Текст книги "Мамаев омут"

Автор книги: Алексей Мусатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Ну как, Миша, договорились? – улыбнулся Андрей.

Улыбнулся и Мишка – на душе у него уже не было ни досады, ни раскаяния.

– Договорились! – И он вновь протянул Андрею карту. – Она нам вот как поможет.

Андрей взял карту.

Мишка мельком посмотрел на изгородь:

– Андрей Петрович, у меня тут дружок есть… Колька Свищёв. Можно ему вместе со мной?

– А он не дерётся? – усмехаясь, спросил Андрей, разглядывая карту.

– Ну что вы! Мухи не обидит.

– А сусликов?

– Сусликов – да. Конечно, по моему указанию.

– Значит, ручаешься за него?

– Как за самого себя. Так можно?

Андрей в знак согласия кивнул головой, а Мишка, заложив два пальца в рот, так оглушительно свистнул, что вся работа на школьном дворе на несколько секунд приостановилась.

Из-за изгороди показалась голова Кольки Свищёва.

Мишка махнул приятелю рукой:

– Пошли показывать ребятам, как капканы ставить.

Обрадованный Колька вошёл через калитку на школьный двор и сразу был остановлен Людмилкой – она совершала очередной «медицинский» обход.

– Послушай, у тебя ничего не болит? – обратилась она к Кольке.

– Чего?

– Ну, может, тебя тошнит? – с робкой надеждой продолжала допытываться Людмилка.

– Отстань ты! – отмахнулся Колька.

«Вот и всё так! – подумала Людмилка. – Ну что ж, потерплю немного. Теперь ждать осталось недолго. Выйдем в поле за сусликами, а там уж обязательно с кем-нибудь что-нибудь случится».

Не одна Людмилка томилась ожиданием. Всё чаще и настойчивее ребята обращались к Андрею с вопросом, когда же наконец они выйдут в поле. И каждый раз Андрей давал один и тот же ответ: «Когда всё будет готово».

Но вот настал день, когда Андрей сказал:

– Завтра в восемь ноль-ноль всем быть в полной боевой готовности!

В этот день работа на школьном дворе была закончена раньше обычного, и Андрей отправил ребят отдыхать.

Отдыхать! Сказать это, конечно, легко, а вот попробуй-ка отдохни, когда через несколько часов начнётся генеральное сражение, к которому так долго готовились!

В эту ночь не один завтрашний ловец сусликов ворочался на своей постели с боку на бок. Не спалось и Алёше Окунькову. Подушка казалась неудобной. Зажмурив глаза, он принимался считать до ста. Но вот уже отсчитано двести, триста, пятьсот, а сон всё не идёт и не идёт.

Да и время как будто остановилось. Казалось, что прошло уже по меньшей мере час, а взглянет Алёша на будильник, и оказывается, стрелка проползла каких-нибудь пять минут. Не испортились ли часы?.. Нет. Тикают, как всегда…

На сусликов

Далеко на горизонте из невидимого просвета в облаке на землю прорвался столб солнечного света. Он осветил часть дальнего леса, позолотил спеющую пшеницу и по кочковатой степи заскользил к Апраксину.

Здесь, у околицы, на высоком плоском бугре, у командного пункта, выстроившись в одну шеренгу, неподвижно стоял весь отряд.

Андрей обратился к ребятам с небольшой речью. Затем, после команды, под звуки горна и барабанную дробь пионеры с вёдрами и лопатами в руках, увешанные капканами, петлями и колышками, промаршировали мимо Андрея, спустились с бугра и разошлись по своим местам.

На командном пункте остались Андрей и Людмилка. Людмилка явно была расстроена: она «медицинский персонал», отвечает за здоровье истребителей сусликов, а условия для работы самые никудышные. Помощи никто не оказывает, медикаментов мало. Всё приходится добывать самой. Хорошо ещё, что у мамы нашлись кое-какие старые инструменты и матерчатая сумка.

Но всего этого было мало. Вот, скажем, с минуты на минуту может начаться приток больных, а может быть, изувеченных. Где их класть? Под открытым небом, на голой земле? Всё это Людмилка без утайки выложила Андрею Петровичу. Андрей сказал, что больных и изувеченных, может быть, совсем и не будет, но Людмилка возразила, что надеяться на «авось» нельзя. Тогда Андрей предложил помещать больных в разбитую на бугре штабную палатку, но Людмилка категорически отказалась держать своих больных в таких антисанитарных условиях – вместе с лопатами и капканами. Уж лучше она построит из веток изолятор.

Через час изолятор построен, а больные всё не появляются. Людмилка приуныла. Но вот на дороге показалось облачко пыли. Людмилка решила, что наконец кому-то потребовалась её медицинская помощь! Но ей опять не повезло. К командному пункту подъехал на велосипеде совсем здоровый Мишка Чистов. Он только что совершил объезд всех ребячьих бригад и сейчас принялся докладывать Андрею, как идёт ловля сусликов в поле.

– Вам ребята рапорт прислали. – Мишка протянул Андрею бумажку.

Андрей прочёл рапорт и с удивлением повертел его а руке.

– А почему на рапорте кровь?

– Кровь? Где кровь? – встрепенулась Людмилка и, заглянув сидящему у палатки Андрею через плечо, прочла записку: – «Рапорт. Израсходовали шесть бочек воды. Словили шестьдесят три суслика. Из шести бочек вода сама вытекла. Продолжаем наступать…»

Записка была написана рукой Вани Сорокина. Однако внимание Людмилки привлекло не содержание записки, а те красные пятна и кляксы, которые на ней были. Вот она, кровь. Значит, с кем-то случилось несчастье, а она сидит здесь, у палатки.

Скорей туда, на поле боя!

Людмилка схватила свою медицинскую сумку.

Кровь на записке принадлежала Ване Сорокину. Произошло это так. Ваня с Алёшей вылили в нору два ведра воды, и вскоре оттуда показался мокрый, взъерошенный суслик. Ваня бросился к нему, взмахнул палкой, и суслик стал пятиться обратно. Мальчик схватил его рукой. Суслик пискнул, хищно оскалил зубы и укусил мальчика. Ваня от неожиданности вскрикнул. На пальце проступила кровь.

– Здорово он тебя? – спросил Алёша.

Он сорвал лист подорожника, приложил его к ранке и завязал палец своим носовым платком. Получился толстый жгут, который тут же сполз с пальца.

– Эй вы, водное хозяйство! – раздался возглас.

Алёша и Ваня обернулись и увидели Мишку. Опираясь на велосипед, он стоял на тропинке, неподалёку от ребят.

– Докладывайте, сколько сусликов искупали?..

Алёша с Ваней, не сговариваясь, решили не отвечать насмешнику.

– Эй, банщики! – снова прокричал Мишка. – Чего у вас там? Может, мыла не хватает? Могу привезти!

Алёша и Ваня продолжали молчать.

– Ладно! Так и доложу Андрею Петровичу! «Банщики добыли сусликов ноль целых ноль десятых». Привет!

Тут Ваня и Алёша тревожно переглянулись. Как же быть? С одной стороны, надо известить Андрея, а с другой стороны, уж слишком много чести будет для Мишки, если докладывать ему, особенно после его нахальных слов. Выход из затруднительного положения был найден Ваней. Он достал из кармана клочок бумаги и нацарапал карандашом рапорт.

– На машинке бы надо напечатать! – не унимался Мишка, заглядывая в бумажку, протянутую ему Ваней. – Ого!.. Что это?.. Кровь проливаете? – спросил он, заметив красные пятна на записке. А потом добавил сочувственно – Суслик цапнул… Бывает.

Но Ваня опять ничего не ответил. Он сунул Мишке записку, перевязал палец, и они с Алёшей вновь принялись ловить сусликов.

От работы их оторвала подбежавшая Людмилка.

– Ребята! – закричала она ещё издали. – Не волнуйтесь! Без паники. Сейчас я всё сделаю. Главное – спокойствие.

Ребята с удивлением смотрели на раскрасневшуюся Людмилку. Они никак не могли понять, что случилось с Людмилкой и почему им не надо волноваться. Но вскоре всё выяснилось.

– Кто пострадавший? – строго спросила Людмилка. – Из кого вытекает кровь?

Ребята молчали.

– Лучше сознавайтесь, а то хуже будет! – погрозила Людмилка и, заметив, что Ваня прячет в карман руку с перевязанным пальцем, схватила мальчика за руку.

– Да пустяки! Не мешайся тут! – отмахнулся Ваня.

– Что значит «пустяки»! – загорячилась Людмилка. – А если у тебя заражение крови будет? Давай перевяжу! Ну, кому я говорю! – И, порывшись в сумке, она вытащила оттуда склянку с йодом и смазала Ване ранку.

Ваня вздрогнул. Людмилкино лицо расплылось в блаженной улыбке.

– Печёт? Ну ничего, Ванечка, сейчас я тебе ещё крепче припеку, – ласково добавила она.

– Всё теперь? – спросил Ваня, после того как Людмилка забинтовала ему палец.

– Всё, – ответила Людмилка и с сожалением вздохнула. – Теперь тебе нужен полный покой.

– Чего, чего? – угрожающе спросил Ваня.

– А может, у тебя заражение, – не очень твёрдо сказала Людмилка. Она с озабоченным видом порылась в сумке, вытащила оттуда медицинский молоточек и, не зная, что с ним делать, обратилась к Ване: – Покажи язык…

– Да что ты её слушаешь? – вмешался Димка. – Дал бы ей раза́… Только работать мешает!

– Мне? Раза́? – возмутилась Людмилка. – Да я вот сама как дам тебе сейчас… английскую соль, тогда узнаешь!

Ребята дружно захохотали, но в этот раз уже не над Людмилкой, а над Димкой. А девочка, обернувшись к Ване, так строго крикнула ему: «Покажи язык!» – что тот сразу подчинился.

– Присядь, – скомандовала Людмилка.

Ваня присел. Людмилка внимательно осмотрела язык и озабоченно покачала головой:

– Ой, ой! Воспалённый!.. Плохо ваше дело, больной. Придется вас отправить в изолятор.

Трудно сказать, как долго продолжались бы медицинские упражнения Людмилки, если бы в это время из норы не появился суслик.

– Людмилка, смотри! – крикнул Ваня.

Людмилка перевела взгляд с языка Вани на убегавшего суслика. Глаза её загорелись.

– Ах ты, ворюга! Ещё и кусаешься! – прошептала она и, угрожающе подняв медицинский молоточек, бросилась догонять суслика.

Через некоторое время снова появился на велосипеде Мишка.

– Эй, банщики! – закричал он, сложив руки рупором. – Бросай работу!..

Ребята с недоумением взглянули на Мишку.

– Вам что, – продолжал Мишка, – отдельное приглашение требуется? Отбоя не слыхали? Собирайте ваше хозяйство. Живее!

И тут только ребята услыхали сигнал горна.

…К вечеру на щите объявлений, что стоял у входа в школу, появилась огромная, высотой около метра, цифра «517». Колхозники недоумевали: что означает эта цифра? Некоторые решили, что это реклама новой кинокартины.

Но вскоре всем стало известно, что 517 – это число уничтоженных ребятами в первый день сусликов.

С этого дня повелось так, что в тихом переулке, где помещалась школа, стали собираться любопытные, чтобы узнать, какая цифра висит на щите. Зачастил к школе и дед Михей. Первым делом он взглядывал на щит и, увидев на нём вчерашнюю цифру, сердито ворчал:

– Что же они сегодня со сводкой замешкались!

– Нет, у них порядок, – вступался за ребят кто-нибудь из стариков или старух. – Обязательно объявят. Аккуратники!

И действительно, вскоре появлялся Мишка или Саня и показывали написанную на листе цифру. Дед Михей учинял пионерам выговор за опоздание и направлялся в правление колхоза. Встретив там Василия Прохоровича, он докладывал ему о сводке, а потом заводил разговор о том, что неплохо бы ребятам подбросить ещё с десяток бочек, добавить капканов или выделить в помощь подводу.

– Поможем, Михей Силыч! А ты, видно, тоже в отряд записался…

– Возраст не тот… Но духом я с ребятами заодно, – говорил обычно дед Михей.

С каждым днём количество уничтоженных сусликов возрастало.

Но к концу третьей недели произошло что-то непонятное. Сначала ежедневная цифра перестала увеличиваться, а потом начала резко уменьшаться. Это было тем более удивительно, что орудия и способы лова с каждым днём улучшались.

Ребята ломали себе головы: что стало с сусликами? Высказывались предположения, что суслики стали хитрее, осторожнее, попрятались глубже в землю, перекочевали в другие места. Ребята принялись обвинять друг друга, что они стали хуже работать, ругали Мишку Чистова за плохую разведку…

– Эх вы, головы садовы! – засмеялся дед Михей, когда пионеры пришли к нему за советом. – Радоваться надо, а не плакаться… Куда, спрашиваете, суслики подевались? Значит, перевелись. Доконали вы их, учинили, так сказать, врагу полный разгром…

Сначала слова деда обрадовали ребят, а потом они вновь приуныли. Ведь до тридцати тысяч не хватало ещё довольно много.

Стали думать, как же всё-таки выполнить своё обещание.

Федя Четвериков предложил завести «сусличий питомник», где грызуны смогли бы быстрее размножаться, а потом вылавливать их.

Предложение Феди было признано очень интересным, но почему-то было отвергнуто.

Плен и ультиматум

Расстроенный Алёша пришёл домой и, достав карандаш и бумагу, принялся подсчитывать, сколько же они истребили сусликов.

Выходило, что до тридцати тысяч не хватало ещё очень, очень много.

Алёша совсем приуныл.

Скоро первое сентября, начнутся занятия, а они так и не выполнили своего обещания…

– Ну, не беда, что немного недобрали, – успокаивала мать Алёшу. – Главное-то вы сделали – колхозу подсобили.

– Всё равно нам ещё много не хватает, – стоял на своем Алёша. – Мы же слово дали… твёрдое.

– Скажи на милость – твёрдое! – удивилась Евдокия Павловна, с уважением взглянув на сына. Потом посоветовала: – Ну, уж если так, то у соседей сусликов призаймите. Вон хотя бы у первомайцев.

– А у них много?

– Думаю, что на вас хватит.

Алёша немного успокоился: завтра же он расскажет ребятам о предложении матери.

Утром он побежал к Андрею. Но было так рано, что бабка Устя прогнала Алёшу обратно, сказав, что ему надо ещё поспать.

Но Алёша уже спать не мог.

По дороге он заглянул к Димке Ухваткину, который ночевал в сарае, и, разбудив его, с жаром рассказал, что на полях соседнего колхоза имени Первого мая сусликов видимо-невидимо.

– Так чего же мы дрыхнем? – загорелся Димка. – Пошли, проведём разведочку.

Ребята захватили с собой ловушки, капканы, взяли из бригады Феди Четверикова несколько дымогаров и отправились в первомайский колхоз.

Утром, как всегда, в восемь ноль-ноль, Андрей вышел с пионерами в поле и был крайне удивлён, не увидев Алёши и Димки.

Прошёл час, другой, третий – ребят всё не было.

Наконец из балки, со стороны первомайского колхоза, вынырнул запыхавшийся Димка.

Вид у него был довольно помятый: нос поцарапан, рубаха разорвана.

– Откуда ты в таком виде? – спросил Андрей, начиная кое о чём догадываться.

– Бежал из плена, Андрей Петрович! – не без гордости сообщил Димка. – Надо Алёшу Окунькова выручать… Он там в шалаше сидит… Под охраной!

И Димка рассказал, как они с Алёшей чуть свет отправились ловить сусликов на поля первомайского колхоза. Они расставили капканы, пустили в ход дымогары – и через какой-нибудь час уже словили более тридцати сусликов. Но тут, откуда ни возьмись, на них налетели первомайские мальчишки, отобрали у них сусликов и всё снаряжение, посадили их в шалаш и приставили к ним часовых.

Но они не растерялись. Пока Алёша заговаривал часовым зубы, Димка прорвал охрану и вырвался из плена.

– А здорово они тебя помяли? – спросил Мишка.

– Ну, им тоже досталось! – Димка погрозил кулаком в сторону первомайцев и, поглядев на Андрея, взмолился – Андрей Петрович, дайте мне пятерых ребят… Мы зараз налетим, расколошматим их и Алёшку отобьём!

– «Налетим, расколошматим»! Слова-то какие! – поморщился Андрей. – А первомайцы-то, пожалуй, правы, что вас задержали!

– Почему же правы? – обиделся Димка. – Что ж, им сусликов жалко? Ни себе, ни другим…

– А ты знаешь, что первомайцы организовали свой истребительный отряд?.. Вы же с Алёшей ворвались на их территорию, как чужеземцы…

– Куда им, маломощным!.. – пренебрежительно махнул рукой Димка и замер.

Вдали показались трое незнакомых мальчишек. Выйдя из балки, они поднялись на холм, и один из них стал размахивать белым платком.

– Они самые… – зашептал Димка. – За мной гнались… Захватить бы их сейчас в плен…

– Никак невозможно, – сказал Андрей. – Это же парламентёры. – И, достав носовой платок, он помахал в ответ.

Первомайцы подошли ближе.

Один из них, коренастый, веснушчатый, с облупленным носом, протянул Андрею пакет.

– Понимаю, ультиматум! – усмехнулся Андрей. – Война, значит, по всем правилам. – Он взял пакет и протянул его Димке: – Ну что ж, читай!

Димка достал из пакета листок бумаги, наспех исписанный карандашом, пробежал его глазами и, возмущённый, заявил, что читать не может, так как первомайцы нахалы и вымогатели.

– Тогда пусть читает кто-нибудь другой… – сказал Андрей. – Вот хотя бы Миша.

– Ладно, прочту, – недовольно согласился Димка и забубнил себе под нос: – «Пришлите нам ещё пятнадцать капканов и десять дымогаров, тогда отпустим вашего ловца сусликов, которого мы захватили на нашей территории. Не пришлёте – будем держать его в плену. Даём на размышление один час».

Андрей с улыбкой посмотрел на «парламентёров».

– А верно, хороши наши капканы и дымогары?

– Очень хорошие, – охотно подтвердил «парламентёр» с облупленным носом. – И очень они нам нужны.

– А что, много сусликов решили словить?

– Десять тысяч… – признался мальчик и сконфуженно умолк, видимо вспомнив, что «парламентёру» много говорить не полагается.

– Да, обязательство серьёзное, – согласился Андрей и, попросив первомайцев отойти в сторону, оглядел своих пионеров. – Так что же мы ответим на ультиматум соседей?

– Гнать их в три шеи! – опять взъерепенился Димка. – А Алёшу из плена отбить!

– Да что ты, в самом деле, разошёлся – гнать да отбить! – напустился на него Мишка. – Зачем нам теперь капканы, раз сусликов нет?

– Правильно! И дымогары можно дать, – поддержал его Федя Четвериков.

– Пусть и наши бочки для воды забирают, – подал голос Ваня.

– Может, мы всё же напишем ответный ультиматум? – заметил Андрей. – Уж как полагается, по всем правилам.

Через несколько минут «ультиматум» был составлен и вручён первомайцам.

«Парламентёры» быстро спустились в балку.

Потом, не утерпев, они вскрыли пакет и прочли «ультиматум»:

– «Передаём вам все наши капканы, дымогары, ловушки, бочки для воды, а также охотно придём к вам на помощь всем нашим отрядом.

Апраксинские пионеры».

«Парламентёры» пожали плечами, переглянулись, ещё раз перечитали «ультиматум», вновь переглянулись и вдруг повернули обратно.

– Это как же? – обратился к Андрею «парламентёр» с облупленным носом. – Выходит, мы сливаемся… вместе работать будем?

– Если вы не возражаете, – улыбнулся Андрей.

– Ну что вы!.. – просиял «парламентёр». – Мы давно хотели просить, чтобы вы нас в свой отряд приняли. – Он протянул Андрею пакет. – Тогда ультиматум не нужен. Мы своими словами всё скажем. И Алёшу зараз отпустим.

И «парламентёры» стремглав помчались к своему колхозу.

После обеда апраксинские пионеры вышли ловить сусликов на поля первомайцев.

Второй рапорт Алёши Окунькова

На школьном дворе царило праздничное оживление. С минуты на минуту должен был приехать представитель обкома ВЛКСМ. Пионеры готовились к торжественной линейке. Взрослые стояли группами, разговаривали, шутили. Особенно оживлённо было в группе, окружавшей Андрея. Там то и дело раздавался раскатистый смех Василия Прохоровича, одетого по-праздничному, с орденской колодкой на груди.

Андрей стоял с чемоданом в руках.

– А чемодан-то знакомый, – кивнул Василий Прохорович Андрею. – Подозрительный чемоданишко. Надо бы обследовать. – И, рассмеявшись, серьёзно добавил: – Не рано ли, Андрюша, уезжать собрался?

– И так опаздываю, Василий Прохорович.

Андрей пояснил, что ему уже вчера надо было явиться в районный отдел народного образования, чтобы получить назначение в школу, но вот из-за ребят пришлось задержаться.

– Ну уж, брат, это ты сусликов вини… – начал Василий Прохорович и, не окончив фразы, прислушался к приближающемуся рокоту мотора.

Все повернули головы к калитке. Наступившая на школьном дворе напряжённая тишина сменилась дружным смехом: к школе подъехал на мотоцикле агент-заготовщик Курдюков. Он с недоумением оглядел смеющихся людей, вытер платком голову, шею и, отыскав глазами Василия Прохоровича, направился к нему.

– Я, конечно, извиняюсь, – вежливо обратился Курдюков к председателю колхоза, – тем более у вас здесь какой-то праздник… Дело в том, что, поскольку сейчас конец месяца, я просил бы те три тысячи сусликов…

– Сколько, сколько? – перебил Курдюкова Василий Прохорович.

– Три тысячи… – неуверенно сказал Курдюков и, оглядев стоящих вокруг людей, спросил с тревогой: – Неужели опять ошибка? Значит, не три?

– Не три, – ответил Василий Прохорович. – Да вы почему ко мне обращаетесь? Вы у ребят спросите. – И он лукаво подмигнул пионерам.

Курдюков растерянно посмотрел на ребят, на Василия Прохоровича.

– Непонятно, – прошептал Курдюков.

– Подождите, послушайте, – посоветовал председатель.

Но Курдюков не стал слушать, а отошёл в сторону, присел на край бревна, достал записную книжку и с озабоченным видом погрузился в какие-то расчёты.

На брёвнах под липой сидело несколько стариков и старух. Поглядывая на пионеров, они вели беседу.

– Хорошо ребятишки поработали, – говорила благообразная сухонькая старушка. – Наш Димка раньше всё голубей гонял, а нынешнее лето его от сусликов не оторвёшь.

– Хорошо! Разумно! – подтвердил дед Михей. – Народу польза, и ребятам не в убыток. Мои внучата столько заработали – позавидуешь. «Мы, говорят, дедушка, такой тебе подарок купим…»

– А всё, Устиньюшка, внучек твой постарался, – сказала благообразная старушка.

– У него и отец такой же был, – пояснила бабка Устя. – Живой, затейливый…

– А это правда, что внучек-то уезжает? – спросил дед Михей.

– Уезжает… Сегодня! – вздохнула бабка Устя.

– Жалко, хорошего человека теряем! – покачал головой Михей.

– Едет, едет! – закричала Саня.

И действительно, в конце деревни, поднимая клубы пыли, показался «газик» с брезентовым верхом.

Ваня Сорокин подал команду строиться. Пионеры быстро заняли свои места. Вскоре «газик» остановился около школы, и из него вылез молодой человек. Алёша Окуньков узнал его сразу – это был тот самый работник обкома комсомола, который председательствовал на областном слёте юннатов и вручал ему подарки.

Приехавший поздоровался с Андреем, с колхозниками и направился к пионерам.

– Смирно! – скомандовал Ваня и подал знак Алёше.

Усердно печатая строевой шаг, Алёша с каменным лицом подошёл к представителю обкома. Никогда он ещё так не волновался. Вчера, когда стало известно, что в Апраксине приедет представитель обкома комсомола, пионеры долго спорили о том, кто должен отдать ему рапорт. Саня предложила сделать это Алёше. «На слёте он нахвастал, так пусть теперь исправляет свою оплошность». Алёша всячески отказывался, но ребята согласились с Саней.

– Товарищ представитель обкома! – вскинув руку вверх, сдавленным голосом начал Алёша. – Сводный отряд апраксинских пионеров, совместно с первомайскими пионерами, помогая своим колхозам бороться за высокий урожай, уничтожили за лето три тысячи…

Пионеры, стоящие в строю, зашептались…

Алёша растерянно оглянулся.

Саня с Людмилкой делали ему какие-то таинственные знаки. Димка выразительно шевелил губами, Мишка грозил кулаком.

Недоумевали и взрослые. Василий Прохорович покачивал головой, Андрей, подняв ладони, трижды сжал и разжал пальцы.

«Опять я всё перепутал!» – догадался Алёша, и, покраснев, он наконец-то назвал истинную цифру уничтоженных сусликов:

– Тридцать три тысячи двести семнадцать!

Все облегчённо вздохнули.

Потом заговорил представитель обкома. Он сказал, что за дружную работу обком комсомола награждает апраксинских пионеров переходящим Красным знаменем, и тут же вручил его Ване Сорокину.

Все захлопали в ладоши.

Когда все речи были сказаны, ребята у школьного крыльца окружили Андрея и стали с ним прощаться:

– Не забывайте нас!

– Пишите!

– На будущее лето приезжайте!

– Вы хоть на память нам что-нибудь оставьте!

– Ой, ребята! Я ведь чуть не забыл! – сказал Андрей и, открыв чемодан, достал фотографию.

Она пошла по рукам и развеселила пионеров. С фотографии на них смотрели чумазые, взъерошенные, перепуганные ребята, окружившие дымовую машину «Смерть сусликам». Это был снимок, сделанный Андреем в день его приезда.

– Андрей Петрович, – вдруг всхлипнула Людмилка, потянув его за рукав, – не уезжайте!..

– Ну вот, разнюнилась! – строго сказала Саня и сама зашмыгала носом.

К крыльцу подошли представитель обкома, Василий Прохорович и несколько колхозников.

– Погодите, ребята, – сказал председатель, – мы, пожалуй, Андрея и в самом деле не отпустим.

– То есть как? – не понял Андрей. – Мне же надо…

Но тут представитель обкома сказал, что группа родителей обратилась в район с просьбой направить Андрея Вишнякова на работу в апраксинскую школу и районо с этим согласен.

Андрей, недоумевая, пожал плечами.

– И если вы сами не возражаете, то было бы совсем хорошо, – продолжал представитель обкома. – А мы, в свою очередь, порекомендовали бы вас в школу старшим пионервожатым.

– Опять чемодан унесли! – вдруг захохотал Василий Прохорович. – Правильно, Димка! Действуй!

Все оглянулись.

Димка Ухваткин, держа Андреев чемодан в руках, осторожно пробирался вдоль стены, чтобы вот-вот юркнуть за угол школы.

– Так вы, Андрей Петрович, согласны? – повторил свой вопрос представитель обкома.

– Он согласен, согласен! – шепнула Саня.

– Раз чемодана у меня нет, куда же я без него?.. – шутливо развёл руками Андрей. – Волей-неволей придётся остаться.

Саня взмахнула руками, и ребята громко и дружно крикнули «ура».

После того как ребята, сперва приветствуя своего нового учителя, а потом провожая представителя обкома комсомола, накричались до хрипоты, среди них вновь появился Курдюков.

– Дорогие ребята, – растерянно взмолился он. – Сколько же вы всё-таки сусликов уничтожили? Три, тридцать или тридцать три тысячи?

Точно неизвестно, как теперь живут и что делают апраксинские пионеры. Правда, передают, что Мишка и Ваня крепко подружились с ребятами, а Алёша Окуньков по-прежнему старательно работает в юннатском кружке и его, может быть, снова пошлют на слёт.

Ещё передают, что стал Алёша строг, рассудителен и скуп на красное словцо. Если же придёт охота сболтнуть и похвастать, соберёт Алёша лучших своих дружков, усадит на завалинку и заплетёт какую-нибудь небылицу: о том, как встретил рогатую щуку в колхозном пруду и подрался с ней, о крысе, что съела в кооперативе два килограмма гвоздей, и прочей чепухе, которой всё равно никто не поверит.

Рассказы

Мамаев омут

Трудно живётся на свете Вовке Пахомову. Посудите сами. Ростом он от горшка два вершка, мускулы на руках еле прощупываются, голосок тихий, неприметный, волосы на голове лёгкие, белые, словно у старичка. Может, поэтому и зовут Вовку в деревне «Седой Пахом».

Но кличка – это ещё ничего, если бы не другое. Всегда и во всём Вовка отстаёт от мальчишек, особенно от соседа Петьки Мигачёва.

Побегут они с Петькой наперегонки – Вовка, конечно, остаётся в хвосте; схватятся бороться – и через минуту Вовка уже лежит на обеих лопатках. Придумает Вовка что-нибудь интересное и не успеет рассказать, как Мигачёв уже увёл ребят в лес или на речку.

Про Вовку так и говорят: «Пока Пахомов думает, можно два раза пообедать, три раза выспаться».

Вот и сегодня утром получилось точно так же. Ещё лёжа в постели, Вовка подумал, что хорошо бы повести ребят ловить в бочагах щурят. Рыбачить они, конечно, будут все вместе, дружной артелью, а потом поделят рыбу поровну между всеми. И чтоб девчонкам досталось и малышам.

Не успел Вовка додумать всё до конца – кого из ребят позвать на рыбалку, где достать вёдра, корзины, – как с улицы его позвали ребята:

– Седой, пошли к Мамаеву омуту. Нырять будем… камешки доставать.

– Какие камешки? – удивился Вовка, выбегая на улицу.

– Красивые, самоцветные, – шепнула ему Нюшка Горохова. – Вон смотри, Петька показывает…

Вовка подошёл ближе. У колодца, в кругу мальчишек и девчонок, стоял Петька Мигачёв в модной пёстрой рубахе, подбрасывал на ладони цветные камешки и рассказывал, что на дне омута их полным-полно, только надо до них донырнуть.

– Зря проходим! – сказал Вовка и стал объяснять, что река у них большая, а Мамаев омут очень глубокий, до дна доныривают одни лишь парни да взрослые мальчишки, и камешков им, ребятам, конечно, не достать.

– Вольному воля, – усмехнулся Петька. – Кто нырять не умеет, может в тенёчке посидеть.

– Пошли, пошли, – затормошил всех непоседливый Колька Силкин.

Ещё Вовка хотел сказать, что лучше бы им пойти ловить щурят, но было уже поздно: все мальчишки вслед за Петькой направились к Мамаеву омуту. Пожав плечами, поплелся за ними и Вовка.

Омут находился километрах в двух от деревни, где река делала крутой поворот. По берегам он был оторочен густым кустарником, за ним стеной стоял хвойный лес, и омут почти всё время лежал в тени. Вода в нём казалась густой, чёрной и немного страшноватой.

Мальчишки разделись до трусов и, поглядывая друг на друга, столпились на песчаной отмели. Девчонки присели в сторонке.

Петька неторопливо снял рубаху с изображением обезьян и пальм и бережно повесил её на ветку дерева. Своей рубахой Петька очень гордился.

Предупредив мальчишек, чтобы они не трогали его рубаху, Петька разбежался и первым прыгнул в омут. Он долго пропадал под водой, а когда вынырнул и вылез на берег, то все увидели в его ладонях белый речной песок.

– Видали, до самого дна достал! – с довольным видом сообщил Петька. – А ну, кто следующий!

Переглянувшись, прыгнули в воду Вовка и Колька Силкин. Но вода быстро вытолкнула их обратно – нырять оказалось не так просто.

– Эх вы, тюти сухопутные! – засмеялся Петька. – Разве так ныряют…

И он опять скрылся в глубине омута. На этот раз Петька достал со дна не только песок, но и разноцветные камешки.

– Кто говорил, что камешки не достану? – торжествуя, спросил он. – Смотри сюда.

Ребята не сводили с камешков глаз. И правда, они были очень красивые: розовые и голубые, зеленоватые и палевые, в тёмных прожилках и прозрачные, как капли росы.

– А бусы из них можно делать? – нетерпеливо спросила Нюшка Горохова.

– А чего ж… Любое украшение можно, – снисходительно ответил Петька и высыпал камешки девочке в подол. – Возьми… Это тебе.

Голенастая, курносая Нюшка порозовела.

– Спасибо, Петя!.. Только ты и другим девочкам достань… А мы тебе тетрадок принесём, карандашей…

– Это можно… Хоть целый пуд натаскаю, – хохотнул Петька, бросаясь в воду.

Вовка тяжело вздохнул.

Так вот зачем Мигачёв уговорил ребят пойти к Мамаеву омуту: натаскает сейчас камешков, развернёт торговлю, начнет задаваться и бахвалиться. Эх, если бы он умел так же, как Петька, нырять до самого дна!

И Вовка с Колькой вновь и вновь бросались в омут. Они ныряли с разбегу, ныряли с ветки ивы, что наклонилась над омутом, но каждый раз очень быстро выскакивали обратно.

В ушах у них звенело, перед глазами поплыли зелёные круги, а один раз Вовка так наглотался воды, что его даже стошнило.

Зато Петька бахвалился вовсю: оделил всех девчонок камешками, передразнивал неудачных ныряльщиков, потешался над Вовкой: «Откачивайте Седого… он пол-омута выпил».

Смеялись над Вовкой с Колькой и девчонки.

А Петька после каждого ныряния делал пробежку по берегу, разогревался и снова нырял в омут.