Текст книги "Мамаев омут"
Автор книги: Алексей Мусатов
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
«Вот не было печали… ещё и привлекать кого-то», – с досадой подумал Вася, косясь через окно на улицу. А вдруг появится Анка, ворвётся в дом и испортит ему всю игру? Ох, поскорее бы отделаться от этих городских ребят.
– Ты понимаешь, – войдя в роль, наставительно продолжал Саша. – Было бы очень хорошо, если бы и у вас в колхозе появились свои красные следопыты. Тогда бы мы действовали заодно: установили бы связь, проводили вместе поиски, обменивались материалами. Правда, здорово?
– Да, да, понимаю, – забормотал Вася. – Ладно уж, подберу я ребят… будем искать, записывать. А дедушке полегчает, я у него и в больнице побываю…
– Ну, Вася, не знаю, как и благодарить тебя, – растрогался Саша. – Прямо сказать, ты нам, следопытам, первый друг и помощник. – И он, вопросительно посмотрев на Юру Кравцова, спросил, когда «Умелые руки» управятся с транзистором для деда.
– Мы не задержим, – сказал Юра. – Как Семён Иванович просил ко дню рождения – так и сделаем.
– Красота! – довольно улыбнулся Вася. – А может, и дедушка к тому времени из больницы выйдет – вот радость ему будет!
– Договорились, всё приготовим точно в срок, – заверил Юра и предложил Васе приехать к ним, в Дом пионеров, познакомиться с членами кружка «Умелые руки», выбрать на свой вкус образец транзистора.
У Васи внутри всё так ходуном и заходило. Ребята из города, как видно, не болтуны, к его письму отнеслись со всей серьёзностью, к делу уже приступили, а теперь даже приглашают его побывать у них в Доме пионеров. А уж там он постарается, чтобы дело шло побыстрее. Теперь можно считать, что транзистор у него в руках.
– Так приедешь к нам? – вновь спросил Юра. – Это же близко. На автобусе всего час езды.
– Можно, пожалуй, – согласился Вася.
– Ну вот и лады! – сказал Саша и стал прощаться: – Значит, мы обо всём договорились. Ждём тебя к себе. С новостями, с материалами. И почаще сообщай нам о дедушкином здоровье.
– А за транзистор не беспокойся, – кивнул Юра. – Сделаем самый лучший.
Вася проводил гостей до калитки, пожал им руки; дождался, когда они, спустившись с пригорка, повернули к автобусной остановке, и только после этого вернулся в дом.
6
Когда городские ребята уехали, Васю всё-таки охватили сомнения. До сих пор про деда никто ничего особенного не говорил. Дед был как дед. Мало ли таких дедов в деревне! Родители тоже ничем не выделялись. Мать работала рядовой дояркой, покойный отец – бригадиром-полеводом. Но то, что их семья оказалась не просто семьёй, а знатной колхозной династией, – это было событие, новость. И эту новость открыл не кто иной, как он, Вася Печкин. И пусть хоть это произошло случайно, благодаря его жалостливому письму городским пионерам, но всё же получилось необыкновенно здорово.
Только теперь надо крепко подумать, как вести себя дальше. Следопыты уехали, но про их задание забывать никак нельзя. А вдруг они ещё раз заявятся в колхоз и непременно пожелают побывать у дедушки в больнице. Значит, сейчас надо побольше собрать о нём материалов, укрепить неожиданно открывшуюся знаменитость деда. Нечего ему прибедняться, нечего ронять славу печкинской династии…
Но где и как найти материалы? Анке о приезде городских следопытов знать, конечно, не следует, но дневник, который она вела, мог бы ему пригодиться.
И Вася занялся поисками.
Анкин дневник – толстую тетрадь в клеёнчатой обложке – он нашёл в сенях, за ларём с мукой, но ничего особенного в нём не обнаружил.
На первых страницах были наклеены вырезанные из журналов фотографии цветов и птиц, потом шли тексты модных песенок, озорных деревенских частушек и короткие записи о подругах, их сердечных тайнах и секретах. Затем Вася прочёл несколько страниц о себе – какой он хитрец да пройдоха, как ловко умеет выкручиваться из всяких трудных положений и как плохо относится к дедушке Семёну.
О прошлой же жизни дедушки в дневнике ничего не было сказано. Вася положил Анкино бумагомарание на старое место и стал продолжать поиски. Но действовать приходилось весьма осторожно, потому что второй такой зловредной сестрицы, как Анка, не было ни у кого на свете! Сестрица всё видела, всё знала, во всё успевала сунуть свой птичий носик. И конечно, как Вася ни таился, Анка всё равно накрыла его, когда он с головой влез в нижний ящик старого комода, который испокон веков стоял в тёмном углу кухни.
Кажется, всё Вася предусмотрел: двери прикрыл, окна задёрнул занавеской. И когда откуда-то сверху раздался въедливый голосок Анки, Вася чуть не прищемил ящиком голову.
Анка стояла снаружи избы, на приступке, и поверх занавески заглядывала в форточку.
– Я вот маме скажу!
– Ну и говори! – не на шутку рассердился Вася. – Об вас же обо всех хлопочу…
– Это ты-то?
– Я-то!
Пришлось рассказать Анке про городских следопытов, которые давно разыскивали их деда, Семёна Ивановича Печкина. При этом Вася напирал на то, какой, оказывается, знаменитый у них дедушка и как он незаслуженно забыт в колхозе. Первый тракторист в районе, крестьянский ходок, основатель династии… О том, какую всё это сулило выгоду, он благоразумно промолчал.
– Какой ещё династии? – удивилась Анка.
– Да нашей же, Печкиных! Ты теперь тоже вроде из династии.
Ничего не поделаешь: приходилось и с Анкой делиться новостью.
Вася сдвинул занавеску, открыл окно. Анка через подоконник влезла в кухню.
– А чего ты в комоде шарил? – спросила она, с любопытством оглядывая брата.
– Документы нужны, материалы всякие, – признался Вася. – Помнишь, дедушка мне старый лемех подарил… Как они обрадовались, эти следопыты! Я даже пожалел, что так зазря отдал его.
– Видишь, – вскинулась Анка, – а ты ещё дедушку обидел, лемех за подарок не посчитал!
Но и её уже увлекла новость. Анке и в голову не приходила мысль о какой-то выгоде. Но она была девочкой по-хорошему самолюбивой, гордой, хотя ни за что бы в этом не призналась. И мысль, что её дедушка оказался таким знаменитым и что их семья Печкиных не просто обычная, рядовая семья, а знатная колхозная династия, пришлась ей по душе.
– А давай вместе искать, – предложила она.
И они принялись шарить по всем углам избы, по всем полкам, обследовали ящики комода, платяной шкаф, заглянули в материнский сундук, что стоял в сенях. Потом забрались на чердак, завешанный берёзовыми вениками, и за печной трубой обнаружили старую порыжевшую кожаную кепку, дырявый комбинезон тракториста в масляных пятнах и сношенные, заскорузлые сапоги.
– Это всё дедушкино, я знаю, – обрадовалась Анка.
Вася обшарил карманы комбинезона, заглянул в раструбы сапог – не спрятан ли там какой-нибудь свёрток с Почётными грамотами или старыми газетными вырезками. Но ничего такого, что бы говорило о необыкновенных подвигах деда Сёмена, не было.
– Да-а… – разочарованно протянул Вася. – Не ахти какие находки… Про худые сапоги да старую кепку много чего не доложишь.
– А кому докладывать-то надо? Зачем? – насторожилась Анка.
– Городские просили, – спохватившись, промямлил Вася. – Они там у себя слёт следопытов проводят… выставку готовят.
– Тогда нам дедушку срочно повидать нужно. Расспросить обо всём, записать… Вот давай завтра же и поедем к нему.
Вася задумался. А вдруг следопыты из города напутали и дед Семён ничем особенным не знаменит? А они с Анкой только растревожат его, собьют с толку.
Нет, лучше к деду им пока не заявляться и ничего ему не говорить, а постараться здесь, в колхозе, собрать о нём побольше интересных материалов.
– Без нас съездят, – хмуро сказал он. – И запишут всё, что надо.
– Кто бы это? – полюбопытствовала Анка.
Отведя глаза в сторону, Вася сказал, что следопыты из города прямо от них поехали к дедушке в дом отдыха. Там они его сфотографируют и запишут его воспоминания.
– А мы лучше другим займёмся, – продолжал он. – Соберём свою группу следопытов. Я вот, ты с девчонками, Ремешкова с Пахомом позовём. Пойдём по домам, опросим стариков, запишем всё.
– Ой, Вася! – ахнула Анка. – Чего это с тобой?.. Активистом заделался. Раньше на такие дела тебя калачом не заманишь.
– То раньше, – отмахнулся Вася. – А теперь я понимать стал… нельзя свою династию забывать.
Анка охотно согласилась, и в этот же день её пионерское звено приступило к следопытской работе.
А ещё через несколько дней девушка-почтальон доставила Васе Печкину письмо. Оно было от Саши Синицына.
Саша сообщал, что слёт красных следопытов состоится двадцать пятого мая. Если Семён Иванович Печкин к этому числу не поправится и не выйдет из больницы, то с рассказом о жизни дедушки придётся выступить на слёте его внуку Васе.
«Ждём тебя с интересным сообщением, – писал в конце письма Саша. – Очень просим, чтобы дедушка Семён внимательно проверил записанные тобой воспоминания и заверил их своей подписью. И ещё просим раздобыть какие-нибудь новые экспонаты для нашего музея, а также уговорить дедушку написать несколько приветственных слов участникам слёта. Там же на слёте Семёну Ивановичу будет вручён подарок от пионеров. Ждём тебя 25 мая, к 12 часам дня».
– Кто это тебе пишет? – спросила Анка. Она попыталась было через плечо брата заглянуть в письмо, но Вася вовремя успел сунуть его в карман.
Про следопытский слёт, про своё сообщение на нём и подарок деду он, конечно, промолчал и только сказал, что городские просят прислать им для музея ещё какие-нибудь экспонаты.
– А может, им дедушкин комбинезон отдать? И кепку, – предложила Анка.
– Можно, конечно, – согласился Вася и про себя подумал, что куда ни кинь, а к дедушке ему всё же придётся съездить.
И наутро, ничего не сказав ни матери, ни сестрёнке, он отправился в колхозный дом отдыха.
7
Вася твёрдо решил, что разговор с дедушкой начнёт при людях. И чем больше будет отдыхающих, тем лучше. Все они станут вроде Васиными союзниками, и деду некуда будет деваться, когда внук расскажет о его славном прошлом.
В доме отдыха Вася довольно быстро отыскал Семёна Ивановича. Тот оказался на городошной площадке. Он на глазах у Васи бросил окованную железом биту, и так удачно, что первым ударом распечатал «письмо». Видно, Семён Иванович и до этого играл хорошо, потому что болельщики, окружившие городошную площадку, шумно его хвалили.
Но, вместо того чтобы выступить вперёд и в такой удачный момент увенчать дедушку новыми лаврами, Вася почему-то задержался. Он переминался с ноги на ногу у колючих кустов шиповника, глядел на обветренное, иссечённое морщинами лицо дедушки, на вислые усы, на его незащищённые открытые глаза… Было в них что-то смущавшее Васю.
Дед никогда не был ни первым силачом в деревне, ни говоруном, никогда не лез вперёд других.
Правда, своё дело он знал неплохо, до сих пор к нему заглядывали посоветоваться молодые трактористы, но так всю жизнь он и просидел за баранкой.
Сейчас Васю остановило не только смущение перед толпой незнакомых людей. Его удивило, как дружески, даже любовно смотрели они на дедушку, говорили с ним, ждали от него ответных слов, улыбки, внимания. Васе даже показалось, что здесь все уже знают о славном прошлом Семёна Ивановича, потому так по-доброму к нему и относятся. Но он тут же вспомнил, что к деду и в колхозе всегда льнули люди…
Впрочем, размышлять было некогда. Дальнозоркие глаза дедушки уже разглядели Васю, и Семён Иванович проворно пошёл к нему, приглашая и других отдыхающих разделить его радость:
– Глядите-ка! А ко мне внук пожаловал!
Тотчас и на Васю хлынули те волны человеческого доброжелательства, которые всегда окружали деда. Совсем незнакомые люди улыбались Васе, хлопали его по плечу и явно были готовы принять в свою компанию… И дед уже что-то говорил им о внуке, хвалил его, хотя хвалить-то, пожалуй, было и не за что.
Всё это не очень понравилось Васе, и он потянул дедушку в сторону.
– Что-нибудь случилось? Заболел кто? – опять громко заговорил Семён Иванович при всех, и незнакомые тоже насторожились, будто и им было до этого дело.
Вася только головой замотал.
– Ага, понятно! – догадался дед. – Значит, секретный разговор будет.
И он, подмигнув приятелям, пошёл с Васей в сторону. Внук увёл деда довольно далеко.
– Куда ты меня тащишь? – остановился наконец Семён Иванович. – Давай тут присядем.
Они зашли в беседку, густо оплетённую диким виноградом. Здесь было прохладно, тихо. Неизвестно почему, Вася начал совсем не так, как хотел:
– Ты, дедушка, не ругайся… Ну, виноват я. Так я же не знал…
– О чём ты?
– Да я про лемех… Который ты мне подарил. Исторический экспонат.
– Экс… как ты говоришь? Это что же будет?
– Ну, реликвия… Живая история.
– Живая история! Правильно… Этим лемехом первый трактор поднимал первую артельную борозду. Вот какой это лемех.
– А я его отдал.
– Отдал? Кому?
– Следопытам из города… для музея.
– Каким следопытам? – не понял Семён Иванович.
Торопясь, через пятое на десятое, Вася рассказал, что произошло за последнее время. Рассказал, как из города приезжали следопыты, как они интересовались его, дедушкиной, жизнью и как по их заданию он вместе с колхозными пионерами собрал уйму материала о необыкновенном дедушкином прошлом.
Обо всём этом он, Вася, даже написал целое сочинение и должен зачитать его на слёте следопытов, который в ближайшие дни состоится в городском Доме пионеров.
– Я, дедушка, от твоего имени всё написал, – признался Вася, доставая из кармана свёрнутую в трубку школьную тетрадку. – Тебе только прочесть осталось да подпись поставить… Мол, всё точно и правильно.
– Ну-ка, ну-ка, что ты там насочинял? – заинтересовался Семён Иванович, беря у Васи тетрадь.
Он нацепил на нос очки в железной оправе и углубился в чтение. Читал неторопливо, раздумчиво, частенько хмыкал, почёсывал затылок, пока не отложил тетрадь в сторону.
– Вот это да-а… – Дед сокрушённо покачал головой. – Наворотил ты, внучек, всякой всячины. Вали, мол, кулём, потом разберём.
– А что? – насторожился Вася. – Разве неправильно? Я же как лучше хотел…
– Лучше? Кому? – переспросил дед. – Интересно, какая с того польза будет, если ты меня, деда Печкина, в герои произведёшь?
Было мгновение, когда Вася чуть не ляпнул, какую от всего этого можно извлечь пользу. Транзистор вот-вот будет у них в руках. И это только начало. Потом посыплются на семью Печкиных и другие блага: дедушку приглашают в город, он выступает по радио и телевидению, к нему приезжают корреспонденты, в колхозе с ним, как с заслуженным ветераном, считаются, предоставляют всяческие льготы.
Но Семён Иванович сидел задумчивый, без улыбки. И у Васи язык не повернулся, чтобы заговорить о каких-то там выгодах.
– Задал ты мне задачку, – бормотал между тем Семён Иванович и вдруг с серьёзным видом попросил: – Помог бы ты мне, Василий!
– В чём это?
– Ты рассуди своей головой… Сколько у нас в деревне стариков вроде меня?
– Не знаю, не считал…
– Семеро нас таких стариков! А ты в своей тетрадочке такое написал, что шуметь начнут про одного Семёна Печкина. Хорошо это?
– А чем плохо?
Семён Иванович покосился на внука:
– Ты уж взрослый парень и должен понимать. Мы, старики, тоже когда-то были ребятами, вот как вы, теперешние. Потом подросли, мужиками стали. А всё равно – жизнь на виду, всё друг про дружку знали… И сейчас хоть мало нас осталось, но мы про себя всё помним. Кто как жил да куда клонился. Понятно?
Вася невольно поднял голову и встретил строгий взгляд дедушки.
– Понятно, – на всякий случай ответил он.
– А что тебе понятно?
– Ну, рассердятся старички, приятели твои… Обижаться станут.
– Не то главное, что обижаться станут, – перебил его Семён Иванович. – А то, что, может, обида эта – справедливая.
– Как это справедливая? Разве не ты первым трактористом был, не в тебя кулаки стреляли?..
– Подумаешь, событие! А разве другие меньше перетерпели да вынесли… Вот хотя бы покойный Степан Синицын, слесарь с завода, председатель нашей коммуны. Или возьми бабку Евдокию Грачёву. Она же из всей округи первой из девчат за трактор села. Ни угрозы её не испугали, ни клевета, ни проклятья. Да ещё и других женщин подняла. Честно жила Евдокия, смело, ни о какой корысти для себя не думала. Ну, и поплатилась за это. Словили её кулаки ночью в поле, облили керосином да и подожгли, как вот известного сибирского тракториста Дьякова. Еле мы тогда спасли Дуняшу, огненную нашу трактористку. А теперь она параличом разбита, к постели прикована.
– Дедушка, – признался Вася, – так мы и про Евдокию Грачёву материал собрали… беседовали с ней наши ребята.
– А раз знаете, надо бы её первым числом и упомянуть. А ты всё про меня да про меня… Я, конечно, прятаться не собираюсь, но и наперёд тоже лезть не хочу… – Семён Иванович решительно вернул Васе тетрадь. – Так что, дорогой мой внучек, ничего я тебе пока не подпишу. Лучше забудь ты своё сочинение. И начни всё заново, коль следопытом заделался. Но чтобы всё по правде было описано, по справедливости.
– Дедушка, миленький, – заныл Вася, – так ведь после же завтра слёт в Доме пионеров… о тебе говорить будут. Меня с сообщением ждут… И музей там открывается…
– Музей, конечно, хорошо. И что стариков не забывают – тоже похвально. – Семён Иванович задумался и вдруг крепко ухватил внука за плечо. – А не поехать ли нам сейчас в город, к твоим следопытам? Узнаем, что там да как, музей этот посмотрим…
– Что ты, дедушка! – опешил Вася, он никак не ждал такого поворота. – Ты же больной… На излечении находишься. У тебя ещё путёвка не кончилась.
– Какой там больной! – отмахнулся дед. – Козла забиваю да в городки дуюсь. Сейчас вот доложусь директору, и поедем.
8
Им повезло: в город шёл служебный автобус, и Семёну Ивановичу разрешили до обеда отлучиться в город.
Вася стоял у распахнутой двери автобуса, словно приговоренный к казни.
– Ты что, внучек? – с удивлением спросил его дед. – Приболел, что ли? Не поедешь со мной?..
Вася, которого бросало то в жар, то в холод, на мгновение представил себе, как они с дедом появляются в Доме пионеров, как встречаются с Сашей и Юрой, как те поздравляют Семёна Ивановича с выздоровлением и подносят ему транзистор на кожаном ремешке.
– Мне бы домой надо… – пролепетал Вася. – Мамка просила помочь капусту сажать.
– Раз надо, так надо, – согласился дед. – Тогда хоть объясни мне, где этих следопытов искать да кого спросить.
И тут Васю осенило, что история с его жалостливым письмом и транзистором может открыться и без его присутствия. Нет, уж лучше он поедет в город, попробует что-нибудь сделать, чтобы эта история не всплыла наружу.
– Ладно, поехали, – буркнул Вася. – А то ещё заплутаешься без меня.
…Жизнь в Доме пионеров шла своим чередом. В одной из комнат репетировал духовой оркестр, в другой – хор разучивал новую песню, в мастерской технического кружка стучали молотки, фыркали пилы, в спортзале сражались волейболисты.
Приехавших Васю и Семёна Ивановича пионеры встретили, как дорогих гостей, и принялись показывать им свой дом.
Улучив удобный момент, Саша Синицын задержал Васю в одной из комнат и устроил ему строгий допрос:
– А ты хорош!.. Не мог предупредить, что твой дедушка выздоровел и приехать к нам согласился.
– Так он ещё не совсем выздоровел… Его только на часок-другой отпустили. Ему ваш музей посмотреть захотелось.
– Всё равно надо бы заранее сообщить. Мы бы его не так встретили. С музыкой, с почестями…
– Ни к чему это, – нахмурился Вася. – Не знаешь ты моего дедушки. Не любит он, чтобы шумели… И вот ещё что… – Он запнулся и оглянулся по сторонам. – Вы насчёт приёмника… ну, транзистора того самого, помолчите лучше. Не нужно его дедушке подносить. У него уже есть – правление колхоза ко дню рождения подарило.
– Вот оно как, – разочарованно протянул Саша. – А наши «Умелые руки» уже постарались, закончили транзистор. Куда же его теперь?
У Васи появилась робкая надежда, что всё обойдётся. Он умоляюще посмотрел на Сашу и попросил вернуть письмо, написанное им от имени дедушки Семёна Ивановича Печкина.
– Зачем дедушке второй транзистор? Ему и одного хватит. Вы его ещё кому-нибудь подарите…
А пионеры в это время водили Семёна Ивановича по всему дому, показывали ему работы юных художников, скульпторов, резчиков по дереву.
В мастерской кружка «Умелые руки» дед увидел разные чудеса технической смекалки, начиная от действующих моделей шагающего экскаватора и гусеничного трактора последней марки и кончая железным роботом, который встретил деда приветственным возгласом: «Добро пожаловать!»
Потом Семёна Ивановича привели в следопытский музей, где размещалась выставка трудовых и ратных подвигов лучших людей области. Дед тотчас направился к той стене, где висел увеличенный фотографом портрет молодого светлоглазого парня. Из-под кожаной кепки выбивался густой чуб, на лице навечно застыла широкая улыбка. Это и был геройский дедушка Саши Синицына.
– Ну, здравствуй, Степан Ходкий! Здравствуй, дружище! – еле слышно и весь как-то подобравшись, шепнул Семён Иванович. – Вот где пришлось встретиться. – Потом оглядел столпившихся у витрины пионеров: – А где же внучек Степана Васильевича?
Ребята подтолкнули к деду Сашу Синицына.
У Семёна Ивановича дрогнуло было лицо, но он быстро совладал с собой и обнял мальчика за плечи.
– Правильно поместили… Спасибо вам за память. Для наших крестьянских мест золотой был человек Степан Васильевич.
– А рядом будет ваш портрет, – сообщил Саша.
– Вот этого, пожалуй, не надо, – покачал головой Семён Иванович. – Ни к чему. У нас ведь в Ольховке и более достойные люди есть. Уж лучше вы сделайте нам другой подарок…
– А мы уже сделали, – радостно подхватил Юра Кравцов. – Лично для вас.
Вася, стоявший позади всех, похолодел, будто его пихнули в ледяную прорубь.
– Это что ж за подарок такой? – с недоумением спросил Семён Иванович.
Юра многозначительно улыбнулся.
– Одну минуточку… Сейчас увидите. – И он опрометью выбежал из комнаты.
Семён Иванович посмотрел на ребят посерьёзневшими глазами.
– Вы меня, ребятишки, не обижайте. Мне лично дарить ничего не надо. Некрасиво это и не к чему. А вот помогите нашим ольховским ребятам сделать такую же выставку, как у вас. Про славу отцов и дедов. Чтобы все наши колхозники знали об этом.
Он не успел договорить, как в комнату вошёл Юра и протянул Семёну Ивановичу транзисторный приёмник.
– Вот, пожалуйста!
Вася даже приподнялся на цыпочках и вытянул шею, чтобы лучше рассмотреть приёмник. Чёрный, лакированный, с белыми поперечными полосами, с блестящими винтами и кнопками, на жёлтом гибком ремешке, он, казалось, излучал сияние.
А Юра между тем произносил, видимо, заранее приготовленную речь – поздравил от имени пионеров дорогого Сёмена Ивановича с семидесятилетием со дня рождения, пожелал ему крепкого здоровья, счастья и всяческих успехов в жизни.
Потом, не выдержав официального тона, принялся объяснять:
– Вы знаете, какой это приёмник! Транзисторный. На полупроводниках. Сделан по самой новейшей схеме… Любую станцию принимает…
– Погоди, погоди, – нахмурился Семён Иванович, отстраняясь от транзистора. – Это с какой же мне стати привалило такое?
– Так вы же, дедушка, сами просили. Чтоб полегче был. И на ремешке. И самой последней марки.
– Я?! Просил?
– А как же… – настаивал Юра. – У нас и ваше письмо есть. Ну, не ваше, скажем, а от вашего имени. Вы его своему внуку Васе продиктовали. Сами-то вы болели тогда. – Он достал из кармана затёртый голубой конверт с изображением Московского Кремля и передал его Семёну Ивановичу.
Не скрывая изумления, дед нацепил на нос очки, извлёк из конверта письмо и, подойдя к окну, углубился в чтение.
Вася ни жив ни мёртв стоял позади пионеров и посматривал на дверь – не улизнуть ли, пока не поздно.
– Та-ак… Вот и ещё одно сочинение… – протянул дед, дочитав злополучное письмо. Он вложил его в конверт, убрал во внутренний карман пиджака и, внимательно посмотрев на внука, подозвал его к себе: – Ты что же, братец, перепутал всё? Я тебе что диктовал, о чём пионеров просил? Приёмник не мне, а Евдокии Грачёвой требуется: она больная и к постели прикована. А я что ж, я ещё на своём ходу, здоровьем не обижен.
– А кто такая Евдокия Грачёва? – спросил Саша.
– Человек она знаменитый. Первой трактористкой была среди женщин. Жестоко от кулаков пострадала. В общем, Вася вам обо всём расскажет. Приедет на ваш слёт и доложит. Материал о наших ветеранах у него собран богатый, есть чем поделиться. Так, что ли, внучек?
– Расскажу… есть о чём, – буркнул Вася, не смея поднять голову и всё ещё не веря, что дед спас его от разоблачения.
– Ну вот и ладно! – Семён Иванович обратился к пионерам. – А за приёмник для Евдокии Грачёвой спасибо вам, ребята… Да и все вы тут вроде как приёмники. Самые дорогие, самые чуткие. От нас, старого поколения, принимаете всё доброе. Побольше бы таких приёмников… – Он вновь посмотрел на внука, потом кивнул на лакированный транзистор: – Так вы уж побывайте у нашей Евдокии Грачёвой, поднесите ей эту штуковину. Большая радость будет старушке. Да и насчёт музея ольховским ребятам помогите. Чтобы они настоящими следопытами заделались, получше близких людей узнали.
– Мы поможем, – пообещал Саша и, сняв с витрины тот самый лемех, который Семён Иванович не так давно подарил внуку, вручил его Васе.
– Возьми для начала… Это же ваш. А к Евдокии Грачевой мы непременно приедем.
Тут с улицы загудел автобус: шофёр справился со всеми поручениями и надо было возвращаться в дом отдыха. Сёмена Ивановича вышли провожать все пионеры. Они сердечно простились с ним, взяв обещание, что дед приедет на слёт следопытов, усадили его в автобус.
Опустив голову, плотно сжав губы, Вася задумчиво сидел на заднем сиденье. О чём думал в этот час Вася Печкин, так плохо ещё умеющий видеть и распознавать людей в нашем богатом мире, сказать трудно, но думы эти, судя по всему, были невесёлые…
Дедушка всё, конечно, понимал, но ни о чём таком не спрашивал. Только когда автобус выехал за город, Семён Иванович достал из кармана злополучное письмо и в сердцах сунул его внуку:
– Возьми свою слезницу. Не ожидал я от тебя, Василий, что ты до такой жадности дойдёшь, до такого бесчестья. На чужое да на незаработанное польстишься. Порви это письмо и забудь. Не положено нам, Печкиным, клянчить да плакаться…
– Не положено… – со вздохом сказал Вася, не смея взглянуть на деда.
Автобус остановился у развилки дорог – отсюда недалеко было до Ольховки. Прижимая к груди лемех, Вася спрыгнул на дорогу.
– Донесёшь куда надо? – усмехнулся Семён Иванович, кивая на старое железо. – В дороге не потеряешь?
– Донесу… теперь донесу, – ответил Вася и, не дожидаясь, пока автобус уйдёт, зашагал по просёлку к деревне.
Под чужим именем

1
Всё утро Вовка Ерошин крутился около школы, поджидая почтальона.
Почтальон обычно приезжал около двенадцати на своём стареньком велосипеде с моторчиком. Моторчик часто ломался, и его приходилась то и дело чинить.
«Опять техника отказала», – с досадой подумал Вовка, поглядывая на дорогу.
В школе было пусто – лето, каникулы, все разъехались. Директор в отпуск, учителя на курсы, в экскурсии, старшая пионервожатая ушла с пионерами в дальний поход. Единственным хозяином в школе оставался Вовкин отец – завхоз Кузьма Семёнович. Но и его сейчас не было на месте – уехал на карьер за песком.
Вовка огляделся по сторонам – и скучно же в школе летом! Из классов всё вынесено на улицу. Под открытым небом стоят пустые шкафы, классные доски в боевых царапинах, столы и парты с затейливо вырезанными таинственными метками, значками, инициалами учеников.
Под навесом свалены кипы книг, перевязанных шпагатом, географические карты, глобусы, чучела каких-то птиц. У школьного крыльца кучи досок, кирпича, мешки с цементом, яма с известковым раствором…
Вовка послонялся по двору, заглянул на пришкольный участок, попробовал малины, смородины, выдернул из грядки пару розовых морковок.
Наконец за углом школы затарахтел моторчик. Вовка выбежал на улицу. К школьному крыльцу на своём разболтанном велосипеде подъехал почтальон, сухонький старичок в широкополой соломенной шляпе.
– Где Кузьма Семёнович? – спросил он у Вовки, слезая с велосипеда. – Кто почту принимать будет?
– Я приму, я, – услужливо ответил Вовка, нетерпеливо поглядывая на толстую кожаную сумку на плече почтальона. – Отец мне поручил.
– Принимай, коли так. И напиться принеси.
Они прошли в кабинет директора.
Колокольцев выложил на стол газеты, журналы «Садоводство» и «Народное образование», две толстые бандероли и несколько писем.
Вовка быстро расписался за полученную почту.
– И всё?
Почтальон бережно достал из сумки ещё одно письмо, повертел в руках.
– Есть вот заказное, ценное. Только тебе я его вручить, пожалуй, не могу. Доверенность требуется.
Вовка не сводил глаз с письма. Оно было в конверте из плотной кремовой бумаги, не очень толстое, но и не тонкое, адресовано на имя директора школы, а обратный адрес указывал, что оно пришло из обкома комсомола.
Неужели это то самое письмо, которое Вовка ждёт вот уже столько времени?
– Так мне ж папа во всём доверяет, – принялся уверять Вовка. – Давайте я распишусь…
Почтальон покачал головой.
– Нельзя, не по закону это. Доверенность должна быть по форме написана… И на лицо совершеннолетнего возраста. – Он опустил письмо обратно в сумку. – Придётся, видно, попозже доставить.
Вовка уже готов был бежать за отцом, но в это время Кузьма Семёнович сам вошёл в кабинет.
– Папа… Письмо пришло! – закричал Вовка. – То самое…
– Вот это другой переплёт! – сказал почтальон, здороваясь с завхозом. – Со спокойной душой вручаю.
Кузьма Семёнович расписался за ценное письмо, потом, угостив почтальона папиросой, заговорил с ним о плотниках, штукатурах, о том, где бы раздобыть белила и олифу.
Вовка беспокойно вертелся около отца.
Каждое лето любящие родители устраивали Вовку в пионерский лагерь. Сначала это был свой, районный лагерь, потом лагеря разных областных учреждений. А этой зимой отец даже пообещал Вовке путёвку в «Артек», если только сын с отличием закончит учебный год. Особых успехов Вовка не проявил, но в седьмой класс всё же перешёл и всё лето бредил только Чёрным морем.
А недели три назад перегудовская школа получила телеграмму. Обком комсомола просил срочно выслать характеристики лучших опытников и юннатов, чтобы послать их в пионерлагерь «Артек» или «Орлёнок».
Директор школы и старшая пионервожатая составили список и отправили его в город.
Вовка Ерошин в этот список, конечно, не попал и с того дня потерял покой.
Серафима Ивановна, сердобольная Вовкина мамаша, заведующая местным магазином, ни в чём не отказывавшая своему любимцу, чуть ли не каждый день напоминала мужу об обещанной путёвке в «Артек».
Вовочка молодцом закончил учебный год, переутомился, имеет полное право на отдых, и морской воздух пойдёт ему только на пользу. Да и сам Кузьма Семёнович уважаемый человек, печётся о школе, как о родном доме, и директору ничего не стоит похлопотать о лишней путёвке для сына.








