Текст книги "Лекарь (СИ)"

Автор книги: Алексей Федосов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Мой собственный папа, ни нашел ничего лучшего, как потихоньку подкрасться и ткнув пальцами в бока, сказать – крхх.

Муэдзин с минарета, утром созывает народ на молитву тише, чем я орал….Ослы перед случкой так не кричат….»

От воспоминаний меня отвлек шорох, открыв глаза, увидел огромное бесформенное, темное пятно, бредущее в мою сторону. Почему не завопил, не знаю, но зажав себе рукой рот, стал отползать в сторону, ободрал о камни спину. Уперся во что-то, сжался в комочек и спрятав лицо между коленями, задрожал мелкой дрожью…. В ожидании чего, не знаю сам.

Рядом что-то мягко упало, на моё плечо легла когтистая лапа….

Голосом Ибрагима кто-то сказал, – И какого хрена ты тут расселся?

– Ибрагим это ты? – Я задал вопрос, слегка приподняв голову.

– Нет. Это тень отца твоего, пришла, чтоб забрать с собой. Мухаммад. Хорош притворятся, я приволок кучу всякого тряпья, давай веревку вязать, мне пришлось троих стражников убить.

– Это точно ты? – Протянув руку, коснулся его. – Теплый, живой.

– Заканчивай меня лапать, я тебе девка что ли?

Мы довольно быстро связали вместе три чалмы и кучу всякого тряпья. Прицепили всё к держателю для факелов (это об него я ободрал спину) и сбросили вниз.

– Ты первый! – Ибрагим подтолкнул меня вперед, – Иначе так и останешься здесь.

Хотел ему ответить, но пришлось лезть. Когда в задницу колют мечом, это знаете ли, довольно веская причина шевелиться.

Очень скоро я стоял у подножия, наступив на этот канат, немного натянул. Ибрагим спустился, и мы отправились отдавать долги….

Двумя днями раньше.

Утром, когда открылись ворота, мы въехали в город (лакуна) Ещё там, за стеной переговорив с торговцами, которые ночевали здесь, мы узнали, где можно будет остановиться на несколько дней. За нормальные деньги, получить нормальную еду и кров.

Пробираясь по кривым улочкам, замощенным каменными плитами

Стоящие на входе стражники, бесцеремонно полезли в мешки навьюченные на верблюдов, мне даже показалось что у них было желание покопаться в наших поясах. Не обнаружив ничего, что бы представляло из себя хоть более менее ценность или являлось товаром, они, взяв с нас пару медных денег, пропустили внутрь. Проехав через распахнутые ворота, мы повернули направо. Как нам сказали, там есть хороший караван сарай, где усталые путники всегда могут найти пристанище. Узкая улочка тянулась вдоль высокой городской стены, дома, построенные из необожженной глины, обмазанные снаружи известковой штукатуркой, сияли белизной. Прохожих было мало, и спросить верно ли мы идем, было не у кого. Неспешно вышагивали верблюды, степенно шагал Ибрагим. Мы крутили головами пытаясь определить строение, которое нам описали. Квадратное, с маленькими зубчиками, высокие распашные ворота с резьбой, в правой створке маленькая калитка с бронзовой ручкой в виде пасти оскаленного льва державшей оскаленными клыками здоровенное кольцо.

Большая стенка, сложенная из крупного камня, если заехать во двор, то по правую руку будет конюшня, дальше за ней загон для верблюдов, посередине колодец. Его украшали четыре витых каменных столба, поддерживающих массивную деревянную раму крыши, исполненную из красной черепицы. Основной дом в три уровня и небольшая пристройка к нему. Богатые купцы, брали комнаты на самом верху. Ночью, когда спадает утренняя жара, ночная прохлада струится в распахнутые окна и ни что ей не мешает.

А для тех кто жалел денег или просто их не было, клетушки с топчаном, вытертым ковром и кривоногим столиком у изголовья. Плотно закрытые окна, иначе вонь от загона, не даст житья, сели вы привередливы. Слуги обычно спали в сарае с лошадьми или у дальней стены прямо на улице под небольшими навесами. Хозяин запрещал разжигать костры, чтоб готовить еду, питаться можно было только на кухне или идти в город, где на рынке можно было перекусить. Тем кто не слушался, стражники дубинками вколачивали в головы и спины, а купцу выставлялся огромный начет и если он не хотел платить…. Но об этом обычно узнавали только после того как его оттаскивали к кади с которым был уговор. Дело решалось быстро и обвиняемого обычно даже не слушали. Его загоняли в зиндан, а имущество распродавали. Вот в такое место и занесла нас нелегкая, как говорит Ибрагим… Это потом мы узнали, что делалось всё по указу эмира, два года назад в городе был сильный пожар, тогда погибло много людей. У властителя сгорела конюшня и в огне погибли его любимые кони. Правда, злые языки утверждали, что видели скакунов, якобы погибших, в соседнем городе. Не то что бы никто этому не поверил, но отнеслись с опаской. Головы шептунов были выставлены перед дворцом, насаженными на пики. Как сказали, – «за клевету»

Выйти из тюрьмы было очень просто, заплати два золотых и иди на все четыре стороны. В фирмане было сказано предупреждать постояльцев о кострах и огне, но вот некоторые забывали об этом сказать, усталым путникам….

– Ассалам аллейкум, уважаемые. Как ваши верблюды, не больны, здоровы ли они?

Был ли ваш путь легким?

– Уа аллейкум ассалом, Э – э….

– Абдураззак, господин. Меня зовут Абдураззак.

– Найдется ли в этом, благословенном Аллахом, доме, приют для двух усталых путников?

– О, да! – Ответил толстяк, сгибаясь в очередном поклоне. – За три медных монеты в день можете поставить, ваших верблюдов в загон и за ними будут смотреть как за малыми детьми. У них будет много еды и воды….

– Как-то дорого берешь? – Проворчал Ибрагим, перебивая хозяина.

Косо взглянув, Абдураззак продолжал, как ни в чем не бывало. – Свои вещи можете поместить в сарай, который сторожат днем и ночью….

– И сколько это стоит?

– Пять дирхемов в день.

– Ну, у нас сторожить нечего, так что этого нам не надо. Сколько стоит комната для двоих?

– С мебелью и едой? – Решил уточнить на всякий случай, владелец караван сарая. Ещё раз окинув нас взглядом, поджал губы и как-то обиженно продолжил, – Для вас это будет дорого.

Ибрагим, молча, достал два серебряных дирхема и также молча вложил их в подставленную ладонь. Приветливая улыбка, покинувшая было лицо нашего гостеприимного хозяина, засверкала как радуга после дождя, ослепительно и ярко, на миг мне даже показалось, что он переломится от усердия, кланяясь так низко. – Для вас сейчас приготовят комнату, а вы пока можете отдохнуть и привести себя в порядок. Если хотите, можете пройти вон туда, – Он ткнул грязным пальцем мне за спину, – Там сегодня отличный чай, вчера прибыл караван, и досточтимый Салах продал мне ….

Ибрагим сделал шаг и встал между нами, – Комнату покажи.

Я не видел лица, но слышал голос, – Раб, не с тобой говорят, отойди и не мешай….

Зря он так сказал, я вдруг смог рассмотреть багровое от прилива крови, лицо, Абдураззака, когда он появился над плечом Ибрагима, он немного встряхнул караванщика и поставил обратно, – Я! Не раб! Запомни это.

Я тронул за руку Ибрагима, – Отпусти его, нам не нужны неприятности.

– Да я чего, ничего, даже пальцем не тронул, – Он излишне учтиво поправил складки на груди и слегка даже прихлопнул, ладонью, от чего наш уважаемый хозяин скривился и сделал шаг назад.

– Прошу простить, – Обратился я к нему, – Но мой друг действительно не раб и никогда им не был.

Абдураззак, как-то поспешно с нами распрощался и под благовидным предлогом, в распахнутые ворота входил небольшой караван из десятка нагруженных верблюдов, ушел.

– Ты чего творишь? Не успели мы прийти на новое место, как тебя уже на подвиги потянуло. Дался тебе этот жирный урод. Ты чего хотел добиться? Если ты не знал то могу сообщить что, они докладывают о каждом подозрительном человеке во дворец эмира. А эта тварь, я так думаю, сообщит о нас, к обеду там будут знать. Что в город пришла странная пара. Эх, Ибрагим, Ибрагим, тебе сколько лет?

Он зыркнул на меня из подлобья, и неожиданно показал язык.

– Тьфу на тебя три раза, я ему говорю….

– Цыть, неясыть. Иди лучше посмотри комнату, а я пока верблюдов отведу, пока пришлые не подошли.

В большом дворе стоял гул от разговоров людей, ревел какой-то ишак, долго и протяжно и даже удары палкой не смогли остановить его вдохновенное пение, заткнулся он только после того как ему самому похоже надоело. Сразу стало тихо, в дальнем углу у открытых ворот сарая разгружали пришедший караван. С лежавших на земле зверей снимали тюки и заносили внутрь, складывая все в одну кучу, потом откуда– из дальнего угла вытащили сеть и накрыли, купец прошел по кругу, нагибаясь через несколько шагов, наверно ставил свою печать. Потом двери закрыли и два сакалиба встали у дверей. Я усмехнулся, нашли кого ставить охранять, глядя на две эти рожи….

– Ты чего лыбишься? – Не заметно подошедший Ибрагим присел рядом.

Я молча указал на ворота и стоящих там стражников, и рассказал что видел, он тоже улыбнулся, – Может поспорим?

– На что?

– На медный дирхем, против золотого.

– Ого. Это откуда у нас такие деньги?

– Не всё же только тебе зарабатывать, я ещё кой чего могу.

– Овец пасти ты можешь, – Я откинулся на прохладную ещё после ночи, кирпичную стену и прикрыл глаза.

Рядом послышалось злое сопение, я приоткрыл один глаз, – Ибрагим, ты, когда последний раз в руках кетмень держал? Ты умеешь месить глину и делаешь отличные горшки? Ты воин, и останешься им до конца. Всё что ты умеешь….

Сопение прекратилось, и, я вдруг услышал спокойный, даже какой-то обиженный голос, – Всего лишь хотел поспорить с ним, а он ….

Что он хотел сказать, осталось неизвестным. Подбежавший к нам парнишка, позвал комнату смотреть.

Так себе, ничего интересного, низкий диван с наваленной грудой подушек, вытертый ковер посередине, кривоногий столик. В дальнем углу на подставке медный таз и рядом с ним кувшин с водой. В приоткрытое окно, доносятся звуки со двора.

– Мухаммад, бросим монетку, кому, где спать? – Ибрагим, сбросив у входа суму, рассматривал дверь, проверяя надежность засова.

– Обманешь.

– А как же, без этого нельзя. – И тут же добавил, – Дерьмовый запор, его оттуда ножом поддеть, и к нам зайти, как делать нечего.

– И что? – Я дошел до дивана, опустил свою ношу у изголовья и принялся скидывать подушки на пол.

– А я нож воткну, и тогда хрен кто его откроет, – Послышался легкий треск и удовлетворенный голос Ибрагима, – готово.

И практически сразу возмущенный, – Ну вы посмотрите на него, заговорил мне зубы….

– Не ври. – Я перевернулся на спину, и потянулся, – О – ох, хорошо-то как.

– Чего не ври? – Он присел рядом. – Чем займемся?

– Ты про что?

– Насколько мы здесь останемся, может, стоит поискать в городе домик и пожить здесь, чуток. Отдохнуть, сил набраться. Ты как на это смотришь?

– Я, за. А что делать будем?

– Не знаю, – Он пожал плечами, – Ты, то понятно, лечить пойдешь, а я опять за тобой хвостом ходить буду. – Грустным голосом произнес Ибрагим. Положив подбородок на подставленную ладонь, стал задумчиво изучать рисунок на ковре.

– А тебе не понравилось?

– Как сказать? С одной стороны, вроде бы при деле, что-то делаю, суечусь.

– А с другой?

– Пустое это всё.

– Я понял тебя, старый конь услышал звук боевой трубы и рвется в бой.

Он усмехнулся, – Почти. На твои слова я не обиделся, прекрасно понимаю, что ты прав.

– Какие? – Так хорошо было лежать с закрытыми глазами.

– Когда ты спросил что умею делать. Сейчас мне только и осталось в пастухи идти.

Я могу только в подмастерье идти, принеси, подай. – Он вдруг улыбнулся. И передразнивая чей-то голос, произнес, – Эй, пацан, бери эту хреновину и тащи отсюда до заката.

– Ибрагим!

– М – м. – Отозвался он.

– Чем тебе не нравиться быть моим охранником?

– Как бы тебе сказать….

– Сгинь.

– Чего? – Он в недоумении повернулся ко мне.

– Пошли в город. Найдем домик, с какой ни будь вдовушкой, познакомим тебя с ней….

– А ты отобьешь её у меня, мы с тобой подеремся, и я исполню свою мечту.

– Какую. – Спросил у него, хотя понял, что он скажет.

– Вышибу тебе мозги, похороню и напьюсь на твоей могилке.

– А потом?

– Пойду искать ещё одного ненормального.

– Таких как я не найдешь. – С кряхтением сел, проверил содержимое кошеля, сумку. – Ну что пошли или будем здесь прохлаждаться?

Уже на выходе из ворот караван сарая, мы, с Ибрагимом посмотрев друг на друга, задали один и тот же вопрос, – А два динара за сколько дней?

Два усталых путника шли рядом по узкой городской улочке, пыльной змейкой она извивалась под ногами. Стены, слева и справа, потемневшие от времени доски ворот, с украшением и без. Редкие деревья, немного кустарника и чахлая трава вдоль забора. На встречу попалась только одна тележка которую тащил ослик. Да ещё кто-то одетый как мулла, проехавший на ишаке мимо, он бросил косой взгляд, не одобрительно как-то покачал головой и исчез за спиной. Оглядываться на него никто не стал, и так было всё понятно, время дневного намаза.

– Далеко ещё?

– Ты меня спрашиваешь? Ты же рядом был, когда я расспрашивал чайханщика.

– Не слушал, по сторонам смотрел. Там какой то пацаненок крутился, всё к тебе боком прижаться хотел. Я его пугнул.

– Слушай, а это не он там плетется позади? Только сразу не оглядывайся, спугнешь.

Ибрагим, уронив что-то на землю, нагнулся, поднял и как ни в чем небывало зашагал дальше. – Он самый. Может, спросим?

– Впереди проулок, сворачивай туда, а я прямо.

Через десяток шагов мы разделились, Ибрагим метнулся к стене и прислонился к ней и когда наш преследователь поравнялся, схватил его и прижав к себе зажал рот чтоб он не закричал. Я оглянулся на шум и поспешил туда.

Небольшого росточка, худощавый, черные волосы коротко острижены, чистая, но застиранная до ветхости галабея, разошлась на плече по шву обнажив загорелое тело.

Черные глаза испуганно глядят на меня поверх ладони Ибрагима.

Присев на корточки чтоб быть с ним вровень, начинаю разговор, – Если ты не будешь кричать, он уберет руку, и мы поговорим с тобой. Не будешь?

Мальчишка усиленно замотал головой.

– Отпусти его. – Ибрагим убрал ладонь, и пацан сделал глубокий вздох, потом закашлялся.

Я подождал немного, – Как тебя зовут, и зачем ты идешь за нами?

– Асхат. Я слышал как вы, уважаемый эфенди разговаривали с кривым Фаттахом….

– Это кто такой?

Он посмотрел на меня с легким недоумением, – Ну, он чайханщик.

Я кивнул головой, соглашаясь. – Продолжай.

– Так вот, я слышал, что вы спросили про дом, который вы хотели купить. – И скосил глаза на Ибрагима, – А этот дед мне нож показал и страшную рожу скорчил. Ну, я отошел, подождал, когда вы пойдете, и побрел вслед за вами.

– Ибрагим отпусти его.

Асхат отпрыгнул в сторону и, поправляя одежду, с обидой в голосе сказал, – Ну вот, порвал. Опять штопать.

– Матери отдашь, зашьет.

– Когда? Она с утра до ночи занята.

– А отец есть?

– Не – а, ушел с караваном, как мама говорила, да пропал.

– А кем он был?

– Он был великим воином, – Говоря это, мальчонка даже подрос слегка.

– Так что ты говорил про дом и с твоего позволения я встану, годы не те чтоб на корточках сидеть, ноги затекают. – Я выпрямился и огляделся. – Послушай. Может, подскажешь, где можно перекусить, я б сейчас половину барашка съел бы в один присест.

И повернувшись к Ибрагиму, подмигнул, – А ты как, не против плова, с жирным теплым соком, чтоб сало стекало по руке, в которой ты держишь горсточку риса.

Он включился в игру, – На столике лежит сладкий изюм, с инжиром, поломанная на кусочки лепешка, рядом с ним плошка с сыром и маленький кувшинчик с лябан хамид.

Я повернулся к Асхату и заметил, как он судорожно сглотнул слюну, – Я даже приглашу тебя за наш стол и мы там спокойно поговорим. Тебе ни что не угрожает, можешь идти впереди. Ну как?

– А как вы посмотрите на свежий Хумус, который только сегодня утром сделала мама в придачу ко всему будет Мишна, Шинклиш и мой любимый греческий Гирос. Всё это будет в уютной беседке увитой растущим виноградом. – Довольно бойко он назвал яства.

– Звучит заманчиво. И где это райское место, где подают такие вкусности?

– Пойдемте эфенди, я провожу, – С этими словами он обогнул, стороной нас, видим все таки не доверяя и пошел по переулку. Через пару шагов он оглянулся и увидев что мы идем следом пошел дальше.

Всё оказалось буквально в двух шагах, мы прошли прямо шагов двести свернули направо и через два дома уже были на месте. Это оказалось гораздо ближе чем то, куда нас послал чайханщик.

Асхат ждал нас, приплясывая на месте, от нетерпения и когда мы подошли, исчез в распахнутой калитке и со двора донесся его звонкий голос, – Мама! Мама! Иди сюда, скорей.

Перешагнули порог и оказались в довольно чистом, дворике. От дома нам навстречу спешила молодая женщина, не останавливаясь она сделала замечание, – Асхат, я тебя просила, не кричи так, у меня чуть сердце не остановилось, думала с Таймураз беда случилась.

Остановившись напротив, она поклонилась – Ассалам алейкум.

– Уа алейкум ассалам, – Ответили мы в один голос.

И наступило молчание, этот поганец, исчез в доме, а трое взрослых стояли и не знали с чего начать разговор.

Только я собрался заговорить, как меня опередил Ибрагим, на незнакомом языке он сказал несколько слов, женщина ему ответила, но медленно, с трудом подбирая слова. Помолчав продолжила, – Я уже и не помню как звучит речь родная, давай лучше так говорить, да и твой господин….

Ибрагим сказал что-то резкое, от чего её лицо пошло пятнами и она забормотала невнятно, и низко кланяясь, посмотрела в мою сторону.

– Ибрагим, – Я повернулся к нему, – Ты что ей сказал?

– Пустое. – Отмахнулся он от меня и снова продолжил говорить на своем наречии.

Я постоял, посмотрел на них, ни чего не понятно и от нечего делать стал осматриваться вокруг. Углядел за углом дома, краешек чего то зеленого, отойдя на пару шагов, оглянулся эти двое стоят и болтают. Передо мной открылась красиво сделанная лужайка, по искусно сплетенным из хвороста небольшим стенкам, карабкался виноград, создавая зеленую изгородь. От воткнутых через равное расстояние колышков к большому столбу врытому по середине, тянулись натянутые веревки, перевязанные между собой они были похожи на паутину. Я представил, как здесь будет уютно в летний день. От созерцания меня отвлек тихий шорох, раздавшийся позади. Оглянувшись я увидел маленькую девочку, севшую на маленькое крылечко, воспаленные, красные, глаза, такого же цвета мокрый нос, которым она шмыгала и бледное личико. Я подошел к ней и присел напротив, – Как тебя зовут?

Она посмотрела на меня серо-зелеными глазами, вытерла под носом маленьким кулачком, размазав содержимое по мордашке, – Айя. – И едва расслышал ответ.

За её спиной, в дверях появился Асхат, подхватил на руки и со словами, – Ты зачем встала, – хотел отнести беглянку в дом.

– Асхат. Подожди, – Остановил его. – Это твоя сестра?

Он кивнул головой и добавил, – Приболела немного.

– Не уходи, дай осмотрю, я лекарь и умею лечить.

– Не врешь?

Из-за угла послышалось похрустывание мелких камешков, и сначала показался Ибрагим, за ним следом шла, пока ещё безымянная для меня, хозяйка этого дома. Я как раз успел сесть на ступеньку и забрать девочку из рук Асхата и усадить себе на колени.

Увидев это, она бросилась к нам, с намерением забрать ребенка, но была остановлена Ибрагимом, – Он сможет вылечить твою дочь.

Айя, доверчиво прижалась ко мне, обхватила маленькими ручками. Мне не надо было ничего делать, я и так понял что с ней, очень сильная простуда, в груди хрипы и от маленького тельца исходил сильный жар.

Я посмотрел на Ибрагима, – Мне нужен мой мешок.

Он молча встал, на молчаливый вопрос женщины ответил кивком головы и окликнув Асхата ушел. Она подошла, встала рядом со мной и заговорила, – Давайте я её заберу, – И протянула руки.

Но девочка сильней вцепилась в меня и замотала головой, отказываясь идти.

– Как тебя зовут, – Спросил у женщины, а сам тем временем, стал поправлять спутанные, мокрые волосы, прилипшие к потному лбу.

– Айя, – Услышал ответ и переспросил, – Тебя. Как её зовут, уже знаю.

– По-вашему или, по-моему?

– Без разницы, можешь назвать имя, к которому привыкла. – Я глянул на неё.

– Господин….

– Просто Мухаммад, я видел, как ты разговаривала с Ибрагимом, значит ты тоже мой друг.

Ты с ним одного рода, племени?

– Нет, но он знает наш язык….

– Ты так и не назвала свое имя.

– Фадва. (имя производное от слова – самопожертвование)

– Хорошее имя, а кто тебя так назвал? – Айя прижавшаяся ко мне, сначала крутила головой слушая что говорят взрослые, но потом интерес у неё пропал, она потянулась к матери, та взяла её и положив на коленки стала потихоньку укачивать. Очень скоро под наш неспешный раз говор, больная девочка уснула.

– Когда меня привезли сюда, – Фадва склонилась над дочерью, – Спит. Я сейчас отнесу её и приду, а вы пока пройдите к беседке, это у дальней стенки, – Она кивком показала куда идти, – там можно спокойно разговаривать.

Я пошел в маленький ухоженный садик. Вдоль забора росли заросли колючего на вид кустарника, у него настолько густо переплелись ветви, что совсем не было видно грубой каменной кладки. Резная беседка, увитая виноградом, создавала впечатление уютного зеленого домика, посередине был невысокий помост, на нем лежали стопками ватные одеяла и мягкие подушки. Разувшись, прошел внутрь, остановившись у витого столба стал рассматривать затейливую резьбу. Мягкое плетение листьев, строгие медальоны с сурами из корана….

– Это всё муж сделал, – Фадва, вошла, держа в руках деревянный поднос, на котором стоял маленький чайник, пара плошек, одна с вяленым виноградом, вторая с медом и стопка, свежих лепешек. – Аллах, дал ему руки, но не дал ума.

– Почему вы так говорите? Асхат сказал, что он ушел с караваном и пропал.

– Это, я ему сказала, чтоб его не расстраивать, он всё хочет стать великим воином, найти разбойников и отомстить за смерть.

– Так что же с ним случилось.

– Утонул.

– Это где же, он так сумел? Я что-то не видел здесь поблизости не одной речки или озера.

– В бане. Поскользнулся, стукнулся головой и упал в (лакуна). Пока его друзья достали. Пока то да сё, осталась я вдовой с тремя детьми на руках. – Она прижала кончик платка к глазам.

– Он у меня доверчивый был, большой, сильный, и доверчивый. Он мог сделать работу, а потом соглашаться со всеми отговорками. Половина соседей, должны были ему денег.

Да что я всё о своих бедах. Вы кушайте, чаек свежий, лепешки только с утра напекла.

Я налил чаю, отломил кусок и обмакнув в тягучую сладость. – М – м, действительно вкусно.

Она счастливо улыбнулась. – Спасибо на добром слове. Я отойду, дочь проверю и приду.

Я опять остался в одиночестве….

«Вот судьба…. Ничего мы не знаем из того что судьба нам по жизни готовит. Можем только гадать и предполагать. Оберегаем наших детей от злых чар, отводим в сторону всё недоброе. Но однажды приходит она, взрослая жизнь и мы родители теперь своими „глупыми“ запретами только мешаем им. Они обижаются на нас, ругаются, а мы слушая их вспоминаем себя и своих родителей. Мы отрекаемся от своих детей, предаем анафеме, проклятию (приблизительный перевод) за их непослушание, но всё равно, когда наше чадо в соплях и слёзах приползает в родительский дом и склоняет пред нами свою буйную голову, а мы прижимаем её к груди и также как в детстве, нашептываем тихим голосом, – „Ты у меня самый лучший на свете, мой хороший….“»

Рассматривая резьбу, не мог не продолжать восхищаться, умелыми руками покойного мужа Фадвы. Постепенно размышления свернули в эту сторону и как то стразу стали появляться вопросы.

«Сколько ему были должны, его „друзья“, с которыми он был в бане. В тот день он сам туда пошел или его пригласили? Когда это случилось днем или вечером? Надо будет расспросить …. А место здесь действительно достойное ….» Последние слова я наверно произнес вслух.

– Спасибо, я и дети любим это место. Здесь спокойно и уютно. – Фадва присела на краешек помоста, – Жаль будет расставаться с этим местом.

– А что так?

– Вы же пришли купить дом, так Асхат мне сказал.

– Асхат напутал, мы с Ибрагимом, хотим не купить, а пожить немного здесь.

Она немного помрачнела, – Жаль.

– Что жаль? – Переспросил у неё.

– Жаль что не хотите купить.

– Но почему? Мы вам заплатим….

– Да не в деньгах дело, – Она отвернулась в сторону, но я успел заметить, как в уголке глаз мелькнули набухшие слезинки.

– Кто? Задал вопрос и продолжил, – Попробую предположить. Вы одна с детьми, приехали в этот город, пока был жив муж, всё было хорошо. Фадва, – Я склонился к ней и тихо спросил, – Это всё из-за того что вы бывшая рабыня?

Не сдерживаемые слезы стекали по щекам, кивнув головой, она уткнулась в ладони и плечи затряслись от молчаливого плача.

– Скажите как его имя?

– Якуб.

– Он что иудей? Ростовщик? Брала у него в долг и не смогла отдать? И он теперь требует или деньги или тебя?

– Я не знаю кто он по роду, но всё остальное верно.

– А он был, когда умер твой муж?

– Да, и его друзья были там.

– Асхат рассказал нам, что кто-то искусно умеет готовить, они скоро вернутся, Ибрагим и я очень проголодались, а уже полдень.

– Да Мухаммад, я сейчас, – Она ладонью вытерла слезы, посмотрела на меня, – Какой вы….

Поднялась и ушла.

Я смотрел её в след, а голове крутились грустные мысли.

«Всё старо как мир. Дали денег, а теперь хотят из неё сделать наложницу. Как надоест, выкинут из жилища, а семейство за долги продадут на базаре»

С улицы послышался рев недовольного чем-то верблюда, неясный шум и из-за угла вышел Ибрагим. Я слез с помоста обулся и пошел навстречу. Мы встретились посередине.

– Ты чего сюда эту скотину притащил? Там, оставить нельзя?

– Нельзя, – Он обошел меня и двинулся к беседке, бросив на ходу, – Я был зол.

Да уж, если он так говорит, это действительно так и всем лучше прятаться.

– Я надеюсь, мы здесь поживем? Или по твоей милости опять бежать в другой город?

Он скинул сапоги, забрался на помост, сел скрестив ноги, и потянулся к чайнику, стоящему на подносе, – Смотрю, пока некоторые работают в поте лица, другие набивают свое брюхо всякими сладостями. Правда мяса бы не помешало, но и это сойдет. – Он оторвал половину лепешки, полил её сверху медом и, бросив сверху горсть винограда, скрутил в трубочку, засунув в пасть, откусил.

– Так, мне теперь ждать, пока ты нажрешься?

Он кивнул, продолжая жевать.

– Слушать тебе это не помешает? – И в нескольких словах пересказал, что узнал от Фадвы.

Проглотив последний кус и допив напиток, Ибрагим, ладонью вытер губы, – Занятно. Может мы здесь….

– Ибрагим. – Я укоризненно покачал головой. – Может, давай сначала поживем здесь, оглядимся и спокойно всё сделаем. Ты чего верблюдов сюда притащил?

Он улыбнулся доброй улыбкой, старого дедушки, – Я тебе сказал, что очень зол.

Два дирхема…. Этот жирный боров, захотел получить деньги за просто так. Сначала он кричал, потом топал ногами, с пеной у рта доказывал, что мы с тобой сожрали бог знает чего и наши твари сожрали годовой запас сена и выпили из колодца всю воду, если бы сейчас шла война, нас бы обвинили и в ней.

– У него хоть кости целы?

– А что ему будет, синяком больше, фонарем меньше….

– Ты что избил его? – Я в растерянности смотрел на самодовольную рожу своего друга.

Он с гордым видом смотрел на меня, потом не выдержал и рассмеялся, – Нет конечно, я что совсем ненормальный? Так помял немного. Но без всяких ушибов и ссадин. А угрозы…. Их не предъявить. Мы одни были в нашей комнате, куда его удалось заманить, верней он сам приперся и пришел, кстати сказать, что два серебряных дирхема, это плата за одну ночь.

– Ого!

– Вот и я тоже сказал ему об этом.

– Ты точно никого не пришиб?

– Тьфу, на тебя и пусть отсохнет твой язык, говорящий про меня гадости. – Он протянул руку к миске с вяленым виноградом, взял горсть и по одной ягодке стал кидать в рот.

– А верблюды….

– Так выгнали нас, правда за них пришлось отдать три медяка, за сено и воду. Асхат побежал, в другое место, сказал, что сможет пристроить.

– Так и надо было сразу их туда гнать.

– А я, что пешком идти должен? Да, наши мешки в дом занес, можешь идти за своим барахлом.

– А с этого нельзя было начать?

Я уже был на половине пути, когда повернулся и спросил, – А дирхемы?

В ответ увидел блеск двух серебряных монет и улыбку Ибрагима.

– Айя, доченька, выпей, – Фадва поднесла глиняную кружку с отваром к губам ребенка.

Она потянулась, сделала маленький глоточек и скриви недовольную гримасу, оттолкнула посудину и закрыла ладошками рот. На все последующие уговоры она мотала головой.

– Фадва, дай её мне и принеси мёда, – Я протянул руки и забрал девочку.

Усадил на колено, – Ну что моя хорошая, горькая водичка, не вкусная?

– Да!

– А любишь мед?

– Да – а!

– А с медом будешь пить?

– Не – ет!

Я рассмеялся, вспомнив одного маленького мальчика, которого мне пришлось лечить.

– Тебя как зовут?

– Фархад! – Ответило чадо.

– А кем ты станешь, когда вырастешь?

– Воином!

– А сколько тебе лет?

– Фархад!

Славно мы тогда поговорили.

– Не пьёт, – Рядом присела Фадва, держа в руках плошку с медом. – Сколько надо?

– Чтоб чуть сладковато было, ложку потом, Айе отдать, пускай оближет и запьет отваром.

Размешала питье, попробовала, – М – м, как вкусно, – покачала головой и протянула дочери ложку – На.

Подождав, когда та перемажется, протянула посудину, – Надо запить.

Обманутый совместными усилиями ребенок выпил отвар. Мы оба вздохнули с облегчением, особенно я, давненько у меня не было таких капризных больных.

Взял стоящий рядом кувшин, подставил таз и стал сливать воду, пока Фадва умывала дочь. Закончив, она подхватила её на руки и отнесла на женскую половину дома.

Я тоже не стал задерживаться, вымыл руки и ушел.

Ибрагим спал, развалился на помосте, обнял подушку и отклячив свою тощую задницу, давил ухо. Я потихоньку приблизился, присел на самый край и замахнулся, чтоб хлопнуть ладошкой по ….опе.

– Только попробуй, в лоб получишь. – Голос Ибрагима был бодр и свеж, как будто и не спал.

– Двигайся, развалился, как не знаю кто.

– Тебе что? Места мало? И научись подкрадываться, топаешь как верблюд перед случкой.

– Зато я тебя на палках побью, – Проворчал, отнимая у него самую мягкую подушку.

Пока шел сюда, глаза просто слипались от усталости, сегодняшний день у нас начался задолго до рассвета, а как положил голову, всё сдуло, как облака порывом ветра.

«Да что ж такое, еле ноги тащил от усталости. Вот иблис тебя задери, пойти спросить поесть чего, а там глядишь, и усну после еды? Всё бы тебе жрать, утроба ненасытная, умри, червяк»

– Уснешь тут, – Прошептал я садясь. Оглянулся на Ибрагима, спит зараза. Сожрал всё, кроме меда, успели отнять. Вздохнул тяжко и побрел в поисках пропитания.

Если идти из сада, то кухня находилась по правую сторону за небольшой кирпичной стенкой чуть выше человеческого роста, если привстать на мысочки, высокий человек смог бы заглянуть через неё. В саму кладку были сделаны деревянные вставки, украшенные всё той же резьбой, я шел и разглядывал их и уже хотел войти через проход на саму кухню, но услышав голоса, остановился. Разговаривали двое, наша хозяйка и неизвестный мужик с чуть хрипловатым голосом.