Текст книги "По дороге во сне"
Автор книги: Алексей Хворостухин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Когда скрежет натянутого ощущения уже не давал спокойно лицезреть огромные постройки, Кейдан перенес свой взгляд на быстротекущий поток людей, неустанно шагающих в одном направлении.
Их путь начинался из огромной, вырезанной в двух стоящих по соседству зданий, арки. Из-за её границы приходили люди, прямо из недосягаемых просторов, выстраивались в длинную череду и начинали свое шествие по широкой, пустующей площади. Проходя это пространство, заложенное каменной брусчаткой, каждый из шествующих словно пересекал свое последнее мгновения, окрашивая его разношерстными эмоциями. Кто-то был в гневе от свой оплошности, приведшей в это место, кто-то, понимая свое положения, заливался горькими слезами отчаяния, кто-то до конца не осознавал, что происходит вокруг, от чего отражал безмятежность, кто-то принимал всё со спокойствием, присущим лишь смирившимся, кто-то боялся, кто-то был заинтересован случившимися с ними событиями, кто-то сгорал, а кому-то не хватало доступных эмоций. Словом, каждая проходящая мимо душа, будто черпала краски из палитры эмоций, отражающийся на их лицах.
Кейдан заворожённо наблюдал, вглядываясь в бесконечный поток, тянущийся толпы. Все эти люди стекались в одно место, и этот факт, создал в голове Кейдана единственно истинное правило, в котором все кроме него могут двигаться только вперед. Благодаря этому надуманному условию, его взгляд очень быстро уловил фигуру старика, двигающуюся со стороны прохода, куда спешили все остальные. Его направления движения было неестественно, его нонконформизм воспринимался как ошибка в коллективном разуме, ведущем все остальные фигуры строго в определенную сторону. Он был обычным человеком преклонных лет. Хромая походка, компенсировалась деревянной тростью под крепкой хваткой дряхлой руки. Старое тело скрывал длинный, поношенный плащ, концами тащившийся по земле, так как был слишком велик для щуплого старика, придавленного грузом прожитых лет. Медленно, размеренно перебирая тремя ногами, он подошел на близкое расстояния, что позволило Кейдану рассмотреть его лицо. На голове были длинные, но редко растущие, седые волосы. Их концы падали на плечи и выступали наподобие картинной рамки, в который было заключено изношенное лицо. Множество морщин, рот полный остатков зубов, впалые глаза, с грустным, но проницательным взглядом, могучий лоб и сильный подбородок, уголки треснувших губ, складывающихся в ехидную улыбку, – вот всё что увидел Кейдан на лице старика. Последний шагал в направлении единственного человека, смотрящего на него. В силу своих возможностей, он максимально быстро приближался к нему, пытаясь как можно скорее осуществить то, за чем явился на эту площадь.
Прошло несколько минут, прежде чем Кейдан окончательно подтвердил свою, связанную с целью появившегося старика, теорию. Предположения, что объектом его целеустремлённого шествия против направления толпы, стал именно Кейдан, подтвердились его остановкой и последующими за этим словами:
– Зачем ты здесь? – прозвучал хриплый, низкий голос.
Кейдан ошарашенный таким вопросом, долго не мог придумать, что ответить. Старик смиренно ждал, не произнося более слов и даже не шелохнувшись. Он замер в томительном ожидание, сурово вглядываясь в образ незнакомца.
– Я не знаю, – не в силах больше молчать, Кейдан наконец ответил.
– Что за бездумное дитя! Какой смысл отягощать себя блужданиями, если ты неспособен ответить самому себе зачем всё это? Если ты неспособен дать четкий ответ о своей деятельности, то ты сравни насекомому, вторгшемуся в места куда ему проход запрещен! – старик приблизился с доступной ему скоростью. – Бессмысленное скитания по островам, где проявляется твоя фантазия, вот возможности доступные тебе. Ведомый! Глупец, забредший в заросли густой и непроглядной паутины, сплетенной собственным сознанием! Угодившая в ловушку своих иллюзий, жертва тщеславия и мрака глупости! Ты погубил всё что строилось годами, и от твоей беспечности всё исчезнет в гиене тлеющего отчаяния, ибо конец пришел, и ты его создатель!
Пламенная речь воспринималась Кейданом вначале как порыв истинных эмоций, но через несколько минут обрела твёрдый статус бреда сумасшедшего старика. Последний, закончив свой короткий монолог, не угомонился и спустя мгновения продолжил:
– Мир канет в небытие! Исчезнут города под грузом конца времен. Исчезнут жизни, заменяясь черной пустотой сотворенной смертью. Исчезнет воздух, превращаясь в яд. Исчезнет земля, создавая пустоту, где некогда существовало множество миров. Всё кончится! Конец пришел собирать плоды твоего посева! Принятые решения приговорили все миры, и ты даже неспособен назвать причину анафемы! Зачем ты сюда пришел?
Старик вновь задал тот же вопрос и стал выглядеть более зловеще. Его черты лица нахмурились, превращая незнакомое лицо в уже некогда виденное. Не в силах ответить и вымолвить хоть слово на прозвучавший вопрос, Кейдан стоял в оцепенение, пока старик не вскинул руку, поднимая перед собою посох, и со всей мощью, неспособной уместиться в его дряхлых руках, ударил оземь. Громкий звук разлетелся по всей округи и устремился вверх, к крышам огромных зданий. Кейдан выпал из транса собственной невозможности произнести хоть малейший звук. Он бегло огляделся и увидел, что вся толпа, спешащая и не прерывающая своего шествия, остановилась, бросив на Кейдана тысячи глаз, источающих презрения. Они словно повиновались громкому удару, сотворенному человеком, что утратил внешность старика и приобрёл отражение внешности молодого Кейдана. Эта личность уже встречалась. Он вспомнил собственное отражения, посетившее его в моменты сомнения и придавшее уверенность в выбранном направление. Сейчас его молодая копия стояла точно с таким же выражением лица, как и в первый раз. Та же неприязнь и презрения, тот же взгляд, кричащий о многом и струящийся сверху вниз, тот же холодный голос, звучащий замогильным шепотом.
– Так значит ты не знаешь свою роль? Хм, что ж, думаю я смогу тебе помочь, указав направления куда ты отправишься, – двойник взял палку за конец, служившую ему тростью в облике старика, и за мгновения ока сблизился со своим оригиналом. – Глубже в отчаяния! – сказав это, он ударил Кейдана по голове, ввергая того в забвения.
Глава – 7
Секунды пробуждения сопровождались отчаянием, вызванным неспособностью двинуться. Пробившись к свету, сознания попыталось спрятать тело, унося его как можно дальше, но охладевшие мышцы не позволили сотворить задуманное. Секунды паники превратились в минуты смирения и осознания того, что тело полностью недееспособно. Отказали все конечности, отказали тактильные ощущения, из-за чего не представлялось возможным определить, что происходит с телом, в глазах была темнота, либо из-за потери зрения, либо из-за невозможности поднять веки, в ушах отражалась холодная тишина, заполняющая не только пространство вокруг, но и безмолвные уста, воздух не наполнял легкие, ибо это не требовалось. Бездыханное тело, с заключённым сознанием внутри, находилось в пугающей неизвестности, выбраться из которой было невозможно. Минуты превращались в часы, часы превращались в сутки, сутки превращались в бесконечность. Время тянулось сквозь одиноко лежащие тело, брошенное в темноте. Сознания Кейдана, пойманное в ловушку заключенной плоти, ведомое страхом и отчаянием начало затухать, ввергая воспоминания в темные просторы уголков разума. Кейдан начал забывать кто он такой и как здесь оказался. Прошлое размывалось безысходностью будущего, оставляя в голове место лишь осознанию собственного конца.
Так продолжалось бесконечно долго, пока до ушей Кейдана не донеслись забытые звуки. Как оказалась слух еще был способен улавливать колебания, покинувшие место вокруг. Неожиданно возникший отголосок прошлого сначала испугал Кейдана, но в скором времени приобрел статус надежды, вселяющей в сознания, что уже почти сдалось, возможность вновь окунаться в забытый мир.
То были размеренные шаги, гулко звенящие в окрестности и медленно приближающиеся к месту заточения, не покинутого сознанием, тела. Когда звук прекратился, последний шаг неведомого прозвучал совсем близко. Воцарилась тишина и сомнения вновь громогласно прозвучали в голове Кейдана. Но им не суждено было окрепнуть, новый звук прогнал все гнетущие мысли. Прямо над головой прозвучал треск дерева, похожий на открытия деревянного ящика. Затем шаги вновь зазвучали, унося их хозяина в противоположную сторону, где так же послышался треск дерева с последующей тишиной, продлившийся мгновения. Далее всё вокруг заполнилось канонадой всевозможных звучаний. Шаги размножились, словно шагала целая группа людей. Их сопровождали разные всхлипы, стенания и причитания, слова поддержки и успокоения. Они обладали голосом способным воспроизводить понятные слова, что определяло их как представителей рода человеческого, более того, все голоса были знакомы Кейдану. Вся эта какофония приближалась и в какой-то момент окружила таящиеся в темноте тело.
Струящийся свет разрезал пылающие глаза, озарённые осознанием того, что способны видеть. Веки были открыты, но царящая вокруг тьма не позволяла углядеть хоть что-то. Свет проник в маленький закуток, где Кейдан смиренно ожидал мгновения соприкосновения с прошлым миром. По ощущением, прошли года, десятилетия, на деле же не прошло и двух часов как он здесь оказался. Свет сопровождался звуками открытия деревянной крышки, что прикрывала тело Кейдана от внешнего мира. Когда она исчезла, оголяя его, вокруг пронесся пронизывающий плач, задыхающийся женщины. Её поддерживали словами: «Такова жизнь», «Ничего не поделаешь», «Мы с тобой», звучащими в тоне сожаления и сочувствия. Когда женщина успокоилась, лишь изредка всхлипывая, зрения Кейдана сфокусировалось и обрисовало происходящие вокруг.
Люди окружили деревянный ящик, обитый бархатом. Они стояли облаченные в черное и с грустными лицами, без сомнения знакомые Кейдану. То были те крохи людей, что знают его лично. Женщина, старшая из всех присутствующих, имела бледный вид, кричащий о том, что ужас её посетивший, не совместим с жизнью, где она оказалось лишена своего ребенка. Эта женщина в далеком прошлом произвела на свет человека, что лежал перед ней облаченный в парадный костюм, бледный и с остекленевшими глазами. Смотря на свое дитя, утратившие жизнь, она была не в силах стоять. Ей помогали две женщины значительно моложе её, но с точной копией её внешности. Те особы были едины кровью с ней и с лежащим перед ними человеком. Он был их старшим братом. Три женщины, представшие перед глазами Кейдана, были его семьей, забытой из-за отсутствия каких-либо чувств. Он не испытывал нужды в общении с ними, не думал о том, как у них идут дела и всё ли в порядке, не был хорошим братом и сыном, но всё же оставался им семьей. Семейные узы связали четверых разных людей, объединили их в касту, где каждый живет сам по себе и лишь по особому поводу собираются вместе. Подобные мероприятия из раза в раз пропускались Кейданом, из-за чего их связь угасала, в то время как у остальных членов семьи она крепла, благодаря таким встречам как панихида по собственному брату и сыну.
Их черный наряд, их эмоции и слова, их поведения и грустные взгляды не сразу донесли до Кейдана причины такого окраса. Он долго вглядывался в лица собравшихся, прежде чем до него наконец дошла суть происходящего.
В маленькой толпе находился единственный друг Кейдана – Джон Санфо. Он стоял слева от убитой горем матери и двух её дочерей. Облаченный в черное и погруженный в свои глубокие мысли, Джон смотрел прямо в глаза Кейдана, пытаясь углядеть в потухших долинах некогда бурлящий огонь жизни. Но это было невозможно, ибо пламя ушло навсегда, оставив внутри лишь сознания, способное только наблюдать.
Последним человеком в толпе был давно забытый персонаж, исчезнувший из жизни, как только для Кейдана засияла путеводная звезда. Увидев его, Кейдана захлестнули воспоминания о забытых временах, сопровождающихся веселыми приключениями двух отъявленных подростков. Это был старый друг, изменившийся внешне, ставший более взрослым, но сохранивший в себе ту язвительную черту, чувствовавшуюся даже сквозь призму прошедших времен. Его невозмутимый вид, осанка неспособная согнуться даже под грузом случившейся трагедии, говорила о том, что сложившаяся жизнь ввергла его в мир аристократии, отвергаемый Кейданом без сомнения полностью. Их жизненные пути разошлись, они сотворили из себя то, что хотели и спрятали глубоко в себе промежуток времени, где лучшем занятием было разбить соседу стекло. Пути разошлись, но снова скрестились, когда жизнь одного угасла. Друг пришел почтить те воспоминания, что никогда его не покидали. Облаченный в черное, он стоял невозмутимо, но с колышущимися мыслями в голове, отражающимися во взгляде полном скорби.
Все собравшиеся знали человека, лежавшего перед ними. Так или иначе они фигурировали в жизни Кейдана и были его единственными знакомыми, способными прийти на последнею встречу с другом, сыном и братом.
Оглядев всех, Кейдан долго не мог понять причину их скорби и собственную невозможность пошевелиться. Прояснения наступило лишь когда послышались слова от человека, чьи звуки шагов заполнили всё пространство вокруг. Размеренный ритм приближался из той же местности, откуда все собравшиеся, приблизившись, окружили Кейдана. Шаг за шагом, методично сокращая расстояние, из пелены неизвестности выплыло еще одно знакомое лицо. То была Ирина, облаченная в рясу и с огромной книгой в руках. Её появления заставило собравшихся оторвать взгляд от объекта их объединяющего и обратить внимания на себя.
Её ярко пылающий зеленью взгляд, окинул всех собравшихся. Поочередно заглядывая каждому в глаза, она безмолвно заговорила со всеми, внушая им блаженное спокойствие. Её образ в рясе, её черно белый наряд, со свисающим на шее крестом, обрисовали её как служительницу бога, как личность, способную провести душу умершего в загробный мир, хоть под её рясой и скрывается всего лишь человек.
Когда Ирина выполнила отведенную роль, она бросила свой ярко выраженный взгляд в глаза Кейдана. Прошло не более нескольких секунд, прежде чем Ирина расплылась в ехидной улыбки, и оторвав взгляд, заговорила:
– Сегодня нас объединило печальное событие. Из жизни ушел замечательный человек, друг… брат… и сын. Небеса оплакивают эту потерю, принимая душу его в свои бескрайние просторы. Он покинул нас, но жизнь его не прекратилась. Он будет жить на небесах и на земле, ибо оставил после себя неизгладимый след в жизни всех собравшихся. Вы будем помнить его вечно, пока сами не станем воспоминаниями. Когда наши тела умрут, нам вновь выпадет шанс увидеть человека, что мы сегодня провожаем в последний путь. Мы вознесемся на поля, где дружно будем вспоминать события нас объединяющие, будем вспоминать времена, когда все были живы и не воспринимали жизнь всерьез, – взгляд Ирины стал холоднее. Её слова проникали в Кейдана как острые иглы, ранящие сердце, внутри которого, росло понимания, почему тело отказывается шевелиться. – Она принимается нами как должное, как дар свыше, как наша собственность, доступная и принадлежащая исключительно нам. Из такого мышления рождаются порождения тьмы, мысли, способные полностью управлять человеком, направлять его и подстрекать совершать необдуманные поступки, – Ирина гордо зашагала к кафедре, стоящей справа, рядом со входом, водрузила на нее огромную книгу, которую держала всё это время в руках, открыла на нужной странице и громким, четким голосом продолжила монолог, притягивая всё внимания на себя: – Это и произошло с бедным человеком, лежащим перед нами. Он поверил в свои силы, подумал, что может справиться с открывшимися ему возможностями. Жалкий, жалкий человек возомнил о себе слишком много, полагая, что его сознания способно справиться с полученным шансом. Он угодил в ловушку даже не подозревая этого. Его нарциссизм и тщеславия загубили все варианты заполнения данной книги, оставляя после себя лишь пару строк, способных наполнить несколько страниц. Она могла пестрить подробностями выдающийся жизни, изливаться деталями, где каждый желающий мог найти мотивацию и вдохновения, могла не вместить всё то, что породила бы жизнь человека перед нами. Но увы... Вместо того, чтобы заполнить её как подобает человеку достойному, ему хватило сил на пару страниц, оканчивающихся словом «сгинул». И я хотела бы задать всем собравшимся несколько вопросов. Зачем он здесь? Кто он такой, чтобы оплакивать его? Каковы ваши причины, призвавшие вас сюда?
Закончив говорить, Ирина обратила свой яркий взор на всех вокруг. Своими хитрыми глазами она прогрызла в пришедших сюда сомнения, разрастающиеся до откровенной неприязни. Все без исключения, сменили маски печали на бушующую ярость, черпающую топливо в осколках воспоминаний, связанных с объектом их неприязни.
Кейдан почувствовал резкое изменения отношения к собственной фигуре. Помимо того, что он осознал причину своей беспомощности, нашедшей объяснения в смерти тела, он уловил сменившийся поток настроения собравшихся проводить его в последний путь. Кейдан не пугался своего положения, ибо знал, что рано или поздно всё вернется в привычное обличие и жуткий сон, где его тело стало тюрьмой из мышц и костей, с главным заключенным в виде бодрствующего сознания, развеется как темнота в ночи, всегда исчезающая с наступлением утро. Но страх не покинул бренное сознания полностью, его ростки проникли в зрительные образы, представшие пред ним. Кейдана пугало отношения людей недавно горюющих, а сейчас полных ненависти и гнева. Их порывы страдания сменились на ощутимые приступы, отражающие на лицах всю глубины их терзающих ощущений. Они стали злодеями, утратив крылья, возникшие в момент сострадания. Их мысли о бедном человеке, что скоропостижно скончался, сгорели в гиене пылающих воспоминаний, где образ погибшего, воспринимался сначала как лучезарно любимый, но с прозвучавшими словами, сменился на жуткого человека, место которому в аду.
– Никудышный сын! – заговорила мать, подходя ближе к гробу. – Выскочка, забывший свои корни! Он бросил истинное имя доставшиеся от великого человека, коим был его отец! И ради чего? Ради нелепых убеждений? Ради собственных иллюзий, выстроенных в голове? Ради смехотворных попыток изменить мир? Да бросьте, всё это вздор! Его игры в ученного, это лишь попытка добиться чего-то самому! Он не принял возможности, подаренные его семьей, но при этом пользовался её ресурсами, не смотря на свою откровенную неприязнь к отцу! С чего эта ненависть? Святой человек создал империю с нуля, а ты гнушался его регалий! Трус! – высказав это, она подняла лопату и сильным ударом воткнула её в пол, что на самом деле оказался землей. – И куда тебя всё это привело? Посмотри на себя! Лежишь забытый всем миром и никому ненужный, добившийся разве что упоминания в некрологе! Ты разменял свою жизнь, твое тело останется как напоминание о том, куда приводят мечты глупцов!
Закончив изливать свои мысли, женщина резким движением вырвала часть земли, из-за чего гроб пошатнулся. Она сделала три одинаковых движения лопатой, затем отбросив её, встала напротив гроба и с презрением смотрела на тело перед собой.
Лопата была как атрибут позволяющий говорить, поэтому следующими кто взял её были две сестры, разразившиеся тирадой.
– О как же грустно, да сестрица? – спросила девушка, поворачиваясь и протягивая лопату.
– Без сомнения! Такая трагедия! – подхватила вторая, взяв лопату в руки и наподобие матери воткнула её в землю.
– Наш старший братец погиб! Не передать словами как я горюю о тебе, о человек что был в моей жизни не более двух часов.
– Как жить нам, впредь не получая новых моментов, где ты лишь забытое бельмо, в памятных отрезках жизни, где собаке уделено больше времени чем тебе? – сказала вторая сестра, воткнувшая лопату, создавая тем самым словесную перепалку, в которой она с сестрой говорят по очереди.
– А помнишь сестра те времена, когда братец был жив и жил с нами в особняке?
– Конечно помню!
– А помнишь, как мы опьяненные сестринской любовью спешили поделиться её с нашим братцем?
– Золотое время!
– А помнишь то, что мы получили в ответ?
– Такое сложно забыть!
Сказав это, сестра, что держала руку на лопате, стала яростно копать, попутно почти выкрикивая слова.
– Холодная безразличность! Пугающая, наши юные сознания, жестокость! То предпочтения книгам, что он выбрал взамен собственных сестер! Тот груз тяжелых ощущений, что дарило его присутствие! Жалкий человек!
– Воистину!
Яростный всплеск одной из сестер погрузил гроб глубже в землю, но он еще оставался на поверхности. Высказав всё, что хотели, сестры заняли место подле своей матери и с точно таким же взглядом, стали взирать на Кейдана.
Лопата осталась торчать в земле возле гроба. По сложившийся традиции, тот, кто захотел выговориться, сначала подошел к лопате, выхватил её и воткнув снова, заговорил:
– Сколько времени прошло? – спросил друг детства, не ожидая услышать ответ. – Мы так изменились. Стали взрослее. У нас появились цели и убеждения, хотя вернее будет сказать у меня появились свои цели и убеждения. Ведь мы прекрасно помним тот вечер, когда ты провозгласил то, чего желаешь, тем самым перечеркнув всю нашу дружбу. Ты выбрал цель в будущем как ориентир жизни. Эта цель не позволяла тебе держать возле себя друзей и семью, поэтому ты стал изгоем, загнал себя в рамки мира, скрученного до узкого коридора, пустого, но такого желанного. Я еще долго справлялся о твоем состояние, не взирая на услышанные слова. Ты отгородил меня, оставил в своем прошлом и шагнул во взрослое будущие, будучи еще ребенком. Ты разменял дружбу на желания создавать, не понимая того, что два этих понятия могут сосуществовать вмести. Либо ты глупец, непонимающий как устроена жизнь, либо ты жестокий человек, оттолкнувшей меня несмотря на то, что мы могли остаться друзьями. И это стоило того? Как сложилась твоя жизнь вдали от меня и моих увлечений, что, по твоим словам, были недостойны тебя? Я не видел твой пройденный путь, но вижу его конец! Я вижу результат проделанной работы, отраженный на лицах людей, собравшихся вокруг. Их взгляды пылают ненавистью, пропитанной твоими действиями. Из чего я могу сделать вывод, что жизнь твоя была паршивым подобием жизни несчастных авторов, лелеющих свою мечту стать знаменитым писателем. Они грезят своими убеждениями, что их взгляд, на вещи окружающие, отличается от заурядных писак, добившихся успеха исключительно из-за потакания желаниям читателя. Они видят путь, по которому, как и ты, готовы пройти, получив в результате признания. Но этому, как подобает в книгах этих тщеславных писателей, не суждено случиться. Их удел – умереть безызвестными стариками, не добившимися нечего и сгинувшими в мире собственных иллюзий. Единственное, что отличает тебя от них, это твой возраст, в котором ты закончил жизненный путь. Ты выбрал то, что определило тебя как человека желанного тебе, но были ли эти желания твоими собственными?
Мужчина, закончив говорить, откинул землю лопатой, как и все до него, из-за чего гроб осел почти полностью. Кейдана, в моменты словесных излияний пришедших на его похороны, посещали мысли, исключительно касающиеся прошлого. Он много вспоминал, подставляя услышанное под осколки собственных воспоминаний. Кейдан создавал в своей голове забытые пласты ушедших времен и сотворенных в них поступков. Он видел себя сквозь призму сказанного, и невольно стал ощущать свою ничтожность. Его образ спасителя, созданный в далеком прошлом, рушился под градом осквернений его идеалов, черпающих силу в отношении Кейдана к другим людям. По услышанным словам, он был злым человеком, откинувшим все жизненные устои и став впоследствии существом, опьянённым химерой. Но в его представление самого себя, он был человеком не похожим на остальных, человеком, создающим что-то действительно важное, способное поменять мир, населенный людьми. Его затворничество и отдаленный, от привычного понимания, образ жизни, были ценой, заплатив которую, он получил возможность создать то, что поможет всем. Идеал, стоящий во главе движущих желаний, был слишком ярким чтобы можно было разглядеть в его тенях то, что несут внутри себя жертвы, принесенные во славу собственных убеждений. Люди горели в тени ярких мыслей, неспособные достучаться до дорогого им человека, незамечающего последствий своих решений. Но эти люди не сдались, они нашли способ затаиться в глубине сознания Кейдана, и в момент, когда оно ослабло, выплеснули свои мысли, вжимая в землю убитое тело, наполненное бушующим сознанием.
Последним кто решил высказаться был Джон Санфо. Старик медленно, с подобающим его возрасту проворством, подошел к гробу и взяв лопату, почтительно её осмотрел. Его наметанный глаз быстро оценил качество инструмента не из каких-либо желаний, а из-за привычки, выработанной многими годами работы в магазине. Закончив оценку, Джон положил лопату возле гроба, а сам сел напротив изголовья и непринужденно заговорил:
– Печально дорогой друг, я думал мне первому выпадет шанс покинуть этот мир. Я думал, что моя задыхающаяся старость уступит перед благоуханным цветком крепкой зрелости, тогда бы мое бренное тело сопровождалось в последний путь словами дорогого мне друга, но увы, у судьбы свои прихоти и желания. Я уступил тебе место, положенное мне по закону природы. По всем придуманным правилам ты никак не мог оказаться здесь раньше дряхлого старика, утратившего все ресурсы тела. О как болит моя спина ты не представляешь! Я был бы рад закончить существования, был бы рад наконец избавиться от всех невзгод и переживаний. Уйти всегда проще, понимаешь? Зачем страдать, если можно перечеркнуть всё одним маленьким толчком или порезам? Но уйти просто так тоже не выход. Исчезнуть, оставив после себя хоть что-то, вот идеал для всех людей, и ты не исключения. Я понимаю цель твоих блужданий приведших тебя в этот маленький ящик. Я понимаю, что ты такой же человек, как и все, тебе не избежать ошибок и заблуждений. Ты думал, что тебя ведет открывшаяся возможность, но на самом деле, тебя вело подсознания, устроившие тебе ловушку, и ты, как подобает героям странных книг, угодил в нее, даже не заметив кричащих подсказок. Ты был ослеплен! Одурманен! Обманут! Завлечен прямо в силки и задушен собственным брыканием. О как глупо ты сгинул! Зачем ты пришел сюда? Хочешь знать ответ? Тебя увлекли силы, живущие внутри тебя. Я видел их! Более того я вижу их сейчас, среди собравшихся! Они заманили тебя и вот результат их работы, бездыханное тело передо мной, – Джон вновь взял лопату, воткнул подле себя и продолжил говорить: – Я понимаю, что ты хотел сделать, понимаю твою страсть, горящую в глубине, понимаю желания реализации самого себя, хоть и под эгидой улучшения мира, понимаю жертвы, отданные на съедения желаниям. Я понимаю всё что ты сделал и принимаю твой конец, хоть и без сомнения слишком быстрый. Прощай дорогой друг! Вечера, проведенные с тобой в дружеской беседе, еще долгие годы будут согревать меня.
Джон откинул землю и с грустным видом двинулся к остальным. Ряд людей выстроился слева от гроба и каждый, за исключением Джона, выражал ненависть и неприязнь. Их глаза прожигали тело перед ними. Взгляд же Кейдана, плененный мыслями, пропитанными услышанным, устремлялся на Ирину, стоящую за кафедрой и взирающей на всё происходящие с ухмылкой на лице. Её образ святой никак не сочетался с ярко выраженными эмоциями и глазами полными слов.
Постояв еще какое-то время после того, как Джон высказался, Ирина, закрыв книгу, зашагала к остальным. Выверенные шаги медленно приближали её к изголовью гроба, находящегося с правой стороны. Подойдя вплотную, она легким движением руки, таким грациозным, будто выступала в театре перед публикой, вырвала лопату, оставленную Джоном. Затем, такими же выверенными движениями, начала отбрасывать мешавшую землю. После трех движений гроб осел, погружаясь почти на метр в землю. Кейдана в этот момент парализовал возникший приступ панического страха. Он стер все мысли, оставляя лишь осознания неминуемой трагедии, готовой разразиться в скором будущем. Страх проник во все уголки сознания, приглушая свет ясности ума. Кейдан от приступа страха начал задыхаться, хоть раньше ему и не требовалось дышать, его тело умерло, но органы вновь заработали. Застучало сердце, разгоняя стоящую кровь, вздымались легкие, насыщая весь организм кислородом, наэлектризовались мышцы, еще слишком слабые чтобы двигать тело. Он вновь ожил, но возможности его состояния позволяли лишь быстро поднимать грудь, из-за качающих в паники легких. Очнувшись из глубокого забвения, тело завыло, налившись болью, сопровождающейся мыслями о происходящем. Глаза неустанно взирали на Ирину, стоящую над гробом и готовившуюся оживить мысли:
– Что за жалкий человек предстал перед нами в своем последнем мгновении!? Посмотрите на него! Худые руки, худое тело, худые мысли и желания! Кем он был? Человеком, пытающимся изменить мир? Человеком, готовым пожертвовать всем ради исполнения собственных устремлений? Человеком, возлагающим на свой ум судьбы людей и их образы жизни? Ох да бросьте эти громкие слова! Всё сказанное должно подтверждаться действиями, способными принести результат. А чего же добился этот человек? Где его результаты, способные сказать, что проделанное им имело хоть какой-либо смысл? Его слова, мысли и желания, лишь пустой треп опьянённого безумца, сгинувшего в собственных чертогах сознания! Он пришел сюда, ища закинутую в голову местность, наполненную информацией. Он стремился найти то, чего не существует, ибо прозвучавшие слова, были всего лишь ловушкой, расставленной с целью поймать собственного создателя. Он угодил в нее и вот результат! Его образ жизни исчез под гнетом допущенной ошибки. Всё пережитое, все выбранные пути и принесённые жертвы, всё перестало иметь хоть какой-либо смысл, и жизнь этого человека превратилась в жалкое существования, достойное упоминания лишь как неподобающий пример, – Ирина вновь воткнула лопату, набрала её полностью и высыпала содержимое на обездвиженное тело Кейдана. – Так давайте же забудем этого человека и похороним его так, как подобает ему! Мы более не будем вспоминать о нем, так как сами исчезнем, являясь проекцией его подсознания! Наш путь окончится с жизнью этого человека!
Ирина вновь наполнила лопату и высыпала землю в гроб, где Кейдан, осознавая свою участь, не готов был лишиться сознания. Его страх укрепился настолько, что не находилась места мыслям, напомнившим бы ему о том, что всё происходящие всего лишь сон.
