Текст книги "СЛОМ (СИ)"

Автор книги: Алексей Ерошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Олег снова пожал плечами:

– Как знаешь. А подстанция-то работает. Гудит.

– Гудит,– согласился Штольц.– Сержант, посмотри, это есть совсем не мелкий скот.

У самой подстанции лежала присыпанная снегом павшая лошадь. Ее скрюченные ноги и застывшие, по-рачьи выкаченные глаза наводили на мысль о долгой мучительной агонии. Штольц поспешно вернулся к машине, достал и зарядил дезинтегратор. Олег включил контроллер и взглянул на экран:

– Ничего опасного не видно. Если верить сканеру, впереди жилой объект. Возможно, внутри человек. Не могу сказать точно, нужно подойти ближе.

– Надень экипировку,– приказал Штольц, облачаясь в броню.

***

Двери открыл высокий худой старик. Сухой настолько, что наброшенная телогрейка болталась на нем, как на колу.

– Скорей, скорей заходите,– позвал старик, едва увидав гостей.– На дворе стоять опасно. Что же вы пешком-то? А машина где?

– У подстанции осталась,– пояснил Олег.– У вас тут снег слишком глубокий, проехать нельзя.

– Так нечем чистить-то,– вздохнул хозяин, запирая сени,– этот ворог все разорил. И лошади подохли обе, и трактор сломался, не разберу никак: боязно. Он вить шарошится везде, не знаешь, откуда и выскочит, зараза такая. Проходите, проходите, грейтеся. Сщас я вам покушать соображу.

В избе было жарко и чисто. Остывшая на улице броня мгновенно заиндевела. Олег прислонил к побеленной стенке печи замерзшие ладони, впитывая живительное тепло. Штольц, немного поколебавшись, положил оружие на лавку и последовал примеру Левушкина. По лицу Йозефа расплылась блаженная улыбка. Старик постучал в перегородку поленом и крикнул надтреснутым голосом:

– Макарьевна! Ты живая там? Неси молока! Спасители наши приехали!– он положил полено и пояснил.– Соседка моя. Двое нас тут с ней, во всей деревне. Все спорим, кто кого хоронить будет. Снимайте железо-то ваше, отмокреете от него.

– Вас как правильно звать?– спросил Штольц.

– А Кондратом Федотычем зовите,– ответил старик.– Али просто – дед Кондрат. И на Федотыча не обижусь. Тоже правильно будет.

Хозяин разложил по тарелкам хлеб и солонину, поставил кастрюльку со щами и принялся нарезать сало. В сенях скрипнула дверь, в половину старика вошла соседка Макаровна с банкой молока и запотевшим графинчиком.

– Ну, здравствуйте, здравствуйте, кибальчиши дорогие,– улыбнулась вошедшая гостям и зашаркала по половикам к Федотычу.– Чего стоишь, как пень, возьми банку-то.

– Гутен таг, вечер добрый,– кивнул Йозеф, покосившись на Левушкина.– Олег, что есть – кибальчиши?

Олег зачесал в затылке:

– Слушай, это слишком долго рассказывать. Как-нибудь потом. В общем, это такие… эм-м-м… очень отважные ребята.

– Скауты?

– Круче.

– Ох и придумали,– фыркнула Макаровна.– Скауты какие-то… Кибальчиши – они и есть кибальчиши. Которые помогают. Не то, что этот Степка, сынок Федотычев. Привез эту заразу, теперь не знаешь, как избавиться. Идите, ребятки, ишьте, пока горячее.

– Так что это есть за машина?– спросил Йозеф, садясь к столу.– Как выглядит? Где на нее документы?

– Какие там документы,– отмахнулся старик.– Сын мне ее привез, крыс извести. Наплодилось их – кошмар просто. Отраву не едят: хитрые. В капканы тоже не идут. Электромышеловку купил – так что думаете, с пяток добыл, и все. Научились, не подходят. А эта тварь за них взялась поначалу – будь здоров. За ночь по десятку добывала, а то и больше. А потом что-то с ней стало.

– Что-то…– проворчала Макаровна.– Говорила ему выключить мышеловку, так нет, оставил. Током его жахнуло, зверя этого. Вот мозги у него и съехали набекрень. Сначала всех кроликов извел. Собаку, курей всех. Потом до лошадей добрался. Теперь вот одна корова осталась, и кот еще. Да вы ишьте, ешьте. Небось, в дороге умаялись.

– Ничего,– поблагодарил Йозеф, задумчиво помешивая в тарелке щи,– данке. А как он есть выглядит, этот робот?

– Да как…– задумался Федотыч, расплескивая по стаканам самогон из графинчика.– Длинный, да такой… Как веретено, что ли. И ползает, как червяк, только быстрей гораздо. Даром, что ног нет, не угонишься.

Олег вдруг отложил в сторону ложку, подтянул к себе контроллер, и электронным пером быстро набросал на экране схематичный рисунок:

– Часом, не такой?

Старик достал очки с перемотанными изолентой дужками, протер их носовым платком, нацепил на нос и вгляделся в экран:

– Вроде, похож…

– Вот старый крот,– снова фыркнула Макаровна.– Да он это, точно.

Олег отставил стакан, встал и принялся одеваться:

– Йозеф, мне нужно кое-что проверить. Пройдемся до машины.

Штольц, не задавая вопросов, немедленно поднялся и тоже принялся одеваться.

– Да вы с ума сошли! Ночью! И ведь не поевши совсем!– охнула соседка.

– Впрямь, ребятки, поели бы, выспались, а уж с утреца и занялись делами-то,– поддакнул старик, неловко вертя в пальцах стакан.– Кто его знает, этого зверя…

– Ничего, мы скоро,– пообещал Олег, выходя на улицу.

Он тщательно просканировал местность и негромко посоветовал:

– Йозеф, приготовь крупный калибр и включи ночное зрение.

– Ты определил, кто это есть?– спросил Штольц.

– Я не уверен. Вернее, хочу убедиться на сто процентов. Это слишком невероятно. На всякий случай будь наготове.

– Понял,– кивнул Йозеф, заряжая оружие обоймой крупнокалиберных патронов, снабженных пулями с вольфрамовыми сердечниками.

Взяв дезинтегратор наизготовку, Штольц неспешно двинулся вперед, внимательно вглядываясь в заколоченные окна домов. Олег шел следом, не отрывая глаз от показаний сканера. Так они дошли до мертвой лошади. Левушкин осторожно смел с ее ног снег, выключил ПНВ и зажег фонарь.

– Что ты хочешь найти?– спросил Штольц.

– Кажется, уже нашел,– нахмурился Олег, перебирая смерзшуюся шерсть на странном вздутии у копыта.– Так и есть. Так и есть, Йозеф. Пятая категория.

– Что ты имеешь в виду, сержант? Пятой категории нет.

Вынув из ранки в ноге лошади маленькую острую деревянную палочку, похожую на зубочистку, Левушкин тотчас выключил фонарь и вновь опустил забрало шлемного экрана, оглядывая окрестности:

– Нужно немедленно уезжать отсюда, Йозеф. Мы одни не справимся с хорьком. Только спровоцируем его. Это не просто робот. Это не бытовой агрегат, а военная техника, кибер-диверсант.

– Как это есть?

– Йозеф, некогда объяснять. Нам нужна связь. Идем к машине. Будь начеку. Хорьки любят устраивать засады.

– Я не слышал о таких киберах,– недоверчиво заметил Штольц, но дезинтегратор с предохранителя снял и затвором клацнул.

Машина стала заметно ниже. Издали казалось, что поземка просто успела замести дорогу. А вблизи все стало яснее ясного.

– Все четыре колеса пробиты!– чертыхнулся Штольц.– Die Teufelei!

– И окно разбито,– предупредил Олег.– Осторожнее, он может выстрелить отравленным дротиком.

– Ты его видишь?

– Нет. Но это ничего не значит. Хорек в засаде почти не нагревается, а пока он не движется, обнаружить его невозможно.

Штольц прикрыл бронеперчаткой незащищенную забралом часть лица и осторожно заглянул в окно:

– Связи нет. И не будет. Спутниковый телефон уничтожен. Сотовая связь не достает сюда. Мы есть отрезаны. Что теперь?

Левушкин, не отрываясь, просматривал показания сканера.

– Надо вернуться в дом. Здесь опасно. Хорек наверняка в засаде. И, может быть, гораздо ближе, чем ты думаешь.

– В машине, кажется, ничего нет. Где он может прятаться?

– Там, где его труднее заметить. У источников тепла.

На трансформатор подстанции они оглянулись одновременно. И тотчас длинное веретенообразное тело хоря, тускло блеснув чешуйками брони, скользнуло сверху стальной молнией прямо в снег. Штольц не успел даже поднять оружие.

– Он под нами!– крикнул Олег.– Под землей! Ориентир – на два часа! Дистанция шесть метров! Бей шокером!

Йозеф поспешно принялся заряжать гарпун.

– Три часа, дистанция десять метров,– докладывал Олег.– Двенадцать. Пятнадцать. Все, он вне досягаемости. Нам его не догнать.

Штольц изрек непристойное немецкое ругательство.

– Подожди чертыхаться,– посоветовал Левушкин.– Мы зевнули фигуру, но партия еще не проиграна. Ход за нами.

– Я не знаю этой игры,– возразил Йозеф.– У нее другие правила.

– А мне приходилось играть по этим правилам,– сказал Олег, продолжая внимательно следить за показаниями сканера.– Линия тянется с юга. Хорек ушел на север. Ему больше негде брать энергию. Он вернется, Йозеф. Куда ему деваться? Непременно вернется. А уж мы его встретим.

***

– Может, здесь чего найдете,– сказал Федотыч, осторожно приоткрыв дверцу кладовой.– Тут много чего. Прибраться только недосуг, извиняйте. Мужики уезжали – барахлишко оставили. Или кто помер если – бабы тоже мне хлам несли. А чего, не выбрасывать же.

Йозеф снял со стены карабин.

– Удивительно,– заметил он, разглядывая дату выпуска.– Винчестер позапрошлого века. Это есть антикварная вещь, и в прекрасном состоянии…

– Так ведь к нему патронов не было,– пояснил старик.– Никто достать не мог. А без патронов он – что? Палка красивая.

– А это откуда?– спросил Олег, снимая крышку с патронного ящика военного образца.

Старик мельком взглянул на позеленевшие гильзы в локоть длиной:

– Это-то? От соседа моего, Петра Сергеича, осталось, царствие ему небесное. Он тут, недалече, на вертолетной точке работал. Так полигон там был, самолеты пристреливали, ага. Ну, он и взял. Больше-то нечего было. Тушенку еще возил, так ее, понятное дело, съели. У нас ведь как: кто что может, то и тырит, ага. Денег тогда месяцами не платили, а жить-то надо. Даром ведь ничего не дают.

Штольц нахмурился, разглядывая содержимое кладовки:

– Сержант, это есть целый арсенал. Мы должны сообщить куда положено. По закону это все подлежит изъятию. Тут взрывчатки на десять диверсий!

– Йозеф, уймись,– посоветовал Олег.– Ты что, никогда не был в сарае у русского мужика? Тоже, нашел террориста… Лучше думай, как этот арсенал к делу приспособить.

– Да и не мое это вовсе,– обиделся Федотыч.– Прибрал, чтобы не валялось-то, мало ли что. А он возмущается! Тоже мне, законник нашелся. Ты поживи здесь, поживи, в глухомани-то, посмотрим тогда! Ишь, законник он…

– Ладно,– отвернулся Йозеф,– это не есть мое дело. Ваша страна, живите, как знаете.

Старик немедленно успокоился и назидательно заметил:

– То-то. Со своим уставом в чужой монастырь соваться не резон. У нас тут один закон – медвежий угол. Тайга и болота. Вот и весь сказ.

– Я сказал глупость,– согласился Штольц.– Ich bitte mich, zu verzeihen. Вернемся к делу. Сержант, что предпримет эта машина? Какова ее тактика?

– Мы имеем дело с автономным военкибером. Тип – HOR – Haunt Of Raider. В обиходе – «хорек». Основные функции – разведка и диверсии. В первой стадии он прорывает ходы к стратегическим объектам. Или использует готовые – теплотрассы, даже канализацию. Этот пункт уже выполнен. Если на сообщения кибера не поступает приказа, он переключается на вторую фазу – начинает действовать самостоятельно. В первую очередь, уничтожает средства связи и транспортные средства.

– Этот пункт выполнен тоже,– констатировал Йозеф.– Дальше, как я понимаю, есть очередь живой силы противника?

– Правильно понимаешь. Основное вооружение хорька – химические детонаторы и отравленные дротики. Детонаторов, полагаю, нет, и взять ему их негде. А дротиков и яда может быть еще достаточно. Яд растительного, животного или искусственного происхождения. Стреляет бесшумно, из пневматической трубки, обычно с близкого расстояния, не дальше полутора метров. При прямом контакте пускает в ход электрошокер или инъектор, или распыляет яд в глаза. Кстати, где вы берете воду, Кондрат Федотыч?

– В колодце, где ж еще ее брать,– ответил старик.

– С этой минуты колодезной воды не пить. Она может быть отравлена.

– А какую ж пить-то?

– Растапливайте снег с крыши. Не набирайте его дважды в одном месте.

– Die Teufelei!– снова выругался Йозеф.– Кто создал эту дрянь?

Левушкин невесело усмехнулся:

– Ну, мало ли какой дряни люди насоздавали. Но это, согласен, особенная мерзость. Хорек был запрещен международной конвенцией три года назад. Часть киберов перепрофилировали конверсиологи. Пробовали с их помощью ограничить численность кроликов в Австралии. Довольно успешно, кстати. Кондрат Федотыч, сын-то ваш кем работает?

– Этим…– замялся старик.– Тьфу ты, пропасть… Не вспомню… Но в ней. В Австралии в этой. Летом в гости прилетал, тогда и привез эту зверюгу.

– Честно говоря, до сих пор я думал, что для них создали новую программу,– озадаченно заметил Олег.– Но, похоже, вместо этого хорькам просто блокировали часть функций. И вот вам результат.

– Плохое наше дело. А может, подорвать этого хорька?– предложил Штольц.

Олег покачал головой:

– У него газоанализатор. Хорек нитратную взрывчатку чует, это же одна из его главных задач – найти и уничтожить. Тут надо две роты спецназа для зачистки, Йозеф. Или что-то, чего нет в базе данных кибера.

– Что ты предлагаешь? С дубиной за ним бегать?

– Забавная идея,– усмехнулся Левушкин.– Но есть вариант получше. Скажите, Кондрат Федотыч, есть у вас в хозяйстве ацетон?

Старик довольно заулыбался:

– Как не найтись, найдется. Полбочки еще, поди, али больше.

– Электролит?

– А как же ж без него? Найдем.

– Ну, а гидроперит?

Федотыч почесал в затылке:

– Таблетки такие, что ль? Надо поглядеть. Когда медпункт закрыли – много чего осталось. Видел я его, кажись – целую коробку. А может, вам тол нужен? Была у меня еще пара шашек в загашнике…

– Нет,– сказал Олег.– Нам нужна безнитратная взрывчатка – пероксид ацетона. И мы ее изготовим.

Йозеф ошеломлено покачал головой и заметил:

– Теперь я понимаю, почему Гитлер проиграл войну.

***

Светало. Заяц остановился, привстал на задние лапы и принюхался, забавно шевеля раздвоенной губой. Не обнаружив ничего подозрительного, он неторопливо подобрался к палисаднику и стал обгрызать кору с куста сирени. Штольц указал на него глазами и улыбнулся. Олег не повернул головы, но ткнул пальцем в сканер, в знак того, что все видит. Заяц на теплограмме выглядел забавно: тело его окрашено было в красный цвет, лапы – в зеленый, а холодные уши были синими.

Штольц довольно сильно замерз, почти три часа неподвижно просидев в засаде. Он не думал жаловаться, но Левушкину на экране были видны явные следы переохлаждения напарника. Подогрев костюма Йозеф не включал: экономил энергию для шокера.

Сирень зайцу не пришлась по вкусу, и он заковылял по тропе дальше, высматривая необглоданные побеги ранеток. Поравнявшись с углом заброшенного дома, он внезапно взвился свечкой и бросился, прихрамывая, наутек. Левушкин сделал Йозефу знак быть наготове и положил руку на кнопку взрывателя. Нехитрый взрыватель был изготовлен из банальной электролампы с аккуратно срезанным стеклом. Концы проводов

цеплялись к разряднику дезинтегратора.

Сканер захватил цель: сервомоторы хорька заработали. Кибер покинул свое убежище и осторожно двигался по снежному тоннелю к подстанции. Программа приказывала ему дозарядить аккумуляторы. Олег разогнул один палец, начав пятисекундный отсчет. Второй. Третий. Красная точка на экране вплотную приблизилась к заложенному фугасу. Штольц осторожно привстал, прильнув к прицелу. Левушкин отогнул четвертый палец и через мгновение замкнул цепь взрывателя.

Хорька выбросило вверх метров на пять. Йозеф успел выстрелить только раз, прежде чем взрывная волна швырнула его на стену. Левушкин, благоразумно присевший, прикрывая экран контроллера от града земли и снега, теперь вскочил, крикнув:

– Мимо! Он цел! Дистанция – десять метров! Направление – два часа!

Штольц вскинул дезинтегратор, выпустил оставшиеся заряды в указанном направлении и немедленно вставил новую обойму. Левушкин крикнул:

– Есть! Он задергался!

В снежной целине взметались ввысь быстрые белые фонтанчики. Штольц приготовился выстрелить снова, но хорек решил изменить тактику.

– Назад!– скомандовал Олег.– Он атакует! Наверх, Йозеф! На стену!

Однако Штольц и не подумал отступать. Напротив, он шагнул навстречу стремительно тянувшейся к нему черте, которую оставлял в снегу атакующий кибер. Когда хорек серебристой молнией вылетел на утоптанную дорогу, Йозеф был готов. Он с верным упреждением спустил курок, и встретил врага короткой очередью. Как минимум, две пули попали в цель, отбросив кибера в сугроб. Хорек завертелся волчком. Комья снега полетели в стороны. Штольц хладнокровно перезарядил оружие и выпустил в кибера еще пять вольфрамовых пуль. И для верности – гарпун. После шокера хорек больше не шевелился.

– Деактивирован,– констатировал Олег.– Чистая работа, Йозеф. Мы его сделали.

– Натюрлих, кибальчиши…

Штольц уселся прямо в снег и достал сигареты.

– Вот и согрелся,– заметил он, закуривая,– вспотел даже.

– Я пойду включу вулканизацию камер,– сказал Олег.– Дыры к обеду затянутся, домой двинем.

Йозеф кивнул, не отводя взгляд от недвижного кибера:

– Давай. Тихо здесь, как на кладбище. На душу давит. Прав ты, не смогу я здесь жить. А жаль.

– От себя не убежать, Йозеф. Я пробовал. Не вышло,– сказал Олег, и добавил:

Хоть вознесись в простор небес,

Хоть опустись на дно морское –

Не обрести душе покоя,

Когда ее терзает бес.

Любого, битого судьбой,

Страшат не будущие битвы,

А мысли, что острее бритвы,

Наедине с самим собой.

Глава 7. Академия героев

Это не было похоже на пробуждение. Это был мгновенный выход из небытия. Первое, что бросилось Андрею в глаза – аккуратные круглые дырочки в лобовом стекле КамАЗа, в кружевной паутине радиальных трещин. Он еще успел услышать дробный стук по кабине, похожий на удары градин по железной крыше, прежде чем его машина конвульсивно вздрогнула и со страшным скрежетом смяла борт идущего впереди трейлера. Белая надпись «KFOR» на сером брезенте изогнулась и лопнула повдоль. Андрея бросило на лобовое стекло. Боль прострелила голову навылет, и небытие поглотило его снова.

Андрей все падал и падал в черную пустоту, как в бездонный омут, уже не ощущая никаких связей с миром, кроме горячей, ослепляющей боли, заполнившей все его существо. «Вот какая она,– отрешенно думал Андрей.– Совсем нестрашная. Нелепая. Дурная. Странная. Черная. Просто пустота. Невесомость. Отсюда уже не выбраться… С этой глубины… Даже не надо дышать… Да и чем дышать, если нет ничего – ни воздуха, ни тела. Только тьма…». Боль не притуплялась, а сознание все не гасло до конца. А вокруг было какое-то странное пространство. Одновременно и беспросветно-черное, и наполненное смутными, бесформенными образами-тенями. И голосами. Странными, на грани слышимости, словами: «…несущественно…– твердил кто-то,– … скорректируем… по ходу…» «…Кровь…Сержант ранен!..» «Полковник,– узнал Андрей.– Батя – молодец, батя за нас…» «…Вату!..» Запах спирта. Режущая боль в разбитых губах. «…я требую прекратить!..» «…ваш рапорт…» «…порог уменьшен еще на порядок...» «…статисты готовы…» «…это солдаты…хоть маршалу!..» «…Лейтенант Левушкин жив…без инсинуаций…статиста Репьева касается… начинаем…убиты парламентеры…потом Левушкин…входим!..» «Левушкин жив! – успел понять Андрей, прежде чем боль усилилась снова и сожгла остальные мысли.– Олег, Олежка! Жив, чертяка! Это главное. Жив – это главное… И парламентеры… Парламентеры убиты. Сперва – они. Левушкин – потом. А пока – жив. И это – главное…»

И было второе пробуждение. Сначала, как будто издалека, как сквозь толщу воды, слышались глухие разрывы, звон гранатных осколков по раскаленной кабине, автоматный стрекот, заглушаемый гулкой дробью крупнокалиберного пулемета. Потом звуки приблизились, обрели четкость и объем, и дрожь машины, прошиваемой пулевыми трассами, была уже вне пустоты.

Реальность вернулась вместе с болью. В первую минуту боль согнула сержанта почти пополам. Ослепила и оглушила. Сжала огненной рукой, душила и не отпускала. И сознание снова повисло на грани небытия. Но потом способность дышать вернулась, и Андрей, наконец, открыл глаза.

Сквозь покрытое трещинами стекло почти ничего не было видно. К тому же вдоль колонны ползла пелена дыма, затянувшая все вокруг. Андрей потянул за рукав повисшего на руле шофера, и тот послушно повалился на правый бок, открывая залитое кровью лицо. «Чарыга»,– вспомнил Андрей фамилию убитого солдата. На левом виске его, чуть повыше уха, виднелось в черной спекшейся крови входное пулевое отверстие.

Дверь заклинило. Андрей выбросил автомат в окно, и осторожно, чертыхаясь шепотом от боли в помятых ребрах, выкарабкался следом. Падать пришлось вверх ногами. В глазах снова потемнело, вокруг замелькали серебристые искры. Сержант закашлялся и выплюнул в песок черный сгусток. Из носа хлынула кровь. Пришлось его зажать и посидеть с минуту, запрокинув голову. Шок проходил, и разбитое тело заполняла боль. Казалось, Андрей сам превратился в один воспаленный нерв. Нашарив аптечку, он вколол в бедро ампулу промедола. Боль отхлынула, в глазах посветлело, в голове чересчур полегчало. Это можно было бы исправить парой глотков чего-нибудь крепкого. Андрей пожалел, что не захватил фляжку. У Чарыги всегда был коньяк про запас. Запасливый был солдат Чарыга.

Под соседней машиной, лицом в луже крови, лежал Щербак, снайпер из его отделения. Андрей опознал солдата по искореженным останкам винтовки, да татуировке на правой руке. Щербак, видимо, пытался снять пулеметчика, но не успел.

Стрельба еще продолжалась частыми одиночными выстрелами. Андрей прислонился к простреленному скату машины и потянул к себе автомат. Литое, маслянисто-желтое тело патрона легко скользнуло в ствол. Прицельную планку на пятьсот метров. Примерно столько до «зеленки», откуда щелкают сухие неприцельные выстрелы.

Головная машина полыхала, пачкая небо иссиня-черным дымом. В воздухе стоял удушливый смрад горящих медикаментов и коптящей резины. Метрах в ста от края дороги замер почти не поврежденный бензовоз. Видимо, во время боя его попытались то ли угнать, то ли отогнать подальше. Остальная часть колонны сбилась в кучу, совершенно заблокировав дорогу. И Левушкин ждал где-то там, впереди.

Андрей выбрал момент, когда дым чуть сгустился, сделал короткий рывок и скатился в правый кювет. Пулемет в зарослях запоздало «татакнул», взметнув пылевые фонтанчики у обочины. «Черта тебе лысого, сволочь!»– злорадно усмехнулся Андрей, ожидая, когда схлынет очередная волна боли в поломанных ребрах. Лежать было невозможно: кровь застучала в висках, разбитое лицо снова закровоточило. Теплое и соленое потекло по губам. Андрей привстал на одно колено – благо, глубина кювета позволяла.

Впереди взметнулся в небо пламенный шар: в головной машине взорвался бензобак. Облако дыма и пыли разостлалось по земле, на минуту закрыв колонну, и сержант, зажав рукой бок и стиснув зубы, побежал вперед, пригибаясь, когда пули свистели совсем близко.

Ближе к центру колонны кювет был доверху забит беженцами. Они лежали вповалку, вперемешку с ранеными солдатами. Андрей увидел еще одного из своего отделения, но тот был без сознания. Дети хныкали. Убитые лежали поодаль. Женщины умело и споро перевязывали раненых. Здесь, за плотной стеной машин, было относительно безопасно. Два солдата, перемазанные до неузнаваемости, чинили поврежденный БТР. На вопрос о Левушкине один из них махнул рукой куда-то вперед. Где четвертое отделение, они не знали. Андрей передал женщинам, взявшим на себя обязанности санитарок, свою аптечку и перевязочный пакет. Сам он отказался от перевязки, лишь позволив наскоро смыть запекшуюся на лице кровь. Сделав несколько скупых глотков теплой задохшейся воды из протянутой фляжки, он осторожно двинулся вперед, перебегая от машины к машине в перерывах между пулеметными очередями.

Ближе к левой стороне дороги пули ложились так плотно, что Андрею поневоле пришлось двигаться по-пластунски. Здесь дым и без того был редок, а тут вдруг еще повернулся назад, и пулемет немедленно отозвался короткой прицельной очередью, взбившей пыль всего в полуметре от головы. Сержант мысленно чертыхнулся и быстро перекатился под защиту лейтенантской машины.

Перевернутый УАЗик лежал поперек кювета. Сквозь узкую щель между землей и машиной была видна пыльная форменка лейтенанта Левушкина с расплывшимся пятном пота между лопаток. У Левушкина была замотана кисть левой руки, и на левом же виске темнело бурое пятно, проступившее сквозь бинтовую повязку. Каску лейтенант где-то потерял. Весьма неосторожно лежа на свежевырытой земле бруствера, он внимательно разглядывал в полевой бинокль заросли «зеленки», из которой все щелкали и щелкали выстрелы. По левую руку от него лежал Репей, лениво жуя сухую травинку.

– Сегодня особенно лютуют,– нахмурился Левушкин, сползая обратно в кювет.

– Облажалися с нашим сержантом, вот и отыгрываются,– язвительно заметил ефрейтор, обкусывая травинку.– Пишите, грит, ваш рапорт хоть на имя министра обороны! Слыхал, командир? У него там очень мохнатая лапа, это точно. Батя ажно позеленел от злости. Пока они будут бумажками перекидываться, мы тут вдоволь разного ерьма нахлебаемся. Вот хоть убей, не нравятся мне такие дела… Чует мое сердце, доиграемся скоро. Видал, как Андрюху приложили? Они, грит, на то и солдаты… Тьфу, нечисть, крыса лабораторная…

– Ладно тебе, чего разнылся-то,– нахмурился Левушкин.– Без того на душе погано.

Репей выплюнул травинку:

– Дохнуть надоело. Да я-то что… Мне-то плевое дело. Андрюху жалко.

– Батя прав, надо было и в самом деле все прекратить. Уже почти тридцать минут прошло…

– Да разве разберешь, как здесь время идет… То ли тридцать, то ли десять…

– Что-то его и впрямь слишком долго нет…

– Да здесь я!– откликнулся Андрей, скатываясь в кювет.– Принимай пополнение!

Репей, выплюнув изжеванную травинку, иронично прищурился:

– Ох ты ж… Здравия желаю, товарищ сержант. Видок у тебя бравый. Главное, ноги на месте. А нос, его ить и приклеить можно.

– Андрюха!– обрадовался Левушкин.– Наконец-то! Мы уж думали, не дойдешь.

– Да уж, были мысли временами…

– Только мысли?– не унимался ефрейтор.– А явления мистического плана? Типа там разного рода видения и прочая потусторонческая хрень?

Воздух над его головой прошила длинная пулеметная очередь, вспоров капот перевернутой машины. Сверху потекло горячее масло, заливая и без того грязный камуфляж ефрейтора, и Репей торопливо пополз в сторону, матерно чертыхаясь вполголоса. Андрей осторожно промокнул рукавом под носом.

– Ты как?– осведомился Олег.

– Ничего, справлюсь как-нибудь. Мне бы только свое отделение найти… Я видел двоих… убитыми. Один ранен. А где остальные?

– Остальные по плану были в замыкающей машине,– отозвался Репей, безуспешно пытаясь оттереть рукав сухой травой.– Которую в клочья разнесло. Красивое было зрелище, чистый Голливуд. Бум! И одни колеса догорают.

– Вот черт…

Андрей в расстройстве двинул каску на затылок, и новая боль раскаленной иглой воткнулась ему между глаз. И взорвалась в мозгу гранатой, отняв на этот раз и слух, и зрение, и сознание. Сержант побелел и уткнулся головой в стенку кювета.

– Андрей!

– Чего это он?– оторопел Репей.– Смотри, лейтенант, он хоть дышит?

– Трепись поменьше,– огрызнулся Левушкин.– От твоего трепа только вред один.

– Вред лучше, чем подлость.

В центре колонны взревел дизель БТРа. Левушкин обернулся.

– Все. Пошли по плану. Давай, выпускай парламентеров.

– Хороший план, право слово,– осклабился ефрейтор.– Жаль, Андрюха в отключке,заценил бы. Но ты начальство, тебе виднее.

Левушкин промолчал. Репей снова усмехнулся и пополз по кювету влево. Олег дождался, пока он скроется из виду, и принялся осторожно тормошить сержанта. Потом отстегнул от пояса свою флягу и приложил к его губам. Андрей поперхнулся и открыл глаза.

– Сейчас… Сейчас… Уже прошло,– отозвался он.– Уже прошло…

– Да ты, друг мой, совсем расклеился…

– Ничего, отдышусь. Возвращение… входит в привычку… Надо же, свалила-таки, дрянь.

– Хлебни-ка еще.

– Черт, губы жжет!– поморщился Андрей.– И крепко же меня… Эти обмороки – цветочки, я ведь не помню ни хрена. Слышишь? Я при Репейнике только не хотел говорить. Растреплет еще, помело… Ни к чему это… Помню только, как очнулся в машине. А как попал туда, куда мы ехали, откуда – все напрочь забыл. Вот ерунда какая… Сон, не сон… Бред наяву.

Левушкин спрятал фляжку и ответил, глядя в сторону:

– Не бери в голову. Пройдет. Считай, что это легкая контузия.

– Контузия… Врешь ты все. Чего же я тогда каску снять не могу? Сразу боль… жуткая боль, и в глазах темно. Беженцы эти… какие-то все на одно лицо… Еще Репей … этот бред несет…

– Ты его больше слушай,– угрюмо сказал Олег.– Каску только больше не снимай. Поверь мне, все будет нормально. Будешь вспоминать это, как дурной сон. Со мной такое уже было.

– Опять врешь. Все вы мне что-то не договариваете. Боитесь чего-то, что ли? Ни черта я не пойму, что здесь происходит.

– Думаешь, я до конца понимаю?– вдруг обозлился Левушкин.– Разбитая колонна, двадцать шесть убитых, сотня беженцев, около сорока бандитов, то ли повстанцев, то ли мародеров, один болтливый ефрейтор и один контуженый сержант – вот все, что мне положено понимать! Что я могу тебе сказать? Мы влипли – дальше некуда! Как выражается Репей, «в ерьме по самые ухи»… А я – еще на метр глубже, потому что я тебе с одной стороны друг, а с другой начальник, и спросу с меня – за то и за это.

– Ну, так реши, что для тебя важнее, друзья или звездочки!

– Да плевал я на звездочки!– взъярился Олег.– Слева присяга, справа приказ! Куда ни поверни, все одно иуда! Игрушку себе нашли?! Оловянного солдатика?! Идите вы с играми своими в…

Пулеметная очередь снова прошила бруствер. Левушкин принялся отплевываться и вытряхивать песок из головы, посекундно пользуя малоцензурную лексику Репейника. Потом замолк, устало привалился к стенке кювета и закурил.

– Ладно, не дуйся,– сказал он.– Лучше хлебни еще. Это поможет. Вон и порозовел маленько, а то был бледный, как поко… тьфу ты, язык паскудный…

Андрей привалился рядом. Сквозь дымную пелену синело грязноватое небо. По небу ползли удивительно похожие облака. Андрей закрыл глаза.

– Слушай, Олег,– сказал он,– ты помнишь наш старый двор? Корявые клены, и сирень, и старые качели… Помнишь, как играли в казаков-разбойников? Прятались в пыльных лопухах и стреляли друг в друга из деревянных автоматов? Пах! Пах! «Левушкин, ты убит!» «Нет, это ты убит!» А? Помнишь?

– Да… смутно как-то,– растерялся Левушкин.– Слишком давно это было. Как в другой жизни. А чего это ты вдруг?

– Да так,– вздохнул Андрей.– Вспомнилось отчего-то… Ты знаешь, меня не покидает ощущение какой-то… нереальности всего, что со мной происходит. Как будто я не здесь, а где-то далеко-далеко… Сплю и не могу проснуться… Не знаю. Во сне не должно быть боли, но все-таки… Не понимаю. Временами мне кажется, что я схожу с ума. И даже начинаю слышать какие-то голоса… Они говорят что-то важное… Очень важное. И даже, кажется, про меня… Да нет, я знаю, точно знаю, что это обо мне, но ничего не могу разобрать. Какие-то отрывочные фразы… Я не понимаю, что со мной. Но ты-то ведь понимаешь, я же вижу! И молчишь…