Текст книги "Волосы циннвальдитового цвета (СИ)"

Автор книги: Алексей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Кирилл помолчал, словно бы раздумывал, делиться с нею своими мыслями или нет.

– Сегодня на одной из точек продали "гремучку". Клиент вроде как раньше жил на выселках, поэтому ему поверили. И вены вроде были порезаны, – Кирилл снова вздохнул. – А потом выяснили, кто это. Он и правда жил тут раньше, пока не устроился охранником-наблюдателем.

Агния встрепенулась, испуганно посмотрела Кирилла.

– Под нас копают, пока неофициально. Но мне все равно страшно. Заметила, как часто мы меняем курьеров? А твой отец, вспомни, о чем он нам рассказывает? Рейды в пригородах участились, из центральных областей доходят вести о мобилизации. Что-то намечается. Очень крупное, нам не по зубам. Я тебя прошу, поговори с отцом, попробуй упросить сына, хоть на колени перед ним встань. Пойми, Агния, нужно уезжать, и чем скорее мы уберемся отсюда, тем лучше.

– Он меня не послушает, – потупив взор, ответила Агния.

– Он взрослый, сам решает, как жить. Ты не можешь нянчиться с ним и дальше. Подумай о себе, обо мне. Ты ведь знаешь, я без тебя никогда не уеду!

Агния молчала. Не знала, что сказать. Он не имел права говорить ей обо всем этом. Зачем, зачем было снова возвращаться к теме, которую она многократно просила не поднимать?!

Тут зазвонил телефон. Кирилл нехотя ответил.

– Алло, – сказал он. Из трубки донеслась торопливая речь. Разобрать слов Агния не смогла, но узнала голос Бормана. – Что?!– крикнул Кирилл, его лицо исказилось гневом. – Решай его, решай и все! Почему нельзя? Да будем. Скажи, пускай приезжает немедленно. Да плевать, когда он пускал себе кровь в последний раз, пусть сделает это снова. Всё, до встречи.

Кирилл повесил трубку и посмотрел на Агнию полными горечи глазами.

– Борман, – сказал он. – Курьер, на которого ты нас навела. К нему сегодня пришел некий охранник-наблюдатель. Предложил сотрудничать. За помощь требует двадцать полновесных. Угрожает, говорит, арестует сначала курьерчика, потом за нас примется. Собирайся, идти нужно.

...

Закончив рассказ о встрече с охранником, Артем стыдливо опустил глаза. Агнии было по-человечески его жалко. Он так напоминал ей сынам – те же волосы, те же глаза, даже своей доверчивость и простотой он в точности копировал Толика. Она вспомнила, как встретила его впервые. Такой же расстроенный, как и сейчас, он ходил из кухни в комнату и обратно, бормотал что-то себе под нос и неловко торговался, стараясь сбить цену. Тогда ей стало нестерпимо жалко этого паренька. Поэтому она и рекомендовала его Кириллу. Да, втягивать мальчишку в наркоторговлю – не слишком-то большая помощь, но Агния видела, что происходит с сотнями таких, как он, которые однажды переезжают из центра на выселки. Поначалу, когда у них еще есть деньги, они убеждают себя, что выкарабкаются. «Я найду работу», «Они еще пожалеют, что уволили меня», «Теперь передо мной открываются перспективы», «Я займусь своим делом» – эти и многие другие дежурные фразы день ото дня повторяют они. Но жизнь не становится лучше. С каждым новым отказом они мрачнеют, когда же их принимают, они так и загораются надеждой. Но даже если находят работу, платят им копейки, едва хватает покрыть аренду. Через год-два, когда самообман перестает действовать, они начинают пить, пить по-черному. Хуже всего, если к этому сроку они обзавелись семьей. Вспылит такой отщепенец однажды, поднимет руку на супругу, его штрафуют, снова бросится на благоверную, которая теперь и рада от него избавиться, выселяют. Так их жизнь и заканчивается, за пределами города, в каком-нибудь богом забытом поселке, где их настигает цирроз ли, нож в спину во время пьяной потасовки или до банальности глупый и до слез в глазах несчастный случай. Все они, вынужденные перебраться из центра на выселки, заканчивают одинаково. Агния не знала, отчего так, ведь выбираются отсюда люди, да и здесь живут, всяко лучше, чем в промышленных поселках, где дышать и то невозможно. Но видимо те, кто возвращаются на выселки, в глубине души сломались. Они сами не верят в свою ложь с самого первого дня, понимают – вернулись сюда навсегда, а потому не видят смысла стараться и дальше, сдаются и живут по инерции. Сколько протянет каждый из них, зависит от того, какую финансовую массу он успел сколотить за предшествующие годы.

Агния не хотела, чтобы Артем закончил так же, поэтому и настоял на том, чтобы сделать его курьером. К тому же, она сразу поняла, что он недавно пускал себе кровь. Слабость была различима в каждом его движении, неестественная бледность и длинные рукава в теплую погоду довершали картину.

Тогда Агнии казалось, она спасает его, но теперь, похоже, ей суждено стать причиной гибели этого несчастного.

– Что мне делать? – отчаявшись дождаться ответа, нарушил затянувшееся молчание Артем.

– Это ты у меня спрашиваешь? – Кирилл, метавшийся из угла в угол, остановился и вперил в него свои пылающие очи. – Тебя предупреждали – не кути, не шляйся в "Парус" часто, рано или поздно деньги станут предметом зависти и пересудов. А там и до подозрений недалеко. Нет налоговых, говорил мне ты. Они меня не вычислят, пытался меня убедить. А я ведь повторял тебе снова и снова: денежные вопросы всегда интересуют окружающих. И без налоговой найдется какой-нибудь доброхот, который захочет узнать, откуда у тебя столько. Блюстители, кричал ты, неприкосновенность личной жизни, они не посмеют. Ан нет, вышло, как говорил я, посмели!

Кирилл подскочил к нему, схватил за шиворот и поднял в воздух.

– Теперь ты поставил под угрозу нас всех. Ты осознаешь, что у них есть методы заставить тебя говорить? Понимаешь, что нам ты не нужен живым?

– Он предупреждал – если убьете меня, они начнут тщательное расследование. По его словам у нас в городе не бывает нераскрытых убийств, – затрепетал Артем.

– Значит, твое станет первым! – рявкнул Кирилл, но при этом отпустил Куркова.

– Я думаю, – снова заговорил Артем, – нам нужно принять предложение. Знаю, моей доли не хватит, чтобы покрыть его запросы, но быть может мы могли бы договориться. Я бы начал больше работать, к тому же, он мог помочь нам найти новых покупателей.

Кирилл захохотал.

– Я никогда не буду сотрудничать с охранником, заруби себе это на носу! – сказал он. – Откуда нам знать, что это не уловка? Вдруг они пытаются выйти на нас? В суде у них ничего не будет, а так мы сами представим доказательства своей виновности, фактически, явимся с повинной.

– Но я видел, у него порезано запястье.

– Ух, ты! Порезано запястье – непременно окровитель. А ты не думал о том, что можно просто порезать запястье, остановить кровь, а потом явиться на встречу с подозреваемым, наплести ему с три короба и при этом разговор будет фиксироваться блюстителями?

Артем замолчал, осознав, что Кирилл дело говорит.

– Шеф, – в разговор вмешался Борман. – Есть и другой выход. Избавиться от охранника.

– Ты-то куда? – разгоряченный Кирилл сразу перешел в наступление. – Ладно, этот ничего не смыслит, – он кивнул головой в сторону Артема, – но ты-то должен знать – убить охранника безнаказанно не получится. Только проблем себе наживем.

– Кто сказал убить? – ухмыльнулся Борман. Взгляды всех присутствующих в момент оказались прикованы к нему.

– Тогда рассказывай, чего надумал, – разрешил заинтригованный Кирилл.

– "Гремучка" с опиумом или героином по слухам дает неплохой эффект, – невозмутимо продолжил Борман. – Мозг, – он постучал себя по черепушке, – вырубает по полной. Сколько наркош с катушек слетело из-за этого? Ввести состав ему в вену и вышвырнуть где-нибудь за городом. Даже если головой не повредится, вынесет себе печень насмерть. После тщательно подобранной дозы такого коктейля долго не живут.

– Это все равно убийство, – возразил Кирилл.

– Но подумай, как выглядит со стороны. Охранник-наблюдатель обрубил блюстителей, вены резаны, значит, пускал себе кровь, ушел в загул, захотелось побаловаться наркотиками, но по неопытности дозу не рассчитал и отбросил коньки. Начнут его проверять и всё сойдется. Шлялся по дорогим заведениям, любил пустить пыль в глаза, подкатывал к богатым девушкам. Значит, завидовал, не доволен был своей жизнью. Хотелось большего, а получить не мог, отчаялся и решился искать другой способ удовлетворить свои потребности. Ну, или еще сотни трактовок его поведения, которые придумают следователи по делу. Главное – на убийство ничего не указывает.

Кирилл задумался, почесал голову.

– Ты знаешь, а ведь может выгореть, – сказал он. – Только сперва нужно убедиться, что он не крыса. Сделаем так. Ты, – он ткнул пальцем в сторону Артема, – назначишь ему еще две встречи. На первой просто заговаривай ему зубы, да наблюдай. Есть кто вокруг, нету. Обязательно проверь кровь аппаратом. А во второй раз веди его к нам. Разом навалимся на него, да угостим "гремучкой" и чем-нибудь из опиатов. Понял?

Артем кивнул.

– Вот и славно. А теперь проваливай и молись своему богу, чтобы все у нас получилось. Иначе, даю тебе слово, ты не доживешь до конца этой истории.

– Хорошо, – сказал Артем и поспешно покинул подвал.

Убедившись, что он ушел, Кирилл продолжил.

– Я надеюсь, все понимают – нам скоро нужно будет искать нового курьера.

– Хочешь слить и этого? – спросил Борман. Кирилл кивнул. Агния, до того молчавшая, вмешалась.

– Не нужно. Где мы еще найдем такого?

– В любом дворе выселок, – ответил Борман.

– Но он-то из центра! Неужели не понимаете выгод?

– Поможем парню с выселок с переездом, – парировал Кирилл.

– Не ты ли убеждал, что и без отмерших в государственный период налоговых найдется, кому считать чужие деньги? Соседи сразу зададутся вопросом, откуда средства на переезд.

– Уж не знаю, чем тебе этот дурень так нравится, но цацкаться с ним мы не будем. Прости, Аглая, но свое право на ошибку он потерял давным-давно, – сказал Кирилл тоном, не терпящим возражений. После посмотрел на Бормана. – Готовься, ищи ребят, работать будешь без нас. Я так думаю, убьем разом двух зайцев.

– Подозрительно, – сказал Борман. – Этого лучше просто увезти за город и кончить, труп где-нибудь спрятать.

– Правильно. Безработный, его никто не хватится, а если и хватятся, то долго искать не будут. Тогда договорились.

– Кирилл, я тебя прошу... – Агния решила попытаться вступиться за Артема. Но на этот раз ее ждал жесткий отказ.

– Нет! – рявкнул он. – Мои решения не обсуждаются. Иди, ты нам больше не нужна. Об остальном договорюсь с Борманом.

Агния не стала спорить и торопливо оставила двух наркоторговцев наедине.

...

Не спалось. Агния встала, отодвинула занавески и посмотрела на ясное ночное небо. Холодные бледные звезды блеклыми искорками освещали безмерное пространство. Люди тысячелетиями смотрели на звезды в поисках ответов, в минуты сомнений или просто так, без повода. Говорят, это помогает.

Агния снова вспомнила сына. Какой же он был красивый, стройный, пышущий молодостью. Сколько лет она его не видела? Не меньше пяти. Когда он стал слишком часто посещать родного деда, Агния не заподозрила ничего серьезного. Но после этих визитов мальчик словно бы становился другим: мало ел, ночами где-то ходил, быстро худел, постоянно о чем-то думал. Она тогда спросила его, в чем дело. А он только отмахнулся. Как и любая обеспокоенная мать, Агния начала искать причину странного поведения своего чада, и как всякий романтик, решила, что дело в любви. Она стала расспрашивать сына о знакомых девушках, иногда наполовину намекая, наполовину шутя говорила, что может быть ему пора обзавестись семьей. Если бы хоть кто-нибудь объяснил ей в чем истинная причина... Но нет. Сын подыграл, наверное, не хотел тревожить мать. Агния с удовольствием давала мальчику свои советы, по-матерински наивные и практически бесполезные. Ей казалось, она помогает Толику. Агния любовалась им и не могла поверит, что хоть одна девушка в здравом уме и твердой памяти откажет ему. "Все дело в твоей нерешительности, – говорила она сыну. – Не бойся, заговори с ней, признайся в чувствах, поверь, она не откажет". Он кивал, обещал так и сделать, а потом приходил бледнее белого, трясся и, ничего не говоря, бежал в ванную, где проводил по часу-полтора. Наконец, Агния заподозрила неладное. Стала приглядываться к сыну внимательнее, заметила – он перестал носить одежду с коротким рукавом. Всеми правдами и неправдами она докопалась до истины. Забравшись к сыну в комнату посреди ночи, изучила его руки. Они были покрыты шрамами, незажившими ранами. Он пускал себе кровь!

Как смертельно больной, она убеждала себя – всё пройдет, всё наладится, нужно подождать. "Может быть, я напутала, может быть, свет упал по-особенному?" – спрашивала она себя, вспоминая страшные шрамы. В конце концов, она набралась мужества и спросила о порезах. Сначала он ничего не говорил, потупил голову и молчал. Но когда Агния начала его упрекать, вспылил, загорелся.

– Посмотри вокруг, мама! – горячился он. – Неужели ты не видишь? Они влили нам в кровь какую-то неорганическую гадость, они вынудили нас работать по четырнадцать часов в день, они превратили города в свалки. Неужели ты не понимаешь, что мы калеки, моральные калеки. Что ты знаешь о своем отце, о своем брате? Когда ты последний раз с ними говорила? Что ты знаешь обо мне? Выйди на улицу, поговори с людьми. Не о чем же говорить. Одно на уме – как потратить деньги. Нас превратили в войлочных животных, одержимых одной мыслью – идти. Двигаться – куда и зачем не важно – движение ради движения. Религия умерла, надежды на социально равенство умерли, осталась одна работа. Нет места состраданию, идеалы, которые некогда воспевались, позабыты. Люди с голоду умирают, а никому до того нет дела. Бездомных вышвыривают, от немощных избавляются, больные считаются проклятьем. Если родителям не хватит денег заплатить хорошему генному инженеру, надеяться остается на матушку-природу, которая нет-нет, да и подводит. Да и может ли простой, естественный, пускай даже здоровый ребенок, справиться с выносливым, работоспособным, умным, старательным мулом, выведенным в пробирке под надзором ученых? Какие шансы у таких, как я, родившихся в небогатой семье? Какие шансы у других? Я не знаю, не могу понять, почему люди мирятся со всем этим, но больше так жить не могу. Мне надоело подчиняться и работать на собственника, надоело наблюдать за абсурдом превращения земли в собственность. Люди до своего рождения становятся должниками и арендаторами, скоро и воздух начнут приватизировать, удивляюсь, как такая светлая идея не пришла никому в голову. Не понимаю, как прожив столько лет, ты никогда не обращала внимания на это!

– А чего ты хочешь, чего ты ждешь от меня? Помогли брат и дедушка, вспомнили обо мне, когда отец оставил нас с тобой? Один отсудил у меня всё имущество и стал крупным собственником, второй вечно витал в облаках, погруженный в эмпирии и заботу о благе всех, кроме родной дочери! Это от него ты набрался этих благоглупостей?!

– Это не глупости, мама. Я намерен бороться, намерен изменить мир или умереть, пытаясь. Я не хочу, чтобы мои дети жили так, как живем мы.

И тогда Агния поняла. Ее мальчик, несмышленыш, который, казалось, еще недавно неуклюже бегал по квартире без трусов, без перебоя выкрикивая агу-агу, связался с революционерами! Безумцы, устраивавшие теракты в крупных городах, требовавшие обобществления средств производства, свержения капиталистов, считались главными и единственными непобежденными врагами нынешнего строя. Их убивали, казнили, сажали, но число их, казалось, от этого только росло. Молодые, оболваненные речами демагогов и пустословов, со всей прытью и задором молодости, они с головой погружались в свою революционную деятельность, борьбу во имя общечеловеческого блага, губя десятки, сотни, а, быть может, тысячи и десятки тысяч жизней. Она не могла позволить сыну вступить в ряды этих безумцев. Лучше бы он был кем угодно – наркоманом, окровителем, убийцей, вором – но господи, только не революционером!

– Сынок, да что ты такое говоришь! – разволновалась она тогда. – Одумайся! У меня нет никого, кроме тебя, у тебя нет никого, кроме меня. Мы всегда так жили, я столько сил тратила, хотела, чтобы из тебя вырос честный, порядочный человек. А ты хочешь свести меня со свету своими выходками? Во что ты впутался?

Толик только покачал головой.

– Прости мама, я ничего не буду тебе рассказывать. И так слишком много наболтал.

– Это революционеры? Мой отец тебя надоумил? Или кто-то еще?

– Тише, – Толик перепугался. Напрасно. Блюстители давно отправили тревожный сигнал, еще тогда, ночью, когда она пробралась к нему в постель и увидела шрамы на руках. Ни уговоры Толика, ни убеждения Агнии помочь не могли. На Толика вышли охранники. Его схватили прямо у дома. Если бы дело дошло до процесса, его посадили бы или выслали за пределы города. Агнии не оставалось ничего, кроме как идти на поклон к брату.

Собственник "Либертарианца" Вячеслав Доронин не слишком-то приветливо встретил сестру.

– Он окровитель, расследования не избежать, а помогать тебе, какой мне в этом интерес? – прямо сказал он.

– Чего ты хочешь?

– Того, что я хочу, ты мне предложить не сможешь.

– За какую сумму ты согласишься помочь Толику, – настаивала Агния.

Вячеслав засмеялся.

– Ко мне приходили банкиры, крупные бизнесмены и промышленники, тоже предлагали денег за то, чтобы я закрыл глаза и разрешил остаться им не привитыми. Отказ они воспринимали очень болезненно.

– Но я ведь твоя сестра, а он твой племянник! – взмолилась Агния.

– Пойми меня правильно, Агния, родственные узы не входят в список деловых интересов бизнесмена. Мне жаль, что так вышло, но альтруистом я никогда не был. Ни тебе, ни племяннику я помогать не обязан. Тем более рисковать своим положением в городе ради него. Кстати, раз уж на то пошло, ты должна понимать, твои блюстители, функционируют как и прежде, поэтому приходить ко мне было не самой лучшей твоей идеей.

Агния с болью в сердце вспомнила тот разговор. Брат не помог – сына выслали за пределы города. Потом, когда она стала тесно сотрудничать со Славиком, часто задумывалась, как бы сложилась ее жизнь, займись она торговлей запрещенными в городе препаратами раньше. Сын бы остался рядом с ней, она бы с радостью приняла предложение Кирилла и втроем они бы уехали на запад, где зажили бы счастливо и благополучно. Хотя как знать, она ведь могла никогда не повстречать Кирилла, если бы Толик не стал окровителем.

Прошло больше года со дня ссылки сына, когда они познакомились. К тому моменту Агния опустилась, обнищала, решив пустить свою жизнь под откос. Она много пила, но погасить боль не удавалось. Тогда захотелось попробовать чего-нибудь новенького. И она вскрыла вены. Освободившись от контроля охранников, пустилась во все тяжкие, покупая наркотики и регулярно употребляя их. Так и познакомилась с Кириллом. Он еще не был Гулливером, так, мелкий торговец. Неизвестно почему, но он не стал продавать ей "гремучку", а был единственным, кто торговал новым наркотиком. Только после он от нее не отвязался, ходил по пятам, якобы случайно встречал ее на улице, старался заводить непринужденную беседу. Агния приняла его ухаживания, а Кирилл помог ей выбраться из того ада, в котором она добровольно очутилась. Первым делом он заставил ее отказаться от наркотиков, сам пообещал завязать с торговлей, но слова так и сдержал, а когда выяснил, кто ее брат, замыслил невиданное – создать полноценный наркокартель в черте города. Производить и торговать наркотиками.

– Спрос будет невероятный, цена на несколько порядков выше, нежели в Европе, где их давно легализовали. Прибыли, соответственно, также окажутся астрономическими, – мечтал он, когда они лежали в постели у него дома. – Ты не представляешь, сколько богатеев ездит сюда и покупает. Просят еще, да достать неоткуда. Барыжат-то только мелкие торговцы, крупного уже давно бы накрыли. Но с твоим братом мы сможем все.

Сначала она отказывала Кириллу, но, в конце концов, он сумел убедить ее.

– Только подумай, мы уедем отсюда, возьмем с нами твоего сына и отправимся в Европу. Там нет блюстителей, преступником Толика не сочтут, собственники предоставят нам возможность проживать на их земле.

Мечта эта заняла все мысли Агнии, и днем и ночью она думала о своем воссоединении с сыном, наконец, решилась. Пустила себе кровь и направилась к брату. Формально, он не считался гражданином города, потому блюстителей ему в кровь не вводили. С ним можно было говорить начистоту.

– Мне нужна твоя помощь. И на этот раз я могу сделать конкретное предложение,– прямо, хотя и несколько неуверенно, начала она беседу. Вячеслав с сомнением посмотрел на нее.

– Теперь я никак не могу помочь твоему сыну.

– Речь не о Толике, – она закатила рукав и продемонстрировала ему порез на руке.

– Ты что, рехнулась! – взъерепенился Доронин. – Приходить ко мне в таком виде. Да ты отдаешь себе отчет в том, какой скандал поднимется, если выясниться, что ко мне в кабинет заваливается окровитель!

– Скажем, сто тысяч в месяц замнут тот скандал?

– Какие еще сто тысяч? Ежемесячно, – он хмыкнул. – Убирайся отсюда, я не собираюсь тебя покрывать.

– Я никуда не пойду, пока ты не ответишь. Тебя интересует ежемесячная прибавка к доходам в размере ста тысяч.

– Нет.

– Ста пятидесяти.

– Уходи!

– Двухсот. Это последнее слово. Я не шучу. Нас никто сейчас не слышит. Двести тысяч в месяц. Как тебе сумма?

Доронин пристально изучал ее лицо, видимо, разглядев там нечто особенное, он сдался, смягчился, указал на стул.

– Коротко и по делу, что ты предлагаешь?

– Уничтожь базы некоторых граждан, а сигналы их блюстителей исключи из реестра сервера-приемника. Только десять человек. За это ты ежемесячно будешь получать двести тысяч.

– Сейчас уходи, я подумаю. Если решусь, тогда позвоню тебе завтра и назначу встречу.

Он выполнил просьбу без лишних вопросов.

Прибыль росла, платить ему стали по полмиллиона в месяц. Куда он тратил деньги, Агния не знала, но Доронин продолжал настаивать на расширении торговли и увеличении собственной доли.

Деньги полились на нее, как из рога изобилия. Тогда они уже жили вместе с Кириллом, она целиком доверяла ему, потому переводила свою долю на его счета. Примерно через два года он сообщил ей, что нужная сумма собрана и нет нужды оставаться здесь. Можно ехать и до конца дней тратить заработанное.

– Еще и на внуков хватит, – уверил ее Кирилл.

Тогда Агния пустилась на поиски сына. Она пошла прямиком к отцу, но на вопрос, организует ли он их встречу, старик не дал конкретного ответа. Когда же она навестила отца в следующий раз, он сказал, что Толик не считает нужным встречаться с матерью. Его не интересует отъезд, здесь много дел, пояснил старик. Тогда она впервые за долгое время по-настоящему поругалась с отцом. Она употребляла такие слова, от которых даже на лице негра темной ночью можно было бы разглядеть румянец, бросалась в него посудой из его же шкафа. В конце прокляла его за то, что втянул сына в свои темные делишки. После ей стало стыдно, она просила у него прощения, но встречи с Толиком так и не добилась. Всякий раз намекая на отъезд из города, она просила отца позволить ей встретиться с сыном, но он отказывал, оставаясь до жестокого суровым.

За те несколько лет, что прошли со дня ссылки сына, она ни разу его не видела. Оставалось только верить на слово старику, которого она возненавидела и повторять, что с сыном все в порядке, он жив и здоров. Себе Агния дала слово, что никогда не уедет из города без Толика. Чтобы не случилось, она отыщет его. По мере возрастания влияния их банды, росли и возможности Агнии, Кирилл раскинул свои сети на прилежащие к городу территории, охватывал площадь, населенную более чем двенадцатью миллионами человек, зарегистрированных легально! Шансы отыскать Толика увеличивались.

Поэтому Агния не теряла надежды снова встретиться со своим блудным отпрыском. Память – как сеть, потянешь за одну ниточку, достанешь целый клубок воспоминаний. Она вспомнила, как сидя за письменным столом в гостиной Кирилла, они вдвоем выдумывали себе клички.

– Гулливер, – настаивал Кирилл. – Он персонаж популярный еще в государственный период книги. Звучит грозно, сильно, внушительно. То, что мне нужно.

– Глупость, – возражала Агния. – Только послушай: Гу-л-ли-ве-р, – намеренно растягивая звуки, произнесла она.

– Ты ничего не понимаешь. Он был великаном, вот, смотри, – на информационной панели, за которой сидел Кирилл, замелькали рисунки гиганта, нарисованного на фоне маленьких человечков. – Имя отражает его сущность. Гулливер звучит как имя гиганта, для которого человек не больше мух. Именно такое впечатление должен производить я на остальных. Меня должны бояться и уважать, иначе мы быстро провалимся.

– Гули-вер. Гули-гули – так каких-то животных, кажется, подзывают. Таких, знаешь, с перьями, клювами, как курицы, только лапы другие. – Агния никак не могла вспомнить название этой птицы.

– Вон, слушай: в переводе с древнегосударственного языка Гулливер означает великан, топчущий людей. Не где-нибудь, а в самой информационной энциклопедии написано. Слушай дальше: персонаж поэм некоего певца древности Свифта, в которых повествуется о его похождениях, участии в войнах и походах против могущественных государств древности. Гулливер олицетворял дух свободы угнетенного государством народа, который стремился свергнуть оковы правителей, но не мог это сделать, не устроив революцию. А ты говоришь смешно! Гулливер – так и чувствуется угроза.

– А я, значит, Аглая.

– Ты значит, Аглая. А чем тебе не нравиться? Почти как Агния.

– Я понятия не имею, что это значит.

– Пишут, имя государственного периода. Наименование цвета. Синоним слова алый. Подходит же, ты вся такая румяная.

– Была, пока не начала пускать себе кровь, – парировала Агния.

Кирилл не стал развивать эту тему, погрузился в работу с информационной панелью. Некоторое время они молчали, а потом он неожиданно заговорил о западе.

– Вот послушай, что пишут: на западе невероятно развиты демократические политические традиции, сохранившиеся со времен государств. Например, поощряется сменяемость власти путем переизбрания.

– Переизбрания.

– Ну да, процедура выборов главы муниципалитета.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Ну выборы, ты же знаешь, – беспомощно всплеснул руками Кирилл, который и сам толком не мог объяснить, о чем говорилось в статье.– Выбирают, значит, кого-то в муниципалитет.

– Что такое муниципалитет?

– Здание, большое, красивое, – наугад ляпнул он. – Да ты не перебивай, слушай. Вот: поощряется сменяемость власти. Но процедура выборов сильно изменилась по сравнению с периодом тиранического владычества государств. Ранее под сменяемостью власти понималась смена представителей народа каждые четыре, шесть, а иногда и большее количество лет. Теперь же на западе принята декларация абсолютной сменяемости. Фактически, голосование проводиться ежедневно. Выдвинуть себя кандидатом может любой, главой муниципалитета становится человек, набравший большинство голосов за прошедшие сутки. Демократическая сменяемость власти – залог либеральной функционализации распределения ресурсов, их эффективного использования. Собственники, на чьих территориях проводятся подобные процедуры выборов, утверждают, что сменяемость власти позволяет преодолеть такие негативные формы политической активности населения, как митинги и забастовки. Обязанность переговоров с собственником возлагается на избранного главу муниципалитета. Представляешь! На западе, оказывается, интересы граждан защищают специально выбранные люди. У нас такого разве дождешься. Неудивительно, что они там лучше живут. Наш собственник никогда не пойдет на подобное. Слышала когда-нибудь, чтобы у нас выборы проводились? Да ни в жизнь. А там, на западе, выборы ведутся онлайн, ежедневно. Это я понимаю – прогресс. Есть, кому собственников приструнить.

Агния улыбнулась.

– Понимаю, к чему ты клонишь, но ты же знаешь, я без сына не уеду.

– Я ни к чему не клоню, просто рассказываю.

Агния вспоминала эти дни, слабо улыбаясь. Тогда они только начинали, не верилось, что их затея осуществится, потому мечтать было проще. Теперь все изменилось. Мечты стали реальностью, нужно было делать следующий шаг, но Агния не могла.

Посидев еще немного, она собралась ложиться спать, не дожидаясь Кирилла, но тут щелкнул ключ в замке входной двери. Он все-таки пришел. Агния выскочила к нему навстречу. Кирилл выглядел уставшим, измотанным. Тяжелые веки приспущены, взгляд его был виноватым и полным раскаяния.

– Извини, что там накричал на тебя, – сказал он первым делом. – Но ты понимаешь, я не могу позволить подрывать мой авторитет.

Агния кивнула, давая понять, что извиняться не обязательно.

– Я не хочу, чтобы вы убивали Артема, – сказала она.

– Решение уже принято. Пойми, у нас нет другого выбора. Разве только...

– Договаривай.

– Разве только мы сегодня же уедем, – он разулся, подошел к ней вплотную. – Исчезнем из города раз и навсегда. Убежим от твоего брата, от этих глупцов. Там, на западе, нас никто не поймает, никаких доказательств нет.

– Но Толик...

– Если согласишься, соберем вещи прямо сейчас, я найму машину, и мы покинем город. Никого не придется убивать, смоем всю кровь, которой успели выпачкать свои руки.

– Я не могу без сына.

– Он взрослый, самостоятельный. Позволь ему жить своей жизнью. Он сделал выбор, так пускай несет за него ответственность.

Агния опустила голову, не знала, что сказать.

– Так как, Агния? Ты можешь спасти жизнь несчастному дураку. И его, и нашу шайку, скорее всего, арестуют, но ведь никто не умрет. Они отсидят срок и выйдут на свободу. Возможно, заживут лучше, чем сейчас. А так, кто знает, чем мы закончим, если пойдем дальше. Чем шире развернемся, тем сложнее скрывать нашу деятельность, собственник, тот уже давно о чем-то подозревает, вот-вот выйдет на нас. Собираемся и едем? – спросил он, приковав свой взор к ее лицу.

Так хотелось махнуть на всё рукой и ответить да. Она представила себя на берегу Средиземного моря или, быть может, Атлантического океана, с коктейлем в руках, прислугой, кружащейся около нее. Все хотят ей угодить, разговаривают с ней почтительно, заискивают. Как же хотелось, чтобы эта мечта когда-нибудь стала реальностью. Когда-нибудь, но не сейчас. Агния не могла сына.

– Нет, – ответила она.

Кирилл вздохнул.

– Тогда у твоего протеже Куркова не остается шансов. Прости.

На том и закончился их вечерний разговор.

...

На следующее утро Агния проснулась поздно – в двенадцать часов дня. Кирилла дома не было, а на кухонном столе лежала записка следующего содержания:

"Звонила твоя племянница, обещала приехать в гости. Уж не знаю, что ей надо. Я ушел по делам, вернусь поздно, не жди".