Текст книги "Юго-западное направление (СИ)"

Автор книги: Алексей Дягилев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава 7

Ностальгичная мелодия для создания нужного настроя для чтения. Обычно даю ссылку в конце главы, но:

https://yandex.ru/video/preview/1478963802945303418

После такого стресса, в столовую к остальным я не пошёл. Очень захотелось подышать свежим воздухом и побродить в одиночестве по лесным тропинкам. Тем более лес начинался даже не за оградой санатория, а теперь госпиталя, здания и коттеджи были построены прямо в лесу. Высокий забор только лишь отделял данную территорию от лесного массива. Знакомая белка, которая охраняла мой пистолет, спрятанный в дупле дуба, радостно застрекотала при моём приближении. Знает, скотинка, что что-нибудь ей обязательно принесу, не сухофруктов, так косточек из компота, или же гриб сорву, порезав его для просушки, в крайнем случае корочку хлеба. Особенно же она любила грызть семечки тыквы, и я их периодически приобретал у местных. Вот и сейчас, присев прямо на траву, я нашарил в кармане горсточку семечек и протянул их зверьку на открытой ладони. Хитрый пушистик сначала выбрал все тыквенные, смешно шелуша их, придерживая передними лапками, после чего принялся за подсолнечные, с которыми разделался ещё быстрее.

– Ну, извини, брат, больше у меня ничего нет. – Отряхнул я ладони, оправдываясь перед зверьком. Заглянув мне в карман, и обнаружив там только початую пачку беломора, рыжик недовольно чихнул и, прыгнув на толстую ветку дерева, стал умываться. – Гулять пойдёшь? – интересуюсь я у него или у неё, так как не знаю, девочка это или мальчик. Зверёк снова только чихнул, тем самым выражая согласие.

Поймав белочку и посадив на плечо, иду в глубину лесопарка, всё дальше удаляясь от людей и строений. Не знаю почему, но мне сейчас не хотелось никого видеть, так как доносы на меня строчил не только хромой казначей, но и ещё кто-то из своих. Ну и на Нину – одна тварь, из местных. Никого из своих новых друзей подозревать не хочу, но осадочек то остался. Вот и хожу, дышу свежим воздухом, успокаивая нервишки и головную боль, на природе. Нервных клеток у меня сегодня явно убавилось, всё-таки не каждый день «кровавая гэбня» на допросы таскает. Несмотря на общение с природой, на душе сделалось так тоскливо, что хоть в омут ныряй или в петлю лезь. Но до омута на реке было идти далеко, а до «Англетера» тем паче.

Снова я по краю прошёл. И ладно бы немцы убили, но тут сцука свои. И настучали, и сдали, и чуть под вышку не подвели. Так что не прострели Пацюк себе афедрон, не гулял бы я сейчас здесь, а где-нибудь в кутузке парился и ждал расстрела. Я-то ладно, – а Нину они на кой приплели? Пропала бы девчонка не за понюх табака, причём ни за что. А ведь зарекался. Но есть бог на свете. Да ещё пистолет ТТ с его не предохранителем, а полувзводом. И чудаки на букву мэ, которые таскают заряженный ствол с патроном в патроннике у себя в тылу. Не знаю, что там пытался сделать с курком этот опер, и как он попал служить в органы, но слово «штафирка» у него прямо на лбу написано, причём крупными буквами.

А я ведь подумывал дёрнуться и упасть на пол, подставив под пулю сержанта Рыльского, после чего разобраться с оперуполномоченными и уйти в партизаны, но вовремя заметил, что тэтэшник Пацюка стоит на предохранителе или так называемом полувзводе (курок отведён только на четверть). Поэтому штафирка и не смог бы нажать на спуск, не взведя курок до конца или не передёрнув затвор. Да и насчёт наличия патрона в патроннике я знать не мог, так как не видел, чтобы Пацюк передёргивал, затвор в смысле. А чем он занимается в свободное время, это его личное дело. В общем, получилось всё так, как получилось, а брать лишний грех на душу и быть замешанным в убийстве своих, мне не пришлось.

Задумавшись, я даже не понял, куда забрёл, так как шёл не выбирая дороги. Не то чтобы я заблудился, а просто попал в незнакомое место. Вывел меня из задумчивости пушистый зверёк, который вдруг перепрыгнул на дерево, забрался повыше, окрысился и заверещал, предупреждая об опасности.

Инстинктивно, прячусь за толстым дубом, присев и прислушиваясь к окружающему пространству, но кроме обычного птичьего гомона и тревожного цоканья белки, ничего не слышу. Привстав, оглядываюсь по сторонам, затем выглядываю из-за дуба и аккуратно продолжаю движение вперёд от дерева к дереву, всё также прислушиваясь и оглядываясь по секторам. Что-то необычное я заметил только тогда, когда в просветах между деревьями показался забор, огораживающий территорию дома отдыха. Хотя чего тут необычного. Чьё-то туловище лежало возле забора, скрючившись в позе эмбриона. То ли пьяный, то ли…

Жилку на шее даже искать не пришлось, хватило одного прикосновения. Живые так не лежат, да и не пахнут. Лето в самом разгаре, а труп здесь походу с утра остывает. Хоть и в теньке, но всё равно жарко, да и обделался он. Несмотря на предсмертную маску, хромого я узнал сразу, можно сказать по походке, несмотря на то, что трости при нём не было, да и не милый он мне, хотя галифе носит. Наган валялся около тела, так что подтверждение моей версии обнаружилось сразу. Из ствола пахло сгоревшим порохом, а все гнёзда барабана оказались заряжены. Пришлось провести беглый досмотр жмурика, в результате я обнаружил с десяток запасных патронов в испачканной кровью коробке, а также початую пачку папирос – «Герцеговина флор». Хрена себе у нас всякие штафирки живут! Хотят герцеговину курят, хотят в жопу себе стреляют. Этот вон тоже самострел, одна пуля попала ему в правую руку, а вторая в бочину. И если правую руку он перевязал и даже жгут из своего ремня наложил, то рану на правом боку мог только левой рукой зажимать. А какой от этого толк? Кровотечение наверняка было внутреннее.

Ворочать тушку и обшаривать все карманы я не стал, пускай этим занимаются специально обученные люди. Прихватив один патрон из коробки и пачку папирос для сравнения с образцами, оставляю всё как и было, и возвращаюсь обратно, идя от забора и заломив пару веток на всякий случай, вдруг потом не найду место, хотя с другой стороны – не проблема, потом нужно будет просто пройти вдоль забора. Спрятав улики в третий тайник, деревьев в лесопарке хватает, дятлы своё дело знают и короедов уничтожают, иду в столовую. Трупу уже ничем не поможешь, да и убежать он не сможет, а остаться без ужина можно запросто.

Всё остальное было уже делом техники, о находке я рассказал только Лёхе-танкисту, и после ужина мы небольшой компашкой пошли прогуляться по парку, чтобы случайно найти жмурика. Они пошли, меня же вызвал к себе военком госпиталя – батальонный комиссар Реутов для беседы, как он пояснил. Так что алиби я себе обеспечил, рассказав Лёхе, где примерно нужно искать, так как труп находился неподалёку от лаза в заборе, и об этом я догадался, возвращаясь обратно. В общем, чекистам снова нашлось чем заняться до темноты. Как потом выяснилось, уехали они далеко за полночь, прихватив с собой труп хромого и кое-кого из обслуживающего персонала госпиталя, оставив в залог своего человека.

После успешной операции Пацюк остался отходить от наркоза, да и лечиться наверняка здесь же будет, госпиталь-то отнюдь не простой, а привилегированный, в основном для командного и начальствующего состава от капитана и выше. Рядовые, сержанты и несколько Ванек-взводных в званиях самых младших из лейтенантов, оказались здесь чисто случайно. Как позже выяснилось, комиссар Реутов впечатлился, и когда в сортировочном госпитале распределяли очередную партию из санитарного эшелона, предложил разместить в доме отдыха настоящих бойцов и командиров, а не тыловых крыс с афедронными ранениями. Фронтовые «офицеры» здесь тоже лечились от ран, но много было и просто больных, в основном с Брянского фронта и тыла.

Лечили нормально, – а вот кормили? Вроде по норме, но по какой-то уж больно ограниченной. Так что простых бойцов кормили по голой норме, зато непростой командный состав ещё и доппаёк получал. Одно радовало, вместо махорки папиросы давали всем без исключения. И если обычную больничную еду ещё можно испортить так, что добавки вряд ли захочется (зато свинкам больше достанется), то папиросы – какие получали на складе, те и давали. Вот и пришлось выкручиваться, чтобы разнообразить досуг и обеспечить своих мужиков витаминами. Не куревом, а овощами, сухофруктами, семечками, орехами и прочим, что можно выменять у местных на табачок по ценам чёрного рынка. Всё добытое сдавали в общий котёл, оставляя добытчикам десять процентов на личные нужды, а затем делили по-братски, решая, на что потратить. Кто хотел выпить, скидывались и шли за горилкой, кто не хотел, тот менял на морковку или орехи. «Казино» открывалось за пару часов до ужина, желающие могли так развлекаться и после, но после ужина как правило заводили патефон и начинались другие мероприятия.

Сам я обычно играл в быстрые шахматы, десять папирос партия. Хочешь отыграться, не вопрос, с тебя ещё десяток, и так хоть до самого ужина. Но обычно больше трёх партий с одним и тем же я не играл, выиграв две первых и проиграв или слив третью. В результате человек уходил счастливый, проиграв 20, зато выиграв 10 папирос. Если хотел продолжить, то проигрывал ещё больше, так как удача от него отворачивалась. Но я мог такого и просто послать, под предлогом, что другие тоже хотят играть, а две из трёх партий он продул. Тем более желающие находились всегда, если не из левых, то из своих, чтобы отбрить шибко азартного мудака, который готов был последние штаны проиграть.

На следующий день после приезда чекистов казино перестало работать, надоело, да и комиссар попросил заняться полезным делом. Была ещё и третья причина. После ареста начальника АХЧ, двух поварих и отъезда хромого бухгалтера в городской морг, кормить стали намного сытнее и вкуснее. Утром на завтрак была манная каша, два куска белого хлеба и две шайбы сливочного масла, каждому. Хочешь кидай в горячую кашу, хочешь намазывай на кусок и ешь с какао, сваренном на молоке. В добавке тоже никому не отказывали, что с какао, что с кашей. Затем не повезло поросёнку в местном свинарнике, но он недолго визжал. Зато на обед был настоящий борщ на мясном бульоне, гуляш с картошкой и компот, причём сладкий, а не как обычно. Хлеб был только ржаной, зато грамм по триста на брата. На столах появились соль, горчица и перец, хотя и в еду специй не пожалели. Суп был наваристый и густой, а не как всегда, крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой, одна картошина на кастрюлю, да ещё и без соли. А такого второго блюда, я уже и не помню, когда ел. На добавку был только компот, но какая ещё добавка, если я еле из-за стола вылез, да и не я один. Даже самые кишкоглотные кишкоглоты и те не маячили у раздачи, едва ковыляя на выход. Сунувшись как обычно в окно мойки, чтобы выпросить пару косточек из компота для бельчонка, я был послан посудомойщицей Фросей, хоть и недалеко.

– Там на раздаче кастрюля, иди и нагреби себе сколько хочешь, а я и так с утра затурканная, как проститутка в портовом борделе.

– А с чего ты, Фрося, такая затурканная? – удивляюсь я такой неслыханной щедрости.

– А заёбкалась тут одна вас оглоедов кормить, да ещё посуды гора и со столов убирать. – Пожаловалась она, бросив тряпку.

– И почему ты сегодня одна? – пытаюсь я выяснить причину.

– Да, двух стряпух ночью чёрный воронок увёз, третья торба с утра на работу не вышла, вот за всех троих одна и отдуваюсь, да ещё и свою работу выполнять надо.

– Так это ты что ли сегодня готовила?

– А ты тут ещё кого-то видишь? Пришла утром, никого нет, начальства тоже. Пробежалась по кухне, нашла всё, что эти домой не упёрли, вот и сготовила. К обеду товарищ комиссар распорядился кабанчика заколоть, а чем буду вечером вас кормить, даже не знаю. Склад закрыт, начальника АХЧ нет, ключей тоже нет, да и есть ли что на том складе, я даже не знаю. За продуктами только эти торбы ходили. Какие-то у них там свои дела, как больше украсть и списать, да кому надо пасть взяткой заткнуть.

– А где ты всему этому научилась?

– Тебя на рифму послать или как?

– Не надо меня на рифму посылать. А всё-таки?

– Техникум я закончила и до войны работала в этом доме отдыха поваром.

– А теперь чего подавальщицей-посудомойкой?

– Старого начальника АХЧ посадили, а новому я не приглянулась, бо не дала, вот и сместили. Да и язык у меня длинный. Вот и сейчас… Всё, заболталась я тут с тобой. Иди отсюда, вода остывает. – Махнула она на меня рукой и принялась мыть тарелки.

– Ладно, я скоро. – Выхожу я из столовой, и заметив нескольких своих оглоедов в курилке неподалёку, взмахом руки зову к себе.

– Двое в мойку, двое в зал, двое на кухню. И чтобы всё блестело как трубы у духопёров. – Распределяю я обязанности добровольцев. – Фрося, скомандуй тут где что лежит, и дождись меня.

Сбегав в свою палату, я переоделся в военную форму, вернулся в столовую, взял Фросю за руку и оттащил к комиссару, который сидел и ломал голову над тем, где ему найти поваров а также продукты, чтобы прокормить такую ораву. Вот я и помог ему решить часть проблем. А разобраться с алкоголиками, дебоширами и тунеядцами я пообещал ему ещё вчера, правда со своей ровней. На старший командный состав я никак повлиять не мог, да и должного авторитета у них не имел. Они же белая кость ёптч, «господа офицеры», а я какой-то простой сержант, хоть и старший. На «ты» мы были только с молодыми ваньками из взводных, или же не совсем молодыми лейтенантами, хапнувшими горя на передке. А ещё я обещал комиссару разобраться с вооружением на складе и наладить охрану лечебного учреждения в ночное время. Так что сегодня нас ждало увлекательнейшее мероприятие – чистка, смазка, а также ремонт оружия, а для кого-то и ночная прогулка на свежем воздухе.

Комиссар пообещал также выделить нескольких санитаров для усиления патрулей, ну и для перенимания боевого опыта. А то до сих пор у них стоит только один пост на въезде. Днём два дневальных по КПП, а ночью усиление до четырёх, чтобы двое могли «давить на массу». Я же предложил пустить патруль по периметру, с наружной стороны забора, он же и будет тревожной группой в случае чего. Ещё я попросил товарища комиссара, распорядиться, чтобы моим бойцам выдали военную форму, а то несолидно выйдет, патрулировать в больничных халатах, да и комары загрызут. Ну а за возможность носить свою военную форму, мужики не то что горы свернут, но и луну с неба достанут. Те, кто поушлее, им пофиг, они и без формы кого надо закадрить могут. А некоторые стесняются на вечёрки ходить и плясать в пижамных штанах и уродливых стоптанных «мокасинах».

В общем, гору бесхозного оружия, хоть и не валяющегося, а стоящего в пирамидах в сарае оружейного склада, мы вычистили и привели в порядок. Ну как гору, стволов тридцать всего, разных моделей винтовок и карабинов, зато под единый боеприпас. Я присмотрел для себя единственную СВТ-40, поэтому провозился с ней до самого ужина, разобрал, почистил и наладил работу автоматики, так что при случае отожму, всё равно местные рукожопы из санитаров ей пользоваться не умеют. Мало того, что родной штык-нож где-то проебали, так ещё и только три магазина осталось. Всё оружие не мешало бы пристрелять, но пока не до жиру. Рукожопов мы тоже привлекли к чистке стволов, рассказав элементарные правила обращения с оружием. Хотя бы разобрать-собрать, и желательно, чтобы без оставшихся запасных деталей, а то винтовка не захочет стрелять. «Тимуровцы» из моей команды тоже подобрали себе по стволу, кто карабин, кто винтарь, а кто и наган, всё наше оружие мы составили в отдельную пирамиду, и я строго-настрого наказал местному старшине, никому левому его не выдавать. Иначе его мозги увидят солнечный свет.

На вечерних посиделках мы произвели небольшой фурор. Представ все в военной форме, при орденах и медалях, хотя таких было мало, но нашивки за боевые ранения говорили о многом. Ну и одетые в эту форму бойцы, с начищенными до блеска хоть и не новыми сапогами, выгодно отличались от одетых в пижамы «отцов»– командиров. Так что будущие товарищи-господа офицеры, были «немного» в шоке, несмотря на свои звания, и завтра наверняка побегут к комиссару, а он их пошлёт ко мне, ну а я подумаю, принять их в свою команду или послать на хутор. Шибко гордые вряд ли станут просить, а вот с умными можно и договориться. После танцев я отобрал четверых, мы получили оружие и я отослал их спать до полуночи, а двоих до двух ночи. Сам же остался на КПП, чтобы подрессировать шестерых санитаров. Два часа дрессировки хоть чему-то их научили, так что паре самых толковых я разрешил отбиться в караулке на КПП, остальные будут нести службу бодро, но под моим жутким руководством.

С полуночи начали патрулировать по периметру дома отдыха. Первый круг я обошёл со своими, затем оставил Лёху-танкиста на КПП и прихватил двоих санитаров, на третий круг уже Лёха повёл двоих бледнолицых по тропе войны, ну и на четвёртый старшим наряда пошёл младший сержант Майский – сапёр из 57-й армии. Я же, оставив старшим на КПП Лёху-танкиста, отбыл по другим важным делам – поспать, наказав разбудить меня в четыре утра или в случае какого-нибудь происшествия…

Глава 8

Как я и предполагал, движуха началась в конце июня. Немцы ударили там, где их не ждали и прорвали фронт. Попытки остановить их ударами советских танковых корпусов по флангам, наносившиеся неодновременно и нескоординированно, успеха не принесли. Подавляющее господство в воздухе немецкой авиации и мощные танковые клинья, сминающие любую оборону, плюс умелая тактика и стратегия сделали своё дело. И если наши генералы ещё только учились хорошо воевать (почти год войны их ничему не научил), то немецкие это почему-то умели, и хотя действовали они по шаблону, но этот шаблон их ещё не подводил. Когда руководству эвакогоспиталя пришёл срочный приказ об эвакуации на восток, я этому почему-то не удивился. Тем более на город Воронеж участились налёты люфтваффе. Наша немногочисленная истребительная авиация практически ничем помочь не могла, да и зенитная дивизия ПВО не смогла уберечь город. Жилые деревянные дома вспыхивали как спички, занимаясь один от другого, не спасались и каменные строения, попадая под бомбы. Дым, чад от пожаров, грохот разрывов, сирены воздушной тревоги, всё смешалось в безумной какофонии проклятой войны. А ещё паника и неразбериха всеобщего драпа на восток, причём через реку. Не знаю, что там творилось на Дону, но на переправах через реку Воронеж, царил форменный ад и бардак, как рассказали мне местные жители.

Когда комиссар госпиталя построил личный состав, включая также всех проходящих лечение ходячих раненых, и зачитал приказ об эвакуации на восток, я попросил слова и выступил с короткой речью.

– Товарищи, коммунисты, комсомольцы и беспартийные, но в первую очередь бойцы и командиры Красной Армии. Как комиссар я говорить не умею, но всё же скажу.

– Там, на западе – указал я рукой в нужном направлении, – коварный враг снова прорвал фронт и топчет нашу Советскую землю. Снова беспощадно и безнаказанно убивает наших отцов и матерей, а также жён, сестёр и младших братьев. Там смерть, боль и разрушения, разбомбленные города, сёла и горящие хаты. Там всё ещё сильный и опасный враг, но все вы прекрасно знаете, что его можно убить, не пулей, так штыком и прикладом своей винтовки или вцепиться даже зубами в горло и уничтожить ненавистного противника, чтобы он больше не топтал нашу землю, не убивал наших отцов и матерей, не насиловал наших жён и сестёр. А там, – указал я рукой на восток, – тыл, жизнь, тёплая постель и хороший уход. Поэтому, кому дорога своя шкура, могут уходить и продолжать лечиться. А кто хочет бить и уничтожать проклятого врага вместе со мной… – Сделал я мхатовскую паузу, медленно оглядев замерший, хоть и неровный строй.

– Два шага вперёд!!! – Скомандовал я, и сам промаршировал ближе к строю.

Справа от меня замер военком Реутов, а слева неожиданно подбежала Нина. Строй заколебался и вперёд начали выходить те, кто решил воевать. Тем более раны у многих уже зажили, а лечение заканчивалось, ну и приказ выписать как можно больше военнослужащих наверняка уже поступил, я только ускорил процесс. Когда общий строй разделился на две половины, веду своё отделение вооружаться, а комиссар Реутов разбирается со старшим командным составом. Мне не по чину, хотя в нашей команде даже один лейтенант есть. Вот он и будет командовать нашим отрядом в случае чего, а я у него в помощниках похожу, типа «замка». Когда наш отряд окончательно сформировался и экипировался, ко мне неожиданно подошёл оперуполномоченный Пацюк и отозвал в сторону, на пару слов, предложив закурить. Долго мялся, думая о чём-то своём, но всё-таки начал разговор первым.

– Товарищ старший сержант, вы должны меня взять в свой отряд. – Безапелляционно заявил он.

– А как у вас со здоровьем, товарищ младший лейтенант госбезопасности? Врачи отпустят? – Не стал я посылать его сразу, тем более захотелось узнать, его мотивацию.

– С врачами я договорюсь! – Уверенно ответил он.

– А зачем вам в отряд, товарищ Пацюк? Мы ведь собираемся на передовую, чтобы бить фашистов. Но там ведь и убить могут. – Начал отговаривать его я.

– Я тоже хочу бить фашистов.

– Но мне в первую очередь нужны обстрелянные, а не просто прострелянные бойцы. Вот, Вы, готовы подчиняться простому сержанту?

– Готов! – после пары затяжек решился гэбэшник.

– А как же своя служба?

– Вы знаете, товарищ Доможиров, мне кажется, что я выбрал не ту стезю. Хотя и выбора-то у меня особо и не было. Началась война, партия сказала – надо, вот я и пошёл в органы. Ну и вот к чему это всё меня привело. – Виновато разводит он руками, скосив глаза на свой так сказать тыл и криво ухмыльнувшись. – И зовите меня просто – Семён. А на меня не серчайте. Я просто выполнял свою работу. – Чуть поколебавшись, протягивает он мне свою руку.

– Тогда я – Николай. Но, только вне строя. – Сжимаю я его кисть, смотря прямо в глаза. А ничего мужик, крепкий, хотя на первый взгляд толстоват, но может просто болеет. Диабет или ещё какие проблемы с обменом веществ.

– Насчёт этого не волнуйтесь, товарищ старший сержант. И стрелять я умею, как из нагана, так из винтовки и пулемёта. А с тэтэ сплоховал. Маловат он для моей руки оказался. – Показывает он свою ладонь.

– А проблем у вас с вашим управлением не будет? – пока дистанцируюсь я от панибратских отношений с гэбэшником.

– Моё управление эвакуируется в тыл, а я пока в статусе ранбольного и эвакуироваться не хочу. Да и родители мои в городе остаются, и не собираются из него бежать. Говорят – всю жизнь здесь прожили, здесь и умрём, если понадобится, то на баррикадах. – Озвучил мне лейтенант свои резоны. Кстати, из строя он вышел одним из первых, как я успел заметить.

– Хорошо, товарищ младший лейтенант госбезопасности, решайте вопросы с выпиской, получайте свою военную форму. Оружие у вас есть? – приняв решение, задаю я последний вопрос.

– Нет. Забрали в управление на экспертизу.

– Я дам вам парабеллум.

– Хорошо. Если вы будем отходить в горы, я смогу вас прикрыть. – Продемонстрировал знание классики лейтенант, и чуть ли не вприпрыжку ускакал в сторону административно-лечебного здания дома отдыха.

– Чего он от тебя хотел? – подошёл ко мне Лёха-танкист, глядя вслед прихрамывающему безопаснику.

– В отряд просил взять. – Докурив папироску, выбрасываю я её в урну.

– А ты чего? – не отстаёт Лёха.

– Пообещал взять.

– А нахрена он нам нужен? Он же тебя чуть под монастырь не подвёл. – Удивляется Лёха.

– На что-нибудь да сгодится. – Прикидываю я варианты использования гэбэшника.

– Добренький ты.

– Ага. Добрый я и незлопамятный. Ну почти.

Затем меня позвали на военный совет к начальнику госпиталя, где мы уже соображали на троих. Ну и в конце беседы я дал начальнику вредный совет.

– Когда начнёте эвакуировать легкораненых и личный состав, товарищ военврач второго ранга, не стремитесь переправляться через реку в черте города. Там сейчас чёрти что творится. Бардак, паника, немецкие самолёты, бомбёжка. А лучше пройдите лесом на север вдоль реки. Чем дальше, тем лучше. А там уже на пароме переправитесь. А может и переправляться не придётся. – Вангую я. – А на вашем месте я бы вообще здесь остался. Выписал большую часть ранбольных, а остальных отправил с небольшим сопровождением в тыл. Госпитальная база в лесу, самолётам бомбить лес смысла нет, а защитников города нужно будет где-то оперировать, а также оказывать квалифицированную медпомощь, и чем раньше, тем лучше.

– Но у меня нет столько хирургов, да и приказ нужно выполнять. – Удивлённо уставился на меня начальник госпиталя.

– Насчёт хирургов вы можете договориться с другими эвакогоспиталями и больницами, а приказ об эвакуации может отменить комендант города, он сейчас главный, а товарищ военный комиссар может доложить ему свои резоны.

– Но где взять столько транспорта для эвакуации наших раненых? – начинает задавать вопросы врач.

– Не маленькие, пешком дойдут. А насчёт транспорта… – Задумался я. – Мы сейчас на разведку смотаемся и в городе пошукаем. Вы нам свой грузовик не одолжите, во временное пользование, товарищ военврач второго ранга, просто так быстрей будет.

– Хорошо, забирайте.

– Разрешите идти? – козыряю я.

– Да. Насчёт грузовика я сейчас отдам необходимые распоряжения. – Растормаживается военврач, махнув мне рукой.

После разговора с начальством собираю свою команду и, загрузившись в Зис-5, вооружённой толпой едем в дымящийся и горящий город. В сам город нам не совсем нужно, в первую очередь едем на ближайшую переправу через реку Воронеж, чтобы выполнить просьбу начальника госпиталя и раздобыть транспорт. При такой массовой и внезапной эвакуации я даже представить не могу, какой сейчас там бардак. Все жирные крысы пытаются убежать, бросив всё производство и людей на произвол судьбы, лишь бы спасти свои никчёмные шкуры. Вот этих бобров мы и пощиплем, так как для своего бегства они наверняка служебный транспорт используют и в первую очередь эвакуируют своё преступно нажитое имущество в ущерб народному достоянию. Эту идею я и втолковываю гэбэшному лейтенанту по дороге, стоя в кузове грузовика возле кабины. Он как-никак представитель власти, да и ксива у него есть, а ещё парабеллум, который я ему передал во временное пользование.

– Но как же такое может быть? Это же советские люди. Тем более члены партии. – Никак не хотел убеждаться Пацюк.

– Я вам доказывать ничего не собираюсь, товарищ младший лейтенант госбезопасности, но когда приедем на место, вы сможете сами убедиться, что это за члены, и из какой они партии. – Не стал я болтать лишнего.

Выехав из леса, мы перебрались через железку и покатили дальше, по городской окраине, стараясь держаться ближе к реке с одноимённым названием. В пробку мы встряли уже в километре от Чернавского моста, и это на второстепенной дороге, – а что там творится на улицах, ведущих из центра города? Развернув машину в обратном направлении и оставив «захара» в ближайшем дворе под охраной водилы и медсестры Нины, организованной толпой пошли вдоль дороги. Девчонка увязалась за нами и никак не отвязывалась, поэтому пришлось взять с собой в качестве санинструктора, тем более пришла она со своей санитарной сумкой.

Япона мама, какой здесь творился бардак, и как было всё запущено. Чего и кого тут только не было. Легковые машины, телеги, подводы, грузовики, санитарные автобусы и повозки. Дорога была забита по всей ширине, причём в одну сторону. А как проезжать встречному транспорту никого не манало. Во всём этом потоке шли люди, с велосипедами, тачками, чемоданами и узелками, обгоняя и обтекая еле ползущий, но больше стоящий транспорт по обочинам и по бездорожью. Крики, детский плач, ругань, отборный мат, гудки клаксонов, ржание лошадей, всё это смешалось в гнетущую какофонию, просто непередаваемую словами. Ну и налёты немецких бомбёров, результаты и последствия от бомбёжки которых были везде. Причём сам мост они не бомбили, а вот квартал города возле переправы пострадал сильно. Было много как разрушенных, так и сгоревших зданий. На сами дома наплевать. Их можно отстроить заново. А вот люди, погибшие как под завалами, так и на подходах к переправе, людей не вернёшь. Если какая-то комендантская служба по регулировке движения тут и действовала, то была она где-то там, впереди, возле моста. На подъездах же к переправе царил настоящий дурдом.

Пробку мы стали растаскивать с самого конца, объясняя возницам всевозможного гужевого транспорта, что не нужно ехать вперёд, а лучше развернуться и уходить лесами на север, и переправляться паромом, чем попадать под бомбёжку. Всё было тщетно. Мужики согласно кивали головами, разворачивались, объезжали наш блокпост по параллельным улицам и дворам, и пытались втиснуться в общий поток ближе к переправе. Проще было с водилами и сопровождающими санитарных машин и повозок с ранеными. Пацюк просто предъявлял им своё служебное удостоверение и приказывал развернуться. Так мы сформировали авто-гужевую колонну и отправили с небольшим сопровождением прямо в дом отдыха. А там уже госпитальное начальство пускай решает, что с этим счастьем делать. По крайней мере, у раненых бойцов появится шанс – выжить. Теперь оставалось подсобрать транспорт для отряда. Грузовик всё равно нужно будет вернуть, а мне нужно было ещё как минимум машин пять, а лучше все десять, для будущей мотострелковой роты или стрелкового батальона, так как старшего комсостава из раненых в госпитале хватало, а рядового мы как-нибудь насобираем. Тем более несколько дней в запасе ещё было. Прежде чем немцы дойдут до реки Дон.

Машины были также нужны для оружия и взрывчатки, но всё это нужно было ещё где-то найти. Как ни странно звучит, но навести хоть какой-то порядок и растащить пробку, нам помогли немецкие самолёты. Я уже был одним сплошным комком нервов, и готов был перестрелять всех тупорылых селюков, но бомбёжка решила эту проблему. Когда в небе раздался гул моторов тяжёлых бомбовозов, я снял всех своих с блокпоста и увёл отделение к самому берегу реки. Ну как увёл, мы бежали как сайгаки на водопой. Увещевать долбоёбов времени уже не было, так что пускай учатся на своих ошибках, если выживут. В результате довольные долбоёбы рванули вперёд и проехав около двадцати метров снова забили с таким трудом расчищенную дорогу. И в это время по ним прилетело. Девятка юнкерсов зашла со стороны города под острым углом к реке и скинула свой смертоносный груз в районе переправы, стараясь не повредить дамбу и мост. Освободившись от бомб, самолёты развернулись и спокойно ушли на запад.