Текст книги "Мамаев омут"

Автор книги: Алексей Мусатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Так туда же только лучших пионеров посылают, – заметил как-то Кузьма Семёнович.

– А наш сын, значит, не лучший! – возмутилась Серафима Ивановна. – Вовочка, ты слышишь, как тебя унижают? А кто на все пионерские сборы ходит? Кто больше всех макулатуры принёс в школу? Кто ягоды на школьном участке собирал?

Отец попытался было возразить: бумажная макулатура, дескать, заслуга матери, это она нагрузила сына залежавшимися в магазине книгами, а насчёт ягод ещё неизвестно, куда Вовка больше их отправлял – в кузовок или в рот.

Но натиск родительницы был так энергичен, что добрый Кузьма Семёнович не выдержал. В список передовых юннатов Вовку, конечно, включить не удастся, но поговорить в городе о путёвке он, пожалуй, попробует. Есть у него там кое-какие старые связи и знакомства.

– Только бы ты, того… – попросил отец Вовку, – хотя бы к юннатам приписался, активность проявил. Вдруг для характеристики потребуется…

– Будет активность, будет, – заверила Серафима Ивановна, и, когда отец ушёл, она окончательно успокоила сына: – Теперь уж папочка наш расстарается. Считай, что путёвка у тебя в кармане.

Потом она вспомнила про наказ отца насчёт активности.

– Ты, конечно, прояви… Но в меру, особо-то не утруждай себя.

Для начала Вовка записался в звено юных опытников Зины Пахомовой. Звено называлось «Сладким» и выращивало на пришкольном участке арбузы. Это была новинка на строгой перегудовской земле.

Раздобыв арбузные семечки, юннаты прорастили их в торфяных горшочках, а потом высадили на участок под открытым небом.

Всходы принялись, пошли в рост, выбросили зелёные плети с пупырчатыми листьями, потом зацвели крупными жёлтыми цветами.

Когда Вовка пришёл в «Сладкое» звено, толстые плети уже были покрыты зелёными арбузами величиной с детский мяч. Ребята знали каждый арбуз и нянчились с ними, как с малыми детишками.

С первых же дней работа в «Сладком» звене показалась Вовке совсем не сладкой. Участок надо было поливать, рыхлить землю, выпалывать каждую травинку, собирать руками каких-то зловредных букашек и червячков.

Вовке всё это скоро надоело, и он заскучал. Но попробовать арбуз ему очень хотелось. И как-то раз, не утерпев, он проковырял дырку в арбузе и зачерпнул полную ложку зеленоватой мякоти. Сунул в рот и выплюнул: мякоть оказалась невкусной, как сырая картошка.

– Тоже мне арбузы. Поеду на юг – настоящих поем, сахарных.

Ребятам Вовка сказал, что дырку в арбузе проклевали нахальные вороны, и записался в звено к своему тёзке Вовке Горелову.

Тот слыл большим любителем леса. Весной он с ребятами сажал молодые дубки и ёлочки, делал прививки на дикорастущих яблонях и грушах, а сейчас уничтожал на деревьях непарного шелкопряда. Гореловские ребята даже завели своё «школьное лесничество».

Но и здесь Вовка не прижился. Его больше тянули к себе речка, рыбная ловля, купание. Ведь он не куда-нибудь поедет, а на Чёрное море. А там волны не шутка, и шторм может застать, так что плавать надо уметь как следует…

– Ну, папа же… не тяни, – торопил сейчас Вовка отца, который перекладывал письмо с ладони на ладонь, словно горячий блин.

Кузьма Семёнович наконец вскрыл пакет. Вовка нётерпеливо вытянул шею: сколько же в нём путёвок? И кому?

Путёвка была одна. И при ней сопроводительная бумажка.

Кузьма Семёнович прочёл её и развёл руками.

– Вот так, сынок… Зарезали нашу заявку. Дают одну-единственную путёвку, да и то не в «Артек», не в «Орлёнок», а в какую-то «Чайку».

– А кому путёвка? – упавшим голосом спросил Вовка.

– Да Вовке Горелову… Так и написано: «Владимиру Александровичу…» Везёт же парню! Второй год посылают.

На лице у Вовки появилась знакомая отцу гримаса – вот-вот захнычет.

– Что ж ты… и попросить не мог.

– Так просил же… Личный разговор имел с руководящими товарищами, можно сказать. Значит, не хватает у них путёвок.

Вовка отвернулся лицом к стене и зашмыгал носом.

Отец страдальчески поморщился.

– Да ну же, перестань… Ещё не всё потеряно. Сейчас на почту схожу, позвоню в обком… Может, и для тебя что найдется.

Он ещё раз взглянул на путёвку и ахнул:

– Батюшки, да она же «горит»!

– Кто горит? – не понял Вовка.

– Путёвка «горит». Она же с десятого числа, а сегодня уже восьмое. Значит, завтра утром выезжать надо. Где Горелов?

– Сам знаешь где… в лесу.

– Ах, чтоб вас! – засуетился Кузьма Семёнович. – Тут ремонт в школе, дел по горло, а я ребятишек разыскивай. – Он вопросительно посмотрел на сына. – Слышь, Вовка. Добеги до этого Горелова… Скажи ему про путёвку. И пусть в момент собирается и утром на поезд.

«Очень мне нужно», – хотел было сказать Вовка, но вовремя спохватился. Отец добрый-добрый, но лучше его не сердить.

– Я сбегаю, – согласился он. – Только мамке скажу, чтоб ты в город обязательно позвонил.

– Сказал, позвоню – значит, позвоню, – нахмурился отец и тяжело вздохнул. – Ох, Владимир, жмёте вы на меня с матерью… масло давите.

2

Вовка Ерошин примерно знал, где разыскивать своего тёзку – надо было добраться до Шумиловой рощи. Он прошёл через центр посёлка, миновал деревню и очутился на колхозном поле.

И тут Вовка решил, что в лес ему спешить особенно незачем – поле всегда таило для него немало соблазнов. «Пошли опыты проводить», – говорил он обычно своему дружку Петьке, и мальчишки, забравшись в поле, вдоволь лакомились морковью, репой, молодыми початками кукурузы.

Правда, были и свои трудности в этой «опытной», работе, как, например, колхозный сторож Михей и его не очень-то мирная собачонка с отрубленным хвостом. Но Вовка с Петькой умели неплохо маскироваться и переползать по-пластунски. Особенно же выручала мальчишек кукуруза: высокая, статная, с раскидистыми листьями, она скрывала их, как лес дремучий. Вовка считал, что колхозники поступают очень правильно, выращивая такую гвардейскую кукурузу.

Сейчас, неторопливо шагая полевой дорогой, Вовка выискивал делянку с посевами репы. Но миновал квадраты гречихи, пшеницы, ячменя, а репы всё не было. «Наверное, она на другом конце поля», – подумал Вовка и решил заняться кукурузой. Но и тут его ждало разочарование: початки, закутанные в десятки зелёных одёжек, только ещё наливались, зёрна были водянистые…

Зато у опушки леса Вовке повезло. Перед ним раскинулся большой клин, засеянный горохом. Зелёные стебли с усиками сплошным зелёным руном закрывали землю. На их верхушках ещё доцветали розово-фиолетовые мотыльки, а внизу уже торчали зелёные мясистые стручки.

«Ого, – обрадовался Вовка. – В колхозе и горох стали сеять. Тоже правильно».

И, оглянувшись по сторонам, он приступил к «опыту над бобовыми» – быстро срывал стручки, сжимал их пальцами, они раскрывались, как раковины, и Вовка ловко слизывал языком сладковатые горошины.

Потом набил стручками полную пазуху – теперь хватит на всю дорогу, – выбрался на межник и – обмер. Вдоль опушки неторопливо шагал дед Михей и о чём-то мирно беседовал с куцехвостым Шариком.

Вовка рванулся в лес, но было уже поздно. Шарик сипло залаял и бросился ему наперерез.

Похолодев, Вовка остановился, выдернул заправленную в штаны рубаху, высыпал стручки на траву и пошёл навстречу сторожу.

– Дедушка, как мне в Шумилову рощу попасть? – спросил он.

– А ты что, чужестранец? – ухмыльнулся Михей. – Или с космоса свалился?

– Да нет… я местный, из посёлка. Недавно только приехал, – приврал Вовка.

– А в Шумилову рощу зачем? К пионерам, что ли?..

– Ага, – охотно согласился Вовка. – К Вовке Горелову, на подмогу…

– Поздненько же ты, трудяга… Солнышко уж на обед пошло.

– А я во вторую смену…

– Ну иди, милок, иди. – Сторож показал Вовке дорогу к Шумиловой роще и лукаво покосился на его незаправленную рубаху: – А горох-то забери.

– Какой горох? – покраснел Вовка.

– А вот тот самый. – Михей кивнул на кусты. – Коль пазуху набил, так уж лущи до конца…

– Так я ж не себе… для ребят, – взмолился Вовка.

– Ладно, забирай. Там разберётесь, – усмехнулся сторож.

Под заливистый лай Шарика Вовка поспешно собрал в подол рубахи стручки и нырнул в лес.

Он пересёк овраг, потом заболоченную низину, поросшую мелким кустарником, и наконец добрался до Шумиловой рощи. Здесь, кажется, и начиналось «школьное лесничество». Но ничего особенного Вовка не заметил – лес как лес. Березы, ёлки, осины. Правда, лес был какой-то очень уж прибранный – сухие деревья вырублены, хворост собран в кучи.

То и дело встречались высокие муравьиные кучи, обнесённые изгородями из лёгких жёрдочек. Они, казалось, шевелились от множества снующих рыжих муравьёв. Иногда деревья редели, лес как бы обрывался, и перед Вовкой открывались широкие поляны. Они были вспаханы, и на рыхлой земле, как овощи на грядках, ровными рядами росли маленькие ёлочки, сосны, дубки.

«Нашли тоже работу – в лесу лес выращивать, – фыркнул Вовка. – Тут и так деревьев хватает».

Ребят между тем нигде не было. Вовка принялся аукать, звать Горелова. Наконец ему отозвалось несколько голосов, и вскоре Вовка встретил четырёх мальчишек и худенькую черноглазую девочку с короткими косичками и утиным носиком. Но ребята были не из перегудовской школы. Девочка спросила Вовку, где им найти Горелова.

– Здесь где-нибудь, – неопределённо махнул рукой Вовка. – А зачем он вам?

Кивнув на мальчишек, девочка объяснила. Они из соседнего колхоза имени Калинина. По примеру перегудовских пионеров они тоже завели своё «школьное лесничество».

Но случилась беда: на их лес напал непарный шелкопряд. Вот они и пришли попросить Вовку Горелова прийти к ним в лесничество и показать, как надо уничтожать этого вредителя.

– Не пойдёт Горелов, – сухо заметил Вовка.

– Почему не пойдёт? – удивилась девочка. – Мы же всегда помогаем друг другу.

– Не до этого ему сейчас…

– А что?.. Вы ещё со своими вредителями не расправились? – спросил один из мальчишек. – Так мы вместе поработаем. А потом к нам перейдём…

Вовка задумался: а вдруг Горелов и в самом деле захочет помочь калининцам?

– Ладно, – кивнул он. – Пошли вместе искать.

Вскоре Вовка с калининцами отыскал Горелова. Вместе с другими юннатами он сидел у костра на поляне и обедал.

– А-а, Ерошин заявился. Наконец-то! – улыбнулся плотный, скуластый Горелов, с аппетитом уписывая из котелка пшённую кашу. – Заскучал дома-то, тёзка…

– К тебе тут… – Вовка кивнул на девочку и мальчишек. – За подмогой.

Горелов отставил в сторону котелок и, поднявшись, поздоровался с калининцами.

Девочка сообщила, зачем они пришли, и предложила поработать вместе – сначала здесь, у перегудовцев, а потом у них в «лесничестве».

– Как, ребята? – обратился Горелов к своей команде.

– О чём разговор… Конечно, поможем, – отозвались ребята.

– Тогда так и договоримся, – кивнул Горелов. – Дня за два очистим наш лес, а потом к вам.

Затем он пригласил всех к столу, вернее, к костру.

– Не хочу, я сытый, – великодушно отказался Вовка.

– Ну нет, раз подался в лесовики – не ломайся, – сказал Горелов, накладывая кашу в алюминиевую миску. – Работа у нас такая – на аппетит не жалуемся.

– А я вам гороха принёс, – расщедрился Вовка, высыпав из-за пазухи стручки.

– Ого, уже попасся на колхозном поле, – догадался Горелов.

Все засмеялись.

– Ну ничего, – сказал Горелов. – Раз пришёл, обучим Ерошина и в горохе разбираться.

За обедом разговор вновь зашёл о непарном шелкопряде – он, видно, захватил немало лесов по округе, и надо будет поднимать на борьбу с ним всех школьников.

Вовка сидел как на горячих углях. Что ж ему делать: говорить или нет о путёвке?

И тут, как на грех, ребята вспомнили про «Артек». Интересно, кто-то получит в этом году путёвки?

– А никто не получит, – вырвалось у Вовки. – Опять одного Горелова пошлют.

– Почему только меня? – удивился Горелов.

– Ты же у нас счастливчик…

– А откуда ты знаешь, кого пошлют? – насторожённо спросил приятель Горелова Юрка Смоляков.

– Отец в город звонил… Ему так сказали, – буркнул Вовка.

– Ну нет, я не поеду, – заявил Горелов. – Зачем? Я уже был в «Артеке». Пусть кто другой путёвку получит… У нас многие хорошо работали… А потом, и некогда мне… Знаешь, сколько ещё работать в лесу?

– Так уж и не поедешь, – насмешливо бросил Вовка.

– Говорю ж тебе! – рассердился Горелов.

– А давай на пари! – Вовка вскочил и протянул руку.

– Идёт, – согласился Горелов. – Ребята, разнимай!

Мальчишки разъединили их руки и с недоумением посмотрели на Вовку.

– А что, в самом деле? Неужели одна путёвка на всех? – озадаченно спросил Юрка Смоляков.

Вовка засмеялся.

– Да ничего я не знаю. Просто я всё выдумал. Чтоб испытать вас…

– Шалопутный ты, Ерошин-Взъерошин, – с досадой отмахнулся от него Юрка.

После обеда все принялись за работу. Растянувшись длинной цепочкой, ребята неторопливо продвигались лесом, пристально осматривали каждое дерево. В руках они держали банки с ядовитой жидкостью и помазки из мочала.

Заметив на стволах деревьев колонию мелких яичек, отложенных бабочками непарного шелкопряда, ребята обрызгивали их жидкостью и шли дальше.

Горелов вручил Вовке помазок, банку с жидкостью и объяснил, как разыскивать поражённые деревья.

– Действуй, как разведчик. Смотри в оба… Чтоб ни одного дерева не пропустить.

Но Вовка плохо слушал наставления тёзки. В голове у него вертелась неотвязная мыслишка.

«Что ж получается! Вовка Горелов отказывается от путевки. Бывают же такие чудаки на свете!.. Что ж тогда станет с его путёвкой?

Передадут кому-нибудь из ребят. Но кому? Их же много. Да и когда передавать, если путёвка и без того “горит”, как сказал отец».

– Слушай, Вова, – подошла к нему девочка с косичками. – Почему ты впустую мажешь? На этих деревьях никаких вредителей нет.

– Для кого нет, а я вижу. У меня глаз намётанный. И не мешай тут! – закричал Вовка, размахивая помазком.

– Чудной какой-то! И впрямь Ерошин-Взъерошин. – Девочка пожала плечами и отошла.

Вовка вновь предался раздумьям. И тут его неожиданно осенило. Если путёвка «горит», значит, её надо срочно спасать. И сделать это может не кто иной, как он, Вовка Ерошин. Чем он, в самом деле, хуже других! Отдыхать каждый имеет право…

От таких мыслей Вовку даже бросило в жар. Но, может быть, отец и без того достанет ему путёвку. Обещал же он позвонить в город. Да нет, ничего он, пожалуй, не добьётся.

Вовка ещё немного помахал помазком, потом оглянулся по сторонам, зашвырнул банку и помазок в кусты и припустился к дому. На этот раз он бежал, наверное, не хуже первого школьного бегуна, и его уже больше не соблазняли ни колхозный горох, ни репа, ни кукуруза. В дом он влетел запыхавшийся и распаренный, как после доброй бани, и с ходу сообщил отцу, что Горелов от путёвки отказывается.

– Как то есть отказывается? – переспросил Кузьма Сёменович, поднимаясь из-за стола. Он, как и Вовка, тоже был потный и красный – только что отбился от очередного натиска жены из-за неудачного разговора с городом по телефону.

– А вот так, – пояснил Вовка. – Не едет. Он уже имел путёвку в прошлом году. Пусть, говорит, других посылают…

– Ах какой благородный мальчик! – похвалила Серафима Ивановна и, сняв со стены полотенце, принялась вытирать взмокшую от пота Вовкину голову.

А сама почему-то цепко уставилась в растерянное лицо мужа.

– Погоди, погоди! – взмолился Кузьма Семёнович. – Как это «других»? Путёвка же персональная, именная… – Он достал из конверта путёвку. – Вот она… чёрным по белому написано: «Владимиру Александровичу Горелову».

– Сказано – не едет, – с досадой повторил Вовка. – Он же, Горелов, такой… Отрубил – и точка. И другие ребята не могут. Запарка у них, работы полно.

– Значит, «погорела» путёвка, – вздохнул Кузьма Сёменович. – Придётся, видно, обратно отсылать.

– Зачем же обратно? Путёвку ещё спасти можно, – ласково заговорила Серафима Ивановна. – Один Владимир отказался, так другой есть. Перепиши её на нашего Вовочку – и делу конец.

Вовка невольно ухмыльнулся – до чего же мать здорово угадывает его мысли!

– Да тут и переписывать нечего, – продолжала Серафима Ивановна, заглянув в путёвку. – Одно лишь отчество исправить да фамилию.

– Что? Подчистками заниматься? – опешил Кузьма Сёменович. – Ну нет…

– Так «горит» же путёвка, ни за что пропадает… Ну что ты за человек, Кузьма Семёнович, – ни себе, ни людям. Для родного сына и такой малости не можешь сделать.

– Да пойми ты!.. Это же финансовый документ… В бухгалтерию попадёт. А там знаете какие доки… Любую шершавинку на путёвке заметят. Ну и выставят зараз нашего Вовку как миленького. Да ещё в школу напишут…

Пожевав губами, Серафима Ивановна не нашлась что возразить.

Прижавшись лбом к стене, Вовка захныкал, и на этот раз, кажется, без дураков. Всё, видно, пропало. И зачем он только старался все эти недели: «проявлял активность», готовился к встрече с морем, сегодня вот бегал к Вовке Горелову…

Кузьма Семёнович тяжело вздохнул – будь неладен тот час, когда он пообещал сыну эту злосчастную путёвку, – и направился к двери.

Но Серафима Ивановна задержала его:

– Слушай, отец… А может, ничего и подправлять не надо? Пусть наш Вовочка едет как Вовка Горелов.

– Чего-чего? – не понял Кузьма Семёнович.

Серафима Ивановна принялась объяснять ему как маленькому. Их сын берёт путёвку Вовки Горелова и завтра же выезжает в лагерь. Так будет спокойнее. Вовка ещё несовершеннолетний, паспорта не имеет, и никому в голову не придёт, что он живёт под чужой фамилией. А для верности отец напишет сыну справку, что тот действительно Владимир Александрович Горелов, и заверит школьной печатью.

– Вовочка, ты можешь один месяц называться Гореловым? – обратилась она к сыну.

– А мне хоть Гореловым, хоть Погореловым… только бы поехать, – буркнул Вовка, по достоинству оценив ловкий ход матери и догадавшись, что ей нужна его поддержка. И он захныкал сильнее.

Кузьма Семёнович сокрушённо схватился за голову.

– Опять вы из меня масло жмёте! – закричал он и, взяв со стола путёвку, сунул её сыну в руку. – Ладно, поезжай, коли так… Горелов-Погорелов.

– Ну вот, конец – делу венец, – оживилась Серафима Ивановна. – Тогда все за работу.

И начался страдный вечер.

Отец отправился в школу оформлять справку, Вовка собирал рыболовные снасти, укладывал в рюкзак вещи, мать гладила бельё, потом принялась печь сыну подорожники – пироги, ватрушки, коржики.

В десятом часу Вовку отправили спать, а утром разбудили чуть свет, с первыми петухами – надо было спешить к поезду.

Вовка хотел было попрощаться с дружком Петькой, но мать сказала, что тот ещё спит, да к тому же лучше ему и не знать, куда уехал Вовка.

– Пусть считает, что ты к дедушке уехал, на Волгу.

На станцию поехали всей семьёй. Отец сам правил школьной лошадью, запряжённой в лёгкую таратайку, а мать всю дорогу наставляла Вовку, как ему лучше отдыхать в лагере.

Побольше, конечно, спать, в дальние походы ходить не обязательно, в столовой без стеснения просить добавки, купаться в меру, от берега далеко не заплывать, загорать постепенно и, чтоб не обжечься на солнце, смазывать тело ореховым маслом.

– Главное, не забывай, что ты теперь Горелов… Владимир Александрович. А если забудешься, назовёшь себя Ерошиным, скажи, что это у тебя кличка такая: Ерошин-Взъерошин.

– Ага! Так и скажу, – заулыбался Вовка. Ему даже нравилась новая фамилия и отчество. Владимир Горелов. Это не какой-нибудь Ерошин. Да ещё и Александрович…

На станции отец купил Вовке плацкартный билет, а когда подошёл поезд, мать сразу же завела знакомство с проводницей вагона. Вовка был представлен ей как знаменитый юннат, которому из области пришла именная путёвка, и он должен точно к сроку попасть в лагерь.

– А по каким он делам отличился: по огурцам или там по кроликам? – поинтересовалась проводница.

– Ну что вы… это мелочи. Наш Вовочка по особым заданиям от учёных работает…

Проводница прониклась к Вовке величайшим уважением, а когда Серафима Ивановна вложила ей в руку ещё и хрустящую бумажку, она заявила, что присмотрит за ним, как за родным сыном.

3

К концу второго дня Вовка сошёл на чистенькой станции маленького южного городка. Человек он был опытный, наторевший в поездках в пионерлагеря и знал, что всё пойдёт своим чередом: его встретят, усадят в автобус и привезут куда надо. Так оно и получилось.

На перроне Вовка сразу же заметил пионервожатую. Она стояла на каком-то ящике и звонко выкрикивала:

– Кто в пионерлагерь «Чайка» – ко мне!

Человек двадцать пионеров, сошедших с поезда, собрались около вожатой. С деловым видом пристроился к ним и Вовка.

Вожатая была плотненькая, курносая и такая загорелая, что казалась вылепленной из шоколада.

«Вот это напляжилась! – с завистью подумал Вовка. – Наверное, ореховым маслом натиралась».

Поезд вскоре ушёл, шоколадная вожатая несколько раз пригласила едущих в «Чайку» собраться около неё и потом повёл, а ребят к автобусу.

Вовка поспешил занять переднее место.

Вырвавшись из города, автобус вскоре запетлял между зелёными холмами, поросшими какими-то неизвестными Вовке деревьями и кустарниками, пополз вверх, потом, минут через сорок, опять побежал вниз, и перед ребятами открылось что-то необозримо слепящее, многоцветное, сливающееся с небом.

– Море! – с нескрываемым изумлением произнёс Вовкин сосед, большеголовый, стриженый мальчишка с облупленным носом.

– Ну и что, – хмыкнул Вовка. – Затем и едем… Сегодня же купаться будем… Заплывчик сделаем.

– Нет… с первого дня не пускают, – вздохнул сосед.

Наконец холмы сошли на нет, открылась плоская равнина, и накатанная до блеска асфальтовая дорога побежала мимо садов, бахчей, виноградников. Замелькали алые помидоры, полосатые шары арбузов, сизые грозди винограда.

«Вот это лафа, раздолье… Не чета нашему гороху», – подумал Вовка, по достоинству оценив дары южной земли.

Пионерский лагерь возник неожиданно за поворотом дороги, развернувшись зеленью молодых посадок, весёлыми, нарядными, как картинки из детской книжки, коттеджами и дачами и рядами выбеленных солнцем брезентовых палаток. Над лагерем нависли лесистые горы.

Автобус проскочил арку с надписью «Добро пожаловать!» и остановился у конторы.

Начался обычный приём вновь прибывших.

Шоколадная вожатая по очереди брала путёвки у ребят и записывала в толстую тетрадь их фамилии, возраст, откуда они прибыли, говорила, в каком отряде они теперь будут числиться и где будут жить – в палатке или в коттедже.

Вовка на всякий случай влез в очередь одним из первых – главное, не прозевать и получить жильё поближе к морю.

Взяв у Вовки путёвку, вожатая внимательно прочла её, а потом очень пристально посмотрела на самого Вовку.

– Так ты Вова Горелов… из перегудовской школы?

– Горелов… Из перегудовской, – не очень уверенно подтвердил Вовка, слегка настораживаясь, и тут же поспешил добавить: – А ещё у меня кличка есть – Ерошин-Взъерошин.

– Кличка здесь ни при чём, – сказала вожатая и, подозвав худощавого белобрысого парня в больших роговых очках и белой панаме, тоже, видно, вожатого, показала ему Вовкину путёвку.

– Очень хорошо, – обрадовался парень и протянул Вовке руку. – Будем знакомы. Я ваш вожатый, меня зовут Миша… Это ж просто здорово, что ты приехал. – И он кивнул девушке: – Пиши его ко мне… В пятый отряд.

– А пятый это где? – спросил Вовка. – От моря близко?

– Не совсем. У моря у нас морской отряд – там живут яхтсмены, пловцы, юные моряки. А наш юннатский отряд подальше, около опытного участка.

– Нет, мне бы морской, – настаивал Вовка, с недоверием поглядывая на очкастого тощего вожатого – с таким, пожалуй, не поплаваешь и не порыбачишь.

– Но ты же юннат, мичуринец, – убеждал Миша. – Мы недавно с ребятами о твоих опытах в журнале читали…

Вовка прикусил язык. То, что об опытах Вовки Горелова писали в журнале, было для него полной неожиданностью. Хотя, кажется, он что-то вспоминает. Весной к ним в школу приезжала какая-то бойкая девушка из города, ходила за Гореловым по пятам, о чём-то подолгу с ним беседовала… Но про статью Вовка ничего не знал.

– Ребятам твои опыты очень понравились. И они будут рады с тобой познакомиться, – продолжал Миша.

– Ладно, – нехотя согласился Вовка. – В пятый так в пятый. Только я плавать хочу… И рыбу ловить.

– Всё будет, – пообещал Миша. – Мы ещё морской на соревнование вызовем.

После регистрации Вовка побывал на осмотре у врача, потом помылся под душем, облачился в полотняные трусики, голубую рубашку, белую панаму и стал похож на сотни других пионеров, приехавших в «Чайку».

На другое утро на отрядной линейке вожатый Миша объявил ребятам, кто из юннатов приехал к ним в лагерь отдыхать.

Он назвал несколько имён юных животноводов, чабанов, птицеводов, растениеводов, трактористов, ирригаторов и сообщил, чем каждый из них прославил себя в родном колхозе, поселке или городе.

– К нам также прибыл Вова Горелов из перегудовской школы, – под конец сказал Миша.

– Это какой Горелов? – оживились ребята.

– Тот самый, что плодовые деревья хорошо прививает?

– Хозяин «школьного лесничества»?

– Он самый, – подтвердил Миша. – Ведь так, Вова? Покажись ребятам, пожалуйста…

Вова вдруг почувствовал, что ноги его стали какими-то ватными, непослушными. Вот уж не думал он, что его тёзка Горелов такая известная фигура.

Он с трудом вышел из строя и опустил голову. А Миша между тем говорил, что у юннатов ещё будет время познакомиться, расспросить друг друга о работе, завязать хорошую дружбу.

После линейки к Вовке подошли двое пионеров, мальчик и девочка, оба крепкие, смуглые, темноволосые, с чёрными, как спелая смородина, глазами. Перебивая друг Друга, они о чём-то быстро и горячо заговорили.

Вовка растерянно замотал головой – по-иностранному, мол, не понимаю.

На выручку подоспела девочка-переводчица. Она сказала, что их друзья, болгарские пионеры Василь и Марийка, уже слышали о Вове Горелове и сейчас очень рады лично познакомиться с замечательным советским юннатом. У них в Болгарии тоже много лесов, и пионеры по примеру советских ребят начинают заводить свои «школьные лесничества».

Мальчик и девочка согласно закивали головами и, радушно улыбаясь, стали пожимать «другарю» Вовке вспотевшую руку.

– Не понимаю по-иностранному, – упрямо бубнил Вовка, озираясь по сторонам, где уже столпилось десятка два пионеров.

– Так я ж тебе ясно перевожу… Чего ж тут не понять? – удивилась переводчица и ещё раз повторила слова Василя и Марийки.

Вовка спохватился и тоже стал радушно улыбаться и пожимать болгарским пионерам руки.

– Гут, гут! Очень хорошо! Ол райт! Спасибо! – невпопад забормотал он.

Кругом захохотали.

Потом появился лагерный фотограф и пожелал снять всех пионеров вместе. Он заставил Вовку взять под руки болгарских мальчика и девочку и встать с ними в центре группы. Но Вовка заявил, что он очень плохо получается на карточке, и пристроился во втором ряду. А когда фотограф скомандовал: «Внимание! Снимаю!» – он отклонился в сторону и спрятал голову за плечо какого-то рослого мальчишки.

Фотограф переснял ещё раз, но Вовка повторил тот же маневр и остался в полной уверенности, что лицо его на фотографии не получится.

– Скромность – вещь, конечно, похвальная, – сказал ему Миша, – но зачем же чураться товарищей? А потом, тебе и самому приятно получить карточку – увезёшь домой память о лагере, о друзьях.

– Я потом снимусь… на прощанье, – пообещал Вовка.

А ещё вожатый сказал, что через два дня в лагере зажжется пионерский костёр и на нём выступят юннаты с рассказами о своих делах.

– Надо, Вова, и тебе рассказать о «школьном лесничестве». Ребятам будет очень интересно.

Вовка смешался и метнул на вожатого растерянный взгляд. Выступать на костре? Но он же толком ничего не знает, что там в лесу делали Горелов и его приятели. Да к тому же он приехал в лагерь не за тем, чтобы произносить речи, – он хочет отдыхать, купаться, загорать на солнце.

– Ты что, робеешь? – спросил Миша.

– Не умею я этого самого… выступать там, докладывать, – признался Вовка. – Волнуюсь очень… И заикаться начинаю.

– Ничего, ничего, – успокоил Миша. – Ребята все свои, с полуслова поймут. Так что ты подготовься, обдумай всё по порядку.

И он повёл пионеров на опытный юннатский участок, расположенный на узком участке земли у самого подножия гор.

Проходя мимо делянок и грядок с различными посадками и посевами, Миша пояснял, где какие заложены опыты, и спрашивал ребят, кто из них на какой делянке хочет поработать. Такой уж у них заведён порядок в лагере – весной первая смена отдыхающих заложила опыты, а остальные смены их продолжают.

Вовка выбрал делянку с арбузами и дынями. Как-никак, а он всё же что-то делал у себя в школе в «Сладком» звене. Правда, арбузы здесь были не чета перегудовским – крупные, тяжёлые, звонкие, а от солнечно-жёлтых дынь, казалось, уже сейчас исходил соблазнительный аромат.

Вожатый рассказал ребятам, какие сорта арбузов и дынь выращиваются на делянке, чем их удобряли, подкармливали, как обрабатывали землю.

– К концу месяца будем снимать урожай и определять вкусовые качества наших дынь и арбузов, – сообщил Миша. – А сейчас не мешало бы провести ещё одну прополку. А ну, по коням! В атаку…

Ребята разобрали тяпки и разбрелись по делянке. Вовка отошёл на дальний конец участка. Ох уж эти сорняки, нужны они ему как прошлогодний снег! Из головы у него не выходили слова вожатого: «Так что подготовься, обдумай всё по порядку…»

А как готовиться? Если бы Вовка знал, что в лагере так заинтересуются опытами Горелова, он бы хоть расспросил о них перегудовских ребят, захватил бы какие-нибудь записи, дневники.

– Почему ты одни верхушки срубаешь? Разве так можно? – услышал Вовка голос вожатого. – Сорняки надо с корнем уничтожать, насмерть. Такое уж первое правило у юннатов.

Миша встал рядом с Вовкой, глубоко вонзил в землю тяпку, потом нагнулся и, нащупав рукой подрубленный корень сорняка, вырвал его из грядки.

– Вот так, в таком духе…

Вовка с мрачным видом принялся корчевать сорняки «насмерть».

Вскоре к нему подошёл стриженый большеголовый мальчишка с облупленным носом, тот самый, с которым Вовка ехал вчера рядом в автобусе.

– Слышь, а я и не знал, что ты Вова Горелов, – заговорил он, с любопытством оглядывая его. – Давай тогда знакомиться. Я Шурка Нефёдов. Мы ведь с тобой соседи…

– По палате, что ли?

– Не только… Ты ведь из перегудовской школы, а я из киреевской. Это хоть и в другом районе, но близко. Слыхал про нашу, школу?

– Ага, – наугад ответил Вовка.

– А ты письмо получил?

– Письмо? – удивился Вовка.

– Да понимаешь… Прочитали мы статью о тебе в журнале.

Вовка насторожился. Опять эта статья!.. И о чём в ней только говорится?

– Какая статья? Где? – вырвалось у него.

– А ты что, не знаешь?.. В «Юном натуралисте» напечатана… Как ты с ребятами дикие яблони культивируешь.

– А-а, – спохватился Вовка. – Была такая… помню.

– Ну вот, – продолжал Шурка. – Мы тоже попробовали прививки делать, а у нас ничего не получилось.