Текст книги "Тайна приволжской пасеки"

Автор книги: Алексей Биргер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Николай Христофорович, а следом за ним и остальные пошли за Никитой. Тот провел их в дом, просторный и прохладный, – опрятно ухоженный. В доме стояла глухая тишина, какая бывает, когда разъезжается основная часть семьи.

– Вот! – Никита открыл резную дверцу стенного шкафчика и вынул трехлитровую банку густого темного меда. – Банку на обратном пути завезешь. Банки у нас всегда в дефиците, – улыбнулся он. – Тогда и сочтемся.

По всему было ясно, что Никита хочет поскорее избавиться от гостей. Николай Христофорович посмотрел на него с недоумением:

– Послушай, милый друг, ты не болен?

– Нет, – Никита опять улыбнулся – несколько натужно, как показалось всем, – я в полном порядке.

– У тебя ничего не произошло? – озабоченно спросил Николай Христофорович.

– Нет. А что у меня может произойти?

– Скажи честно, – Николай Христофорович наклонился к Никите, опершись о разделявший их стол, на котором стояла банка меда, – тебе опять угрожали? И поэтому ты отослал семью, чтобы, не дай Бог, твои не пострадали, если что? А сам готовишься поджигателей по-свойски встречать? Если так, то ты знаешь…

– Да нет, никто мне не угрожал, – досадливо отмахнулся Никита. – У нас теперь все тихо, со всеми мир… Я, видно… – он провел ладонью по лбу, – я, видно, устал. Замаялся, запарился. Вот и понимаешь… Извини, что не могу вас принять как следует. Вот кончится запарка, денек-другой отдохну – и опять стану самим собой. Тогда и повеселимся, если на обратном пути заглянете.

– Ну, смотри… – Николай Христофорович забрал банку меда. – Как говорится, смотри, девка, тебе жить!

– Проживем, не волнуйся. – Никита поглядел в окно. – Год вроде обещает быть Удачным.

Николай Христофорович тоже поглядел в окно – и почему-то нахмурился. Но это мимолетное хмурое выражение быстро исчезло с его лица, словно он не хотел, чтобы заметили, что его что-то смутило или раскроило.

– Да, все говорят, что год будет плодородным, – проговорил он. – Что ж, удачи тебе!

И он пошел из дома, на ходу кивнув своим спутникам, чтобы они следовали за ним. Выйдя на воздух, он остановился и с минуту стоял, напряженно слушая тишину. Было очевидно, что тишина эта ему не очень нравится.

– Нехорошая тишина, – скривив губы, сообщил он краем рта Петькиному отцу. И, не говоря больше ни слова, скорым шагом пошел к яхте.

Остальные заспешили за ним. Они сделали буквально несколько шагов, когда тишину, которая мерещилась Николаю Христофоровичу такой нехорошей, разорвал хриплый лай Бимбо – надсадный, свирепый, переходящий в рык!

Переглянувшись, путешественники стремглав бросились к яхте. Чуть поотстав, позади ровной мелкой рысцой бежал Никита.

Глава 4
Необыкновенное место

Они увидели, что Бимбо стоит на носу яхты и яростно лает в сторону земли. Иногда лай переходил в тяжелый рык, поднимавшийся из самой глубины легких Бимбо с такой силой, что у пса вздрагивала грудь.

– Бимбо, умница, что с тобой? – спросил Петькин отец, добежавший первым.

Увидев хозяев и их друзей, пес поуспокоился. Он завилял хвостом – как бы объясняя, что лаял не просто так, – потом еще раза два рыкнул в прежнем направлении и затих, принюхиваясь.

– Что-то ему почудилось, – сказал Миша.

– Да, что-то почудилось… – согласился Сережа, с сомнением озирая прибрежные заросли.

– Я уверена, что не просто почудилось! – заявила Оса. – Бимбо – умный пес, и он, по-моему, учуял что-то такое, чего мы не чувствуем.

– Скорей всего, до него ветром донесло запах коз, – предположил Никита, остановившийся чуть поодаль, в начале мостков, – видимо, малость робея перед могучим псом. – Некоторых собак, непривычных к этому запаху, он просто с ума сводит!

– Да, скорее всего, – согласился Николай Христофорович, при этом как-то искоса поглядев на Никиту. – Что ж, нам тут больше делать нечего, пора в путь! Спасибо за мед!

Отплывая, они еще долго видели Никиту, стоявшего у самого начала причала и смотревшего им вслед.

– Не нравится мне все это! – хмуро бросил Николай Христофорович. – Я нутром чую неладное…

– Что это за разговор насчет поджигателей? – спросил Петькин отец. – У твоего Никиты неприятности с колхозом были?

– Угу, – коротко отозвался Николай Христофорович.

– Понятно, – Петькин отец кивнул.

– О чем это вы? – спросил Петя. – Вы говорите так, как будто для вас все ясно…

– Да, как будто вы понимаете друг друга с полуслова, – поддержал его Сережа. – Но нам ничего не понятно!

– Ничегошеньки! – добавила Оса.

– А чего тут понимать? – проговорил Николай Христофорович. – Явился пришлый человек, который на земле хозяйничать захотел. Дали ему, согласно закону, участок. Хоть и на реке, но не из лучших. Так он с этого участка в первый же год такой урожай снял, который колхозу и не снился! Да часть земли под пасеку приспособил. И надои у него дай Боже, не чета колхозным… В общем, суды-пересуды пошли. Сами понимаете, какие злые и завистливые могут быть эти бездельники, которые способны только водку глушить да у разбитого трактора в затылке чесать! Вот, мол, такой-сякой, нос дерет, и на пол-литра у него никогда не выпросишь, и вообще, неплохо бы у этого богатея часть нажитого отобрать и на всех поделить, чтобы все было по справедливости! А колхозному начальству тоже оказалось выгодно всяких пьяниц и бездельников на Никиту науськивать. Чтобы народ, не дай Бог, не задумался, как же это так, что над ним столько начальства, а все равно ничего не выходит, и чтобы не пошли разговоры, что, мол, мы мало зарабатываем и плохо живем, потому что целую прорву дармоедов кормим! В общем, получалось так, что Никита всем картину портил – был как бельмо на глазу. Два раза подпалить его пытались, один раз трех коров отравили. Вообще, много гадостей делали. Так Никита засаду устроил, поймал поджигателей – одного выстрела поверх голов оказалось достаточно, чтобы они на землю ничком легли и лежали как миленькие, пока Алена их вязала, под прицелом Никиты, – и хотел в милицию сдать. Так милиция тоже как-то скользко себя повела. Сами понимаете, колхозное начальство и местная милиция с давних, с советских времен имели налаженные отношения. Не то даже, что рука руку моет, а так, тут все свои – и вдруг чужак между своими влезает, и очень не хочется кума или свата ради чужака прищучивать!.. Ну вот, эти поджигатели самым местным отребьем оказались, а «послужной список» у них имелся знатный – каждый хоть разок посидеть успел, кто за пьяную драку, кто за порчу государственного имущества в пьяном виде. И все равно не захотела милиция дела заводить, хотя, как говорится, улики были налицо. Мол, нет достаточных данных для возбуждения дела. Ведь так могло получиться, что от этой шпаны ниточки к правлению колхоза потянулись бы – а кому это надо? И стали, наоборот, на Никиту бочку катить: ты, мол, превысил предел необходимой обороны, не имел права огнестрельное оружие против людей применять, а это уже уголовная статья, и тянет такая статья на срок до пяти лет. Хорошо, я в этих местах оказался. Поехал за Никиту хлопотать, своими связями воспользовался. В общем, милицейские начальники из райцентра цыкнули на местных, чтобы не смели хорошего человека обижать и чтобы в стороне держались от этого дела, а то, не дай Бог, всю милицию замарают, колхозному начальству подыгрывая, так им и сказали: если будет обоснованная жалоба на вас, то мы вас покрывать не станем, а с потрохами на съедение отдадим, чтобы из-за вас, дураков, нас самих не взгрели! Я, как узнал об этом, так приехал к Никите и говорю: «Действуй». Он Сел на свою «Ниву», поехал к сельпо, где вся местная пьянь круглые сутки паслась и водкой загружалась, вылез из машины – с ружьем в руках, и говорит всей этой ораве: «Значит, так, – говорит, – мне ваши шутки надоели, и учтите, что никто покрывать вас больше не будет! Если что, если хоть боком мимо моей земли пройдете, стреляю без предупреждения, и не поверх голов, а прямой наводкой и суд меня оправдает! Кто хочет убедиться, что я говорю всерьез, – милости прошу. А если кто есть совсем недоверчивый – то шаг вперед, а я имею право обороняться». И вскинул свой ствол. И видно, лицо у него было таким озверелым, что мужики замялись и все как есть назад подались! Вот так. С тех пор никаких неприятностей у него не было. Даже с уважением стали относиться, обращаются постоянно, мол, не надо ли где помочь. А он так: хочешь работать – поработай и получи! Платит щедро, но меру знает. А не справился с работой – извини, какой же разговор о деньгах? И толк о нем идет, что он мужик суровый, но справедливый. И уже его за своего числят, ему первому и навоз везут, и трактор подгонят, если что вспахать надо… Вот так. Все это уже года два назад было. Неужели по новой началось?

– Вы думаете, его опять угрожали поджечь, и он семью отправил, чтобы она не пострадала, а сам готовится в засаде против поджигателей сидеть? – спросил Сережа.

– Очень на то похоже. Меня удивляет только, что он со мной не поделился. Обычно он от меня ничего не таил… Но наверно, не хочет меня впутывать – знает, что я его одного в беде не оставлю. И потом… Что он мне мозги заливает, будто работал целый день? Я же с первого взгляда увидел, что работа уже вторые сутки стоит… Значит, что-то у него происходит… Ладно, – сказал Николай Христофорович, успокаивая сам себя, – раз он ко мне за помощью не обратился, значит, уверен, что своими силами справится, и волноваться мне, выходит, не о чем и незачем! Вот так-то, ребятки, – повернулся он к друзьям. – А мы с Олежкой поняли друг друга с полуслова, потому что таких историй на Руси тысячи, и все друг на друга похожи, все по одному образцу скроены, только некоторые с хорошим концом, как вот эта, а некоторые с плохим!..

– Послушай, а у него самого загулов не ручалось? – спросил Котельников-старший. – Ну, знаешь, нервное напряжение, тысячи переживаний… Может, его семья уехала, а он позволил себе чуть-чуть отпустить поводья? Ну, чтобы расслабиться и с новыми силами впрячься в работу?

– Нет, на него непохоже, – покачал годной Николай Христофорович. – И не пахло от него, и вообще… Когда человек запивает, то это сразу же по тысяче мелочей становится заметно, едва к нему в дом войдешь! Нет, неприятности у него, причем эти неприятности он хочет скрыть от посторонних… Но чтобы кто-то из местных с ним в контры пошел? Да его свои же урезонят, прежде чем он отправится Никиту жечь! С той давней поры до них доперло, что Никита для них – источник дохода, если кто хочет подзаработать, и Никита очень умно пользовался этим рычагом и так вдолбил им в головы, что без него они нигде больше не заработают, когда срочно деньги нужны, что теперь никто во всей округе не позволит, так сказать, зарезать курицу, которая несет золотые яйца!

– Есть еще один вариант! – выдвинул новую версию Петькин отец. – Допустим, жена от него не на два дня уехала, а насовсем? Надоели ей хуже горькой редьки тяготы фермерской жизни, вот она и заявила – или возвращаемся в город, или разводимся, и тогда оставайся один со своей фермой и целуйся с ней?

– На Алену непохоже… – призадумался Николай Христофорович. – Впрочем, кто их разберет, этих женщин! А знаешь, – провозгласил он, – ведь ты, вполне вероятно, в самую точку попал! И если так, понятно, почему у него работа не клеится и почему он старался от нас поскорее избавиться! Ему теперь любой человек в тягость, ему надо побыть одному, чтобы горе свое переварить… В общем, заглянем к нему на обратном пути, и если ты прав, то он нам все расскажет, потому что за недельку первая боль уляжется и ему, наоборот, собеседники будут нужны, чтобы поплакаться!

Ребята жадно слушали разговор, не пропуская ни единого слова. Им стало заранее жалко бедного Никиту!

Николай Христофорович примолк на некоторое время, потом поглядел вперед.

– А мы, заболтавшись, и не заметили, как почти весь путь прошли! – сказал он, встряхивая головой, словно пытаясь отогнать настырные мысли о Никите. – Нам во-он туда!

Он указал на дальний берег, где сквозь зелень смутно белели очертания домов, шпиль колокольни, купола двух церквей и уже различима была пристань, располагавшаяся возле устья впадавшей в Волгу небольшой речушки… Хотя так ли мала эта речушка на самом деле, трудно было сказать – ведь рядом с Волгой любая речушка казалась маленькой!

– Очень славный городок, – продолжил Николай Христофорович. – Хотя на большинстве карт его не найдешь, а уж в туристских справочниках тем более! Его название мало кому говорит что-нибудь… А ведь некогда был славен и знаменит!

Они наискось пошли через Волгу к городской пристани. Николай Христофорович насвистывал какой-то мотивчик, остальные молча вглядывались в незнакомое место, которое быстро приближалось.

Они вошли в устье речки и, лавируя, протиснулись между двух причалов. Причалов было много, и они напоминали гребенку, и все они были старыми и выцветшими, лишь кое-где была приколочена новая доска взамен совсем истлевшей старой. Эти новые доски выделялись на общем сером фоне золотисто-желтыми полосками – будто кто-то разбросал золотистые клавиши в случайном порядке.

Смотритель пристани поспешил по мосткам причала, чтобы принять у Николая Христофоровича канаты и помочь пришвартоваться.

– А, командор! – бодро окликнул он. – Поздравляю вас с возвращением из дальнего плавания!

– Поздравления принимаю! – так же бодро отозвался Николай Христофорович. – Погоди минуту, у меня для тебя подарок есть!

Он нырнул в каюту, а Котельников-старший, пятеро друзей и Бимбо выбрались на причал.

– Почему вы называете Николая Христофоровича «командором»? – спросила Оса у смотрителя пристани.

– А кто же он еще есть? – ответил тот. – Самый что ни на есть командор – вы только на него поглядите! И фамилия подходящая! Был командор Беринг, а он – командор Берлинг! Практически одно и то же!

Ребята подумали, что правда Николаю Христофоровичу очень подходит обращение «Командор Берлинг» и что впредь им надо почаще так его называть.

– Позвольте полюбопытствовать, – поддерживая суетливо-старомодный тон, заданный обращением «командор», обратился к смотрителю пристани Котельников-старший, – как прикажете вас величать?

– Отставной мичман Гурий Федотович Захарчук! – отрапортовал смотритель пристани. – К вашим услугам!

Тем временем командор Берлинг выбрался из каюты и перепрыгнул с яхты на причал.

– Вот, держи! – Он протянул отставному мичману Гурию Федотовичу прямоугольный сверток.

– Что это? – удивился отставной мичман.

– То, чем ты так интересовался. И внучка твоя – поболее твоего.

– Ааа… – Гурий Федотович поспешил развернуть сверток. Увидев цветастую коробку с профилем Моцарта и надписями по-немецки, он поглядел на Николая Христофоровича с восторгом и недоверием. – Значит, это и есть марципаны?

– Они самые. В шоколаде! А вот, – Николай Христофорович вручил ему марципановое сердечко, запакованное в прозрачный полиэтилен, – в чистом виде, с цветным рисунком!

– Надо же! – Отставной мичман покачал головой. – Действительно, похоже на наши расписные пряники… В прошлый приезд, – объяснил он ребятам и Котельникову-старшему, – моя внучка стала выпытывать у командора, что такое марципан. В книжках, понимаешь, читала, а в глаза никогда не видела. Да и мне как-то видеть не довелось, хотя я и много плавал. Командор постарался сперва объяснить, потом рассмеялся и сказал нам, что привезет эти самые марципаны. Я думал – забудет, ан нет… И немецкие! Небось здорово потратился?

– Да ну! – махнул рукой Николай Христофорович. – В Москве этого добра сейчас навалом… Так мы прогуляемся по городу, а яхту под твой присмотр оставим! – быстро перевел он разговор на другую тему, явно желая избежать благодарностей.

– Уж не беспокойтесь! – с жаром заверил Гурий Федотович. – Когда вас ждать?

– Может, к вечеру, а может, мы эту ночь в гостинице проведем. Надо ж показать гостям здешнюю гостиницу… Но если на ночь останемся, то я подойду тебя предупредить. Не знаешь, Автоматыч на месте?

– Где ж ему быть, все возится…

– Отлично! Да, и еще одно… – Командор взял мичмана под локоток и отвел в сторонку. – Извините, – на ходу извинился он перед своей командой, – тут наши дела, так что не обижайтесь, но нам нужно наедине обсудить.

Он пошушукался с отставным мичманом – совсем недолго, от силы минуты две.

– Сделаем! – вслух произнес мичман, когда обсуждение закончилось. – Не бойтесь, не подведу!

– Совсем хорошо! – И командор Берлинг весело кивнул своим путникам: – Пошли!

– Куда мы идем? – с любопытством спросил Саша, с трудом поспевая за размашистым шагом командора. – К Автоматычу?

– К нему, к нему…

– А кто он такой? – спросил Миша.

– Узнаете! – ответил Николай Христофорович, хитро ухмыльнувшись.

– Почему его зовут Автоматычем? – задала свой вопрос Оса. – Он что, с автоматами работает?

– Может, и работает, – ответил Николай Христофорович. – Но Автоматычем его зовут не поэтому. Он татарин по отцу, и отчество у него сложное, типа Авторханыч. Здешний народ переделал это отчество в Автоматыч – ну, и привилось!

Ребята больше ни о чем не спрашивали, но их обуревало нетерпение узнать, кто такой этот Автоматыч и чем он занимается. Они поняли, что это и есть обещанный сюрприз!

Еще несколько улиц – и они увидели небольшой парк, над кронами которого возвышалось колесо обозрения.

– Мы идем в парк аттракционов? – спросил, догадавшись, Петя.

– В общем, да, – ответил Николай Христофорович.

Они прошли по тенистой аллейке и оказались перед площадкой, на которой размещалось несколько аттракционов: колесо обозрения, автодром с электромобилями с торчащими шестами, на которых так здорово сталкиваться, чертово колесо, карусель паровозиками и расписными лошадками, тир, качели-«лодочки». На площадке стояла мертвая тишина, ни одной живой души не было видно.

– Так ведь парк не работает! – чуть не хором вырвалось у ребят.

– Вот и нет! – ответил Николай Христофорович. – Все открыто, и все к вашим услугам… Автоматыч! – громко позвал он.

Из висевшей у самой земли перед дощатым посадочным помостом кабинки колеса обозрения высунулся человек – в потертом и испачканном рабочем комбинезоне, руки и лицо перемазаны сажей и машинным маслом.

– Ба, командор! – Автоматыч был смугл, черноглаз, и до того, как он заговорил, ребятам казалось, что он должен говорить с гортанным прицокиванием, на восточный манер, но он разговаривал с таким же округлым оканьем, как и все волжане. – Добро пожаловать!

– Вот посетителей к тебе привел, с тебя комиссионные, – усмехнулся Николай Христофорович. – У тебя ведь открыто?

– Разумеется, открыто!

– Тогда объясни нашим гостям, почему у тебя так пусто.

– А чего тут объяснять? – проворчал Автоматыч. – Городок наш совсем маленький, все, кто мог, тысячу раз перекатались… Это когда у нас большие теплоходы еще останавливались и ярмарку пытались устроить, вот тогда построили, чтобы побольше народу привлечь, туристов и покупателей всяких. Но дело, вишь оно как, заглохло… и даже средств на ремонт не выделяют. Вот, колесо обозрения подпортилось, вожусь с ним, надеюсь к ночи управиться. До этого у двух машин на автодроме моторы перегорели, чуть не неделю копался. Многое ржаветь начинает, тут бы почистить, покрасить…

– И сколько стоят ваши аттракционы? – полюбопытствовал Петькин отец.

– Да мы все старых расценок держимся, новых пока что не спускали. По тысяче рублей – любой. А в тире – сорок рублей десять пулек. И то для многих накладно выходит, еще и поэтому все простаивает. Ведь тут народ месяцами зарплату не получал, только недавно стали выплачивать…

Ребята тихо ахнули. В Москве уже давно самые простенькие – совсем «малышовые» – аттракционы стоили не меньше пяти тысяч, а цена на хорошие доходила до двадцати, иногда подскакивая и выше!

– Угу. – Петькин отец кивнул и показал Николаю Христофоровичу пять растопыренных пальцев, вопросительно на него поглядев: спрашивал без слов, нормальная ли будет сумма для Автоматыча, не надо ли ее увеличить или, наоборот, уменьшить – ведь после многих «пустых» дней у Автоматыча может голова закружиться от слишком больших денег и, вообще, пойдут разговоры, что командор богачей привез – в таких маленьких городках слухи быстро разлетаются, а это совсем ни к чему. Когда Николай Христофорович кивнул, показывая, что с суммой Петькин отец угадал, все в порядке, Котельников-старший произнес: – Хорошо, я предлагаю вам пятьдесят тысяч, и до закрытия весь парк принадлежит вот этим пятерым обормотам! Сколько до закрытия – часа два?

– Да, около того, – ответил Автоматыч, поглядев не на часы, а на солнце.

– Так годится мое предложение?

– Еще как годится! – Автоматыч был, очевидно, доволен. – Вот только колеса обозрения не обещаю, я его только к завтрашнему дню налажу.

– Ничего, обойдемся без колеса обозрения! – великодушно согласился Петькин отец.

– Сейчас я вам все отопру, – сказал Автоматыч, принимая у Котельникова-старшего пять десятитысячных купюр. Он взял связку ключей и пошел открывать аттракционы.

– А в Москве тир стоит не меньше двухсот рублей за десять пулек! – восторженно шепнул Миша Сереже.

Сережа не менее восторженно кивнул.

– Да, сюрприз действительно класс! Вот уж сюрприз так сюрприз!

Ребята начали с автодрома. Так здорово было гонять на машинках, уклоняясь от столкновений или, наоборот, врезаясь в других. Состояние аттракциона было, конечно, не ахти: машинки помятые, и железная сетка, которой шесты касаются верхним концом и через которую идет ток к моторам, кое-где порвана, так что иногда машинка могла беспомощно остановиться, и шест торчал в воздухе, сквозь дыру, и надо было ждать, чтобы в тебя кто-нибудь врезался и толкнул твою машину так, чтобы шест опять коснулся сетки… Но разве в этом дело? Так было даже интересней!

И чертово колесо тоже было таким, какого во всем мире не сыщешь, пусть оно и скрипело, как немазаная телега! Саша, бедняга, слетел с него первым – и как же он переживал, стараясь не показать своих переживаний друзьям! Если бы еще Осы здесь не было, а то… Последними на колесе остались Петя и Миша – они держались довольно долго и слетели почти одновременно!

– Хорошо, что мы оставили Бимбо на яхте! – сказал Петя. – Вот бы он сейчас возмущался и лаял!

Пете можно было так говорить – он ведь был хозяином пса. Но всем его друзьям было жаль Бимбо.

– По-моему, если мы тут задержимся до утра, то надо обязательно привести Бимбо сюда! – сказала Оса.

Взрослые – Николай Христофорович и Петькин отец – сидели на лавочке, блаженно щурились на солнце, неспешно говорили о чем-то своем, сами радуясь, что им удалось доставить детям такую радость. Через какое-то время Котельников-старший закурил свой привычный «Кэмел» и стал внимательно слушать то, что говорил ему Николай Христофорович.

Ребята покатались на карусели – и даже этот простенький аттракцион доставил им ни с чем не сравнимое удовольствие. Они уже и забыли, как приятно чувствовать под собой прогретое солнцем кожаное седло деревянной лошадки. А Саша взгромоздился на важного двугорбого верблюда и сверху взирал на всех остальных друзей…

Потом ребята отправились на качели-«лодочки» – те самые, которые раскачиваются все выше и выше, до тех пор, пока не переворачиваются в воздухе! Только одна была беда – всего две двухместных «лодочки» имелось в этом аттракционе, и для пятого человека места ну никак не находилось! Петя великодушно уступил первую очередь друзьям, а сам отошел в сторону, чтобы полюбоваться, как они будут вопить и визжать, когда качели начнут совершать полные обороты.

Он оказался у самых кустов, росших с одной стороны скамейки, на которой сидели взрослые. Петя вовсе не собирался подслушивать, но взрослые сейчас говорили достаточно громко, и до него почти сразу же долетел обрывок их разговора!

И то, что Петя услышал, заставило его забыть обо всем на свете!