Текст книги "Юго-западное направление (СИ)"

Автор книги: Алексей Дягилев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– Вы и учили, товарищ лейтенант государственной безопасности. – Отмазался Пацюк. – Я же как лучше хотел, да и сексот наш куда-то запропастился, полдня уже не можем найти. – Сдал своего барабана «Хомяк», как я его окрестил, такой же упитанный и толстомордый.

– Да я таких долбоё… – выругался от избытка эмоций крысиный наставник. – Пшёл вон отсюда, идиота кусок, почистись и другими займись, только не бей больше никого. Да, и позови там кого-нибудь из докторишек, пускай этого в чувство приведут. – Отсылает гэбэшный лейтенант своего помощника. – Понарожают уродов, потом майся с ними. – Добавил он, когда дверь закрылась.

– А ты чего замер, Рыльский? Приберись здесь. Как мне в таком свинарнике работать? – чиркнул спичкой грозный начальник и, судя по стуку сапог, отошёл к окну покурить…

Окончательно пришёл в себя я только тогда, когда мою голову приподняли и дали понюхать нашатырного спирта. Не понимаю, зачем совать под нос эту гадость, когда можно просто налить стакан настоящего. Но пришлось дёргать веками и открывать мутные глаза, делая вид, что ничего не понимаю и не помню. Моя голова покоилась на коленях медсестрички, по спине под халатом растекалось что-то липкое, а правый висок ломило от боли. Как-то я неудачно упал.

– Вы что с ним сделали, изверги окаянные? Человек едва оправился после тяжёлого ранения, а вы его бьёте! – узнаю я голос медсестры Нины. – У него же швы разошлись, и налицо все признаки сотрясения мозга, возможно потребуется и новая операция. О вашем безобразном поведении будет немедленно доложено главврачу госпиталя. А если вы продолжите мучать и избивать людей, я на вас буду самому товарищу Сталину жаловаться. – Разъярилась боевая подруга, наехав на старшего опера.

– Да ты что, с глузду зъихала, дивка? А ну, уймись! – слышу я незнакомый голос, скорее всего принадлежащий Рыльскому.

– Это какая я тебе дивка? Да как ты смеешь сатрап проклятый так меня называть! – не на шутку разошлась отважная комсомолка. – А вы куда смотрите, товарищ капитан? Приструните в конце концов своего подчинённого…

– А ну все заткнулись! – повысил голос старший гэбэшник. – Сержант, проводи раненого с медсестрой, куда скажут, и присмотри за ним. Когда его приведут в норму, вернёшь обратно.

Встаю сам и в обнимку с медсестричкой ковыляю в процедурку, сержант Рыльский конвоирует нас и идёт в двух шагах позади. Сержант не простой, сразу видно из кадрового состава и форма на нём хоть и новая, но сидит как влитая, сапоги блестят как у кота яйца (лижет он их что ли), ремень офицерский, правда без портупеи, ну и кобура с револьвером на правом боку. Петлицы защитного цвета с двумя треугольниками, ну а его принадлежность к НКВД выдаёт только васильковая фуражка с краповым околышем. Ну и фигура. Высокий, гад, и здоровый, а об лоб годовалого хряка убить можно.

– А ты куда? – пропустив меня в перевязочную, наехала на Рыльского Нина, встав прямо в дверном проёме. – Кабинет стерильный, и нечего здесь антисанитарию разводить.

– Не положено подследственного оставлять без присмотра. – Пытается протиснуться в комнату мой конвоир.

– Это в вашем учреждении он будет подследственным. А это лечебное заведение, так что здесь жди или иди за халатом. – Захлопнула боевая подруга входную дверь, перед самым носом охреневшего сержанта Рыльского.

– Раздевайтесь больной, ложитесь на кушетку, буду вас осматривать. – Громко командует Нина и шепчет мне на ухо. – Я сейчас его отвлеку, а ты открывай окно и беги.

– Ой как всё плохо! – продолжает она громко возмущаться. – Да тут швы разошлись. А откуда эта гематома на голове? Ещё же утром всё было нормально.

– Спасибо, любимая, но лучше смени повязку, а со всем этим я сам разберусь. – Шепчу я ей в аккуратное ушко и целую в щёчку. – Всё хорошо будет. – Уверенно говорю я, снимая халат, хотя сам не особо в этом уверен, но зачем подставлять подругу.

– Как скажешь, любимый. А сейчас ложись и не дёргайся. – Тихо отвечает мне Нина, после чего продолжает возмущаться, ругая всяких там извергов и методы их дознания.

– Я закончила, осталось только зелёнкой помазать и новую повязку наложить. – Негромко сообщает мне Нина.

– А ты ватку сменила? – прикалываюсь я.

– Дурак, – прыскает она в кулак. – Каким был, таким и остался.

– Чего у меня там? – «напуганный» причитаниями Нины, интересуюсь я на всякий пожарный.

– Ерунда. Коросту содрал, когда падал, вот и закровило. Сейчас повязку с мазью Вишневского наложу и таблетку дам, легче станет. – Успокаивает меня она. – А как ты себя чувствуешь? Голова не кружится, не тошнит? Искры видел?

– Да вроде нормально. – Потрогав шишку на правом виске, прикинул я своё состояние. – Искры видел. На солёненькое не тянет.

– Повезло тебе. – То ли пошутила, то ли констатировала факт добрая Нинель. – На, ешь таблетку.

И правда, под лопаткой приятно захолодило, когда Нина наложила салфетку с мазью, заклеила пластырем, да ещё и бинтом обмотала для конспирации, чтобы повязка виднелась из-под халата.

– Сделай вид, что меня плохо знаешь, и сообщи нашим, что тут произошло. – Надеваю я халат со свежим кровавым пятном на спине.

– Может сменить, хочешь, я за другим сбегаю. – Заметив пятно, предлагает мне Нина.

– А вот это не надо, пускай все видят. Ладно, пока. – Целую я её в губы, собираясь уйти. Но…

Глава 6

Размечтался – наивный. Поцелуй затянулся, в голове что-то щёлкнуло и меня будто током ударило, да так вштырило, что я чуть не гикнулся. Нину походу тоже. Но она-то девчонка совсем, – а я? Старый прожжённый ловелас и козёл, думает одна половина сознания с незамутнённым разумом, зато второй пофиг и она управляет телом, послав первую в пешее эротическое путешествие. Руки сами зашарили по телу подруги проверяя все достопримечательности. Ну и её шаловливые ручки полезли куда не надо. Дыхание участилось, кровь отлила от головы и мозг отключился нахрен. Громкий стук в дверь воспринимаю только краем сознания, но слава Богу, Нина опомнилась первой. Она-то нормальная, это я – феномен.

– А ну открывайте, я сейчас дверь выломаю. – Долбит в тяжёлую деревянную дверь сержант Рыльский. А вот хрен он её вынесет.

– Не мешайте работать. – Чутка отдышавшись, кричит Нина.

– Открой дверь. Где задержанный? – не унимается цирик.

– Иди в жопу, начальник! – успокаиваю его я.

– Я счас кому-то пойду. Выходите немедленно. – Перестал ломать двери цирик.

– Я кончаю уже, прекратите там хулиганить. Ещё немного осталось. – Поправляет причёску Нина, повернувшись ко мне спиной, а я завязываю поясок на её халате. Вот только куда гляделки девать, бесстыжие и блястючие?

– Готова? – негромко спрашиваю я.

– Ага. – Успокаивается она, и начинает дышать ровнее.

– Глаза прячь. – Даю я вредный совет и подхожу к выходу.

– Перевязку я сделала, можете забирать ранбольного. Но у него уже сотрясение мозга, так что если продолжите избивать, убъёте, а в рапорте я всё укажу. – Повернув ключ в замке, резко открывает дверь Нина, слегка напугав Рыльского.

– Я передам своему руководству. – Шутовски козыряет сержант. – А чего вы тут делали?

– Перевязку, придурок. Тебе же уже сказали. – Встреваю я.

– Оно и видно. До побачення, сестричка. – Приподнимает он фуражку, на манер цилиндра.

– Да уж лучше прощайте. – Оставляет за собой последнее слово Нинель, снова захлопнув дверь перед толстой мордой Рыльского.

– Вперёд, руки за спину. Шаг – влево, шаг – вправо – побег! Прыжок на месте – провокация! Стреляю – без предупреждения. – Командует мне конвоир, скорее играя на публику, хотя хрен знает, может это привычка.

Нарочито засовываю руки в карманы халата и насвистывая «Мурку», иду вперёд.

– Стоять! Лицом к стене! – когда мы подошли к дверям кабинета главврача госпиталя, снова командует конвоир.

– Командовать будешь, когда на расстрел поведёшь, так что не пошёл бы ты в жопу, товарищ Рыльский. – Провоцирую я сержанта, нарочито развернувшись к нему лицом. Наверняка этот гад меня сапогом по голове приложил, когда я упал. Он сцука сзади стоял, так что сработал на опережение. Пацюк бы не успел добежать.

– Да уж не долго тебе осталось, так что привыкай. – Скаламбурил он, открывая тяжёлую дверь и пропуска меня в помещение.

– Задержанный доставлен! – рапортует Рыльский, войдя следом и закрыв дверь.

– Панас, ну хоть ты-то из себя идиота не изображай. Не задержанный, а свидетель. – Поправляет своего подчинённого старший начальник. – Проходите ближе к столу. Гражданин? – вопросительно смотрит он на меня, вытаращенными глазами. Ну чистый рак или окунь.

– Старший сержант Доможиров для дачи свидетельских показаний явился. – Вытянувшись в струнку, рапортую я.

– Садись, старший сержант, в ногах правды нет. – Указывает мне на стул пучеглазый.

– В жопе тоже. – Каламбурю я, аккуратно примостившись на краешек стула, невольно поморщившись.

– Старший оперуполномоченный – Следаков. – Представляется мне лейтенант ГБ с капитанской шпалой в петлицах. – Болит? – участливо спрашивает он, заметив мои гримасы.

– Болит. – Не стал я изображать стойкого оловянного солдатика, потому что не оловянный.

– Где зацепило? – интересуется он, заметив свежую повязку из-под отворота больничного халата.

– На Южном фронте. – Отвечаю, не вдаваясь в подробности.

– А при каких обстоятельствах? – задаёт уточняющий вопрос опер.

– Обезвреживал банду диверсантов, вот и прилетело. – Озвучиваю я версию, подтверждённую наградными документами. Не факт, что наградят, но доки можно найти, при желании.

– И как, обезвредил? – с непонятным выражением на лице продолжает допытываться Следаков.

– Да. Всех троих. – Говорю я самую настоящую правду.

– В одиночку? – удивляется, стоящий сзади Панас.

– Ну да. А что в этом такого?

– И как умудрился? – продолжает задавать вопросы старший опер.

– А я им гранату подарил, ручную. – Шучу я.

– Обрадовались они подарку?

– Ага. Аж до смерти изумились. – Заканчиваю я юморить, уставившись своим взглядом в выпученные глаза, сидящего напротив гэбэшного лейтенанта с наголо бритым черепом.

– Вот видишь, Рыльский, какие герои здесь лечатся. А вы его на голый понт взять решили. – Вильнув взглядом, переводит разговор на другое уполномоченный из оперов.

– А я чё? Я ничего. Это Пацюк всё. – Отмазался цирик, поддерживая игру.

– Тогда объясни мне, старший сержант, с какой целью ты организовал банду, с которой вы терроризируете и обираете местное население, а также других раненых? – задал мне неожиданный вопрос «добрый следователь», видимо Пацюк был злым.

– А что вы, товарищ лейтенант государственной безопасности, или ваш информатор, подразумеваете под словом – банда? – отвечаю я вопросом на вопрос.

– Ну, банда – это группа лиц, объединённая для совершения преступлений. – Цитирует УК старший опер.

– Такую банду я точно не создавал. Лгут всё ваши стукачи. Я пытался создать джаз-банду, но моих скромных способностей как руководителя и этого, как его – композитора, увы не хватило. – Развожу я руками. – Да и музыкальных инструментов тоже. Ну что это за джаз-банда, если у них есть только пианино, гитара и балалайка, а про гармошку я вообще молчу. Вот вы комедию «Весёлые ребята» смотрели? – верчу я головой в разные стороны, обращаясь ко всем присутствующим. – Вот там настоящая джаз-банда, а у нас сплошное недоразумение получилось, прям как в басне Крылова.

– Ха-ха-ха. – Заржал за моей спиной цирик.

– Ты чего, Рыльский? – уставился на него Следаков.

– Да комедию вспомнил. Тот эпизод, где репетировали музыканты. – Едва сдерживает смех, лыбящийся сержант.

– И правда. Смешно. А что насчёт остального? – не отстаёт от меня настырный опер.

– Остального чего? – тяну я время, собираясь с умными мыслями. А то чуть не ляпнул про Джорджа из Динки-джаза, снять-то эту английскую картину сняли, – а вот когда выпустили в советский или фронтовой кинопрокат?

– Я про то, что раненых обираете.

– А что, кто-то жаловался, и есть заявления, либо конкретные факты?

– Вот тут написано, – открывает Следаков тонкую папку и пытается прочитать залитый чернилами лист. – … в том числе обирают других раненых, вымогая у них папиросы и деньги всевозможными азартными играми.

– Я вообще ничего не понял. Кто обирает? Каких раненых? И причём здесь азартные игры? Вот я лично, из всех настольных игр предпочитаю шашки и домино. А вы, товарищ лейтенант госбезопасности? – сбиваю я опера с боевого настроя.

– Шахматы. – Ведётся он на мой развод.

– В шахматы я тоже умею. Может сыгранём партейку? Я сбегаю. – Продолжаю я валять ваньку.

– Не сейчас. А на что ты в шашки играешь, старший сержант. – Ухватился за меня оперупалнамоченный. Цепкий попался, гад.

– Как на что? Панас, вы когда «козла» забиваете, на что режетесь? – разворачиваюсь я к цирику, озадачив своим вопросом. – Ведь явно не на просто так?

– Известно на что, кто в магазин побежит. – Колется он от неожиданности и двойственности вопроса, так как забивать козла можно разными способами, ну и играть на просто так тоже.

– Ну, так и мы тоже не пацаны, чтобы на щелбаны играть. Магазина у нас здесь нет, вот на папироски и играем. Опять же на общее благо. Кто особо азартный и много курит, проиграв, меньше губит своё здоровье. А кто умный, тот табак на сахар меняет, и от глюкозы ещё умнее становится. Так что какой тут криминал? За это вон и Рыльского привлечь можно.

Расстроенный опер уже откровенно перетряхивает свою папку, пытаясь найти убойный компромат на меня. И аж меняется в лице, уставившись в очередную кляузу «барабана».

– А расскажи-ка мне, старший сержант, о чём ты договаривался с Марией Аблигановой на берегу реки два дня назад.

– А Мария Аблиганова это кто? – искренне удивляюсь я.

– Ну, тебе лучше знать. С кем ты тут шуры-муры разводишь. – Уставился на меня опер.

– Вообще-то я со многими женщинами общаюсь, но никакой Аблигановой хоть убейте, не помню. Вызовите вы в конце концов своего стукача сюда, да расспросите его, на каком основании он меня оговаривает. Да ещё каких-то там Машек приплетает. Что, может и часовню тоже я развалил? – возмущаюсь я.

– Какую часовню? – тут же сделал на меня стойку Следаков.

– На городском кладбище. – Вовремя вспомнил я рассказы Нины из цикла «знай и люби свой город».

– Нет, часовню не ты. – Завис опер, снова перебирая заляпанные чернилами листы, исписанные корявым почерком с французским наклоном.

Неожиданно в кабинет ворвался Пацюк и, отозвав своего начальника к окну, стал что-то ему негромко докладывать, периодически скашивая на меня глаза и тряся опросными листами какого-то бедолаги, которые у него всё-таки забрал старший и начал читать. Закончив чтение, он снова уселся напротив меня и продолжил допрос.

– А в каких отношениях, сержант, ты находишься с гражданкой Варламовой Ниной Андреевной? – Задал мне очень нехороший, хоть и простой вопрос, пучеглазый.

– А можно уточнить, что это за Нина, и из какого отряда? А то я многих Нин знаю, только по имени. Фамилиями вот как-то не интересовался. – Леплю я отмазку, первой пришедшую на ум.

– Хорошо, уточню. Она в этом госпитале операционной медсестрой работает. Перевязки делает. – Уточняет опер, как бы участливо взглянув на меня.

– Так вы про Ниночку говорите, товарищ старший оперуполномоченный! Её я знаю, каждый день на перевязки хожу. – Радостно признаюсь я.

– А в каких отношениях ты с ней находишься? – не отстаёт настырный гэбэшник.

– Как в каких отношениях? Прихожу в перевязочную, Ниночка меня перевязывает, я ухожу. – Говорю я истинную правду.

– На этот счёт у меня есть другие сведения. – Как то торжествующе произносит старший оперуполномоченный. – Вы с данной гражданкой не только сожительствуете, но ещё вместе воруете и продаёте дефицитнейшие лекарства. – Припечатывает он меня убойным аргументом. – Сейчас мы её допросим, проведём обыска, после чего устроим вам очную ставку. Так что колись, пока не поздно, сержант!

А вот тут я поплыл. Да еще богатое воображение услужливо нарисовало картину допроса юной комсомолки в гестапо. Так что будь у меня в кармане настоящий ствол, я бы завалил этих мусоров, сжёг все их бумаги и ушёл в партизаны. И хрен бы меня нашли до конца войны, да и после конца тоже. Рука всё-таки сама полезла в карман, но фиг-вам. В затылок упёрся ствол револьвера, а голос над головой зло прошептал.

– Дай мне повод. Не дёргайся. Руки на стол. Только медленно. – Продолжил командовать Рыльский.

Не дёргаюсь. Аккуратно кладу на стол сперва правую, затем левую руку, ну а Панас синхронно обыскивает мои карманы. Сперва левый, выложив на стол спички и папиросы, апосля правый, достав деревянный пистолет. Пацюк тоже держит меня на мушке, прямо на линии огня. Упади я резко на пол, и Панас бы получил мою пулю, прямо из ТТ своего коллеги. Вот уж воистину, нарожают уродов, потом майся с ними. При виде предмета, похожего на пистолет и лежащего на краю стола, Следаков аж побагровел, а его глаза вылезли из орбит ещё больше. С трудом расстегнув крючок на вороте гимнастёрки, он сглотнул комок в горле и просипел.

– А вы что, дебилы, его даже не обыскали?

– Так це ж не волына, а деревяшка. – Радостно оправдывается сержант Рыльский, убрав дуло нагана от моей головы.

– Идиот! Да будь этот ствол настоящим, он бы нас уже давно порешил и спокойно ушёл. – Обрёл наконец дар речи старший начальник. А Пацюк так и замер с пистолетом в руке.

– Панас, а я ведь тебе жизнь спас. – Решил я подлить масла в огонь.

– Не понял, это ещё почему? – удивляется он.

– А ты на младшего лейтенанта посмотри. Дёрнись я, и первая пуля твоя.

– И правда, лейтенант, ты бы убрал пистолет в кобуру, а то мало ли, отстрелишь себе чего. – На всякий случай принял влево сержант, уйдя в сторону с линии огня, но накаркал.

Бах!!! Раздался громкий выстрел в замкнутом помещении, поэтому больно ударивший по ушам. Все замерли, а младший лейтенант государственной безопасности – Пацюк, сначала побелел, а потом заорал, подвывая на одной ноте.

– А-а-а! – С переливами заверещал он, схватившись за толстую задницу ниже кобуры с пистолетом. Не знаю почему, но я что-то подобное предполагал, увидев ТТ в руках лейтенанта. Потому и опасался больше его, чем револьвера у своего затылка.

– Что случилось, Пацюк? – уставился на подчинённого старший начальник.

– Да он походу задницу себе отстрелил. – Высказал я своё предположение.

– И что делать? – растерянно спрашивает Следаков.

– Что делать? Что делать? Снимать штаны и бегать. Так что вы снимайте с него штаны, а я за медсестрой. Разрешите, товарищ оперуполномоченный? Он сейчас кровью истечёт. Тут каждая секунда на счету. – Не даю я ему времени на раздумье.

– А, чёрт с ним, беги. – Махнул рукой старший опер. – Панас, помоги лейтенанту.

Выскочив из кабинета, бегу в процедурку, и встречаю в дверях напуганную медсестру.

– Нин, ты это, собери всё, что нужно, бинты там, ватку, зелёнку. – Пытаюсь сбивчиво объяснить я.

– А что случилось? – спрашивает она.

– Да один из гэбэшников себе задницу отстрелил.

– Сильно? – уточняет Нина.

– Не знаю. Пулевое ранение сверху вниз. – Показываю я на себе как.

– Поняла. – Быстро собирается Нина, просто взяв с собой санитарную сумку, висящую на гвозде. – А ты беги на пост медсестры, расскажи там в чём дело, нужны санитары с носилками, ну и операционную пусть готовят. – Командует она, запирая двери на ключ…

Когда я в сопровождении двух санитаров с носилками вновь поднялся на второй этаж и вошёл в кабинет, старший опер позвал меня в коридор и, вильнув взглядом, предложил закурить. Прикуриваем от одной спички и молча стоим. Я наслаждаюсь дымом «Казбека», пуская кольца, а лейтенант ГБ напряжённо о чём-то размышляет.

– Ты вот что, товарищ старший сержант, – всё-таки начинает он разговор. – Это дело нужно как-то замять.

– Да, плохо дело, самострел, трибуналом пахнет. Не повезло вашему подчинённому. Вышка ему корячится. – Не стал я сгущать краски.

– Сдурел? Это же был несчастный случай. – Выпучился на меня Следаков.

– А это не я. Это уже трибунал будет решать. Вы же меня под расстрел подвели, хотя и в курсе, что оговор, а дело шито белыми нитками. Так что когда мной займётся военная прокуратура, я тоже молчать не буду. А за самострел подчинённого и вас, товарищ лейтенант государственной безопасности, по голове не погладят. В стрелковых полках и бригадах на передке особистов ох как не хватает. – Открываю я перед ним радужные перспективы карьерного роста.

– Да не будет уже никакого дела. Ежу понятно, что оговор, но «друзей» ты тут себе многих нажил. – Глубоко затянувшись, признался Следаков.

– Вот когда липовых материалов совсем не будет, тогда и разговор будет серьёзным. Мне нет смысла топить вашего оперативника, но если сам буду тонуть, то тут и за соломинку схватишься, а уж за бревно и подавно. – Докурив папироску, выбросил я её в открытое окно, бодаясь взглядом с лейтенантом ГБ.

– Твои условия. – Первым отвёл взгляд опер.

– Есть тут одна железная бочка, где сжигают всякую хрень. Вот и прогуляемся до неё. А когда вся лишняя хрень сгорит, там и пообщаемся без лишних ушей. Меня не интересует, что вы там на остальных накопали, такой ерундой даже участковый заниматься не будет, а если кто по крупному влип или проворовался, это его проблемы, пускай не ворует. Но медсестру Варламову лучше не трогайте, не виновата она ни в чём, ну и от меня тоже отстаньте. – Закончил я свой монолог.

– Ладно, пошли.

Зайдя в кабинет, Следаков забрал со стола картонную папку, а я свои папиросы и спички. Деревянный пистолет трогать не стал, чтобы больше не напугать окружающих. Рыльский по приказу начальника остался охранять кабинет и другие папки с опросными листами, а мы спустились вниз и вышли из здания мимо двух цириков, охраняющих вход.

– Читать будешь? – интересуется опер.

– Нет, но проверю, что мы сжигаем. Начнём с доноса на Варламову.

– Ну смотри.

Следаков подавал мне исписанные убористым почерком с двух сторон листы бумаги, а я их читал, комкал и бросал в железную, обгорелую внутри бочку. С прочитанным последним листом я немного замешкался, оторвав нижнюю часть с подписью и фамилией стукача.

– Вы не возражаете, товарищ лейтенант госбезопасности? – убрал я в карман неопровержимую доказуху.

– Да делай, что хочешь, это не наша епархия, – махнул он рукой, – но только без жертв.

– Спасибо. Если что, я вам его тёпленьким сдам. Наверняка этот гад от себя подозрения отводил.

Остальные кляузы на себя я только бегло просматривал и бросал в бочку, запоминая в основном числа. Только в одном месте я зацепился взглядом за знакомое имя и вчитался внимательней, не сдержав смешок, после чего отправил лист к остальным.

– Закурим ваших, командирских, товарищ оперуполномоченный, табачок уж больно хороший, нам здесь таких не дают. Да бросьте вы папку, она ж всё равно испорчена.

– И правда, закурим. – Бросив картонную папку к остальным бумагам и достав коробку «Казбека», открывает её оперативник. Угощаюсь, нагло стрельнув три штуки, пока он в трансе.

Чиркаю спичкой и, прикурив, роняю её прямо в бочку. Огонёк сначала робко, потом всё увереннее начинает пожирать бумагу, и по мере сгорания, меня начинает отпускать нервное напряжение и слегка потряхивать. Опер тоже завороженно глядит на огонь, задумавшись о чём-то своём. Пока не мешаю, но настраиваюсь на подляну, иначе адреналин меня сожрёт с потрохами.

– Вернёмся к нашим баранам? – незаметно оглядевшись вокруг, растормаживаю я Следакова.

– А?.. Да. Пожалуй вернёмся. – Выходит он из задумчивости.

– Нужно договориться на берегу, о чём будем говорить, а о чём стоит умолчать, чтобы списать всё на несчастный случай и не подставлять лейтенанта.

– Предлагай, товарищ старший сержант, вижу, ты на этом поднаторел.

Ну, я и предложил, после чего гэбэшный летёха надолго впал в ступор и начал смотреть на меня совсем другими глазами.

– А своим, вы, уж сами объясните, что нужно сказать. Старшим командирам гораздо больше поверят, чем простому сержанту. – Тем более он тут совсем не причём и просто проходил мимо, когда это произошло. Подумал я про себя, озвучив отмазку. – Я могу быть свободен, товарищ лейтенант? – слегка борзанул я.

– Да. Можешь идти. – Снова задумался старший оперуполномоченный, махнув мне рукой.