Текст книги "Книга магов (антология)"

Автор книги: Алексей Бессонов

Соавторы: Далия Трускиновская,Федор Чешко,Марина Наумова,Марина Дяченко,Владимир Пузий,Генри Олди,Владимир Васильев,Андрей Печенежский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Готарк Насу-Эльгад поклонился и собрался уже было покинуть Короля. У самых дверей его остановил голос правителя:

– Только не пытайтесь подтасовывать факты, Глава. Я хочу, чтобы этот человек научил Эллильсара всему, что знает сам. Просто следите за ним, пресекая возможные… м-м… ошибки. И готовьтесь к тому, что когда-нибудь вам все-таки придется убрать этого… господина Моррела.

«Возможно, ваше мнение об этом человеке изменится раньше, чем вы ожидаете… мой Король», – устало подумал Готарк

Насу-Эльгад. Когда живешь на свете долго, поневоле начинаешь уставать от глупости окружающих.

Он покинул правителя и по лестнице направился вниз, во двор, к пристройке Гомбрегота.

Как выяснилось, гости уже позавтракали, и теперь господин Моррел переписывался на какие-то ученые темы с книгочеем, а Тальриб отправился к конюшням, чтобы проверить, хорошо ли устроены их кони.

– Прошу прощения, что прерываю ваш ученый диспут, господа, – произнес Готарк Насу-Эльгад, бросая мимолетный взгляд на пергамент со словами Моррела (нет, ничего крамольного, какие-то рассуждения о логике Толзона). – Вам, видимо, следует отправиться в отведенные для вас комнаты.

«Думаю, с этим справится Тальриб. Он вот-вот должен вернуться. Если можно, просто объясните мне, где они расположены. Я же хотел бы начать занятия с принцем. Где он?» – Моррел подал ему бумажку.

– Принц? – переспросил Глава Матери-Очистительницы. – Наверное, завтракает.

– Ошибаетесь, – сухо сказал Эллильсар, появляясь в дверном проеме. – Я уже позавтракал и пришел заниматься. Надеюсь, сударь, не помешаю?

– Ну что вы, принц! – вскинул руки Готарк Насу-Эльгад. – Разумеется, нет! Занимайтесь на здоровье; а я, с вашего позволения, отправлюсь дальше, у меня ведь много дел. Вот только объясню господину Моррелу, как ему найти свои комнаты.

– Объясните и ступайте. – Эллильсар повелительным жестом отпустил Насу-Эльгада, и тот, переговорив с Моррелом, ушел прочь, к конюшням, с досадой размышляя о том, что мальчик на самом деле взрослеет – увы. Распятый Господь наш взвалил на согбенные плечи Главы Матери-Очистительницы слишком тяжкую ношу – как бы не споткнуться…

– С чего начнем занятия? – спросил принц, глядя прямо в глаза своему новому учителю. Тот взял перо, начертал на пергаменте: «Начнем мы с того, что я стану понемногу учить тебя языку жестов. Одновременно займемся уроками мечного боя, тем более что для этого у тебя есть неплохой клинок. Если не возражаешь».

– Даже если я буду возражать, вы ведь не воспримете эго всерьез?

«Почему нет? Если твои аргументы будут достаточно убедительны…»

– В том-то все и дело. У меня нет особых аргументов, просто хочется скорее взяться за меч, а язык жестов… Не знаю. Может быть, потом?

Руки Моррела взлетели в воздух, изображая какой-то знак. Потом вернулись к перу: «Это означает «сейчас». Запоминай, я не стану повторять дважды. Ты должен понимать, что я хочу сказать, это важно, тем более – на уроках. Как я смогу объяснить тебе тонкости? – не изводить же пергамент в таких количествах!»

Наморщив лоб, принц попытался воспроизвести жест Моррела. Тот покачал головой, показал еще раз. Со второй попытки у Эллильсара получилось значительно лучше.

Гомбрегот с улыбкой наблюдал за всем этим, подняв кверху тонкие выгоревшие брови:

– Ты всегда хватаешься за все новое с рвением. А потом – что происходит потом? Тебе становится скучно.

– Конечно. Что интересного в логике или в философии? И в этих твоих дурацких законах физики?

Моррел снова что-то написал на пергаменте.

«Дурацких? А как ты намерен управлять королевством без знаний логики? Мальчик, ты не прав».

Эллильсар сглотнул. Не так уж часто ему доводилось слышать – ну ладно, читать! – подобные высказывания в свой адрес. Было обидно, обидно до слез, но… «Я взрослый. Я не заплачу. И потом, Моррел прав, а я… нет».

– Извини, – сказал он. – Я ошибался.

«Что же, пойдем, проверим, насколько тебя увлекут уроки мечного боя. Но учти: после ты отправишься к Гомбреготу учить логику»,

– Я согласен.

Книгочей проводил их взглядом и смущенно кашлянул: надо же, мальчик на самом деле взрослеет! Прямо колдовство какое-то!

* * *

Жара не отпускала Зенхард. Перед нею были одинаково равны крестьяне и бароны. Вот только если высокие господа, отдуваясь, собирались в дорогу, назад к своим поместьям и замкам, то смерды занимались хозяйством. Ведра да бадейки с теплой водой переправлялись на поля и огороды, чтобы хоть ненадолго задержать жизнь в высыхающих стеблях.

Сушь. Страшное слово. Для некоторых – смертельное.

Бнил все-таки сбежал.

Первым это обнаружил Юзен. Парень пошел к соседу, чтобы одолжить сушеных листьев кровостоя – Шанна поранилась и поэтому не могла работать. Конечно, они с отцом и сами перебедовали бы эти дни – перебедовали бы, если б не сушь. А так без помощи матери не обойтись – вот и побежал.

Постучал, вошел – но никого уже не застал.

Внутри все выглядело так, словно хозяева отлучились совсем ненадолго. Но нет, исчезло то, без чего каждый дом – не дом, а пол дома: исчезли образа из Божьего угла. Юзен насторожился. Теперь, присмотревшись как следует, он видел, что пропало еще несколько вещей, среди них – маленькая шкатулочка, доставшаяся Бниловой жене от бабушки, и деревянная лошадка – любимая игрушка Стэника, без которой тот и шагу не ступил бы. Ну и, натурально, предметы, более важные в хозяйстве, но не такие запоминающиеся. Вон и топора нет.

В дом, хотя тот и стоял с закрытыми ставнями и дверью, каким-то немыслимым образом уже пробралась жара. Выходит, сбежал Бнил еще вчера вечером, сразу после того, как появились Моррел и Тальриб. Сбежал и прихватил всю семью.

С этакой новостью следовало отправиться к Римполу, старосте деревни.

Тот лишь пожал плечами.

– Плохо. Обратно его не возвернуть. Придется идти в город, докладать об этом Грабителям. Плохо, но ничего не поделаешь.

И, собравшись, ушел в Зенхард.

Новость успела облететь деревню. Многие испуганно прятали все, что можно было спрятать; косились на каменные стены, на красную башню за ними: «Что-то теперь будет?»

Наверное, ничего особенного бы и не было, так, позлобствовали бы Губители с Грабителями, позлодействовали да уехали. Бнил бы спасся, осел в лесах, примкнул к какому-нибудь вольному братству и встречал на дорогах денежных господ… пока однажды его самого не встретили бы Губители. Но это лето выдалось неудачным для черни. И, наверное, так желал Распятый Господь наш, чтобы староста Римпол рассказал о плохой новости в присутствии гостей Короля, как раз собиравшихся разъезжаться по домам.

– Постойте, – молвил Ласвэлэд, герцог Эргфельдоса. – А не поохотиться ли нам, господа?

Остальные ответили шумным одобрением – развлечения высокие господа любили. Сам Король затею оценил, велел седлать коня, и вскоре свора… свита правителя и сам он, на высоком породистом жеребце черной масти, выехала из ворот башни и направилась в леса, за беглым смердом и его семьей. Высоким господам было не впервой развлекаться подобным образом.

* * *

Как выяснилось, принц обладает некоторыми навыками обращения с мечом: Эллильсар довольно сносно ставил защиту и неплохо атаковал. Конечно, неплохо для своего возраста. Моррел, обнаженный до пояса, легко отражал его атаки, но иногда нарочно замедлял движения, повторял еще раз, чтобы принц понял, в чем его ошибка.

Так они занимались некоторое время. Поначалу немой учитель ощущал на себе словно чей-то взгляд откуда-то сверху, из окон башни или даже выше, – но вскоре это прошло. Остались спрессованный душный воздух двора, в котором ты двигаешься, словно в кипящей воде, пыль под ногами, удивленные «ишь ты!» прислуги, уважительно-завистливое хмыканье высоких господ.

Потом что-то произошло у конюшен. Король лично вызвался ехать; лорды оставили своих дам и слуг, вскочили на лошадей, умчались прочь.

Моррел прервал занятие и попросил Эллильсара подождать, а сам подошел к стоящим в растерянности дамам. На клочке пергамента, извлеченном из кармана брюк, он начертал: «Что произошло?»

Дамы смущенно поглядывали на обнаженный торс Моррела. Не одна из них бросала в сторону этого непонятного человека достаточно откровенную улыбку, но он сейчас ждал другого. Ему нужен был ответ.

– Простите, леди, кажется, мой учитель спрашивал вас о чем-то, – вмешался Эллильсар.

Одна из дам, молоденькая жена Ласвэлэда, присела в реверансе:

– О да, ваше высочество. Они уехали на охоту. Сбежал какой-то смерд из деревни.

«Вот, – подумал Моррел. – Вот оно. Началось».

– Не слишком вежливо с их стороны, – заметил Эллильсар. – Что же, думаю, ваш отъезд откладывается. Прошу всех возвращаться в свои комнаты. Я прикажу слугам, чтобы они распаковали вещи. Все-таки в отсутствие отца кто-то должен позаботиться о гостях.

Когда этот вопрос был улажен, принц обернулся к Моррелу:

– Ты, наверное, хотел бы поехать с ними?

«А ты?»

– Не знаю. Раньше меня не брали на подобные увеселения, поскольку я был мал. Теперь… знаешь, один раз я видел отца, когда он только вернулся с такой… охоты. Я, наверное, не должен этого говорить, но… Понимаешь, его глаза горели, словно он – хищный зверь, который только что напился крови своей жертвы. Это было страшно. Тогда мне показалось, что в него вселился Дьявол. А потом, когда они пытали этого беглого смерда….

«Значит, ты поймешь, если я отвечу тебе, что тоже предпочитаю быть здесь».

– Позанимаемся еще?

«Достаточно».

– Тогда, может быть, ты расскажешь мне, что написано на клинке? – Принц поднял меч и указал на полустертые слова, оттиснутые в металле.

«Нет. Во-первых, потому, что ты должен быть наказан, – никто никогда не ставит клинок острием на землю и не опирается на него. Этим ты выказал неуважение к оружию. Во-вторых, сейчас не время говорить об этой надписи. Настанет срок, и ты все узнаешь – но не раньше».

– А что же мы будем делать сейчас? – насупившись, спросил принц.

«Ты – учить логику Толзона. У меня – свои дела. Вечером позанимаемся еще».

Моррел оставил двор и отправился в свои комнаты. Тальриб при появлении немого скупо улыбнулся, отодвинул висящий на стене гобелен и указал куда-то в каменную кладку. Присмотревшись, можно было обнаружить несколько отверстий – для уха и для глаз. Моррел одобрительно кивнул, его руки взлетели вверх, заплясали в воздухе. Тальриб так же безмолвно ответил. Переговорив, они отправились вниз – знакомиться с устройством башни и искать трапезную, повергая в трепет оставшихся без мужей высоких леди.

Впрочем, ни одной из них так и не удалось познакомиться ближе со странными мужчинами, растревожившими их накрахмаленное воображение. К вечеру вернулись охотники, да не просто вернулись, а с дичью. Бнил, его жена, десятилетний сын – привезли их всех. Бнила заставили бежать на веревке, он, как только оказался во дворе, рухнул в пыль, и его насухо стошнило. Видимо, все, что можно, желудок исторг в пути.

Окровавленный, со следами побоев, со сбитыми в кровь ступнями, смерд лежал посреди двора, корчась в судорогах. Король приказал немедленно соорудить эшафот и согнать крестьян к нему, а также – горожан, сколько будет возможно.

– И еще, – сказал он, поразмыслив. – Привезите туда клетку с медведем. Да-да, с Буяном, с ним самым.

И улыбнулся.

Видевший эту улыбку сын Бнила завопил так, что сам Король вздрогнул.

– Сообразительная тварь, – процедил он, спешиваясь.

Больше не было сказано ни слова, но тихие перешептывания длились до самой ночи, пока наконец правителю не доложили, что приготовления закончены. Тогда он приказал всем отправляться на «увеселение».

– Ты пойдешь со мной? – спросил Эллильсар у Моррела.

«Да, мальчик. Я пойду туда, пускай даже мне этого очень не хочется. В конце концов, я твой учитель, а это – урок, так что смотри внимательно. Хорошенько смотри, а завтра утром мы закончим сей урок. Пока же – смотри».

Плотники потрудились на славу; специальное возвышение, оцепленное стражниками, было предназначено для Короля и прочих высоких господ.

Посреди площади стоял помост с просторной клеткой. В клетке лежал огромный ком шерсти. Раздраженный окружающим шумом и огнями, он принялся недовольно ворчать – тогда все, даже чернь, ни разу не видевшая лютого заморского зверя живьем, догадались: медведь. В подтверждение этого тварь поднялась на задние лапы и заревела – тоскливо, надсадно.

И селяне, согнанные сюда Губителями, и городской люд отшатнулись прочь. Вовремя. На помост привели семью сбежавшего смерда, после чего стражники оцепили и помост.

Король встал, громко произнес:

– Начинайте!

Кто-то прикоснулся к его руке. Правитель недовольно посмотрел в ту сторону – это почтительно кланялся смуглокожий спутник нового учителя.

– В чем дело?

– Мой господин спрашивает: неужели вы позволите этим смердам умереть просто так? Без, так сказать, поучения; ведь не все знают, за что эти трое подвергаются казни. Кому нужны неверные мысли о правосудии Короля?

– Твой господин очень умен, – нахмурился правитель. – Если бы он не был нем, я бы удостоил его чести произнести эти «поучения».

…Толпа выслушала Короля молча, только медведь ворочался в клетке, рычал и косился на свои будущие жертвы. Взгляды всех были прикованы к помосту с пленниками. Почти всех.

Господин Готарк Насу-Эльгад, слышавший, что говорил Тальриб Королю, с интересом наблюдал за немым учителем принца.

Моррел стоял с опущенными руками, его голова была чуть приподнята, и глаза смотрели в звездное небо. Похоже, господин учитель молился. Но кому, как не Главе Матери-Очистительницы, знать – люди не молятся с таким выражением лица.

С таким выражением лица проклинают.

* * *

Назавтра гости таки разъехались. Этому предшествовал пир; порядком захмелевшие господа бахвалились своими подвигами: «Я первый заметил» – «Нет, это я увидел, как они бежали» – «Черт, а девка ничего себе, поспешили мы ее, медведю-то, еще б разок…» – «…твари, все они – твари, ты видел? что медвежьи глаза, что смердовы – одно – ненависть, а…» – «…вовремя. Потому что еще чуть-чуть, и толпа бы просто не выдержала. А так – удалились с достоинством…» Дам на это застолье не пригласили, однако же пригласили принца и Моррела с Тальрибом. Они особого участия в разговорах не принимали, но и сидеть сиднем не получилось бы. Так, всего понемножку.

Наутро у многих настроение было паршивое, липкое. Когда Король уехал проводить своих гостей «до первого поворота», Моррел попросил Эллильсара надеть костюм для конных прогулок и дожидаться его во дворе. Перед тем как сесть в седло, он взмахнул пальцами, передавая что-то своему смуглокожему спутнику. Принц с удовольствием отметил, что уже различает два знака: «прав» и «подожди».

Троица покинула двор башни и выехала в город.

Миновав городские ворота, Моррел направил коня по знакомому пути, к деревне. Эллильсар растерянно оглядывался по сторонам, не понимая, что же хочет показать ему учитель.

Поля и огороды – с высохшими поникшими листьями, со вспотевшими, перемазанными в земле с ног до головы крестьянами, которые даже не поднимают взгляд, когда высокие господа проезжают мимо.

Засуха. Сушь.

Моррел достал пергамент и перо.

«Смотри на это хорошенько. Через несколько лет ты потребуешь у меня объяснений всему происходящему – вот почему сейчас тебе необходимо запомнить эту картину. И подумать над всем самому. Смотри».

– Но почему это происходит?

«Смотри. Это – Сушь. Именно так, с большой буквы. Крестьяне верят, что такая беда приходит раз в век, когда люди на земле перестают верить в Бога. Дьявол, чьи узы в этом случае слабеют, забирается на небо, чтобы напиться. Он находит Божественный родник и, припав к нему пересохшими губами, пьет; и родник мелеет, ибо жажда Дьявола неистребима. И дождь не проливается на землю, всю воду выпивает Дьявол. Это происходит до тех пор, пока люди опять не начинают верить в Бога. Иногда Сушь длится неделю, иногда затягивается на годы».

– Вот ты и дал объяснения, – заметил принц.

Моррел отрицательно покачал головой.

Работавший на одном из огородов парень внезапно вскинулся, мгновение раздумывал, а потом побежал в их сторону, смешно размахивая руками.

– Простите, высокие господа, что задерживаю вас, но… – Он смущенно посмотрел в лицо немого учителя, перевел взгляд на Тальриба. – Позапрошлой ночью вы изволили щедро заплатить за мою грошовую услугу. Я безмерно благодарен вам, только… Видит Бог, я предпочел бы вернуть вам тот мешочек, а получить вместо него такой же, наполненный медяками! Посудите сами, господин, что делать мне с червонным золотом? – Ни продать, ни заплатить сборщикам налогов!

Тальриб нахмурился, но мелькание рук немого остановило резкие слова, готовые слететь с языка.

– Мой господин считает, что ты прав. Получи-ка. – Порывшись, смуглокожий отыскал-таки худенький мешочек с медяками и швырнул смерду.

– Подождите, я мигом. Тотчас же верну вам золото!

– Не стоит, – остановил его Тальриб. – Авось и оно когда-нибудь пригодится.

Не слушая благодарностей, высокие господа отправились дальше, а парень так и остался стоять в дорожной пыли, глядя на кожаный мешочек в своих ладонях. Теперь можно было не бояться Грабителей. Теперь…

Удивленная Шанна, присмотревшись, заметила, что по щекам сына текут слезы – самые настоящие слезы. А три всадника уже растаяли в сухом дрожащем воздухе, словно их и вовсе не было.

Часть вторая

Очень быстро Зенхард надоел королю, и тот отправился обратно в столицу. Эллильсар, наоборот, не хотел ехать в Кринангиз; что же, Король пожал плечами, оставил в башне половину гвардейцев и уехал, распростившись с Готарком Насу-Эльгадом и повелев ему беречь сына, как… зеницу ока? что вы! – намного тщательнее!

Главе Матери-Очистительницы это не составляло труда. Раздражало одно – все больше и больше времени наследник престола проводил с немым учителем, а разобраться в этом человеке Готарк Насу-Эльгад до сих пор не мог. Шпионы докладывали, что Тальриб и Моррел переговариваются только на языке жестов; даже с принцем они все чаще и чаще используют именно его, пренебрегая звуками. А при таких условиях – много ли поймешь?

Глава Матери-Очистительницы недовольно морщился и подумывал о том, не нанять ли себе учителей этой самой «безмолвной речи», но другие, более важные заботы отвлекали внимание. В связи с Сушью, которая не желала прекращаться, участились случаи ереси; несколько раз вспыхивали бунты, восстания. Мать-Очистительница очищала оступившихся, как могла, вытягивая из их бренных тел грехи вместе с признаниями в совершении оных.

Тяжелое время, тут не до немого учителя. Да и, признаться, ничего крамольного за Моррелом замечено не было. Эллильсар же если и изменялся, то только в положительную сторону.

Казалось бы, все в порядке, но Готарк Насу-Эльгад чувствовал: ничего не в порядке. Слишком уж нормально вел себя странный немой, слишком уж порядочно: в порочных связях не замечен, горячительными напитками не злоупотребляет, не сквернословит (этот пункт донесений неизменно вызывал у Главы Матери-Очистительницы ироническую усмешку), даже в азартные игры не играет. «Впору думать, что это Ангел спустился с небес, дабы помочь нам в тяжкий час», – мрачно хмыкал Насу-Эльгад.

А тяжесть нынешних времен усугубилась еще и необычным изменением в королевском характере. Да, правитель и раньше не отличался добрым нравом, любил утехи, которые могли показаться излишне жестокими, но теперь… Беглых смердов Король мучил так, что заплечных дел мастера могли позавидовать. А дикие скачки по лесу за затравленными смердами! а сожженные деревни, которые осмелились взбунтоваться! а виселицы вдоль дороги!..

Нет, что-то было не в порядке в стране и в Короле, что-то прогнило и теперь разваливалось на глазах, а всему виной, как ни крути, была Сушь – которую не побороть, от которой не отвернуться.

Страна жила в напряжении. И ладно, если бы месяц или два, но ведь уже несколько лет, на грани катастрофы, на грани срыва – и до сих пор держалась невесть на чем! Мудрецы разводили руками: невероятно! Впрочем, век мудрецов нынче стал укорачиваться – простые люди не любили туманных и страшных предсказаний, а у высоких господ были более насущные дела, чем выслушивание чьих-то плохих предчувствий. Им вполне хватало собственных.

Прошло шесть лет – срок немалый, особенно в нынешние смутные времена. Сушь изредка давала слабину, словно играла с людьми – так кот играет с мышью. Летом жара опускалась на головы и поля дурманящим туманом, зимой мороз пробирал до костей, так что не спасали ни очаги, ни вина, ни теплые одежды, ни толстые стены. Иногда Насу-Эльгад искренне удивлялся: как выживают в такие зимы крестьяне? Хотя, признаться, становилось их все меньше, часть перемерла от голода да холода, часть сбежала в леса, где и нашла свою погибель; многих затравили Губители. Остальные же не торопились заводить детей, а от нежелательного прибавления в семействе избавлялись; в реке под Зенхардом постоянно находили утопленных младенцев. Ни особый указ, ни постоянные проверки Грабителей с Губителями не давали желаемого результата – кому ж нужен лишний рот в семье в такие то времена?!

А потом случилось несчастье – Король, будучи на охоте и во хмелю, упал с коня и сломал себе обе ноги. И Готарк Насу-Эльгад вместе с принцем и свитой отправился в столицу.

* * *

– …А ведь когда-то в этой деревне было полным-полно народу, – лениво пробормотал Анвальд.

Мимо тянулись мертвые дома, заброшенные поля… Бродячие псы покидали тень дырявого забора и убирались подальше от людей. Впрочем, как только всадники проезжали мимо, собаки с эдакой разморенной ленцой возвращались на свои места у разговорных бревен, позевывали, показывая алые языки и желтые зубы, и провожали взглядами процессию. Теперь они были здесь хозяевами – они, а не уставшие потеющие люди на тощих конях.

«Время – самый страшный судия, – подумал Готарк Насу-Эльгад. – Его приговора не избежать, его добродетель неподкупна, рано или поздно, так или иначе, оно добирается до нас. Кто знает, может, настанет день, когда проходящие мимо смерды будут смотреть на башню и говорить то же самое, что говорит сейчас Анвальд, а одичавшие куры станут рыться в цветнике у кухни, отыскивая затерявшиеся клубни тюльпанов? Если даже и так, надеюсь, я не доживу до этого».

Тем не менее перемены грозили стране – полувымершая деревня была еще одним подтверждением этого. Каким-то немыслимым образом Королю удавалось поддерживать страну, не давая ей развалиться на отдельные враждующие графства да баронства, но теперь… Сможет ли молодой Эллильсар заменить правителя?

Готарк Насу-Эльгад невольно покосился на рослого юношу, который ехал впереди, рядом с Тальрибом и Моррелом. Длинные рыжие волосы, обычно собранные в пучок, но сейчас распущенные, подрагивали под легким ветерком, ровная спина, уверенный взгляд, точные жесты – нет, все-таки не исключено, что Эллильсар сможет управлять страной. Смог бы… – когда б не Сушь.

«Маловато опыта у мальчика для таких-то дел, маловато. Да и у кого из нас есть опыт в делах такого рода?»

Глава Матери-Очистительницы хмуро посмотрел на заборы, раскорячившиеся вдоль дороги. «Времена меняются, старик, а ты не успеваешь меняться вместе с ними. Кажется, твое время ушло, а твой Бог никому не нужен; прихожане шепчутся о том, что, будь Распятый Господь наш на небе, Он бы не допустил такой беды. Ереси не унять – заплечных дел мастеров на всех не хватит. И… у них тоже есть семьи».

– Кажется, за нами наблюдают, – заметил Изарк.

Анвальд, руководивший отрядом охраны, пожал плечами:

– Пускай наблюдают. Небось не каждый день мимо их халуп проезжает принц.

Но знаком приказал Изарку и еще двоим приотстать.

– Откуда? – спросил, не оглядываясь.

– Из-за того плетня, что мы проехали, – так же невозмутимо, словно речь шла о вчерашней попойке, объяснил Изарк. – Да, где лежит куцехвостая черная псина.

– Думаешь, что-то серьезное?

Изарк лениво улыбнулся, потянулся за флягой с водой, притороченной к седлу:

– Вряд ли. Скорее всего, какой-то безумный крестьянин, у которого не хватило сил перебраться в леса к вольным братьям, пялится и думает, что было бы неплохо жить, как мы. Зря так думает.

– Все-таки съезди, проверь дорогу, – приказал Анвальд. – Мало ли…

И вернулся обратно к процессии.

– Что-то не так? – спросил Тальриб.

– Ерунда, – улыбнулся Анвальд. – Ерунда.

Смуглокожий кивнул – тратить силы на слова было бы слишком расточительно. Жара.

Готарк Насу-Эльгад нащупал рукоять меча и подумал, что, наверное, не сможет даже поднять его, об ударе и речи нет. Пора, ой пора на покой! В его-то годы заниматься делами – дурной тон. Его замены нет, и уйти сейчас никак нельзя, пускай даже и очень хочется.

Лес потихоньку наползал от горизонта, дышал в лица распаренным воздухом, словно пьяница – бражными парами.

«Кажется, сегодня что-то произойдет», – жестами показал принц. Моррел рассеянно кивнул. Потом добавил: «Не исключено. Ничего страшного».

Эллильсар посмотрел на подползающий лес. В последнее время с учителем происходило что-то странное: он отвечал невпопад, неожиданно замолкал, глядя в пространство перед собой, а еще чаще – в небо. Он выглядел раздраженным, хотя и не пытался срывать свое плохое настроение на других. И еще: как-то непонятно смотрел на меч принца, особенно ужесточил условия тренировок и всегда норовил отработать самые рискованные варианты схватки, подставляясь под удар, словно стремился прикоснуться обнаженной кожей шеи к лезвию подаренного им же меча. Тальрибу как будто передалось это настроение. Он ходил хмурый и замкнутый, не желая никого видеть рядом с собой. Но вот пришло сообщение о несчастий с Королем, и оба изменились, словно воспряли и с нетерпением дожидались поездки. И – Эллильсар заметил это – одновременно страшились ее.

Сам он отнесся к известию довольно спокойно, даже безразлично, что совсем уж не приличествовало сыну и наследнику. Вернее, сыну как раз не приличествовало, а вот наследнику… Вот только Эллильсар отнюдь не мечтал о правлении страной. Его вполне устраивало то положение вещей, когда он мог заниматься науками, которые неожиданно полюбил, поединками и девушками. В общем, бремя Короля было не для него, как считал сам Эллильсар. Моррел же по этому поводу как-то заметил: «Бремя Короля, бремя ответственности – ни для кого. И тем не менее, когда наступает срок, избранный восходит на трон. С этим ничего не поделать».

За шесть лет своего учительствования немой так и остался загадкой для всех окружающих, даже для принца. Наверное, только Тальриб понимал хоть что-нибудь в поступках и мыслях Моррела, но Тальриб предпочитал держать это при себе.

* * *

Миновав умирающую деревню, процессия въехала в лес. Здесь не было той, ставшей уже полузабытой, прохлады, которая раньше неизменно встречала всякого, оказавшегося под кронами деревьев. Впрочем, ее, этой прохлады, не было теперь нигде, после того как Шэдогнайвен обмелела почти наполовину, а Вечные озера утратили былое величие. Влага уходила из мира, по капле, – и поневоле представлялись жадные губы Дьявола, припавшего к Божественному источнику, вылизывающего пересохшее русло: «Пить!» Становилось страшно, как будто ожили детские кошмары.

Наверное, поэтому никто по-настоящему не удивился, когда отовсюду на процессию кинулись какие-то оборванные люди, молча и свирепо стаскивая с лошадей всадников, убивая скупыми, выверенными ударами. Завопили дамы, матерились стражники. Анвальд, догадавшийся, почему до сих пор не вернулся Изарк, рубил мечом направо и налево – своих и чужих, – силясь оторваться от нападающих.

Глава Матери-Очистительницы дал коню шпор и тут же вылетел из седла, сброшенный вставшим на дыбы животным. Над ним нависла чья-то фигура; свистело лезвие клинка, и падали на лицо кровавые ошметки. Готарк Насу-Эльгад молчал, уверенный, что через миг будет раздавлен копытами лошадей, и, кажется, молился, одновременно борясь с противоречивыми желаниями: закрыть глаза, чтобы не видеть этого ада на земле, и раскрыть, чтобы знать, что происходит. Наверное, со стороны казалось, что он быстро-быстро моргает – да так оно и было. Кровь и плоть, попавшие на лицо, вызывали отвращение, но он не рисковал двигаться – просто лежал и терпел. И еще молился.

Стражники бились отчаянно, зная, что милости от вольных братьев не дождаться. Высоких господ почти наверняка пощадят, но воинов обязательно отправят в расход – кому нужны служивые? за них не дадут ни медяка, а мороки – премного. Лучше уж так, в горячке сражения – рубануть сплеча, а потом снять панцирь, и сапоги, и еще ножны, и амулет против сглаза. И – главное! – флягу с мутноватой теплой жидкостью, которую везде почитают одинаково, потому что это – вода, это – жизнь.

– Псы! – шептал Эллильсар, отбиваясь от наседавших вольных братьев, а попросту – беглых смердов. Он пытался пробраться к Моррелу и Тальрибу, но первая же волна схватки отбросила его прочь.

– Псы! – повторял он снова и снова, раскраивая черепа, отрубая руки с жадными корявыми пальцами, разрубая шеи и не желая, но все же глядя в умирающие глаза смердов. – Псы! Псы!

Где-то сбоку и сзади Моррел, защищая своим конем Готарка Насу-Эльгада, продолжал отбиваться от вольных братьев.

Их колыхало в алой брызжущей дымке сражения, а потом внезапно все прекратилось. Смерды отхлынули, лес ощетинился луками и самострелами, так что не было никакой возможности сбежать, даже пошевелиться. Анвальда, решившего, что теперь выдался тот единственный шанс, которым не стоит пренебрегать, сбили на скаку сразу несколько стрел – хотя коня пощадили, и это лишний раз указало окруженным на то, что вольные братья успели вдоволь натренироваться. Пощады не будет. А будет плен, непременно – унижение, долгие дни впроголодь, потом – может быть – выкуп. Или же смерть; для большинства все же смерть: кто станет платить за их существование водой и пищей, когда последних и так мало; кому нужны лишние рты, даже в семьях высоких господ? Проще устроить несчастный случай, заблудиться по дороге к месту сделки, опоздать…

Видимо, это понимали и вольные братья. Они приказали окруженным слезть с лошадей и раздеться. При себе было позволено оставить лишь то, без чего не прожить. Но не воду.

Эллильсар спешиваться не стал – как и Моррел, как и Тальриб.

Главарь вольных братьев повернулся к ним троим, поднял бровь, потом неожиданно рассмеялся, зло и смело, – в былые времена за такой смех ему вырвали бы язык. «Но времена эти давным-давно прошли, – напомнил себе Эллильсар, – нынче другие обычаи… хотя я и не собираюсь сдаваться этому псу».

– Да это, никак, тот самый господин! – говорил вольный брат, разглядывая Моррела. – Да-да, тот самый, господин учитель принца. Оставьте его в покое, – велел он остальным. – Этот человек был добр ко мне.