – И почему именно их двоих? За что?
– Потому, что они для меня мусора, – выговаривая каждое слово, зло ответил Гремлин, – а все мусора, даже бывшие, для меня – пидоры! А омоновцы – вдвойне пидоры! Когда они пиздили меня по хребту на Болотной, я тоже спрашивал их: «За что?». Знаете, что они мне тогда ответили? За то, что я для них – пидор! Поэтому любая ментовская падла должна сдохнуть, и я сделаю для этого всё, что смогу. И эти два пса должны были сегодня сдохнуть, как и тот Маслёнок ёба…
Гремлин не договорил, упав на землю от мощного хука Камрада. Не дав ему опомниться, Камрад насел сверху и стал вбивать кулаки в морду своего бывшего заместителя, хватавшего его за руки, в вялых попытках защититься.
– Прекратить! – рявкнул командир отряда. – Встали оба!
В наступившей тишине было слышно, как Гремлин шмыгал разбитым в кровь носом.
– «Двойка» вся вышла? – спросил его отрядный.
Тот лишь закивал головой.
– «Тройка», твои все тут?
– Все, – ответил Мономах.
– Уточни у мухабаратов, все ли садыки ушли, и вся ли их техника вышла, – продолжал раздавать задачи командир отряда.
Мономах кивнул кому-то из своих, и два бойца быстро побежали в сторону трёх КамАЗов, стоящих неподалёку.
– Вы двое, – отрядный повернулся к Камраду с Гремлином, – садитесь ко мне в УАЗ и только попробуйте пикнуть или дёрнуться до приезда в СБ! Лично вам ебальники разобью, а потом разведке на съедение отдам! Марш в машину!
– Командир, у садыков все на месте! – доложили на бегу бойцы.
– Ты пойдёшь старшим колонны! – командир отряда ткнул пальцем в грудь Мономаха. – У вас десять минут на сбор и погрузку! Отправляйтесь к себе на завод и ждите там! А я буду связываться с вояками, пусть пришлют летунов и расхерачат ФАБами[42]42
ФАБ – фугасные авиабомбы, основным поражающим действием которых является действие фугаса.
[Закрыть] этот вонючий аул к ебеням собачьим! Всем всё ясно?! По машинам!
Глава 35
Свирель безносой
Лучшая месть – забвение, оно похоронит врага в прахе его ничтожества.
© Бальтасар Грасиан-и-Моралес
Всю обратную дорогу на НПЗ я пытался осмыслить произошедшее. Пустота и апатия смешивались с возмущением и злостью. Маслёнок погиб. Было ли это совпадением или частью плана Гремлина, я не мог себе ответить. Не в этот, так в другой раз, он подвёл бы его под пулю. И меня. И Шума. Не под свою, так под чужую.
Мой голеностопный сустав опух и был горячим. Но даже без рентгеновских снимков Фил определил у меня растяжение связок сустава, снабдив мазью местной фармацевтики. Ковыляя к краю кузова, я осторожно спустился на землю при помощи Шума и Борзого.
– Степан! – окликнул я Хохла. – Подойди сюда!
Тот обернулся и уставился на меня, придерживаемого Шумом, пока остальные выгружались из КамАЗа. Потом подошёл к нам, на ходу закуривая сигарету.
– Зачем ты это сделал? – спросил я его, подавляя в себе раздражение. – Почему вернулся за нами?
– Я хотив… – начал Хохол, но запнулся и, подбирая слова, стал медленно говорить по-русски. – Я знаю, через что ты прошёл, и что тебе пришлось испытать. И я понимаю твоё отношение ко мне после этого. Но я хотел доказать, что не все украинцы – это бандеровские выродки, скачущие на майданах и воюющие с Донбассом. Есть быдло, а есть нормальные украинцы, для которых русский – это кум, сват и брат родной.
Сказав это, Хохол протянул мне руку. Секунды ожидания пронесли в моей голове ворох мыслей и образов, так долго и так сильно влияющих на моё мировоззрение. Но оно больше не могло оставаться таким. Пожав протянутую Хохлом руку, я как будто мысленно выдохнул из себя многолетнюю ненависть, добавив красок в свой чёрно-белый внутренний мир. Стало легче, какой-то невидимый груз упал с души, камнем давивший её всё это время.
К вечеру следующего дня с базы отряда вернулся Камрад. Один. Уставший и голодный, как бродячий шакал, он в двух словах объявил, что решением СБ был восстановлен в должности командира взвода. Как не просили и не расспрашивали мы Камрада о разборе, он наотрез отказался пояснять детали. Единственное, что он смог сказать, так это то, что Гремлина мы больше не увидим. Можно было только догадываться, какому наказанию был подвергнут бывший взводный за такой неприкрытый косяк на глазах у всех. Было ли это возвращение домой для определения степени тяжести его поступка, перевод в «пятисотые», срок в контейнере или пуля в ногу – многим было глубоко наплевать. Неуютно чувствовали себя только Выдра, Корвин и Гурам, которые были его приспешниками. Злобно огрызаясь на усмешки окружающих и ожидая от Камрада показательной порки, они исподлобья смотрели на остальной взвод, кучкуясь теперь только втроём. Но реакции Камрада не было. Он никак не показывал им предвзятое отношение, ни словом, ни делом, управляя взводом, как и прежде. В связке с Мономахом у них это выходило легко и слажено.
Так прошёл ещё один месяц. Кроме того, что мы перехаживали уже второй срок пребывания здесь, ничего не расстраивало. Зимний холодный ветер стал обыденностью, а щадящий режим дежурств напоминал не боевую командировку, а санаторий с ограниченным выбором питания. И хоть обнаруженные на складе продовольствия консервы с тушёнкой пошли в ход, обычный батон хлеба с куском полукопчёной колбасы казались мне долгожданным и пока недосягаемым деликатесом. Роман, всё так же исправно гонявший свои топливные караваны, снова привёз нам свежие лепёшки. Уже остывшие, но очень вкусные, они разлетелись вмиг. Как и все предыдущие разы, за своё угощение Роман категорически отказался брать деньги.
Я быстро поправился. Через две недели от моей хромоты не осталось и следа. Сильно пахнущая, но сильнодействующая мазь, название которой было бесполезно пытаться вычитать на пестревшей крючковатыми вязями упаковке, сделала своё дело, дай Аллах здоровья её создателям.
В один из вечеров Камрад с Мономахом вернулись с базы отряда после командирского совещания. Собрав оба взвода, они не прикрывали своё хорошее настроение:
– Новость номер раз! – начал Камрад. – Наша смена для ротации прибыла! Сейчас они на базе отряда, получают оружие, средства связи и формируются по подразделениям. Тут вам нечего объяснять, все через это проходили. Через неделю они нас сменят. Так что готовьтесь, скоро домой!
Общий одобрительный гул заполнил двор. Новость не могла не радовать, все уже подустали от неопределённости и зависшего во времени состояния.
– Вторая новость! – продолжил Мономах. – Сегодня ночью выезжаем на другой НПЗ, который нужно взять под контроль! Все уже поучаствовали в таком, так что пояснять вам нечего, опасности не ждём! Уже на том НПЗ нас и сменят!
– Что за НПЗ? – послышались вопросы. – Далеко отсюда? Кто его держит?
– Завод часах в пяти езды отсюда, – Камрад пытался по очереди отвечать на поток вопросов, – почти такой же самый, как и этот. Какие-то охуевшие курды там засели в нарушение договорняка. Переговоры с ними затянулись и, судя по всему, зашли в тупик. Всё как и прежде: подходим, издалека постреливаем рядом с территорией, даём понять, что можем поднять их всех на воздух и ждём, пока они свалят. Поэтому снова будем без артиллерии и тяжёлых.
Среди недовольных возгласов послышался голос Выдры:
– А меня всё устраивает. Работа – не бей лежачего, зарплата капает, боевые мы хорошо себе закрыли. Хоть год так можно тут прожить.
– Тебя везде всё устраивает, где жопа в тепле, – буркнул кто-то из «тройки».
– Вот именно! – набычился Выдра. – Я сюда не воевать приехал, а деньги заработать!
– Всё, угомонитесь! – прервал их спор Мономах. – Еще несколько дней и будете дома, нечего напоследок нервы выматывать! Сейчас Баста подъехать должен, всем довооружиться и разобрать воду!
В сборах вещей, подгонке снаряги, довооружении и проверке оружия прошло часа три. В начинающих смеркаться сумерках бойцы бесцельно бродили по двору или торчали, разбившись на кучки своих тем. Взяв три пачки патронов и две «эфки», я направился к стене, возле которой умиротворённо сидел Куница. Высыпав патроны из пачек, я стал забивать ими свои пустые магазины.
– Я не хочу уезжать, – неожиданно сказал Куница.
– В смысле? – не понял я.
– Не хочу, чтобы меня сменяли, не хочу уезжать отсюда.
– Что так? – я даже перестал снаряжать магазины.
– А что мне делать в мирняке? Чем заниматься в ожидании очередного сбора? – Куница закурил. – Не создан я для мирной жизни. Для походов в магазин после работы, для ожидания выходных в надежде выспаться, для адекватного восприятия тех гламурных тёлок, которые себя в ранг богинь возвели, для спокойного сосуществования рядом с педиками в подкатанных штанишках и с розовыми чёлками над выщипанными бровями…
– Чёт тебя вообще не туда понесло, – попытался я урезонить язычника, – я всю эту шушеру тоже на дух не переношу, но не они же составляют большинство, и не они же заставляют уподобляться им.
– Не совсем так, брат… – Куница отхлебнул воды из полторашки. – Ты знаешь моё мнение по поводу будущего. И когда начнётся большая война, от большинства людей толку будет мало. Как правило, исчезнет электричество и связь, а с ними, соответственно, и интернет. И на что способно это среднестатистическое стадо оленей без «окей-гугла» и без навигаторов с Алисой и Siri? Эти дятлы не способны без зажигалки даже костёр развести, не говоря уже о том, чтобы элементарные землянку или шалаш из веток и листьев построить! Как и добыть еду с водой в полевых или лесных условиях! И вот именно таких инерционных обывателей действительно большинство. Это большинство постоянно перед нашими глазами, они возвышают все достижения человеческого гения в науке и технике, перемещаясь в нашем обществе, как дрейфуют тысячи тонн нетленного пластика в мировом океане, загрязняя и отравляя всё окружающее. Вот только от маркетинга с менеджментом и правоведением, которым они ещё хоть как-то способны забить себе головы, толку уже не будет никакого…
– Интересная теория, – хмыкнул я с сарказмом, – где раздобыл?
– Ты о чём?
– Где такое вдохновение взял, спрашиваю?
– Не понимаю, о чём ты, – Куница сделал ещё пару глотков и потянулся за новой сигаретой.
– Не забывай, кто я, хоть и бывший.
Только к концу его умозаключения о вполне оправданной и справедливой оценке общества, я заметил нетипичное покраснение щёк и губ язычника. Когда он спросил меня: «Ты о чём?» и взглянул на меня, покрасневшие белки и расширенные зрачки глаз только подтвердили мои догадки о столь философском настроении Куницы.
– Захир отсыпал немного, – без тени смущения, ответил он, – на полсигареты всего и хватило.
– Это многое объясняет, – я хлопнул его по плечу, закончив снаряжаться, – не принимай близко.
– Я не хочу домой… – выдохнул он струю дыма.
Оставив Куницу со своими мыслями о вечном, я направился к Борзому и Шуму, стоящим рядом с Филом и что-то с ним обсуждающим.
– Я никогда не видел, чтобы ты во время боя стрелял, – говорил Борзый, когда я подошёл довольно близко, – но это не говорит мне о твоей трусости. Я сам не раз видел, как во время перестрелки, ты спасал раненых, перевязывая их и вкалывая препараты, даже не пригибаясь от выстрелов над головой. Что сейчас изменилось?
– Я нашёл текст клятвы Гиппократа, как ты мне однажды посоветовал, – продолжал Шум, – главная заповедь врача – «Не навреди». Ты поэтому не стреляешь? Чтобы не убить?
– В чём-то да, ты прав, – ответил Фил Шуму, – моя задача – это помочь раненым, насколько я могу это сделать. Но что изменилось сейчас, я не могу объяснить. Я просто не хочу ехать на этот штурм. Не хочу и всё. Не знаю, почему…
Может известие о скорой отправке домой так изменило Фила, заставив почувствовать на животном уровне, что напоследок не стоит рисковать, может ещё что-то, никто не знал, все готовились к выезду на штурм, хотят они того или нет.
– С Богом, парни! По машинам!
После проверки людей и последних уточнений по задаче, оба взвода стали грузиться в КамАЗы и Уралы. В этот раз я сел с края, чтобы не слушать недовольные ворчания некурящих бойцов из-за дыма моих сигарет. Шум сел рядом со мной, напротив сели Борзый и Хохол с Тагиром. Тихо раскачиваясь на неровной дороге, колонна выехала с территории завода и направилась к новому месту, которое требовалось взять под контроль.
В кузове никто не спал, несмотря на позднее время. То и дело кто-то включал фонарь, чтобы что-то найти в редаке или экран телефона, в попытках поймать слабую связь от вечно разбитых вышек ретрансляторов сотовой связи. Время идёт быстрее, когда погружаешься в мысли. Полуприкрыв глаза, я представлял себе скорое возвращение домой. Как обниму жену и сына, как в ближайшее время навещу постаревшего отца. Он не знал, что я давно уволился из органов, для него я был в командировке по повышению квалификации где-то в Краснодарском крае. Интересно, насколько вырос и изменился сын? Что новое он открыл для себя и чему успел научиться, пока меня не было рядом?
Я закурил очередную сигарету. Хочу ли я снова вернуться сюда после отдыха дома? Будет ли мне не хватать всего того, чем я пропитался здесь насквозь? Я не был готов ответить на этот вопрос.
Тагир протянул мне бутылку с ярко-оранжевой жидкостью. Разведённый питьевой концентрат со вкусом апельсина хорошо утолял жажду, отвлекая меня от мыслей, в которые я погрузился, потеряв счёт времени.
Яркая вспышка и грохот ударили неожиданно. Лёжа на спине, я смотрел на горящую кабину КамАЗа и развороченный кузов грузовика, в котором только что ехал, и из которого меня выбросило взрывной волной. Кто-то перебегал, ища укрытие, кто-то стрелял. Рядом ухали взрывы, толчки от которых я отчётливо ощущал от земли спиной, но сквозь звон в ушах и боль в голове слышал очень отдалённо. Что-то тёплое и липкое стало заливать левый глаз. Руки не слушались и ощущались так, будто я отлежал их во сне в неудобной позе. Не в состоянии шевельнуть руками, чтобы стереть с лица стекающую кровь, я увидел склонившегося над моим лицом Шума. Он что-то кричал и хватал меня за лямки разгрузки, пытаясь приподнять и оттащить в сторону. Ничего из того, что он пытался мне выкрикнуть, я не услышал, и мне оставалось лишь тупо смотреть на его беззвучно открывающийся рот и моргать глазами. Рядом кто-то упал. В свете вспышки от очередного взрыва, мне удалось рассмотреть в упавшем мёртвого Папая. Следующая вспышка и удар по всему телу подбросили меня, взметнув в воздух, как крошку со стола.








