Текст книги "Кукук"
Автор книги: Алексей Евсеев
Жанры:
Роман
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
В кухню зашла сестра.
Я ей: Мы тут вот с Хайке хотели бы уединиться… Нет ли свободной комнаты, в которую нам можно было бы от всех запереться…
Сказав это, я подумал, что сестра меня неправильно поймёт. Но та наблюдала нас уже давно и знала о наших проблемах.
Сестра: Вас уже все достали? Так вы просто нам говорите, мы вас и будем спасать от назойливых пациентов.
Я: Как?!.
Вернулась Розамунде. Всех прочих тут же сдуло. Розамунде сказала, что её только что ударила Секс-Бомба. Она открыла бокс со своим запоздавшим обедом и начала жаловаться сестре, проходившей мимо. Я, мол, из-за похода к зубному не могла поесть вовремя, а теперь вот: на тарелке лишь обглоданная куриная косточка… Я не голодна, но это, тем не менее, неприятно. Сестра согласилась с ней.
Зашла «женщина у шкафа». Анна-Мари. Лет пятидесяти. Встала рядом.
Розамунде начала напевать «Полёт валькирий». При этом снимая с пальцев кольца, с рук – браслеты, с шеи – ожерелья…
Анна-Мари: Что это?
Я: «Полёт валькирий». Вагнер.
Розамунде заводит сама себя. Становится всё громче и громче. Я жду вылета мини-вертолётов из-за её плеч. У меня эта музыка связана лишь с Копполой. Все вокруг смотрят на нас. Анна-Мари просит Розамунде успокоиться. Розамунде останавливается на секунду и спокойно говорит в ответ: Не мешай!
Продолжает свою симфонию с того места, на котором её прервали.
Анна-Мари: Что это у тебя за ожерелье на груди?
Я (пытаясь отвлечь Розамунде от своего безумства): Это определённо какая-то азбука, надо только сначала выяснить слева направо она читается, или же справа налево…
Анна-Мари: Так. Вот микрофон. Это значит…
Розамунде прерывается с Вагнером и поёт в этот микрофон что-то из «Boney M». У неё отличное английское произношение, прекрасная дикция и забавный голос.
Я: В точку. Вот здесь и зеркальные шарики для дискотеки.
Анна-Мари: Индейское перо, цепочки… Ладно, я пошла.
Розамунде (мне): Тебе нравится Джонни Депп?
Я: Да, очень.
Она: Я его обожаю! Особенно это его: «Не Джек-Воробей, а капитан Джек-Воробей, я бы попросил!»
Произносит эту фразу по-английски.
Розамунде: Ты должен посмотреть этот фильм в оригинале! Депп бесподобен.
Я: Я его в оригинале и смотрел. В переводе этот фильм не работает.
Она: У меня его постер на кухне висит, где он вот так вот руку на лбу держит. Ха-ха-ха!
Розамунде стала рассказывать о том, что ей надо прервать свою патеншафт.[48] Я уже слышал о подобном. Через какую-то контору типа Красного Креста можно перечислять ежемесячно какую-то сумму денег (в данном случае – 20 евро) в слаборазвитые страны Африки и Азии, но не абстрактно, а определённому ребёнку. С этим ребёнком можно также переписываться. Розамунде хочет прервать своё опекунство в связи с тем, что ей не хватает денег на содержание арабского скакуна. И ещё ей надо подумать над приобретением мопса.
Она: Ты уже знаком с Александром?
Я: Нет.
Она: Он новый пациент. Русский. Тебе наверняка будет приятно пообщаться со своим соотечественником. Пойдём, я тебя с ним познакомлю. Инщаа-аллаа!
Я: Нет, Розамунде, не надо! Я не хочу ни с кем знакомиться. Тут в Нижней Саксонии уже каждый десятый мой соотечественник. У меня нет по ним ностальгии.
Она: Ха-ха-ха! Алексей, ты бесподобный!
Из коридора в холл вышел толстяк-медбрат. На нём прозрачный полиэтиленовый фартук и резиновые перчатки. Выглядит мясником. Не хватает пятен крови. Он, видать, только что помогал мыться Ралуке.
Я завариваю чай на всё отделение в восьми термосах. Сегодня восемь сортов. Не могу вычислить тот, которого не было раньше. Выкурив сигаретку, ко мне направляется Розамунде. Ещё не доходя до меня, она уже начинает свою речь:
А знаешь, это же отвратительно – вся эта мусульманская культура в отношении женщины. Эти парни из Саудовской Аравии, эти чёртовы ваххабиты, они понадевали на своих женщин эти отвратительные тряпки, эти мешки на живой душе – эти, да будь они во веки будут прокляты, хиджабы. [Мне вспомнилось очередное радио-выступление или же статья Валерии Новодворской на эту тему.] Все эти бесы из Аль КАиды… Ах, как меня забавляет, когда их по телевизору произносят: Аль КаИда. Аль КаИда значит по-арабски – баба[49], а Аль КАида – фундамент. [Спрашиваю позже об этом Акрама. Он говорит, что это чепуха.]
Мне надоедает слушать, и я начинаю свою болтовню. Говорю о пассионарности этих ребят, что рождаются с АКМ в руках. О том, что им гораздо легче убить другого человека, т.к. мы-еврвопейцы, уже забыли, как отрубить голову курице, не говоря уже о том чтобы зарезать свинью или завалить быка. Оттого и такие изнеженные. А там, в странах шариата всё проще, там человек словно мясная туша, которую можно без сожаления выпотрошить, если та не в силах запомнить формулу: «Ла илах илла Аллаа. Мохаммед расуль Аллаа». А мы тут, понимаешь ли, навыбирали себе овощные религии: человеколюбие, непротивление злу…
Бездумно чешу языком и активно жестикулирую. Случайно бросаю взгляд из кухни в холл и замечаю обалдевшего соседа-художника. Он смотрит на разгорячённого беседой меня и, словно, не может уверовать в то, что это я – его немой сосед, который даже «халлё» никогда не говорит, а тут так разошёлся, что…
Я (решив избавиться от своего бреда): Розамунде, в чём различие суннитов и шиитов?..
Розамунде: Ой, я и не знаю! Насрать на них на всех, с этими их распрями.
Розамунде, ты же говорила, что сошла с ума от ислама… Почему ты ничего об исламе толком не знаешь?..
В этот вечер Секс-бомба ударила паренька на кухне. С ней, наконец-то начали разбираться медбратья.
Скандалы и раздор между пациентами набирают обороты. То и дело слышна ругань на повышенных тонах. Как только начинается заварушка, тут же за дверью слышны шаркающие походки. Психи стекаются к эпицентру раздора. Им это интересно. Они охотно играют в зрителей…
На следующий день визиты к врачу. Они уже знают все мои проблемы и с Эдэле (Kalter Entzug!), и с Розамунде (Ты должен мне написать, как звали этих трёх рыцарей из русских сказок!). Спрашивают, кто меня посещал за это время, кто звонил. Я сказал, что навещали два раза, и регулярно звонят друзья.
Подумал, что за этим последует вопрос: назовите их имена, адреса, контактные телефоны, пароли…
Главврач: У вас есть друзья?
Я: Да. И очень хорошие друзья. Настоящие друзья.
Акрам звонит каждый второй день. Я уже не знаю, что ему рассказывать… Я не «Аль Джазира» и не «Аль Арабия». Врачи, похоже, не верят, что у меня есть друзья. Им кажется, что я одинок и из-за этого вакуума все мои проблемы. Видимо, отказались искать во мне психопатические отклонения и пытаются найти мотивацию в моём характере. Я говорю, что в общении с окружающими у меня проблем нет, т.е. проблемы общения у меня лежат несколько в иной области, а именно с…
Лечащий врач (главврачу): …фрау Кюн и фрау Краузе.
Я: …но это вынужденное общение. Я к нему не стремился. Если фрау Кюн глупа, то фрау Краузе, напротив, интересна. Но, тем не менее, это не моя среда. Чрезмерно избыточная. Я в таком ритме задыхаюсь. Общение – это, конечно, хорошо. Но когда только общение – я начинаю беситься.
Главврач: Я вас понимаю.
Я: Я первую неделю специально не снимал с головы наушники, т.к. догадывался о последствиях… Мне эта исповедальня не впервой.
Был уже огромный опыт по этой части во время работы в «Карге».
Мне предлагают перейти в другое отделение. Оно, правда, открытое. Там меня не вправе держать силком. Я соглашаюсь раньше, чем они успевают расписать мне все его (отделения) выгоды и всучить соответствующий флайер. Прочь-прочь, от этих болтушек.
Я уже начинаю думать, что это они, бабы эти, из-за общения со мной так деградировали. Я оказался их единственным «другом», других у них нет (ни разу не видел, чтобы кто-то их посещал), и ведь обе должны были вот-вот быть выписаны. И у обеих случился слом. Эдэле вернули назад в «буйное», ей запретили гулять одной. Розамунде сегодня явно не выпустят. Она уже сама это знает. Она говорит, что здесь нельзя смеяться.
Я (в шутку): Да, вон сидит медсестра и записывает (та действительно сидит и что-то пишет), кто сколько раз за сегодняшний день посмеялся. А потом бежит к врачу докладывать…
Розамунде: Ха-ха-ха! Да мне на них насрать на всех! Они все быдло!..
Я быстро собрал свои вещи и в сопровождении русской сестры бегом в отделение A4.1.
В последний раз я вспомнил о Милоше Формане, когда в отделении появился мужичок, который манерно расхаживал, выгибаясь всеми своими членами, кругами в холле и так целый день. В «Кукушке» был танцующий дядечка…
Забавно. На часах 22:22. Внизу письма стоит 22-я страница из 22-х…
Отрывки из питерских писем.
На часах 22:22.
Это весьма загадочная для меня цифра и даже более чем. Преследует она меня десятый год, но я до сих пор не смог её для себя расшифровать. Это число стало навязываться мне ещё в Берлине, когда я там работал в далёком теперь уже 1998-м году. Я приходил после работы домой, заваливался в кровать и пытался придумать историю для своего персонального мультика… Рисовал-рисовал, но так за год ничего толком и не придумал. Лишнее доказательство кой-чего… Иногда я непроизвольно поднимал глаза на будильник и на нём неправдоподобно часто попадались эти четыре двойки. Иногда было даже такое – я что-то рисовал и в голову мне приходила мысль об этой временной точке, я глядел на часы и 22:22 было там как на заказ. Вторично я стал обращать внимание на это время, когда меня попросили УЙТИ ИЗ ДОМА в Ганновере. Мучился задачкой 15 месяцев. Теперь вот тоже самое здесь, в Питере. Я редко бываю в это время суток дома, но каждый раз кто-то потусторонний балуется этим совпадением, выгадывая паузы в моей работе, будто хочет мне что-то сказать, домигаться, а я всё не догадываюсь – что же именно мне следует понять.
Я даже пытался по аналогии с цифрой неонацистов 88 (88 = 8-я цифра алфавита «H» = получается «HH» = Heil Hitler) понять скрытый код. Получалось так: 22:22 = ББ:ББ, или 2+2:2+2 = 4:4 = Г:Г, или, сложив все двойки, = 8 = Ж, 22-я буква алфавита «Ф» = Ф:Ф. В результате получаем: ББББ, ГГ, Ж, ФФ. Произвольно смешиваю =
БГФБЖБФГБ
В полученной формуле присутствует БГ :), но также и ГБ :(
Что же тогда ФБЖБФ?! Моя версия:
БГ Финансирует Бывших Жён Благодаря Фондам ГБ
Глупость всё это, конечно, но тогда на фига они, цифры эти, меня ТАК часто преследуют?!.
Было и такое: я увидел на часах время 22:23 и не то чтобы разочаровался… но немножко пожалел о том, что «опоздал»…
22:21 не попадалось, но это тоже должно быть интересно по ощущениям. Типа отвожу глаза в сторону и так невзначай несколько секунд спустя… Бац, а вот вам и 22:22. ХЗЧ с головой происходит.
Ну и хрен с ним, с ней…
<…>
На часах 22:22. Что же это всё-таки значит?!
<…>
Вчера долго не мог заснуть. Повернулся к будильнику. На нём: 2:22. Цифры отражаются в полировке столика. Там в зеркальном виде другое число: 5:55. Без комментария.
<…>
22:22. Семь дней подряд. И ещё несколько раз ночью: 2:22… Чертовщина.
Тётя Нина
Веки мои ещё не разлепились в тот день. Утренний свет был не в силах справиться с ними. Осеннее солнце нежно грело их через миниатюрное окно спальни своей остывающей силой и это отлично контрастировало с морозным воздухом. Тело, расслабленное до предела, утопало в перине. Я – четырнадцатилетний мальчишка, охочий до ласки, но не получающий её, провожу свои выходные у бабушки с дедом. Абсолютный уют, несмотря на запах дачной сырости, регулярно вырывает меня из городской квартиры и манит к себе за полсотню километров от Питера в северном направлении в посёлок Рощино. Печка к утру как всегда остывает, и в комнату возвращаются духи древних обоев, ветхих занавесок и искалеченной временем мебели. Всё это становится достоянием моего носа. А запахи мне эти очень дороги. Я всегда обожал эстетику разрушения: ржавчину, гниющую древесину, лохмотья краски, битый кирпич, сгустки бумаги, трещины, царамины. Любил я это дело и глазом, и носом. Тем не менее, я охотно желаю вернуться в тот сон, из которого только что выпал. Вернуться в него нужно однозначно, т.к. несколько секунд назад я пытался втиснуть свою подростковую письку в девушку, после того как изрядно подержал в руках её грудь. Такое было возможно лишь во сне. Наяву мой сексуальный мир был куда трагичнее. То есть его вообще тогда не было. И тут я понял, почему нежное чудо меня покинуло. Уши мои прокалывал раздражающий, как комариный писк, звук. Бойкий шёпот моей тётки доносился из соседней комнаты. Она опять приехала спозаранку и что-то занудно рассказывала моей бабушке. Слов было не разобрать, да это, чёрт побери, и к лучшему. Мучительно хочется рухнуть обратно в сон, вернуться к женской коже, зарыться носом в копну волос и ласкать-ласкать.., но раздражение от шёпота растет, и я окончательно просыпаюсь. Переворачиваясь с живота на спину, я задеваю холодные места простыни и одеяла. Брр! Накрываюсь с головой. Обильно дышу ртом, чтобы нагреть воздушный пузырь снова. Тёткин шёпот, лишь изредка переходящий в голос, не знает преград, он следует за мной через толщу перьевого одеяла вглубь ушной раковины, даже сквозь плотно прижатые к голове ладони. От рук уши начинают болеть, и от этого средства приходится отказаться. Если бы она не шептала, а всего лишь говорила вполголоса, или даже, если бы говорила в полный голос, я бы наверняка не обратил на этот акустический эффект особого внимания. Но она, как ей это всегда было свойственно, шептала-шептала-шептала. И это шипение было невыносимо. Бабушка время от времени вставляет своё «да», означающее внимание, но, наверняка ведь, думает о чём-то своём, не вникая в динамический бред сестры.
Теперь я не знал, что мне делать дальше. Выходить из спальни желания не было. Несмотря даже на то, что каждый раз, приезжая к бабушке и заставая меня у неё, тетя Нина щедро одаривала своего племянника то трёшкой, то пятирублёвкой. Я никогда не испытывал особой страсти к деньгам, и поэтому моя благодарность за подобные подарки всегда была неловкостью. Устраивать театральное представление со вступительным удивлением, хотя уже явно догадываясь о последствиях, когда вот уже виден её кошелёк, в нём роются, первым отказом от ненужных щедрот, отказом дальнейшим, заканчивающимся принятием денег с повторяющимися благодарностями… ну не мог я это сыграть!
В общем, я решил переждать ту беду и долежать до финала, когда незваная гостья (а бабушка никогда не приглашала никого к себе, все приезжали по собственной инициативе), нашептавшись вдоволь, удалится. Прошло полчаса. Находиться в постели стало невыносимо. За это время я насмотрелся на пейзаж за окном. Голые ветки яблони перед домом и чистое голубое небо, вот всё, что можно было увидеть в окне, лёжа в кровати. Начинала болеть спина. Я в очередной раз прошёлся взглядом по насыщенным узорам обоев, по маленькой почерневшей иконе в серебряном окладе (подарок тёти Нины моей бабушке), в который раз оценил размер 50-ти-литровой бутыли с самодельным вином и завершил свою утреннюю гимнастику для глаз на двух иллюстрациях Леонардо да Винчи. На них были изображены мадонны с младенцами. У одной из них была вынута грудь, которую сосал ребёнок. Я опять вспомнил о своём сне. Подобные подарки сновидений случались у меня не чаще, чем раз в два месяца. Мне было о чём грустить. Вместо того, чтобы баловать меня эротическими снами, мой мозг развлекал меня в снах ощущениями падения. Я тысячекратно испытывал этот ужас, человека летящего с огромной высоты и чувствующего себя обречённым. При падении больно не было, но было ощущение, будто боль вот-вот начинается, и вот остаётся лишь доля секунды до того, чтобы её ощутить во всей силе. Тут-то я и просыпался, либо проваливался в другой сон. Все вокруг говорили, что эти ночные полёты являются следствием моего роста. Возможно, отчасти так оно и было.
Шёпот за стенкой прекратился, но это не стало моим освобождением от родственницы-не-родственницы. Как раз наоборот, это был первый странный день в наших отношениях.
Вскоре пришла бабушка, чтобы разбудить меня. Мне пришлось сделать вид, что я был разбужен её приходом. Она сказала, что тётя Нина приехала поговорить со мной. Со мной?! О чём? Почему я не могу провести в покое мои банальные выходные без сюрпризов?..
Мне пришлось встать и одеться. Нехотя я вышел в гостиную, но там никого не было. Я пошёл на веранду. Она была также пуста. В окне я увидел тётку, прогуливающуюся перед домом.
Чувствовал я себя ужасно неловко от того, что вот якобы только что проснувшись, иду зачем-то на улицу, а тут, бац, какая неожиданная встреча. От очередной роли я отказываюсь и пускаю всё на самотёк – покорно выхожу.
– Доброе утро.
– Ах, здравствуй, мой хороший! А я вот с тобой решила поговорить. Очень важное дело у меня к тебе есть. Пойдем, прогуляемся в прогончике, пока Тося готовит тебе завтрак.
Прогончик на нашем участке это отдельная история. Так получилось, что наша дача была окружена со всех сторон прочими дачными участками, и чтобы выбраться с неё на улицу, а также проникнуть на её территорию, у нас во владении была дорожка – метров двух с половиной шириной и двадцати длиной, вдоль которой росло десятка два елей. Вся тропинка была засыпана хвойными иголками, что вызывало во мне ощущения, будто бы я в лесу. Там даже грибы как-то выросли.
– Алешенька, ты же знаешь, что и я, и бабушка твоя, мы не вечные, скоро мы умрём. А у меня никого, кроме тебя, солнышко, и нету. Нету более родного мне человека на свете. Ты один и есть.
Тут мне придётся опять сделать отступление, т.к. то, что вещала тётка, было полной ерундой. Родным человеком я ей никак быть не мог, т.к. виделись мы с ней от силы пару-тройку раз за год, а то и реже. Мы здоровались, она меня спрашивала о моём здоровье и прочей чепухе, и на том всё заканчивалось. Никакой душевной близости, никакого значительного интереса друг другу у нас не было. С моей стороны отношения были вынужденными. Я не испытывал к ней никакой антипатии, но симпатии также не было. И опять же не был я ей единственным племянником. У моей бабушки кроме Нины было ещё пятеро живых сестёр. Почти у всех у них должны были быть внуки. Знаком я был, правда, лишь с одним из них. Мой двоюродный брат, мой тёзка, старше меня на пару лет, попадался Нине Ивановне на пути куда чаще, нежели я. Нина подолгу жила у своей сестры Клавы, которая в свою очередь жила с семьёй, т.е. с сыном, невесткой и внуком Лёшей. Все эти разговоры о избранности мне стали не по душе. Я понял, что у меня что-то будут просить, а отказать мне будет ох как непросто. Напрасно я принимал те злополучные трёшки и пятёрки… Сколько их было в сумме? Не вспомнить. Вот и пришло времечко за них рассчитаться.
– Послушай меня, ты ещё молодой – ничего толком не знаешь, а у меня душа за тебя болит. Как у тебя жизнь сложится?
Всё это время я пытаюсь дышать ртом, т.к. от тётки пахнет очень неприятно. Раньше я думал, что это был запах её болонки, но потом догадался – причиной тому был старческий запах. Странно, но от моей бабушки, как впрочем и от деда, так никогда не пахло, а они были старше Нины на несколько лет. И жила моя бабушка круглый год в деревне, а Нина – в городской квартире с ванной. Бабушке же с дедом приходилось ходить в баню. Не чаще чем раз в неделю. Бабушка всё время вкалывала в огороде, дед пил горькую…
– Я вот что решила. Я хочу отвести тебя к батюшке, чтобы он тебя покрестил. Это великое чудо. У тебя стразу душа возрадуется.
Дальше шло перечисление того, как выгоден процесс крещения. Явная и ничем не прикрытая пропаганда. Примерно в это же время меня начали вербовать в комсомол, т.к. в классе из 40 учеников некомсомольцем оставался я один.
– Ну что, согласен?
– Да.
Боже! Зачем я сказал «да». Ведь надо было сказать «нет».
– Раз ты не против, я договорюсь с церковкой и приеду за тобой на следующей неделе. С мамой твоей я тоже поговорю. И вот ещё что. Ты же знаешь, что у меня есть квартира, которую я хочу переписать на тебя?
Об этом мне говорила бабушка. Но к новости этой я был безразличен. Идея заполучения чужого жилья казалась мне постыдной.
– Когда я умру, у тебя будет место, где жить со своей собственной семьёй. Скажи мне, ты хочешь, чтобы эта квартира досталась тебе?
– Ой, я не знаю…
– Ну, как не знаешь. Тебе же ничего для этого делать не нужно. Я всё оформлю сама. У меня есть деньги. И на похороны у меня есть сбережения. Тебе нужно только сказать «да». Ну что молчишь?!
– Тётя Нина, я, правда, не знаю. Что я должен сказать?
– Скажи? что согласен.
– Да, спасибо.
Квартира, предлагаемая в завещании, была мне абсолютно не нужна. Но сказать «нет» я в те годы ещё не умел. Своим «нет» я боялся оскорбить человека. И поэтому покорно выдавливал из себя «да».
Я уже тогда догадывался, что моя жизнь сложится трагично, что никаким богатством (движимым или не движимым) меня не спасти. Поэтому на тёткин вопрос «Как у тебя жизнь сложится?» мог обречённо ответить: «Плохо, очень плохо она у меня сложится, тётя Нина». На то были свои причины.
– Ну, вот и хорошо. А крещение, Алёшенька, это чудо. Ты это сразу поймёшь. Когда оттуда обратно домой поедем, сердце у тебя радоваться будет. Это всегда так… Я тебе и библию привезла. Сейчас пойдём в дом, я тебе её покажу. Только это не подарок. Я в следующий свой приезд её заберу.
Библий она привезла две. Та, что досталась мне на недельку, была древним нечитабельным изданием с ятями. Я потом долго листал её, вдыхая запах страниц, опять-таки сырости и пыли. Эту книгу было приятно держать в руках. При всей её затёртости и потемневших страницах, впечатление она производила живого существа. Читать её я так и не взялся. Вторая библия была совершенно новой. Она почти целиком состояла из кичёвых картинок с подписями к ним. От количества цветов было сложно сфокусировать взгляд на мотиве. Её я закрыл на первых же страницах. Эту книгу Нина ценила, по всей видимости, больше своей родительской библии, т.к. не отважилась оставить её мне, забрала с собой.
– Я спрошу у батюшки, что надо будет взять с собой. Точно знаю, что чистое бельё и полотенце. Крестик я тебе уже купила.
Это был конец разговора. Из дома вышла бабушка и громко позвала: «Кушать!»
Мы вернулись из прогончика на участок и пошли домой. Нина пошла дальше то ли нашёптывать бабушке очередные семейные сплетни (её жизнь состояла из курсирования от одной сестры к другой), то ли делиться результатами нашей с ней беседы. Я сел завтракать. Затем ознакомился с книгами. Вскоре Нина уехала, оставив мне на этот раз красный червонец.
– Купи себе что-нибудь.
– Спасибо.
Что-то со мной было не так.
Впоследствии я начал её избегать, прятался. Когда же меня отловили, я сказал, что передумал, что не хочу, что мне это всё не нравится…
В результате меня не удалось покрестить. С комсомолом тоже не срослось. Я не смог зазубрить его прописные истины для «вступительного экзамена». А потом, во второй раз, просто не пошёл. Я уже гордился тем, что не такой как все. Больше гордиться было нечем. Разве что тем, что у меня дома были подпольным образом записанные кассеты «Битлз», о существовании которых знал далеко не каждый мой однокашник.
Квартира тёти Нины после её смерти достанется моему троюродному брату Лёше. Тот согласится спасти свою душу. И правильно сделает.
Я же погрязну в грехе уныния с вытекающей из него попыткой самоубийства.
Отделение А 4.1
…и пришёл я в отделение A4.1. И отвели меня в мою коморку. И была та комната на двоих. :) Мне досталась кровать у окна. Соседа ещё не было. О его существовании говорила смятая постель. Помещение маленькое, квадратное, кубообразное. Две кровати, две тумбочки, стол, два стула, шкаф, умывальник с зеркалом. Окно закрыто, батарея на максимум, спёртый запах. Это здание, в отличие от предыдущего,– старой постройки. Возможно, что запах из-за его ветхости. Я открыл окно, выключил отопление. Стал разбирать свою одежду. Шкаф поделён на две части. На одной, левой, наклеен номер 9, на другой – 10. Моя правая половина, т.к. в ней торчит ключ. На ключе – бирка с номером отделения и номером шкафа. Я отцепляю её и бросаю в тумбочку. Ключ цепляю к штанам. Инстинктивно открываю обе половинки. Слева груда полок, сваленных внизу, на которых лежит пара скомканных шмоток. Моя половина цивильная: полки на месте, вешалки даже есть. Перетаскиваю сюда свою одежду из рюкзака. Закрываю шкаф на ключ. Начинаю заполнять тумбочку.
Заходит сосед. На вид – дед, старик. Здороваемся. Он очень невнятно говорит. Я не смог распознать его имя. Фамилия красивая: Rosenberger. Наши фамилии написаны на табличках при входе в комнату. Он подходит к шкафу, открывает свою половину, смотрит на его содержимое, закрывает дверцу и запирает её на ключ.
Он: Алексей.
Пауза.
Он: Ты русский?
Я: Да.
Он: Do you speak English?
Хорошее начало.
Я: Нет. С немецким у меня лучше…
Он: Beautiful.
Я: Beautiful?
Он: Ja.
Пауза.
Он: Это словарь?
На моей тумбочке действительно лежит мой немецкий словарь.
Я: Да.
Он: Хорошо. Я тебе помогу с немецким, а ты меня научишь русскому.
Я: Договорились.
Он: Я знаю …
Я: Простите?!
Он: Мир.
Я: Я не понял.
Он: Космическая станция «Мир».
Я: А! Так её уже нет. Её затопили несколько лет назад.
Он: Да?!.
Садится за стол, достаёт записную книжку, пишет. Написав что-то, подходит ко мне, показывает: Твоё имя?
На листочке старческим подчерком: Alixz.
Я: Нет, не так.
Беру его ручку и пишу: Alexey.
Он мне под руку: Зачеркни то, где неправильно!
Жестами показывает, что ему надо записывать, иначе забудет.
Он подходит к окну, закрывает его, включает отопление. Придётся жить на его условиях. Я люблю прохладу и свежесть. Дед садится на свою кровать. Я замечаю, что всё его постельное бельё чем-то забрызгано. Он достаёт из тумбочки бутылку колы и пьёт. Скорей всего этой колой всё и испачкано. Он постоянно в движении: выходит из комнаты, возвращается, проверяет свою пижаму под одеялом, копошится в своей тумбочке, опять выходит, заходит, одевает куртку, уходит, возвращается, раздевается, садится за стол решать кроссворд.
Он: Как называется копия и-мейла?
Я: CCR.
Он: Видишь, ты мне помог. Я тебе чем-нибудь помогу. Хороший коллега.
В этом отделении находится пара пациентов, знакомых мне по 5.2. С ними я приветливо здороваюсь. Следом за мной сюда переводят ещё одного паренька. Беньямин. Он передаёт мне «письмо» от Розамунде.
Письмо выглядит следующим образом: это журнал компьютерных игр «PC Games»; поверх третьей страницы красуется следующий текст:
Hallo, Alexejowik, pleased to meet you, hope you guess my name (Eisenherz)
(Island, Eisland, Gotland, Nordland, Eiswьste, Eisstr., Eisberg, Taiga, Tundra, Sibirien, Bovosibirsk, Stahllingrab)
Eiswolf
Eisbдr
Eisfuchs
Eistanz
Oleg
Popopopowitsch
Bei Bei Baby / Bei Bei
Alexej Wolgograaaath!
В благодарность за почтовые услуги я немного поиграл с Беньямином в настольный теннис. Стол складной. Раскладывается в коридоре и занимает по ширине почти всё его пространство. С моей стороны ещё и стеклянная дверь. Машу ракеткой осторожно.
Пятница. Пациенты садятся в кружок и говорят о своих проблемах за эту неделю. Одна женщина со слезами в голосе жалуется на то, что когда она ходит в душевую, то вывешивает на дверь табличку, чтобы никто в это помещение не входил. (В той душевой две кабинки). Но кто-то её игнорирует и заходит внутрь. Более того – начинает проверять, какая из кабинок свободна. Это очень ей неприятно. Она хочет находиться в той комнате одна.
Молчание. Врач говорит, что её желание понятно, что раз на ручке душевой висит табличка, значит нужно подождать…
Пациенты делятся также своими планами на выходные. Почти все уедут на субботу-воскресенье домой. Отделение собственно для тех, кто готовится вернуться домой. Буйных и возбуждённых здесь нет. Распределяем amt'ы на следующую неделю. Я готов мыть посуду, т.е. заполнять и разгружать посудомоечную машину. После банальных речей все расходятся. Ко мне подходит мой новый лечащий врач. Молодая женщина. Александра, успеваю запомнить её имя. Идём к ней в кабинет.
В кабинете на мониторе висит моя подноготная аршинными буквами. Врач спешит сохранить свой файл и убрать его с глаз долой. Меня её поспешность забавляет. Составить нам компанию приходит одна из сестёр.
Снимаем повязку с раны и начинаем елозить по ней пальцем, задевая острым ногтём. Я рассказываю свою историю. Почему-то ужасно подробно. Каждая мелочь мне важна. В каждом слове сокрыт подтекст. Они к нему глухи. Это видно. Рассказываю в хронологическом порядке. Когда добираюсь до Питера, врач начинает регулярно задавать один и тот же вопрос: Это было в Германии или в России? В России. Германию мы уже покинули. По истечению некоторого времени замечаю, что она косится на часы и пытается меня прервать. Я же как паровоз пру вперёд и прекращаю на полуслове, когда замечаю на её лице полную отключку. Она спрашивает, не хотел бы я заняться эрготерапией или рабочей терапией. Началось. Я сказал, что это вряд ли мне поможет, т.к. во время своей депрессии работал я достаточно, а о хобби и говорить не приходится, я трудоголик по натуре, ни секунды покоя, если нахожусь один, и мне это всё не помогло. Врач говорит, что это не совсем работа, даже совсем не работа, одно лишь слово… Меня там просто будут проверять, на что я способен. Я говорю, что интереса у меня пока нет. А на что я способен могу и сам без утайки рассказать. Давайте вернёмся к этому разговору позже. С облегчением: Давайте! А вы сейчас живёте на пособие по безработице или?.. Нет, у меня нет никаких доходов. Вы не получаете пособие?! Нет, а зачем? Меня же здесь кормят бесплатно! А на что же вы тогда?.. У меня есть часть денег, заработанных в России. Они, правда, уже на исходе.
Под конец я спрашиваю разрешения пользоваться компьютером. Пожалуйста! Отлично. Великолепно. Просто зашибись теперь. Всё возвращается на круги своя. Ни что не в силах разорвать этот порочный круг. Значит, скоро вернётся и депрессия.
Убегаю в свою комнату и включаю вышедший из под запрета компьютер. У меня уйма необработанного материала, целая гора, собравшегося за прошедший месяц от ежедневных уже походов в интернет-кафе.
Заходит сосед: О! Ноутбук. Я тоже хочу себе купить такой. Сколько он стоит?
Прекрасно понимая куда пришвартован, не задаюсь вопросами: зачем он ему, как он его будет осваивать…
Я: По-разному. Хорошие – от тысячи. Есть уже такие, что и за 300. Но есть и за три тысячи.
Сосед: Понятно. Надо будет купить. Я работаю. Уже тридцать пять лет…
Я не понял кем.
Сосед: А это – чтобы телефон был?
Показывает на провод, ведущий от компьютера к электрической розетке.
