Текст книги "Мамаев омут"

Автор книги: Алексей Мусатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

– А почему не оставят?

– Нет, Андрей, – вздохнул Митька, – не годится мне стадо пасти. Да и Вовке не следует. Мы же с ним в первых помощниках у деда ходили. Врём почём зря, обманываем всех, колхозные посевы не жалеем. Какая нам теперь вера от людей может быть?

– Да ты что… – растерялся Андрей. – Деда снимут, ты с Вовкой уйдёшь… Кто же телят пасти будет? А потом, почему это тебе веры не будет? Ты же раньше по чужой подсказке всё делал, а теперь по-другому заживёшь, своей головой. Только чтоб на совесть работать, по-честному…

Митька долго молчал.

– Ладно, – наконец с трудом выдавил он. – Пожалуй, не буду я деда Авдея выгораживать. Пусть как знает… И вот ещё что. Чтобы он не очень жал на меня с Вовкой, надо нам поменяться: Вовка пусть с Андрюхой стадо пасёт, а я с Петькой.

Мы согласились.

8

В этот же день мы облазили всю речную пойму и убедились, что травы там в достатке, только она была недоступна для телят. То их пугали глухие, непролазные кустарники, глубокие ямы и рытвины, то вязкие, болотистые низины.

Мы принесли из дома старенькую косу и несколько пустых мешков.

Пока Вовка с Андреем пасли телят на лужке за березовыми перелесками, мы с Митькой начали сенокосничать. Забирались в недоступные телятам места и косили траву. При этом Митька, хорошо знавший травы, объяснял мне, какая из них особенно питательна и полезна телятам, а какая несъедобна и даже вредна. Потом мы набивали мешки травой, тащили их на пастбище и угощали своих подопечных.

– А неплохо получается. Прямо-таки добавочное питание! – обрадовался Вовка, наблюдая, как телята жадно поедали сочную лесную траву.

– Только вот справимся ли? – усомнился Митька. – И телят паси, и траву для них раздобывай.

– Да мы ж не одни, – сказал Андрей. – У нас помощники есть. Я им уже просигналил.

И верно, часа через два к нам заявилась группа девчонок во главе с Зиной Лобачёвой.

С собой они привезли лёгкую тележку на двух колёсах.

– Вот так косари-помощники! – фыркнул Митька и спросил у девчонок, держали ли они когда-нибудь в руках косу.

– А мы не косить, мы жать будем. – Зина помахала нам зазубренным серпом. – Показывайте, где у вас тут трава пропадает?

И девчонки принялись за работу. Они забирались в такие места, где с косой невозможно было развернуться, с хрустом срезали траву серпом или рвали её руками, потом навьючивали на тележку и отвозили на пастбище.

В разгар работы к нам подошёл дед Авдей.

– Ого! – удивился он, заметив девчонок, угощавших телят лесной травой. – Много же вас набежало! Всем миром, значит, пастушат выручаете. Напроказили огарки, потравили посевы, а теперь за ум взялись. Ну да это, пожалуй, и к лучшему. – И он милостиво кивнул девчонкам: – Работайте, старайтесь, от травы мы не откажемся.

В этот день телята так набили свои животы травой, что даже не заглядывались на колхозные посевы и в полдень почти без понуканий согласно побрели на водопой.

– Вы это здорово с ручной тележкой придумали, – сказал Андрей Зине Лобачёвой. – Мешками-то травы много не натаскаешь. Вот если бы нам лошадь с конюшни выделили, чтоб траву подвозить. А ещё бы соль-лизунец достали. И проволоки раздобыли побольше. Мы бы пастбище на участки разгородили, как у дяди Павла из Владычина.

– А соревноваться бы с ним не побоялись? – нетерпеливо спросила Зина. – У кого телята лучше растут.

– Чего ж бояться, если б от колхоза подмога была. А то загнали нас в этот лагерь и забыли совсем.

– Ладно, Андрей… Я обязательно тёте Кате скажу, – пообещала Зина. – Про подводу, про соль, про всё… А только почему ваш старший пастух сам об этом не сообщит?

Андрей с досадой махнул рукой:

– Не до телят нашему пастуху. Своих дел полно. Он и в лагере почти не бывает.

В этот же день к стаду подошла группа незнакомых нам женщин, одетых по-городскому.

В руках они держали туго набитые кошёлки – видно, несли косцам или пахарям еду.

Окружив нас тесным кольцом, они принялись расспрашивать, как мы пасём телят, далеко ли гоняем, хватает ли кормов.

– А зачем вам? – насторожённо спросил Андрей.

– Так мы ведь не сторонние здесь, – улыбнулась одна из них. – Вон они, наши красавчики, разгуливают…

– Почему ваши? – удивился я. – Это колхозные телята, племенные, с фермы.

Но женщины, не слушая меня, опустили на траву свои кошелки и вошли в стадо. Они вглядывались в телят, ласково окликали их и наконец отыскали своих бычков и тёлочек. Гладили их, чесали за ушами, угощали кусками хлеба с солью.

– А ничего будто пасутся… сытые телятки, ухоженные. Вот и свежей травки им накосили, – говорили они.

Мы с Андреем переглянулись. Обласканные женщинами телята как раз были из той пятёрки новеньких, которыми недавно пополнилось наше стадо.

А женщины тем временем расстелили на траве газету и, раскрыв кошёлки, принялись выкладывать пироги, ватрушки, варёные яйца, свежую редиску.

– Присаживайтесь, ребятки, угощайтесь. Спасибо вам! Вы уж и дальше так старайтесь, присматривайте за нашими телятками. Мы ведь с дедом Авдеем обо всём договорились. Хорошо его отблагодарим. Да и вам, пастушатам, добрая толика перепадёт…

– Какая… толика? – не понял Андрей.

– Ну, деньжат за труды подкинем. Обновки купим, подарки всякие. Внакладе не останетесь… Вот угощение вам принесли – кушайте на здоровье. И деду захватите.

– А вы, тётеньки, откуда? – спросил я.

– Из Дубровки мы, из Дубровки, – назвала одна из теток дачный посёлок недалеко от нашего колхоза. – С пастбищем у нас в этом году плохо… да и пастуха справного не нашлось. Спасибо, хоть Авдей смилостивился, на всё лето телят в стадо принял.

Мы подозрительно покосились на Митьку. Ну и дельцы они с дедом Авдеем! Опять нас на крючок подцепили, как карасей глупых…

– Ты нам что говорил? – подступил я к нему. – Колхозные телята, пополнение стаду… А они чьи оказываются?

– Эх, Митька, Митька… – покачал головой Андрей.

Лицо у Митьки пошло красными пятнами.

– Да вы что, ребята? – растерянно забормотал он. – Думаете, опять я заодно с Авдеем? Да не знал я ничего, не знал… Слово даю. Как сказал тогда дедушка, что после карантина телята, я и поверил. Вот хоть Вовку спросите…

Вовка подтвердил, что всё так и было.

– Ну и дед-столет, – хмыкнул он. – Мы пасём, крутимся, а он за нашими спинами всякие делишки обтяпывает…

Мы молчали.

– Не верите? Да? – выдохнул Митька. – По глазам вижу – не верите. Опять, мол, Авдея выгораживаю. Тогда я… – распустив кнут и судорожно сжимая его рукоятку, он вдруг шагнул к женщинам из Дубровки и кивнул на разложенную на газете еду: – Топайте отсюда! Забирайте свои пироги-пышки! И телят уводите!

Тётки с недоумением поднялись.

– Ошалел, малый!

– Может, на солнышке перегрелся.

– Охолонись тогда трошки.

– Да мы сейчас Авдея покличем.

– Уводите, говорю! – повысил голос Митька. – Чтоб духу их не было. – И решительно махнул нам рукой: – Андрюха, Петька, марш на ферму, зовите животновода. Пусть акт на этих тёток составят.

– Правильно, – поддержал я Митьку. – Нельзя нам в колхозном стаде чужих телят пасти. Запретило правление. – И я сделал вид, что готов сию же минуту бежать на ферму.

Женщины, собрав еду, заругались, заохали, пригрозили, что пожалуются на наше самоуправство Авдею, но сами, то и дело оглядываясь по сторонам, быстро словили своих телят и, накинув им на шеи верёвки, вывели из стада.

Митька оглушительно щёлкнул вслед им кнутом.

– Теперь-то верите или нет?

– Да верим, верим. – Андрей хлопнул его по плечу. – Ловко же ты их шуганул.

– Ловко-то ловко, – помрачнел Митька, – а только мне теперь в пастухах не быть… Съест меня дед Авдей.

– Ничего… – успокоил Андрей. – Мы тебя выручим.

Вечером, когда телят загоняли на ночёвку, Авдей долго присматривался к стаду:

– Вроде как недостача у нас… Опять телят растеряли.

– Нет, дедушка, всё в порядке, – невинным голосом пояснил Андрей. – Только какие-то тётки приходили и забрали пять своих телят. Они, оказывается, к нашему стаду приблудились…

– Это кто ж позволил?.. Без моего-то ведома? – Авдей строго поманил к себе Митьку.

– А он ничего не знает, – сказал Андрей. – Это мы с Петькой телят отпустили. Чего в самом деле чужаков пасти… тут и своим травы не хватает.

– Чёрт те что! Скоро совсем на голову мне сядете, – подозрительно косясь на Андрея, выругался Авдей.

9

В полдень, пригнав телят на водопой, мы с Андреем обнаружили в стаде незнакомого нам рыжего бычка.

Был он шустрый, лобастый, крепенький, как молодой дубок, с умильной, лукавой мордашкой. Бычок по-хозяйски расхаживал по стаду, обнюхивал и задирал наших телят, а столкнувшись с Чернышом, затеял с ним весёлую игру. Сначала они как ошалелые скакали по поляне, потом принялись меряться силами, бодаться, стараясь потеснить друг друга широкими лбами. С каждой минутой схватки становились всё злее, бычки налетали друг на друга уже с разбега, словно шли на таран, около губ пузырилась пена.

Мы с другом разняли драчунов и сообщили старшему пастуху, что в нашем стаде появился чужой телёнок.

– И впрямь приблудный, – согласился Авдей, оглядывая ещё не остывшего после схватки бычка, и глаза его загорелись: – Хорош, бестия, хорош. Стать-то какая, порода… цены ему нет…

Мы высказали предположение, что бычок, наверное, из Владычинского или Кузьминского колхоза, и хозяева, конечно, уже ищут его по всей округе.

– Надо в правление колхоза сообщить о приблудном бычке, – сказал Андрейка. – Пусть оттуда соседям по телефону позвонят.

– Да-да, нынче же сообщу, – согласился Авдей и наказал нам позорче смотреть за приблудным бычком, чтоб он никуда не улизнул из стада.

Но прошёл день, другой, а за Лобаном, как мы прозвали бычка, никто не приходил.

Авдей частенько подходил к нему, гладил по шее, по спине, щупал колени, осматривал копыта.

– А знаешь, он чего-то замышляет, – как-то шепнул мне Андрей и спросил Авдея, почему до сих пор хозяева не забирают бычка: может, из правления позабыли позвонить по телефону?

– Вполне возможно, – согласился Авдей.

– А давайте мы с Петькой в Кузьминки сбегаем. И во Владычино, – предложил Андрей. – Про Лобана сообщим. Пусть его домой забирают.

– Нет уж, вы телят пасите, – подумав, сказал Авдей. – Сам схожу. Я ведь в округе всех пастухов знаю.

Он пропадал с утра до вечера, а когда вернулся, то сказал, что приблудный телёнок совсем не из Кузьминок и не из Владычина, а из отдалённого Гадаевского колхоза.

– Вот ведь куда махнул, паршивец. Почти за двадцать километров. Завтра за ним пастух придёт, заберёт его.

Мы с облегчением вздохнули.

И верно, на другой день, не успели мы ещё телят на пастбище выгнать, как к нам в лагерь заявился гадаевский пастух. Был он приземист, одутловат, с бельмом на глазу, с густой псивой щетиной на щеках и подбородке.

– Где тут беглец наш? – озабоченно обратился он к Авдею, наспех пожав ему руку. – Ну и морока с ним, окаянным… Третий раз уже убегает.

Авдей провёл гадаевского пастуха в загон и указал на Лобана.

Пастух накинул ему на шею верёвку, завязал узлом и потянул бычка за собой. Но телёнок заупрямился, подался назад.

– А вы покличьте, – посоветовал Андрей. – Как у вас в стаде его звали?

– Бес его знает… всех не упомнишь, – отмахнулся пастух. – У меня их поболее вашего будет.

Авдей стеганул хворостиной Лобана по ляжкам, подтолкнул его сзади, и тот наконец вышел из загона.

– Спасибо, Авдей Силыч… за присмотр, за всё… – поблагодарил гадаевский пастух.

– Да уж как заведено… Пастух пастуха завсегда выручит… – И Авдей, сунув Митьке в руки хворостину, кивнул на бычка. – Подгони-ка упрямца. Подмогни человеку.

– И далеко их провожать? – недовольно спросил Митька. – Мне же стадо выгонять надо.

– Шагай, шагай, там видно будет. А телят я сам попасу.

Мы проводили взглядом заарканенного бычка, который, то и дело оглядываясь и недовольно помыкивая, без особой охоты плёлся за гадаевским пастухом. Сзади телёнка подгонял Митька.

– А бычок-то не очень к пастуху тянется, – вслух подумал Андрей.

– Отвык, шалопут, избаловался, – сказал Авдей и, посмотрев из-под ладони на солнце, приказал Вовке поднимать телят.

Вскоре они погнали телят на пастбище.

Мы с Андреем взяли косу, серп, пустые мешки и отправились сенокосничать.

По дороге встретили сына владычинского пастуха Павла, Лёньку, того самого, который когда-то передал нам сбежавшего Черныша.

– Салют, пастухи! – приветствовал он нас и сообщил, что у них от стада отбился бычок.

– Какой он из себя? – чуть ли не в один голос спросили мы с Андреем.

– Здоровяк, драчун, задирает всех. Вроде вашего Черныша. Только масть рыжая. А кличем – Лобан да Лобан.

– Вот-вот! – вскрикнул я. – И мы его так прозвали.

– Так он у вас, бродяжка! – обрадовался Лёнька. – Третий день его ищем. Что ж вы молчали до сих пор?

– А разве наш пастух не заходил к вам? – спросил Андрей. – И не говорил ничего?

Лёнька помотал головой.

Нам стало всё ясно. Андрей посмотрел на петляющую вдоль реки тропинку, по которой гадаевский пастух увёл бычка, и вдруг махнул нам рукой:

– Айда в погоню! Может, ещё и успеем…

Мы со всех ног помчались по тропинке к бревенчатому мосту через Пружанку.

По дороге Андрей сообщил Лёньке про деда Авдея, который передал Лобана гадаевскому пастуху.

Бежали мы, как на пожар, не жалея сил, но в пастушеской одежде и обуви нам вскоре стало невмоготу. А до моста было ещё далеко.

Запыхавшись, первым сдался я.

– Не догнать нам… не успеем.

– А если плюнуть на мост? – предложил Андрей. – Напрямик рвануть. Через реку. Вот время и выгадаем.

Мы согласились. Разделись до трусов, спрятали одежду и обувь в прибрежных кустах и, разрывая цепкие заросли водяных лилий и кувшинок, вплавь перебрались на другой берег Пружанки.

Андрей оказался прав. От моста дорога на Гадаево заворачивала вправо, петляла между холмами и перелесками. Мы помчались напрямик, через посевы, узкими межниками и полевыми тропками.

После купания в холодной Пружанке бежалось легко, и мы минут через пятнадцать выбрались на взгорок, через который полевая дорога переваливала на Гадаево. Залегли в кустах и принялись наблюдать. Но дорога была пуста.

– Видно, вперёд ушли, – сказал Андрей. – Опять догонять надо…

– Слышь, Андрей, – шепнул я. – А почему провожать бычка Авдей Митьку послал? Может, он заодно с дедом? Опять они ловчат да мухлюют…

– Да нет, не должно, – не очень уверенно ответил Андрей. – Митька, он вроде раскусил деда… другим становится.

– Ну что ж, побежали дальше, – привстав, сказал Лёнька и вдруг вскрикнул: – Смотрите, они!

В низине, из-за поворота с дороги, показалась нужная нам троица: пастух из Гадаева, бычок и Митька – и стала подниматься на взгорок.

Бычок по-прежнему упрямился, еле переставлял ноги, и пастух, туго натягивая верёвку, почти волочил его за собой. Он то и дело оглядывался и что-то говорил Митьке, видно, требовал как следует всыпать строптивому телёнку. Но Митька с безучастным видом шагал позади бычка и даже не взмахивал хворостиной.

– Наш Лобан! Наш! – узнал наконец Лёнька и уже готов был броситься к нему навстречу, но Андрей схватил его за руку:

– Подожди! Посмотрим, что будет…

Троица подходила к нам всё ближе и ближе.

Разопревший и вконец обессиленный гадаевский пастух вновь обернулся к Митьке, и мы услышали его хриплый, раздраженный окрик:

– Да стегай ты его, прорву. Подгоняй, пори почём зря!

– Не буду пороть! – буркнул Митька.

– Это как не будешь? – Пастух даже остановился. – Тебе Авдей что наказал? Куда бычка гнать?

– Сказал, не погоню – и не погоню. Это не ваш бычок, не гадаевский…

– Опять двадцать пять, – осклабился пастух. – И глуп же ты как пробка. А мне ещё Авдей расхваливал тебя: надежный, мол, оборотистый, всё смекаешь.

– Вот я и смекаю…

– Ну ладно, – примирительно сказал пастух. – Тяни бычка, а я подгонять буду. – Он сунул Митьке в руки конец верёвки и отобрал у него хворостину.

И тут произошло неожиданное. Не успел пастух хлестнуть телёнка, как Митька, выпустив из рук верёвку, шлёпнул его по спине, лихо свистнул и подтолкнул вперёд. Почуяв свободу, бычок взбрыкнул и помчался по дороге. А навстречу ему с ликующим криком выбежал Лёнька.

– Лобан, Лобанчик! Ко мне, Лобан! Ко мне!

Вздрогнув, бычок замедлил шаг и протяжно замычал. Потом подошёл к пастушонку и ткнулся влажными губами в его протянутые ладони.

– Дурашка! Шалопут! Пропал, избегался, – ласково выговаривал ему Лёнька. – Ну, пошли домой, пошли!

– Это что ж такое?! – пришёл наконец в себя опешивший пастух. – Разбой на дороге… Грабёж среди бела дня. – И он бросился ловить ужом извивающийся по дороге конец верёвки. Но тот никак не давался ему в руки – бычок, ошалев от радости, вьюном крутился вокруг Лёньки.

Всё же, изловчившись, пастух ухватил конец верёвки и потянул Лобана к себе.

Мы с Андреем бросились к пастуху и тоже вцепились в веревку.

– Дяденька, это не ваш бычок… Он из владычинского стада. Видали, как к хозяину бросился.

Схватка за верёвку продолжалась недолго. Пастух отшвырнул нас в сторону, но и сам в тот же миг повалился на дорогу. Это Лёнька сумел развязать узел верёвочной петли на шее бычка и теперь вместе с ним улепётывал полевой тропинкой к реке.

Мы с Андреем побежали следом.

Сзади послышался тяжёлый топот сапог, брань, угрозы. Мы оглянулись – гадаевский пастух, пыхтя и отдуваясь, бежал по тропинке. Но где ему было угнаться за нами. Вскоре он выдохся, опустился на траву и повелительно закричал на Митьку:

– Чего столбом встал? Догоняй!

Но тот сделал вид, что не слышит, и, обойдя стороной гадаевского пастуха, выбрался на полевую тропинку и прямиком зашагал к лагерю.

…Разговор с Митькой состоялся в этот же день, когда, проводив Лёньку с бычком на владычинское пастбище, мы вернулись в свой лагерь.

Он сидел у входа в палатку и рылся в своём вещевом мешке. Мы опустились с ним рядом.

– Видал, Авдей-то каков? – вполголоса спросил его Андрей. – Разобрался теперь?

– Ещё бы, – помолчав, ответил Митька. – Я ведь этого «пастуха из Гадаева» сразу узнал. И никакой он не пастух. Шарага, спекулянт. Ворованный скот скупает.

– Что ж теперь на собрании скажешь? Или промолчишь, отсидишься?

– Нет уж… прятаться не стану. Как вы скажете, так и я.

– Давно бы так, – обрадовался Андрей. – Значит, вместе на собрании и действуем. Выступаем все четверо, по очереди. Тут уж Авдею не выкрутиться. Чистый ему мат будет. Вытряхнут его из пастухов.

10

В тот день, когда должно было состояться собрание животноводов, Авдей вёл себя довольно странно. С утра сам выгнал телят из лагеря, до полудня пас их в одиночку, а после обеда объявил нам, что, по всем приметам, сегодня соберётся гроза. А значит, ухо надо держать востро, во все глаза следить за телятами и не дать им, как в прошлый раз, разбежаться по лесу.

– Порядок такой будет, – деловито распорядился он, – я ухожу на собрание, а вы втроём пасёте телят: Андрюха, Петька и Вовка.

– А Митька где? – спросил я.

– Приболел он, брюхом мается. Пришлось его на медпункт отправить.

Я посмотрел на небо, обшарил глазами горизонт.

– Откуда вы знаете, что гроза будет? Ни облачка, ни ветерка.

– Поживёшь с моё – узнаешь. Косточки, они всё чуют… – Покряхтев, Авдей потёр ладонями свои колени. – Значит, так… За старшего назначаю Вовку. От стада чтоб никто никуда. С телят глаз не спускать. И кончики…

– Вот так побывали мы на собрании… – растерянно шепнул я Андрею, когда Авдей ушёл. – Ну и хитёр дед… И гроза, мол, будет, и Митька заболел…

– Ничего, – подмигнул мне Андрей. – Мы тоже не лыком шиты. Митька мне утром всё рассказал. Дед велел ему для отвода глаз больным прикинуться, а сам его на собрание приведёт. Вроде как свидетеля и своего защитника. Ну, Митька ему там покажет, всю правду выложит.

– А если он испугается… смолчит? – заметил я.

– Не должно… Сам видел, какой Митька стал.

Но всё же меня охватили сомнения. Из подпасков на собрании один Митька, а дед хитёр, изворотлив, и ему ничего не стоит во всех бедах обвинить нас, мальчишек.

Задумался и Андрей. Время шло, никакой грозы не предвиделось, телята мирно пощипывали траву, и мы принялись уговаривать Вовку отпустить нас на собрание.

– А что Авдей наказал? Никому никуда. И не выдумывайте – не пущу.

Но тут, на наше счастье, к стаду подбежало трое девчонок. В руках они держали кто хворостину, кто палку с загогулиной, кто длинную гибкую ветку лозы.

– Ребята, – подозвала нас Андрейкина сестрёнка Надя. – Бегите на собрание скорее. Там дед Авдей вас в яму закапывает. Неслухи вы, говорит, неумёхи… несподручно ему с вами телят пасти.

– А Митька что? – нетерпеливо спросил Андрей. – Про потраву хоть рассказал что-нибудь? А про чужих телят из Дубровки?

– Да много о чём говорилось…

Из беглого Надькиного пересказа мы поняли, что, по словам Авдея, потравы посевов допустили мы, подпаски, по своей нерадивости. Но дед строго наказал нас за это и быстро наладил подкормку телят зелёной травой. А чужие телята оказались приблудными и сразу же, по его распоряжению, были изгнаны из стада.

– А про владычинского бычка разговор был? Про пастуха из Гадаева? – допытывался Андрей.

– Да трепыхался Митька, бубнил что-то. А дед его на смех поднял… По всем статьям завалил. Как двоечника, – пожаловалась Надя. – Вот тётя Катя с Зиной и послали за вами – теперь вас на собрании всех допрашивать будут. Бегите скорее, а мы тут телят попасём.

– А сможете?

– Уж как-нибудь… Сейчас телятам травы натаскаем, веток зелёных.

Мы крикнули Вовке, что нас всех срочно вызывают на собрание, передали девчонкам наши кнуты и побежали в деревню.

Но по дороге нас вновь охватили сомнения. Если на собрании не поверили Митьке, так ведь могут не поверить и нам.

– Зря мы тогда чужих телят выгнали, – с сожалением заметил Андрей. – Как теперь докажешь, что Авдей мухлевал да жульничал? Телят и след простыл.

– Зря, – согласился я. – И про владычинского бычка ничего не докажешь. Свидетелей-то нет. Вот если бы Лёньку позвать…

– Лёнька что… тоже пацан вроде нас. Если бы дядя Павел словечко замолвил. – Андрей вдруг придержал нас за плечи и остановился. – Давайте так. Я побегу к владычинскому пастуху. Объясню всё… Он поймёт. А вы айда на собрание. И ждите меня со свидетелем.

– Так далеко же. Не успеешь, – заметил я.

– У дяди Павла мотоцикл есть… Мигом примчимся. – И, помахав нам с Вовкой рукой, Андрей побежал к владычинскому пастбищу.

Около красного уголка фермы собралось полно людей. Доярки, пастухи, скотники, подвозчики кормов сидели на старых ящиках, брёвнах и опрокинутых вверх дном корзинах и вёдрах.

Из раскрытых ворот пустого коровника несло застарелым запахом навоза, под застрехой около гнёзд метались ласточки, за углом, в тени скотного двора, сердито пофыркивал мордастый бык Васька, привязанный на цепь, должно быть, за какие-то провинности.

Подойдя к собранию, мы первым делом выискали глазами деда Авдея и Митьку.

Авдей, возбуждённый, взъерошенный, сидел среди пастухов, смолил одну «беломорину» за другой и беспрестанно лез к соседям с разговорами.

Митька, жалкий, растерянный, прижался к стене коровника и жевал сухую былинку. Встретившись с нами взглядом, он виновато пожал плечами – вот, мол, как всё получилось, выручайте, если можете… Около Митьки сидела расстроенная Зина Лобачёва. Мы встали рядом с ними.

Собрание вела тётя Катя Чашкина. Раскрасневшаяся, она сидела за шатким столиком, покрытым линялым кумачом, и, когда собравшиеся начинали сильно шуметь, строго барабанила пальцами о днище старого подойника.

– Тихо, граждане! Никого не обижу, все выговоритесь. Только по очереди. А сейчас послушаем Сергея Ивановича, пастуха дойного стада…

– Васильевна, – перебила её одна из телятниц, заметив меня и Вовку. – Вот они, наши пастушата… Может, опять о телятах поговорим?

Тётя Катя смерила нас взглядом:

– А где же четвёртый ваш… Сергачёв?

– А он… он за свидетелем побежал, – сказал я.

– Каким таким свидетелем?

– Подождите немного. Он скоро будет.

– Ладно. Повременим, коли так. – Тётя Катя кивнула пастуху: – Давай, Иваныч, доложись собранию.

Пастух принялся рассказывать, как пасутся дойные коровы. Кормов хватало, удои у коров неплохие, заболеваний нет, но сейчас дела пошли хуже. Жара затягивается, травы погорели, усохли, отава не подрастает – нужно искать новое пастбище или подвозить зелёную подкормку.

– Вот-вот, – подал голос Авдей. – А я о чём толковал. Долго же ты раскачиваешься, Сергей Иваныч. Я свой молодняк давно уж подкармливаю.

– Видал? – подтолкнул я Митьку. – Авдей-то наш в передовики лезет.

– Он тут ещё и не такое наговорил… – вздохнул Митька. – И про пастьбу по клеткам, и про навесы от оводов, и про соль-лизунец… Лучшего, мол, пастуха и на свете нет…

Сергей Иваныч продолжал говорить, а мы, навострив уши, чутко прислушивались, не затарахтит ли на дороге, ведущей из Владыкина, мотор мотоцикла.

Но вот прогромыхал по ухабистой шоссейке пустой грузовик, проехала телега, повизгивая немазаными колёсами, захрюкал где-то вспугнутый поросёнок, а мотоцикла всё не было.

«Всё… накрылись мы, – подумал я. – Не нашёл Андрей дядю Павла. И может, тот и не захотел быть свидетелем…»

Неожиданно из красного уголка донёсся глуховатый дребезжащий звонок.

– Тётя Катя, вас! – крикнули из помещения, и чья-то рука протянула ей через распахнутое окно телефонную трубку.

Тётя Катя выпростала из-под платка правое ухо. Слушала она долго, терпеливо кивала головой, говорила: «Надо же», «Скажи на милость», потом, вытерев запотевшую трубку ладонью, вернула её обратно.

– Что там, Васильевна? – полюбопытствовали доярки.

– Председатель накачку давал?

– Иль из района кто?

– Что ж, граждане, – помолчав, заговорила тётя Катя. – И впрямь у наших пастушат свидетель нашёлся. Да не кто-нибудь, а взрослый, уважаемый человек, владычинский пастух Павел Кузьмичёв.

И она сообщила, что действительно Авдей Прошечкин передал гадаевскому спекулянту бычка Лобана. Но только ребята сумели отбить этого бычка и вернули его законным хозяевам. По этому случаю правление Владычинского колхоза объявило благодарность ольховским пастушатам, а против Авдея Прошечкина решило возбудить судебное дело.

– Вот так Прошечкин, пастух со стажем! – раздались насмешливые возгласы.

– Куда ни приткнётся, везде к старому тянется.

– Вот и на телятах успел руки погреть.

Вскочив с брёвен и бестолково размахивая руками, Авдей закричал, что всё это злой наговор, что владычинский пастух сводит с ним старые счёты и настроил против него пастушат.

– Да я сам на него в суд подам… за клевету, за наветы… – погрозил он.

– Суд, конечно, разберётся, своё слово скажет, – перебила его тётя Катя. – Только боюсь, не выкрутиться тебе перед людьми, Авдей. Очень уж ты наследил много, совесть забыл, пастушечье звание опозорил. И на чужих телятах решил нажиться, и потравами занялся, и враньём, и жульничеством. А главное, мальчишек решил за собой сманить. Ты ведь не только посевы в поле губил, ты души ребятам пытался потравить. Всё доброе да хорошее в них вытоптать. Да вот не вышло, не поддались тебе мальчишки. И уходи ты от них подальше, не ломай им жизнь молодую. Нельзя тебя больше ни к ребятам, ни к телятам допускать. Спета твоя песенка, Авдей Прошечкин, отыграл твой рожок!

– А кто ж теперь телят пасти будет? – спросили доярки.

– Где пастуха среди лета найдём?

– Да есть пастухи, есть, – сказала тётя Катя. – Вон они стенку коровника подпирают. Трое их здесь, а сейчас и чётвертый заявится, Андрей Сергачёв. Молодцы наши ребята! Смекалистые, старательные, до всего хорошего переимчивые. Пастьбу ведут по-хозяйски, подкормку телят наладили… А какую они схватку с Авдеем выдержали! Да что там много говорить – ребята правильно жить начинают, смело, по-честному. Вот им стадо и доверим. – И она обратилась к нам: – Что вы на это скажете?

Мы растерянно переглянулись. Как же так? Пасти стадо вчетвером, без взрослого пастуха? Да ещё в отдалённом от колхоза лагере.

– Да согласны они, согласны! – заметив наше замешательство, воскликнула Зина Лобачёва. – Они уже давно к этому готовятся. А трудно будет – мы им всем отрядом поможем. И чтоб колхоз их не забывал… – И она напомнила, в чём нуждаются молодые пастухи.

– Об этом, ребята, не тревожьтесь! – сказала тётя Катя. – Всё, что вы потребовали для лагеря, можете получить хоть сегодня. И ещё к вам вопрос: кто у вас за старшего будет?

Мы с Вовкой назвали Митьку Савкина.

– Вот и порядок! Значит, договорились, – улыбнулась тётя Катя. – Завтра вас, молодые пастухи, на правлении колхоза утвердим. И ни пуха вам, ни пера. Пасите на здоровье! И крепко держитесь за своего соседа, Павла Кузьмичёва. Он вас плохому не обучит.

Утром, едва над зубчатой кромкой дальнего леса заалела заря, мы принялись будить телят.

Пастушьего рожка у нас не было, дед Авдей унёс его с собой, и Андрею пришлось играть побудку на стареньком пионерском горне.

Получилось вроде неплохо. Звонкие, чистые, зовущие звуки серебряной трубы, как струи ливневого дождя, стремительно затопили всю округу, подняли телят на ноги.

– Хорошо горнист играет, выговаривает… выгоняйте вы скотину на широкую долину, – в такт горну забормотал Митька, распахнул дверцу загона, и мы, как обычно, погнали телят на пастбище.

Васька-транзистор

1

В это утро в доме Печкиных творилось что-то несусветное, словно шли сборы к переселению на новое место.

Ящики комода были выдвинуты, зеркальные дверцы славянского шкафа распахнуты настежь, крышка тяжёлого, окованного железом сундука открыта, и оттуда остро несло запахом лежалых вещей и нафталина.

Хозяйничала в избе одна лишь Анка Печкина, девочка лет тринадцати, которой мама, уходя на ферму, наказала собрать дедушке Семёну, уезжающему в колхозный дом отдыха, необходимые вещи.

И девочка старалась вовсю.

Худенькая, большеглазая, с острым, птичьим носиком, она то хлопотливо рылась в сундуке, в шкафу, то шарила в ящиках комода, то выбегала в чулан, где хранилась обувь.

Наконец всё, кажется, было собрано: нижнее бельё, верхние рубахи, фуфайка, выходной костюм из чёрного шевиота, носки, носовые платки, тапочки на войлочной подошве, новые штиблеты с галошами.

Улыбнувшись, Анка добавила к полдюжине носовых платков ещё два своих – маленьких, с конверт величиной, с голубой оборочкой. Она была очень рада, что дедушку Семёна посылают в колхозный дом отдыха, и ей хотелось так собрать его в дорогу, чтобы он ни в чём не нуждался.

В одном из ящиков комода, где хранилось бельё брата Васи, Анка увидела немало всяких соблазнительных вещей: ручные часы с ремешком, компас с красной стрелкой, показывающей на север, бинокль, два перочинных ножика, целую коллекцию ручек-самописок, электрический фонарик.

«Ну и добра у Васьки!» – с завистью подумала девочка.

А ещё поверх белья она заметила клочок бумаги, и на нём Васиной рукой было написано без всяких знаков препинания: «Мама велосипед дядя Стёпа духовое ружьё дедушка транзистор».