Текст книги "Книга магов (антология)"

Автор книги: Алексей Бессонов

Соавторы: Далия Трускиновская,Федор Чешко,Марина Наумова,Марина Дяченко,Владимир Пузий,Генри Олди,Владимир Васильев,Андрей Печенежский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

«Дарю эту свою боль, дарю без сожаления!»

Кажется, он произнес это вслух: люди-просители обернулись в его сторону, но ничего не сказали.

Темнота вокруг становилась все гуще. Пока Заложник боролся с болью, прислушиваясь ко всем ее пульсациям и затуханиям, ночь вступила в свои права. Похолодало. Замелькали огни пригородных постов, сменились желтыми прямоугольниками окон. Затем и город остался позади.

К утру выбрались в руины – каменную пародию на лес. Прикопали лодку щебнем в ближайшем подвале и пошли дальше.

После инцидента с патрулем Гихор старался держаться от Заложника на почтительном расстоянии, хотя и бросал на него жадные от любопытства взгляды. Слышать о магии и видеть ее действие воочию – не одно и то же.

Сторонился Лишенного Имени и тапранон, но по другой причине – ему было стыдно за недоверие.

Постепенно руины измельчились до отдельных кладок, затем и вовсе закончились, запестрел обломками камней пустырь, сменился тощей пашней и вывел к поселку.

Издали завидев гостей, из хибарок повысыпали люди, будто ожил потревоженный муравейник: все засуетились, затолкались, выбирая между любопытством и боязнью попасться Заложнику на глаза. У многих страх победил. Когда молчаливая четверка подошла ближе к селению, часть толпы втянулась обратно в дома, зато другая, немногочисленная, группа, выдвинулась вперед и поползла навстречу.

– Вернулись! – почти радостно распростер навстречу руки подвижный старичок с регалиями старейшины. – Здравствуйте! Приветствую вас! – Последняя реплика была адресована Заложнику и его спутнику. – А кто остался? Ах, да…

Он говорил еще долго, не давая никому вставить ни слова, такова была его манера. Тем временем Заложник незаметно изучал собравшихся.

Бедность одежды, отсутствие обуви и почти болезненная худоба большинства жителей общины не удивляли его: не от хорошей жизни обращаются люди в Храм. Хибарки, строительный материал которых, судя по всему, был набран в старых руинах, произвели двойственное впечатление: Лишенный Имени уже забыл, в каких домах обитают обычные люди, и теперь вспоминал тот, который звал некогда родным. Маленький домик, в котором было тесно, но тепло. Эти были крупней, но в то же время выглядели более жалкими. Что может быть странней шалаша из блочных плит?

– Меня зовут Норкрион, – обращаясь к нему, представился старейшина. – Это – Рианальт, хозяин дома, в котором вы расположитесь до… до… Ну, понятно! А это – Тейчан, которая возьмет на себя роль хозяйки…

Рианальт даже Заложнику показался каким-то чудаковатым. Замызганный, невысокий и длиннолицый, худой, немного сутулый, с длинными патлами светлых прямых волос, забывших о расческе, с шальным, блуждающим, но вместе с тем неглупым взглядом. Что-то в манере Норкриона говорило о том, что он больше привык держаться особняком и неуютно чувствовал себя среди людей. Черты девушки были почти красивыми, разве что несколько тяжеловатыми, ее портило напряженное выражение лица. На первый взгляд она показалась Заложнику совсем юной, но взглянув на нее второй раз, Лишенный Имени понял, что впечатление обманчиво. Скорбная морщинка у глаз и притаившаяся в их черноте усталость выдавали, что Тейчан успела столкнуться в жизни с горем.

– Кроме того, к вашим услугам всегда будут… хм… ваши спутники. Их, надо полагать, представлять не стоит?

– Стоит. Мы не беседовали в пути, – неожиданно для самого себя произнес Заложник.

– Да? – на миг на сухощавом бронзово-смуглом лице Норкриона углубились морщинки. – Хорошо. Это Тапранон, воин и учитель воинов, а это – Рангихор… Пойдемте сразу в дом: не стоит слишком волновать общину.

Заложник кивнул. Он был обязан знать, что его появление вызовет больше суеверного страха, чем благодарности.

– Да, кстати, а как зовут вас и вашего спутника? – поинтересовался старейшина.

– У меня нет имени. Такова традиция – я оставил его в прежней жизни. Если вас это смущает, вы можете называть меня именем человека, ушедшего вместо меня в Храм. Разумеется, если ваши обычаи тому не противоречат.

– Лучше сокращенным вариантом. Линго, – неожиданно предложил Рианальт. – Имя то же самое, но – не то. Не он.

– Пусть так, – с виду равнодушно согласился Заложник.

Какой пустяк – имя. Но его наличие уравнивает с обычными людьми. «Попробуй последний глоточек…»

– А вашего спутника?

– Его не существует, – сообщил уже на ходу Линго.

Теперь его звали так.

– А…

– Но ему нужна будет отдельная комната. Лучше – сарай.

(«Это – жрец», – шепнул старейшине Гихор. «Это – палач», – тихо сообщил Тапранон.)

– Надо – значит, найдется, – пожал плечами Рианальт, хозяин дома, и с трудом сдержался, чтобы не спросить – зачем.

«С именем приходит «Я», – тихо сказал дощатому потолку Линго.

Норкрион сообщил ему суть поручения, едва только они вошли в стоявший чуть на отшибе дом с голубятней (настоящий, как ни странно; его внешние стены, как и требовалось, были сложены из кирпичей, а внутренние – оббиты аккуратно отшлифованными досками), но Заложника больше донимали сейчас мысли, касающиеся его самого.

Поручение состояло в том, чтобы убить Правителя.

Линго хотелось получить хоть каплю удовольствия от последнего глотка существования. Пусть даже жертва из-за этого покажется тяжелей. Каплю, не больше. Несколько минут ничего не значат. Несколько минут из нескольких оставшихся часов или пары дней значат очень много.

– А вы уверены, что жаждете именно этого? – спросил он. Они были уверены. На все сто.

Отдых после дороги продлился меньше двух часов.

– Жизнь одного человека – песчинка в пустыне мироздания.

– Сумасшедший мерзавец при власти – не песчинка!

Линго не должен был устраивать дискуссию по поводу поручения, но имел право на это.

– Тихо. Гихор! – В комнате присутствовали все пятеро, чьи имена Линго знал. На подростка шикнул Норкрион. – Линго, простите его несдержанность…

– Мне все равно.

С чердака доносилось металлическое позвякивание – палач обживался.

– И он, по сути, прав. – Глаза старейшины тоскливо блестели. – Когда-то Правитель Пермангир, которого мы так хотим уничтожить любой ценой, был просто жесток. Жесток, подл, но нормален. Человек в здравом уме все же позволил бы выживать другим. Во всяком случае, поначалу он знал, чего хотел. Мы и тогда его ненавидели за нереальную плату, которую его чиновники драли за любой необходимый предмет, за запрет иметь ткацкие станки, из-за которого нам приходится отдавать половину урожая, за увод людей на принудительную службу в Городах, но все же он знал меру, и даже худшее можно было понять. Не было убийств для развлечения, Территория охранялась от внешних врагов…

– Сейчас – нет?

– Эх! И да, и нет. Внешне все на месте, но когда неизвестно, кто хуже – свои или чужие, о какой нормальной защите может идти речь? Солдат забивают насмерть за малейшую провинность, взамен их вербовщики уводят почти всю молодежь. – Норкрион хлопнул Гихора по плечу. – Вот таких, как он… Только патрули кормятся нормально. Но туда отбирают особых. Людоедов, получающих наслаждение от кровавой работы.

– Так было. Так будет. – К равнодушию тона Линго примешивалась скука.

Поручение и впрямь казалось ему банальным до тоски.

По сути.

Заложникам не дано право выбирать. Но – обидно умереть вот так.

– Природа человека – единственное, что нельзя изменить чудом…

– Да он просто струсил! – вдруг сорвалась с места девушка. – Он… Он ищет отговорки!

– Тише, Тейчан! Простите ее, пожалуйста…

– Нельзя изменить чудом, но человек при желании может сделать это с собой сам, – словно не слыша ее, продолжил фразу Линго. – А от своего долга я отказаться не могу. Я и есть – долг. Если я откажусь от поручения, меня ждет нечто худшее, чем смерть, – НЕСУЩЕСТВОВАНИЕ. Я просто хочу убедиться в том, правильно ли вы ставите вопрос.

– Вы что, думаете, что наше решение было опрометчивым? – надулся Тапранон.

Девушка отошла к окну. Плечи ее неспокойно вздымались. Она не отстранилась в тень, тень словно сама скрыла ее, позволяя привести чувства в порядок. Ночь – уже третья, проведенная Линго за пределами Храма, – синеватым отсветом гасила вспыхнувший на щеках Тейчан румянец возмущения.

Разговор явно был не последним.

– У нее есть свои причины злиться, – заметил Рианальт.

– И потому я хочу быть уверен, что именно смерть Правителя является единственным выходом. Что она и является целью, а не средством достижения чего-то другого. Без этого сложно установить, каким должен быть Дар. Смерть того человека, как таковая, – или нормальная жизнь вашей общины.

– Без первого второе немыслимо – мы просчитали все варианты…

– …Тейчан осталась одинокой, и…

– …Убить одного человека проще, чем устроить большой переворот, на последнее для жертвоприношения может не хватить нас всех, как нам не сделать этого без магии…

– …Да эта сволочь другого не заслуживает!

Почему-то Линго казалось, что они говорят все сразу, и каждый – о своем. В его восприятии голоса всех собравшихся и мрачное молчание девушки сливались в единый комок. Даже не клубок – они были похожи на рваные нитки. И выделялись слова о Тейчан, выпадали из него, но даже за ними сквозило то, что придавало ниткам-чувствам-мыслям общий цвет, – ненависть.

За ярким пятном легко теряется богатство прочих полутонов.

– Десять заповедей возникли еще во времена Первой цивилизации. – Линго продолжал говорить, хотя сильно подозревал, что сейчас его просто не услышат. – Все нарушающее их только усугубляет общую тьму. Переставляя зло с места на место, мы не можем превратить его в добро.

– Даже если цель убийства – спасти другие жизни?! Много жизней?

Рианальт услышал. Кажется. Неизвестно насколько. Но что это давало сейчас?

– У Мироздания есть цели более высокие, чем цели человека. Мы призваны выполнять поручения людей и в первую очередь по мере сил стараемся достичь именно их. Сохранять равновесие – мало, надо стремиться его упрочить. Но это дано живущим – не нам. Поняв свое настоящее желание, вы могли бы этому помочь.

Почему-то Линго показалось, что он ведет этот спор уже не в первый раз. Может, когда-то давно кто-то в точности так же пытался убеждать его самого? Вспомнить бы – удалось ли это или новые взгляды возникли позже, в Храме…

– Мы знаем, чего хотим, Заложник! – обращение Норкриона (подчеркнуто не по временному имени) прозвучало не просто жестко – жестоко.

– Согласен. Я должен был высказаться проще, – покорно склонил голову Линго. – Тем, что живущие люди обычно именуют своими целями, убеждениями и идеями, можно оправдать вообще все, потому оправдания и недействительны перед высшими силами. Намерения и пути изменчивы, истинная цель – одна. Потому и желания, противоречащие Заповедям, требуют гораздо большей платы…

– Вы говорите о Широком Круге? – почти перебил его осененный страшной догадкой Норкрион.

Линго кивнул, и в наступившей тишине стало слышно треск фитиля свечи.

Одно дело знать теоретически, что Заложник может потребовать у всех обратившихся в Храм разделить его жертву. Другое – услышать приговор от него самого. Слишком редко Широкий Круг объявляли на практике.

Громко звякнуло что-то наверху. Еще громче лязгнуло самодельное ожерелье Тейчан – молодая женщина с отвращением сдернула украшение и ожесточенно швырнула его, не глядя, в угол, словно в нем таилось проклятие, и она развернулась лицом ко всем остальным.

– Широкий Круг… – глухим эхом повторил Тапранон.

Перед его глазами почему-то возник валяющийся на дне лодки мизинец.

– Широкий Круг, – словно прощупывая языком страшные слова, шевельнул губами Норкрион. – …Такова цена?

– При этом поручении – да, – подтвердил Линго.

Если бы он не отучился ругаться, он бы сейчас выругался. Неужели они в самом деле не понимали до конца, на что идут? Их реакция удивила его. Но еще сильней – собственная: Линго их было почти жаль.

– Может, хватит разговоров на сегодня?

Его предложение восприняли как приказ.

«Но ведь я же хотел сказать не это!»

Он в самом деле просто не успел сказать всего, что хотел. Объяснив цену убийства Правителя, Линго собирался остановиться на том, что благо общины, вероятно, потребует гораздо меньшей жертвы. Проблема, единственным средством избавления от которой эти люди считали если не убийство, то переворот, могла иметь и какое-либо третье решение, просто не пришедшее им на ум.

Теперь Линго надеялся, что Широкий Круг напугает их достаточно сильно, чтобы они сами захотели выслушать другие варианты. Но пока новость была слишком ярка, стоило дать им время ее переварить и лишь потом продолжить объяснение.

И так ведь все просто: сознают люди это или нет – все они в некотором смысле заложники Мироздания.

Призванный Заложник– только инструмент, не более…

Ему удалось поспать около часа.

– Вы спите, Линго?…Спите? – тихо позвал его вернувшийся с улицы Норкрион.

Линго узнал старейшину по голосу, не открывая глаз, и, ни слова не говоря, сел в кровати.

– Я слушаю.

– Можно спросить?

– Спрашивайте.

Старичишка огляделся по сторонам, видно, проверяя, не подслушивает ли кто, а потом, довольно живо для его возраста, пересек комнату и пододвинул табурет к кровати.: Глаза его неспокойно зыркали (не так, как у Рианальта), а в целом взгляд казался каким-то виноватым.

– Я это… – потупился он, поняв, что Линго разглядывает его, – Послал людей…

– Вы о чем? – С легкой грустью Заложник осознал, что ему снова вряд ли дадут шанс растолковать свою мысль: Норкри-она сейчас заботило (и крайне сильно) нечто совсем иное.

– Это не недоверие к Храму, Боже упаси! – сбивчиво и быстро-быстро зашептал старейшина. – Я не мог быть уверен на сто процентов, что к нему удастся добраться, вот и решил… Они в столице – мои люди. И не только из нашей общины – всюду одна и та же беда… Тапранон бы расстроился, узнав об этом, а вам необходимо быть в курсе… я так понимаю. Скажите – это ведь почти одно и то же поручение: уничтожить Пермангира или прикрыть тех, кто сделает это своими руками?

– Не очень «почти». – Линго не смог скрыть свое оживление. – Защита – не убийство.

– Но вы… можете? – с надеждой заглянул ему в глаза Нор-крион. – Вы можете сделать так, чтобы они смогли добраться до него незамеченными?

«Да!» – хотел сказать Линго, чувствуя, что с его души снимается неприятный груз, но удержался. Он не мог сейчас утверждать это наверняка и не имел права вводить в заблуждение просителей.

– Возможно, – произнес он вслух.

– У вас в самом деле есть на это право? – нетерпеливо и радостно переспросил Норкрион.

– Да.

– И для этого не нужен Широкий Круг?

– Не нужен. – Линго даже слегка улыбнулся. Жаль, конечно, что его пребывание здесь оказалось таким коротким, но все же этот вариант – лучше. Несравнимо.

– Сделайте это! – жадно схватил его за рукав старейшина. —.. Что для этого надо?

– Погодите…

Линго положил на колени перевязанную руку и уставился на камень в перстне. Жертва «замены» была самой простой. Жизнь за жизнь, плюс поправка на усиление… Минус: предполагаемые обстоятельства возможной гибели тех, от кого надо отвести беду. Если им было суждено не погибнуть на месте, а попасться в лапы патруля, откупиться легкой смертью не удастся. Только разве это имеет значение? В любом случае надо перебрать в уме ограниченное количество вариантов, а когда будет назван правильный, камень даст знак.

Под блестящими гранями не вспыхнуло ни искорки.

– Ну? – нетерпеливо вытянул вперед шею старейшина.

– Он должен засветиться, – указал на камень Линго.

Трех, четырех, пяти вариантов не хватило. И десяти. И больше.

Камень молчал, хотя теоретически должен был уже дать ответ.

После напряженного получасового молчания Линго устало покачал головой.

– Когда они ушли?

– Сразу после Тапранона. Вечером.

– Около четырех дней назад… – задумчиво подытожил Заложник.

– Пяти, – уточнил старейшина. – Так как, вы можете? Похоже, он уже догадывался об ответе, в нотки надежды вкрался привкус отчаяния.

– Боюсь, что нет, – сказал Линго, продолжая глядеть на камень уже просто так. Обрубок мизинца под повязкой почему-то зачесался и заныл. – Подозреваю, что с этим мы опоздали.

– Нет!!! – скривилось лицо старичка. – Простите… Да что же… Он раздосадованно махнул рукой и выбежал из комнаты.

Останавливать его Линго не стал.

– Я буду молиться за них, – только и сказал он закрывшейся двери.

– Да вот, и мне тоже показалось, что он просто не хочет… – увидев появившегося на пороге Линго, Тапранон резко смолк, а Тейчан, слушавшая его, вздрогнула и уронила на землю ведро. Пустое.

Линго вяло улыбнулся. Его лицо снова скрывал капюшон, и возникшего под ним выражения видеть они не могли. Наивные люди… Его желание не играло никакой роди.

– Доброе утро!

Утро еще только начиналось, от большинства хибар и домиков так и веяло дремотой. Возможно, только они трое не спали в такую рань.

Удивительное время суток – утро. Словно вокруг нет ни запустения, ни нищеты: взгляд притягивает роса на примятой траве и не позволяет оторвать взгляд, а отражения в ней слишком мелки. И Тейчан в бесформенном платье-балахоне, и Тапра-нон без плаща, в какой-то дерюге, выглядят частью утреннего пейзажа, будто не жжет их изнутри огненная злость и не о желании убить говорили они только что между собой. Утро…

Линго не стал им мешать: прошел мимо и сел на скамейку, выпиленную из огромного пня. Между домами открывался вид на холмы и пашню.

«А не совершаешь ли и ты подобную же ошибку? – привычно спросил он себя. – Яркие пятна коварны, а все эти люди – очень разные. Они могут не услышать, когда в толпе мешают друг другу, но, скорей всего, смогут поодиночке, если ты сумеешь подобрать нужные слова…»

Их можно было подобрать: хватило бы времени.

Даже сидя спиной к обитателям общины, Линго вдруг почувствовал, что Тапранон куда-то ушел, зато Тейчан смотрит сейчас прямо на него. Очень внимательно смотрит.

…Еще вчера ей показалось, что она узнала этот голос, но волнение не позволило вслушаться в него и убедиться наверняка. А потом помешали его слова, слишком похожие на оболочку трусости.

Бред! Заложники не умеют бояться. Говорят, их специально этому учат. Или, может, им не повезло и Линго – какой-то не такой?

Тейчан очень хотелось увидеть его лицо.

Неподвижная фигура…Он или не он? А еще говорят, что в Храме человек забывает все. Значит, даже если…

Зря Норкрион запретил ей пойти к Храму. Тейчан слышала от стариков, что тот не раз выбирал в залог красоту. Хотя там догадались бы, что ни собственная красота, ни сама жизнь Тейчан давно не нужны. Сгорело. Да и грязи теперь на них…

Сейчас есть вероятность, что и она войдет в Широкий Круг. Отлично. Вот только неприятное подозрение тихо грызет изнутри: случайно ли Норкрион приставил ее хозяйкой дома к Заложнику, как не раз отдавал болтливым чиновникам из Города за обрывки информации? Не были ли ее внешность, ее тело тайным ненавязчивым подарком этому человеку?

…А мог ли он быть тем, другим?

Тейчан подобрала ведро и зажмурилась, вспоминая увиденный уже однажды обряд. Тогда был нужен колодец со здоровой, чистой водой. Жертва за него считалась малой, но все равно немногие отважились увидеть своими глазами, как в горло Заложника входит жертвенный нож. Она глядела, думая об другом человеке, ушедшем в Храм: Тейчан считала себя обязанной представить себе его дальнейшую судьбу. Ужаснуться до глубины души, до обмирания, но – узнать. Тогда ее еще поразило, что, несмотря на всю кошмарность сцены, в смерти Заложника, временное имя которого совпало с именем того, кого она любила, ощущалось что-то светлое и почти прекрасное. Казалось, он радовался тому, что его ждет.

Этот – не радовался.

У него было другое имя, но похожий голос. Тейчан очень хотелось увидеть его лицо… Им вроде не запрещено его показывать. Они сами не хотят.

Повинуясь внезапному порыву, Тейчан снова опустила ведро на траву, легкой неслышной походкой подошла к белой фигуре и воровато протянула руку вперед…

– Зачем? – В вопросе Линго не прозвучало ни обиды, ни удивления.

– Простите! – отпрянула женщина.

На нее смотрел незнакомый человек: дочерна смуглый, с чертами явно другого племени; лишь в лучистом печальном взгляде почудилось что-то знакомое.

– Вы могли просто попросить, – внимательно посмотрел на нее Линго.

– Я обозналась… Простите, но ваш голос… Я не хотела!.. Вот и повод начать с ней разговор. Но лучше – не сейчас.

Когда знаешь причины, проще подобрать слова. Слова-ключи. Ключи, которые лучше не брать в руки, не зная заранее, что таится за дверью, которую хочется отпереть.

«У нее красивая спина…»

– Это произошло вчера. – Норкрион снова сидел в его (его?) комнате. – Вы были правы.

Он постарел за ночь. Вряд ли только из-за одной этой потери.

– И все-таки постарайтесь задуматься – может, существует еще один путь?

– Да все уже давно перебрано! Чего уж!!! – безнадежно покачал головой старейшина. – Лучше скажите… а сколько надо людей в Широкий Круг?

– Пока не знаю. В некотором роде все принимавшие решение обратиться с просьбой к Храму уже входят в него.

– И все должны умереть?

– Вы боитесь?

Линго догадывался, что это не так, но хотел услышать это от самого Норкриона.

Старейшина не боялся. Власти давно уже вынесли ему смертный приговор, в котором, правда, стояло другое имя. И даже не один. Мало кто знал, что несколько давно разыскиваемых и словно в воду канувших государственных преступников на самом деле являлись одним и тем же человеком. Хотя большинство жителей селения вполне разделяло его убеждения, из всей общины лишь Корлингорас, ныне ушедший в Храм, и Тейчан, не раз выполнявшая деликатные поручения, знали, что те «особо опасные» и мирный старейшина – одно и то же лицо. Молчать было безопасней.

Еще знал об этом незаконный сын Норкриона. Тот, который попался вчера в Городе.

Государственного преступника, отличившегося совсем недавно, патруль искал поочередно то в мертвых землях, то в Дальнем загородье, то в Диком краю, то на Великой пустоши. Так определяли в Центральном Городе его местообитание, и это позволяло Норкриону нагло жить в дне пешей ходьбы от столицы и занимать выборный пост.

Селение числилось ни плохим, ни хорошим, в меру лояльным (Норкрион умел вовремя обезвреживать потенциальных предателей), в целом весьма неприметным. Вся община по мере сил старалась поддерживать свою неинтересность. Даже те, кто отмежевывался от каких-либо общих политических дел.

Порой здесь ночевали нелегалы. В доме чудака Рианальта. Он умел быть очень незаметным хозяином и никогда не надоедал гостям, так что те, отдохнув и переодевшись, отправлялись в путь, часто не зная даже названия места, в котором ночевали.

Тихий сложился здесь омуток. Как раз из тех, в которых может водиться что угодно… вроде таких старейшин.

«Вы боитесь?»

– Да что – я… – после долгой паузы наконец поморщился Норкрион. – Мне-то что так, что этак жить не слишком долго. Я о других думаю. Гихора общий сход назвал, я был против… Пацан он еще…Да, а люди, которые выбирали посланников, тоже участвуют?

– Возможно.

– А конкретнее нельзя?

– Обязательно умереть должен только я. При подобном поручении. Уж такова ваша просьба… – Линго так и не надел капюшон, сброшенный рукой тейчан, что позволяло старейшине видеть его густые сдвинутые брови. – Во второй очереди, если это потребуется, – те, кто приходил в Храм. В третью – те, кто тем или иным образом участвует сейчас в подготовке к Дару. Остальные…

Он не закончил, просто неопределенно махнул рукой.

Его ответ Норкриону явно не нравился.

– Непонятно это все…

– Непонятно, – согласился Линго, – и неприятно. Поверьте, я это понимаю. Потому и спрашивал вас: действительно ли вы видите только один выход? Как знать, может, прося неконкретной защиты для всех, вы добьетесь того же самого и ваш Правитель умрет. Но не по вашей непосредственной воле, значит – без вашей вины.

Сложно иногда угадать правильные слова. Одно попадет не на место, и – конец пониманию…

– Это мы-то виноваты? – взвился старейшина. – Мы? Которые всего лишь хотят спокойно выращивать свой хлеб, ткать, делать посуду и прочее, необходимое для жизни?

– Вы не поняли!

– А чего еще надо?! Такие ребята вчера!.. Где вам это понять! И ведь не выдадут они нас, хоть что – не выдадут; а как подумаю о них – так в сто раз лучше умереть, чем знать… А вы говорите… Эх!!!

Если человек словоохотлив, из этого вовсе не следует, что он может изъясняться внятно. Гримасы Норкриона, впрочем, довольно ясно дополняли пропущенные слова.

– Я ведь и ищу возможности этого избежать! – повысил голос Линго.

– Мы ведь и требуем, чтобы на этом была поставлена наконец точка! – перешел на крик Норкрион. – Широкий Круг? Будет вам Круг! Только давайте быстрее, а то – сколько можно! Хватит уже!!! Такие ребята сейчас…

Резким рывком Линго поднялся и почти выбежал в другую комнату, где тотчас поднес к глазам перстень. «Таких ребят» послали сразу после того, как другая группа отправилась в Храм, то есть когда уже завязался новый узел судьбы – это давало шанс.

Некоторое время Норкрион недоуменно ждал продолжения. Он не привык, чтобы его собеседники вот так срывались с места. Посидев немного, он встал и выглянул в соседнюю комнату. Та была пуста, но с грубо сколоченной лавки тряпкой свисал опустевший плащ.

Зачем-то на цыпочках, Норкрион пересек комнату, заглянул в спальню Рианальта (тоже пустую) и услышал какой-то неясный, идущий сверху звук. Нашарив взглядом лестницу на чердак, он неслышно поднялся и осторожно потрогал ручку двери, за которой что-то происходило. Дверь не сдвинулась ни на миллиметр, но тренированный чуткий слух беглеца со стажем позволил старейшине различить доносящиеся оттуда звуки.

Различить, узнать и поежиться.

К вечеру подоспела голубиная почта. Уставшая от быстрого лета птица бессильно свалилась возле клетки. Рианальт подхватил голубку своими широкими ладонями-лопатами, выдернул заткнутую в трубочку записку и, пока Норкрион читал, долго и нежно очищал от насевшей пыли кирпичного цвета перышки.

– Ну?

– Он это сделал! Не с Правителем, нет, но… Из Города пишут, что произошло чудо: наши братья загадочно исчезли из тюрьмы!!!

В наступившей за всплеском ликования полной тишине зашелестели крылья: это сорвалась с хозяйской задрожавшей ручищи и опустилась на кормушку красно-рыжая вестница.

Тейчан пришла вечером – принесла кувшин молока (в селении было всего две коровы). Черные миндалевидные глаза Линго блеснули ей навстречу, но тускло – белки покрыла красная сетка лопнувших сосудов. Почему-то он лежал не на кровати, на лавке. Молодая женщина, стараясь двигаться как можно осторожней, подошла и наклонилась над ним, но кувшин все равно колыхался в ее руках, и молоко стекало белыми ручейками. Взгляд Тейчан прятала: ей уже рассказали все.

– Вот, пейте.

– Нельзя… – Заложнику еле хватало сил, чтобы говорить.

– Молока? Но ведь оно восстанавливает силы. А хотите, я приготовлю бульон? Настоящий.

– Нельзя… Это… входит в жертву…

– Но ведь они уже свободны?

– Все равно… Пока – нет.

Сделав усилие над собой, Линго постарался сосредоточиться: он собирался что-то сказать Тейчан… то есть не что-то, он хотел поговорить с ней откровенно, попробовать достучаться до ее души.

– Спасибо, – слабым выдохом прозвучал ее голос.

Возможно, она подумала, что Линго не услышит ее слов, и сказала это скорей для себя.

– Это тебе – спасибо…

Улыбнуться у Линго не получилось. Даже четко воспринимать очертания комнаты ему сейчас было нелегко.

Тейчан дернулась всем телом. Незаслуженная, по ее мнению, благодарность обожгла ее как пощечина («Он ведь слышал утром наш разговор!!!»).

– За что?!

– Просто… Ты добрая. Я вижу, – чтобы тратить меньше сил, он закрыл глаза. – Ты можешь об этом… вспомнить?

– О чем вы? – смущение и растерянность разом слетели с ее лица.

– Такие, как ты, созданы для любви… – Он не видел выражения ее лица.

Губы Тейчан сжались плотней.

– …Чтобы радоваться жизни… Потери бывают большими, очень большими, но человек по-настоящему силен не тогда, когда живет прошлым, а когда находит возможность его преодолеть.

Громко хлюпнув, порядочная порция молока выплеснулась на пол. Прислушиваться Линго тоже было сложно: необходимость говорить забирала силы без остатка.

– …То, о чем я догадываюсь… Правда, мне тебя жалко. Но подумай, представь на миг… Кто-то совершает зло, зло – ранит, и раненый от боли причиняет зло кому-то третьему, тот – четвертому… без конца. Кто-то должен поставить точку… Ты добрая…

И перед закрытыми глазами может сгущаться пелена.

Не вовремя.

Когда она рассеялась, комната была уже залита лунным светом, настолько ярким, что можно было не тратить зря свечи или керосин. Лицо Норкриона (Тейчан ушла, давно ушла) казалось бледным, но это было не так: цвет изменила Луна. Несмотря на это, Линго заметил, с какой тревогой старейшина вглядывался в его лицо и как расслабился, заметив, что он открыл глаза.

Попросить, чтобы старик не благодарил, Заложник не успел, но «спасибо» Норкриона прозвучало слишком коротко и быстро, чтобы его можно было остановить, а сразу за ним последовал вопрос – нетерпеливый, подозрительный и требовательный, явно мучивший старейшину слишком долго:

– А то, что вы сделали, точно не помешает главному?

Вот на этот раз Линго усмехнуться удалось.

– Иначе я бы этого не сделал.

– Спасибо еще раз, – осветившая лицо Норкриона радость из-за лунных теней оказалась похожей на карикатурную, хищ-новатую гримасу. – Я не буду мешать, отдыхайте… Вам нужно что-нибудь?

– Нет.

Можно и отдохнуть. Нужно.

– Мы все готовы к Широкому Кругу. Правда! – тоном, какой используют, желая сообщить радостную новость, заявил на прощание Норкрион.

А теперь – спать…

Сон вернул силы: стиснув зубы, Линго сумел подняться и самостоятельно доковылять до уже знакомой скамейки, сделанной из пня. Утро было почти таким же, как и предыдущее, с мягкими красками и росой, но радости у Заложника почему-то не вызывало. Значит, дело было не в росе и не в утре – в нем самом.

Ночью Линго долго снилось женское лицо, пробуждавшее сквозь забытье двойственное чувство: оно одновременно казалось и до ноющей боли прекрасным, и в то же время самым что ни есть непримечательным, словно на него смотрели и оценивали два разных человека, каждый – со своей колокольни. Знакомое и незнакомое. Он не смог вспомнить – чье.

– …Вы слышите меня? Простите, если мешаю. Молю, выслушайте!..

Женский голос не принадлежал Тейчан. В паре шагов от Линго робко переминалась с ноги на ногу незнакомка, прижимавшая к груди какой-то сверток.

– Да?

Она боялась, но в вытаращенных от страха глазах застыла и отчаянная решимость.

– Вы… вы можете сделать чудо? Я приду в Храм, сама доберусь, чем угодно клянусь! Только помогите сейчас, а то я могу не успеть… Молю: помогите!